Проблема научного знания вообще, теоретического в частности, в позитивистской философии XX века

Проблема научного знания вообще, теоретического в частности, в  позитивистской философии XX века
~ 23 мин

Усиленная раз­ра­ботка про­блем науч­ного позна­ния нача­лась в запад­ной фило­со­фии с 20-​х гг. XX в. Появилось мно­же­ство работ, посвя­щён­ных науч­ному зна­нию вообще, тео­ре­ти­че­скому зна­нию в особенности.

Из числа фило­со­фов одними из пер­вых этим делом заня­лись пред­ста­ви­тели ана­ли­ти­че­ской фило­со­фии, прежде всего нео­по­зи­ти­ви­сты. На их взгля­дах на науч­ное позна­ние необ­хо­димо оста­но­виться, ибо они ска­за­лись на воз­зре­ниях сто­рон­ни­ков самых раз­лич­ных гно­сео­ло­ги­че­ских кон­цеп­ций, вклю­чая мно­гих совет­ских фило­со­фов. И это имело весьма печаль­ные последствия.

Краткие све­де­ния о нео­по­зи­ти­визме, о его основ­ных пред­ста­ви­те­лях, о его воз­ник­но­ве­нии и месте в эво­лю­ции фило­со­фии были при­ве­дены в пер­вой книге1 . Как уже гово­ри­лось, логи­че­ские пози­ти­ви­сты были фено­ме­на­ли­стами и, соот­вет­ственно, либо отри­цали суще­ство­ва­ние сущ­но­сти, либо счи­тали её пол­но­стью непо­зна­ва­е­мой. Не при­зна­вали они, разу­ме­ется, и тео­рии отра­же­ния. А тео­рия как форма позна­ния все­гда есть отра­же­ние реаль­ной сущ­но­сти явле­ний. Сущность умо­зрима, а нео­по­зи­ти­ви­сты отри­цали бытие умо­зри­мого. Существующим для них было одно только чув­ст­во­зри­мое. Науку они пони­мали как осо­бого рода опи­са­ние чув­ствен­ных дан­ных и только. А суть науки заклю­ча­ется в про­ник­но­ве­нии во всё более и более глу­бо­кие зако­но­мер­но­сти мира. Уже поэтому нео­по­зи­ти­ви­сты заве­домо не могли понять при­роду тео­ре­ти­че­ского зна­ния, тем самым и науки в целом.

Неопозитивисты трак­то­вали науку как сово­куп­ность выска­зы­ва­ний. И тео­рию они пони­мали либо как еди­нич­ное выска­зы­ва­ние, либо сумму выска­зы­ва­ний. Высшим дости­же­нием, но уже не нео­по­зи­ти­ви­стов, а более позд­них пред­ста­ви­те­лей ана­ли­ти­че­ской фило­со­фии, был взгляд на тео­рию как на целост­ную систему выска­зы­ва­ний. Он нашёл своё выра­же­ние в рабо­тах У. ван О. Куайна. «Теория, — писал он, — состоит из пред­ло­же­ний, свя­зан­ных друг с дру­гом при помощи самых раз­но­об­раз­ных спо­со­бов, кото­рые не так про­сто сфор­му­ли­ро­вать даже пред­по­ло­жи­тельно… Теория в целом… пред­став­ляет собой стро­е­ние, состав­лен­ное из пред­ло­же­ний, раз­лич­ным спо­со­бом свя­зан­ных друг с дру­гом и с невер­баль­ными сти­му­лами посред­ством меха­низма услов­ной реак­ции»2 .

Но в реаль­но­сти тео­рия не есть ни выска­зы­ва­ние, ни даже система выска­зы­ва­ний, а система поня­тий. Она не есть текст, она лишь выра­жа­ется в тек­сте. И эта под­мена тео­рии тео­ро­тек­стом тоже закры­вала путь к её пони­ма­нию. Видели только тео­ро­текст, а не тео­рию, нео­по­зи­ти­ви­сты потому, что не знали о суще­ство­ва­нии разум­ного мыш­ле­ния, одной из форм кото­рого и была тео­рия. Разумеется, в их постро­е­ниях не могло быть места идее, без кото­рой нет и не может быть ника­кой теории.

Но плохо у нео­по­зи­ти­ви­стов обсто­яло не только с разу­мом, но и с рас­суд­ком, а тем самым и с мыш­ле­нием в целом. Они не знали не только науки о разум­ном мыш­ле­нии — диа­лек­тики, диа­лек­ти­че­ской логики, но прак­ти­че­ски не при­ни­мали и науку о рас­су­доч­ном мыш­ле­нии — клас­си­че­скую фор­маль­ную логику. Они при­ни­мали одну лишь сим­во­ли­че­скую логику, кото­рая, как уже ука­зы­ва­лось, не знает мыш­ле­ния. Для них суще­ствуют лишь состо­я­щие из язы­ко­вых зна­ков выска­зы­ва­ния, или пред­ло­же­ния, и выве­де­ние одних выска­зы­ва­ний из дру­гих — исчис­ле­ние выска­зы­ва­ний. В кате­го­ри­аль­ном аппа­рате логи­че­ского пози­ти­визма не было места ни поня­тиям, ни мыс­лям, ни суж­де­ниям, ни умо­за­клю­че­ниям, ни идеям, вообще мыш­ле­нию в любом его виде.

Все выска­зы­ва­ния, из кото­рых состо­яло, по мне­нию нео­по­зи­ти­ви­стов, науч­ное зна­ние, под­раз­де­ля­лись ими на две группы. Первую обра­зо­вы­вали выска­зы­ва­ния, фик­си­ру­ю­щие чув­ствен­ные дан­ные. Это были выска­зы­ва­ния о еди­нич­ном, син­гу­ляр­ные. Не все логи­че­ские пози­ти­ви­сты при­дер­жи­ва­лись абсо­лютно одной точки зре­ния на этот вид зна­ния, кроме того, их взгляды со вре­ме­нем изме­ня­лись, и в связи с этим меня­лась исполь­зу­е­мая ими тер­ми­но­ло­гия. Но суть их воз­зре­ний при этом сохра­ня­лась более или менее неизменной.

Высказывания, опи­сы­ва­ю­щие чув­ствен­ные вос­при­я­тия субъ­екта, они назы­вали про­то­коль­ными пред­ло­же­ни­ями, пред­ло­же­ни­ями фено­ме­на­ли­сти­че­ского языка, эмпи­ри­че­скими пред­ло­же­ни­ями, пред­ло­же­ни­ями языка наблю­де­ния, вещ­ного языка и т. п. Считалось, что эти пред­ло­же­ния (1) гно­сео­ло­ги­че­ски пер­вичны, ибо только с их уста­нов­ле­ния начи­на­ется про­цесс позна­ния, (2) выра­жают «чистый» чув­ствен­ный опыт субъ­екта, (3) абсо­лютно досто­верны, т. е. истинны, (4) совер­шенно ней­тральны по отно­ше­нию ко всему осталь­ному зна­нию. В них нет ника­кого нового зна­ния по срав­не­нию с тем, что было в чув­ствах. Совокупность этих пред­ло­же­ний обра­зует твёр­дый эмпи­ри­че­ский базис науки.

По суще­ству, говоря о про­то­коль­ных выска­зы­ва­ниях, нео­по­зи­ти­ви­сты имели в виду тот слой эмпи­ри­че­ского позна­ния, кото­рый выше был назван фак­то­фик­си­ру­ю­щим позна­нием. Но трак­то­вали они его иначе. Они пони­мали его не как слой эмпи­ри­че­ского мыш­ле­ния, а как зафик­си­ро­ван­ные в выска­зы­ва­ниях чув­ствен­ные дан­ные, кото­рые в резуль­тате этой фик­са­ции ничего не поте­ряли и ничего не при­об­рели. Для них, по край­ней мере на пер­вых порах, поня­тия чув­ствен­ного и эмпи­ри­че­ского позна­ния сов­па­дали. Фактофиксирующее мыш­ле­ние трак­то­ва­лось как чув­ство­фик­си­ру­ю­щее позна­ние, что было, конечно, гру­бой ошиб­кой. Факты суще­ствуют в обо­лочке суж­де­ний, кото­рые состоят из поня­тий, пред­став­ля­ю­щие образы не отдель­ного, а общего. Поэтому уже на этой ста­дии при­сут­ствует зна­ние не только отдель­ного, но и общего. Всё это нео­по­зи­ти­ви­сты пол­но­стью игнорировали.

Вторая группа выска­зы­ва­ний — общие, уни­вер­саль­ные выска­зы­ва­ния. Неопозитивисты их назы­вали тео­ре­ти­че­скими выска­зы­ва­ни­ями, пред­ло­же­ни­ями тео­ре­ти­че­ского языка, языка тео­рии. Таким обра­зом, под назва­нием тео­ре­ти­че­ского они объ­еди­няли два каче­ственно отлич­ных слоя науч­ного позна­ния: (1) вто­рой слой эмпи­ри­че­ского мыш­ле­ния — вывод­ное, индук­тив­ное зна­ние и (2) тео­ре­ти­че­ское зна­ние. В резуль­тате в раз­ряд тео­рии у них попали такие типично индук­тив­ные суж­де­ния, как, напри­мер: «Вода кипит при 100 гра­ду­сах Цельсия», «Все металлы при нагре­ва­нии рас­ши­ря­ются» и т. п.

Правда, в после­ду­ю­щем неко­то­рые нео­по­зи­ти­ви­сты в извест­ной сте­пени поняли оши­боч­ность подоб­ного рода объ­еди­не­ния. К числу их прежде всего отно­сится Рудольф Карнап (1891–1970). В своей более позд­ней работе «Философские осно­ва­ния физики. Введение в фило­со­фию науки» (1966) он под­раз­де­лил то, что нео­по­зи­ти­ви­сты назвали тео­ре­ти­че­ским зна­нием, на два уровня. Первый из них — уро­вень эмпи­ри­че­ских зако­нов. Они полу­ча­ются путём индук­тив­ного обоб­ще­ния резуль­та­тов наблю­де­ния и изме­ре­ния. Второй — уро­вень тео­ре­ти­че­ских зако­нов. К этим зако­нам при­хо­дят путём созда­ния и про­верки гипо­тез. В основу раз­ли­че­ния этих уров­ней Р. Карнап кла­дёт раз­ли­чие исполь­зу­е­мых тер­ми­нов. Термины эмпи­ри­че­ских зако­нов отно­сятся к наблю­да­е­мым объ­ек­там, тер­мины тео­ре­ти­че­ских зако­нов — к нена­блю­да­е­мым объ­ек­там, таким, как моле­кулы, атомы, элек­троны, про­тоны, элек­тро­маг­нит­ные поля и т. п. 16 В целом у Р. Карнапа полу­ча­ются три уровня науч­ного зна­ния: (1) еди­нич­ных фак­тов, (2) эмпи­ри­че­ских зако­нов и (3) тео­ре­ти­че­ских законов.

Но вна­чале все, а в после­ду­ю­щем боль­шин­ство нео­по­зи­ти­ви­стов при­дер­жи­ва­лось деле­ния науч­ного позна­ния только на два уровня: языка наблю­де­ний и языка теории.

Как они не могли не при­знать, исходя из своей кон­цеп­ции, в выска­зы­ва­ниях выра­жа­ется не только науч­ное, но всё вообще чело­ве­че­ское зна­ние. Сами они зани­ма­лись только науч­ным зна­нием. Поэтому важ­ней­шей для них стала про­блема демар­ка­ции (англ. demarcation — раз­гра­ни­че­ние), про­ве­де­ния раз­гра­ни­чи­тель­ной линии между науч­ными и нена­уч­ными выска­зы­ва­ни­ями, т. е. между нау­кой, с одной сто­роны, и дру­гими фор­мами духов­ной дея­тель­но­сти людей — фило­со­фией, рели­гией, искус­ством и др. — с дру­гой. Насколько можно понять из их работ, это раз­гра­ни­че­ние не каса­лось пред­ло­же­ний языка наблю­де­ния. По-​видимому, их всех нужно было отно­сить к науч­ным. Если так, то полу­ча­лось, что наука суще­ство­вала в исто­рии чело­ве­че­ства всегда.

Проблема демар­ка­ции отно­си­лась только к общим, уни­вер­саль­ным выска­зы­ва­ниям. В каче­стве кри­те­рия демар­ка­ции нео­по­зи­ти­ви­сты выдви­нули вери­фи­ци­ру­е­мость (от лат. veritas — истин­ный и facere — делать). Высказывание может быть при­знано науч­ным только в том слу­чае, если оно вери­фи­ци­ру­емо. Под вери­фи­ка­цией нео­по­зи­ти­ви­сты пони­мали уста­нов­ле­ние истин­но­сти выска­зы­ва­ния путём наблю­де­ния. Верификация у нео­по­зи­ти­ви­стов есть не только и не про­сто отде­ле­ние науч­ных выска­зы­ва­ний от нена­уч­ных, оно также одно­вре­менно выяв­ле­ние того, имеют те или иные выска­зы­ва­ния смысл или не имеют. Неверифицируемые выска­зы­ва­ния не только нена­учны, они не имеют смысла, бес­смыс­ленны. Ненаучными и тем самым бес­смыс­лен­ными явля­ются все поло­же­ния философии.

Общее пред­ло­же­ние может быть при­знано науч­ным и осмыс­лен­ным, если оно вери­фи­ци­ру­емо, т. е. про­ве­ря­емо наблю­де­нием. Но хотя нео­по­зи­ти­ви­сты гово­рили о вери­фи­ка­ции, про­ве­ря­е­мо­сти, по сути они имели в виду лишь под­твер­жда­е­мость. Поэтому наряду с тер­ми­ном «вери­фи­ка­ция» ими всё чаще исполь­зо­ва­лось слово «джа­сти­фи­ка­ция» (англ. justification — под­твер­жде­ние, оправ­да­ние). Верификация всё чаще пони­ма­лась как джастификация.

Верифицировать общее выска­зы­ва­ние, согласно нео­по­зи­ти­вист­ским посту­ла­там, можно только одним спо­со­бом: путем редук­ции, т. е. све­де­ния его в конеч­ном счёте к про­то­коль­ным выска­зы­ва­ниям, пред­ло­же­ниям языка наблю­де­ния. Но такое све­де­ние воз­можно только в том слу­чае, если про­ве­ря­е­мое общее выска­зы­ва­ние было полу­чено путём индук­ции, путём выве­де­ния из син­гу­ляр­ных высказываний.

И здесь пози­ти­ви­сты всту­пали в про­ти­во­ре­чие со сво­ими же общими взгля­дами. Большинство их отвер­гало «индук­тив­ную модель» раз­ви­тия науки и при­дер­жи­ва­лось «гипотетико-​дедуктивной модели». Но при­ни­мая в прин­ципе послед­нюю, они совер­шенно не зани­ма­лись вопро­сом о том, как созда­ются тео­рии. Неопозитивисты вообще не иссле­до­вали про­цесса позна­ния. Они огра­ни­чи­ва­лись рас­смот­ре­нием уже гото­вого знания.

«Гипотетико-​дедуктивная модель» оста­ва­лась у них пустым зву­ком. Вводя же в каче­стве кри­те­рия вери­фи­ка­ции науч­ного зна­ния редук­цию, они тем фак­ти­че­ски при­зна­вали, что их отри­ца­ние индук­ции явля­ется чисто декла­ра­тив­ным. Изгоняя индук­цию с парад­ного входа, они впус­кали её через зад­нюю дверь. Введение прин­ципа гно­сео­ло­ги­че­ской редук­ции озна­чало, что по мне­нию нео­по­зи­ти­ви­стов всё зна­ние, кото­рое они назы­вали тео­ре­ти­че­ским, может быть пол­но­стью, без остатка све­дено к непо­сред­ствен­ному опыт­ному знанию.

Иначе говоря, их точка зре­ния состо­яла в том, что тео­ре­ти­че­ское зна­ние не содер­жит в себе ничего, чего бы не было в чув­ствен­ном позна­нии. Мышление не даёт и не может дать ника­кого нового зна­ния. На есте­ственно воз­ни­кав­ший вопрос о том, зачем же в таком слу­чае нужно тео­ре­ти­че­ское зна­ние, отве­тить нео­по­зи­ти­ви­сты, разу­ме­ется, не могли.

Философские выска­зы­ва­ния в прин­ципе не могут быть реду­ци­ро­ваны. В резуль­тате нео­по­зи­ти­ви­стами были объ­яв­лены бес­смыс­лен­ными все поло­же­ния фило­со­фии. Но не лучше у них полу­чи­лось и с наукой.

С труд­но­стями нео­по­зи­ти­ви­сты стал­ки­ва­лись даже тогда, когда пыта­лись реду­ци­ро­вать вывод­ное зна­ние, когда они рас­смат­ри­вали общие выска­зы­ва­ния о чув­ст­во­зри­мых объ­ек­тах. Особенность таких выска­зы­ва­ний состо­яла в том, что исполь­зу­е­мые в них поня­тия (они же слова) имели, как при­нято выра­жаться, чув­ствен­ный кор­ре­лят. В дей­стви­тель­но­сти все поня­тия, кроме еди­нич­ных, все­гда имеют своим кор­ре­ля­том общее, кото­рое в прин­ципе не может быть чув­ствен­ным. По суще­ству речь здесь идёт о таких сло­во­по­ня­тиях, кото­рые, отра­жая общее, обо­зна­чают еди­нич­ные явле­ния, сло­во­по­ня­тия, име­ю­щие чув­ст­во­зри­мые дено­таты. И с такими выска­зы­ва­ни­ями нео­по­зи­ти­ви­стам при реду­ци­ро­ва­нии при­шлось много пово­зиться. Пришлось при­бе­гать к раз­лич­ного рода ухищ­ре­ниям, чтобы как-​то све­сти концы с концами.

Но совсем плохо им при­шлось, когда они столк­ну­лись с под­лин­ным тео­ре­ти­че­ским зна­нием. Оно выра­жа­лось в таких выска­зы­ва­ниях, где исполь­зо­ва­лись сло­во­по­ня­тия, кото­рые не только отра­жали, но обо­зна­чали общее, уни­вер­саты, кото­рые не имели ника­ких чув­ст­во­зри­мых дено­та­тов. Денотатами их были уни­вер­саты, прежде всего иде­аль­ные уни­вер­саты, кото­рых нео­по­зи­ти­ви­сты име­но­вали абстракт­ными, или тео­ре­ти­че­скими, объ­ек­тами, тео­ре­ти­че­скими кон­струк­тами и т. п. Такое же назва­ние они упо­треб­ляли и для обо­зна­че­ния не только уни­вер­са­тов, но и такого отдель­ного, таких син­гу­ла­тов, кото­рые можно зреть лишь умом: ато­мов, элек­тро­нов, про­то­нов, мезо­нов и т. п.

Верификация таких выска­зы­ва­ний была совер­шенно невоз­мож­ной. Их нельзя было реду­ци­ро­вать. Следуя прин­ци­пам нео­по­зи­ти­визма, все такого рода выска­зы­ва­ния должны были быть объ­яв­лены нена­уч­ными и бес­смыс­лен­ными. Но тем самым из науки была бы убрана вся тео­рия, т. е. наука была бы упразд­нена. Прямо решиться на это нео­по­зи­ти­ви­сты не могли. Им при­шлось выкру­чи­ваться. Одни из них, объ­явив, что тео­рия, не явля­ясь сама по себе ника­ким зна­нием, пред­став­ляет инстру­мент позна­ния, спо­соб удоб­ного опи­са­ния чув­ствен­ных дан­ных, их упо­ря­до­че­ния, сокра­щён­ного эко­ном­ного изло­же­ния полу­чен­ного зна­ния. Это направ­ле­ние полу­чило назва­ние инстру­мен­та­лизма. Зародившись ещё в нед­рах «вто­рого» пози­ти­визма, инстру­мен­та­лизм рас­цвёл с появ­ле­нием неопозитивизма.

Объявлял поня­тие типа «атом» лишён­ным реаль­ного смысла Э. Мах. В 1910 г., когда ато­мизм был при­нят прак­ти­че­ски всеми учё­ными, он, поле­ми­зи­руя с М. Планком, кате­го­ри­че­ски заявил, что «если вера в реаль­ность ато­мов явля­ется столь кри­ти­че­ской, тогда я отка­зы­ва­юсь от физи­че­ского образа мыш­ле­ния. В этом слу­чае я не могу оста­ваться физиком-​профессионалом и отка­зы­ва­юсь от своей науч­ной репу­та­ции»3 .

Британский физик Герберт Дингл (1890–1978) един­ствен­ной реаль­но­стью счи­тал лишь чув­ст­во­зри­мые явле­ния. Что же каса­ется моле­кул, ато­мов, элек­тро­нов и т. п., то они явля­ются лишь dummies (фишки) и counters (счёт­ные еди­ницы), пред­на­зна­чен­ные лишь для того, чтобы свя­зать чув­ствен­ные вос­при­я­тия4 .

Едко и ост­ро­умно пока­зал всю абсурд­ность такой точки зре­ния круп­ней­ший физик-​теоретик Макс Борн (1882–1970).

«Сопоставим этот род реаль­но­сти [той, кото­рой обла­дают атомы, элек­троны и т. п. — Ю. С.] со сле­ду­ю­щим слу­чаем: вы видите, как стре­ляет ружьё и как нахо­дя­щийся в ста мет­рах от него чело­век падает. Откуда вы зна­ете, что извле­чён­ная из раны пуля дей­стви­тельно попала в тело из ружья? Никто ведь её не видел, да и никто и не мог видеть, кроме учё­ного, после обсто­я­тель­ной под­го­товки, т. е. после изго­тов­ле­ния слож­ного опти­че­ского аппа­рата вроде того, что изоб­рёл Мах для фото­гра­фи­ро­ва­ния летя­щих сна­ря­дов. Тем не менее я убеж­ден, что вы верите в то, что пуля в крат­кий про­ме­жу­ток вре­мени между выстре­лом ружья и ране­нием чело­века опи­сы­вала опре­де­лён­ную тра­ек­то­рию, и вы верите также, что в этот про­ме­жу­ток вре­мени она дей­стви­тельно была там. И разве вы поз­во­лите себе удо­вле­тво­риться чистой кон­ста­та­цией:
„О, я этого не знаю; доста­точно знать фено­мены выстрела и ране­ния. Всё, что лежит между ними, есть игра тео­ре­ти­че­ской фан­та­зии; летя­щая пуля есть чистая dummy, кото­рая была изоб­ре­тена для того, чтобы свя­зать оба явле­ния посред­ством зако­нов меха­ники“.
С помо­щью логи­че­ских аргу­мен­тов я не могу опро­верг­нуть такое поло­же­ние.
Я только хочу ука­зать, что тот, кто отри­цает суще­ству­ю­щую дока­за­тель­ную силу атом­ного следа, хотя он наблю­даем, дол­жен также отри­цать и суще­ство­ва­ние летя­щих пуль, кото­рые не наблю­да­емы, и также мно­гие подоб­ные вещи»
5 .

Г. Дингл был не оди­нок. В более смяг­чён­ной, не в столь откро­венно субъективно-​идеалистическом виде эта идея при­сут­ствует в рабо­тах и дру­гих пози­ти­ви­стов. Американский физик и фило­соф Генри Маргенау (1901–1997) назы­вал элек­троны и т. п. «кон­струк­тами» (constructs), нео­по­зи­ти­вист Гане Рейхенбах (1891–1953) объ­явил их «интер­фе­но­ме­нами» (меж­ду­яв­ле­ни­ями), свя­зу­ю­щими фено­мены, — чув­ствен­ные, наблю­да­е­мые явле­ния6 .

Некоторые нео­по­зи­ти­ви­сты были ещё более ради­каль­ными. Английский фило­соф Фрэнк Памплон Рамсей (Рэмси) (1903–1930) выдви­нул и попы­тался обос­но­вать поло­же­ние о том, что науч­ное зна­ние может быть выра­жено выска­зы­ва­ни­ями только о чув­ствен­ных дан­ных, соеди­нён­ных логи­че­скими связ­ками «и», «или», «не». Теоретические тер­мины ока­зы­ва­ются при этом пол­но­стью исклю­чён­ными, эли­ми­ни­ро­ван­ными (от лат. eliminare — изго­нять). Предложенная им про­це­дура полу­чила назва­ние «Рамсей-​элиминации тео­ре­ти­че­ских тер­ми­нов». Беда была только в том, что никто из учё­ных этим при­ё­мом не захо­тел поль­зо­ваться. И понятно почему: сде­лать это было невоз­можно и не нужно.

Логический пози­ти­вист К. Гемпель выдви­нул так назы­ва­е­мую дилемму тео­ре­тика. «Если тер­мины и прин­ципы тео­рии, — писал он, — выпол­няют свои функ­ции, то они не нужны, как только что было пока­зано выше; а если они не выпол­няют своих функ­ций, то они тем более не нужны. Но для любой дан­ной тео­рии, её тер­мины и прин­ципы или выпол­няют свои функ­ции или не выпол­нят их. Следовательно, тер­мины и прин­ципы любой тео­рии не нужны»7 .

Таким обра­зом, фило­софы, кото­рые пре­тен­до­вали на то, что создали под­лин­ную фило­со­фию науки, по суще­ству вели дело к тому, чтобы уни­что­жить, эли­ми­ни­ро­вать науку. Предложенный ими кри­те­рий демар­ка­ции науч­ного зна­ния с неиз­беж­но­стью вёл к при­зна­нию самого глав­ного в науке — тео­рии — бес­смыс­ли­цей. Он же вёл к при­чис­ле­нию к науке обы­ден­ного, житей­ского знания.

Обыденное зна­ние выра­жа­ется не только в выска­зы­ва­ниях, кото­рые пол­но­стью под­хо­дят под опре­де­ле­ние про­то­коль­ных пред­ло­же­ний, но и в массе общих уни­вер­саль­ных вывод­ных выска­зы­ва­ний, кото­рые вполне могут быть вери­фи­ци­ру­е­мыми. А раз так, то они вполне могут, если при­дер­жи­ваться нео­по­зи­ти­вист­ских кри­те­риев, счи­таться науч­ными. Как видно из всего ска­зан­ного выше, все пре­тен­зии нео­по­зи­ти­ви­стов на то, что ими создана фило­со­фия науки, не имеют под собой ника­ких осно­ва­ний. Крах нео­по­зи­ти­визма наме­тился уже тогда, когда выяви­лось, что они ока­за­лись совер­шенно бес­по­мощ­ными разо­браться с тео­рией, когда выявился их прин­ци­пи­аль­ный антитеоретизм.

И окон­ча­тельно рух­нуло нео­по­зи­ти­вист­ское фило­соф­ское зда­ние, когда даже неко­то­рые при­вер­женцы ана­ли­ти­че­ской фило­со­фии поняли, что уже про­то­коль­ные пред­ло­же­ния в силу того, что они состоят из общих поня­тий, содер­жат зна­ние, кото­рого нет в вос­при­я­тиях, и уже поэтому не могут счи­таться фик­са­цией чистого опыта, ней­траль­ными по отно­ше­нию к осталь­ному зна­нию. Отсюда они сде­лали вывод, что между этими пред­ло­же­ни­ями и теми, кото­рые име­ну­ются тео­ре­ти­че­скими, нет прин­ци­пи­аль­ной раз­ницы. Как писал пост­по­зи­ти­вист Имре Лакатос (Лакатош) (1922–1974):

«Нет ника­кой есте­ствен­ной (то есть пси­хо­ло­ги­че­ской) демар­ка­ции между пред­ло­же­ни­ями наблю­де­ния и тео­ре­ти­че­скими пред­ло­же­ни­ями»8 .

В такой свое­об­раз­ной форме была понята давно уже мно­гим извест­ная истина, что даже самый пер­вич­ный слой эмпи­ри­че­ского позна­ния отно­сится к раз­ряду не чув­ствен­ного позна­ния, а мышления.

Всё это вме­сте взя­тое озна­чало кру­ше­ние нео­по­зи­ти­вист­ского прин­ципа вери­фи­ка­ции, прак­ти­че­ски же джа­сти­фи­ка­ции, как спо­соба отде­ле­ния науч­ного зна­ния от нена­уч­ного. Попытку пред­ло­жить дру­гой спо­соб отгра­ни­че­ния науч­ных выска­зы­ва­ний от нена­уч­ных пред­при­нял Карл Раймунд Поппер (1902–1994), труды кото­рого поло­жили начало новой раз­но­вид­но­сти пози­ти­визма — пост­по­зи­ти­визму. Он в каче­стве прин­ципа про­верки науч­но­сти тео­рии вза­мен джа­сти­фи­ка­ции пред­ло­жил дру­гой — прин­цип фаль­си­фи­ци­ру­е­мо­сти, или опро­вер­га­е­мо­сти. Только такое уни­вер­саль­ное выска­зы­ва­ние может быть при­знано науч­ным, кото­рое в прин­ципе может быть опро­верг­нуто путём наблю­де­ния. Вот как он изло­жил свою точку зрения:

«Теория назы­ва­ется „эмпи­ри­че­ской“ или „фаль­си­фи­ци­ру­е­мой“, если она точно раз­де­ляет класс всех воз­мож­ных базис­ных выска­зы­ва­ний на два сле­ду­ю­щих непу­стых под­класса: во-​первых, класс всех тех базис­ных выска­зы­ва­ний, с кото­рыми она несов­ме­стима (кото­рые она устра­няет или запре­щает), мы назы­ваем его клас­сом потен­ци­аль­ных фаль­си­фи­ка­то­ров тео­рии; и, во-​вторых, класс тех базис­ных выска­зы­ва­ний, кото­рые ей не про­ти­во­ре­чат (кото­рые она „допус­кает“). Более кратко наше опре­де­ле­ние можно сфор­му­ли­ро­вать так: тео­рия фаль­си­фи­ци­ру­ема, если класс её потен­ци­аль­ных фаль­си­фи­ка­то­ров не пуст»9 .

В прин­ципе под­да­ются опро­вер­же­нию мно­же­ство уни­вер­саль­ных чисто житей­ских выска­зы­ва­ний. Следуя логике Поппера, их сле­дует при­знать науч­ными. Таким обра­зом, фаль­си­фи­ка­ци­о­низм, точно так же как джа­сти­фи­ка­ци­о­низм, не поз­во­ляет отде­лить науч­ное зна­ние от обы­ден­ного, житей­ского. Не поз­во­ляет он отли­чить его и от дру­гих видов знания.

Как доста­точно убе­ди­тельно пока­зал И. Лакатос, кото­рый по праву счи­та­ется уче­ни­ком К. Поппера, что при отсут­ствии декла­ри­ро­ван­ной нео­по­зи­ти­виз­мом прин­ци­пи­аль­ной раз­ницы между пред­ло­же­ни­ями языка наблю­де­ния и языка тео­рии не только джа­сти­фи­ка­ци­о­низм, но и фаль­си­фи­ка­ци­о­низм не может слу­жить кри­те­рием, поз­во­ля­ю­щим отде­лить науч­ные выска­зы­ва­ния от нена­уч­ных. «…Мы не можем, — писал он, — не только дока­за­тельно обос­но­вать тео­рии, но и опро­верг­нуть их»10 .

Как уже ука­зы­ва­лось выше, нео­по­зи­ти­ви­сты, кля­нясь в вер­но­сти науки, прак­ти­че­ски дей­ство­вали как её враги. Так же посту­пали и пер­вые пост­по­зи­ти­ви­сты и иные новей­шие пред­ста­ви­тели ана­ли­ти­че­ской фило­со­фии. Но у позд­них пост­по­зи­ти­ви­стов суть пози­ти­вист­ских взгля­дов вырва­лась наружу. П. Фейерабенд открыто высту­пил про­тив науки. Присущий всему пози­ти­визму анти­тео­ре­тизм пере­рос у него в пол­ный ирра­ци­о­на­лизм. В этом отно­ше­нии более чем крас­но­ре­чиво назва­ние его послед­ней книги «Прощай, разум» (1987; рус. пер.: М., 2010).

Ничуть не лучше отно­ше­ние к тео­рии вообще, к «тео­ре­ти­че­ским объ­ек­там» в осо­бен­но­сти, у тех ана­ли­ти­че­ских фило­со­фов, кото­рых не при­нято при­чис­лять ни к нео­по­зи­ти­ви­стам, ни к пост­по­зи­ти­ви­стам. «Как эмпи­рик, — писал У. ван О. Куайн, — я про­дол­жаю счи­тать кон­цеп­ту­аль­ную схему науки инстру­мен­том для пред­ска­за­ния буду­щего опыта в свете про­шлого опыта. Физические объ­екты кон­цеп­ту­ально вво­дятся в ситу­а­цию как удоб­ные посред­ники, при­чём не путём их объ­яс­не­ния в тер­ми­нах опыта, но про­сто как про­стые несво­ди­мые посту­ли­ру­е­мые сущ­но­сти (posits), эпи­сте­мо­ло­ги­че­ски сопо­ста­ви­мые с богами Гомера. Что каса­ется меня, то я как пра­во­вер­ный физик, верю в физи­че­ские объ­екты, а не в гоме­ров­ских богов, потому что было бы науч­ной ошиб­кой думать иначе.

Но с точки зре­ния эпи­сте­мо­ло­гии физи­че­ские объ­екты и боги Гомера отли­ча­ются только по сте­пени, а не в прин­ципе. Оба типа сущ­но­стей вхо­дит в наше позна­ние только как куль­турно посту­ли­ру­е­мые сущ­но­сти. Миф о физи­че­ских объ­ек­тах эпи­сте­мо­ло­ги­че­ски пре­вос­хо­дит боль­шин­ство дру­гих мифов в том отно­ше­нии, что ока­зался более эффек­тив­ным, чем дру­гие мифы, в каче­стве устрой­ства для выра­ботки под­да­ю­щейся управ­ле­нию струк­туры потока опыта»
11 .

Таким обра­зом, по У. Куайну, науч­ная тео­рия есть не что иное, как одна из раз­но­вид­но­стей мифологии.

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

  1. Семенов Юрий Иванович. Введение в науку фило­со­фии.
  2. Куайн У. ван О. Слово и объ­ект. М., 2000. С. 27.
  3. Цит.: Вайнберг С. Мечты об окон­ча­тель­ной тео­рии. М.: URSS, 2008. С. 139.
  4. Dingle Н. Philosophy of Physics, 1850–1950 // Nature. 1951. Vol. 169. № 4276.
  5. Борн М. Физическая реаль­ность // Борн М. Физика в жизни моего поко­ле­ния. М., 1963. С. 272–273.
  6. См.: Reichenbach H. Philosophic Foundations of Quantum Mechanics. Berkeley and Los Angeles, 1946. P. 21.
  7. Гемпель К. Г. Дилемма тео­ре­тика: иссле­до­ва­ние логики постро­е­ния тео­рии // Гемпель К. Г. Логика объ­яс­не­ния. М., 1998. С. 164.
  8. Лакатос И. Фальсификация и мето­до­ло­гия научно-​исследовательских про­грамм. М., 1995. С. 22.
  9. Поппер К. Логика науч­ного иссле­до­ва­ния // Поппер К. Логика и рост науч­ного зна­ния. Избранные работы. М., 1983. С. 114–115.
  10. Лакатос И. Указ. соч. С. 23.
  11. Куайн У. ван О. Две догмы эмпи­ризма // Куайн У. ван О. Слово и объ­ект. М., 2000. С. 365.