~ 26 мин

Кто-​то может ска­зать, что сель­ское насе­ле­ние в России столь «пре­не­бре­жи­тельно мало» в плане чис­лен­но­сти, что дан­ный вопрос не стоит перед совре­мен­ными левыми с той остро­той, какая была в начале про­шлого века. Вполне воз­можно, но само­обес­пе­че­ние страны про­до­воль­ствием в экс­тре­маль­ных ситу­а­циях, будь то война или рево­лю­ция (а это вряд ли можно назвать ситу­а­цией рядо­вой) так или иначе потре­бует уме­ния нахо­дить точки сопри­кос­но­ве­ния с сель­скими тру­же­ни­ками. И вопрос о том, удастся ли их уста­но­вить (или разо­рвать — в зави­си­мо­сти от сто­роны и обста­новки), далеко не празд­ный. Тем более, про­цессы урба­ни­за­ции по стране до сих пор нерав­но­мерны, есть ещё в нашей стране реги­оны, кото­рые можно назвать «сель­скими» (хотя, конечно же, всё относительно).

Конечно же, это не иссле­до­ва­ние, но хоть какой-​то посиль­ный вклад. Учитывая, что я пер­вый в семье, кто родился в городе, я решил рас­спро­сить сво­его отца о вре­ме­нах пер­во­на­чаль­ного накоп­ле­ния в деревне. Рассказ полу­чился пусть и не очень содер­жа­тель­ным, но как мини­мум при­ме­ча­тель­ным. Если мне удастся, я поста­ра­юсь летом съез­дить к род­ствен­ни­кам в деревню и собрать больше инфор­ма­ции от людей, непо­сред­ственно свя­зан­ных с финан­со­выми опе­ра­ци­ями тех лет. Пока что так.

Курсив здесь и далее — мой лич­ный ком­мен­та­рий к мате­ри­а­лам интервью.

М. Пётр Иванович, 1961 г. р., 10 клас­сов, Сорочинское СПТУ № 8, меха­ни­за­тор широ­кого про­филя. Колхоз «Маяк», Оренбургская область.

— Тебе, конечно же, лучше было бы к кому-​нибудь дру­гому обра­титься. Я уже не так подробно всё помню и всё-​таки именно в тот пере­лом­ный момент я уже стал город­ской, не так подробно во всё это вни­кал… Да я вообще ни во что подробно не вни­кал. Выжить бы, да и все дела.

— И всё же. Начнём изда­лека. Что ты пом­нишь из допе­ре­стро­еч­ного пери­ода в жизни колхоза?

— Помню точно, что работы было много. Очень много, людей не хва­тало. Я, несмотря на обра­зо­ва­ние, рабо­тал ещё и шофе­ром, т. к. мало было людей. Беспрерывно шла новая тех­ника, осо­бенно в пер­вой поло­вине 80-​х. По 5–6 машин за раз. Правда, не помню, как часто такие «заходы» дела­лись, но очень много было новой тех­ники. А топ­лива! Топлива — море. Какой там кон­троль и учёт — что дизель, что бен­зин мы разве только в землю не выли­вали от нечего делать. Его никто не счи­тал в прин­ципе. Как, впро­чем, и зап­ча­сти для сельхозмашин. 

— Говорят, из кол­хо­зов тащили в тот период по-​чёрному, все в основ­ном рабо­тали на при­уса­деб­ные участки и вообще — именно при­уса­деб­ные участки давали боль­шую часть сель­ско­хо­зяй­ствен­ной про­дук­ции в мас­шта­бах Союза. 

— За мас­штабы Союза не могу гово­рить, но у нас точно было не так. Все рабо­тали на кол­хоз. До такой сте­пени, что мы даже кол­хоз­ным рын­ком не поль­зо­ва­лись, мы абсо­лютно всё госу­дар­ству сдавали… 

— Это почему? 

— Наш кол­хоз ближе к пере­стройке активно ухо­дил в «минус» по балансу, т. е. был долж­ни­ком. Долг этот посто­янно рос. Чтобы его покрыть, мы всё сда­вали госу­дар­ству, остав­ляли только на семена. Даже под­соб­ные хозяй­ства рабо­тали на госу­дар­ство, фер­мерств из них потом не полу­чится. Да и легче было сбы­вать про­дук­цию ЛПХ кол­хозу, чем самому с этим маяться. Я тебе больше скажу — кол­хоз целе­на­прав­ленно, несмотря на все про­блемы, суб­си­ди­ро­вал под­соб­ные хозяйства. 

— В связи с чем?

— Не спра­ши­вай так глу­боко, я не пони­маю этих вещей. 

— Очень похоже по опи­са­нию на сов­хоз, а не на колхоз. 

(Перед интер­вью вкратце объ­яс­нил отцу раз­ли­чия между кол­хо­зом и сов­хо­зом, неко­то­рые про­блемы, изло­жен­ные в работе Сталина «Экономические про­блемы соци­а­лизма в СССР».)

— До сих пор не пони­маю, в чём раз­ница, кроме того, что их снаб­жали лучше. Я тогда не чув­ство­вал разницы. 

— Долг всё равно рос? 

— Долг всё равно рос, но на нас это никак не ска­зы­ва­лось. Это были про­сто какие-​то цифры совер­шенно бух­гал­тер­ские, не наша это была голов­ная боль. Всю тех­нику, всё топ­ливо, всё нам госу­дар­ство давало в долг, и рас­чёт остав­ляло на потом. 

— Как выпол­нялся план? Были ли приписки? 

— В реаль­но­сти план выпол­нялся пол­но­стью. По при­пис­кам — пере­вы­пол­нялся. Самое суще­ствен­ное, что могу вспом­нить — нали­чие у нашего кол­хоза неко­то­рого коли­че­ства неучтён­ной земли, кото­рая не про­хо­дила ни по каким доку­мен­там. Благодаря ей и пере­вы­пол­няли. Отчитываемся, что про­изо­шло уве­ли­че­ние про­из­во­ди­тель­но­сти труда в нашем кол­хозе, на деле — запа­хи­ваем «заны­кан­ные» гек­тары. Когда больше, когда меньше… Посевная и жатва вообще самые жесто­кие пери­оды. Отовсюду сни­мали всех, кого могли снять, и отправ­ляли в поле. Не уме­ешь водить трак­тор? А вот будешь и баста.

— Как была орга­ни­зо­вана жизнь в самом кол­хозе? Управление? 

— Председателя кол­хоза рай­он­ные началь­ники на отчётно-​выборное собра­ние при­во­зили. Собирали всех в клубе, надо было быть обя­за­тельно. Представляли нам «поса­жен­ного», мы все еди­но­гласно голо­со­вали. Бывало и так, что про чело­века знали что-​то пло­хое или слух шёл пло­хой, тогда в штыки, все роп­тали. Ни разу не было слу­чая, чтобы бюро рай­кома в таком слу­чае сту­чало кула­ком по столу и гово­рило: «Нет, будет по-​нашему!» Всегда меняли или гово­рили выби­рать из своей среды. Ну что ещё? Школа-«восьмилетка», Дом куль­туры, клуб… Музыкальный кру­жок был, худо­же­ствен­ная само­де­я­тель­ность, проф­союз был. Премировал за хоро­шую работу, путёвки выда­вали по СССР и стра­нам СЭВ.

— Были ли у проф­со­юза кон­фликты с иными структурами? 

— С председателем. 

— Какого рода? 

— Покупать новый бильярд или нет. 

— Бильярд?

(Можно было поду­мать, что отец иро­ни­зи­рует, но он был доста­точно серьё­зен. Это дей­стви­тельно ему запом­ни­лось собы­тием весьма серьёзным.)

— Я до сих пор не умею в него играть, и никто из нас не умел в него играть. Мы знали общий прин­цип — кий, шары, лунка, но не более. Откуда он у нас взялся, тоже ска­зать не могу. 

— Ладно, а серьёз­ные конфликты? 

— В те вре­мена это был очень серьёз­ный кон­фликт. Потому что все хотели новый бильярд вме­сто той раз­ва­лины, а пред­се­да­тель гово­рил, что нечего делать с этим бильяр­дом, кол­хоз в дол­гах, а вы бильярд… Я пони­маю, что ты име­ешь в виду, но нет. 

— Было ли ощу­ще­ние, что проф­союз — струк­тура чисто бюро­кра­ти­че­ская, что он «для началь­ника», но не для вас? Путёвки, подарки, мас­со­вые меро­при­я­тия, а серьёз­ной защиты нет? 

— Нет. Мы то же самое бюро рай­кома ощу­щали чем-​то более внеш­ним по срав­не­нию с нашими пар­тий­ными и проф­со­юз­ными пер­вич­ками. Профсоюз был абсо­лютно под­от­чё­тен его чле­нам, все всё знали обо всех и обо всём, как-​то удер­жаться там с корыст­ными целями было про­сто невоз­можно, слиш­ком всё было «про­зрачно», как сей­час гово­рят. Тоже самое с пер­вич­кой пар­тий­ной. Хотя, спра­вед­ли­во­сти ради, тянуло её на себе всего несколько чело­век идей­ных, все осталь­ные были чисто для числа. Стыдно вспом­нить, как меня в пар­тию заго­няли — я тогда выпи­вал при­лично, так меня чуть ли не в этом состо­я­нии при­няли и на собра­ния посто­янно тащили. Поднимал руку, голо­со­вал, даже не помню, за что.

— А были вещи, кото­рые всё же не устра­и­вали в режиме труда? 

— Выходные были не у всех и не все­гда, таков харак­тер работы. Особенно на фер­мах. Скотина — не про­мыш­лен­ная заго­товка, не бро­сишь и не ска­жешь: «У меня сле­ду­ю­щие два дня — закон­ные выход­ные». Но это от недо­статка людей, проф­союз нам из воз­духа больше смен не сделает. 

— Самое спор­ное. Память о кол­лек­ти­ви­за­ции, рас­ку­ла­чи­ва­нии. Ругали ли кол­хоз­ный строй, меч­тали ли о пере­ходе к еди­но­лич­ным хозяй­ствам? Было ли недо­воль­ство вла­стью именно на почве «исто­ри­че­ской памяти»?

— Ты говори проще. Я при­мерно понял конечно… Это было дело более стар­шего поко­ле­ния. Мы не знали иной жизни и вос­при­ни­мали кол­хоз­ный строй как дан­ность. Нам не о чем было жалеть — тех вре­мён про­сто уже никто не пом­нил, в срав­не­нии с город­скими же не про­иг­ры­вали. В неко­то­рых аспек­тах мы даже лучше, чем в городе, жили. Никто из моего поко­ле­ния не думал об этом: «а вот если нам сей­час всё раз­де­лить, как встарь»… Это всё на каком-​то лич­ном уровне суще­ство­вало — у кого предки постра­дали, у кого не постра­дали. Поводов про­дол­жать мысль в иные дали не было. Это, ну как тебе ска­зать… Было немыс­лимо, что ли. Просто немыс­лимо. Этого нельзя было даже пред­ста­вить, чисто не укла­ды­ва­лось в голове. 

— Чем запом­ни­лась Перестройка в деревне? 

— Всё начало исче­зать. Топливо, машины, зап­ча­сти… Потом начали закры­ваться пред­при­я­тия по ремонту тех­ники. МТС я уже не застал, вся тех­ника наша сто­яла у нас, но были пред­при­я­тия, куда её отго­няли на ремонт. Их не стало. Весь ремонт ока­зался на нас, на рядо­вых кол­хоз­ни­ках. В 1988 году помню пер­вые про­блемы с зар­пла­той. Тогда это была дикость несу­свет­ная. Вскоре стала норма жизни. 

— Вы пыта­лись как-​то сопро­тив­ляться? Партия, проф­союз, председатель… 

— Нет. Смотри, в чём дело. Профсоюз пра­во­мо­чен в пре­де­лах кол­хоза. Он не может сту­чать Совмину: «А ну, дай топ­ливо!» В свою оче­редь, ска­зы­ва­лось то, что мы жили ком­му­низ­мом. Никто не знал, что всё кон­чится фатально, все думали, что это вре­мен­ный пере­бой, что всё идет по плану. Не было сомне­ний. К 1990 году наш кол­хоз начали нату­рально рас­ку­ла­чи­вать. Иного слова не при­ду­ма­ешь. Государство про­сто обва­лило всё про­из­вод­ство. С нас затре­бо­вали все долги. Отдавать нечем. Нечем? Гоните скот, гоните технику…

— И никто не пытался вос­про­ти­виться этому? 

— Никто не пытался. Всё было по закону. Нам госу­дар­ство ско­ман­до­вало вер­нуть всё назад. И погнали. Скот на убой, тех­нику в райцентр. 

— Но это же было ваше! 

— «Наша» была только грязь под ног­тями. Это всё было в долг от госу­дар­ства, мы за него так и не рас­счи­та­лись. Государство всё затре­бо­вало обратно. Возмущались, конечно, но счи­тали, что там людям вид­нее. Никто не пони­мал всей глу­бины этих событий.

— Не рассчитались? 

— Конечно нет! Стало ещё хуже. Производство встало. Люди не то что начали выхо­дить из кол­хоза в смысле заби­рать свою долю, а про­сто раз­бе­гаться, ухо­дить в город всеми силами. Особенно те, кто был молод. Я и твоя мать в их числе. 

— А закон о фермерстве? 

— С чем фер­мер­ство? 2–3 чело­века смогли осво­иться, и то, пере­куп­щики все соки жали, ни денег, ни тех­ники, ни семян тол­ком. Ну на, бери, три при­горшни того, две кучи сего, отде­ляйся… Прежде чем раз­ре­шили заби­рать свою долю из кол­хоза, сна­чала в самом кол­хозе ни черта не оста­вили. Выгребли под­чи­стую и гордо так ска­зали: «Вот теперь можете делить!» Бесперспективное это дело. Паи, кото­рые раз­да­вали — их либо меняли, как ваучеры, на сапоги или водку, либо сда­вали в аренду за смеш­ные деньги, и всё равно искали иные спо­собы зара­ботка. Немногие вышли из кол­хоза. В боль­шин­стве своём люди оста­ва­лись до конца. Но про паи сразу говорю — лучше подроб­нее не рас­спра­ши­вай. Я про это плохо знаю уже. Всё было больно, сложно и страшно, а у меня как уже город­ского своих про­блем было валом.

— Ещё что-​нибудь можешь вспомнить? 

— После 1991 года где-​то, уже при Ельцине, в кол­хоз при­шли судеб­ные при­ставы. Изымать остав­ше­еся иму­ще­ство за долги. Казалось бы, куда дальше? Так они со своей коман­дой чуть ли не сви­нар­ники на кир­пичи раз­би­рали, бетон­ные плиты, дви­га­тели уво­зили. Действовали как насто­я­щие бан­диты, Батыево наше­ствие… Обобрали в конец. Но это уже со слов, сам не при­сут­ство­вал. Потом при­шли бан­диты из города и стали орга­ни­зо­вы­вать про­из­вод­ство. Руками кол­хоз­ни­ков, на кол­хоз­ной земле, кото­рую или выку­пали, или в аренду брали, с почти дар­мо­вой рабо­чей силой. 

— Бандиты?

— Ну а кто ещё? Если чело­век может поз­во­лить себе и землю, и тех­нику, и найм — это явно бан­дит. Нельзя таких денег зара­бо­тать было в то время, их можно было только украсть, чтобы всё это выку­пить и заново пустить в обо­рот, но уже на новых прин­ци­пах. Но даже так наш кол­хоз смог про­су­ще­ство­вать до начала 2000-​х и только тогда издох. В какую форму соб­ствен­но­сти он пере­шёл и как там всё было — уже точно не знаю. 

— Еще вопрос. Я пони­маю, что у вас было радио, ТВ, газеты, но про­ни­кала ли к вам нефор­маль­ная куль­тура? Русский рок, напри­мер, джинсы?

— Да, было такое. Ездили же люди в Бузулук.

— Оказало ли это вли­я­ние на раз­ви­тие каких-​то анти­со­вет­ских настро­е­ний? Например, мно­гое из рус­ского рока тех лет было чистой антисоветчиной. 

— Не особо. Может, воз­раст был не тот, мне всё же было уже под трид­цать, чтобы на всё это под­сесть, а оно на моло­дёжь рас­счи­тано. Но что я могу вспом­нить — я слы­шал песню «Скованные одной цепью» Наутилусов, Сектор Газа тоже слы­шал. Я пони­мал поли­ти­че­ский посыл этих песен, но он меня не инте­ре­со­вал попро­сту. Официальная эст­рада уже в печён­ках сидела, а это было что-​то новое. Для меня музыка вообще делится на ту, кото­рую можно слу­шать, кото­рую нельзя слу­шать, и под кото­рую можно и нужно тан­це­вать. Всё осталь­ное мне было без­раз­лично. Я пони­мал, про кого это, «ско­ван­ные одной цепью…», но оно меня про­тив вла­сти не настра­и­вало, до лам­почки. Звучало неплохо, а что ещё надо? 

— Это не отно­сится к теме, но ты как-​то рас­ска­зы­вал, что был в Москве во время собы­тий авгу­ста 1991 года. 

— Да, но рас­ска­зы­вать нечего. Я вёз груз в Москву, пока раз­гру­жался — в Москве нача­лось вот то, когда Белый дом не горел. Ты же про это, да? 

(Для справки: мой отец за дав­но­стью лет уже плохо ори­ен­ти­ру­ется в недав­ней рос­сий­ской исто­рии, для него собы­тия 1991 года и 1993 года раз­ли­ча­ются как «белый дом горел» и «белый дом не горел».)

— Да, про это. 

— Я не при­нял уча­стия. Так, посмот­рел и пошёл спать в кабину. 

— Не было жела­ния при­нять уча­стия на сто­роне одной из групп? 

— А я и при­нял. Ельцин звал всех митин­го­вать, ГКЧП про­сило всех сохра­нять спо­кой­ствие, обес­пе­чить нор­маль­ную работу всего и вся, не высо­вы­ваться, они, мол, сами раз­бе­рутся. Вот я и обес­пе­чи­вал спо­кой­ную работу, похра­пы­вая в кабине. 

— А если серьёзно? 

— А это прак­ти­че­ски серьёзно. Начнись какое-​то серьёз­ное про­ти­во­сто­я­ние — я бы сде­лал выбор в пользу ГКЧП, но они в людях не нуж­да­лись, никого ни к чему не звали. Тем более, я тогда слабо видел раз­ницу между ними. Одни эту кашу начали или, по край­ней мере, не мешали начать, дру­гие вели к финалу — они по мне все вино­ва­тые были. А когда Белый дом горел, я только по теле­ви­зору видел, но меня это тогда не впе­чат­лило. Точнее, я пони­мал, что они про­тив Ельцина, про­тив всех этих демо­кра­тов и пере­мен, но за что они были, какая у них про­грамма была, — я до сих пор не знаю. За всё хоро­шее про­тив всего пло­хого что ли? Мало было этого для того, чтобы я бро­сил семью и ринулся через пол­страны на бар­ри­кады. Было бы все чётко — тогда, быть может, я и подо­рвался бы. Опять-​таки, ради луч­шего буду­щего для семьи. 

— Есть ли ещё какая-​то инфор­ма­ция из того, что про­ис­хо­дило в те годы в окрест­ных местах? 

— Ну, только про кол­хоз «Счастливая жизнь». Его в 70-​х пере­име­но­вали в кол­хоз «Россия» (я так и не смог внятно объ­яс­нить отцу, почему так долго сме­ялся), там всё было несколько по-​другому. Воровали, но не очень сильно, на мой взгляд. Ну, там, мешок дроб­лёнки, дру­гой… Там всё очень плохо рабо­тало. Твоя бабка, тёща моя, рас­ска­зы­вала, как одна­жды вле­тела с МТФ. С неё тре­бо­вали спи­сать сразу несколь­ких телят. Она сама вино­вата — раз­ре­шала по чуть-​чуть что-​то домой брать, вот люди и обнаг­лели. Но на такой круп­ный под­лог она идти не согла­ша­лась, упёр­лась. Пришлось перейти рабо­тать на кол­хоз­ный огород. 

— А структуры… 

— Как раз пред­се­да­тель и зоо­тех­ник, если не оши­ба­юсь, на нее и давили. Выбирался там пред­се­да­тель так же, как и у нас — явоч­ным поряд­ком из рай­кома. Вообще, с этим у них было очень плохо, и рас­пался кол­хоз тоже плохо — там всё иму­ще­ство как раз вер­хушка по дво­рам и рас­та­щила, все трак­тора, всё обо­ру­до­ва­ние… Это дей­стви­тельно всё, что я могу вспом­нить. У меня больше вос­по­ми­на­ний оста­лось о том, как я ловил сус­ли­ков и потом шкурки сда­вал. Я лично вот этим вот всем нико­гда не жил. 

(Далее кур­сив будет обо­зна­чать уже мои лич­ные вос­по­ми­на­ния, так как после­ду­ю­щее я видел сво­ими гла­зами в под­рост­ко­вом воз­расте и пре­красно помню.) 

— В начале 2010-​х тебе снова при­шлось ока­заться в сель­хоз­про­из­вод­стве, рас­скажи об этом. 

— Так, мель­ком. Да ты лучше сам, в конце кон­цов, ты тоже там месяц проработал. 

— Я сде­лаю свои пометки, но всё-​таки вдруг ты что-​то ещё допол­нишь. В конце кон­цов, я не на все вещи, что меня инте­ре­суют ныне, тогда вни­ма­ние обращал. 

— Ну, рабо­тал я на найме у Сорокина, вла­дельца сель­хоз­ко­опе­ра­тива неда­леко от села Комиссарово. 

(Я тогда тас­кался вме­сте с отцом, пока было лето, посмот­реть на его про­фес­сию, да на регион в целом. Пришлось мне на этом пути пожить какое-​то время в дан­ном коопе­ра­тиве, выпол­няя мел­кую под­руч­ную работу. К тому вре­мени я уже при­дер­жи­вался левых убеж­де­ний, но сти­хийно, ни о какой тео­рии не помышлял.)

— Как понять «вла­де­лец коопе­ра­тива»? Кооператив, обычно, нечто коллективное. 

— Брехня. Якобы сло­жили паи, якобы полу­чают диви­денды, якобы кол­лек­тивно сами рабо­тают, реше­ния все вме­сте… С точки зре­ния бумаг и ста­ти­стики всё так. На деле: при­шёл чело­век с день­гами, собрал паи, офор­мил коопе­ра­тив на бумаге, нанял людей. Владельцы паёв полу­чают какой-​то мизер и согласны на него, потому что не про­сто же так им (паям) про­па­дать. Ну, там, может, 2–3 реаль­ных пай­щика рабо­тают, и то, не факт. 

— А что с выпла­тами по паям? 

— Не знаю точно сумм, знаю, что гроши. Вплоть до нату­раль­ных выплат. 

— Это как? 

— Ну сеном рас­пла­чи­ва­ются за исполь­зо­ва­ние пая, мёдом, ещё чем-​нибудь, т. е. не деньгами. 

— Это и вправду до сих пор сохранилось?! 

— А что в этом странного? 

— Что с опла­той труда наём­ных рабочих? 

— Я уже был наслы­шан, что это за чело­век, а потому рабо­тал за деньги только частично. Часть работы должны были воз­ме­стить ремон­том при­цепа, что и про­изо­шло. Денег я так и не уви­дел. Впрочем, как и боль­шин­ство рабо­тав­ших в тот сезон. Точных сумм уже не скажу, это было самое начало 10-х. 

— А почему тогда люди к нему как шли, так и идут? 

— От без­вы­ход­но­сти в основ­ном. Каждый думает, что ему в этот сезон пове­зёт. Но в послед­нее время, как я слы­шал, дела у него не очень. Батюшка его теснит. 

— Батюшка?

— Ну, мест­ный свя­щен­ник, я не знаю с какого он при­хода именно, но он тоже вроде как зем­ле­вла­де­лец, у них с Сорокиным сей­час сопер­ни­че­ство вроде как. 

— Да, я его, кажется, видел пару раз. Припоминаю. Что ещё можешь вспомнить? 

— Трудовых дого­во­ров нико­гда не было, записи в тру­до­вых книж­ках не делает, тех­ника без­опас­но­сти нару­ша­ется во всём что можно, ну что ещё гово­рить? Гаишников, и тех при­кор­мил, а как к своим работ­ни­кам относился… 

— Кстати, да, все­гда во время обеда удив­лялся, что у нас в сто­ло­вой делают двое сотруд­ни­ков ГИБДД. 

— Это мест­ные гайцы были. У них пост неда­леко, вот они и ездили туда обе­дать. В обмен на это они закры­вали глаза на все пере­возки, свя­зан­ные с кооперативом.

Иные подроб­но­сти я могу уже вспом­нить сам, хотя и не в вели­ких подроб­но­стях. Я сам там был на пти­чьих пра­вах, как нагрузка к отцу, а потому все­рьёз меня не тор­мо­шили и мно­гих «пре­ле­стей» работы в этом месте я не испы­тал. Но наблю­дал воочию. Кооператив пред­став­лял собой ого­ро­жен­ную тер­ри­то­рию с анга­рами, цехами для сле­сар­ных работ и рядом хозяй­ствен­ных поме­ще­ний. Рабочие жили в неболь­шом поме­ще­нии на вто­ром этаже мага­зина с соб­ствен­ной пекар­ней. Самое ужас­ное в этом зда­нии было то, что лест­ница на вто­рой этаж была отнюдь не внутри зда­ния, а сна­ружи. Сварена она была из желез­ных пру­тьев, с одним про­лё­том и без вся­ких перил. Все удоб­ства на дру­гом конце тер­ри­то­рии. При мне трав­ма­тизма не было, но в силь­ный ветер, что часто дует в наших сте­пях, самым надёж­ным было пере­дви­гаться по ней на «пол­ном при­воде», т. е. на всех четы­рёх конеч­но­стях, иначе можно было попол­нить печаль­ную ста­ти­стику, а я почти уве­рен, что она уже кем-​то была открыта.

Рабочий день не нор­ми­ро­ван ни по дням, ни по часам. Как «хозяин» ска­зал, так и будет. Кормёжка была раз в день. Мне в моём воз­расте хва­тало, но для взрос­лых мужи­ков, рабо­та­ю­щих на износ, кало­рий­ность была явно недо­ста­точ­ной. Не помню точно, был ли запре­щён выход за тер­ри­то­рию в тече­ние рабо­чего дня (а по сути, в тече­ние почти всех 24 часов), но с бли­жай­шим мага­зи­ном явно были про­блемы. Зато мага­зин, как я уже упо­мя­нул, был на пер­вом этаже. Принадлежал тому же Сорокину, и цены там были про­сто звер­ские, но, правда, все­гда можно было взять в долг. А ещё штрафы, штрафы… Доходило до того, что «кидать» людей на зар­плату в конце сезона можно было вполне «обос­но­ванно».

Что каса­емо самого харак­тера работы, то один слу­чай, кото­рый вре­зался мне в память, всё гово­рит. Ремонт тех­ники в коопе­ра­тиве был постав­лен весьма свое­об­разно, а именно — за тер­ри­то­рией было клад­бище ста­рых, вышед­ших из строя машин. Когда что-​то лома­лось, отправ­ляли несколь­ких чело­век искать замену сло­мав­шейся детали на эту свалку. Сорокина хро­ни­че­ски душила жаба поку­пать какие-​то зап­ча­сти. Старая деталь выбра­сы­ва­лась прямо в чистое поле, где-​нибудь ближе к суще­ству­ю­щим кучам хлама, а «новая» иска­лась в соседней.

Таким обра­зом, я одна­жды соби­рал рес­соры для КамАЗа. С тру­дом отвин­тил гайки с помо­щью жид­кого ключа, пона­брал с раз­ных осто­вов рес­сор, пере­тас­кал на тер­ри­то­рию и полу­чил зада­ние — пере­би­рать. Да не про­сто, а с «нау­кой»: был на тер­ри­то­рии неболь­шой заас­фаль­ти­ро­ван­ный уча­сток, на кото­рый уже осно­ва­тельно про­ржа­вев­шие рес­соры надо было бро­сать. Те что зве­нят — в одну кучу, с глу­хим зву­ком — в дру­гую. Вот и ремонт.

Продолжение сле­дует