Поиск смысла жизни вместе с Мартином Иденом

Поиск смысла жизни вместе с Мартином Иденом
~ 16 мин

Возбуждённое вооб­ра­же­ние яркими крас­ками рисует в моём созна­нии финаль­ную сцену книги Джека Лондона «Мартин Иден». Тяжело нагру­жен­ный корабль «Марипоза» дви­жется в сто­рону Маркизских ост­ро­вов, всё дальше унося Мартина от опо­сты­лев­шего бур­жу­аз­ного обще­ства, где он обрёл славу вели­кого писа­теля, но поте­рял смысл жизни. Он наде­ется, что уеди­не­ние на малень­ком ост­рове в Тихом оке­ане облег­чит его стра­да­ния и вер­нёт ему утра­чен­ные смыслы. И вот он сидит в своей каюте, в руках у него томик сти­хов Суинберна, а в голове кру­тится мысль, выхва­чен­ная из стихотворения:

«Когда мучи­тельно устал от жизни, смерть готова успо­ко­ить тебя, ода­рить веч­ным сном».

Он про­тис­ки­ва­ется в иллю­ми­на­тор и кон­чает жизнь самоубийством.

Вся исто­рия про­нес­лась перед моими гла­зами на одном дыха­нии. Взяв в руки книгу и открыв её, я уже не смог оста­но­виться. Тем не менее, после послед­ней стра­ницы меня насти­гает разо­ча­ро­ва­ние. Это разо­ча­ро­ва­ние не в книге — она пре­красна и застав­ляет заду­маться над важ­ными вопро­сами — я разо­ча­ро­ван в глав­ном герое. Пройдя огром­ный путь в пости­же­нии реаль­но­сти, вска­раб­кав­шись на вер­шину позна­ния, Мартин так и не смог обре­сти внут­рен­ний ком­пас, кото­рый направ­ляет позна­ние к истине. Но обо всём по порядку.

С пер­вых же стра­ниц книга зна­ко­мит нас с глав­ным героем — неук­лю­жим юно­шей «с изра­нен­ными руками и крас­ной полос­кой на непри­выч­ной к ворот­ничку шее, <…> носив­шему на себе явный и непри­гляд­ный отпе­ча­ток гру­бой жизни среди гру­бых людей». Будучи обык­но­вен­ным моря­ком, Мартин про­сто суще­ство­вал, жизнь его была так же не исто­рична, как жизнь мил­ли­о­нов про­стых рабо­тяг до него, да и, как мы видим, ещё неиз­вестно, какое время после него.

Образ Мартина Идена про­ти­во­ре­чив. Мы видим, что, несмотря на нелёг­кую жизнь, в нём «таи­лась неж­ней­шая чув­стви­тель­ность. Его чув­ства и мысли, сопри­ка­са­ясь с внеш­ним миром, вспы­хи­вали и играли, как пламя». В то же самое время под­чёр­ки­ва­ется, что он «вовсе не был крот­ким ягнён­ком и не любил быть на послед­нем месте».

С пер­вых стра­ниц меня несколько сбило с толку то, что Мартин, будучи мало­об­ра­зо­ван­ным моло­дым чело­ве­ком, обла­дал «чутьём насто­я­щего худож­ника» и бога­тым внут­рен­ним миром. Это про­ти­во­ре­чие отра­жала и его внеш­ность: с одной сто­роны, мы видим кра­си­вого два­дца­ти­лет­него юношу с неж­ным, как у девушки, румян­цем и кра­си­вым, как у херу­вима, ртом, с дру­гой — обла­да­ю­щего недю­жин­ной силой и волей зре­лого муж­чину, про­шед­шего суро­вую жиз­нен­ную школу.

Мартин не заду­мы­вался о буду­щем, про­во­дил время в пив­нуш­ках и тра­тил зара­бо­тан­ные тяжё­лым тру­дом деньги на деву­шек, благо моло­дость и здо­ро­вье созда­вали иллю­зию, что так будет все­гда. Он не знал ничего дру­гого, и всё, что с ним про­ис­хо­дило, было его при­выч­ным укла­дом, насто­я­щей жиз­нью Мартина Идена — до момента, пока он не всту­пился в драке за незна­ко­мого парня. Этим пар­нем ока­зался Артур Морз — выхо­дец из состо­я­тель­ной бур­жу­аз­ной семьи. Артур отча­сти из бла­го­дар­но­сти, а больше из-​за жела­ния пока­зать своим род­ным откры­того им дико­вин­ного зверя, при­гла­шает Мартина к себе домой. Этот момент стал опре­де­ля­ю­щим для всей даль­ней­шей жизни Мартина.

Посетив дом семьи Морзов, уви­дев все пре­ле­сти бога­той бур­жу­аз­ной жизни и позна­ко­мив­шись с Руфью, сест­рой Артура, Мартин утра­тил покой:

«Он забыл всё окру­жа­ю­щее и жад­ными гла­зами впился в девушку. Да, вот это — то, для чего стоит жить, чего стоит доби­ваться, из-​за чего стоит бороться и ради чего стоит уме­реть».

Красота, изя­ще­ство, ум Руфи, оше­лом­ляют его.

Побывав в доме Морзов, Мартин ощу­тил огром­ную про­пасть, кото­рая отде­ляла его от Руфи и её родственников:

«Она такая неж­ная оттого, что нико­гда не знала труда. С бла­го­го­вей­ным стра­хом он поду­мал: а ведь кому-​то неза­чем рабо­тать ради куска хлеба, и между ним и Руфью раз­верз­лась про­пасть. Ему вдруг пред­ста­ви­лась эта ари­сто­кра­тия — люди, кото­рые не тру­дятся. Будто огром­ный брон­зо­вый идол вырос перед ним на стене, над­мен­ный и могу­ще­ствен­ный».

Он осо­знал, что един­ствен­ный спо­соб под­няться до их уровня — это само­об­ра­зо­ва­ние. Мотив всех своих устрем­ле­ний Мартин выра­зил в раз­го­воре с Руфью:

«…хочу я про­биться к такой жизни, какая у вас в доме. Жизнь — это куда больше, чем нали­заться, да вка­лы­вать с утра до ночи, да мотаться по свету».

Он наивно пола­гал, что «в вер­хах обще­ства, в кру­гах, к кото­рым при­над­ле­жит Руфь и её род­ные, так воз­вы­шенно мыс­лят все и согласно с таким строем мысли живут. Мир, в кото­ром жил он, был низ­мен­ным, и он хотел очи­ститься от грязи низ­мен­ной повсе­днев­но­сти и под­няться в те воз­вы­шен­ные сферы, где оби­тали выс­шие классы».

Ради этой цели он с моло­дец­ким напо­ром бро­са­ется на амбра­зуру позна­ния. Джек Лондон пока­зы­вает нам стре­ми­тель­ный про­цесс ста­нов­ле­ния созна­ния Мартина, сво­его рода анто­ло­гию раз­ви­тия чело­ве­че­ского созна­ния в целом.

Во время чте­ния, по мере того, как передо мной раз­вёр­ты­вался про­цесс ста­нов­ле­ния созна­ния Мартина, я осо­знал, что про­ти­во­ре­чи­вость его образа — не слу­чай­ность. Лондон выпи­сы­вает в Мартине образ ниц­ше­ан­ского сверх­че­ло­века. Сверхчеловек Ницше — уни­каль­ная, силь­ная лич­ность с огром­ной волей, спо­соб­ной про­ти­во­сто­ять миро­вой воле как хао­ти­че­скому раз­ру­ши­тель­ному началу. И, как вся­кая уни­каль­ная лич­ность, он воз­вы­ша­ется над тол­пой сла­бых людей, обре­чён­ных жить в плену мораль­ных пра­вил и рели­ги­оз­ных догм. Подобного иде­аль­ного чело­века, обла­да­ю­щего мно­гими сверх­че­ло­ве­че­скими каче­ствами — боль­шой физи­че­ской силой, несги­ба­е­мой волей, огром­ным интел­лек­ту­аль­ным и духов­ным потен­ци­а­лом — и изоб­ра­жает Лондон. Естественно, и миро­воз­зре­ние Мартина — это квинт­эс­сен­ция ниц­ше­ан­ства и пози­ти­визма — двух основ­ных фило­соф­ских кон­цеп­ций, кото­рые гос­под­ство­вали в бур­жу­аз­ном мире во вре­мена Лондона. Именно на них и направ­лена его критика.

Ницшеанство Мартина и его заиг­ры­ва­ние с идеей о сверх­че­ло­веке брало свои истоки в его моло­до­сти. Для него не было ничего невоз­мож­ного, он счи­тал себя побе­ди­те­лем. Образ глав­ного героя тут неимо­верно авто­био­гра­фи­чен. В своём эссе «Как я стал соци­а­ли­стом» Лондон писал:

«Я был очень молод и наи­вен, в доста­точ­ной мере неве­же­ствен и от всего сердца сла­гал гимны силь­ной лич­но­сти, хотя нико­гда и не слы­шал о так назы­ва­е­мом „инди­ви­ду­а­лизме“. Я сла­гал гимны силе потому, что я сам был силён. Иными сло­вами, у меня было отлич­ное здо­ро­вье и креп­кие мускулы».

На почву ниц­ше­ан­ства Мартина зако­но­мерно лёг и пози­ти­визм, кото­рый выра­зился в био­ло­ги­за­тор­стве. После зна­ком­ства с твор­че­ством Герберта Спенсера Мартин пола­гал, что постиг истину, и клю­чом к миро­зда­нию явля­ется тео­рия эво­лю­ции, что не суще­ствует ничего, «не под­чи­ня­ю­ще­гося все­мир­ному закону эво­лю­ции». Он утверждает:

«Основной закон эво­лю­ции оста­ётся в силе! В борьбе за суще­ство­ва­ние <…> побеж­дает силь­ней­ший, а сла­бый осуж­дён на гибель! В резуль­тате во время этой борьбы силы поко­ле­ния всё уве­ли­чи­ва­ются, так как всё время побеж­дает силь­ный и потом­ство силь­ного. Вот что такое эволюция!»

Вслед за Спенсером Мартин рас­про­стра­няет дей­ствие зако­нов эво­лю­ции на все явле­ния жизни: от неор­га­ни­че­ских до нрав­ствен­ных и социальных:

«Я уве­рен, что в беге побеж­дает про­вор­ней­ший, а в битве — силь­ней­ший. Этот урок я усвоил из био­ло­гии, по край­ней мере, мне кажется, что усвоил».

К сожа­ле­нию, био­ло­ги­за­тор­ство в той или иной сте­пени и поныне оста­ётся опре­де­ля­ю­щим в науч­ных поис­ках мно­гих иссле­до­ва­те­лей и попу­ля­ри­за­то­ров, в каче­стве при­мера можно при­ве­сти сто­рон­ни­ков это­ло­гии и их яркого пред­ста­ви­теля — Ричарда Докинза.

С этой точки зре­ния Мартин кри­ти­кует соци­а­лизм. Для него соци­а­ли­сты идут про­тив при­роды, когда пыта­ются изме­нить сло­жив­шийся поря­док вещей. Он раз­мыш­ляет о соци­а­ли­стах в сле­ду­ю­щем ключе:

«Несмотря на их лука­вую фило­со­фию, несмотря на мура­вьи­ную склон­ность объ­еди­нять свои уси­лия, при­рода отвер­гает их, пред­по­чи­тая лич­ность исклю­чи­тель­ную. Из мно­же­ства живых существ, кото­рых она щед­рой рукой бро­сает в мир, она отби­рает только луч­ших. Ведь именно этим мето­дом, под­ра­жая ей, люди выво­дят ска­ко­вых лоша­дей и пер­во­сорт­ные огурцы. Без сомне­ния, иной тво­рец мог бы для иной все­лен­ной изоб­ре­сти метод получше; но оби­та­тели нашей все­лен­ной должны при­спо­саб­ли­ваться к её миро­по­рядку».

Выступая на митинге соци­а­ли­стов, Мартин раз­ви­вает эту мысль:

«Государство, состо­я­щее из рабов, выжить не может. Извечный закон эво­лю­ци­он­ного раз­ви­тия дей­стви­те­лен и для обще­ства. Как я уже пока­зал, в борьбе за суще­ство­ва­ние для силь­ного и его потом­ства есте­ствен­ней выжить, а сла­бого и его потом­ство сокру­шают, и для них есте­ствен­ней погиб­нуть. В резуль­тате силь­ный и его потом­ство выжи­вают, и пока суще­ствует борьба, сила каж­дого поко­ле­ния воз­рас­тает. Это и есть раз­ви­тие».

Показав сущ­ность взгля­дов Мартина, Лондон стал­ки­вает его с реаль­но­стью. Вместо выс­шего обще­ства, состо­я­щего из силь­ней­ших, умней­ших и достой­ней­ших — горстка напы­щен­ных, само­до­воль­ных глуп­цов. Руфь, кото­рая играла боль­шую роль в ста­нов­ле­нии и фор­ми­ро­ва­нии Мартина, ока­за­лась огра­ни­чен­ной мещан­кой, меч­тав­шей сле­пить из Мартина подо­бие сво­его папаши — бан­кира. Ницшеанство было послед­ним опло­том, удер­жи­вав­шим его от отча­ян­ного шага, однако после встречи с сест­рой и этот оплот рушится:

«Хорошо было гово­рить об абстракт­ных рабах, но не так-​то легко при­ла­гать эти тео­рии к своим близ­ким. Да, если нужен при­мер сла­бого, угне­тён­ного силь­ным, то лучше Гертруды не найти. Хорош же он, ниц­ше­а­нец, если под­да­ётся таким сан­ти­мен­там и рас­ки­сает при пер­вом же столк­но­ве­нии с действительным горем, — ведь, в конце-​концов, в дан­ную минуту он тоже вол­нуем раб­скими чув­ствами, порож­дён­ными раб­ской мора­лью. Человек в насто­я­щем смысле этого слова дол­жен быть выше жало­сти и состра­да­ния».

Читая стра­ницы книги, я как будто уви­дел себя лет на 10 моложе. Студент тре­тьего курса историко-​социологического инсти­тута, я, в отли­чие от Мартина, тогда ещё не нако­пил бога­того жиз­нен­ного опыта. Я не утруж­дал себя учё­бой, благо моя фами­лия поз­во­ляла мне не вол­но­ваться по этому поводу. Мой дед — извест­ный в уни­вер­си­тете про­фес­сор, кото­рого знали все пре­по­да­ва­тели факуль­тета. Так бы всё и про­дол­жа­лось, если бы на моём пути не появи­лась И. К.

Студенты часто рас­пус­кают слухи о пре­по­да­ва­те­лях и, конечно, больше всего доста­ётся самым тре­бо­ва­тель­ным из них. От курса к курсу прит­чей во язы­цех ста­но­вятся стра­шилки об их высо­ких тре­бо­ва­ниях, моло­дое вооб­ра­же­ние с лёг­ко­стью откли­ка­ется на подоб­ные исто­рии, добав­ляя к ним новые штрихи. И. К. слыла самой тре­бо­ва­тель­ной и непод­куп­ной. Она читала курс Новейшей исто­рии стран Европы и Америки и была одним из немно­гих пре­по­да­ва­те­лей, кото­рые давали не про­сто сухой фак­ти­че­ский мате­риал, а учили пра­вильно осмыс­ли­вать его. Она давала мето­до­ло­ги­че­скую базу для этого, ту опору, без кото­рой поиск истины невоз­мо­жен. Конечно, я понял это не сразу, но именно она ука­зала мне путь в пра­виль­ном направлении.

Так, герой Джека Лондона ока­зался очень бли­зок мне. Как зна­ком­ство Мартина с Руфью подвигло его на заня­тие само­об­ра­зо­ва­нием, так у меня после лек­ций И. К. просну­лась тяга к позна­нию. Однако на этом месте мы с ним расходимся.

И. К. убе­дила меня в том, что позна­ние про­ис­хо­дит не ради самого позна­ния, а ради того, чтобы изме­нить мир. Посредством позна­ния нам ста­но­вятся доступны законы дви­же­ния мате­рии и обще­ства как одной из её форм, нам под силу ста­но­вится исполь­зо­вать их в инте­ре­сах всего человечества.

Несправедливость обще­ствен­ного устрой­ства, кото­рую мно­гие из нас осо­бенно остро ощу­щают в юно­ше­стве, ухо­дит кор­нями в гос­под­ство част­но­соб­ствен­ни­че­ских отно­ше­ний. Большинство здесь выбро­шено на обо­чину жизни, но это не их вина, ведь они роди­лись уже в гото­вых усло­виях, где ресурсы раз­ви­тия уже моно­по­ли­зи­ро­ваны немно­гими. Мартин заблуж­дался, когда пола­гал, что это мень­шин­ство по праву силь­ного зани­мает своё место, что они достойны этого, а боль­шин­ство — рабы, ока­зав­ши­еся в таком состо­я­нии из-​за своих сла­бо­стей и поро­ков. После встречи с сест­рой Мартин осо­знаёт это. Ницшеанца из него не полу­чи­лось, к соци­а­лизму он так и не при­мкнул, а стать таким, как все, не мог.

Читая книгу, я до конца был уве­рен, что он всё-​таки осо­знает свою неправоту. Казалось бы, сам автор под­тал­ки­вал его к этому. Джек Лондон устами Рэсса Бриссендена пре­ду­пре­ждает Мартина:

«…я хотел бы, чтобы вы стали соци­а­ли­стом прежде, чем я помру. Это при­даст смысл вашей жизни. Только это и спа­сёт вас в пору разо­ча­ро­ва­ния, а его вам не мино­вать».

Но Мартин не внем­лет этим сло­вам. Сквозь призму тра­ги­че­ской судьбы Мартина автор стре­мится пока­зать, до чего могут дове­сти оши­боч­ные миро­воз­зрен­че­ские ори­ен­тиры, если слепо сле­до­вать им в поис­ках истины.

В каче­стве заклю­че­ния я хотел бы при­ве­сти слова Джека Лондона, кото­рые, на мой взгляд, он дол­жен был про­из­не­сти устами Мартина Идена. Возможно, во мне гово­рят сте­рео­типы, навя­зан­ные Голливудскими филь­мами, согласно кото­рым у фильма дол­жен быть хоро­ший конец, но тем не менее. Эти слова были напе­ча­таны в неболь­шом эссе под загла­вием «Что зна­чит для меня жизнь», они явля­ются отве­том на глав­ный вопрос книги: в чём смысл чело­ве­че­ской жизни?

«Я не хочу больше взби­раться наверх. Пышные хоромы над моей голо­вой не пре­льщают меня. Фундамент обще­ствен­ного зда­ния — вот что меня при­вле­кает. Тут я хочу рабо­тать, нале­гать на рычаг, рука об руку, плечо к плечу с интел­ли­ген­тами, меч­та­те­лями и созна­тель­ными рабо­чими и, зорко при­гля­ды­ва­ясь к тому, что тво­рится в верх­них эта­жах, рас­ша­ты­вать воз­вы­ша­ю­ще­еся над фун­да­мен­том зда­ние. Придёт день, когда у нас будет доста­точно рабо­чих рук и рыча­гов для нашего дела, и мы сва­лим это зда­ние вме­сте со всей его гни­лью, непо­гре­бён­ными мерт­ве­цами, чудо­вищ­ным свое­ко­ры­стием и гряз­ным тор­га­ше­ством. А потом мы очи­стим под­валы и построим новое жилище для чело­ве­че­ства, в кото­ром не будет палат для избран­ных, где все ком­наты будут про­стор­ными и свет­лыми, и где можно будет дышать чистым и живо­твор­ным воз­ду­хом.
Таким я вижу буду­щее. Я смотрю впе­рёд и верю — при­дёт время, когда нечто более достой­ное и воз­вы­шен­ное, чем мысль о желудке, будет направ­лять раз­ви­тие чело­века, когда более высо­кий сти­мул, чем потреб­ность набить брюхо, — а именно это явля­ется сти­му­лом сего­дняш­него дня, – будет побуж­дать чело­века к действию».

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.