Живые и мёртвое

Живые и мёртвое
~ 153 мин

Источник

Падающему вся­кая опора хороша, лишь бы под­няться на ноги; и что же делать, если наше время не выка­зы­вает себя спо­соб­ным дер­жаться на ногах соб­ствен­ными силами? И что же делать, если этот пада­ю­щий может опе­реться только на гробы? И надобно ещё спро­сить себя, точно ли мерт­вецы лежат в этих гро­бах? Не живые ли люди похо­ро­нены в них? По край­ней мере, не гораздо ли более жизни в этих покой­ни­ках, нежели во мно­гих людях, назы­ва­ю­щихся живыми? … Источник не исся­кает оттого, что, лишив­шись людей, хра­нив­ших его в чистоте, мы по небреж­но­сти, по лег­ко­мыс­лию допу­стили зава­лить его хла­мом пусто­сло­вия. Отбросим этот хлам, — и мы уви­дим, что в источ­нике еще живым клю­чом бьет струя правды, могу­щая, хотя отча­сти, уто­лить нашу жажду.

Николай Чернышевский

Часть 1. Живые

Удивительные были вре­мена. Артист, орга­ни­за­тор, поли­ти­че­ский работ­ник, про­па­ган­дист и аги­та­тор, комис­сар — все это сли­ва­лось прежде всего в одно поня­тие: боец!

Дмитрий Фурманов

В 2014 году про­изо­шло нема­ло­важ­ное собы­тие для оте­че­ствен­ного кино­ве­де­ния, с одной сто­роны, и для дела левой про­па­ганды — с дру­гой: кино­кри­тик Михаил Трофименков издал книгу «Кинотеатр воен­ных дей­ствий», посвя­щён­ную рево­лю­ци­он­ному кино. В ней он основ­ное вни­ма­ние уде­ляет кине­ма­то­графу «тре­тьего мира» 60—70-х годов. Более того, Трофименков под­дер­жи­вает идеи рево­лю­ци­о­не­ров и левых кинематографистов.

Михаил Трофименков со своей книгой

Сам он так объ­яс­нил появ­ле­ние этой книги:

«…у меня кроме ака­де­ми­че­ского пафоса, когда я её писал, был и поли­ти­че­ский азарт. Подогреваемый слы­шан­ными со всех сто­рон либе­раль­ными вос­тор­гами по поводу Пиночета, Франко, Маннергейма, Хорти. … Одним сло­вом, захо­те­лось напи­сать крас­ную книжку. И наде­юсь, что это полу­чи­лось. Потому что очень не хва­тает памяти о том, что на самом деле про­ис­хо­дило в мире»1 .

Итак, цель обо­зна­чена четко: вос­ста­нов­ле­ние исто­ри­че­ской правды и левая контрпропаганда.

Желая дать чита­телю пред­став­ле­ние о слож­ней­ших пере­пле­те­ниях кино и поли­тики в миро­вом мас­штабе, Трофименков при­даёт книге слож­ную струк­туру. Первая поло­вина книги посвя­щена национально-​освободительной борьбе Алжира и её отра­же­нию в кине­ма­то­графе. В этой части рас­ска­зы­ва­ется о пра­ви­тель­ствен­ной и воен­ной цен­зуре, о пыт­ках алжир­цев фран­цуз­ской коло­ни­аль­ной армией, вызы­вав­ших в 1950-​х стой­кую ассо­ци­а­цию с нациз­мом и окку­па­цией, о тер­роре уль­тра­пра­вой ОАС, не при­зна­вав­шей неза­ви­си­мо­сти Алжира, о кор­ре­спон­ден­тах и режис­сё­рах, отправ­ляв­шихся в вою­ю­щий Алжир с целью узнать и рас­ска­зать о неве­до­мом Фронте наци­о­наль­ного осво­бож­де­ния Алжира, о фран­цу­зах, помо­гав­ших алжир­цам в их борьбе.

Во вто­рой части, откры­ва­ю­щейся сло­вами «все герои этой книги мертвы», тема­ти­че­ский охват куда шире. Это и обста­новка 1965 года — от пер­вой опе­ра­ции орга­ни­за­ции «Фатх» Ясира Арафата и пер­вой бом­бёжки США Северного Вьетнама до убий­ства Малкольма Икса, начала сухар­тов­ской резни в Индонезии и старт «куль­тур­ной рево­лю­ции» в Китае — и, как логи­че­ское про­дол­же­ние этих собы­тий, Конференция трёх кон­ти­нен­тов, «Триконтиненталь», про­хо­див­шая в 1966 году в Гаване. Это и истреб­ле­ние импе­ри­а­лиз­мом левых, свет­ских рево­лю­ци­он­ных дви­же­ний в Алжире, Палестине, Иране, обер­нув­ше­еся гос­под­ством ради­каль­ного исла­мизма. Это и палом­ни­че­ство режис­сё­ров в Палестину. Это и связь гер­ман­ских и япон­ских город­ских пар­ти­зан с кине­ма­то­гра­фом. Это и исто­рия взлёта левого кине­ма­то­графа Бразилии, Аргентины и Чили и его физи­че­ского уни­что­же­ния. Это и уча­стие ита­льян­ского левого кино — то есть всего выда­ю­ще­гося ита­льян­ского кино — в войне левых и пра­вых. Это, нако­нец, экра­ни­за­ции Маркса и Фанона.

Такие раз­но­пла­но­вые главы книги свя­зы­ва­ются воедино исто­ри­ями сотен героев. Их уди­ви­тель­ные судьбы пока­зы­вают, что они соби­ра­лись ради­кально пре­об­ра­зо­вать мир. Тесная связь собы­тий и идей в раз­ных стра­нах дока­зы­вает, что пре­об­ра­зо­ва­ние пере­жи­вал дей­стви­тельно весь мир.

Приведу боль­шую цитату Трофименкова о миро­вой рево­лю­ции, отра­жав­шейся в кино:

«В боли­вий­ском отряде Че погибла немка Тамара Бунке, назвав­ша­яся „пар­ти­зан­кой Таней“ в честь Зои Космодемьянской, в гва­те­маль­ском под­по­лье — Мишель Фирк. Пьер Гольдман не столько вое­вал, сколько убе­гал от сол­дат по пере­се­чён­ной мест­но­сти вме­сте с пар­ти­за­нами Дугласа Браво. Никарагуанцы, немцы, японцы участ­во­вали в акциях ООП. Среди сан­ди­ни­стов встре­ча­лись ита­льянцы из „Красных бри­гад“. „Прямое дей­ствие“ вывело из строя завод, про­из­во­див­ший бро­не­тех­нику для режима апар­те­ида в ЮАР, вме­сте с бое­ви­ками Панафриканского кон­гресса. Ну а в удо­воль­ствии ата­ко­вать — в знак соли­дар­но­сти с Вьетнамом — аме­ри­кан­ские пред­ста­ви­тель­ства или инте­ресы не отка­зали себе, кажется, ни одни город­ские пар­ти­заны мира.
Фильмы тоже были актами интер­на­ци­о­наль­ной соли­дар­но­сти с теми, кто выбрал пря­мое дей­ствие. Коста-​Гаврас посвя­щает „Осадное поло­же­ние“ (1973) тупа­ма­рос, под­ра­жая Понтекорво в тех­но­ло­ги­че­ской про­пи­сан­но­сти похи­ще­ний пар­ти­за­нами ино­стран­ных дипло­ма­тов и поис­ков кара­те­лями похи­ти­те­лей.
Герои „Огро“ (1979) Понтекорво — баски, вир­ту­озно взо­рвав­шие в 1973 году премьер-​министра Карреро Бланко, лишив тем самым Франко пре­ем­ника, кото­рый поста­рался бы как можно дольше дер­жать Испанию в замо­ро­жен­ном состо­я­нии.
Джузеппе Феррара был уве­рен в бес­смер­тии — „Панагулис жив“ (1980) — Александроса Панагулиса, кото­рый пытался убить главу „чер­ных пол­ков­ни­ков“ Пападопулоса (1968), перё­нес и пытки, и ожи­да­ние рас­стрела, чтобы — уже в демо­кра­ти­че­ской Греции — погиб­нуть в авто­мо­биль­ной ката­строфе, под­стро­ен­ной поли­ти­ками, чью связь с хун­той он мог рас­крыть.
Кино пере­ли­сты­вало про­шлое, чтобы вер­нуть и вос­петь „тер­ро­ри­стов“ былых вре­мён, неиз­менно под­ра­зу­ме­вая, что совре­мен­ные город­ские пар­ти­заны — их реин­кар­на­ция, хотя бы потому, что и у тех и у дру­гих — один враг: веч­ный фашизм. Несмотря на эпи­зо­ди­че­скую внеш­нюю схо­жесть, это ни в коем слу­чае не были „историко-​революционные“ фильмы. В соц­стра­нах, как и сле­до­вало из опре­де­ле­ния жанра, рево­лю­ция при­над­ле­жала про­шлому, а здесь — лишь пере­оде­ва­лась в исто­ри­че­ские одежды» (С. 402—404)2

Судьбы его героев и вли­я­ние опи­сы­ва­е­мых собы­тий так важны для Трофименкова, что он допол­ни­тельно услож­няет текст книги, вводя в него мно­го­чис­лен­ные «флэш-​форварды», «круп­ные планы» и «пано­рамы». Эти разделы-​примечания прямо раз­ры­вают повест­во­ва­ние, чтобы не раз­ры­вать под­лин­ной мно­го­пла­но­вой исто­рии. Трофименков словно раз­ма­ты­вает пере­пле­тён­ные про­вода, иду­щие к дето­на­тору, — но не для того, чтобы обез­вре­дить взрыв­чатку, а чтобы лучше пока­зать нам, как рабо­тает этот меха­низм. Чем же начи­нена эта бомба?

Немного об империализме и фашизме

Даже если Ленин и не гово­рил, что «важ­ней­шим из искусств для нас явля­ется кино», эта мысль всё равно верна. Михаил Трофименков при­во­дит ещё одно дока­за­тель­ство этого:

«…кино — фено­мен эпохи импе­ри­а­лизма … кино — фено­мен миро­вой войны, иду­щей без пере­ры­вов уже свыше ста лет» (С. 10).

Не про­шло ещё и тысячи дней с пер­вого пуб­лич­ного сеанса бра­тьев Люмьер, а уже появи­лась импе­ри­а­ли­сти­че­ская кино­про­па­ганда: объ­явив войну Испании, США в начале 1898 года выпу­стили коро­тень­кий ролик, в кото­ром испан­ский флаг на флаг­штоке заме­нялся аме­ри­кан­ским (С. 11—12). США тогда поза­ри­лись на Кубу, Пуэрто-​Рико и Филиппины. Кто мог в тот момент пред­ска­зать, как вырас­тут аппе­титы Штатов и как вырас­тут воз­мож­но­сти кино?

Трофименков раз­во­ра­чи­вает карту «кино­те­атра воен­ных дей­ствий», подробно оста­нав­ли­ва­ясь в основ­ном на 1950—1970-х. В эти деся­ти­ле­тия кино стало мощ­ней­шим ору­жием рево­лю­ции. Конечно, и до этого оно уже успело пово­е­вать с импе­ри­а­лиз­мом: взять хотя бы совет­ский рево­лю­ци­он­ный и анти­фа­шист­ский кине­ма­то­граф. Но, пере­ва­лив за свою сере­дину, ХХ век поро­дил целую рос­сыпь новых рево­лю­ци­он­ных кино­школ и дал больше тех­ни­че­ских воз­мож­но­стей. Режиссёры, воору­жив­шись, в том числе и каме­рой, отправ­ля­лись делать «поли­ти­че­ски сня­тое» кино. Доказывать правоту осво­бо­ди­тель­ной борьбы. Доказывать правоту слов Франца Фанона:

«Не бывает неза­ма­ран­ных, не бывает неви­нов­ных, не бывает зри­те­лей. Всякий зри­тель — трус или пре­да­тель».

Трофименков пишет о людях, веду­щих рево­лю­ци­он­ную борьбу с капи­та­лиз­мом. Их кино не ори­ен­ти­ру­ется на Запад — оно в него целится. Трофименков соли­да­рен с этим анти­за­па­до­цен­триз­мом. Он отка­зы­ва­ется оце­ни­вать рево­лю­ци­он­ное кино по мер­кам бур­жу­аз­ного искус­ства, потому что «чем ярост­нее рево­лю­ци­он­ное кино отвер­гало эсте­ти­че­ское изме­ре­ние, гор­дясь своим „несо­вер­шен­ством“ или „нище­той“, тем богаче грам­ма­тика, создан­ная им» (С. 8).

Омар Диоп

Он также прин­ци­пи­ально уде­ляет мало вни­ма­ния «ико­нам» 60-​х — «Красному маю» 68-​го в Париже и его про­воз­вест­нику — Годару. Студенческий бунт, став­ший мифом, — лишь «мятеж-​праздник без жертв, лжи­вый», а ведь «мятеж без жертв — не мятеж» (С. 344). Вместо повто­ре­ния этого мифа Трофименков гово­рит об участ­ни­ках этих собы­тий, ока­зав­шихся ради­каль­нее боль­шин­ства. Первый сенегалец-​студент Высшей нор­маль­ной школы, стар­ший из один­на­дцати сыно­вей врача из сене­галь­ской элиты, Омар Диоп в «Китаянке» Годара играл самого себя — ради­каль­ного фило­софа — и провозглашал:

«…конец интел­лек­ту­аль­ного дог­ма­тизма [эпохи ста­ли­низма] не вер­нул нам марк­сист­скую фило­со­фию в её целостности…»

Два его брата создали в Сенегале тер­ро­ри­сти­че­скую группу по при­меру «Тупамарос» и «Чёрных пан­тер» и в 1971 году забро­сали «кок­тей­лями Молотова» кор­теж фран­цуз­ского пре­зи­дента Помпиду, высту­пая про­тив нео­ко­ло­ни­а­лизма. Диало Диоп был при­го­во­рён к пожиз­нен­ной каторге. Омар, чтобы выру­чить брата, про­шёл воен­ную под­го­товку в Палестине, в лаге­рях ООП. Ещё не успев ничего пред­при­нять, он был схва­чен и заклю­чён на три года в тюрьму. В 1973 году он был най­ден в камере якобы пове­сив­шимся. Его гибель вызвала вос­ста­ние сту­ден­тов и школь­ни­ков, фран­цуз­ское пра­ви­тель­ство едва не рух­нуло (С. 349—352).

Мишель Реканати (кадр из фильма «Умереть в трид­цать лет»)

Среди май­ских «пио­не­ров» Трофименков выде­ляет троц­ки­стов из «Революционно ком­му­ни­сти­че­ской лиги» — они зашли дальше всех. Лидерами «Лиги» были Морис Нажман — спу­стя трид­цать лет он ста­нет пред­ста­ви­те­лем суб­ко­ман­данте Маркоса во Франции, Ромен Гупиль — сын Пьера Гупиля-​Шарпантье, кото­рый был опе­ра­то­ром Жак-​Ива Кусто, а затем стал извест­ным режис­сё­ром, и Мишель Реканати — вне­брач­ный сын извест­ного режиссёра-​коммуниста Луи Дакена. Реканати был гла­вой бое­вого отряда «Лиги». В июне 1968-​го «Лига» в союзе с мао­и­стами решила про­учить нео­фа­ши­стов из «Нового порядка», кото­рые митин­го­вали в одном из залов Парижа. Фашистов по ста­рой тра­ди­ции, конечно же, охра­няла поли­ция. Прорываясь в зал, леваки смяли оцеп­ле­ние и отпра­вили в боль­ницы от 80 до 150 поли­цей­ских. После этого левую «Лигу» запре­тили одно­вре­менно с нео­фа­шист­ским «Новым поряд­ком». Реканати скры­вался в Бельгии, затем руко­вод­ство «Лиги» решило, что он дол­жен сдаться. Отсидев несколько меся­цев, он про­пал. Лишь в 1981 году стало известно, что он ещё в 1978 году бро­сился под поезд. В 1982 году отец его това­рища Пьер Гупиль-​Шарпантье снял о нём фильм «Умереть в трид­цать лет» (С. 355—356).

Всё же мало ока­за­лось среди париж­ских студентов-​бунтарей таких героев, пошед­ших на мятеж, гото­вых на жертву.

Вызывает иро­нию Трофименкова и то, что в Европе при­нято назы­вать «свин­цо­выми» годами насту­пив­шие сле­дом 1970-​е, когда свою дея­тель­ность раз­вер­нули тер­ро­ри­сты — как левые, так и пра­вые: за 1969—1985 года жерт­вами поли­ти­че­ского тер­рора по всей Европе стали более 4,5 тысяч чело­век; из этого числа более поло­вины были убиты севе­ро­ир­ланд­скими бор­цами за неза­ви­си­мость3 , ещё пять­сот — бас­ками, а из осталь­ных полу­тора тысяч боль­шин­ство погибло от рук нео­фа­ши­стов, а вовсе не левых. Трофименков скеп­ти­че­ски гово­рит о «свин­цо­вых» годах: «тер­мин выдаёт нер­ви­че­скую уяз­ви­мость евро­пей­ского созна­ния» — за после­во­ен­ные годы «обще­ство потреб­ле­ния» слиш­ком быстро отвыкло от подоб­ных мето­дов поли­ти­че­ской борьбы. (С. 343).

Ну а чужие беды евро­пей­ским потре­би­те­лям и не сни­лись: если там, в Европе, годы «свин­цо­вые», то как тогда назвать годы борьбы за неза­ви­си­мость Вьетнама и Палестины?

А месяцы тер­рора уль­тра­пра­вой ОАС в Алжире в начале 60-​х — с жерт­вами в несколько тысяч чело­век? (За шесть меся­цев 1962 года ОАС совер­шила в четыре раза больше тер­ак­тов, чем Фронт наци­о­наль­ного осво­бож­де­ния за восемь лет! (С. 271)).

А недели пино­че­тов­ского тер­рора в Чили в 1973 году — с жерт­вами в десятки тысяч?

А дни резни в Индонезии в 1965 году — с жерт­вами в сотни тысяч?4

В этих и дру­гих стра­нах интен­сив­ность тер­рора — и именно пра­вого тер­рора — была неве­ро­ятно высока по мер­кам сте­пен­ной Европы. И ведь это лишь отдель­ные эпи­зоды тра­ге­дии этих стран: после дней и недель резни шли годы вяло­те­ку­щего белого тер­рора. Но даже вяло­те­ку­щий тер­рор в «тре­тьем мире» был в сотни раз кро­ва­вей, чем «свин­цо­вые годы» Европы.

Наверное, стоит это назвать «напал­мо­выми» годами. Или — пере­ходя от обра­зов к харак­те­ри­стике — сло­вами суб­ко­ман­данте Маркоса:

«…вой­ной объ­еди­нён­ного пра­ви­тель­ства про­тив объ­еди­нён­ного народа».

Трофименков даже отка­зы­вает во вни­ма­нии Че Геваре и Кубе — эти геро­и­че­ские образы, кстати, бес­стыдно затас­кали именно мещане бога­тых стран. Больше поло­вины книги он посвя­щает Алжиру. Алжир — под­но­гот­ная Франции. Алжир — предыс­то­рия Кубы. Алжир — родина рево­лю­ци­он­ного кино этой эпохи.

Начиная рас­сказ об Алжире, Трофименков пре­ду­пре­ждает, что здесь больше всего будет «поли­тики, из варева кото­рой на ощупь рож­да­лось рево­лю­ци­он­ное кино» (С. 16).

8 мая 1945 года празд­но­ва­ние дня победы про­шло и в Алжире, народ кото­рого тоже вое­вал про­тив фаши­стов. Французские вла­сти раз­ре­шили алжир­цам авто­ном­ное шествие, но нало­жили мно­же­ство запре­тов. Полиция начала пальбу, когда в воз­дух под­ня­лись запре­щён­ный алжир­ский флаг и пла­каты «Мы хотим равен­ства!» и «Долой коло­ни­а­лизм!» Результат — десятки погиб­ших. В сле­ду­ю­щие дни — уже сотни. Армия утю­жила селе­ния. Оказалось, что фашизм живее всех живых. Расстрел демон­стра­ции повто­рился и в 1953 году, но уже в Париже — постра­дало пол­сотни сто­рон­ни­ков Мессали Хаджа (С. 62).

Прошло ещё восемь лет. 1961 год. Снова улицы Парижа:

«Бульвар зато­пил про­лив­ной дождь, мрач­ный, чёр­ный, ни еди­ного авто­мо­биля, ни звука, мёрт­вая тишина. И горки — дру­гого слова не подо­брать — алжир­цев перед каж­дыми воро­тами, через каж­дые 50 мет­ров. Было не понять, кто из них мёртв. Текла кровь. Они не шеве­ли­лись, они не кри­чали, они не гово­рили ничего…» (С. 258—259)

17 октября 1961 года семь тысяч париж­ских поли­цей­ских рас­стре­ли­вали и доби­вали демонстрантов-​алжирцев. Алжирцев можно было сбра­сы­вать в Сену, скла­ды­вать шта­бе­лями, делать что угодно. Правило было только одно: белых не тро­гать (впро­чем, через четыре месяца париж­ские поли­цей­ские заби­вали мра­мор­ными сто­лами уже и белых — профсоюзников-​антифашистов (С. 284)).

37 лет под­ряд вла­сти заяв­ляли, что ночью 17 октября убито было только трое алжир­цев. И лишь в 1998 году, когда 88-​летнего Мориса Папона — именно он, будучи в 1961 году пре­фек­том Парижа, отдал при­каз о погроме демон­стран­тов — осу­дили за дру­гое пре­ступ­ле­ние, заодно решили и с коли­че­ством погиб­ших алжир­цев разо­браться: насчи­тали не менее 98 уби­тых. Конечно, никого за это пре­ступ­ле­ние не нака­зали: архив­ные фонды, каса­ю­щи­еся Алжирской войны и этого погрома, до сих пор засек­ре­чены. К тому же, во время изби­е­ния алжир­цев поли­цей­ские преду­смот­ри­тельно сняли с груди лич­ные номера, а во всём Париже нашёлся лишь один фото­граф — Эли Каган — засняв­ший собы­тия 17 октября. Точнее, их послед­ствия: на его фото­гра­фиях испу­ган­ные, изби­тые и уби­тые алжирцы. Каган сам был слиш­ком напу­ган — и в то же время доста­точно умён — чтобы не сни­мать жан­дар­мов. Ему уда­лось выбро­сить плёнки бук­вально за пол­ми­нуты до того, как его обыс­кали поли­цей­ские, а потом вер­нуться и найти их.

Кстати. Умение скры­ваться фото­граф Каган про­явил уже в 1942 году: в 14 лет он удачно спря­тался от наци­стов, при­шед­ших в его дом в Париже. Его род­ные спря­таться не смогли — и домой уже не вернулись.

Кстати. Умение уби­вать неви­нов­ных чужими руками пре­фект Папон про­явил уже в том же 1942 году: в вишист­ском руко­вод­стве он отве­чал за «реше­ние еврей­ского вопроса» в Бордо и высы­лал евреев в лагеря смерти. Более тысячи его жертв домой уже не вернулись.

Именно за эти пре­ступ­ле­ния его и осу­дили — лишь в 1998 году. А уже в 2002 году выпу­стили из тюрьмы «по состо­я­нию здо­ро­вья». Палач про­жил ещё пять лет.

На фран­цуз­ское пра­во­су­дие пола­гаться нечего.

Жаль, не нашлось евреев, спо­соб­ных скви­таться с Папоном.

Жаль, не нашлось алжир­цев, спо­соб­ных скви­таться с Папоном.

Жаль, не нашлось фран­цу­зов, спо­соб­ных скви­таться с Папоном.

Способных, как немцы из РАФ, при­стре­лить «быв­ших» наци­стов (быв­ших не бывает!).

Вовсе неуди­ви­тельно, что палач фран­цуз­ских евреев отдал при­каз гро­мить фран­цуз­ских алжир­цев. Фашизм — лишь про­яв­ле­ние империализма.

Кроме уже ска­зан­ного — ещё один факт: за 132 года коло­ни­аль­ной вла­сти ни одного фран­цуза не осу­дили на смерт­ную казнь за убий­ство алжирца (С. 319).

Режиссёры революции

Французскую коло­ни­аль­ную армию, кото­рая уни­что­жает борю­щийся за неза­ви­си­мость народ, нена­ви­дели даже неко­то­рые воен­ные. Они отка­зы­ва­лись в ней слу­жить. Десятки чело­век отправ­ляли пре­зи­денту «отказ­ные» письма. Одного из них — гра­ниль­щика Марка Санье — в нака­за­ние год про­дер­жали в пыточ­ных дисбатах.

Другие посту­пали ещё реши­тель­нее: в 1956 году воль­но­опре­де­ля­ю­щийся Анри Майо угнал к партизанам-​коммунистам армей­ский гру­зо­вик с ору­жием и бое­при­па­сами и сам при­со­еди­нился к борьбе. Через два месяца его отряд был раз­бит, а сам он без лиш­него шума убит фран­цу­зами «при попытке к бег­ству». В том же бою в рядах пар­ти­зан погиб Морис Лабан — вете­ран интер­бри­гад, за два­дцать лет до этого бив­ший фаши­стов в Испании (С. 35). Судьба Лабана дока­зы­вает, что анти­ко­ло­ни­аль­ная борьба есть про­дол­же­ние борьбы с фашизмом.

На сто­рону алжир­цев пере­хо­дили и другие:

«Анархисты, троц­ки­сты, сюр­ре­а­ли­сты.
Коммунисты, порвав­шие во имя ком­му­ни­сти­че­ских иде­а­лов с ком­пар­тией.
„Черноногие“, созна­ю­щие, что живут на чужой земле, даже если роди­лись на ней, что жесто­кость повстан­цев может быть чудо­вищна, но само вос­ста­ние спра­вед­ливо, и един­ствен­ный шанс сохра­нить мно­го­на­ци­о­наль­ность буду­щего Алжира и спа­сти честь Франции — это помо­гать мятежу.
Этнографы, исто­рики, пси­хи­атры, в силу своей про­фес­сии зна­ю­щие, насколько деструк­ти­вен коло­ни­а­лизм.
Прошедшие Алжир при­зыв­ники.
Да что там при­зыв­ники: актёры, побы­вав­шие на гастро­лях в дово­ен­ном Алжире, воз­вра­ща­лись оттуда в ужасе, созрев для помощи Фронту
[наци­о­наль­ного осво­бож­де­ния].
Священники, пошед­шие на кон­фликт с Ватиканом — как ком­му­ни­сты на кон­фликт с ФКП — во имя хри­сти­ан­ских иде­а­лов. … 200 свя­щен­ни­ков пошли на заводы, чтобы жить одной жиз­нью с паст­вой, при­об­ретя не только рабо­чие про­фес­сии, но и про­ле­тар­ское созна­ние, проф­со­юз­ный гонор. В марте 1954 года напу­ган­ный Пий XII запре­тил „работу по сов­ме­сти­тель­ству“… Но 120 свя­щен­ни­ков отка­за­лись пови­но­ваться и под­дер­жали ФНО. Некоторые при­шли к выводу, что — за гра­нью чело­ве­че­ского тер­пе­ния — наси­лие допу­стимо, а то и явля­ется дол­гом хри­сти­а­нина.

Немало евреев — буду­щих анти­си­о­ни­стов, — пере­жив­ших, как пра­вило, детьми, окку­па­цию: звер­ства армии вызы­вали у них ощу­ще­ние дежавю.
Боевики Сопротивления…
Чем затяж­нее война, тем ради­каль­нее ее про­тив­ники, тем больше оди­но­чек объ­еди­ня­ется, под­чи­няя свой инди­ви­ду­а­лизм дис­ци­плине под­по­лья»
(С. 208).

Сотни жите­лей Франции — точ­ное число неиз­вестно, мно­гие так и не были рас­крыты — ста­но­ви­лись «носиль­щи­ками»: они пере­прав­ляли ФНО деньги — рево­лю­ци­он­ный налог, собран­ный с 450 тысяч алжир­цев мет­ро­по­лии, добы­вали ору­жие, авто­мо­били, квар­тиры, доку­менты, печа­тали листовки, гото­вили побеги из тюрем, лечили ране­ных и укры­вали боевиков.

Вот, напри­мер, какая встреча ждала «едва ли ни самого разыс­ки­ва­е­мого алжирца Франции — шефа париж­ского ФНО Мохаммеди Мохана Саддека», кото­рого оста­вили ноче­вать в замке одной зна­ме­ни­той семьи:

«…наутро под­поль­щик едва не лишился рас­судка: к зав­траку его раз­бу­дил его люби­мый [актёр-​комик] Фернандель» (С. 220).

12
Франсис Жансон

Действительно, среди «носиль­щи­ков» было много людей театра и кино: одни, помо­гая пар­ти­за­нам, про­дол­жали рабо­тать, дру­гие — ухо­дили на неле­галь­ное поло­же­ние. Только в орга­ни­за­ции Франсиса Жансона — жур­на­ли­ста и фило­софа — состо­яло около 70 пред­ста­ви­те­лей твор­че­ских про­фес­сий (С. 215—222). Когда в 1960 году 24-​х из них судили, поло­вине дали мак­си­маль­ные сроки — 10 лет. Так что это совсем не шутки.

Да что и гово­рить о «носиль­щи­ках», если даже тем ста­тус­ным интел­ли­ген­там (всего — 244 чело­век), кото­рые под­пи­сали в 1960 году «Декларацию права на непо­ви­но­ве­ние на алжир­ской войне», был до конца войны закрыт путь на теле­ви­де­ние и сцену театра (а из них около шести­де­сяти чело­век отно­си­лись к «зре­ли­щам»), было даже запре­щено упо­ми­на­ние их имён.

Что и гово­рить о Франции, если даже в «архи-​демократической» Швейцарии вла­стям при­шлось в 1967 году при­нять спе­ци­аль­ный закон, запре­щав­ший ино­стран­цам поли­ти­че­скую дея­тель­ность в стране и направ­лен­ный кон­кретно про­тив одного чело­века — швед­ского лите­ра­тора Нильса Андерсона, создав­шего мао­ист­скую орга­ни­за­цию. А в начале 60-​х Андерсон укры­вал у себя самых опас­ных боевиков-​алжирцев и изда­вал «Допрос под пыт­кой» Анри Аллега5 . В швей­цар­ском граж­дан­стве Андерсону было отка­зано зна­чи­тельно раньше — в 1955 году за — вни­ма­ние! — уча­стие в Международном фести­вале моло­дёжи и сту­ден­тов в Бухаресте! (С. 227)6

Что и гово­рить о фран­цуз­ских вла­стях, если фран­цуз­ские уль­тра­пра­вые при­сы­лали бельгийцам-«носильщикам» — а были и такие, при­чем опять же интел­ли­генты с гром­кими име­нами — бомбы. Замаскированы они были — с изощ­рён­ным юмо­ром — под книгу … того же Андерсона.

Сам Жансон обо­шел все ловушки, под­польно опуб­ли­ко­вал книгу о войне в Алжире и даже про­вёл пресс-​конференцию — тоже под­польно. Ему до 1966 года при­шлось жить за гра­ни­цей, пока не была объ­яв­лена амни­стия. Его подруге повезло меньше: Элен Кюэна полу­чила 10 лет, но вме­сте с ещё пятью жен­щи­нами бежала из тюрьмы «Ла Пти Рокетт».

«История сен­са­ци­он­ного побега неправ­до­по­добно роман­тична для ХХ века: пере­пи­лен­ные решётки, свя­зан­ные про­стыни, не дождав­шийся бег­ля­нок, кото­рым при­шлось самим искать себе убе­жище, авто­мо­биль» (С. 225).

Заключённую дру­гой тюрьмы чуть было не выкрали при помощи … вертолёта!

«Носильщики», ока­зав­шись в одних тюрь­мах с алжир­цами, бра­лись обу­чать тех всему, что знали сами — начи­ная с грамоты.

Именно во фран­цуз­ской тюрьме сде­лал свои пер­вые теат­раль­ные поста­новки алжи­рец Мохаммед Будиа, кото­рый затем в сво­бод­ном Алжире стал «куль­тур­ной рево­лю­цией в одном лице», откры­вая газеты, театры, орга­ни­зуя «куль­тур­ный кара­ван» по самым отда­лен­ным угол­кам страны (С. 55). При этом он был и бой­цом: в 1958 году его ком­ман­дос пере­несли войну на тер­ри­то­рию Франции, взо­рвав круп­ней­шее неф­те­хра­ни­лище в Морепьяне — за это он и попал в тюрьму, из кото­рой бежал в 1961 году. Позднее он рабо­тал с ООП и про­во­дил тер­акты про­тив Израиля. Видимо, именно изра­иль­ские спец­службы и подо­рвали его авто­мо­биль в 1973 году.

Абан Рамдан

Другой алжир­ский пар­ти­зан и куль­тур­тре­гер — Абан Рамдан. Он не только спло­тил ФНО воедино и руко­во­дил тер­ро­ри­сти­че­ским под­по­льем, но и вме­сте с Мохаммедом Садеком Муссауи поста­вил работу воен­ных фото­кор­ре­спон­ден­тов и рево­лю­ци­он­ного кино­про­из­вод­ства (С. 148). Сам Рамдан фильмы, конечно, не сни­мал. Снова нашёлся под­хо­дя­щий — о луч­шем и меч­тать нельзя — фран­цуз: Рене Вотье, «самый цен­зу­ри­ро­ван­ный режис­сёр Франции». В Сопротивлении он был «самым юным пар­ти­за­ном Франции». На рубеже 1940—1950-х он успел под­пасть под арест во время съё­мок фильма о жестоко подав­лен­ной заба­стовке шах­тё­ров север­ной Франции в 1948 году; снять послед­ствия рас­прав, про­из­ве­дён­ных в нацист­ском стиле коло­ни­аль­ными вла­стями над вос­став­шими Берега Слоновой Кости, дать мест­ному губер­на­тору пощё­чину и вышвыр­нуть поли­цей­ского из окна своей квар­тиры — мест­ные жители до сих пор пере­дают легенды о Вотье и выре­зают ста­ту­этки «малень­кого бре­тонца с крас­ной каме­рой»; загре­меть в поли­цей­ский уча­сток в Верхней Вольте, из кото­рого его штур­мом осво­бо­дила толпа; скрыться от поли­ции в Сенегале под видом покой­ника, кото­рого носили по городу; пого­стить у лиде­ров осво­бо­ди­тель­ного дви­же­ния — Кваме Нкрумы и Модибо Кейты; выкрасть из-​под носа у поли­цей­ских свои плёнки, став­шие затем филь­мом «Африка 50», и т. д. В резуль­тате про­тив него набра­лось 13 обви­не­ний, и он отси­дел пол­тора года в воен­ных тюрь­мах. Зато в 1997 году МИД Франции будет бла­го­да­рить Вотье за то, что тот уже в начале 50-​х демон­стри­ро­вал «глу­бо­кие анти­ко­ло­ни­аль­ные настро­е­ния» (С. 164).

Рене Вотье

Кому как ни Вотье было зачи­нать рево­лю­ци­он­ное кино. Тем более что ему помо­гали в этом талант­ли­вые — а в буду­щем име­ни­тые — кине­ма­то­гра­фи­сты: Раймон Вожель (автор мно­гих филь­мов ФКП и анти­ко­ло­ни­аль­ного сви­де­тель­ства «Тунисская земля», сня­того еще 1951 году), Сесиль Декюжис (в 1956 году она сняла в тунис­ских лаге­рях пер­вый фильм ФНО — «Беженцы», позд­нее пре­по­да­вала в гаван­ской кино­школе), Пьер Клеман, супруги Ольга Байдар-​Полякова и Янн Ле Масон (он снял корот­ко­мет­ражку по идее Франца Фанона, лечив­шего от пси­хи­че­ских травм детей-​беженцев, — она состо­яла из рисун­ков этих детей; фильм был запре­щён с 1961 до 1972 года) и другие.

Отдельно стоит упо­мя­нуть Сержа Мишеля, чьё насто­я­щее имя — Люсьен Душе — стало известно лишь после его смерти в 1997 году. Биография его была настолько зага­дочна, что ему даже при­пи­сы­вали созда­ние интер­бри­гад в Испании! Впрочем, допод­линно известно, что «двух­лет­него Люсьена отец в 1924 году кре­стил в купели с крас­ным вином под воз­гласы това­ри­щей: „Да здрав­ствует про­ле­тар­ский Интернационал!“ И при этом при­сут­ство­вали два насто­я­щих рус­ских боль­ше­вика, одним из кото­рых якобы был Григорий Зиновьев… По основ­ной про­фес­сии Мишель был рево­лю­ци­о­не­ром, по вто­рой — худож­ни­ком» (С. 179).

15
Серж Мишель

После фан­та­сти­че­ских ски­та­ний по Европе он ока­зался в Алжире и стал ответ­ствен­ным за под­поль­ную типо­гра­фию ФНО и курье­ром между ФНО и его евро­пей­скими рези­ден­ту­рами, участ­во­вал в созда­нии всех пар­ти­зан­ских газет и радио «Голос Алжира» и про­чая, и про­чая. Мишель при­ло­жил руку и к паре филь­мов, но глав­ное его дости­же­ние в кино­сфере — в ином: именно он был посред­ни­ком, нала­див­шим отно­ше­ния между Рамданом и Вотье, а затем — орга­ни­за­то­ром кино­сту­дии «Касба-​фильм». Позднее он был совет­ни­ком Патриса Лумумбы и Луиса Кабрала, чуть было не отпра­вился со своим дру­гом Че в Конго, а в 70-​х создал школу жур­на­ли­стики и Синематеку в Конго. Кстати, «во Франции Мишель жил на пен­сию муд­жа­хида — вете­рана войны за неза­ви­си­мость, экви­ва­лент­ную 45 евро, но, когда в 1997 году умер, удо­сто­ился в Алжире наци­о­наль­ных похо­рон» (С. 183).

Достойную ком­па­нию фран­цуз­ским кине­ма­то­гра­фи­стам, под­дер­жав­шим Алжир, соста­вили и алжир­ские кадры. Джамаль-​Эддин Шандерли, чей дядя Тахар Ханаш был един­ствен­ным режис­сё­ром коло­ни­аль­ного Алжира, нала­дил кино­фо­то­службу ФНО, год про­вёл среди пар­ти­зан, а в 1958 году снял в рай­оне Эль-​Милиа напал­мо­вую бом­бар­ди­ровку. Кадры были пока­заны на Генассамблее ООН и раз­об­ла­чили отри­цав­шую это пре­ступ­ле­ние Францию. Через три года Шандерли стал авто­ром пер­вого алжир­ского игро­вого кино — корот­ко­мет­ражки «Ясмина».

Кстати, ещё о силе воз­дей­ствия доку­мен­таль­ных кад­ров и работе кине­ма­то­гра­фи­стов на пере­до­вой: в том же 1958 году фран­цуз­ская авиа­ция раз­бом­била на гра­нице с Тунисом базу ФНО, а заодно — школу и пункт Красного Креста (70 уби­тых). Вотье и Клеман засняли жертв атаки и пока­зали в фильме «Сакиет Сиди Юссеф». В резуль­тате обост­рился алжир­ский вопрос в ООН, пало пра­ви­тель­ство Гайяра, затем — Пфлимлена, и Францию воз­гла­вил де Голль. Ну а де Голль потом дал неза­ви­си­мость Алжиру. Но важ­нее дру­гое: сколь­ких людей эти кадры заста­вили при­со­еди­ниться к осво­бо­ди­тель­ной борьбе и добиться этой независимости?

Из создан­ной в 1957 году Вотье пер­вой алжир­ской кино­школы — «группы Фарида» — вышли Мохаммед Лахдар-​Хамин — обла­да­тель един­ствен­ной афри­кан­ской Золотой паль­мо­вой ветви за фильм «Хроника огнен­ных лет», Ахмед Рашиди — режис­сёр «Зари про­кля­тьем заклей­мён­ных» — пер­вой алжир­ской доку­мен­таль­ной пол­но­мет­ражки об исто­рии Африки, вдох­нов­лён­ной кни­гой Франца Фанона, Ахмед Лаллем — автор фильма «Они» — мани­фе­ста эман­си­па­ции алжир­ских жен­щин, Мохаммед Зинет — поста­нов­щик «Необычного Алжира» — пер­вого и един­ствен­ного урба­ни­сти­че­ского алжир­ского фильма (С. 185—186). А воен­ный руко­во­ди­тель ФНО Ясеф Саади, в про­шлом — уче­ник булоч­ника, стал в 60-​х про­дю­се­ром «Битвы за Алжир» Понтекорво и «Постороннего» Висконти.

16
Пьер Шоле

Ещё один уро­же­нец Алжира — «чер­но­но­гий» врач Пьер Шоле поучаст­во­вал в созда­нии, видимо, лишь одного фильма — ещё одной кар­тины Шандерли «Джазаируна — наш Алжир». Но это было только одно из про­яв­ле­ний рево­лю­ци­он­ной дея­тель­но­сти этого выда­ю­ще­гося интел­ли­гента. Организаторские спо­соб­но­сти у Шоле были, навер­ное, по наслед­ству от отца: тот создал пер­вый в Алжире проф­союз и первую кассу вза­и­мо­по­мощи. Сам Пьер в уни­вер­си­тете сбли­зился с алжир­цами и уже в начале 1950-​х пытался — тогда неудачно — создать моло­дёж­ное объ­еди­не­ние бор­цов за неза­ви­си­мость. Шоле рабо­тал в газете ФНО, конечно, лечил ране­ных бой­цов, а также при­вёл пси­хи­атра Франца Фанона для про­фи­лак­ти­ро­ва­ния пар­ти­зан. Кроме того, его жена одна­жды спасла Рамдана, вывезя его из бло­ки­ро­ван­ного воен­ными города. После осво­бож­де­ния Алжира Шоле обу­чил несколько поко­ле­ний вра­чей и мно­гое сде­лал для победы над тубер­ку­лё­зом в стране.

И если уж речь пошла о вра­чах, то нужно вспом­нить и о док­торе Бенауду Бензерджеба. Закончив Сорбонну, он жил в Алжире, лечил пар­ти­зан, но засве­тился при покупке рота­тора для печа­та­ния листо­вок. Он умер под пыт­ками. Его смерть мно­гих наста­вила на путь воору­жён­ной борьбы. В том числе, и Шандерли, кото­рый сни­мал похо­роны доктора.

Так поги­бали луч­шие пред­ста­ви­тели немно­го­чис­лен­ной алжир­ской интел­ли­ген­ции: на 33 инженера-​мусульманина при­хо­ди­лось 3110 инженеров-​европейцев. То же — и в осталь­ных сфе­рах. С про­воз­гла­ше­нием сво­боды Алжира европейцы-«черноногие» бро­си­лись из страны. После себя они остав­ляли хаос:

«…врачи уни­что­жили всю меди­цин­скую доку­мен­та­цию. В лабо­ра­то­риях не оста­лось ни одного целого мик­ро­скопа. В неко­то­рых рай­о­нах были сожжены четыре школы из пяти. Библиотекарь и дуайен уни­вер­си­тета Алжира 7 июня [1962 года] лично, выпол­няя дирек­тивы OAS, подо­жгли биб­лио­теку. Сгорело всё: 500 тысяч книг, уни­каль­ные ману­скрипты» (С. 322).

Вот так легко спа­дает с интеллектуала-​мещанина шелуха «циви­ли­зо­ван­но­сти»: школа, книги, меди­цина, наука ему инте­ресны, лишь если при­но­сят ему доход. Если нет — да гори оно огнём! И после этого фран­цуз­ские обы­ва­тели кри­чат, что араб­ские имми­гранты «уни­что­жают цен­но­сти евро­пей­ской куль­туры»? Но по срав­не­нию с пла­но­мер­ным втап­ты­ва­нием «чер­но­но­гими» куль­тур­ного досто­я­ния Алжира поис­тине дет­ским выгля­дит бун­тар­ский погром детьми имми­гран­тов (в том числе и алжир­цами) во время бес­по­ряд­ков в «аше­ле­мах» несколь­ких школ и библиотек.

Вместо «чер­но­но­гих» в страну ехали «крас­но­но­гие» — сочув­ству­ю­щие Алжиру евро­пейцы. Прежде всего, это были рево­лю­ци­о­неры, «те, кто боролся за Алжир, срод­нился с ним за годы: это был „их“ Алжир» (С. 326). Но «ещё больше, чем про­фес­си­о­наль­ных рево­лю­ци­о­не­ров, среди „крас­но­но­гих“ было вра­чей, инже­не­ров, педа­го­гов, жур­на­ли­стов, архи­тек­то­ров. Они тоже были „новые левые“ — троц­кист­ский интер­на­ци­о­нал моби­ли­зо­вал вра­чей, — но они при­е­хали не стро­ить новое обще­ство по своим чер­те­жам, а помо­гать стро­ить самим алжир­цам. Они спасли страну» (С. 322).

Трудно пред­ста­вить, каких уси­лий тре­бо­вало вос­ста­нов­ле­ние раз­ру­шен­ного. Этот подвиг — ничуть не меньше победы в осво­бо­ди­тель­ной борьбе. Алжирский кине­ма­то­граф не был уни­что­жен только потому, что до осво­бож­де­ния его и не суще­ство­вало. Первые мест­ные кине­ма­то­гра­фи­сты вышли из пар­ти­зан, они стро­или эту отрасль с нуля. Это было проще, чем раз­гре­бать раз­ва­лины преж­него. Наверное, поэтому алжир­ская Синематека стала, как гово­рит Трофименков, един­ствен­ной вопло­щён­ной уто­пией «крас­но­но­гих» (С. 330): показ самых раз­но­об­раз­ных филь­мов, сотруд­ни­че­ство с кино­фон­дами всего мира, созда­ние, веро­ятно, самых луч­ших по коли­че­ству и каче­ству про­грамм кинопоказов.

Всё это сильно напо­ми­нает Советскую Россию: победа в граж­дан­ской войне, сабо­таж бур­жу­аз­ных спе­ци­а­ли­стов, интер­на­ци­о­наль­ная помощь, рас­цвет куль­туры. Как видим, эти слож­но­сти и дости­же­ния неиз­менно сопут­ствуют побе­див­шей революции.

Революция тесно свя­зана с куль­тур­ным раз­ви­тием. Это оче­видно и на при­мере дру­гих стран, о кото­рых Трофименков гово­рит более кратко.

Хотя в рядах кубин­ского «Движения 26 июля» не было кине­ма­то­гра­фи­стов, победа рево­лю­ции в 1959 году спро­во­ци­ро­вала взлёт кино­ис­кус­ства: если до рево­лю­ции на Кубе было снято 150 филь­мов (80 пол­но­мет­раж­ных), то за два­дцать лет после неё — 853 (98 пол­но­мет­раж­ных) (С. 186). А вообще, «в Южной Америке 1960-​х годов рево­лю­ци­он­ное кино пред­ва­ряло или сопро­вож­дало гери­лью. В Центральной Америке — роди­лось, как в Алжире, в ходе гери­льи» (С. 187).

Мы видим зако­но­мер­ность: под­лин­ные интел­ли­генты под­дер­жи­вали борьбу за осво­бож­де­ние. Они знали, что капи­та­лизму куль­тура нужна как ещё один источ­ник дохода, а потому неиз­бежно её усред­не­ние, све­де­ние к про­да­ва­е­мому стан­дарту. Не спа­сёт и «нефор­мат­ное» искус­ство: оно обре­чено либо со вре­ме­нем ока­заться мод­ным и попасть в пороч­ный круг раз­вле­ка­тель­ного биз­неса, либо стать само­ко­па­ю­щейся мар­ги­на­лией, досто­я­нием бомонда, воро­тя­щего нос от обы­ва­теля, пяля­ще­гося на экран комедии-​боевика-​мелодрамы. Для интел­ли­ген­тов было оче­видно, что этому пока­ле­чен­ному чело­веку, с дет­ства зажа­тому в фор­мат «фаб­рики грёз», тре­бу­ется изле­че­ние. Лечебной про­це­ду­рой должно было стать переот­кры­тие, новое зна­ком­ство с куль­ту­рой и обще­ством, в кото­ром он жил, но кото­рого не знал. Носителями вра­чу­ю­щих иде­а­лов гума­низма и про­све­ще­ния были левые — худож­ники и рево­лю­ци­о­неры. Именно они, беря капи­та­лизм в объ­ек­тив, на перо или на мушку, видели циви­ли­за­цию до и после него.

Культура при капи­та­лизме — это и меха­низм соци­аль­ного кон­троля. Уничтожение небур­жу­аз­ной (дока­пи­та­ли­сти­че­ской или анти­ка­пи­та­ли­сти­че­ской) куль­туры пре­вра­щает насе­ле­ние в покор­ных рабов, мыс­ля­щих в насильно уста­нов­лен­ных рамках.

Докапиталистическая, доко­ло­ни­аль­ная куль­тура была важ­ным зве­ном в борьбе за осво­бож­де­ние, за само­опре­де­ле­ние. «Вторгшийся импе­ри­а­лизм поста­вил нас вне исто­рии», — гово­рил рево­лю­ци­о­нер, лидер ПАИГК (Африканской пар­тии неза­ви­си­мо­сти Гвинеи и Кабо-​Верде) Амилкар Кабрал. Ещё в юно­сти, при­е­хав на лето из уни­вер­си­тета домой, на ост­рова Кабо-​Верде, он начал вести на радио невин­ную, каза­лось бы, про­грамму о доев­ро­пей­ских мест­ных тра­ди­циях. Передача вызвала вос­торг у слу­ша­те­лей: ба, вот мы какие, кто бы знал! После этого инте­реса и воз­ник­шей гор­до­сти сле­ду­ю­щим шагом дол­жен был стать вопрос: а почему мы живём по указке пор­ту­галь­цев?.. Начальство, почув­ство­вав нелад­ное, изгнало Амилкара из радио­рубки. Но Кабрал добился сво­его: народ задал этот опре­де­ля­ю­щий вопрос и отво­е­вал неза­ви­си­мость. Этот при­мер пока­зы­вает, что мир­ное куль­тур­ное про­све­ще­ние не выжи­вет, если не будет под­дер­жано оружием.

Мало дока­зать, что, условно говоря, была жизнь до капи­та­лизма. Нужно пока­зать, что капи­та­лизм не заин­те­ре­со­ван в сохра­не­нии её мно­го­об­ра­зия, что мно­гим вовсе не гаран­ти­ро­вана жизнь при капи­та­лизме: если того потре­буют инте­ресы капи­тала, целые куль­туры будут при­ми­ти­ви­зи­ро­ваны или стёрты. Опасность заклю­ча­ется и в дру­гом. Франц Фанон дока­зы­вал на при­мере Африки, что агрес­сив­ная бур­жу­аз­ная куль­тура нано­сит силь­ней­ший ущерб морали и пси­хике мест­ного насе­ле­ния — прежде всего детей — потому что втор­га­ется в обще­ство с насиль­ственно раз­ру­шен­ными тра­ди­ци­ями и соци­аль­ными свя­зями, где людям не на что опе­реться для про­ти­во­сто­я­ния ей. Зная это, интел­ли­генты под­дер­жи­вали рево­лю­ци­о­не­ров и стре­ми­лись создать жизнь после капи­та­лизма. Общество нужно было отво­е­вать у капитализма.

В свою оче­редь, рево­лю­ци­о­неры зани­ма­лись куль­тур­ным стро­и­тель­ством, осо­зна­вая, что без про­све­ще­ния невоз­можно вырас­тить новых, талант­ли­вых людей, людей буду­щего.

Трофименков так фор­му­ли­рует свою цель:

«Именно тем, что в ней идёт речь о выборе, книга небес­по­лезна для России, где интел­ли­ген­ция пред­по­чи­тает любого выбора избе­гать. … Россия замкну­лась на себе, не видит себя в кос­мосе — разве что в хаосе — миро­вой исто­рии и поли­тики: я хотел бы вер­нуть ощу­ще­ние этого кос­моса» (С. 8).

Стоит уточ­нить: те, о ком здесь гово­рит Трофименков — это не интел­ли­генты, а интел­лек­ту­алы. Интеллектуалы — это обра­зо­ван­ные спе­ци­а­ли­сты, исполь­зу­ю­щие свои умствен­ные спо­соб­но­сти для зако­ла­чи­ва­ния денег или при­об­ре­те­ния ста­туса. То есть они — и наши левень­кие среди них — плоть от плоти капи­та­лизма, они вос­про­из­во­дят его меха­низм. Интеллигенты же — это те, кто свои зна­ния исполь­зуют в целях под­рыва капитализма.

До Трофименкова к теме поли­ти­че­ского кино в совре­мен­ной России никто не обра­щался. Казалось бы, эта боль­шая и заме­ча­тель­ная книга должна была при­влечь вни­ма­ние оте­че­ствен­ных левых. Но оче­вид­ность и левые у нас мало дру­жат. Насколько я могу судить, ни один левый сайт или блоггер не упо­мя­нул о книге Трофименкова. Как-​то не верится, что никому из тысяч людей, име­ну­ю­щих себя левыми, не слу­чи­лось её про­чи­тать. Думаю, кто-​нибудь да про­чи­тал, но не посчи­тал её инте­рес­ной, не счёл нуж­ным поре­ко­мен­до­вать её другим.

Если же этой книги не каса­лись руки левых, то, спра­ши­ва­ется, где эти руки? Если же на эту книгу не падал взгляд левых, то, спра­ши­ва­ется, есть ли у них глаза? Если же про­чи­тав­шие её левые не пере­жили вооду­шев­ле­ния или не захо­тели рас­ска­зать об этом дру­гим, то, спра­ши­ва­ется, есть ли у них разум?

Молчание левых об этой книге гово­рит об узо­сти их кру­го­зора и о непри­я­тии ими под­линно рево­лю­ци­он­ной борьбы и искус­ства, мастер­ски опи­сан­ных Трофименковым. Значит, эти левые на деле ока­зы­ва­ются лишь «левыми», левень­кими, заплес­не­ле­выми. А насто­я­щим левым авто­ром явля­ется сам Трофименков.

В отли­чие от сонма левень­ких, Трофименков не кри­чал годами на всех углах о своей левизне. Тщетно было бы искать в его преды­ду­щих кни­гах и сот­нях кино­ре­цен­зий ярко выра­жен­ную ради­каль­ную идео­ло­гию. Но с выхо­дом его книги «Кинотеатр воен­ных дей­ствий» стало ясно, что Трофименков отлично зна­ком с тра­ди­ци­ями рево­лю­ци­он­ного кино и вос­тор­женно под­дер­жи­вает его иде­алы. Трофименков созрел для откры­того заяв­ле­ния о своих левых взгля­дах и страстно выра­зил их, стре­мясь воз­ро­дить пре­рван­ные тра­ди­ции анти­ка­пи­та­ли­сти­че­ской борьбы, про­бу­дить новое поко­ле­ние интеллигентов.

Чем же зани­ма­лись в этот момент рос­сий­ские патен­то­ван­ные левые? Каково их отно­ше­ние к рево­лю­ци­он­ной культуре?

Часть 2. Мёртвое

Где слово — не только не дело,
Но даже не слово уже.


Александр Галич

Марши авангарда

Начнём с твор­че­ской плат­формы «Что делать?», кото­рая заяв­ляет о под­держке прин­ци­пов левого искус­ства, ссы­ла­ясь, прежде всего, на идеи Бертольда Брехта. Говорить об этой группе стран­ных лич­но­стей при­хо­дится потому, что она доста­точно известна в сто­лич­ной око­ло­ху­до­же­ствен­ной тусовке и за кор­до­ном и поэтому фак­ти­че­ски пред­став­ля­ется лицом рос­сий­ского левого искус­ства. Её участ­ники пре­тен­дуют на интел­лек­ту­аль­ную высоту и нешаб­лон­ность твор­че­ства. Наконец, они явля­ются авто­рами несколь­ких филь­мов, ана­лиз кото­рых важен в срав­не­нии с про­из­ве­де­ни­ями героев книги Трофименкова.

Артемий Магун

Любопытна предыс­то­рия появ­ле­ния кол­лек­тива «Что делать?» Изложил ее фило­соф Артемий Магун7 . В 2003 году, про­те­стуя про­тив офи­ци­оз­ного празд­но­ва­ния 300-​летия Петербурга, «группа извест­ных худож­ни­ков, архи­тек­то­ров, кри­ти­ков и учё­ных» отпра­ви­лась куда глаза гля­дят, чтобы осно­вать новый город. Было их ровно 15: 14 участ­во­вав­ших и 1 при­сут­ство­вав­ший. В пути велись раз­го­воры со встреч­ными, раз­да­ва­лись листовки, реяли транс­па­ранты. В общем, всё пред­ве­щало успех начи­на­ния, ведь, как заме­чает Магун, «даже собаки смот­рели на шеству­ю­щих с сочув­ствием».

«Что делать?» поехали

Нелёгкая и взгляды собак при­вели Магуна и ком­па­нию к охра­ня­е­мому объ­екту, где их бла­го­по­лучно свин­тили менты:

«…под­ка­тило десять машин мили­ции, из кото­рых высы­па­лись авто­мат­чики».

Кстати, в свете такого раз­ви­тия собы­тия воз­ни­кает подо­зре­ние, что упо­мя­ну­тые псы были мен­тов­скими про­во­ка­то­рами, зама­нив­шими про­сто­душ­ных (горе от ума!) интел­лек­ту­а­лов в западню.

Наших отцов-​основателей да пет­ров пер­вых под дулами авто­ма­тов, в «ворон­кáх», «под шум сирен» доста­вили в рай­от­дел и при­го­во­рили к штра­фам. Затем — апо­феоз. Слово Магуну.

«Выйдя из отде­ле­ния мили­ции, шеству­ю­щие поняли, что при­езд в него и был тем вме­ша­тель­ством извне, кото­рое должно было опре­де­лить место закладки нового цен­тра города. Напротив 64-​го отде­ле­ния мили­ции … они тор­же­ственно зало­жили в землю камень, кото­рый дол­жен теперь стать нача­лом нового цен­тра города».

Итак, тусов­щики с непо­мер­ным само­мне­нием решили про­гре­меть на весь мир в бук­валь­ном смысле на пустом месте. Они после­до­вали завету ста­рухи Шапокляк: «хоро­шими делами про­сла­виться нельзя».

Как же может выпенд­риться про­тест­ная лич­ность? Конечно, повин­титься. Вообще-​то, такая лич­ность из худо­же­ствен­ной сто­лич­ной тусовки сей­час живёт вполне неплохо: лек­ции читает, гран­тики выиг­ры­вает, по загра­ни­цам разъ­ез­жает, малюет даже что-​то. Но ей при­хо­ди­лось слы­шать, что в стране — поли­цей­ский и судеб­ный бес­пре­дел. И лич­но­сти очень хочется на себе это испы­тать, чтобы иметь право заяв­лять, что она стра­дает вме­сте с наро­дом. Вот и вин­тится и, видимо, выпла­чи­вает штрафы. Тем самым она и репрес­сив­ные органы в тонусе под­дер­жи­вает, и гос­бюд­жет попол­няет. Очень анти­пра­ви­тель­ствен­ная дея­тель­ность, да.

Эти глу­по­сти дела­ются, чтобы погромче о себе заявить. У тусовки прямо-​таки зудит пре­вра­тить любое свя­зан­ное с собой место в центр куль­тур­ной и интел­лек­ту­аль­ной жизни. Пометить, как ска­зали бы их зна­ко­мые собаки.

Общество, видимо, их мало инте­ре­сует. Вот Магун так и гово­рит: давайте, мол, соби­рай­тесь у того зары­того камня «пред­ста­ви­тели аван­гарда», «кото­рым небез­раз­лично окру­жа­ю­щее их про­стран­ство»Пространство, а не люди и их про­блемы!8

Давид Рифф

Ещё больше хле­щет свин­ство из Давида Риффа. Он тоже участ­ник «Что делать?» Тоже весь из себя такой левый кри­тик и худож­ник. Тоже погу­лять любит. Приведу фраг­менты из его «путе­вых запи­сок» об ещё одном марше Рабочей группы9 «Что делать?» по Нарвской заставе летом 2004 года10 . Причём шля­лись они под видом иссле­до­ва­ния с при­ме­не­нием «пси­хо­гео­гра­фи­че­ских тех­ник ситу­а­ци­о­нист­ского dérive», что, по Ги Дебору (про­сти, гос­поди!), заклю­ча­ется в «быст­ром пере­ме­ще­нии по раз­лич­ным про­стран­ствам. Dérive пред­по­ла­гает конструктивно-​игровой режим и вни­ма­ние к пси­хо­гео­гра­фи­че­ским эффек­там, чем заметно отли­ча­ется от тра­ди­ци­он­ных вари­ан­тов про­гу­лок или похо­дов» (кур­сив автора). Ну конечно, фирма вени­ков не вяжет! В прин­ципе, мно­гие тру­дя­щи­еся именно такой тех­ни­кой и поль­зу­ются после изма­ты­ва­ю­щей рабо­чей смены с бутыл­кой пива/​водки в руках — пол­ный dérive до дому, до хаты.

Вот что гулёны разглядели.

«Люмпенизированные про­ле­та­рии, нео­на­ци­сты, золо­тая моло­дёжь, готы, метал­ли­сты, пан­ку­ю­щие лес­би­янки, гастар­бай­теры, а ино­гда и анар­хи­сты. Они уже захва­тили пуб­лич­ное про­стран­ство. Они живут в нём. На Западе пуб­лич­ные про­стран­ства никто так более не обжи­вает. … Возможно, законы улиц учат этих ребят созда­вать репре­зен­та­тив­ное про­стран­ство в отчуж­дён­ной част­но­сти их встреч, обна­ру­жи­вая некий источ­ник жела­ния гонять по городу на вело­си­пе­дах в более плот­ных груп­пах, поздно ночью, когда дви­же­ние стихает?»

Опять оно — про­стран­ство! Это самое важ­ное для гуляки-​левака. Ребята тол­кутся у подъ­езда — захва­тили про­стран­ство, ура! И все пого­ловно — на вело­си­пе­дах гоняют. Европеец Рифф даже им завидует.

Он назы­вает пред­ста­ви­те­лей рабо­чего класса, тол­ку­щихся у подъ­ез­дов. Но разве они «захва­тили про­стран­ство», разве они взяли власть в свои руки? Нет, наобо­рот, они, под­вер­га­ясь экс­плу­а­та­ции, не осо­знают её, не ведут про­тив этого борьбу, а бол­та­ются на ули­цах и бьют друг друга. Это именно то, что нужно капиталу.

Рифф пере­чис­ляет сну­ю­щих в под­во­рот­нях пред­ста­ви­те­лей суб­куль­туры, но ведь и они в дей­стви­тель­но­сти ничего не «захва­тили». Принимая бур­жу­аз­ную суб­куль­туру, моло­дёжь сама ока­зы­ва­ется захва­чена в куль­тур­ном гетто, изо­ли­ро­вана от осталь­ного обще­ства и его про­блем. Это затруд­няет взрос­ле­ние, так что инфан­ти­лом с нес­фор­ми­ро­вав­шейся лич­но­стью оста­ётся и взрос­лый чело­век. Это именно то, что нужно капи­талу. Велосипеды даже ком­мен­ти­ро­вать не буду. Все знают, какие менее закон­ные и менее здо­ро­вые заня­тия есть на ули­цах у моло­дёжи. На этих ули­цах моло­дые люди дегра­ди­руют, вклю­ча­ясь в мелкобуржуазно-​криминально-​люмпенскую среду. Это именно то, что нужно капи­талу. А Рифф раз­ли­ва­ется в псев­до­фи­ло­соф­ских тре­лях о пре­ле­стях про­стран­ства. Он скры­вает истин­ную кар­тину. Он — пря­мой пособ­ник капитала.

Он даже сам это гово­рит о себе и своих коллегах:

«Группа дви­жется внутри соб­ствен­ного про­стран­ства, погру­зив­шись в соб­ствен­ную кол­лек­тив­ную (левую, нео­мо­дер­нист­скую, кри­ти­че­скую, ради­каль­ную, анта­го­ни­сти­че­скую) иден­тич­ность, бес­со­зна­тельно фети­ши­зи­руя соб­ствен­ную кол­лек­тив­ную авто­но­мию и дружбу, одно­вре­менно наста­и­вая на цен­но­сти самой нера­бо­та­ю­щей дея­тель­но­сти, и тем самым избе­гает любого истинно поли­ти­че­ского дей­ствия — кроме кон­сти­ту­и­ро­ва­ния мик­ро­со­об­ще­ства для сов­мест­ного про­ве­де­ния сво­бод­ного вре­мени (замал­чи­вая тот факт, что по буд­ням это же сооб­ще­ство пре­вра­ща­ется в пред­при­я­тие, про­из­водя товары для куль­тур­ной инду­стрии)» (кур­сив мой).

Рифф мог бы, конечно, ска­зать короче: «Мы, „Что делать?“ — мещан­ские про­хво­сты, кото­рые по буд­ням дурят людям головы на благо бур­жу­а­зии, а по выход­ным бол­тают о своей ради­каль­но­сти, не уда­ряя палец о палец для борьбы с капи­та­лом». Пусть и через нагро­мож­де­ние зауми, но эта мысль у него про­рва­лась! Откуда такая сме­лость? Рифф тут же при­зна­ется, что ляп­нул это, «немного пере­брав с выпив­кой». Очередной гро­мо­глас­ный нис­про­вер­га­тель основ по пья­ной лавочке… Коллеги по Рабочей группе на его тираду не оби­де­лись. Самих, пожа­луй, и не так порой накры­вало. Двинулись дальше.

Далее выяс­ня­ется, что этой тре­потне (путе­ше­ствию «в мыль­ном пузырьке слов», как поэ­тично заме­чает Рифф) было и дру­гое оправдание.

«Оно про­яв­ля­лось на теле­ви­де­нии, в каж­дом кафе и ресто­ране, во всех мага­зи­нах, на лице каж­дого. В пер­вый день нашего dérive, 3 сен­тября 2004-​го: Беслан. На фоне этой тра­ге­дии каза­лось дур­ным тоном радо­ваться уто­пи­че­ской дер­зо­сти школы в форме серпа и молота».

И как же посту­пили эти рыцари хоро­шего тона, совест­ли­вые интеллектуалы? 

«По дороге от воен­ного мага­зина на канале до Екатерингофского парка мы обсуж­дали Агамбена. В парке разыг­рали паро­дию на аме­ри­кан­ские кол­лек­тив­ные объ­я­тия (?!?!). … Гуляя по парку, вышли к ста­рым, поржа­вев­шим кару­се­лям. … Я при­мо­стился на ска­мейке, а боль­шин­ство участ­ни­ков дрейфа решили пока­чаться, оста­вив на моё попе­че­ние вещи, среди про­чего — эле­гант­ный чёр­ный зонт Артёма Магуна. Коллективные аффекты, туда и обратно. Любовники вос­со­еди­ня­ются, объ­я­тия измен­ни­ков (?!?!). Не только лишь исклю­чи­тель­ная тра­ге­дия, убий­ство детей, застав­ляет желать тепла» (кур­сив мой).

Убийство детей вызвало у автора жела­ние кои­туса! По какому раз­ряду извра­ще­ний это запи­сать, решайте сами…

Группа «Что делать?»

Переживания тонко чув­ству­ю­щего творца и иссле­до­ва­теля не закон­чи­лись на этом.

«В какой-​то момент работ­ники кару­се­лей выклю­чили музыку, аттрак­ци­оны закры­ва­лись. Мы шли дальше, обсуж­дая редук­цию и Алана Бадью. Посреди моста, на пути из парка в город, Магун опом­нился:
„Я оста­вил зонт“.
Я почув­ство­вал себя вино­ва­тым. Отделившись от осталь­ных, мы с Магуном повер­нули назад» (кур­сив мой).

Ах, так под­вёл досто­по­чтен­ного Магуна! Какая вина! Какое рас­ка­я­ние! А тре­паться об Агамбене и Бадью и кататься на кару­се­лях в день рас­стрела школы — это хоро­ший тон. Соединять в созна­нии Беслан и поло­вой акт — тоже хоро­ший тон. Тут бы Риффу сто­ило также пови­ниться и перед Аленом Бадью: напрасно он его назвал Аланом.

«У сто­рожки стоял пле­чи­стый моло­дой чело­век, мы оклик­нули его через забор.
„Зонтик? Да, я видел зон­тик“.
Мы с Магуном занерв­ни­чали — зон­тик мог ока­заться бом­бой — и пошли к аттрак­ци­ону с машин­ками» (кур­сив мой).

Посмотрите, какая тон­кая иро­ния, аллю­зия на тер­акт. Это ведь тоже хоро­ший тон для интеллектуала.

«Там мы повстре­чали дру­гую поло­вину группы, бро­див­шую парал­лельно. Они радостно при­вет­ство­вали нас, спра­ши­вая в один голос:
„Ну как? Что видели? Куда идёте?“
А мы не знали, что отве­тить. Мы искали зон­тик Артёма».

Всё, Рабочая группа усердно пора­бо­тала, иссле­до­ва­ние закон­чено. Разве не оче­видно, что эта акция «заметно отли­ча­ется от тра­ди­ци­он­ных вари­ан­тов про­гу­лок или похо­дов»?

Как видно, всё это (я цити­ро­вал лишь выбо­рочно) напи­сал боль­ной амо­раль­ный чело­век, хоть и име­ну­ю­щий себя левым, но откро­венно пре­зи­ра­ю­щий угне­тён­ных. Рифф со сво­ими друж­ками — сло­во­блуды, у кото­рых нет соб­ствен­ного досто­ин­ства, ибо, поли­вая друг друга заум­ными оскорб­ле­ни­ями, они про­дол­жают сов­мест­ную тусовку. Слова и идеи для них ника­кого зна­че­ния не имеют, они слиш­ком при­выкли исполь­зо­вать их для зако­ла­чи­ва­ния денег. Они объ­яв­ляют себя левыми, хорошо пони­мая, что слу­жат инте­ре­сам бур­жу­а­зии, — это назы­ва­ется поли­ти­че­ской про­сти­ту­цией. Оскорбления и пер­вер­сии их тоже не сму­щают. Зато когда этот гиде­бо­ров­ский бро­дяга поте­рял «эле­гант­ный чёр­ный зонт Артёма», вот тогда гло­жет грусть-​тоска — ведь иму­ще­ство похе­рил! За него бабки заплачены!

Не Брехт, а брехня

Из эта­кого аван­гарда и сло­жи­лась плат­форма «Что делать?» Её участ­ники заяв­ляют, что они — реа­ли­сты и созда­тели поли­ти­че­ского кино. Художник Дмитрий Виленский уве­рен, что в твор­че­стве нужно ори­ен­ти­ро­ваться на слова Энгельса:

«…прав­ди­вое вос­про­из­ве­де­ние типич­ных харак­те­ров в типич­ных обсто­я­тель­ствах»11 .

Виленский гово­рит, что поли­ти­че­ски сде­лан­ный фильм не дол­жен быть про­стой «документацией-​агитацией», ибо это — не искус­ство, а «про­грес­сив­ный жур­на­лизм» (кото­рый, конечно, тоже дол­жен суще­ство­вать). Такое кино не должно повто­рять при­ёмы мас­скульта, оно должно «тро­гать сердца зри­те­лей, при этом не раз­вле­кая их». Всё это пра­вильно. Дальше посмот­рим, как «Что делать?» уда­ётся вопло­щать эти принципы.

21
Дмитрий Виленский

Впрочем, в том же тек­сте Виленского есть насто­ра­жи­ва­ю­щие рас­суж­де­ния. Например.

«В фильме все­гда гово­рит его автор. Политический фильм это не фильм о поли­тике — это про­бле­ма­ти­за­ция при­ви­ле­гии гово­ря­щего, выяв­ле­ние и демон­стра­ция его соци­аль­ных и клас­со­вых связей».

Здесь Виленский заяв­ляет, что автор может снять только про себя, а про поли­тику — не может. То есть, здесь отри­ца­ется воз­мож­ность худож­ника отоб­ра­жать дей­стви­тель­ность. Отсюда вывод только один: реа­лизм невоз­мо­жен. Зачем же тогда при­ве­дена цитата из Энгельса? Щегольнуть?

Дальше у Виленского читаем, что худож­ники должны «…стре­миться через вклю­че­ние кол­лек­тив­ных прак­тик уча­стия в про­цесс созда­ния фильма каж­дый раз отыс­ки­вать новые вари­анты выхода из тупи­ков поли­ти­че­ской жизни». Ничего не напо­ми­нает? Да ведь это та же самая про­гулка для закладки нового города! Точно так же кол­лек­тив отпра­вился при­ятно про­ве­сти время и — бах! — решил про­блему, нашёл выход из тупика и осно­вал город. И верно ска­зано, что каж­дый раз выход дол­жен быть раз­ный. Сегодня в 64-​м отде­ле­нии поси­дели и рядом камень зало­жили, зав­тра — в 65-​м поси­дят и там поме­тят. Вариантов — тьма.

Павел Арсеньев

Вот вам ещё при­мер подоб­ной дея­тель­но­сти. Поэт Павел Арсеньев, участ­ник «Что делать?», рас­ска­зы­вает об их семи­наре (в Португалию ради того поехали!):

«Таким обра­зом, имея мини­мально спла­ни­ро­ван­ную струк­туру дис­кур­сив­ных собы­тий и телес­ных дей­ствий учеб­ный спектакль-​дискуссия раз­вив­вался сове­решнно сво­бодно — в соот­вет­ствии с одним только вооб­ра­же­нием участ­ни­ков. Кроме про­чего, в его рам­ках был под­нят и мета­леп­си­че­ский (??) вопрос о ста­тусе самого про­ис­хо­дя­щего в дан­ный момент на сцене — спек­такля, т. е. дра­ма­тур­ги­че­ского вымысла, раз­ви­ва­ю­ще­гося однако исклю­чи­тельно согласно при­хоти персонажей-​участников… В рам­ках учеб­ной пьесы — при всей эмо­ци­аналь­ной (Кхм-​кхм. — Р. В.) и телес­ной вовле­чен­но­сти участ­ни­ков — уда­лось под­ве­сти и неко­то­рые тео­ре­ти­че­ские итоги семи­нара обще­жи­тия. Именно эту форму, воз­можно, стоит при­нять на воору­же­ние буду­щим орга­ни­за­то­рам семинаров-​общежитий» (пунк­ту­а­ция и орфо­гра­фия поэта Арсеньева, кур­сив мой)12 .

Эти горе-​художники всюду тусу­ются и треп­лются на совер­шенно не опас­ные для капи­та­лизма темы. Соберутся — и думают: а какова цель встречи? А потом: а каков ста­тус собра­ния? То есть им непо­нятно, кто они и что им нужно. Да и зачем это знать, если всем дви­жет лишь вооб­ра­же­ние и при­хоть участ­ни­ков? Им не нужен ника­кой план дей­ствий. Чтобы ни полу­чи­лось — им любое своё «тво­ре­ние» понра­вится. Теоретические итоги семи­нара они под­во­дят в пьесе! Дальше что? Политэкономия и фор­ма­ци­он­ная тео­рия в кар­тин­ках и мемах? Доклад о рево­лю­ци­он­ной борьбе в пан­то­миме? Тут та же «конструктивно-​игровая» манера, что и в про­гул­ках с Риффом. А «телес­ные дей­ствия» — это, навер­ное, риф­фов­ские «объ­я­тия измен­ни­ков».

У социал-​демократов была пар­тий­ная школа, а у «Что делать?» — семинар-обще­жи­тие. Ощущаете раз­ницу в назна­че­нии этих учреждений?

Вот что ещё важно: Виленский, Рифф, Арсеньев и иже с ними упи­рают на «кол­лек­тив­ные прак­тики». Кое-​кто даже доду­мался заявить, что твор­че­ство «Что делать?» бази­ру­ется «на мето­до­ло­ги­че­ских прин­ци­пах … сове­тов» (кур­сив автора)13 . Почему для этой тусовки важна ссылка на груп­по­вую работу? Да потому, что в таком кол­лек­тиве каж­дый отдель­ный без­дарь скры­вает свою лич­ную ник­чем­ность и полу­чает похвалу от дру­гих посред­ствен­но­стей, подыг­ры­ва­ю­щих его при­хоти. Спору нет, твор­че­ство любого худож­ника нельзя счи­тать сугубо инди­ви­ду­аль­ным. Каждый писа­тель, поэт, режис­сёр обща­ется с дру­гими. Любой автор выра­жает, во-​первых, общий уро­вень куль­туры сво­его вре­мени, а, во-​вторых, взгляды опре­де­лён­ных соци­аль­ных слоёв. Но всё это не устра­няет его лич­ной работы и ответ­ствен­но­сти за неё. Творческая лич­ность тем и сильна, что в оди­ночку может пере­ло­па­тить мате­риал и создать шедевр. А вот сколько ни скла­ды­вай нули, еди­ницу не получишь.

Пора перейти к филь­мам «Что делать?» Группа создала три­птих соци­аль­ных мюзик­лов: «Перестройка Зонгшпиль. Победа над пут­чем» (2008), «Партизанский Зонгшпиль. Белградская исто­рия» (2009) и «Башня. Зонгшпиль» (2010). В пер­вом из них пять героев — либе­рал, биз­нес­мен, наци­о­на­лист, ком­му­нист и феми­нистка — после про­вала «путча» выска­зы­вают своё мне­ние о буду­щем страны. Их моно­логи и диа­логи пре­ры­ва­ются хором, из 2008 года уко­ря­ю­щим героев за их оши­боч­ные взгляды. Во вто­ром зонг­шпиле четыре героя — цыганка, рабо­чий, ветеран-​инвалид и лес­би­янка — гово­рят о своих про­бле­мах чинов­нику, бан­диту, капи­та­ли­сту и фаши­сту, кото­рые хотят сме­сти их с дороги, чтобы при­дать городу парад­ный вид. Их речи и танцы пре­ры­ва­ются хором мёрт­вых партизан-​антифашистов, уко­ря­ю­щих угне­тён­ных за неспо­соб­ность объ­еди­ниться «ради борьбы за ком­му­низм». В тре­тьем мюзикле поли­тик, поп, «совре­мен­ный худож­ник» и проч. создают про­ект башни Газпрома. Хор из пен­си­о­не­ров, рабо­чих, мигран­тов, интел­ли­ген­тов, акти­ви­стов и проч. уко­ряет их за это. Как видим, авторы филь­мов не слиш­ком пере­жи­вают из-​за их одно­об­ра­зия — всё ведь сде­лано «по Брехту», какие могут быть сомнения?

Но «Что делать?» — это далеко не Брехт. Это даже не кино-​агитка. Это про­из­не­сён­ные на камеру мало­та­лант­ли­вые и далеко не худо­же­ствен­ные тек­сты. Неужели при­зва­ние театра и кино по мысли «Что делать?» — лишь вос­про­из­во­дить тек­сты? Их пер­со­нажи друг с дру­гом не свя­заны и вообще не живы, ибо нет дей­ствия. Один-​другой полу­ми­нут­ный диа­лог пер­со­на­жей — этого явно недо­ста­точно для рас­кры­тия их вза­и­мо­свя­зей. Разве у Брехта нет дей­ствия? Его пер­со­нажи всё же не пре­вра­щены в декла­ма­то­ров строк, набро­сан­ных впо­пы­хах мало­гра­мот­ным пуб­ли­ци­стом. Разве у Брехта нет сюжета? Зритель видит у него исто­рию, через рас­сказ познаёт поли­ти­че­ские и соци­аль­ные про­блемы — так про­ис­хо­дит обу­че­ние зри­теля. «Что делать?» же неза­тей­ливо выва­ли­вают свои идеи на зри­теля, тре­буя от того непо­сред­ствен­ного их вос­при­я­тия, не помо­гая ему, не поль­зу­ясь худо­же­ствен­ными сред­ствами вообще. Но тогда почему это должно назы­ваться искус­ством? Это засня­тая и озву­чен­ная низ­ко­ка­че­ствен­ная пуб­ли­ци­стика. Это именно то, чего Виленский тре­бо­вал избе­гать. Расходятся слова с делом.

Как там у «Что делать?» с реа­лиз­мом? Например, в «Перестройке» пока­заны выше­на­зван­ные пять героев. Неужели это срез обще­ства? Неужели это «типич­ные харак­теры в типич­ных обсто­я­тель­ствах»? Всё насе­ле­ние тогда ходило и речи про­из­но­сило о счаст­ли­вом буду­щем — так, что ли? Не кажется ли авто­рам, что даже в сумме подоб­ных пер­со­на­жей было незна­чи­тель­ное мень­шин­ство в 1991 году? Реалистам сто­ило бы пока­зать, почему боль­шин­ство людей без­дей­ство­вало и без­молв­ство­вало, — ведь это и было типич­ное пове­де­ние. В этой поста­новке народ вообще не пока­зан. Но не пока­заны и те, кто выиг­рал от подав­ле­ния «путча» — ель­цин­ская бюрократ-​буржуазия, гото­вя­ща­яся разо­рить страну. Интерес авто­ров к героям-​горлопанам застав­ляет подо­зре­вать «Что делать?» в том, что они вос­при­ни­мают 1991 год как упу­щен­ную воз­мож­ность рас­цвета демо­кра­тии, сво­боды и напол­не­ния при­лав­ков едой. Это какими же дура­ками нужно быть, чтобы в 2008 году так счи­тать? Своими пер­со­на­жами, якобы важ­ными дея­те­лями, «Что делать?» мас­ки­руют истин­ные клас­со­вые при­чины собы­тий 1991 года. Выведя именно этих дея­те­лей на пер­вые роли, «Что делать?» рас­пи­сы­ва­ются в своей анти­ре­во­лю­ци­он­но­сти и идей­ном род­стве со ста­дом совет­ских либералов-​интеллектуалов: это их груп­по­вая, интел­лек­ту­а­лов, точка зре­ния и груп­по­вая память о том, что в «пере­стройку» якобы был некий обще­ствен­ный подъём. Налицо типич­ный слу­чай клас­со­вого под­хода: интел­лек­ту­алы знают себя, пом­нят себя и то, что они делали и гово­рили — и свою точку зре­ния выстав­ляют как точку зре­ния всего обще­ства. А марк­си­сты, как и про­дол­жа­тели линии Брехта в искус­стве, должны как раз раз­об­ла­чать точку зре­ния, навя­зы­ва­е­мую нам поли­ти­че­ским и клас­со­вым врагом.

У «Что делать?» нет повест­во­ва­ния, под­го­тав­ли­ва­ю­щего зри­теля к вос­при­я­тию идеи. Значит, уже до про­смотра чело­век дол­жен иметь доста­точно пол­ное пред­став­ле­ние о том собы­тии, по поводу кото­рого «Что делать?» сняли своё тво­ре­ние. Многие ли рос­си­яне раз­би­ра­ются в том, какие взгляды были у акти­ви­стов «пере­стройки», и как они вза­и­мо­дей­ство­вали? Многие ли в курсе попы­ток «Газпрома» соору­дить свою «башню» в Питере? Ясно, что круг зна­ю­щих об этом крайне узок. Значит, «Что делать?» сни­мают эту псевдо­ху­до­же­ствен­ную видео-«публицистику» для своих, а также для запад­ных кон­кур­сов и фести­ва­лей, поэтому в свою про­дук­цию все­гда встав­ляют англий­ские суб­титры. У «Что делать?» нет стрем­ле­ния быть поня­тыми про­стыми людьми, нет стрем­ле­ния обра­зо­вы­вать этих людей. «Что делать?» устра­и­вает быть при­знан­ными в тусовке, кото­рая в зна­чи­тель­ной сте­пени явля­ется загра­нич­ной, запад­ной. А если и рос­сий­ской — то напрочь вестер­ни­зи­ро­ван­ной, сосре­до­то­чен­ной в основ­ном в сто­ли­цах. Зрители «Что делать?» живут в пара­зи­ти­ру­ю­щей мет­ро­по­лии. И эта тусовка, свои люди, не раз­не­сут кри­ти­кой в кло­чья оче­ред­ную кино-​поделку «Что делать?» Нет, они най­дут ей какое-​нибудь куль­ту­ро­ло­ги­че­ское, да еще и левое тол­ко­ва­ние, вос­хи­тятся этими обмыл­ками мысли. Все оста­нутся доволь­ными: и без­дар­ные творцы, и невзыс­ка­тель­ные зри­тели. Цель «Что делать?» — занять свою нишу на рынке, но в силу раз­ных обсто­я­тельств остаться в «левом» пафосе, вот они и зани­ма­ются сугубо буржуазно-​фестивальной актив­но­стью, бес­со­вестно экс­плу­а­ти­руя левую тра­ди­цию. Это напо­ми­нает совет­ские вре­мена, когда вся­кий пози­ти­вист заве­рял о своей пре­дан­но­сти марк­сизму, поста­вив пару ссы­лок на Маркса и Ленина.

Так и «Что делать?» регу­лярно ссы­ла­ются на Брехта. Брехт гово­рил о том, что нужно све­сти к мини­муму форму, отвле­ка­ю­щую от содер­жа­ния про­из­ве­де­ния. «Что делать?» тоже стре­мятся к мини­ма­лизму внеш­ней сто­роны. Но, в отли­чие от Брехта, у них нет внут­рен­ней сто­роны, нет содер­жа­ния про­из­ве­де­ния. Невозможно испы­тать сочув­ствие к их ходуль­ным пер­со­на­жам. Дело, конечно, в том, что у авто­ров нет таланта Брехта. И «кол­лек­тив­ная прак­тика» тут не помо­жет, если каж­дый отдель­ный участ­ник — дурак и без­дарь. Совсем не обя­за­тельно, что формы сце­ни­че­ского искус­ства, создан­ные Брехтом, уместны сей­час. В любом слу­чае, их без­дум­ное копи­ро­ва­ние, одно­об­раз­ное повто­ре­ние гово­рит о твор­че­ской неса­мо­сто­я­тель­но­сти и несо­сто­я­тель­но­сти «Что делать?»

Да и невоз­мо­жен талант в среде, живу­щей по зако­нам соври­ска и фести­ва­лей: эти законы — сугубо бур­жу­аз­ные, рыноч­ные, по ним «худож­ник» — про­из­во­ди­тель товара неиз­бежно вовле­ка­ется в отча­ян­ную кон­ку­рен­цию. Выиграть он может, лишь силь­нее осталь­ных оша­ра­шив пуб­лику, ведь она настолько при­ми­тивна, что ищет только ост­рых ощу­ще­ний, а не мысли. Для поверх­ност­ного взгляда не нужно содер­жа­ние, нужна изощ­рён­ная форма, кото­рой зад­ним чис­лом при­пи­сы­вают содер­жа­ние. Одним из вари­ан­тов этого фор­маль­ного под­хода может быть и наро­чи­тое якобы отсут­ствие формы, отсут­ствие ради отсут­ствия, на самом деле ещё силь­нее под­чёр­ки­ва­ю­щее бес­со­дер­жа­тель­ность «тво­ре­ния». Своим «про­те­стом» «Что делать?» не создают иного кино, иную тра­ди­цию, раз­ру­ша­ю­щую геге­мо­нию бур­жу­аз­ного порядка и тем самым при­бли­жа­ю­щую осво­бож­де­ние. «Творческий аван­гард» оста­ётся частью Системы.

Если у «худож­ни­ков» из группы «Что делать?» мы не нахо­дим худо­же­ствен­но­сти, может быть, мы най­дём у них реко­мен­да­ции к дей­ствию? Произведения Чернышевского и Ленина, к кото­рым отсы­лает назва­ние «твор­че­ской группы», давали план дей­ствия рево­лю­ци­он­ным круж­кам. Если дей­стви­тель­ность, кото­рую пыта­ются изоб­ра­зить «худож­ники», так плоха, зна­чит, нужно с ней бороться. Намекните, что делать, «Что делать?»!

Югославские пар­ти­заны в испол­не­нии «Что делать?»

Намекают. Слепленные ими образы рево­лю­ци­о­не­ров (ком­му­нист из «Перестройки» и левый акти­вист из «Башни», кото­рого испол­няет тот самый поэт Арсеньев из обще­жи­тия) так же топорны и неубе­ди­тельны, как и дру­гие пер­со­нажи. В «Белградской исто­рии» мёрт­вые пар­ти­заны из 1940-​х годов про­воз­гла­шают буду­щую победу ком­му­низма, при­зы­вают искать новых пар­ти­зан, при­зы­вают угне­тён­ных к един­ству, обы­ва­те­лей — к борьбе. Это выгля­дит нелепо. Ибо иде­алы пар­ти­зан никак не объ­яс­ня­ются, об их подви­гах не рас­ска­зы­ва­ется. Авторы счи­тают, видимо, что в Югославии у всех это от зубов отска­ки­вает. Скорее нужно ска­зать, как об стенку горох. Тем более — в России (впро­чем, на рус­ский язык фильм, кажется, не пере­ве­дён; он снят на серб­ском и снаб­жён англий­скими суб­тит­рами). Снимать такое кино — это то же, что в наших усло­виях раз­да­вать рабо­чим листовки у про­ход­ной: якобы анти­бур­жу­азно, а на деле — совер­шенно бес­по­лезно. Эти пою­щие пар­ти­заны в смысле досто­вер­но­сти ничем не отли­ча­ются от рас­стре­ли­ва­ю­щих всех налево и направо евреев-​комиссаров из совре­мен­ных анти­ре­во­лю­ци­он­ных поделок.

Мёртвые юго­слав­ские пар­ти­заны про­воз­гла­шают то, что забыто, заплё­вано. Мещанская дегра­да­ция совет­ских режи­мов и 25 лет после­ду­ю­щей огол­те­лой бур­жу­аз­ной про­па­ганды и откро­вен­ного раз­ру­ше­ния обра­зо­ва­ния — это не шутка. Без пред­ва­ри­тель­ной контр­про­па­ганды и обу­че­ния эти образы будут абсо­лютно непо­нятны, не вызо­вут сочув­ствия. Чтобы вос­ста­но­вить эту память, нужно очень наглядно, усердно, про­стите, раз­жё­вы­вая, пока­зы­вать, кто такие эти пар­ти­заны, за что они боро­лись, в чём их подвиг и т. д. Но ведь тут тре­бу­ется именно интел­лек­ту­аль­ная работа авто­ров. «Что делать?» это неин­те­ресно. Они сле­пили из того, что было: хоро­шие несчаст­ные люди, тор­же­ству­ю­щие зло­деи, геро­и­че­ские предки — вот и вся недолга.

А зачем усерд­ство­вать, если тусовка при любом резуль­тате будет своим руко­плес­кать? «Что делать?» сни­мали этот фильм в 2009 году при уча­стии группы худож­ни­ков «Прелом» из Белграда. Получается, аж целых два кол­лек­тива вме­сте не смогли сде­лать что-​либо при­лич­ное. Но это никого не сму­щает. Ещё в 2008 году Давид Рифф, извест­ный уже нам извра­ще­нец, чело­ве­ко­не­на­вист­ник и поли­ти­че­ская про­сти­тутка, поста­вил задачу себе и кол­ле­гам «внед­риться в систему отно­ше­ний мульти-​культурального кри­ти­цизма путём отста­и­ва­ния „несу­ще­ству­ю­щей невоз­мож­но­сти“ ком­му­низма (в слу­чае Прелома, это геро­иза­ция пар­ти­зан­ского дви­же­ния в Югославии). Это зна­чит пере­ве­сти поло­же­ния кри­ти­цизма в такой фор­мат, кото­рый бы осво­бож­дал от гнёта куль­тур­ных клише, осво­бож­дал бы от обще­при­ня­того депо­ли­ти­зи­ро­ван­ного взгляда на ком­му­низм как уто­пию»14 . Рифф про­воз­гла­сил, «Что делать?» и «Прелом» сняли. Все рады. Но от клише деться никуда не смогли, ком­му­низм в пес­нях кли­ши­ро­ван­ных пар­ти­зан вовсе не кажется реа­ли­стич­ным. Хорошо писать мно­го­зна­чи­тель­ные тек­сты. Неплохо было бы сде­лать что-​нибудь сто́ящее. Но это невоз­можно, поскольку, как с пья­ных глаз при­знался Рифф, все эти дея­тели пони­мают, что их потуги бес­по­лезны, что они избе­гают «любого истинно поли­ти­че­ского дей­ствия».

У этих «твор­цов» нет и не будет ника­ких дости­же­ний, но тот же Рифф уже высо­ко­мерно вопрошает:

«Разве… Европейский Институт Прогрессивной Культурной поли­тики в Вене, Что делать? в Санкт-​Петербурге, Прелом в Белграде или 16Beaver в Нью-​Йорке не обра­зуют пло­щадки для нового пере­движ­ни­че­ства, для нового кри­ти­че­ского реализма?»

Предполагается утвер­ди­тель­ный ответ… А Рифф уже пророчит:

«И не раз­де­лят ли они судьбу пере­движ­ни­ков, если учесть те поли­ти­че­ские пер­спек­тивы, к кото­рым мы все при­частны? Как мы знаем, кри­ти­че­ский реа­лизм пред­опре­де­лил инсти­ту­ци­о­наль­ный строй офи­ци­аль­ного совет­ского искус­ства…» (орфо­гра­фия автора)

Вот так и пред­став­ляю: пере­движ­ник Перов спра­ши­вает у Ярошенко: «А что, Николай Александрович, не пред­опре­де­ляем ли мы уже ныне инсти­ту­ци­о­наль­ный строй офи­ци­аль­ного искус­ства буду­щего?» А Ярошенко отве­чает: «Вестимо, пред­опре­де­ляем. Надо бы ста­тью о том напи­сать и dérive совер­шить. А кисти пока отложу». Нет, непо­лезно таким людям, как Рифф, знать исто­рию: они не учатся перед лицом героев про­шлого скром­но­сти и ответ­ствен­но­сти, а только рас­па­ляют гор­дыню и самолюбование.

Участники «Что делать?» мно­го­словно рас­суж­дают о левой куль­туре и своём месте в ней, но не могут создать ничего анти­бур­жу­аз­ного в искус­стве. Это есте­ственно, поскольку они не пони­мают, что такое рево­лю­ция, каковы её зако­но­мер­но­сти, и не хотят её. Это чеканно зафик­си­ро­вал все тот же поэт Арсеньев:

«Грубо говоря, наме­ре­ние совер­шить соци­аль­ную рево­лю­цию до рево­лю­ции языка по оче­вид­ным при­чи­нам иллю­зорно, если не вредно» (кур­сив мой)15 .

Это не ого­ворка, это его стой­кое убеж­де­ние, это такая важ­ная для него мысль, что он ещё два­жды её повто­ряет в том же тексте:

«… речь идёт о ради­каль­ном рас­ши­ре­нии пред­став­ле­ний о спо­со­бах соче­та­ния слов (и сле­ду­ю­щих из этого моде­лях поли­ти­че­ского дей­ство­ва­ния), а отнюдь не об „обо­ро­ни­тель­ном“ дей­ствии по закры­ва­нию леги­тим­ного списка этих спо­со­бов. В этом и состоит рево­лю­ция языка, кото­рая пред­став­ля­ется мне транс­цен­ден­таль­ным усло­вием любой осво­бо­ди­тель­ной соци­аль­ной рево­лю­ции… я отка­зы­ва­юсь гово­рить об „искус­стве на службе рево­лю­ции“; как уже было одна­жды пред­ло­жено, это рево­лю­ция должна посту­пить на службу искус­ству» (кур­сив мой).

Это дикое для левых, абсо­лютно иде­а­ли­сти­че­ское, биб­лей­ское пред­став­ле­ние о пер­вич­но­сти слова по отно­ше­нию к обще­ствен­ной прак­тике. Арсеньев меч­тает о языке, о «письме, в кото­ром сами слова нахо­дятся в отно­ше­ниях граж­дан­ской само­ор­га­ни­за­ции, а то и граж­дан­ского кон­фликта…» Это же чистей­шее Евангелие — «И Слово стало пло­тию» — ведь, не имея плоти, нельзя участ­во­вать в граж­дан­ском конфликте.

А вот как Арсеньев эти идеи вопло­щает: «…мы решили в декабре 2011 [на митин­гах] попро­бо­вать пере­не­сти прин­ципы поэ­ти­че­ской суб­вер­сии на прак­тику поли­ти­че­ской мани­фе­ста­ции и раз­да­вали всем пустые таб­лички с мар­ке­рами, что я счи­таю боль­шим самоорганизационно-​языковым изоб­ре­те­нием чем любой инди­ви­ду­ально при­ду­ман­ный суб­вер­сив­ный лозунг», и это явля­ется необ­хо­ди­мым «усло­вием само­ор­га­ни­за­ции непред­став­лен­ных соци­аль­ных групп» (пунк­ту­а­ция поэта, кур­сив мой).

Вот, ока­зы­ва­ется, как должны про­ис­хо­дить рево­лю­ции: не нужны идеи и пар­тии, про­па­ганда и аги­та­ция, стра­те­гия и так­тика — а нужно лишь раз­дать пустые таб­лички с мар­ке­рами, и угне­тён­ные сами все пра­вильно сфор­му­ли­руют и всего добьются, и после такой язы­ко­вой рево­лю­ции слу­чится — и пас­тор Арсеньев ведёт к тому, что слу­чится мир­ным обра­зом, — соци­аль­ная рево­лю­ция. Он боится рево­лю­ци­он­ных изме­не­ний, пони­мая клас­со­вым чутьём, что они его раз­да­вят. А язы­ко­вая рево­лю­ция — это так здо­рово и без­опасно: тре­пись до мозо­лей на языке, пустые таб­лички раз­да­вай и жди, пока слова нач­нут граж­дан­ский кон­фликт, убеж­дай себя и окру­жа­ю­щих, что граж­дан­ский кон­фликт и будет только на словах.

Конечно, если счи­тать рево­лю­цией языка без­гра­мот­ную, бес­связ­ную и псев­до­на­уч­ную манеру письма, то Арсеньев и иже с ним в этом уже преуспели.

Таковы воз­зре­ния «Что делать?» на рево­лю­цию, и они не имеют ничего общего с убеж­де­ни­ями Брехта и любого дру­гого марк­си­ста. Из всего бога­тей­шего левого насле­дия 60-​х годов «Что делать?» выбрали самое невнят­ное — Дебора. Сотни имён насто­я­щих «режис­сё­ров рево­лю­ции», о кото­рых пишет в своей книге Трофименков, им неиз­вестны или слиш­ком их пугают. Что ж, по Сеньке и шапка. Такие анти­ре­во­лю­ци­он­ные взгляды тесно свя­заны с твор­че­ской импо­тен­цией «кол­лек­тива». Более того, это общие взгляды левень­ких, ведь никто не кри­ти­кует Арсеньева. В том же мате­ри­але, откуда взяты цитаты Арсеньева, дру­гие псев­до­ле­вые поэты, может, немного и не согласны с ним, но не фор­му­ли­руют это чётко и сами горо­дят ересь. Цитировать их не буду, инте­ре­су­ю­щийся чита­тель может сам озна­ко­миться. Отмечу лишь харак­тер­ную черту: шесть поэтов должны были гово­рить о том, что такое левая поэ­зия, а гово­рили почти сугубо друг о друге: Арсеньев и Выговский дали свои вари­анты клас­си­фи­ка­ции своих кол­лег, Медведев похва­лил Арсеньева, Сунгатов — Медведева (а именно его «кре­а­тив­ный» уход из поэ­зии, что про­сто умо­ри­тельно) и т. д. Конечно, какая ещё левая поэ­зия может быть, кроме них самих? Мир только вчера воз­ник. Как вос­слав­лен­ные Магуном гуляки «осно­вали» новый город, так и эти «поэты» «осно­вали» левую поэзию.

Исключённые и вовлечённые

Наконец, обра­тимся к ещё одному тво­ре­нию «Что делать?» — фильму-​перформансу «Исключённые. В момент опас­но­сти» (снят в авгу­сте 2014)16 . В нем кол­лек­тив решил выра­зить своё отно­ше­ние к поли­ти­че­ской обста­новке в России в связи с граж­дан­ской вой­ной на Украине.

Виленский, напри­мер, так оце­нил укра­ин­ский госу­дар­ствен­ный переворот:

«Если ты чело­век, чув­стви­тель­ный к нацизму, — ты сразу видишь, сколько нацист­ских визу­аль­ных сим­во­лов там при­сут­ствует. … При этом я не говорю, что на Украине все наци­сты — в этой логике можно ска­зать то же самое о России. … Куда я пойду [в Киеве]? К кому? Слушать вот эту либе­раль­ную ерунду про Европу? Это поли­тика? Для меня самый боль­шой шок Майдана ещё был в том, что все иде­алы, в кото­рые мы верили и кото­рые нами опо­зна­ва­лись как цен­ностно левые, — само­ор­га­ни­за­ция, соли­дар­ность, муже­ство, вза­и­мо­по­мощь, — ока­зы­ва­ется, вообще не имеют поли­ти­че­ской окраски. Они могут быть нацист­скими, либе­раль­ными, рели­ги­оз­ными — какими угодно. То есть для нас Майдан ока­зался со сто­роны таким окон­ча­тель­ным кол­лап­сом левой поли­тики даже на мик­ро­уровне. И сей­час всё ещё сложно это осмыс­лить»17 .

Сказанное Виленским озна­чает, что он рас­пи­сы­ва­ется в своей пол­ной поли­ти­че­ской негра­мот­но­сти. Если он с наив­но­стью анархо-​панка до сих пор счи­тал, что «само­ор­га­ни­за­ция, соли­дар­ность, муже­ство, вза­и­мо­по­мощь» могут быть только у левых, то не удив­ляло ли его, что обще­ство всё ещё суще­ствует, хотя соци­а­ли­сти­че­ской рево­лю­ции нет? Выдавать свои фан­та­зии за дей­стви­тель­ность — это далеко не реа­лизм, не так ли?

Всё выше­ска­зан­ное о псевдо­ху­до­же­ствен­ных при­ё­мах Виленского и проч. отно­сится и к «Исключённым». Только песен здесь нет. В основ­ном пер­со­нажи мычат, пых­тят, ска­чут и дёр­га­ются. Видимо, этим авторы хотели пока­зать, как трудно обре­сти свой голос и найти общий язык. С этими про­бле­мами герои так и не смогли спра­виться. Всё дей­ство очень похоже на арсе­ньев­ский спектакль-дискуссию.

В тече­ние фильма пер­со­нажи назы­вают важ­ных для себя исто­ри­че­ских героев и собы­тия. Это зани­мает много вре­мени, но абсо­лютно никак не помо­гает понять, чем же недо­вольны «исклю­чён­ные» и что их объ­еди­няет. Они назы­вают безо вся­ких пояс­не­ний 37-​й год, Чернобыль, Болотную пло­щадь, гомо­фоб­ный закон и т. д. Как разо­браться непод­го­тов­лен­ному зри­телю в этой меша­нине? В сере­дине фильма повто­ря­ется почти то же самое: они пишут на стене даты, отме­чая «точки невоз­врата». Тут удо­ста­и­ва­ются упо­ми­на­ния войны в Югославии, в Ираке, в Чечне, на Украине, рас­пад СССР, рас­стрел Ельциным пар­ла­мента в 1993 году — дра­ма­ти­че­ские собы­тия, нет спора. И — вме­сте с ними два­жды упо­ми­на­ются «Пусси райот» с заме­ча­тель­ными ком­мен­та­ри­ями пер­со­на­жей: про­цесс над ними («он пока­зал, что уго­лов­ное пра­во­су­дие в России окон­ча­тельно пре­вра­ти­лось в репрес­сив­ный меха­низм, напол­ня­ю­щий коло­нии бес­плат­ной рабо­чей силой») и изби­е­ние их сочин­скими каза­ками («в XIX веке за такое стре­ляли в генерал-​губернаторов»).

В этих суж­де­ниях заме­ча­тельно выра­жа­ется без­гра­мот­ность и безы­дей­ность левень­ких. Двух мне­ний о «Пусси райот» быть не может: это без­дари, желав­шие рас­кру­титься на поли­ти­че­ском скан­дале и успешно рас­кру­тив­ши­еся18 . Все после­до­вав­шие за «акцией» в ХСС собы­тия под­твер­ждают это: либе­раль­ные СМИ рас­тру­били о «группе», име­нуя её участ­ниц самыми вли­я­тель­ными, выда­ю­щи­мися, талант­ли­выми и т. д. людьми года; девиц награ­дили раз­но­об­раз­ными пре­ми­ями (и в России тоже); они ска­та­лись в турне по США, поту­со­вав­шись там не только с Мадонной, но и с поли­ти­ками; сняли мод­ные клипы на англий­ском и т. д. Наконец, Толоконникова высту­пила на под­пев­ках изби­ра­тель­ной кам­па­нии Клинтон. При капи­та­лизме хорошо устра­и­ва­ются самые без­дар­ные и бессовестные.

Для столь же без­дар­ных и бес­со­вест­ных хип­сте­ров «Пусси райот» — герои. Ещё бы, всем им хочется такой же славы! Хипстеры ото­рваны от реаль­но­сти (в начале фильма про «исклю­чён­ных» в целых двух сце­нах пока­зы­ва­ется их глав­ное заня­тие — они сидят в соц­се­тях! Шедевр дра­ма­тизма!), поэтому и выдают такие дикие сен­тен­ции. Они наме­кают, что рос­сий­ское пра­во­су­дие — это почти что ста­лин­ский Гулаг. Интересно, на каком таком канале (не теле­ви­зи­он­ном, конечно) рабо­тали заклю­чён­ные Толоконникова и Алёхина? Сколько им, как гово­рит гарант кон­сти­ту­ции, «вле­пили»? 25 лет? 10 лет без права пере­писки? И поклон­ни­ков, кстати, не вол­нует, что в коло­нии якобы левая Толоконникова сошлась с нацист­кой Хасис и фак­ти­че­ски была под её защи­той19 , что содер­жа­лась она в очень ком­форт­ных усло­виях, что её болез­но­ва­ния по поводу ужа­сов поло­же­ния в коло­нии — не более чем спо­соб при­влечь вни­ма­ния к соб­ствен­ной пер­соне, а не к про­бле­мам заклю­чён­ных20 , что у заклю­чён­ных только новые труд­но­сти воз­никли от этой «пра­во­за­щит­ной» дея­тель­но­сти Толоконниковой?21

Если, по мне­нию авто­ров фильма, цель судов — загнать в коло­нии бес­плат­ную рабо­чую силу, то как они объ­яс­нят тот факт, что лишь менее трети осуж­дён­ных в России полу­чают реаль­ный срок? Конечно, судеб­ная система — как и вся рос­сий­ская бюро­кра­тия — абсо­лютно порочна. Конечно, усло­вия в коло­ниях анти­че­ло­ве­че­ские. Конечно, капи­та­ли­сти­че­ское госу­дар­ство вообще дей­ствует про­тив инте­ре­сов боль­шин­ства насе­ле­ния. Но хип­стеры этого не осо­знают, они могут только исте­рить и стра­дать о «Пусси райот». Им неин­те­ресны мил­ли­оны людей, кото­рые попа­дают в тюрьмы вовсе не из-​за того, что им хоте­лось про­сла­виться. Лишь когда судеб­ный меха­низм со своей неумо­ли­мой и вполне мате­ри­а­ли­сти­че­ской логи­кой заже­вал кого-​то из их тусовки, хип­стеры вдруг отвлек­лись от своих вита­ний в обла­ках (впро­чем, с осво­бож­де­нием Толоконниковой поклон­ники как-​то и о коло­ниях поза­были). Не видя дальше сво­его носа, они хоть как-​то заду­ма­лись о дей­стви­тель­но­сти только после того, как их щёлк­нули по этому носу. Но поскольку это слу­чи­лось в России, они свято убеж­дены, что такое и воз­можно только в России, что в дру­гих стра­нах госу­дар­ство абсо­лютно иное. Один из «актё­ров» сего «фильма», Георгий Рафаилов (кото­рый почему-​то стес­ня­ется своей насто­я­щей фами­лии и везде назы­вает себя «Лосевым», отсюда и его тусо­воч­ная кличка «Лось») в мае 2015 года глу­бо­ко­мыс­ленно замечает:

«…мы тут в РФ живы, физи­че­ски суще­ствуем, только потому, что слиш­ком малы, чтобы быть замет­ными. … В этом отли­чие РФ от США и Канады. Или Украины, где поли­ти­че­ское наси­лие осу­ществ­ля­ется спо­ра­ди­че­ски груп­пами мар­ги­на­лов. У нас им будет зани­маться вся госма­шина»22 .

Парнокопытному ошибка, конечно, про­сти­тельна, но любой Гоша к маю 2015 года дол­жен был бы понять, что на Украине фашист­ским наси­лием зани­ма­ются отнюдь не мар­ги­налы, хотя бы потому, что пре­сло­ву­тые тер­ри­то­ри­аль­ные бата­льоны кара­те­лей были созданы в 2014 году в составе МВД Украины. Пусть-​ка Георгий рас­ска­жет тыся­чам погиб­ших, ране­ных, остав­шихся без крова дон­бас­с­цев о том, как быть неза­мет­ным для кара­те­лей23 . А ещё хоте­лось бы знать, что «Лось» думает о живот­ных, погиб­ших в регу­лярно обстре­ли­ва­е­мом доку­ча­ев­ском зоо­парке. Чем они доку­чали фашистам?

Теперь про вто­рое суж­де­ние в плаче о «Пусси райот»: о стрельбе в генерал-​губернаторов в XIX веке. Не надо делать из народ­ни­ков и наро­до­воль­цев безум­цев, кото­рые по любому поводу отстре­ли­вали выс­ших чинов­ни­ков. За четыр­на­дцать меся­цев своей тер­ро­ри­сти­че­ской дея­тель­но­сти до эпохи «Народной воли» — от выстрела Засулич до выстрела Соловьёва — народ­ники совер­шили девять поку­ше­ний, в основ­ном на жан­дар­мов, и убили пяте­рых, в числе кото­рых был един­ствен­ный генерал-​губернатор — харь­ков­ский — князь Кропоткин24 . При жела­нии к нему можно при­ба­вить ране­ного Засулич петер­бург­ского гра­до­на­чаль­ника Трепова, так как они оба учи­нили изде­ва­тель­ство над поли­ти­че­скими заклю­чён­ными: Трепов при­ка­зал высечь Боголюбова, что спро­во­ци­ро­вало бунт в Доме пред­ва­ри­тель­ного заклю­че­ния, при подав­ле­нии кото­рого были избиты десятки поли­ти­че­ских; а Кропоткин одоб­рил при­ну­ди­тель­ное корм­ле­ние заклю­чён­ных, объ­явив­ших голодовку.

Интересно, не судьба ли Кропоткина заста­вила заняв­шего его место в Харькове Лорис-​Меликова быть осмот­ри­тель­нее и сокра­тить репрес­сии? По край­ней мере, Лорис-​Меликов был един­ствен­ным из генерал-​губернаторов, из этих шести сатра­пов, «шести Аракчеевых», кого Исполнительный коми­тет «Народной воли» не вклю­чил в спи­сок при­го­во­рён­ных к смерти25 . Правда, никого из этого списка наро­до­вольцы так и не убили; за шесть лет пар­тия каз­нила лишь шесте­рых: импе­ра­тора Александра II, шефа тай­ной поли­ции Г. П. Судейкина, воен­ного про­ку­рора В. С. Стрельникова, двух шпи­о­нов (С. И. Прейма и Ф. А. Шкрябу) и одного пре­да­теля (А. Я. Жаркова)26 . Последующие наро­до­воль­че­ские группы, как группа Александра Ульянова, напри­мер, в губер­на­то­ров тоже не стре­ляли. Эсеровские поку­ше­ния на губер­на­то­ров мы к этому списку при­ба­вить не можем — они отно­сятся уже к ХХ веку.

Итак, в XIX веке рево­лю­ци­о­неры стре­ляли только в одного генерал-​губернатора и ещё в одного гра­до­на­чаль­ника. Причиной этих поку­ше­ний было мас­со­вое изде­ва­тель­ство над заклю­чён­ными — то есть над теми, кто в силу сво­его поло­же­ния не мог дать отпор. Избитые каза­чьими плёт­ками «Пусси райот» не в тюрьме нахо­ди­лись, они доб­ро­вольно пошли на эту оче­ред­ную про­во­ка­цию для съё­мок захва­ты­ва­ю­щих кад­ров сво­его клипа. Несложно было пред­ви­деть, чем она закон­чится. Они и хотели быть изби­тыми. Если бы они хотели чего-​то дру­гого, то должны были сами соот­вет­ственно под­го­то­виться, воору­житься и т. д. Почему это кто-​то дол­жен делать за них?

«Монумент» «героям-​неудачникам». Не видно ни мону­мента, ни героев. Одни неудачники

Ещё несколько слов о вопи­ю­щей без­гра­мот­но­сти «Что делать?» В одной из сцен «Исключённых» бес­силь­ные пер­со­нажи вспо­ми­нают «героев-​неудачников», желая убе­диться, что «пора­же­ние имеет свой­ство пре­вра­щаться в победу». Здесь они опять бес­связно пере­чис­ляют, на этот раз — совер­шенно раз­ных людей. Один немо­ло­дой юноша гово­рит об Антонио Грамши, при­зы­вав­шем созда­вать новое анти­бур­жу­аз­ное искус­ство, — и бес­сильно пови­сает на под­ставке. Остальные сле­дом укла­ды­ва­ются рядом — это они воз­дви­гают мону­мент героям-​неудачникам. Вовсе не о таком «искус­стве» меч­тал Грамши. При этом успех Грамши якобы выра­жа­ется в том, что он — «один из самых цити­ру­е­мых марк­сист­ских авто­ров». Этого «грам­ши­анца» не сму­щает, что цити­руют Грамши в основ­ном самые что ни на есть рас­про­бур­жу­аз­ные авторы.

Уже упо­мя­ну­тый «Лось» у под­но­жия этого «памят­ника» вспо­ми­нает народ­ника Ипполита Мышкина и утвер­ждает, что тот «был пол­но­стью забыт в Советском Союзе». Ещё одна лоси­ная пор­ция лжи. О Мышкине было напи­сано два био­гра­фи­че­ских романа27 , были изданы три био­гра­фии28 , напе­ча­тано более десятка ста­тей и вос­по­ми­на­ний о его жизни и взгля­дах29 , пуб­ли­ко­ва­лась его речь на суде в 1877 году30  и его письма31 , изда­ва­лись также мно­го­чис­лен­ные мему­ары народ­ни­ков, в кото­рых гово­ри­лось и о Мышкине. Интересно, если вся эта иссле­до­ва­тель­ская и изда­тель­ская работа не была про­ве­дена в Советском Союзе, откуда «Лось» узнал о Мышкине? Неужто изу­чал архивы цар­ской полиции?

Одна из девиц, говоря об Ульрике Майнхоф, поз­во­ляет себе посо­чув­ство­вать ей, ведь Майнхоф «так и не уда­лось пере­жить чудо вза­им­ной любви». Интересно, а из-​за чего, если не из-​за вза­им­ной любви, Майнхоф вышла замуж за Рёля? Какое из двух обы­ва­тель­ских объ­яс­не­ний выби­рает эта девица? По «залёту»? Но их дочери роди­лись ровно через девять меся­цев после сва­дьбы, да и до офи­ци­аль­ного брака Майнхоф и Рёль уже два года состо­яли в фак­ти­че­ском браке. Или ради карьеры? Но это озна­чает отри­цать не только рево­лю­ци­он­ные взгляды Майнхоф, но даже про­сто ее интел­лек­ту­аль­ную само­до­ста­точ­ность. Без вза­им­ной любви Майнхоф не стала бы созда­вать семью, ибо это обрекло бы детей на муки. То, что позд­нее Майнхоф разо­шлась с Рёлем, и то, что он в итоге ока­зался не луч­шим отцом и семья­ни­ном, вовсе не озна­чает, что между ними вообще не было любви. Так что «исклю­чён­ная» дамочка попро­сту не знает фак­тов и по обык­но­ве­нию заме­няет их сво­ими «феми­нист­скими» фан­та­зи­ями — в том смысле, что пред­став­ляет весь мир спе­ци­ально выстро­ен­ным для подав­ле­ния жен­щины и ни для чего иного. Майнхоф же, само собой, боро­лась ради уни­что­же­ния подав­ле­ния вообще, а не неко­его его спе­ци­фи­че­ского анти­жен­ского щупальца.

Хипстеры несут эту неле­пицу по той при­чине, что зна­ния у них более чем поверх­ност­ные, и исполь­зуют они их лишь для того, чтобы выпенд­риться. Все их отры­воч­ные выска­зы­ва­ния никак не разъ­яс­няют, почему и как нужно бороться с капи­та­лиз­мом в усло­виях совре­мен­ной России.

Впрочем, ста­но­вится ясно, что «Что делать?» и не воз­ра­жают про­тив капи­та­лизма. Им не нра­вится Россия в прин­ципе. Покричав в Ухо Общества фразу «Бунт-​Здесь-​Мы-​Сейчас», (не забу­дем, что бунт, по Марксу, есть един­ство сен­ти­мен­таль­но­сти и бахваль­ства, что един­ственно и доступно меща­нам) пер­со­нажи пишут пла­ка­тик «Россия уби­вает». Одна из деву­шек заяв­ляет, что, уви­дев сла­бость оппо­зи­ции в 2012 году, она стала «пес­си­ми­стом и русо­фо­бом»! Затем дру­гая девица с назван­ным пла­ка­ти­ком ухо­дит на оди­ноч­ный пикет. Возвращается она с этого подвига изби­той. Все про­чие выска­зы­ва­ются на тему, кто бы мог её избить, и убеж­да­ются, что это мог сде­лать прак­ти­че­ски любой рос­си­я­нин. Затем пока­зы­вают слу­чай­ных про­хо­жих (вот они-​то, мол, и избили отваж­ную геро­иню). Конец фильма.

Подивитесь сме­ло­сти «исклю­чён­ных» — они исполь­зуют такое мощ­ное ору­жие, как оди­ноч­ный пикет. Подивитесь их уму и силе их ана­лиза — ока­зы­ва­ется, уби­вает не капи­та­лизм, не клас­со­вые инте­ресы бюрократ-​буржуазии, даже не поли­ция, а «Россия». Какие кури­ные мозги нужно иметь, чтобы, насмот­рев­шись на без­дар­ную либе­раль­ную оппо­зи­цию и пре­ступ­ную власть, объ­явить себя русо­фо­бом? Что, в России больше никого нет, кроме вла­сти и либе­ра­лов? Подивитесь, нако­нец, их сно­бизму — они запи­сы­вают в бан­диты прак­ти­че­ски всё насе­ле­ние страны!

Это — пол­ное повто­ре­ние клас­со­вого под­хода либе­ра­лов. Либералы испы­ты­вают клас­со­вую нена­висть к угне­тён­ным, но не спо­собны ее осо­знать именно как клас­со­вую. Они вся­че­ски её мисти­фи­ци­руют, выка­зы­вая непри­я­тие всего непра­виль­ного наро­дишка или всей отста­лой «ази­ат­ской» страны. «Что делать?» зани­мают абсо­лютно ту же пози­цию. Ошарашенные укра­ин­скими собы­ти­ями и подъ­ёмом уль­тра­пра­вых левень­кие кину­лись искать вино­ва­тых и выплес­нули свою бес­силь­ную и отча­ян­ную злобу на народ, на страну в целом. И это их мало отли­чает от укра­ин­ских пра­вых, кото­рые во всём кля­нут именно Россию вообще! И хотя Виленский заве­ряет, что он не при­ни­мает «либе­раль­ную ерунду про Европу», но он со сво­ими друж­ками ока­зы­ва­ется как раз в одних рядах с либе­ра­лами, с пра­выми, с пра­вя­щими клас­сами, поскольку своей ложью наго­няет туману, а не про­яс­няет ситу­а­цию. Сам Виленский пуд­рил мозги зри­те­лям, пока­зы­вая в одном из филь­мов, что обще­ство якобы пере­жи­вало подъём в годы «пере­стройки». Теперь он и его млад­шие дру­зья утвер­ждают, что «болот­ные» про­те­сты чуть ли не пере­вер­нули Россию. А замай­дан­ные левень­кие до сих горюют, что им совсем чуть-​чуть не хва­тило, чтобы повер­нуть Украину к соци­а­лизму, да ещё и винят нор­маль­ных левых в том, что те дистан­ци­ро­ва­лись от Майдана, а не выхо­дили на него совер­шать пере­во­рот. Картина всюду оди­на­кова: если какой-​нибудь вилен­ский, «исклю­чён­ный» или замай­да­нец, каж­дый из кото­рых мнит себя выда­ю­щимся ради­ка­лом, где-​нибудь смогли высту­пить, засве­титься, поруч­каться с силь­ными мира сего, то для них это уже пока­за­тель чуть ли не рево­лю­ци­он­ной ситу­а­ции. Они врут об этом уже деся­ти­ле­ти­ями и будут про­дол­жать делать это.

Хипстерские упо­ми­на­ния о под­лин­ных рево­лю­ци­о­не­рах (кого либе­ралы ни за что не назо­вут) — не более чем обман и извра­ще­ние памяти о бор­цах. Как уже гово­ри­лось, весь этот «твор­че­ский аван­гард» поми­нает имена рево­лю­ци­он­ных героев лишь чтобы поте­шить свою гор­дыню, да и должны же они чем-​то отли­чаться от своих побра­ти­мов —либе­ра­лов и пра­вых. Для левень­ких эти образы не явля­ются мораль­ным ори­ен­ти­ром. Для них Мышкин, Грамши, Майнхоф — лишь деко­ра­ции, а не вечно живые сим­волы борьбы, чьи идеи и дей­ствия должны осу­ществ­ляться и сего­дня, поскольку не уни­что­жен ещё их враг — капи­та­лизм. Сравните это с тем, как Трофименков отно­сится к героям своей книги, как сами его герои пред­став­ляли на экра­нах фигуры рево­лю­ци­о­не­ров преж­них эпох, чтобы под­нять на борьбу своих совре­мен­ни­ков. Для них рево­лю­ция не при­над­ле­жала ото­шед­шему про­шлому, она про­ис­хо­дила прямо сей­час, а, зна­чит, за неё нужно отда­вать жизнь. Это срав­не­ние явно не в пользу про­тестных хип­сте­ров, и оно пока­зы­вает, что пред­при­ни­ма­е­мая ими при­ми­ти­ви­за­ция обра­зов героев — есть лишь даль­ней­шее вырож­де­ние совет­ского вос­при­я­тия рево­лю­ции как чего-​то давно прошедшего.

Брюно Мюэль

«Что делать?» бегут от дей­стви­тель­ных про­блем страны. Они и фильм-​то этот сняли на сред­ства загра­нич­ных фон­дов, а кру­тили на запад­ных фору­мах и биен­нале. И это они назы­вают «интер­на­ци­о­наль­ной соли­дар­но­стью»:

«Очень важно, что в это труд­ное время мы, левые интел­лек­ту­алы всего мира, выстра­и­ваем нашу гори­зон­таль­ную интер­на­ци­о­наль­ную соли­дар­ность: внутри наших стран, как пока­зала недав­няя исто­рия, мы можем сде­лать всё меньше и меньше»32 .

Здорово. Если внутри стран нельзя, то где тогда? В откры­том море? На Луне? Интернациональная соли­дар­ность бывает только между дви­же­ни­ями, воз­ник­шими на наци­о­наль­ной основе.

«Что делать?» не дураки поез­дить по загра­ни­цам: семи­нар в Португалии, биен­нале в Германии и т. д. Эти поездки в «пер­вый мир» — ради тусовки со «сво­ими». А вот, напри­мер, зачем ездил по всему миру фран­цуз­ский опе­ра­тор и режис­сер Брюно Мюэль, о кото­ром пишет Трофименков: 1962 год — съёмки фильма в осво­бож­дён­ном Алжире, 1965 год — съёмки в Колумбии Мануэля Маруланды и Камило Торреса, для кото­рого это интер­вью ста­нет послед­ним перед ухо­дом в пар­ти­заны и гибе­лью в бою. 1968 год — в Центральноафриканской рес­пуб­лике. 1969 год — в Палестине (пер­вый евро­пей­ский фильм о борьбе пале­стин­цев) и Иракском Курдистане. 1972 год — в Биафре и у бас­ков. 1973 год — в Чили (един­ствен­ные доку­мен­таль­ные кадры пино­че­тов­ского пере­во­рота). 1975 год — отъ­езд в Анголу, где с товарищами-​коммунистами Мюэль учил пер­вое поко­ле­ние мест­ных кине­ма­то­гра­фи­стов и, конечно, сни­мал фильмы о граж­дан­ской войне. 1976 год — в Сахарской Арабской Демократической Республике (С. 473—474). Разница очевидна.

Своим боль­шим дости­же­нием «Что делать?» счи­тают «созда­ние „Школы Вовлечённого Искусства“, целью кото­рой явля­ется вос­пи­та­ние нового поко­ле­ния кри­ти­че­ских левых в России»33 . Вместе со Школой они-​то и сде­лали этот фильм (полу­ча­ется, «вовле­чён­ные» сняли про «исклю­чён­ных»). А еще Школа сде­лала свою ито­го­вую работу «Атлант устал» — улич­ный пер­фор­манс на пор­тике Нового Эрмитажа34 . В тит­рах спе­ци­ально отме­ча­ется дер­зость участников:

«…акция про­ве­дена без согла­со­ва­ния и уве­дом­ле­ния как вла­стей, так и инсти­ту­ций куль­туры».

Что и ска­зать, круп­ный вклад в искусство.

Роман Осминкин

Уже само назва­ние дей­ства отсы­лает к извест­ной при­ми­тив­ной анти­уто­пии Айн Рэнд «Атлант рас­пра­вил плечи», вос­пе­ва­ю­щей сво­бод­ный рынок. «Школа Вовлечённого Искусства» в своём пер­фор­мансе осно­вы­ва­ется на идеях дикого нео­ли­бе­ра­лизма, тем самым дей­стви­тельно при­мы­кая к Рэнд. Участники сетуют на свои про­блемы в откро­венно инди­ви­ду­а­ли­сти­че­ском духе. Одна барышня заявляет:

«Я — свой глав­ный угне­та­тель, только мне это можно делать».

Отлично, ника­кого капи­та­лизма и угне­те­ния нет, есть только лич­ная про­блема, с кото­рой, конечно, атлант спра­вится. Но всё же атлан­там тяжело, ведь окру­жа­ю­щие их без­участ­ные без­дари, масса, не пони­мают их, не помо­гают им в их подвиге. Еще один «левый поэт» Осминкин рифмует:

Как тяжело и грустно
Держать на себе всё искус­ство.
А ну как возьму и брошу
Эту про­кля­тую ношу.
И тогда. Тогда. Тогда.
Руки мои типа под­ни­мут знамя труда —
Творческага́,
Свободнага́,
Для духа подъ­ёма народ­нага́
.

После подоб­ных фраз пер­со­нажи дёр­га­ются, гудят и выстра­и­ва­ются в ряд. Из букв на их фут­бол­ках скла­ды­ва­ется над­пись «Атлант устал».

«Что делать?» в этой Школе раз­ви­вали вовсе не левые идеи, а вели под­го­товку откро­вен­ного идео­ло­ги­че­ского и поли­ти­че­ского врага левых. Агрессивный инди­ви­ду­а­лизм и отвра­ще­ние к народу — вот глав­ные идеи послед­них тво­ре­ний «Что делать?» С таким отно­ше­нием ника­кого интер­на­ци­о­на­лизма — пусть они даже про­воз­гла­сили это на ино­стран­ном языке — не вый­дет. Получится лишь уси­лен­ное рас­ко­ря­бы­ва­ние своих вечно юно­ше­ских пры­щей, кото­рые выда­ются за раны, полу­чен­ные в кро­во­про­лит­ной схватке с Путиным и вообще Россией. Пытаясь обли­чить пра­ви­тель­ство, оппо­зи­цию и обы­ва­те­лей, «Что делать?» обли­чили самих себя и выста­вили напо­каз свою насквозь либе­раль­ную под­но­гот­ную. И ничего сверхъ­есте­ствен­ного тут нет, ведь они — одной с либе­ра­лами тусовки: они ходят на их меро­при­я­тия, они пре­по­дают с ними на одних кафед­рах, они жмут им руки на кон­фе­рен­циях, они пишут заявки в те же фонды, они обе­дают в тех же кафе и ресто­ра­нах, они вме­сте пьян­ствуют, вме­сте учатся, вме­сте посе­щают псев­до­по­ли­ти­че­ские сбо­рища и т. д., и т. п. Все они — одна порода. Они — из одного класса, и одни клас­со­вые инте­ресы защи­щают, хотя «Что делать?» делают это слиш­ком крик­ливо, исте­рично, может быть, даже мало осо­знанно, ибо обде­лены умом.

Ни выкри­ки­ва­ние лозун­гов, ни зонги, ни мыча­ние не ста­но­вятся у «Что делать?» насто­я­щей поэ­зией. Их слова уже не явля­ются сло­вами. Они ничем не отли­ча­ются от без­раз­лич­ного мол­ча­ния. Именно об этом писал Брехт в сти­хо­тво­ре­нии «В мрач­ные времена»:

Говорить не будут: «Когда ореш­ник на ветру тре­пе­тал»,
А ска­жут: «Когда маляр над рабо­чими измы­вался».
Говорить не будут: «Когда маль­чишка пры­гу­чие камешки в реку швы­рял»,
А ска­жут: «Когда гото­ви­лись боль­шие войны».
Говорить не будут: «Когда жен­щина вошла в ком­нату»,
А ска­жут: «Когда пра­ви­тели вели­ких дер­жав объ­еди­ни­лись про­тив рабо­чих».
Говорить не будут: «Были мрач­ные вре­мена»,
Но ска­жут: «Почему их поэты молчали?»

Напрасно Виленский обе­щал реа­лизм, нежур­на­лизм, нераз­вле­ка­тель­ную тро­га­тель­ность — всё это у «Что делать?» не полу­ча­ется. Получается без­дар­ная тусовка, кол­лек­тив­чик, пере­ва­ри­ва­ю­щий соб­ствен­ную жвачку по деся­тому кругу. Действительно, ока­зы­ва­ется, что эти авторы не могут пока­зать ничего, кроме своей огра­ни­чен­но­сти — как, впро­чем, они и про­воз­гла­сили. Только это не чест­ность, а бес­стыд­ство наг­ле­цов, не стес­ня­ю­щихся сво­его интел­лек­ту­аль­ного убо­же­ства. Способный к само­кри­тике чело­век стал бы раз­ви­ваться, пре­одо­ле­вать себя. Эти — не смо­гут. Они нико­гда не пой­мут, что делать.

За Маркса … обидно

Светлана Баскова

На пер­вый взгляд, реа­ли­сти­че­ским, соци­аль­ным — в отли­чие от поде­лок «Что делать?» — явля­ется фильм Светланы Басковой «За Маркса…» (2013): созна­тель­ные рабо­чие завода вос­стают про­тив цинич­ного, отвра­ти­тель­ного капиталиста-​убийцы. Но здесь герои так же неесте­ственны, ходульны, как в зонг­шпи­лях «Что делать?» Неправдоподобно соче­та­ние хозяина-​бандюка из 90-​х и орга­ни­зо­ван­ных, кон­спи­ри­ру­ю­щих завод­чан, чуть ли не боль­ше­ви­ков, из совсем дру­гой эпохи.

Кадр из фильма «За Маркса…»

Баскова, будто изде­ва­ясь, сва­ли­вает в кучу раз­ные исто­ри­че­ские пери­оды и в созна­нии рабо­чих: они и цити­руют по памяти пере­писку Гоголя и Белинского, и изла­гают кон­цеп­цию М. Н. Покровского о клас­со­вой борьбе в Смутное время, про­ти­во­по­став­ляя её сочи­не­ниям Платонова и Скрынникова, и кон­спек­ти­руют (пока не очень пони­мая, но горя жела­нием разо­браться) лек­ции о Годаре в рабо­чем кино­кружке и т. д. Всё это выгля­дит ужасно нелепо. Баскова никак не объ­яс­няет, зачем рабо­чие берутся за всю эту науку. Она утвер­ждает, что в своих поезд­ках по стране ей при­хо­ди­лось встре­чаться с такими обра­зо­ван­ными рабо­чими. Допустим. Но устро­или ли они где-​нибудь подоб­ную заба­стовку? Нет. Являются ли бунты и чте­ние книг типич­ными заня­ти­ями для рос­сий­ских рабо­чих? Нет.

Кадр из фильма «За Маркса…»

Нельзя также ска­зать, что Баскова вскры­вает ситу­а­цию в её диа­лек­ти­че­ском раз­ви­тии, что она пока­зы­вает ещё не выра­зив­шу­юся рево­лю­ци­он­ную силу рабо­чих. Чтобы сде­лать это, она должна была изу­чить рабо­чих в их насто­я­щем состо­я­нии и пока­зать, что их вынуж­дает вос­стать. Но Баскова не спо­собна выве­сти на экране реаль­ных людей. Она не пока­зы­вает рабо­чих в жизни, труде и орга­ни­за­ции — потому их заба­стовка воз­ни­кает как чёрт из таба­керки, безо вся­кой предыс­то­рии и под­го­то­ви­тель­ной работы. В этом «бун­тар­ском опти­мизме» чув­ству­ется, кстати, лёг­кая рука Ильи Будрайтскиса из РСД, участ­во­вав­шего в созда­нии фильма (о том, какой ерун­дой зани­ма­ется этот гос­по­дин, нам ещё при­дётся гово­рить ниже). Но Баскова не может дать кар­тину и этой заба­стовки — она лишь заяв­ляет о ней. Поэтому мы не узнаем, смогли ли рабо­чие сло­мать ворота, пыта­ясь про­рваться в цех, куда их не пустило про­знав­шее про гото­вя­щу­юся заба­стовку началь­ство. Поэтому во время митинга нам пока­зы­вают не его, а некое мут­ное псев­до­эк­зи­стен­ци­аль­ное пере­жи­ва­ние одного из акти­ви­стов. Поэтому и похо­роны уби­тых проф­со­юз­ни­ков про­хо­дят совер­шенно тихо, не ста­но­вясь хоть каким-​то подо­бием демонстрации.

Баскова не может пока­зать рабо­чую бое­вую само­ор­га­ни­за­цию, так как для этого нет реаль­ного мате­ри­ала, потому масса завод­чан явля­ется сугубо фоном акти­ви­стов, появ­ля­ю­щимся и исче­за­ю­щим по воле режис­сера. Но и акти­ви­сты — искус­ственны, наду­манны, деко­ра­тивны. Баскова, видимо, читала, что век назад у нас были такие вожаки про­ле­та­ри­ата, что сей­час на Западе слу­ча­ются круп­ные проф­со­юз­ные заба­стовки, и ей очень хочется, чтобы и в мно­го­стра­даль­ной России такое слу­ча­лось. Но это бла­го­глу­по­сти. Это не показ дей­стви­тель­но­сти. Это бес­та­лан­ные потуги выра­же­ния своих неум­ных фан­та­зий и поверх­ност­ных знаний.

Кадр из фильма «За Маркса…»

Творческая бес­по­мощ­ность Басковой про­яв­ля­ется как окон­ча­тель­ный диа­гноз в двух момен­тах. Во-​первых, злодей-​буржуй и герой-​рабочий ока­зы­ва­ются … бра­тьями. Болливуд отды­хает. «Люк, я — твой отец» — фигня по срав­не­нию с этим. Во-​вторых, в конце фильма Баскова зары­вает завод­ской кол­лек­тив куда-​то ещё глубже, чем уби­тых акти­ви­стов, и завер­шает всё дей­ство смер­тель­ной схват­кой актё­ров Пахомова и Епифанцева. То есть, опро­сто­во­ло­сив­шись в съём­ках рабо­чего бунта, пока­зы­вает то, что уже и прежде сни­мала. Осёдлывает сво­его, так ска­зать, люби­мого конька: Пахомов и Епифанцев вопят, мате­рятся, забрыз­ги­вают друг друга кро­вью. Стоило ли про­воз­гла­шать «За Маркса!», чтобы в итоге вер­нуться к «Зелёному сло­нику»? Вообще, за Маркса… обидно.

Кстати, о назва­нии тво­ре­ния Басковой. Конечно, здо­рово этим назва­нием ото­слать зри­те­лей к Луи Альтюссеру. Простые про­ле­та­рии сразу смек­нут, ага. Но ведь рабо­чий класс в фильме — вовсе не Марксов. Фильм надо было бы назвать «За Сорокина…» Трэш и исте­рия про­ры­ва­ются на экран как раз тогда, когда парал­лельно про­ис­хо­дит или вполне могло бы про­ис­хо­дить мас­со­вое дей­ствие про­ле­та­риев. Без таланта и ума даже бла­гие наме­ре­ния ста­но­вятся изде­ва­тель­ством над фигу­рой рабо­чего. Это тот же самый грех, что и у «Что делать?»

45
Фернандо Бирри

Режиссёры-​революционеры, опи­сан­ные Трофименковым, ехали в вою­ю­щий Алжир и дру­гие реги­оны под­дер­жать осво­бо­ди­тель­ную борьбу. Партизаны сами брали кино­ка­меру засви­де­тель­ство­вать подвиг народа. В этом заклю­ча­лось их куль­тур­ное стро­и­тель­ство. Нынешние «левые» «режис­сёры» сно­бист­ски воро­тят нос от поли­ти­че­ски несо­зна­тель­ного народа или без­дарно пыта­ются его изоб­ра­зить. В их рабо­тах нет реа­лизма, нет инте­реса к обще­ству, поэтому и нет вос­хож­де­ния от част­ного к общему. Их раз­дроб­лен­ное созна­ние видит только част­но­сти, част­но­сти и част­но­сти, навя­зан­ные бур­жу­аз­ной идеологией.

Аргентинский доку­мен­та­лист Фернандо Бирри писал в своём мани­фе­сте, осно­вы­ва­ясь на кон­цеп­ции недо­раз­ви­тия (subdesarrollo):

«Кино наших стран … даёт фаль­ши­вый образ нашего обще­ства, нашего народа; оно ловко под­ме­няет народ… Дать его — это будет пер­вым пози­тив­ным шагом: это функ­ция доку­мен­та­ли­стики.
Какой образ народа пред­ла­гает доку­мен­таль­ное кино? Образ, вер­ный реаль­но­сти, иначе и быть не может. … Свидетельствуя об этой реаль­но­сти — этой недо­ре­аль­но­сти, этой беде, — оно оспа­ри­вает их. Оно их отвер­гает. Оно их обли­чает. Оно их судит, кри­ти­кует, демон­ти­рует. … Документальное кино нахо­дит кон­тра­пункт этому оспа­ри­ва­нию реаль­но­сти в утвер­жде­нии пози­тив­ных цен­но­стей нашего обще­ства: цен­но­стей народа. … Вывод: напра­вить камеру на реаль­ность и доку­мен­ти­ро­вать её, доку­мен­ти­ро­вать недо­раз­ви­тие. Кино, кото­рое ста­но­вится сообщ­ни­ком недо­раз­ви­тия, — это недо­кино»
(С. 368—369).

Это ска­зано в 1964 году. Это ска­зано о нас.

Писатели пописывали

Отсутствие левого кино и левой куль­туры вообще в совре­мен­ной России вовсе не озна­чает, что для левых кри­ти­ков нет работы. Как раз напро­тив: чисто левая кри­тика пер­вич­нее чисто левой куль­туры. Отсутствие левой куль­туры — это вовсе не какая-​то абстракт­ная пустота, а яркое про­яв­ле­ние капи­та­лизма. Левые должны твер­дить об этом, о заси­лии при­ми­тив­ного бур­жу­аз­ного «искус­ства». Если они не заявят об этой про­блеме, то моло­дёжь нико­гда и не узнает, что может быть анти­бур­жу­аз­ное искусство.

Задача левых пуб­ли­ци­стов и кри­ти­ков — оттал­ки­ва­ясь от про­из­ве­де­ний искус­ства, пере­хо­дить к кри­тике капи­та­лизма; обра­щаться к насущ­ным вопро­сам тео­рии и прак­тики левого дви­же­ния; вос­ста­нав­ли­вать тра­ди­ции левого искус­ства; раз­об­ла­чать отуп­ля­ю­щее агрес­сив­ное бур­жу­аз­ное «искус­ство», учить его непри­я­тию, созда­вать сво­бод­ную от него куль­тур­ную авто­но­мию, твор­че­ский очаг.

Конечно, с этих пози­ций может высту­пать только тот, кто пони­мает суть капи­та­лизма, нена­ви­дит его и осо­знаёт путь выхода из этой всё более опас­ной для обще­ства ловушки. Но ока­зы­ва­ется, что мно­гие так назы­ва­е­мые «левые» испы­ты­вают совсем дру­гие чув­ства к бур­жу­аз­ной культуре.

Специальный раз­дел «Культура» имеют, напри­мер, сайты Российского соци­а­ли­сти­че­ского дви­же­ния (РСД), «Открытая левая» и «Рабкор». Куда дви­жутся эти авторы? О чём кор­ре­спон­ди­руют эти «рабо­тяги»? Каким вет­рам открыта эта «левая»? Порой авторы этих сай­тов, фрон­ди­руя, отыс­ки­вают в све­жих филь­мах, сери­а­лах и т. п. про­дук­ции — гол­ли­вуд­ской по пре­иму­ще­ству — кри­тику капи­та­лизма и левизну. Пытаются обна­ру­жить, так ска­зать, «извест­ное направ­ле­ние». «Вот оно, вот оно», радостно тычут они паль­цами, если на экране гово­рят о какой-​нибудь соци­аль­ной про­блеме или пока­зы­вают какое-​нибудь вос­ста­ние, пусть и в наи­от­да­лён­ней­шей галак­тике. Дальше этого дело не идёт. Авторы рады и этому: и кино посмот­рели, и супро­тив капи­та­лизма что-​то ска­зали. Они не осо­знают, что попали в рас­став­лен­ные сети и потреб­ляют про­дук­цию, про­из­во­ди­мую клас­со­выми вра­гами левых в целях сво­его финан­со­вого и идео­ло­ги­че­ского укреп­ле­ния. И наши «левые» им в этом без­за­ветно помо­гают. Промытыми моз­гами они не могут понять, что в своих текстах выстав­ляют напо­каз соб­ствен­ные пато­ло­гии, и эти свои лич­ные деви­а­ции они пред­став­ляют как поли­ти­че­ски зна­чи­мые явле­ния. Их абсо­лютно не сму­щает, что режис­сёры, сце­на­ри­сты и актёры, прочно встро­ен­ные в кино­ин­ду­стрию, в прин­ципе не спо­собны хоть сколько-​то кри­ти­че­ски высту­пить про­тив бур­жу­аз­ного обще­ства как системы, а уж тем более — досто­верно изоб­ра­зить революцию.

Кадр из клипа Виктории Модесты

Вот лишь один при­мер стрем­ле­ния левень­ких выдать мас­скульт за соци­ально зна­чи­мое про­из­ве­де­ние искус­ства. Студентка ВШЭ Элла Россман выра­жает вос­хи­ще­ние кли­пом певицы Виктории Модесты35 . В клипе экс­плу­а­ти­ру­ется «тота­ли­тар­ная» сим­во­лика (Россман в этом усмат­ри­вает «кри­тику совет­ской био­по­ли­тики»!) и про­чие эстет­ские штучки низ­кого пошиба; геро­иня будо­ра­жит обще­ствен­ную мораль и за это отправ­ля­ется под суд. В чем её опас­ность — непо­нятно (при­го­вор геро­ине так и не выне­сен). Видимо, она раз­вра­щает граж­дан от мала до велика сугубо тем, что … имеет про­тез вме­сто одной ноги. В конце клипа — безо вся­кой связи с преды­ду­щим сюже­том — она тан­цует, и в этот раз у нее вме­сто про­теза — огром­ный шип. Это — не ком­пью­тер­ная гра­фика, у певицы дей­стви­тельно ампу­ти­ро­вана нога ниже колена.

Ногу, как и мно­гие дру­гие части тела, можно про­те­зи­ро­вать. Талант — нельзя. Китч одно­но­гой певицы никак не отме­няет того, что её клип явля­ется пош­лым и без­вкус­ным. Обывателю при­еда­ются такие же без­дар­ные, но стан­дарт­ных форм певицы. Обывателя нужно встрях­нуть. Модеста — не пер­вая, кто эпа­ти­рует своим внеш­ним видом. Однако дегу­ма­ни­за­ция обще­ства дошла до такой сте­пени, что можно кичиться про­те­зи­ро­ван­ной ногой в стра­зах. Внимание зри­теля при­вле­кают, конечно, к откро­вен­ным наря­дам, стра­зам на про­тезе и агрес­сив­но­сти образа, а не к инва­лид­но­сти и её причинам.

Россман же утвер­ждает, что образ певицы и её клип крайне важны для рос­сий­ских инва­ли­дов, ибо поспо­соб­ствуют рас­про­стра­не­нию «дис­курса об инва­лид­но­сти»! Будто есть что-​то общее между инва­ли­дами, при­над­ле­жа­щими, как пра­вило, к «низ­шим клас­сам», и китч-​певичкой. Будто выстав­ле­ние напо­каз сво­его тела есть дока­за­тель­ство чело­веч­но­сти. Среди пара­ли­зо­ван­ных аме­ри­ка­нок — повет­рие пуб­ли­ко­вать свои «откро­вен­ные» фото­сес­сии36 . Должны ли мы в этом дей­ствии при­знать защиту «дис­курса об инва­лид­но­сти»? Маркс как раз и гово­рил, что из-​за отчуж­де­ния лич­но­сти чело­ве­че­скими потреб­но­стями счи­тают то, что в дей­стви­тель­но­сти явля­ется сугубо живот­ным нача­лом в чело­веке — еду, сон, секс.

Отношение к инва­ли­дам как к рав­ным может быть только резуль­та­том гума­ни­сти­че­ского вос­пи­та­ния, кото­рое невоз­можно в рас­ко­ло­том нера­вен­ством бур­жу­аз­ном обще­стве. Клип этой певички, конечно, не помо­гает такому вос­пи­та­нию: напри­мер, в нём девочка отла­мы­вает ногу кукле — чтобы та выгля­дела как кумир — и бьёт обруб­ком ноги дру­гие игрушки. Здесь открыто про­па­ган­ди­ру­ется наси­лие и садизм. Гуманистическое вос­пи­та­ние не озна­чает, что детям нужно вдалб­ли­вать в головы и тре­бо­вать от них про­из­но­сить наизусть, что, мол, инва­лиды — такие же люди как мы. Это будет про­стым пусто­сло­вием — то есть именно «дис­кур­сом» — если не будут изме­нены обще­ствен­ные отно­ше­ния. Задача заклю­ча­ется в борьбе с соци­аль­ными при­чи­нами инва­лид­но­сти: нека­че­ствен­ной меди­ци­ной, пло­хими усло­ви­ями жизни, вой­ной, в конце кон­цов — то есть именно с капи­та­лиз­мом. Все эти при­чины — а зна­чит и капи­та­лизм — Россман при­ни­мает как неустра­ни­мую дан­ность и лишь пред­ла­гает поудоб­нее устро­иться, успо­коив свою совесть ни к чему не обя­зы­ва­ю­щими сло­вами о том, что к инва­ли­дам нужно отно­ситься спра­вед­ливо. Не борьба с соци­аль­ным нера­вен­ством, а созер­ца­ние без­дар­ных кли­пов — вот, ока­зы­ва­ется, метод реше­ния соци­аль­ных про­блем. Мещанские при­стра­стия нагло выда­ются за левые идеи.

Россман собе­зьян­ни­чала несве­жий запад­ный «дис­курс об инва­лид­но­сти», кото­рый, кроме того, полу­чил даже пра­ви­тель­ствен­ное бла­го­слов­ле­ние от Медведева. Педалирование «про­блем инва­ли­дов», доступ­но­сти для них город­ской среды, объ­ек­тов куль­туры и т. д. — тема, наме­ренно раз­ду­ва­е­мая в стра­нах Запада, начи­ная с эпохи рас­цвета извра­щён­ной полит­кор­рект­но­сти, когда быв­шие левачки после 68-​го года устре­ми­лись в вузы и пра­во­за­щит­ные орга­ни­за­ции. Это их работа, это их спо­соб при­ми­рить свою пас­куд­ную жизнь с реаль­но­стью за счёт анти­диа­лек­ти­че­ского абстра­ги­ро­ва­ния «про­блем инва­ли­дов» от обще­ствен­ных про­блем в целом. Это даже поз­во­ляет что-​то под­пра­вить, под­кра­сить капи­та­лизм, сде­лать его ещё проч­нее. Но это не ради­каль­ное реше­ние проблем.

Если то, что делают запад­ные левень­кие, есть глу­пость с точки зре­ния рево­лю­ци­он­ной стра­те­гии, то заня­тия Россман — это глу­пость втройне: на самом левом для неё самой рос­сий­ском ресурсе — то есть там, где она могла выска­заться наи­бо­лее без­апел­ля­ци­онно — она пуб­ли­кует текст о клипе на песню запад­ной певички. Более иска­жён­ную, пре­вра­щён­ную форму осво­бо­ди­тель­ных идей трудно пред­ста­вить. Вот резуль­тат пере­са­жи­ва­ния лице­мер­ной запад­ной рито­рики на пери­фе­рий­ную рос­сий­скую почву37 .

Ровно то же можно ска­зать о подав­ля­ю­щем боль­шин­стве «куль­тур­ных» мате­ри­а­лов на сай­тах «Рабкор» и «Открытая левая». Просто именно при­мер Россман как в капле воды отра­жает их куль­тур­ный уро­вень. Выдаваемые за печа­ло­ва­ния об угне­тён­ных мещан­ские рас­суж­де­ния под впе­чат­ле­нием от при­ми­тив­ных образ­чи­ков мас­скульта — таковы их высказывания.

Но подоб­ные мате­ри­алы на этих сай­тах бывают не так уж часто. Преобладают же совсем кро­хот­ные заме­точки о новин­ках кине­ма­то­графа и дру­гих видов искус­ства. В них — лишь крат­кое опи­са­ние или пере­сказ и ни к чему не обя­зы­ва­ю­щие рас­суж­де­ния автора. Бессмысленно искать в них какую-​то идей­ную направ­лен­ность. Как при­знался член ред­кол­ле­гии «Рабкора» Даниил Григорьев, «у нас тен­ден­ция печа­тать любые при­хо­дя­щие к нам мате­ри­алы, отве­ча­ю­щие чисто фор­маль­ным кри­те­риям, среди кото­рых нет кри­те­рия идео­ло­ги­че­ского»38 . Тогда непо­нятно, зачем о своих прин­ци­пах нужно гово­рить так:

«Мы стоим на демо­кра­ти­че­ских и соци­а­ли­сти­че­ских пози­циях, высту­пая за ради­каль­ные пере­мены в обще­стве. И в этом плане мы оди­на­ково про­ти­во­стоим как идео­ло­гии запад­ни­че­ского либе­ра­лизма, так и все­воз­мож­ным вер­сиям охра­ни­тель­ства, при­кры­того псев­до­пат­ри­о­ти­че­ской фра­зой» (кур­сив мой)39 .

Социализм — это уже не идеология?

В оче­ред­ной раз это болото ожи­ви­лось после слу­чая с «Шарли Эбдо». Какое мно­го­го­ло­сое ква­ка­нье раз­нес­лось над буль­ка­ю­щими про­сто­рами Интернета! Каждая лягу­шечка с крас­ными пят­ныш­ками посчи­тала себя обя­зан­ной выра­зить мне­ние по столь суще­ствен­ному вопросу. Но не для того, чтобы пока­зать, что это — кон­фликт двух сил, оди­на­ково чуж­дых левым. Не для того, чтобы ука­зать, что исла­ми­сты каж­дый день тво­рят вещи куда более жесто­кие, чем рас­стрел редак­ции жур­нала. Ровно в тот же день, 7 января 2015 года, в сто­лице Йемена Сане оче­ред­ной взрыв зами­ни­ро­ван­ного ради­каль­ными исла­ми­стами авто­мо­биля унёс жизни 30 чело­век, ране­ния полу­чили более 50 чело­век. Почему рос­сий­ские левень­кие промолчали?

Примитивность и тен­ден­ци­оз­ность самого́ постра­дав­шего жур­нала тоже не должна остаться сек­ре­том для левых и людей, хотя бы немного эсте­ти­че­ски раз­ви­тых. Никаким гума­ни­сти­че­ским про­све­ще­нием «Шарли Эбдо» не зани­мался, так что глупо левым брать его себе в союз­ники. Кстати, Трофименков пишет, что во время войны в Алжире анар­хист и анти­ми­ли­та­рист Кабю — один из буду­щих кари­ка­ту­ри­стов этого изда­ния, уби­тый 7 января, — под­дер­жи­вал именно фран­цуз­ских импе­ри­а­ли­стов (С. 307). Левенькие не обра­щают вни­ма­ния на такие «мелочи». Они горюют по «Шарли Эбдо». Ведь — ужас! — рас­стре­ляли фран­цуз­ских бур­жуа, и ква­ка­нье крас­но­пят­ныш­ко­вых по этому поводу есть пока­за­тель их клас­со­вых сим­па­тий. Они сами рабо­тают в похо­жих жур­на­лах («Афиша», «Эсквайр», «Слон», «Сноб» и проч.), сами живут в мега­по­лисе и про­ти­во­стоят про­вин­ции (по ана­ло­гии с тем, как Париж про­ти­во­стоит быв­шим коло­ниям), у них даже когда-​то были «свои» исла­ми­сты, кото­рые что-​то могли в Москве устро­ить. Это — оди­на­ко­вые люди. За тем лишь исклю­че­нием, что оте­че­ствен­ные левень­кие бур­жуа — жители пери­фе­рии, в кото­рую пре­вра­тили нашу страну. Но для них это — не при­чина для вос­ста­ния, для раз­рыва с цен­трами капи­та­лизма. Нет, для них это осно­ва­ние меч­тать о недо­ся­га­е­мой париж­ской жизни, и «быть свя­тее папы» — «быть Шарли» больше, чем сами «Шарли».

Другой недав­ний при­мер: неодо­ли­мое жела­ние левень­ких «вста­вить свои пять копеек» по поводу «Левиафана» Звягинцева. Это, впро­чем, объ­яс­нимо: нагляд­ных при­ме­ров соци­аль­ной тра­ге­дии в стране этой московско-​питерской тусовке неот­куда взять, кроме как из подоб­ных шаб­лон­ных филь­мов. Ясно, что склон­ность «левых» к подоб­ным обсуж­де­ниям, навя­зан­ным бур­жу­аз­ными масс-​медиа, выдаёт отсут­ствие соб­ствен­ной системы зна­ний и цен­но­стей. Они не знают обще­ства, а потому они и не могут поста­вить вопрос о реа­лизме дру­гих авторов.

Вся эта их писа­нина — вовсе не кри­тика. Левенькие не про­во­дят иссле­до­ва­ний — об этой черте своих друж­ков без стес­не­ния «отлил в гра­ните» И. Матвеев из «Опенлефт»:

«Проводить ресерч для пол­но­цен­ных ста­тей — ленятся»40 .

В их мелень­ких текстах нет аргу­мен­та­ции, они огра­ни­чи­ва­ются лишь впе­чат­ле­ни­ями. Эти тек­сты не обра­ща­ются к важ­ней­шим про­бле­мам бур­жу­аз­ной и анти­бур­жу­аз­ной куль­туры. «Левые» пол­но­стью пере­ни­мают под­ход худ­ших бур­жу­аз­ных СМИ: про­сто отклик­нуться на новость. Это дела­ется для того, чтобы удер­жать свою ауди­то­рию, кото­рая потре­би­тель­ски тре­бует новых и новых мате­ри­а­лов «на злобу дня». Но ни пуб­лика, ни авторы, кото­рые есть плоть от плоти этой пуб­лики, не хотят вни­кать в при­чины собы­тий, идти от част­ного к общему. Вчерашнее собы­тие они забу­дут зав­тра. Его вытес­нит из созна­ния оче­ред­ная «сен­са­ция». Такое кол­лек­ци­о­ни­ро­ва­ние фак­ти­ков вкупе со скуд­ным их ком­мен­ти­ро­ва­нием не имеет ничего общего с изу­че­нием зако­но­мер­но­стей раз­ви­тия обще­ства, чем вообще-​то должны зани­маться левые. Писатели попи­сы­вали, чита­тели почи­ты­вали, фрэнды полайкивали.

О таких «сви­сту­нах» писал Эрих Фромм:

«Многие, а воз­можно и боль­шин­ство, реа­ги­руют на разо­ча­ро­ва­ние в своих надеж­дах, под­стра­и­ва­ясь под опти­мизм рядо­вого чело­века, упо­ва­ю­щего на луч­шее и не удо­су­жи­ва­ю­ще­гося при­знать, что может слу­чаться не только хоро­шее, но, пожа­луй, и наи­худ­шее. Если уж кто-​то свист­нет, такие люди тоже сви­стят, и вме­сто того, чтобы про­чув­ство­вать без­на­дёж­ность, им кажется, что они участ­вуют в сво­его рода общем хоре. Они уре­зают свои тре­бо­ва­ния так, чтобы можно было их выпол­нить, и даже не меч­тают о том, что кажется им недо­ся­га­е­мым. Они — хорошо при­спо­соб­лен­ные члены стада, они нико­гда не чув­ствуют без­на­дёж­но­сти, потому что никто, похоже, её не испы­ты­вает. Они являют собой кар­тину осо­бого рода покор­ного опти­мизма, кото­рый мы встре­чаем у столь мно­гих пред­ста­ви­те­лей совре­мен­ного запад­ного обще­ства, при­чём опти­мизм обычно осо­знан, а покор­ность — бес­со­зна­тельна»41 .

Покорные оптимисты-​псевдолевые ока­зы­ва­ются пол­но­стью подав­лены капи­та­ли­сти­че­ской геге­мо­нией. Они пишут о тех же собы­тиях, что и бур­жу­аз­ные СМИ. Качество же их заме­ток гораздо хуже. Они довольны, что есть такое кино, театр, книги и т. д., они при­ни­мают их за куль­тур­ный обра­зец. В этом их псев­до­ле­вом ана­лизе, конечно, нет ничего марк­сист­ского, ибо не ста­вится вопрос о клас­со­вой при­роде искус­ства, о том, почему бур­жу­а­зии неопасно и даже при­быльно допус­кать в искус­стве темы соци­аль­ных бед­ствий и вос­ста­ний. Левенькие не дают образ­цов под­лин­ной куль­туры, ведь их вкусы — абсо­лютно мещанские.

Цветасто и запашисто

Чтобы спа­сти Россию, нужно сжечь Москву.

Илья Будрайтскис

Свои куль­тур­ные запросы левень­кие «Опенлефта» со всей откро­вен­но­стью выра­зили в позор­ных репли­ках на отставку главы депар­та­мента куль­туры Москвы С. Капкова вес­ной 2015 года42 . Илья Будрайтскис вещает:

«Капков был „бун­ту­ю­щим чинов­ни­ком“, пре­тен­до­вав­шим на изме­не­ние поло­же­ния вещей так же, как рок-​звёзды или дизай­неры 1960-​х изме­нили запад­ный мир. Тогда он дей­стви­тельно стал дру­гим. Нет, он не стал более сво­бод­ным или спра­вед­ли­вым, но изме­ни­лись его цвета и запахи».

Вот и всё, что юноша, под­пи­сы­ва­ю­щийся исто­ри­ком, знает про 60-​е! Национально-​освободительное, пар­ти­зан­ское, негри­тян­ское, рабо­чее, жен­ское, сту­ден­че­ское, анти­во­ен­ное дви­же­ние — всего этого не было, а если и было, то никак не повли­яло на мир, на сво­боду и спра­вед­ли­вость! Заметно, что кто-​кто, а вот Будрайтскис книгу Трофименкова точно не откры­вал. Даже рокеры 60-​х, по Будрайтскису, не участ­во­вали в этих дви­же­ниях, не помо­гали им и не вос­пе­вали их, а только испус­кали новые запахи.

Далее троц­кист (а зна­чит, марк­сист, — а зна­чит, диа­лек­тик) Будрайтскис затра­ги­вает вопрос позна­ния мира:

«А что может диа­гно­сти­ро­вать реаль­ность вер­нее, чем соб­ствен­ные рецеп­торы? Капков пытался создать сооб­ще­ство жите­лей, кото­рые дове­ряют своим орга­нам чувств больше, чем зна­ниям о соб­ствен­ной стране, ново­стям или жиз­нен­ному опыту».

Будрайтскису это очень по душе: долой диа­лек­тику и даже рацио, да здрав­ствует эмпиризм!

Далее троц­кист (а зна­чит, марк­сист, — а зна­чит, рево­лю­ци­о­нер) Будрайтскис выска­зы­ва­ется о зна­чи­мых пере­ме­нах для человека:

«Ты мед­ленно про­во­дишь рукой по глад­кой поверх­но­сти, сидишь на мяг­кой траве в бла­го­устро­ен­ном парке, жуёшь све­жую вкус­ную еду на фуд-​маркете — вот пере­мены в жизни, кото­рые можно почув­ство­вать здесь и сей­час».

Долой рево­лю­цию, даёшь гедо­низм! Он это с сочув­ствием, а не с осуж­де­нием пишет. Капков именно и хотел сво­ими ново­вве­де­ни­ями обли­зать сто­лич­ных хип­сте­ров, а левень­кий Будрайтскис это поддерживает.

Ясно, нере­во­лю­ци­о­неру и недиа­лек­тику — а зна­чит, и нет­роц­ки­сту — Будрайтскису и не нужна сво­бода и спра­вед­ли­вость, ему нужно, что было цве­та­сто и запа­ши­сто. Вот он утвер­ждает, что «боль­шин­ство при­ят­ных мест с при­глу­шён­ной музы­кой, стиль­ным видео и тра­вя­ным чаем все­гда напол­нены пре­иму­ще­ственно либе­ра­лами. Они там, где тепло и хорошо…»43 Так он и сам в такие места стре­мится, зна­чит — самый что ни на есть либерал.

В дру­гом месте Будрайтскис без утайки выра­зил свои взгляды на воз­мож­ность рево­лю­ци­он­ных изме­не­ний. В лек­ции «О соци­а­лизме» он раз­де­лил соци­а­ли­стов на социал-​демократов и … «иди­о­тов». Строго научно, что и говорить.

«Социал-​демократия … направ­лена на дости­же­ние наи­луч­ших усло­вий жизни рабо­чего класса в рам­ках капи­та­лизма. Всё, что нахо­дится за рам­ками капи­та­лизма, выно­сится за рамки воз­мож­ного. Невозможно себе пред­ста­вить, что будет после».

«Альтернатива социал-​демократии — … „иди­о­тизм“. Он заклю­ча­ется в том, что ника­кие изме­не­ния в рам­ках капи­та­лизма невоз­можны. Это пре­дель­ное отвер­же­ние поли­тики и реаль­но­сти» (кур­сив мой)44 .

Прекрасное откро­ве­ние «левого». Нетрудно понять, что «иди­о­тами», ото­рван­ными от реаль­но­сти, он име­нует рево­лю­ци­о­не­ров. Значит, рево­лю­ция на его взгляд — не поли­тика. Но что же оста­нется в поли­ти­че­ской сфере, если из нее убрать рево­лю­цию? Очевидно, что только бюро­кра­ти­че­ская возня. По Будрайтскису выхо­дит, что только чинов­ники могут что-​то реально изме­нить. Чего ж теперь удив­ляться, что он готов в ножки Капкову броситься!

Александра Новожёнова

Художественный кри­тик Александра Новожёнова тоже ото­зва­лась на «тра­ге­дию» отставки Капкова:

«Критиковать Капкова все­гда было небла­го­дар­ным заня­тием, потому что любая такая кри­тика счи­ты­ва­лась как упрёк в гедо­низме — а что теперь, не есть теф­тели, не тан­це­вать, не поль­зо­ваться вай-​фаем в биб­лио­те­ках, не гулять в чистых пар­ках, где зву­чит музыка и про­да­ётся моро­жен­ное в вафель­ных рож­ках? А, может, вы из тех, кому больше нра­вятся гряз­ные сор­тиры? … Ну да, мир без удо­воль­ствий и с гряз­ными сор­ти­рами — так и выгля­дит соци­а­лизм»45 .

Бюрократ зани­ма­ется брос­кими про­ек­тами для «сред­него класса» мет­ро­по­лии (сто­лицы) за счёт ресур­сов нища­ю­щей пери­фе­рии (про­вин­ции), а «левые» думают, что он сор­тиры для соци­а­лизма чистит?

Когда я при­хожу в биб­лио­теку с вай-​фаем и вижу, что за одним ком­пью­те­ром один недо­росль смот­рит оче­ред­ное дебиль­ное аниме, за дру­гим дру­гой — ведёт пере­писку в соц­сети, тре­тий — играет в стре­лялку, рядом какой-​то мужик махи­ни­рует на бирже, а в исто­рии поиска биб­лио­теч­ного ком­пью­тера при­сут­ствует дет­ское порно, то тут я очень остро пони­маю, что не с вай-​фая и халяв­ных ком­пью­те­ров нужно начи­нать, а с такого вос­пи­та­ния людей, чтобы они всей этой ерун­дой не зани­ма­лись. Но это ведь и слож­нее, и дольше, и за это ответ­ствен­ность на себя Капков и все госу­дар­ство не берут. Чинуши спо­собны сде­лать лишь что-​то фор­маль­ное и громко о том рас­тру­бить. Вай-​фай — лишь форма, лишь инстру­мент пере­дачи инфор­ма­ции, ника­кого нового зна­ния он не создаёт. Кстати, если бы вай-​фая не было, то и не было бы в биб­лио­теке этих типов, кото­рых здесь и не должно быть и кото­рые дей­стви­тельно мешают чита­те­лям полу­чать зна­ния. Чинушам как раз и нужно, чтобы люди не полу­чили под­лин­ное зна­ние. А раз «левые» их за это хва­лят, зна­чит, таким «левым» тоже ника­кие содер­жа­тель­ные изме­не­ния не нужны, зна­чит, им хочется только, чтобы во рту было сладко и под зад­ни­цей гладко.

Новоженова при­знаёт:

«Капков не был про (?)46  куль­туру как обще­ствен­ное само­со­зна­ние и само­опре­де­ле­ние, Капков был про (?) про­из­вод­ство нового типа куль­тур­ного потре­би­теля и про соот­но­ше­ние част­ных инве­сто­ров и город­ских про­странств и поме­ще­ний. … Фундаментальных дости­же­ний у этой поли­тики не было — были дости­же­ния кос­ме­ти­че­ские и про­ект­ные» (кур­сив мой)47 .

То есть она видит, что Капков дей­ство­вал абсо­лютно по мер­кам бур­жу­аз­ного обще­ства, при том реально ничего выда­ю­ще­гося не сде­лал. Но, ока­зы­ва­ется, уже за это Капкова нужно хвалить:

«Но при­хо­дится при­знать, что в рам­ках либе­раль­ной поли­тики у куль­туры больше шан­сов, чем если она регу­ли­ру­ется феде­раль­ными лоя­ли­стами строго в коор­ди­на­тах, задан­ных про­грам­мой по пат­ри­о­ти­че­скому вос­пи­та­нию»48 .

Новожёнова по заве­там всё того же эмпи­ризма может думать только о том, что непо­сред­ственно ощу­щает, за пре­делы при­ми­тив­ного инди­ви­ду­аль­ного опыта она выйти не может. Она со сво­ими «левыми» взгля­дами ника­ких дру­гих вари­ан­тов поли­тики пред­ста­вить не может и при­хо­дит к выводу:

«И не факт, что больше нико­гда не появится новый Капков, а в Москве не насту­пит новая куль­тур­ная отте­пель. Проблема только в том, что мы на это никак не вли­яем»49 .

Прекрасные «соци­а­ли­сты»! Повздыхали об отставке бур­жу­аз­ного чинов­ника, пого­ре­вали вновь о про­бле­мах про­стран­ства (как о них горе­вали уже Магун и Рифф), выра­зили свои непри­тя­за­тель­ные куль­тур­ные вкусы и пошли дальше ждать манны с неба и пода­чек. Как гово­рится, с такими дру­зьями враги не нужны.

Виктор Вахштайн

Нелепые при­чи­та­ния Будрайтскиса и Новожёновой в связи с отстав­кой Капкова — это выра­же­ние тре­воги за их соб­ствен­ное ком­форт­ное и без­бед­ное суще­ство­ва­ние. При Капкове боль­шую под­держку полу­чил Московский инсти­тут социально-​культурных про­грамм (МИСКП), воз­гла­вил кото­рый Виктор Вахштайн. Вахштайн при­влёк «нор­маль­ных иссле­до­ва­те­лей с запад­ным обра­зо­ва­нием» и эта «команда сде­лала несколько гром­ких про­ек­тов — „аудит Москвы“ (ана­ло­гич­ный аудиту Лондона нака­нуне олим­пий­ских игр 2012-​го), мони­то­ринг повсе­днев­ных прак­тик, иссле­до­ва­ния обще­ствен­ных про­странств, иссле­до­ва­ния город­ских сооб­ществ, иссле­до­ва­ния рутин­ных форм мобиль­но­сти»50 . Авторитетом для Вахштайна в социо­ло­гии явля­ется Латур с его акторно-​сетевой тео­рией, а марк­сизм им пол­но­стью отбрасывается:

«Марксизм не явля­ется реле­вант­ным источ­ни­ком социо­ло­ги­че­ского мыш­ле­ния послед­ние трид­цать пять лет»51 .

Само собой, с лату­ров­ской тре­пот­нёй на устах легче полу­чать суб­си­дии от правительства!

Раздутые Капковым и Вахштайном куль­тур­ные про­екты втя­нули в свою орбиту и левень­ких худож­ни­ков и кри­ти­ков. Среди экс­пер­тов МИСКП — Алексей Цветков, Илья Будрайтскис, Глеб Напреенко (ещё один автор «Опенлефта»)52 . Вероятно, эти люди участ­во­вали и в про­чих про­ек­тах «соври­ска» под эги­дой чинов­ни­ков. В жур­нале Вахштайна «Социология вла­сти» печа­та­лись Будрайтскис и Новожёнова, а одним из редак­то­ров его явля­ется Иван Напреенко — брат Глеба, рабо­тав­ший и в МИСКП. Сам Вахштайн знает о суще­ство­ва­нии «Опенлефта» и не стес­ня­ется выска­зы­вать своё невы­со­кое мне­ние об этой ком­па­нии: говоря о пре­об­ра­зо­ва­нии город­ского про­стран­ства, он не без издёвки ука­зы­вает на идей­ную огра­ни­чен­ность левеньких:

«Барон Осман, министр Столыпин и глава депар­та­мента куль­туры Москвы — куда боль­шие носи­тели уто­пи­че­ского вооб­ра­же­ния, чем авторы интернет-​ресурса Openleft»53 .

И левень­кие про­гло­тили этот пле­вок — Вахштайн ведь рабо­то­да­тель и главред! Вряд ли Капков больше сим­па­ти­зи­рует левым.

И тем не менее, отставка Капкова и потен­ци­аль­ное после­ду­ю­щее сво­ра­чи­ва­ние про­ек­тов, с кото­рыми аффи­ли­ро­ваны левень­кие, вызвало у них при­ступ паники. Из дро­жа­щих от бес­силь­ной зло­сти паль­цев они попы­та­лись сло­жить кула­ч­шико и погро­зить им с три­буны «Опенлефта».

На фоне зна­ний Трофименкова о насто­я­щих рево­лю­ци­о­не­рах и худож­ни­ках и его таланта писать о них ста­но­вится оче­вид­ной без­дар­ность копа­ния наших игру­шеч­ных левых в деля­че­стве нынеш­них откро­венно непод­лин­ных поли­ти­ков и «акту­аль­ных худож­ни­ков». У всей этой пуб­лики нет ни системы цен­но­стей, ни зна­ний. А если нет этой основы, то не помо­жет ника­кая якобы левая поли­ти­че­ская пози­ция. Трофименков же, в отли­чие от режис­сё­ров вилен­ских и бас­ко­вых, худож­ни­ков илей б., поэтов арсе­нье­вых, осмин­ки­ных и мед­ве­де­вых, фото­гра­фов рах­ма­ни­но­вых, дра­ма­тур­гов ново­жё­но­вых и т. д., и т. п., не будучи поли­ти­че­ски левым, бла­го­даря сво­ему внут­рен­нему стержню (нали­чию чёт­ких прин­ци­пов), верно ухва­тил самый нерв куль­тур­ного вопроса: все куль­тур­ные про­блемы непо­сред­ственно свя­заны с борь­бой клас­сов! Эту истину чита­те­лям объ­яс­няют не выше­по­име­но­ван­ные патен­то­ван­ные левые и заслу­жен­ные «акту­аль­ные худож­ники», а совер­шенно посто­рон­ний — пусть и сти­хийно левый — пуб­ли­цист! Это — позор для левень­ких, это — иллю­стра­ция их ник­чем­но­сти, это — повод гнать само­зван­цев в шею. Зачем нужна такая свора «авто­ров» и «спе­ци­а­ли­стов», «кри­ти­ков» и «иссле­до­ва­те­лей», если с их обя­зан­но­стями (и крайне мастер­ски к тому же) справ­ля­ется один — один! — чело­век, не име­ю­щий отно­ше­ния ни к левым сек­там, ни к «акту­аль­ным худо­же­ствам». Но пользы он при­но­сит в разы больше, чем все эти неучи вме­сте взятые.

Любой левый дол­жен открыто высту­пать про­тив капи­та­лизма. Исключением будет лишь слу­чай, если он ведёт раз­ведку и дивер­си­он­ную борьбу на тер­ри­то­рии врага и вынуж­ден скры­вать свои взгляды. Может быть, все выше­на­зван­ные левень­кие режис­сёры, кри­тики, поэты, жур­на­ли­сты и проч. потому не высту­пают про­тив капи­та­лизма, что ведут раз­ведку в тылу врага? Конечно, это не так: о левизне-​то своей они кри­чат. Вывод: они — дивер­санты с той сто­роны, только мас­ки­ру­ю­щи­еся под левых.

Предвижу недо­воль­ство неко­то­рых чита­те­лей: мол, почему вы все эти пре­тен­зии предъ­яв­ля­ете («руга­е­тесь») не только «Рабкору» и РСД с «Опенлефтом», но и всем левым? Многие, мол, того не заслу­жи­вают. Отвечаю. Обращать вни­ма­ние на «Рабкор» и РСД при­хо­дится потому, что эти люди активно навя­зы­вают чита­те­лям свои убо­гие взгляды и вкусы. Они должны быть раз­об­ла­чены. Другие же левые и «левые» довольно редко их кри­ти­куют, а, самое глав­ное, мало зани­ма­ются насто­я­щей рево­лю­ци­он­ной куль­тур­ной рабо­той, про­ти­во­сто­я­щей пози­циям «Рабкора» и РСД.

Некоторые могут ска­зать и иное: да, эти левень­кие во мно­гом оши­ба­ются, может, они про­сто пока не смогли разо­браться в тех же вопро­сах куль­туры, но ведь они дают хоть какое-​то пред­став­ле­ние о марк­сизме. Это не так. Революционная идео­ло­гия — целостна. Человек с убо­гими куль­тур­ными пред­по­чте­ни­ями не может быть соци­а­ли­стом. Левенькие ничем не помо­гают рас­про­стра­не­нию и уж тем более раз­ви­тию марк­сизма, а только извра­щают его идеи. Критиковать капи­та­лизм ради­кально, доходя до основы вещей, могут те, кто нена­ви­дят капи­та­лизм. Левенькие любят капи­та­лизм и его удоб­ства, постро­ен­ные на угне­те­нии, а рево­лю­ци­о­не­ров назы­вают «иди­о­тами».

Наконец, пред­вос­хи­щая ещё одну пре­тен­зию — а сами-​то вы чего достигли в вопро­сах куль­туры? — напомню: кол­лек­тив «Сен-​Жюста» тра­ди­ци­онно высту­пает с кри­ти­кой бур­жу­аз­ных режис­сё­ров и писа­те­лей54  и воз­даёт долж­ное под­лин­ным твор­цам куль­туры, рас­ска­зы­вая о них55  и пуб­ли­куя их работы56 .

Мастер малых форм

— Но ведь это само по себе ясно! это и дока­за­тельств не тре­бует! — вол­но­вался Валентин Осипович. А тай­ный голос в это время нашёп­ты­вал:

— Положим, что ясно; но какая же это будет «ста­тья»… в несколько печат­ных строк! Разве такую ста­тью где-​нибудь напе­ча­тают!

Михаил Салтыков-​Щедрин

Не надо при­бав­лять к сот­ням тысяч напе­ча­тан­ных стра­ниц еще одну стра­ницу бол­товни.

Исаак Бабель

Испугавшиеся поте­рять своё при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние Будрайтскис и Новожёнова возо­пили об отставке Капкова и выста­вили напо­каз свои при­ми­тив­ные вкусы и обы­ва­тель­ское пове­де­ние. И эти люди счи­та­ются у левень­ких за твор­цов. Вот что они сози­дают на ниве культуры.

Илья Будрайтскис — самый актив­ный писака на сайте «Опенлефт», а в твит­тере у этого сайта име­ется скром­ный под­за­го­ло­вок «Лучшая левая ана­ли­тика в России» (надо бы извест­ную пого­ворку так пере­де­лать: «сам себя похва­лишь — сто­ишь как опенлефто́ванный»). Значит, Будрайтскис — луч­ший из луч­ших! За какие труды он этим зва­нием удостоен?

Например, за текст «Граф Дракула: инве­стор из Восточной Европы»57 . Здесь всё кри­чит о неза­у­ряд­но­сти автора. Во-​первых, в тек­сте ровно 179 слов в пять абза­цев, и при его чте­нии даже не при­хо­дится про­ма­ты­вать экран. Иллюстрация к тек­сту даже чуть больше его самого по раз­меру. Краткость, конечно, сестра таланта, но настолько ли?

Во-​вторых, автор так и горит жела­нием позна­ко­мить нас со своим открытием:

«Только сей­час, к сво­ему стыду, про­чи­тал „Дракулу“ Брэма Стокера. Сюжет пока­зался неожи­данно актуальным…»

Актуальность тут якобы в том, что в неко­то­рых чер­тах сюжет книги схож с реа­ли­ями капи­та­лизма Восточной Европы послед­них 20 лет. Будрайтскис ито­жит: «читайте Стокера по-​марксистски», но не объ­яс­няет, как худо­же­ствен­ное про­из­ве­де­ние сто­лет­ней дав­но­сти помо­жет понять совре­мен­ный капи­та­лизм, а не про­сто мещан­ски посе­то­вать о нём. Есть и вто­рой призыв:

«…и бори­тесь с вам­пи­рами сами на род­ной тран­силь­ван­ской земле».

Будрайтскис Дракулу назы­вает нео­ли­бе­ра­лом, а бри­танца Харкера — агента по про­да­жам недви­жи­мо­сти — почи­тает героем, ибо тот убил Дракулу, «желая любой ценой оста­но­вить экс­порт этой модели к себе на родину». Ну да, нео­ли­бе­ра­лизм из Трансильвании в Британию при­шёл, а никак не в обрат­ном направ­ле­нии. Теперь понятно, кто уку­сил Тэтчер. Будрайтскис вот так запро­сто врёт об оче­вид­ных вещах. И он, видимо, пред­ла­гает для уни­что­же­ния оте­че­ствен­ных вампиров-​неолибералов при­гла­сить запад­ных аген­тов, ведь Харкер убил Дракулу на его род­ной земле. Там же — циви­ли­за­ция, а у нас — кру­гом убийцы и быдло, как нам это уже «Что делать?» разъ­яс­нили. Кстати, «Что делать?» неслу­чайно вспом­ни­лись — сей­час на сцене появится ещё один их представитель.

В-​третьих, что неуди­ви­тельно для нар­цис­си­че­ского «Опенлефта», сокру­ши­тельно силён и мно­го­обе­щающ заго­ло­вок мате­ри­ала Будрайтскиса:

«Свежий марк­сист­ский взгляд на клас­сику миро­вой лите­ра­туры».

Левенькие свято уве­рены, что если они даже пять абза­цев накро­пают, то это будет чем-​то новым и важ­ным для марк­сизма. Ладно, насто­я­щих марк­сист­ских тео­ре­ти­ков они не читают. Забавно дру­гое: левень­кие и друг друга не читают. Ровно десять лет назад Алексей Пензин — ещё один участ­ник «Что делать?» — опуб­ли­ко­вал ста­тью, в кото­рой помимо про­чего порас­суж­дал о том, что сюжет фильма Копполы «Дракула Брэма Стокера» имеет поли­ти­че­ский подтекст:

«Дракула на сто­роне суве­ре­ни­тета наци­о­наль­ного госу­дар­ства, и Ван Хельсинг на сто­роне гло­ба­ли­за­ции высту­пают как двой­ники — вам­пир и Империя, кровь и нефть»58 .

При этом Пензин честно сооб­щил, что эти мысли поза­им­ство­вал у Драгана Куюнджича. Будрайтскис с Пензиным хорошо зна­ком: и в одном семинаре-​общежитии жили, в одной книжке ста­тьи пуб­ли­ко­вали, и даже сов­мест­ную ста­тью писали. Но иссле­до­ва­ния Пензина и Куюнджича оста­лись для Будрайтскиса тай­ной, он не знал, что всё это давно обсуж­дено и скла­ди­ро­вано в ака­де­ми­че­ских архи­вах, и потому счёл себя пер­во­про­ход­цем темы и осве­жи­те­лем марксизма.

В-​четвёртых, фор­мально эта заме­тушка о Дракуле про­хо­дит по раз­ряду кри­тики совре­мен­ного капи­та­лизма через тему куль­туры. Но это про­фа­на­ция, ибо и Стокер о нео­ли­бе­ра­лизме ничего не мог писать, и ана­лиза здесь ника­кого нет, и ничего про­тив капи­та­лизма не говорится.

Зато какие заго­ловки: луч­шая! левая! све­жий! марксистский!

Не хва­тает лишь эпи­тета «самый длин­ный», чтобы чаша подав­лен­ных ком­плек­сов и при­ми­тив­ных аллю­зий напол­ни­лась до краёв. Пока тек­сты у них самые короткие…

Мастерица малых форм

Власть заво­ё­вана, по край­ней мере в Петрограде.
Ленин ещё не успел пере­ме­нить свой ворот­ник.


Лев Троцкий

Через несколько меся­цев после своей кап­ков­ской слез­ницы Александра Новожёнова опуб­ли­ко­вала на «Опенлефте» пьесу «Воротничок»59 . Процитирую:

«Воротничок.
Чёрная метал­лур­гия (Александр Фадеев)
Единственный вид щеголь­ства, какой он себе поз­во­лял, когда шёл на работу, — это обя­за­тельно све­жая, совер­шенно све­жая, на этот раз голу­бая рубашка с отлож­ным ворот­нич­ком, рас­стег­ну­тая на две пуго­вички у шеи.
Новое назна­че­ние (Александр Бек)
Так он и стоит, — оде­тый в неиз­менно тём­ный, в полоску, костюм, в све­жую белую сорочку со все­гда твёр­дым накрах­ма­лен­ным ворот­нич­ком, с тём­ным скром­ным гал­сту­ком.
Тяжеловатый, несколько испод­ло­бья взгляд сме­рил Онисимова, про­шёлся по его без­упречно начи­щен­ным ботин­кам, тём­ному в полоску пиджаку, под­крах­ма­лен­ному белому ворот­ничку, обле­гав­шему корот­кую шею, что под­дер­жи­вала боль­шую голову…
Отличавшийся неодо­ли­мым при­стра­стием к чистоте, посто­янно появ­ляв­шийся в све­жеб­ли­став­шем белом накрах­ма­лен­ном ворот­ничке, вер­ный таким ворот­нич­кам и в коман­ди­ров­ках среди завод­ской пыли и ока­лины, меняв­ший их там по два-​три раза на дню, он имел и ещё схо­жую сла­бость: любил быть без­уко­риз­ненно под­стри­жен­ным.
Онисимов в неиз­мен­ном тём­ном в полоску пиджаке, в несмяв­шемся за ночь, будто только что наде­том, твёр­дом белом ворот­ничке, в недо­ро­гой кепке.
Неизменно носив­ший вме­сте с жест­ко­ва­тым, все­гда чистым ворот­нич­ком некую бронь офи­ци­аль­но­сти, слу­жеб­ной стро­го­сти, Онисимов и теперь замкнулся.
Исхудалую корот­кую шею обле­гает, как обычно, без­упречно белый, жест­ко­ва­тый ворот­ни­чок.
Твёрдый белый ворот­ни­чок был остав­лен в спальне, под­крах­ма­лен­ную сорочку заме­нила лёг­кая голу­бая рубашка, верх­ние пуговки Онисимов не застег­нул, открыв ветерку корот­ко­ва­тую шею.
Рядом поко­и­лись его сня­тый пиджак и серая фет­ро­вая шляпа. Заместитель Председателя Совета Министров СССР рас­стался тут, как и Онисимов, с ворот­нич­ком: в рас­пахе свет­лой сорочки чер­нели вью­щи­еся волоски.
…пере­ходу на „вы“ спо­соб­ство­вал свой­ствен­ный Онисимову отпе­ча­ток или налёт офи­ци­аль­но­сти, как бы отстра­няв­ший любые, не отно­ся­щи­еся к делу раз­го­воры, налёт, столь же для Онисимова харак­тер­ный, как и его белый накрах­ма­лен­ный ворот­ни­чок.
И сам в шляпе, в под­крах­ма­лен­ном ворот­ничке встал рядом. Слегка скру­чи­ва­лись в излу­че­ниях металла вор­синки на его пиджаке.
— Дайте стекло! — велел он Головне.
Александр Леонтьевич в чёр­ной нове­хонь­кой пиджач­ной паре, в без­уко­риз­ненно бле­стев­ших ботин­ках и Елена Антоновна в сером, стро­гого покроя костюме, как бы под­чёр­ки­ва­ю­щем её стат­ность, пря­мизну, ничем не укра­шен­ном, если не счи­тать ворот­ничка шёл­ко­вой кре­мо­вой блузки, что был выпу­щен поверх жакета, под­ня­лись в боко­вую, при­мы­ка­ю­щую к сцене ложу.
Тот, оде­тый, как на службе, — в пиджаке, в све­жей белей­шей сорочке с накрах­ма­лен­ным ворот­нич­ком, — сидел за пись­мен­ным сто­лом над при­слан­ными ему газе­тами Тишландии.
Застёгивая твёр­дый ворот­ни­чок своей сорочки, Александр Леонтьевич про­из­нёс:
— А это мне ещё в моей Тишландии посо­ве­то­вали… Массивными дозами, да?»

Читатель дол­жен про­стить меня, ибо, увлёк­шись пери­пе­ти­ями сюжета и глу­би­ной харак­те­ров, я про­ци­ти­ро­вал … пьесу цели­ком.

Таких пьес в день можно пол­сотни писать — кон­текст­ный поиск в помощь. Это уже пол­ное вырож­де­ние пост­мо­дер­низма: Новожёнова даже не пыта­ется играть чужими цита­тами, она их про­сто выва­ли­вает кучей. Это такой лени­вый пост­мо­дер­низм, какими бывают лени­вые голубцы.

Глеб Напреенко

Но ещё важно иметь дру­зей, кото­рые под­ве­дут кон­цеп­цию под надёр­ган­ные цитаты. Дружок Новожёновой худо­же­ствен­ный кри­тик Глеб Напреенко пояс­няет смысл написанного:

«Выявленная Новожёновой тай­ная „био­гра­фия ворот­ничка“ у Бека отме­чена не фак­то­гра­фи­че­ской трез­во­стью, а духом фан­тас­ма­го­рий Гоголя, где вещи — мето­ни­ми­че­ские объ­екты полу­чали власть над сво­ими хозя­е­вами, как в „Носе“ или „Шинели“. Переходя из романа Фадеева в роман Бека, ворот­ни­чок ока­зы­ва­ется ещё более власт­ным. Но одно­вре­менно этот пере­ход к дру­гому автору воз­вра­щает чита­теля от морока гого­лев­щины к раз­мыш­ле­ниям о про­блеме кон­стру­и­ро­ва­ния соц­ре­а­лизма как набора при­ё­мов, а соци­аль­ной иден­тич­но­сти, кото­рую он про­граммно при­зван отра­жать, — как набора вещей»60 .

Во-​первых, надо бы всё-​таки опре­де­литься: текст Бека «отме­чен … духом фан­тас­ма­го­рии Гоголя» или же «воз­вра­щает чита­теля от морока гого­лев­щины». Видимо, Напреенко не понял, что сам хотел ска­зать. Во-​вторых, он точно не понял, что хотел ска­зать Бек своим про­из­ве­де­нием. Александр Бек — из того поко­ле­ния, что взрос­лело в рево­лю­ци­он­ные 20-​е годы и имело неве­ро­ятно бога­тый соци­аль­ный опыт. С начала 30-​х в кол­лек­тиве горь­ков­ской лите­ра­тур­ной бри­гады «История фаб­рик и заво­дов» Бек стал высту­пать как писа­тель. В романе «Новое назна­че­ние» он, осно­вы­ва­ясь на сви­де­тель­ствах совре­мен­ни­ков, пока­зы­вает про­ти­во­ре­чи­вость эко­но­ми­че­ской системы ста­ли­низма. Бек по-​настоящему иссле­до­вал обще­ство и напи­сал под­линно реа­ли­сти­че­ский роман, чему у него сто­ило бы поучиться. Напреенко же и Новожёнова, ушиб­лен­ные по моз­гам жиз­нью худо­же­ствен­ной тусовки, видят опи­сы­ва­е­мое Беком обще­ство лишь как набор вещей, а текст писа­теля — лишь как набор при­ё­мов. Вот вам еще при­мер недиа­лек­тич­но­сти мыш­ле­ния левень­ких, кото­рые спо­собны помыс­лить только част­ное, а все­об­щее — не могут.

Напреенко резю­ми­рует:

«…пьесу Новоженовой, несо­мненно, сле­дует … реко­мен­до­вать к поста­новке в глав­ных теат­рах страны».

Силён Напреенко. Силён, знать, и вли­я­те­лен, коли такие реко­мен­да­ции раз­даёт. «Не пора ли нам замах­нуться на Александру нашу Новожёнову?»

Писать политически

Мечты и дела героев книги Трофименкова потер­пели крах. Капитализм устоял. В эпоху нео­ли­бе­раль­ного наступ­ле­ния капи­тала рево­лю­ци­он­ные тра­ди­ции в зна­чи­тель­ной сте­пени ока­за­лись пре­рваны, забыты. Господствующая бур­жу­аз­ная про­па­ганда, 40 лет успешно зату­шё­вы­ва­ю­щая клас­со­вую борьбу, лишила массы воз­мож­но­сти осо­зна­ния своих клас­со­вых инте­ре­сов. Потеряны идей­ные дости­же­ния ком­му­ни­стов за послед­ние 100—150 лет. Распадаются все обще­ствен­ные отно­ше­ния, теря­ются пер­спек­тивы раз­ви­тия. Их заме­няет амо­ра­лизм товарно-​денежных отно­ше­ний и агрес­сив­ный эго­цен­тризм. В преды­ду­щей части было пока­зано, что совре­мен­ные «левые» не могут поста­вить идей­ный заслон от этого раз­ло­же­ния, а напро­тив — сами с радо­стью погру­жа­ются в Жижека, то есть, про­стите, в жижу огол­те­лого самолюбования.

Эти «левые» не выпол­няют задачи совре­мен­ного этапа — дать пре­дельно понят­ный народу худо­же­ствен­ный образ капи­та­ли­сти­че­ского обще­ства, клас­со­вой поли­тики и рево­лю­ци­он­ной борьбы, зало­жить анти­ре­ли­ги­оз­ные и интер­на­ци­о­наль­ные идеи. Они и сами тупеют всё больше и не могут понять про­ис­хо­дя­щее. Они зани­ма­ются бес­по­лез­ной для рево­лю­ции дея­тель­но­стью и рас­про­стра­няют анти­ле­вые идеи.

Сейчас острой необ­хо­ди­мо­стью ста­но­вится учёба и идей­ное вос­пи­та­ние, при­чём начи­нать надо именно с себя. Необходимо идей­ное спло­че­ние и лишь на его проч­ной основе — орга­ни­за­ци­он­ное стро­и­тель­ство, а не набив­шие оско­мину бес­по­лез­ные попытки псев­до­ле­вых объ­еди­ниться в пар­тию, фронт и т. п., что в дей­стви­тель­но­сти пред­став­ляет собой пере­ли­ва­ние из пустого в порож­нее. Необходимо именно идей­ное спло­че­ние, а не хож­де­ние в тре­на­жёр­ный зал, тир и поли­гон для пейнт­бола под тем пред­ло­гом, что на войне это при­го­дится. А то, напри­мер, у Г. Рымбу руки чешутся:

«Необходимы встречи, в рам­ках кото­рых поэ­ти­че­ские чте­ния и тео­ре­ти­че­ские дис­кус­сии чере­до­ва­лись бы с обу­че­нием улич­ному руко­паш­ному бою или стрельбе, так как у интел­лек­ту­а­лов нет этих навы­ков»61 .

Окститесь, любез­ные, у вас и интел­лек­ту­аль­ные навыки нераз­виты! Вы не создали ни одного анти­бур­жу­аз­ного про­из­ве­де­ния, не обсу­дили ни одного суще­ствен­ного тео­ре­ти­че­ского вопроса, а заи­ка­е­тесь об ору­жии. Будет война — она научит обра­щаться с ору­жием. А приди левые на войну не под­го­тов­лен­ными идейно — некому будет это ору­жие пово­ра­чи­вать про­тив сво­его пра­ви­тель­ства. Вообще, у Рымбу, похоже, ажи­ти­ро­ван­ная депрес­сия — навяз­чи­вая боязнь ско­рых бед и репрес­сий. С этим к врачу нужно, а не к оружейнику.

Задача левых — создать зоны авто­но­мии, сво­бод­ные от бур­жу­аз­ных отно­ше­ний и цен­но­стей, выра­бо­тать рево­лю­ци­он­ную этику и эсте­тику. Художникам стоит не мно­го­словно и бес­по­лезно бол­тать о том, что́ есть левое искус­ство, а давать в своих про­из­ве­де­ниях кри­тику капи­та­лизма и образы борьбы с ним. Чем талант­ли­вее это будет сде­лано, тем боль­шее вли­я­ние ока­жет на зри­те­лей, слу­ша­те­лей и чита­те­лей, тем проч­нее они усвоят анти­бур­жу­аз­ные идеи.

Левые должны ока­зы­вать идей­ное вли­я­ние на худож­ни­ков, высту­пать с пози­ций рево­лю­ци­он­ной идео­ло­гии, писать поли­ти­че­ски, как герои книги Трофименкова сни­мали поли­ти­че­ски кино. Выступления левых должны иметь харак­тер бое­вой про­па­ганды, а не быть ни к чему не обя­зы­ва­ю­щим жур­на­лиз­мом или, того хуже, ком­мен­та­ри­ями в фейс­буке, кото­рые так любят левенькие.

Необходимо взло­мать тот желе­зо­бе­тон­ный кокон, кото­рый сей­час засло­няет от нас марк­сист­скую тра­ди­цию. Необходимо раз­гре­сти — по совету Чернышевского — тот хлам, кото­рый не даёт про­биться струе правды. До неё необ­хо­димо добраться и, опи­ра­ясь на цен­но­сти, выра­бо­тан­ные поко­ле­ни­ями рево­лю­ци­о­не­ров, выра­ба­ты­вать адек­ват­ную сего­дняш­нему дню идеологию.

Книга Трофименкова «Кинотеатр воен­ных дей­ствий» важна тем, что автор под­дер­жи­вает рево­лю­ци­он­ные идеи тьер­мон­дизма и ожив­ляет тра­ди­цию 1960-​х годов, пока­зы­вает един­ство интел­ли­ген­тов и вос­став­ших масс, един­ство рево­лю­ци­о­не­ров и худож­ни­ков, един­ство луч­ших пред­ста­ви­те­лей «пер­вого мира» с бор­цами за сво­боду стран «тре­тьего мира».

Эта книга важна и полезна ещё и потому, что никак не свя­зана с левень­кими. Это зна­чит, что в ней нет обыч­ных для этой пато­ло­ги­че­ской среды оппор­ту­ни­сти­че­ских идей, коря­вого языка, системы убо­гих обра­зов и мещан­ского опти­мизма. Это зна­чит, что книга адре­со­вана не псев­до­ле­вым, раз­вра­щён­ным вся­кими дебо­рами и кор­рум­пи­ро­ван­ным раз­но­об­раз­ными вах­штай­нами, а нор­маль­ным мыс­ля­щим рос­сий­ским граж­да­нам, стра­да­ю­щим от капи­та­лизма. Именно эти люди имеют шанс на раз­ви­тие, на изме­не­ние ситу­а­ции, на подвиг — в отли­чие от левень­ких. Нет сомне­ния, что все псев­до­ле­вые, назван­ные в нашей ста­тье, и иже с ними, сги­нут без следа — для того они тут и названы, чтобы все дума­ю­щие люди поняли, кому нужно предъ­явить счёт за дегра­да­цию левой куль­туры, а затем отпра­вить в небы­тие. Псведолевые будут забыты как страш­ный сон, а книга Трофименкова оста­нется в исто­рии оте­че­ствен­ного искус­ство­ве­де­ния, потому что он даёт урок того, как писать поли­ти­че­ски. При без­зу­бо­сти нашей левой среды это — бесценно.

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

  1. «Само пред­став­ле­ние о кино как ору­жии ока­за­лось исчер­пан­ным».
  2. Здесь и далее после цитат ука­заны стра­ницы изда­ния: Трофименков М. С. Кинотеатр воен­ных дей­ствий. СПб., 2013. Презентация Трофименковым своей книги.
  3. Эти дан­ные при­во­дит Трофименков. Они нуж­да­ются в поправке: к 1991 году ирланд­ские рес­пуб­ли­канцы убили 1680 чело­век, см.: International Security Review, 1991, № 71, June, p. 36. В 1985 году эти число было, конечно, ещё меньше, поэтому оно никак не могло состав­лять более поло­вины от 4,5 тысяч уби­тых.
  4. Даже про­су­хар­тов­ские источ­ники сооб­щают, что погибло не менее полу­мил­ли­она, а ком­му­ни­сты утвер­ждают, что пол­тора мил­ли­она.
  5. Текст книги см.: Аллег А. Допрос под пыт­кой.
  6. Впрочем, рос­сий­ским рево­лю­ци­о­не­рам цена бур­жу­аз­ного швей­цар­ского пра­во­су­дия давно известна. Оно заре­ко­мен­до­вало себя и выда­чей рос­сий­ским вла­стям Сергея Нечаева в 1872 году под видом уго­лов­ного пре­ступ­ника (есте­ственно, царизм его осу­дил как поли­ти­че­ского), и выда­чей в 1908 году эсера Виктора Васильева, в 1906 году застре­лив­шего пен­зен­ского полицеймейстера-​погромщика Кандаурова, и оправ­да­нием в 1923 году белого офи­цера Конради — убийцы Вацлава Воровского. Крепка полу­ве­ко­вая тра­ди­ция!
  7. Магун А. Акция «Основание Петербурга».
  8. О Магуне см.: Домбровская А. С. О чём меч­тают ака­де­ми­че­ские «левые»?
  9. В дан­ном слу­чае слово «Рабочая» упо­треб­ля­ется «левень­кими» не в том смысле, в каком его при­выкли видеть левые, напри­мер, в назва­нии «Российская социал-​демократическая рабо­чая пар­тия», а в том, в каком его исполь­зуют все кто ни попадя, в том числе и пря­мые враги левых, напри­мер: Рабочая группа по изу­че­нию моло­дёж­ных суб­куль­тур при Синодальном отделе по делам моло­дёжи.
  10. Рифф Д. «Главное — это люди». Последующие цитаты Риффа взяты из этого же тек­ста.
  11. Виленский Д. Что зна­чит делать фильм поли­ти­че­ски сего­дня?
  12. Арсеньев П. Краткий отчёт о пор­ту­галь­ском семинаре-​общежитии.
  13. Илич Н. О зонг­шпи­лях группы «Что делать?»
  14. Рифф Д. Критицизм или истина?
  15. Литературная левая: кол­лек­тив­ный диа­лог одного социо­лога и шесте­рых поэтов, про­ве­ден­ный всле­пую.
  16. «Исключенные. В момент опас­но­сти».
  17. Виленский Д. «Мы вышли из „Манифесты“».
  18. Тарасов А. Н. Пусечки и левень­кие: любовь зла.
  19. «Заключённые отно­сятся к Толоконниковой в луч­шем слу­чае пре­зри­тельно, а в худ­шем — враж­дебно».
  20. Толоконникова рас­ска­зала, что защи­щает зэков ради пиара.
  21. «Осуждённые не хотят, чтобы Толоконникова пиа­ри­лась за их счёт».
  22. Георгий Лосев на Facebook.
  23. Как мы знаем из исто­рии бата­льона «Торнадо», МВД созна­тельно берёт уго­лов­ни­ков на службу, пони­мая, как они будут дей­ство­вать. Именно «госма­шина» поощ­ряет их пре­ступ­ле­ния и при­кры­вает их. О том, что Руслан Онищенко (Абальмаз) был пять раз судим за раз­бой, изна­си­ло­ва­ние и рэкет и кры­ше­вал неле­галь­ные «копанки» и про­сти­ту­цию в Торезе, в МВД не могли не знать. Однако Онищенко был при­нят на службу в мили­цию, стал лей­те­нан­том и воз­гла­вил бата­льон «Шахтёрск», в кото­рый набрали таких же уго­лов­ни­ков. Подразделение про­сла­ви­лось маро­дёр­ством и наси­лием над мир­ным насе­ле­нием во время наступ­ле­ния на Донбасс летом-​осенью 2014 года, поэтому для отвода глаз бата­льон рас­фор­ми­ро­вали и открыли под вывес­кой «Торнадо», бое­вики кото­рого про­дол­жили зани­маться тем же: гра­били мир­ных жите­лей, захва­ты­вали их в плен, пытали, наси­ло­вали муж­чин и застав­ляли их наси­ло­вать друг друга (в чём нет ничего неожи­дан­ного для уго­лов­ни­ков), Онищенко подо­зре­вают и в педо­фи­лии. Всё это — не «крем­лёв­ская про­па­ганда», а инфор­ма­ция, офи­ци­ально озву­чен­ная укра­ин­скими вла­стями, самими чле­нами «Торнадо», их жерт­вами: Разговор с ком­ба­том «Торнадо»: Без пыток жизнь была бы не жизнь (видео); Показания жертв «Торнадо» о пыт­ках и изна­си­ло­ва­ниях; Военная про­ку­ра­тура обна­ро­до­вала видео пока­за­ний жертв сади­стов и пала­чей из «Торнадо»; Он выжил в Торнадо 18+). Да, теперь вла­сти пыта­ются изба­виться от обнаг­лев­ших — вла­сти сами и поз­во­лили им так обнаглеть — уго­лов­ни­ков, кото­рые от захвата иму­ще­ства мир­ных жите­лей пере­шли к захвату желез­но­до­рож­ных гру­зов пред­при­я­тий. Но разве чем-​то отли­ча­ются от «Торнадо» дру­гие фаши­сты — «Айдар», «Азов», «Донбасс» и про­чие терр­баты? Об их пре­ступ­ле­ниях сооб­ща­лось с пер­вых дней войны. За год войны «Лось» не захо­тел этого уви­деть. Наверное, занят был сво­ими фут­боль­ными тур­ни­рами. Или репе­ти­ро­вал роль перед съём­ками. Хотя мог бы почи­тать еже­днев­ные ново­сти или даже доклады (ФИПД, IGCP или «Белые книги» МИДа и Следственного коми­тета), где гово­рится и о поли­ти­че­ском наси­лии на Украине. Но такая «сле­пота» и неже­ла­ние пони­мать оче­вид­ное — ерунда по срав­не­нию с пове­де­нием неко­то­рых укра­ин­ских «левых». Видимо, «левый» из «Прямой дии» Фёдор Устинов счи­тал, что терр­баты — это вообще носи­тели идей соци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти, когда всту­пал в «Шахтёрск», а потом — в «Шахтёрске» что-​то не зала­ди­лось — пере­би­рался в «Айдар». Теперь Устинов — один из осно­ва­те­лей «левого» «Социального руха». Что ска­зать, живём один раз, нужно всё успеть попро­бо­вать.
  24. Троицкий Н. А. Безумство храб­рых. Русские рево­лю­ци­о­неры и кара­тель­ная поли­тика царизма. 1866—1882 гг. М., 1978. С. 136—137.
  25. Там же. С. 168.
  26. Троицкий Н. А. За что я люблю наро­до­воль­цев.
  27. Язвицкий В. И. Непобеждённый плен­ник. М., 1933, 1972; Гладилин А. Т. Сны Шлиссельбургской кре­по­сти. Повесть об Ипполите Мышкине. М., 1974.
  28. Антонов В. С. И. Мышкин — один из бле­стя­щей пле­яды рево­лю­ци­о­не­ров 70-​х гг. М., 1959; Островер Л. И. Ипполит Мышкин. М., 1959; Попов М. Р. Борьба за право уме­реть (конец Минакова и Мышкина). М., 1931.
  29. Антонов В. С. Ещё раз о био­гра­фии И. Н. Мышкина (1848—1885 гг.) // Исторический архив, 1962, № 4; его же. Общественно-​политические взгляды И. Н. Мышкина // Исторические записки, т. 72, М., 1962; его же. Революционная типо­гра­фия И. Мышкина в Москве // Вопросы исто­рии, 1974, № 12; Антонов В. С.Ладыженский А. М. Шлиссельбуржцы об Ипполите Мышкине. Письма Г. А. Лопатина и М. Р. Попова к В. Г. Короленко // Прометей, т. 3, 1967; Базанов В. И. Мышкин и его речь на про­цессе 193-​х // Русская лите­ра­тура, 1963, № 2; Бельских М. Юношеские годы И. Н. Мышкина // Каторга и ссылка, 1924, № 5; Гандкина Я. А. Новые мате­ри­алы к био­гра­фии Ипполита Мышкина // Новгородский исто­ри­че­ский сбор­ник, вып. 9, Новгород, 1959; Из мате­ри­а­лов о Мышкине // Каторга и ссылка, 1930, № 2; Короленко В. Г. Ипполит Никитич Мышкин // Дон, 1967, № 9; Левин С. Легенда о Мышкине // Каторга и ссылка, 1928, № 11; Мирошников И. Я. Новые доку­менты об И. Мышкине // Исторический архив, 1961, № 6; Нагибин Ю. Жизнь Ипполита Мышкина // Знамя, 1960, кн. 1; Неизвестное письмо Короленко // Огонёк, 1956, № 2; Ольховский Е. Каронин или Мышкин // Русская лите­ра­тура, 1960, № 1; Ратушняк Л. Человек идёт на смерть // Молодая гвар­дия, 1959, № 11; С. Степняк-​Кравчинский об И. Мышкине // Русская лите­ра­тура, 1963, № 2; Твардовская В. Книга об Ипполите Мышкине // Новый мир, 1960, № 4; Чернавский М. М. Ипполит Никитич Мышкин (По вос­по­ми­на­ниям катор­жа­нина 70—80 гг.) // Каторга и ссылка, 1924, № 1, 5, 1925, № 3, 1926, № 7-8.
  30. Коваленский М. Н. Русская рево­лю­ция в судеб­ных про­цес­сах и мему­а­рах. Книга пер­вая. Процессы Нечаева, 50-​ти и 193-​х. М., 1924. С. 181—196; Подсудимые обви­няют. М., 1962. С. 161—183; Революционное народ­ни­че­ство 70-​х годов XIX века: В 2 т. Т. 1. М., 1964. С. 371—392.
  31. Письмо И. Н. Мышкина из Якутской тюрьмы к брату // Красный архив, 1924, т. 5; Кункль А. Из пере­писки И. Н. Мышкина с това­ри­щами по заклю­че­нию // Каторга и ссылка, 1930, № 5.
  32. Open Letter — Who are the Friends of Political Critique (Krytyka Polityczna)?
  33. Там же.
  34. Атлант устал / Atlas is tired.
  35. Россман Э. Секс, стигма и видео. Статью к себе ута­щило и «Автономное дей­ствие».
  36. A fairytale come true: Paralyzed teen bound to a wheelchair fulfills her modeling dream in magical mermaid photo shoot; Paralyzed Bride Rachelle Friedman Chapman Poses in Lingerie to Prove Disabled People Can Be Sexy Too.
  37. Чтобы понять, как нужно свя­зы­вать про­блемы инва­ли­дов с зада­чами пре­об­ра­зо­ва­ния обществ, а также уви­деть, как может дей­ство­вать сам инва­лид (вме­сто выстав­ле­ния напо­каз сво­его обна­жён­ного тела), сове­тую про­чи­тать ста­тью Арундати Рой о про­фес­соре Саибабе: Roy A. Professor, P. O. W.
  38. Григорьев раз­от­кро­вен­ни­чался таким обра­зом в марте 2014 года в ком­мен­та­риях к ста­тье «Зазеркалье идео­ло­гий»). После оче­ред­ного уда­ле­ния архива «Рабкора», про­изо­шед­шего осе­нью того же года якобы в резуль­тате взлома сайта, эта запись исчезла.
  39. О нас.
  40. Илья Матвеев на Facebook.
  41. Фромм Э. Революция надежды.
  42. Конец весе­лью.
  43. «Либералы там, где тепло и хорошо».
  44. О соци­а­лизме.
  45. Конец весе­лью.
  46. Очередная для левень­ких калька с англий­ского: Новожёнова изъ­яс­ня­ется англий­ским обо­ро­том «He was not about culture, he was about…» Больше об этом см.: Домбровская А. С. Маргинальный бес­ти­а­рий, или Как тов. Троцкий в гробу кру­тится.
  47. Конец весе­лью.
  48. Там же.
  49. Там же.
  50. Вахштайн В. С. «Мы были „морем моло­дых“, кото­рые „выползли из тьмы“» // Телескоп. № 6 (114). 2015. С. 12—13.
  51. Виктор Вахштайн «Из чего состоит Социальное? Люди, вещи и идеи».
  52. Московский куль­тур­ный форум.
  53. Утопия и социо­ло­ги­че­ская тео­рия.
  54. Тарасов А. Н. Америка меч­тает о рево­лю­ции. Но пред­став­ляет её себе как-​то убого, чисто по-​американскиего же. Анти-«Матрица», или «Борьба» бабла с осломего же. СамодеятельностьВарга А. Успех пош­ло­стиВладимиров А. В. Не наш РязановДмитриенко Д. А. Рыжий парик для док­тора ГеббельсаДомбровская А. С. Бесохруст: как посмот­реть «фильм» Никиты Михалкова и не сойти с умаЛаринов М. Карлос как «реаль­ный мужик»Луначарский А. В. О «тев­тон­ской» отравеМельников И. К. Живой труп совет­ской псев­до­куль­турыПальдин И. В. Матрёшки на Старом АрбатеРепин И. С. Елена из ящикаЦеткин К. Искусство и про­ле­та­риат.
  55. Тарасов А. Н. Годар как ВольтерАнтонович М. А. Арест Н. Г. ЧернышевскогоБерендт Д. «И вот вам боли порт­рет»Бунич-​Ремизов Б. Б. Социальный роман Э. ГаскеллДанауэй Д. Песня, при­рав­нен­ная к ору­жиюЕлистратова А. А. Предисловие к роману Элизабет Гаскелл «Мэри Бартон»Зиновьев Г. Е. Большевики и наслед­ство ЩедринаКосичев Л. А. Гитара и пончо Виктора Харыего же. Печаль и гневНалоев А. Е. Оборванная песня Джона ЛеннонаПетров Г. И. Отлучение Льва Толстого от церкви.
  56. Аллег А. Допрос под пыт­койБрэдбери Р. УбийцаБухвальд А. Кто изоб­рёл под­слу­ши­ва­ние?его же. Антиамериканецего же. Горите, битлы, горитеГрасс Г. — Бурдьё П. Безответственность — опре­де­ля­ю­щий прин­цип нео­ли­бе­раль­ной системыДоктороу К. Э. ВыгугленЕлпатьевский С. Я. «Окаянный город»Киш Э. Э. Репортаж как форма искус­ства и форма борьбыего же. Сущность репор­тераЛеннон Д. Мы не должны поза­быть… …Всеобщие ВыпендрыМинс Р. «34 года назад в Вундед-​Ни мы побе­дили целую армию спец­служб. Мы побе­дим и сей­час»Рой С. А. Война гос­по­дина Чидамбарамаеё же. Проблема — не «тер­ро­ризм», а вопи­ю­щая соци­аль­ная неспра­вед­ли­востьСепульведа Л. Белые Розы СталинградаСтепняк-​Кравчинский С. М. Смерть за смертьего же. Софья ПеровскаяЛеся Украинка. «Беспардонный» пат­ри­о­тизмеё же. Предисловие к пер­вому укра­ин­скому изда­нию «Манифеста Коммунистической пар­тии» К. Маркса и Ф. ЭнгельсаХвылёвый М. Иван ИвановичХельман Бурихсон Х. «Мне уда­лось вырвать сына из небы­тия».
  57. Будрайтскис И. Граф Дракула: инве­стор из Восточной Европы.
  58. Пензин А. Вампирское кино и гене­а­ло­гия ноч­ной жизни // Русская антро­по­ло­ги­че­ская школа. Труды. Вып. 3. М., 2005. С. 226—236.
  59. Новожёнова А. Воротничок.
  60. Там же.
  61. Литературная левая: кол­лек­тив­ный диа­лог одного социо­лога и шесте­рых поэтов, про­ве­ден­ный всле­пую.