В последние годы толстые литературные журналы редко радуют острыми, в хорошем смысле «тенденциозными» публикациями. Однако порой актуальные тексты встречаются — так, в ноябрьском номере журнала «Новый мир» появился рассказ «Экспедиция» Ильи Кочергина, где можно найти мысли об овеществлённости сознания современного человека, об отчуждённости индивида как и от природы, так и от самого себя.
Для того чтобы обнаружить все зацепки, оставленные автором, нужно пройтись поэтапно по ходу рассказа. Всё начинается со встречи главной героини Полины с мамой. Полина принесла маме пакет с йогуртами. Мама капризно замечает, что у неё поджелудочная, на что Полина сухо отвечает:
«Мам, смирись. Твоя дочь купила тебе продукты. Ничего не поделать. Не съешь — выбросишь».
Её тон столь же безапелляционен, как у родителей старой закалки: «Яйца курицу не учат», «Я мать, и мне виднее». Полина воспринимает маму как своего ребёнка: задает ей загадки, говорит с ней покровительственным тоном — переворот семейных отношений с ног на голову. Но на самом деле никакого качественного изменения не происходит — всего лишь ту же «старую-добрую» модель управления и подчинения эксплуатируют дети, но уже в отношении своих родителей. И речь идёт не о «новомодных» теориях, заключающихся в том, что ребёнка можно и не воспитывать, дав ему полную свободу «творчества», а об элементарном уважении к друг другу.
По сути вся встреча Полины и её мамы сведена к обмену продуктами и стандартными родственными любезностями. В тексте подчёркивается, что Полина гордится своими «хорошими» отношениями с мамой, и это преподносится как редкость в век, когда выросшие дети нередко лечат уже с психотерапевтами травмы, нанесённые родительской «заботой». Но на деле ни о какой близости между Полиной и мамой не стоит и говорить. Забегая вперёд, отмечу, что когда Полина забирается на гору, чтобы поймать мобильную связь, она в первую очередь справляется о судьбе своей машины, оставленной под ветхим деревом, и лишь потом вспоминает о матери. Такая ситуация — это не частный случай проявления родительского равнодушия, перетекающего в прохладные отношения со взрослыми детьми. Полине около тридцати, поэтому она застала эпоху поспешной смены культурных установок и прежнего уклада жизни. Отец, который ушёл из науки (в бизнес), а потом и вовсе из семьи. Мать, которая то уверовала в уфологию, то подалась в буддизм, а после — закономерно и в православие. Классическая история — момент развала семьи в 90-е годы описывали и Сергей Шаргунов в романе «1993», и Валерий Попов в «Плясать до смерти». Смена экономической формации неизменно ведёт к трансформации всех сфер жизни — кто-то так и не смог найти своего места и подался в духовные практики, алкоголизм или наркоманию, а кто-то приспособился, перешагнул и пошёл дальше. Что до детей, то они оказались либо совсем брошены (о чём говорит огромное число беспризорников в 90-е годы), либо, подобно героине рассказа, скорее всего полузаброшены (Полина и сама использует по отношению к себе этот эпитет — «полузаброшенная»). Так что отчуждённость детей от родителей и родителей друг от друга порождена вполне себе экономическими причинами.
Примечательно и то, как Полина воспринимает свою заботу о матери:
«Полина нравилась себе после встреч с мамой. Инициатива и позитив. Позитив и инициатива».
Полинина мотивация исходит из желания полюбоваться своим умением легко и играючи соответствовать общепринятой норме. При этом она смотрит на себя как бы со стороны — и эта особенность восприятия героини проходит через весь рассказ.
«Инициатива и позитив. Позитив и инициатива»,
— в этой фразе замечательно не только сведение жизненной стратегии к коротким сентенциям — оптимизация, экономия времени и умственных усилий — но и сами компоненты, то, как они преломляются на жизнь Полины и подобных ей.
Полина ощущает себя self-made-woman — всего добилась, нашла презентабельного парня, даже купила собственную машину — «пыжика». Но что значит проявлять позитив и инициативу для таких же «состоявшихся» людей, как Полина? Это, например, раз в месяц съездить в детский дом и читать там, со своей self-made-улыбкой, сказки несоциализированным сироткам или даже, может быть, отправиться в составе интернациональной бригады на Кубу — нет, не социализм строить, конечно, а скорее ради нового experience.
Другой важный человек в мире Полины — это её парень Данила. Впервые мы видим его в смешной шапке, спящим с открытым ртом в самолёте. Они с Полиной встречаются пару раз в неделю, ночуя то у него, то у неё. Данила живет «отдельной, идущей без неё жизнью».
«По выходным иногда ходили на выставки и другие развивающие мероприятия»,
— говорит об их отношениях автор.
«Зимой на каток. За эти полтора года она с ним посетила несколько квестов, летала в аэродинамической трубе, прыгала на батуте, каталась на квадроциклах, плавала в ужасно холодном бассейне с дельфинами, стреляла из револьвера в тире. Один раз даже ходили на мероприятие, называющееся „расфигаченная дебошь“, когда ты громишь кувалдой офисное (или, если хочешь, домашнее) помещение с телевизорами и компьютерами. Теперь вот экспедиция».
Мимолётная характеристика их развлечений на самом деле имеет определяющее значение, ведь досуг и является для рядовых рабочих и служащих, которые ежедневно ходят на нелюбимую работу, настоящей жизнью. Так как же «по-настоящему» живут Полина и Данила? Они перепробовали множество забав: от зимнего катания на коньках до уничтожения офиса. Кочергин намеренно не пишет о том, на какие спектакли они ходили вместе, какие книги обсуждали по вечерам, об их уединённых прогулках в парке, где можно молча идти по аллее рядом друг с другом, любуясь на деревья и думая о чем-то своём. Герои не одержимы никакими творческими порывами, жаждой изучать новое, понять этот мир. Вряд ли есть что-то плохое в том, чтобы поплавать с дельфинами или попрыгать на батуте, но когда такого рода увеселения (которые не требуют никакой умственной работы — лишь расслабления и хорошего настроения) составляют всю жизнь вне работы, то она полностью лишается созидательного момента и превращается в пустую трату времени.
И вот когда прежние развлечения вскоре приедаются, типичный потребитель стремится к всё новым и новым видам досуга, деликатесам, заграничным поездкам и т. д.
«Вместо старых потребностей, удовлетворяющихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдалённых стран и самых различных климатов» («Манифест коммунистической партии»).
Знакомая ситуация: отдел продуктового магазина с соками и газированной водой — хочется утолить жажду, и ты стоишь три минуты, пять минут, растерянно оглядывая ломящиеся полки, — вроде бы хочется чего-то, а вроде бы всё не то. Жажда мнимого разнообразия, экзотики толкает людей на всё большие траты. Именно поэтому Полина и Данила отправляются в экспедицию на Крайний Север.
Они летят в самолёте на соседних креслах. Оба в своих телефонах. Бросили друг другу пару ласковых слов — и всё, у них прекрасные отношения, вполне представительная ячейка общества.
По прилёте Полину сразу ожидает разочарование (не горькое, конечно, на сильные взрывы и эмоции героиня не способна, ведь она «эмоционально устойчива»): море оказалось холодным. На Севере (какая неожиданность!)… В море заключена идея отдыха — об этом сокрушается Полина — а раз оно холодное, то это обман, зря потраченные деньги. Но Полина, Данила и прочие члены туристической экспедиции приехали сюда не за этим — их ждёт кровавая охота косаток на китов (которую они наблюдают через экраны своих смартфонов или на записях с квадрокоптеров) и прочие северные чудеса.
Север суров, поэтому изнеженные туристы не забыли захватить с собой флисовые кофты и термобельё. Обсуждение экипировки занимает одно из ведущих мест в разговорах у костра — члены экспедиции ведут долгую и серьёзную беседу на тему того, какой бренд носков лучше для таких экстремальных поездок — каждый выдаёт чеканные рекламные фразы в пользу своего варианта. На рекламу похожи и описание дрона, и характеристики матраса — Илья Кочергин буквализирует представления о клиповом, рекламном мышлении потребителя. Не только характеристика предметов, но и людей носит у них характер ёмких, всеисчерпывающих сентенций. Полина с порога вешает ярлык отставного вояки и поклонника ЗОЖа на сотрудника базы Аркадия. Так же героиня реагирует и на ребят из экспедиции: «зелёная молодёжь», «скромные рабочие лошадки». Есть в её взгляде нечто покровительственное — она рассматривает людей и окружающий её мир как базовый набор цветов и качеств, которые наверняка сработают соответствующим образом, ведь вероятность ошибки исключена.
Полина смотрит на себя с каким-то постоянным придыханием: вот она, девушка с серыми глазами среди северной природы, поближе жмётся к Даниле, разливает суп — какая семейная, патриархальная картинка! Парадоксально, но для неё, столь зацикленной на себе, вся внутренняя жизнь проходит через внешние жесты — она наблюдает свою заботу о маме как бы со стороны — и она довольна, она смотрит на своё отражение в зеркальце — и восхищается тем, какая юная девушка в нём отражается. У Полины оптика даже по отношению к ней самой чисто наружная — она перестаёт быть субъектом и саму себя воспринимает как объект. Как объект отношений мать-дочь, парень-девушка, человек и природа — она реагирует, мыслит по заданной модели. Даже её посты в соцсетях служат лишь одной цели:
«Два-три десятка отзывов от разных людей — и твои чувства приглажены, выправлены и поддержаны».
Никаких взрывов и никаких всплесков — только неподвижная водная гладь.
Не вписалась в Полинины рамки и неприятная неожиданность, произошедшая в экспедиции, — в протоке намертво застрял кит. Гренландский китёнок «неудобно огромный» — его жаль, конечно, но он никак не вяжется с программой экспедиции. Ведь как туристам сдвинуть с места эту махину? Остаётся лишь наблюдать за его кончиной. Думая о скорой смерти кита, Полина жалеет не его, а себя, ведь кит своим умиранием испортил ей отдых — как не сделанные из полотенец лебеди на кровати в номере молодожёнов.
«Защищать и любить природу лучше находясь подальше от неё».
Полина становится по-настоящему честной перед собой лишь в те моменты, когда она рассуждает о природе, о естестве:
«Не хотелось бы этого всего, лишнего, хлопотного, природного».
Не зря героиня вспоминает, что в детстве она противилась тому, что у неё, как и всех людей, есть кишки — ведь это что-то непарадное, даже омерзительное.
Члены экспедиции взбудоражены произошедшим, они предлагают разные варианты. Когда Данила говорит, что гренландского кита должны спасти «волшебники на голубом вертолёте», он не врёт. Они же и вправду в это верят. Овеществлённое сознание (т. е. подменяющее отношения между людьми отношениями товаров) не способно увидеть в движении курса валют, цен на нефть и даже, например, в спасении китов действия конкретных людей — для них это всё абстракции, процессы, происходящие где-то вовне и фантастически осуществляемые «волшебниками на голубых вертолетах».
В образе умирающего китёнка заключена наша многострадальная природа, а люди, которые плескают ему на пересыхающие глаза воду, это немногие зелёные, экологи — и в этом бессмысленном жесте выражена вся тщетность их усилий. Порывы этих людей могут быть абсолютно искренними, но по итогу активисты, борющиеся за спасение окружающей среды, становятся лишь пешками в бизнес-игре организаций по типу «Гринписа». Экологи и прочие поборники чистой и красивой планеты упускают из вида важнейшее «но»: «люди гибнут за металл», поэтому капитал будет эксплуатировать природу так, как ему это финансово выгодно, и никакие пикеты и плакатики его не остановят. Они могут сколь угодно перечислять деньги в фонды. Во всякие там организации по спасению бродячих щенков в Чернобыле (а потом, правда, возмущаются, почему часть из этих денег перечислили каким-то больным людям, ведь щеночков жальче). Но деятельность зелёных, несмотря на все старания, это лишь капля в море, ведь большинство воспринимает природу чисто потребительски — как товар или услугу, за которую они заплатили свои кровные.
Туристы из экспедиции смотрят на северную природу как на салат Цезарь с креветками: вроде бы ничего особенного, но вроде бы всё равно что-то в этом есть, не с курицей же. Поэтому Герман (один из членов экспедиции) называет туристов дегустаторами — они «пробуют на вкус эти места», «создают схему восприятия красивых, но неокультуренных мест».
И какие же критерии восприятия у этих «дегустаторов»?
«Современный — не современный. Вот что идеологически делит мир на две части».
Своей «работой» они делают мир «современнее, комфортнее, удобнее». На природе они как в родном офисе: а можно ли костёр сделать потише, как кондиционер? Даже бочки для туристов становятся чем-то более человеческим, нежели природа. Они «осмысленнее» и ближе. А ведь бочка — это всего лишь побочный продукт человеческой деятельности, подручное средство в тех или иных операциях. Но товар для людей уже фетиш, идол — и всё, что лежит вне отношений купли-продажи, является для них далёким и чуждым. Полина пытается вымученно порадоваться дырке в скале, но и это ей не удаётся.
Эти люди «не одержимы идеями и порывами», они «просто радуются, что им удалось хоть немного сблизить работу с удовольствием, а удовольствие с работой».
«Легко довериться человеку, который не пытается изменить общество или спасти природу, втюхать тебе и себе в убыток какую-нибудь неприятную правду, человеку, который просто радостно помешан на чём-нибудь. Например, на коптерах. Максимум вреда от такого человека, что он вас самих заразит своей любовью и вы купите себе первый дрон».
Сейчас считается, что все эти «социальные утопии типа коммунизма» устарели, что это не du comme il faut. То ли дело постепенное развитие, эволюция, маленькие хобби и повседневные радости, все эти «Москва так преобразилась за последнее время, и особенно стало приятно гулять по бульварам, паркам и скверам». Известный политолог Екатерина Шульман дала в декабре 17-го года интервью порталу с говорящим названием «Православие и мир», где радостно описала будущее общество «пост-дефицита», «пост-труда» и тотальной автоматизации. Общество комфорта и высокого уровня жизни. Всё за нас будут делать роботы, а нам лишь останется саморазвиваться и наслаждаться прогрессом. Звучит малоправдоподобно. Но куда важнее в упомянутом примере уже встречавшееся нам в тексте понятие «комфорта». Что такое комфорт? Это мягкая обивка кресел, безлимитный Интернет, шведский стол и полупансион. То есть всё внешнее, косметическое, столь же поверхностное, как, например, и знания Германа, сыплющего фактами в режиме нон-стоп, — существует столько-то видов яшмы, жирность молока нерпы составляет пятьдесят процентов — бессмысленные, декоративные цифры, которые обычно вставляют в рекламу в метро при подключении вай-фая. Знание в обществе, целиком построенном на разделении труда, на противопоставлении не только умственного труда физическому, но и даже отдельных профессий друг другу, становится узкоспециальным, а следовательно, фрагментарным и недиалектическим.
Но тем временем протока выносит кита в море — ситуация решилась сама собой, и одной «неуместной» смертью стало меньше. Всё стабильно и хорошо — ничего не нужно менять или прилагать усилий.
Полина, Данил, Герман и прочие герои рассказа живут в своём сочинённом мире, где нет неудобных катаклизмов или «неудобной» нищеты. Они счастливы, словно в рекламе. Полина фантазирует о том, как пожилой Даня будет смотреть старое кино с ней, «молодой и невозвратной», в главной роли. Увлечённость эстетикой прошлого, всем этим ретро — это тоже своеобразное бегство от реальности. На ум приходит одна картинка: вот сидит мама (из окна вид на сталинскую высотку), открывает коробку со старыми безделушками и грамотами. Она вспоминает, как когда-то и её чёрно-белая мама учила, как готовить оливье, а потом в школе, тоже чёрно-белой, на уроке труда она получала грамоту за лучший салат, а рядом мальчик (чёрно-белый, конечно), будущий муж. «Чтобы снова пережить те волнующие моменты, которые стали началом большой любви». А потом опять та же мама, уже цветная, та же высотка за окном, а рядом муж и дети. И всё тот же салат. «Благодаря ему я познакомилась с вашим папой». И всё с тем же майонезом. Ведь это реклама его, майонеза.
И когда рекламный ролик, квинтэссенция фальшивого и однобокого, делает закос под семейные ценности, воспоминания о детстве — все эти «Праздник к нам приходит» из новогодней рекламы «Кока-колы», нарезки со старыми заставками на «ТНТ» («Почувствуй нашу любовь»), они выглядят ещё во сто крат пошлее. Вот оно — полностью отфильтрованное овеществлённое сознание, когда сцены, почерпнутые из рекламы, становятся жизненными установками и мечтами.
«Мир держится на интересе, а не на идеях»,
— это одна из центральных мыслей рассказа.
Мир героев безыдеен, все их ориентиры — это комфорт и современность, которые дают героям искажённое, овеществлённое представление о мире вокруг. Море им должно давать ощущение отдыха, китовая охота — проходить без неприятных сюрпризов. И лишь тогда, когда случайности ломают установленный порядок, наружу выбирается всё лицемерие, вся крайняя степень потребительства этих людей. Но разве дело в Полине или в её Даниле, или даже в этом Германе? Нет, они — всего лишь продукты существующих общественно-экономических отношений. И пока сохраняются рыночные отношения — люди так и будут относиться как потребители не только к товарам, но и к окружающей природе, а что ещё страшнее — к друг другу.