Письмо Францу Мерингу

Письмо Францу Мерингу
~ 13 мин

Дорогой г-​н Меринг!

Только сего­дня могу, нако­нец, побла­го­да­рить Вас за любезно при­слан­ную мне «Легенду о Лессинге». Мне хоте­лось не про­сто послать Вам фор­маль­ное под­твер­жде­ние в полу­че­нии книги, но в то же время ска­зать кое-​что о ней самой — о ее содер­жа­нии. В этом при­чина задержки.

Я начи­наю с конца — с при­ло­же­ния «Об исто­ри­че­ском мате­ри­а­лизме», в кото­ром суще­ство дела Вы изло­жили пре­вос­ходно и для вся­кого, кто сво­бо­ден от пред­взя­того мне­ния, убе­ди­тельно. Если у меня и воз­ни­кают неко­то­рые воз­ра­же­ния, то лишь про­тив того, что Вы при­пи­сы­ва­ете мне боль­шие заслуги, чем сле­дует, даже если счи­тать все то, до чего я, быть может, доду­мался бы — со вре­ме­нем — само­сто­я­тельно, но что Маркс, обла­дая более про­ни­ца­тель­ным гла­зом и более широ­ким кру­го­зо­ром, открыл намного раньше. Тот, кому выпало на долю сча­стье про­ра­бо­тать в тече­ние 40 лет вме­сте с таким чело­ве­ком, как Маркс, при его жизни обычно не поль­зу­ется тем при­зна­нием, на кото­рое, каза­лось бы, мог рас­счи­ты­вать. Но когда вели­кий чело­век уми­рает, легко слу­ча­ется, что его менее зна­чи­тель­ного сорат­ника начи­нают оце­ни­вать выше, чем он того заслу­жи­вает, и это, по-​видимому, про­ис­хо­дит сей­час со мной. История в конце кон­цов все поста­вит на свое место, но к тому вре­мени я бла­го­по­лучно отправ­люсь на тот свет и ни о чем ничего не буду знать.

Кроме этого, упу­щен еще только один момент, кото­рый, правда, и в рабо­тах Маркса, и моих, как пра­вило, недо­ста­точно под­чер­ки­вался, и в этом отно­ше­нии вина в рав­ной мере ложится на всех нас. А именно — глав­ный упор мы делали, и должны были делать, сна­чала на выве­де­нии поли­ти­че­ских, пра­во­вых и про­чих идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний и обу­слов­лен­ных ими дей­ствий из эко­но­ми­че­ских фак­тов, лежа­щих в их основе. При этом из-​за содер­жа­ния мы тогда пре­не­бре­гали вопро­сом о форме: какими путями идет обра­зо­ва­ние этих пред­став­ле­ний и т. п. Это дало нашим про­тив­ни­кам желан­ный повод для кри­во­тол­ков, а также для иска­же­ний, рази­тель­ным при­ме­ром чего явля­ется Пауль Барт [П. Барт «Философия исто­рии Гегеля и геге­льян­цев до Маркса и Гартмана вклю­чи­тельно». — Ред.].

Идеология — это про­цесс, кото­рый совер­шает так назы­ва­е­мый мыс­ли­тель, хотя и с созна­нием, но с созна­нием лож­ным. Истинные дви­жу­щие силы, кото­рые побуж­дают его к дея­тель­но­сти, оста­ются ему неиз­вест­ными, в про­тив­ном слу­чае это не было бы идео­ло­ги­че­ским про­цес­сом. Он создает себе, сле­до­ва­тельно, пред­став­ле­ния о лож­ных или кажу­щихся побу­ди­тель­ных силах. Так как речь идет о мыс­ли­тель­ном про­цессе, то он и выво­дит как содер­жа­ние, так и форму его из чистого мыш­ле­ния — или из сво­его соб­ствен­ного, или из мыш­ле­ния своих пред­ше­ствен­ни­ков. Он имеет дело исклю­чи­тельно с мате­ри­а­лом мыс­ли­тель­ным; без даль­ней­ших око­лич­но­стей он счи­тает, что этот мате­риал порож­ден мыш­ле­нием, и вообще не зани­ма­ется иссле­до­ва­нием ника­кого дру­гого, более отда­лен­ного и от мыш­ле­ния неза­ви­си­мого источ­ника. Такой под­ход к делу кажется ему само собой разу­ме­ю­щимся, так как для него вся­кое дей­ствие кажется осно­ван­ным в послед­нем счете на мыш­ле­нии, потому что совер­ша­ется при посред­стве мышления.

Исторический идео­лог (исто­ри­че­ский озна­чает здесь про­сто соби­ра­тель­ный тер­мин для поня­тий: поли­ти­че­ский, юри­ди­че­ский, фило­соф­ский, тео­ло­ги­че­ский, — сло­вом, для всех обла­стей, отно­ся­щихся к обще­ству, а не про­сто к при­роде) рас­по­ла­гает в обла­сти каж­дой науки извест­ным мате­ри­а­лом, кото­рый обра­зо­вался само­сто­я­тельно из мыш­ле­ния преж­них поко­ле­ний и про­шел само­сто­я­тель­ный, свой соб­ствен­ный путь раз­ви­тия в мозгу этих сле­до­вав­ших одно за дру­гим поко­ле­ний. Конечно, на это раз­ви­тие могут воз­дей­ство­вать в каче­стве сопут­ству­ю­щих при­чин и внеш­ние факты, отно­ся­щи­еся к этой или иной обла­сти, но факты эти, как мол­ча­ливо пред­по­ла­га­ется, пред­став­ляют собой опять-​таки про­сто плоды мыс­ли­тель­ного про­цесса, и таким обра­зом мы все время про­дол­жаем оста­ваться в сфере чистой мысли, кото­рая как будто бла­го­по­лучно пере­ва­ри­вала даже самые упря­мые факты.

Именно эта види­мость само­сто­я­тель­ной исто­рии форм госу­дар­ствен­ного устрой­ства, пра­во­вых систем, идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний в любой обла­сти прежде всего и ослеп­ляет боль­шин­ство людей. Если Лютер и Кальвин «пре­одо­ле­вают» офи­ци­аль­ную като­ли­че­скую рели­гию, а Гегель — Канта и Фихте, если Руссо своим рес­пуб­ли­кан­ским обще­ствен­ным дого­во­ром кос­венно «пре­одо­ле­вает» кон­сти­ту­ци­о­на­ли­ста Монтескье, то это — про­цесс, кото­рый оста­ется внутри тео­ло­гии, фило­со­фии, госу­дар­ство­ве­де­ния, пред­став­ляет собой этап в раз­ви­тии этих обла­стей мыш­ле­ния и вовсе не выхо­дит за пре­делы мыш­ле­ния. А с тех пор как к этому при­ба­ви­лась бур­жу­аз­ная иллю­зия о веч­но­сти и абсо­лют­ном совер­шен­стве капи­та­ли­сти­че­ского про­из­вод­ства, — с этих пор даже «пре­одо­ле­ние» мер­кан­ти­ли­стов физио­кра­тами и А. Смитом рас­смат­ри­ва­ется как чистая победа мысли, не как отра­же­ние в обла­сти мыш­ле­ния изме­нив­шихся эко­но­ми­че­ских фак­тов, а как достиг­ну­тое, нако­нец, истин­ное пони­ма­ние неиз­менно и повсюду суще­ству­ю­щих фак­ти­че­ских усло­вий. Выходит, что если бы Ричард Львиное сердце и Филипп-​Август ввели сво­боду тор­говли, вме­сто того, чтобы впу­ты­ваться в кре­сто­вые походы, то можно было бы избе­жать 500 лет нищеты и невежества.

На эту сто­рону дела, кото­рой я здесь смог кос­нуться лишь слегка, мне дума­ется, все мы обра­тили вни­ма­ния меньше, чем она того заслу­жи­вает. Это ста­рая исто­рия: вна­чале все­гда из-​за содер­жа­ния не обра­щают вни­ма­ния на форму. Повторяю, я сам это делал, и эта ошибка все­гда бро­са­лась мне в глаза уже post festum [Буквально: после празд­ника, т. е. с запоз­да­нием. — Ред.]. Поэтому я не только далек от того, чтобы в связи с этим как-​то упре­кать Вас, — на это у меня, как винов­ного в том же еще раньше Вас, нет и ника­кого права, напро­тив, — но я все же хотел бы обра­тить Ваше вни­ма­ние на этот пункт для будущего.

В связи с этим нахо­дится также неле­пое пред­став­ле­ние идео­ло­гов: не при­зна­вая само­сто­я­тель­ного исто­ри­че­ского раз­ви­тия раз­лич­ных идео­ло­ги­че­ских обла­стей, игра­ю­щих роль в исто­рии, мы отри­цаем и вся­кую воз­мож­ность их воз­дей­ствия на исто­рию. В основе этого лежит шаб­лон­ное, недиа­лек­ти­че­ское пред­став­ле­ние о при­чине и след­ствии как о двух неиз­менно про­ти­во­сто­я­щих друг другу полю­сах, и абсо­лютно упус­ка­ется из виду вза­и­мо­дей­ствие. Эти гос­пода часто почти наме­ренно забы­вают о том, что исто­ри­че­ское явле­ние, коль скоро оно вызвано к жизни при­чи­нами дру­гого порядка, в конеч­ном итоге эко­но­ми­че­скими, тут же в свою оче­редь ста­но­вится актив­ным фак­то­ром, может ока­зы­вать обрат­ное воз­дей­ствие на окру­жа­ю­щую среду и даже на поро­див­шие его причины.

Так, напри­мер, Барт по поводу духов­ного сосло­вия и рели­гии, у Вас стр. 475. Мне очень понра­ви­лось, как Вы раз­де­ла­лись с этим до неве­ро­ят­но­сти пош­лым субъ­ек­том. И его-​то назна­чают про­фес­со­ром исто­рии в Лейпциг! Ведь там был ста­рик Ваксмут, правда, такой же узко­ло­бый, но пре­красно вла­дев­ший фак­тами, совсем дру­гого склада человек!

О книге же вообще я могу только повто­рить то, что уже не раз гово­рил по поводу ста­тей, когда они появ­ля­лись в «Neue Zeit»; это — наи­луч­шее из име­ю­щихся изло­же­ний гене­зиса прус­ского госу­дар­ства, пожа­луй, могу ска­зать даже един­ствен­ное хоро­шее, в боль­шин­стве слу­чаев вплоть до мел­ких подроб­но­стей пра­вильно рас­кры­ва­ю­щее все вза­и­мо­связи. Можно только сожа­леть, что Вы не могли одно­вре­менно охва­тить также все даль­ней­шее раз­ви­тие вплоть до Бисмарка, и невольно рож­да­ется надежда, что Вы это сде­ла­ете в дру­гой раз и дадите общую кар­тину в связ­ном изло­же­нии, начи­ная с кур­фюр­ста Фридриха-​Вильгельма и кон­чая ста­рым Вильгельмом [Вильгельмом I. — Ред.]. Ведь работа Вами уже про­де­лана пред­ва­ри­тельно и, по край­ней мере по основ­ным вопро­сам, даже можно счи­тать и окон­ча­тельно. А это должно быть сде­лано прежде, чем рух­нет все это обвет­шав­шее зда­ние. Разрушение монархически-​патриотических легенд хоть и не явля­ется такой уж необ­хо­ди­мой пред­по­сыл­кой для устра­не­ния при­кры­ва­ю­щей клас­со­вое гос­под­ство монар­хии (ибо чистая, бур­жу­аз­ная рес­пуб­лика в Германии ока­за­лась прой­ден­ным эта­пом, не успев воз­ник­нуть), но все же слу­жит одним из самых дей­ствен­ных рыча­гов для такого устранения.

Тогда у Вас также будет больше про­стора и воз­мож­но­стей для изоб­ра­же­ния исто­рии одной Пруссии как частицы обще­гер­ман­ского убо­же­ства. Это и есть тот пункт, в кото­ром я кое в чем рас­хо­жусь с Вами, именно с Вашим пони­ма­нием пред­по­сы­лок раз­дроб­лен­но­сти Германии и неудачи немец­кой бур­жу­аз­ной рево­лю­ции XVI века. Если мне удастся пере­ра­бо­тать исто­ри­че­ское вве­де­ние к моей «Крестьянской войне», что слу­чится, наде­юсь, бли­жай­шей зимой, то я смогу раз­вить там отно­ся­щи­еся к этому вопросы1 . Не то чтобы я счи­тал при­ве­ден­ные Вами пред­по­сылки непра­виль­ными, но я выдви­гаю наряду с ними и дру­гие и несколько иначе груп­пи­рую их.

При изу­че­нии немец­кой исто­рии, кото­рая пред­став­ляет собой одно сплош­ное убо­же­ство, я все­гда убеж­дался, что лишь срав­не­ние с соот­вет­ству­ю­щими пери­о­дами исто­рии Франции дает пра­виль­ный мас­штаб, ибо там про­ис­хо­дило как раз про­ти­во­по­лож­ное тому, что у нас. Там — обра­зо­ва­ние наци­о­наль­ного госу­дар­ства из [Разрозненных частей. — Ред.] фео­даль­ного госу­дар­ства, у нас в это же время — самый глу­бо­кий упа­док. Там — ред­кост­ная объ­ек­тив­ная логика во всем ходе про­цесса, у нас — дикий, все уси­ли­ва­ю­щийся сум­бур. Там — в период сред­не­ве­ко­вья англий­ский заво­е­ва­тель, вме­ши­ва­ясь в пользу про­ван­саль­ской народ­но­сти про­тив севе­ро­фран­цуз­ской, явля­ется пред­ста­ви­те­лем чуже­зем­ного втор­же­ния. Войны с англи­ча­нами пред­став­ляют собой сво­его рода Тридцатилетнюю войну, кото­рая, однако, окан­чи­ва­ется там изгна­нием вторг­шихся ино­стран­цев и под­чи­не­нием Юга Северу. Затем сле­дует борьба цен­траль­ной вла­сти про­тив опи­ра­ю­ще­гося на свои ино­стран­ные вла­де­ния бур­гунд­ского вас­сала [Карла Смелого. — Ред.], роль кото­рого соот­вет­ствует роли Бранденбурга — Пруссии, но эта борьба окан­чи­ва­ется побе­дой цен­траль­ной вла­сти и завер­шает обра­зо­ва­ние наци­о­наль­ного госу­дар­ства2 . У нас же как раз в этот момент наци­о­наль­ное госу­дар­ство раз­ва­ли­ва­ется окон­ча­тельно (если только «немец­кое коро­лев­ство» в пре­де­лах Священной рим­ской импе­рии можно назвать наци­о­наль­ным госу­дар­ством) и начи­на­ется, в боль­ших мас­шта­бах, раз­граб­ле­ние немец­ких земель. Это для нем­цев в выс­шей сте­пени постыд­ное срав­не­ние, но именно поэтому оно осо­бенно поучи­тельно, а с тех пор как наши рабо­чие снова выдви­нули Германию в пер­вые ряды исто­ри­че­ского дви­же­ния, нам стало несколько легче мириться с позо­ром прошлого.

Совершенно осо­бая отли­чи­тель­ная черта немец­кого раз­ви­тия состоит также в том, что две состав­ные части импе­рии, в конце кон­цов раз­де­лив­шие между собой всю Германию, обе не явля­ются чисто немец­кими, а были коло­ни­ями на заво­е­ван­ной сла­вян­ской земле: Австрия — бавар­ской, Бранденбург — сак­сон­ской коло­нией; и власть в самой Германии они добыли себе только потому, что опи­ра­лись на свои ино­зем­ные, не немец­кие вла­де­ния: Австрия — на Венгрию (не говоря уже о Богемии), Бранденбург — на Пруссию. На запад­ной гра­нице, под­вер­гав­шейся наи­боль­шей опас­но­сти, ничего подоб­ного не было, на север­ной гра­нице защи­щать Германию от дат­чан предо­ста­вили самим дат­ча­нам, а Юг так мало нуж­дался в защите, что те, кто дол­жен был охра­нять гра­ницы — швей­царцы, — даже смогли сами отде­литься от Германии!

Однако я увлекся все­воз­мож­ными рас­суж­де­ни­ями; пусть эта бол­товня послу­жит Вам по край­ней мере дока­за­тель­ством того, как живо заин­те­ре­со­вала меня Ваша работа.


Ещё раз сер­деч­ная бла­го­дар­ность и при­вет от Вашего Ф. Энгельса

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

  1. Это наме­ре­ние Энгельса не было им осу­ществ­лено. Сохранившиеся фраг­менты и планы см. в насто­я­щем изда­нии, т. 21, стр. 406–418. — 85, 287, 369, 399.
  2. Герцогство Бургундское, обра­зо­вав­ше­еся в IX в. в Восточной Франции, в рай­оне верх­него тече­ния Сены и Луары и позд­нее при­со­еди­нив­шее зна­чи­тель­ные тер­ри­то­рии (Франш-​Конте, часть Северной Франции, Нидерланды), стало в XIV–XV веках само­сто­я­тель­ным фео­даль­ным госу­дар­ством, кото­рое достигло наи­боль­шего могу­ще­ства во вто­рой поло­вине XV в. при гер­цоге Карле Смелом. Герцогство Бургундское, стре­мив­ше­еся к рас­ши­ре­нию своих вла­де­ний, слу­жило пре­пят­ствием к обра­зо­ва­нию цен­тра­ли­зо­ван­ной фран­цуз­ской монар­хии; бур­гунд­ская фео­даль­ная знать в союзе с фран­цуз­скими фео­да­лами про­ти­во­дей­ство­вала цен­тра­ли­за­тор­ской поли­тике фран­цуз­ского короля Людовика XI и вела заво­е­ва­тель­ную войну про­тив швей­цар­цев и Лотарингии. Людовику XI уда­лось добиться обра­зо­ва­ния коа­ли­ции из швей­цар­цев и лота­рин­г­цев про­тив Бургундии. В войне про­тив коа­ли­ции (1474–1477) вой­ска Карла сме­лого были раз­гром­лены и сам он убит в битве при Нанси (1477). Его вла­де­ния были раз­де­лены между Людовиком XI и сыном гер­ман­ского импе­ра­тора Максимилианом Габсбургом.