Мексиканец

Мексиканец
~ 45 мин

I

Никто не знал его про­шлого, а люди из Хунты и подавно. Он был их «малень­кой загад­кой», их «вели­ким пат­ри­о­том» и по-​своему рабо­тал для гря­ду­щей мек­си­кан­ской рево­лю­ции не менее рьяно, чем они. Признано это было не сразу, ибо в Хунте его не любили. В день, когда он впер­вые появился в их люд­ном поме­ще­нии, все запо­до­зрили в нем шпи­она — одного из плат­ных аген­тов Диаса. Ведь сколько това­ри­щей было рас­се­яно по граж­дан­ским и воен­ным тюрь­мам Соединённых Штатов! Некоторые из них были зако­ваны в кан­далы, но и зако­ван­ными их пере­прав­ляли через гра­ницу, выстра­и­вали у стены и расстреливали.

На пер­вый взгляд маль­чик про­из­во­дил небла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние. Это был дей­стви­тельно маль­чик, лет восем­на­дцати, не больше, и не слиш­ком рос­лый для сво­его воз­раста. Он объ­явил, что его зовут Фелипе Ривера и что он хочет рабо­тать для рево­лю­ции. Вот и все — ни слова больше, ника­ких даль­ней­ших разъ­яс­не­ний. Он стоял и ждал. На губах его не было улыбки, в гла­зах — при­вета. Рослый, стре­ми­тель­ный Паулино Вэра внут­ренне содрог­нулся. Этот маль­чик пока­зался ему замкну­тым, мрач­ным. Что-​то ядо­ви­тое, зме­и­ное таи­лось в его чёр­ных гла­зах. В них горел холод­ный огонь, гро­мад­ная, сосре­до­то­чен­ная злоба. Мальчик пере­вёл взор с рево­лю­ци­о­не­ров на пишу­щую машинку, на кото­рой дело­вито отсту­ки­вала малень­кая мис­сис Сэтби. Его глаза на мгно­ве­ние оста­но­ви­лись на ней, она пой­мала этот взгляд и тоже почув­ство­вала безы­мян­ное нечто, заста­вив­шее её пре­рвать своё заня­тие. Ей при­шлось пере­чи­тать письмо, кото­рое она напе­ча­тала, чтобы снова войти в ритм работы. Паулино Вэра вопро­си­тельно взгля­нул на Ареллано и Рамоса, кото­рые, в свою оче­редь, вопро­си­тельно взгля­нули на него и затем друг на друга. Их лица выра­жали нере­ши­тель­ность и сомне­ние. Этот худень­кий маль­чик был Неизвестностью, и Неизвестностью, пол­ной угрозы. Он был непо­сти­жи­мой загад­кой для всех этих рево­лю­ци­о­не­ров, чья сви­ре­пая нена­висть к Диасу и его тира­нии была в конце кон­цов только чув­ством чест­ных пат­ри­о­тов. Здесь кры­лось нечто дру­гое, что-​они не знали. Но Вэра, самый импуль­сив­ный и реши­тель­ный из всех, пре­рвал молчание.

— Отлично, — холодно про­из­нёс он, — ты ска­зал, что хочешь рабо­тать для рево­лю­ции. Сними куртку. Повесь её вон там. Пойдём, я покажу тебе, где ведро и тряпка. Видишь, пол у нас гряз­ный. Ты нач­нешь с того, что хоро­шенько его вымо­ешь, и в дру­гих ком­на­тах тоже. Плевательницы надо вычи­стить. Потом зай­мёшься окнами.
— Это для рево­лю­ции? — спро­сил маль­чик.
— Да, для рево­лю­ции, — отве­чал Паулино. Ривера с холод­ной подо­зри­тель­но­стью посмот­рел на них всех и стал сни­мать куртку.
— Хорошо, — ска­зал он.

И ничего больше. День за днем он являлся на работу — под­ме­тал, скрёб, чистил. Он выгре­бал золу из печей, при­но­сил уголь и рас­топку, раз­во­дил огонь раньше, чем самый усерд­ный из них уса­жи­вался за свою конторку.

— Можно мне пере­но­че­вать здесь? — спро­сил он однажды.

Ага! Вот они и обна­ру­жи­лись — когти Диаса. Ночевать в поме­ще­нии Хунты-​значит найти доступ к её тай­нам, к спис­кам имён, к адре­сам това­ри­щей в Мексике. Просьбу откло­нили, и Ривера нико­гда больше не воз­об­нов­лял её. Где он спал, они не знали; не знали также, когда и где он ел. Однажды Ареллано пред­ло­жил ему несколько дол­ла­ров. Ривера пока­чал голо­вой в знак отказа. Когда Вэра вме­шался и стал уго­ва­ри­вать его, он сказал:

— Я рабо­таю для революции.

Нужно много денег для того, чтобы в наше время под­нять рево­лю­цию, и Хунта посто­янно нахо­ди­лась в стес­нен­ных обсто­я­тель­ствах. Члены Хунты голо­дали, но не жалели сил для дела; самый дол­гий день был для них недо­ста­точно долог, и все же вре­ме­нами каза­лось, что быть или не быть рево­лю­ции — вопрос несколь­ких дол­ла­ров. Однажды, когда плата за поме­ще­ние впер­вые не была вне­сена в тече­ние двух меся­цев и хозяин угро­жал высе­ле­нием, не кто иной, как Фелипе Ривера, поло­мойка в жал­кой, дешё­вой, изно­шен­ной одежде, поло­жил шесть­де­сят золо­тых дол­ла­ров на кон­торку Мэй Сэтби. Это стало повто­ряться и впредь. Триста писем, отпе­ча­тан­ных на машинке (воз­зва­ния о помощи, при­зывы к рабо­чим орга­ни­за­циям, воз­ра­же­ния на газет­ные ста­тьи, непра­вильно осве­ща­ю­щие собы­тия, про­те­сты про­тив судеб­ного про­из­вола и пре­сле­до­ва­ний рево­лю­ци­о­не­ров в Соединенных Штатах), лежали неото­слан­ные, в ожи­да­нии марок. Исчезли часы Вэры, ста­ро­мод­ные золо­тые часы с репе­ти­ром, при­над­ле­жав­шие ещё его отцу. Исчезло также и про­стень­кое золо­тое колечко с руки Мэй Сэтби. Положение было отча­ян­ное. Рамос и Арел-​лано без­на­дежно тере­били свои длин­ные усы. Письма должны быть отправ­лены, а почта не дает марок в кре­дит. Тогда Ривера надел шляпу и вышел. Вернувшись, он поло­жил на кон­торку Мэй Сэтби тысячу двух­цен­то­вых марок.

— Уж не про­кля­тое ли это золото Диаса? — ска­зал Вэра това­ри­щам. Они под­няли брови и ничего не отве­тили. И Фелипе Ривера, мыв­ший пол для рево­лю­ции, по мере надоб­но­сти про­дол­жал выкла­ды­вать золото и серебро на нужды Хунты.

И все же они не могли заста­вить себя полю­бить его. Они не знали этого маль­чика. Повадки у него были совсем иные, чем у них. Он не пус­кался в откро­вен­но­сти. Отклонял все попытки вызвать его на раз­го­вор, и у них не хва­тало сме­ло­сти рас­спра­ши­вать его.

— Возможно, вели­кий и оди­но­кий дух… не знаю, не знаю! — Ареллано бес­по­мощно раз­вел руками.
— В нем есть что-​то нече­ло­ве­че­ское, — заме­тил Рамос.
— В его душе все при­ту­пи­лось, — ска­зала Мэй Сэтби. — Свет и смех словно выжжены в ней. Он мерт­вец, и вме­сте с тем в нем чув­ству­ешь какую-​то страш­ную жиз­нен­ную силу.
— Ривера про­шёл через ад, — ска­зал Паулино. — Человек, не про­шед­ший через ад, не может быть таким, а ведь он ещё мальчик.

И все же они не могли его полю­бить. Он нико­гда не раз­го­ва­ри­вал, нико­гда ни о чем не рас­спра­ши­вал, не выска­зы­вал своих мне­ний. Он мог сто­ять не шеве­лясь — неоду­шев­лён­ный пред­мет, если не счи­тать глаз, горев­ших холод­ным огнём, — покуда споры о рево­лю­ции ста­но­ви­лись все громче и горя­чее. Его глаза вон­за­лись в лица гово­ря­щих, как рас­ка­лён­ные сверла, они сму­щали их и тревожили.

— Он не шпион, — заявил Вэра, обра­ща­ясь к Мэй Сэтби. — Он пат­риот, помя­ните моё слово! Лучший пат­риот из всех нас! Я чув­ствую это серд­цем и голо­вой. И все же я его совсем не знаю.
— У него дур­ной харак­тер, — ска­зала Мэй Сэтби.
— Да, — отве­тил Вэра и вздрог­нул. — Он посмот­рел на меня сего­дня. Эти глаза не могут любить, они угро­жают; они злые, как у тигра. Я знаю: измени я делу, он убьет меня. У него нет сердца. Он бес­по­ща­ден, как сталь, жесток и холо­ден, как мороз. Он словно лун­ный свет в зим­нюю ночь, когда чело­век замер­зает на оди­но­кой гор­ной вер­шине. Я не боюсь Диаса со всеми его убий­цами, но этого маль­чика я боюсь. Я правду говорю, боюсь. Он — дыха­ние смерти.

И, однако, Вэра, а никто дру­гой, убе­дил това­ри­щей дать ответ­ствен­ное пору­че­ние Ривере. Связь между Лос-​Анджелесом и Нижней Калифорнией была пре­рвана. Трое това­ри­щей сами вырыли себе могилы и на краю их были рас­стре­ляны. Двое дру­гих в ЛосАнджелесе стали узни­ками Соединённых Штатов. Хуан Альварадо, коман­дир феде­раль­ных войск, ока­зался него­дяем. Он сумел раз­ру­шить все их планы. Они поте­ряли связь как с дав­ниш­ними рево­лю­ци­о­не­рами в Нижней Калифорнии, так и с новичками.

Молодой Ривера полу­чил над­ле­жа­щие инструк­ции и отбыл на юг. Когда он вер­нулся, связь была вос­ста­нов­лена, а Хуан Альварадо был мертв: его нашли в постели, с ножом, по руко­ятку ушед­шим в грудь. Это пре­вы­шало пол­но­мо­чия Риверы, но в Хунте име­лись точ­ные све­де­ния о всех его пере­дви­же­ниях. Его ни о чем не стали рас­спра­ши­вать. Он ничего не рас­ска­зы­вал. Товарищи пере­гля­ну­лись между собой и все поняли.

— Я гово­рил вам, — ска­зал Вэра. — Больше чем кого-​либо, Диасу при­хо­дится опа­саться этого юноши. Он неумо­лим. Он кара­ю­щая десница.

Дурной харак­тер Риверы, запо­до­зрен­ный Мэй Сэтби и затем при­знан­ный всеми, под­твер­ждался нагляд­ными, чисто физи­че­скими дока­за­тель­ствами. Теперь Ривера нередко при­хо­дил с рас­се­чен­ной губой, рас­пух­шим ухом, с синя­ком на скуле. Ясно было, что он ввя­зы­ва­ется в драки там — во внеш­нем мире, где он ест и спит, зара­ба­ты­вает деньги и бро­дит по путям, им неве­до­мым. Со вре­ме­нем Ривера научился наби­рать малень­кий рево­лю­ци­он­ный листок, кото­рый Хунта выпус­кала еже­не­дельно. Случалось, однако, что он бывал не в состо­я­нии наби­рать: то боль­шие пальцы у него были повре­ждены и плохо дви­га­лись, то суставы были раз­биты в кровь, то одна рука бес­по­мощно бол­та­лась вдоль тела и лицо иска­жала мучи­тель­ная боль.

— Бродяга, — гово­рил Ареллано.
— Завсегдатай злач­ных мест, — гово­рил Рамос,
— Но откуда у него деньги? — спра­ши­вал Вэра. — Сегодня я узнал, что он пла­тил счёт за бумагу — сто сорок дол­ла­ров.
— Это резуль­тат его отлу­чек, — заме­тила Мэй Сэтби. — Он нико­гда не рас­ска­зы­вает о них.
— Надо его высле­дить, — пред­ло­жил Рамос.
— Не хотел бы я быть тем, кто за ним шпи­о­нит, — ска­зал Вэра.- Думаю, что вы больше нико­гда не уви­дели бы меня, разве только на моих похо­ро­нах. Он пре­дан какой-​то неисто­вой стра­сти. Между собой и этой стра­стью он не поз­во­лит стать даже богу.
— Перед ним я кажусь себе ребён­ком, — при­знался Рамос.
— Я чув­ствую в нем пер­во­быт­ную силу. Это дикий волк, гре­му­чая змея, при­го­то­вив­ша­яся к напа­де­нию, ядо­ви­тая ско­ло­пендра! — ска­зал Ареллано.
— Он сама рево­лю­ция, её дух, её пламя, — под­хва­тил Вэра, — он вопло­ще­ние бес­по­щад­ной, неслышно разя­щей мести. Он ангел смерти, неусыпно бодр­ству­ю­щий в ноч­ной тиши.
— Я готова пла­кать, когда думаю о нем, — ска­зала Мэй Сэтби.
— У него нет дру­зей. Он всех нена­ви­дит. Нас он тер­пит лишь потому, что мы — путь к осу­ществ­ле­нию его жела­ний. Он оди­нок, слиш­ком оди­нок… — Голос её пре­рвался сдав­лен­ным всхли­пы­ва­нием, и глаза затуманились.

Времяпрепровождение Риверы и вправду было таин­ственно. Случалось, что его не видели в тече­ние недели. Однажды он отсут­ство­вал месяц. Это неиз­менно кон­ча­лось тем, что он воз­вра­щался и, не пус­ка­ясь ни в какие объ­яс­не­ния, клал золо­тые монеты на кон­торку Мэй Сэтби. Потом опять отда­вал Хунте все своё время — дни, недели. И снова, через неопре­де­лён­ные про­ме­жутки, исче­зал на весь день, заходя в поме­ще­ние Хунты только рано утром и поздно вече­ром. Однажды Ареллано застал его в пол­ночь за набо­ром; пальцы у него были рас­пух­шие, рас­се­чён­ная губа ещё кровоточила.

II

Решительный час при­бли­жался. Так или иначе, но рево­лю­ция зави­села от Хунты, а Хунта нахо­ди­лась в крайне стес­нён­ных обсто­я­тель­ствах. Нужда в день­гах ощу­ща­лась ост­рее, чем когда-​либо, а добы­вать их стало ещё трудней.

Патриоты отдали уже все свои гроши и больше дать не могли. Сезонные рабо­чие — бег­лые мек­си­кан­ские пеоны — жерт­во­вали Хунте поло­вину сво­его скуд­ного зара­ботка. Но нужно было куда больше. Многолетний тяж­кий труд, под­поль­ная под­рыв­ная работа готовы были при­не­сти плоды. Время при­шло. Революция была на чаше весов. Ещё один тол­чок, послед­нее геро­и­че­ское уси­лие, и стрелка этих весов пока­жет победу. Хунта знала свою Мексику. Однажды вспых­нув, рево­лю­ция уже сама о себе поза­бо­тится. Вся поли­ти­че­ская машина Диаса рас­сып­лется, как кар­точ­ный домик. Граница готова к вос­ста­нию. Некий янки с сот­ней това­ри­щей из орга­ни­за­ции «Индустриальные рабо­чие мира» только и ждет при­каза перейти её и начать битву за Нижнюю Калифорнию. Но он нуж­да­ется в ору­жии. В ору­жии нуж­да­лись все — соци­а­ли­сты, анар­хи­сты, недо­воль­ные члены проф­со­ю­зов, мек­си­кан­ские изгнан­ники, пеоны, бежав­шие от раб­ства, раз­гром­лен­ные гор­няки Кер д’Ален и Колорадо, вырвав­ши­еся из поли­цей­ских застен­ков и жаж­дав­шие только одного — как можно ярост­нее сра­жаться, и, нако­нец, про­сто аван­тю­ри­сты, сол­даты фор­туны, бан­диты — сло­вом, все отще­пенцы, все отбросы дья­воль­ски слож­ного совре­мен­ного мира. И Хунта дер­жала с ними связь. Винтовок и патро­нов, патро­нов и вин­то­вок! — этот несмол­ка­е­мый, непре­кра­ща­ю­щийся вопль нёсся по всей стране.

Только пере­ки­нуть эту раз­но­шёрст­ную, горя­щую местью толпу через гра­ницу — и рево­лю­ция вспых­нет. Таможня, север­ные порты Мексики будут захва­чены. Диас не смо­жет сопро­тив­ляться. Он не осме­лится бро­сить свои основ­ные силы про­тив них, потому что ему нужно удер­жи­вать юг. Но пламя пере­ки­нется и на юг. Народ вос­ста­нет. Оборона горо­дов будет слом­лена. Штат за шта­том нач­нёт пере­хо­дить в их руки, и нако­нец побе­до­нос­ные армии рево­лю­ции со всех сто­рон окру­жат город Мехико, послед­ний оплот Диаса.

Но как достать денег? У них были люди, нетер­пе­ли­вые и упор­ные, кото­рые сумеют при­ме­нить ору­жие. Они знали тор­гов­цев, кото­рые про­да­дут и доста­вят его. Но дол­гая под­го­товка к рево­лю­ции исто­щила Хунту. Последний дол­лар был израс­хо­до­ван, послед­ний источ­ник вычер­пан до дна, послед­ний изго­ло­дав­шийся пат­риот выжат до отказа, а вели­кое дело по-​прежнему коле­ба­лось на весах. Винтовок и патро­нов! Нищие бата­льоны должны полу­чить воору­же­ние. Но каким обра­зом? Рамос опла­ки­вал свои кон­фис­ко­ван­ные поме­стья. Ареллано горько сето­вал на свою рас­то­чи­тель­ность в юные годы. Мэй Сэтби раз­мыш­ляла, как бы все сло­жи­лось, если бы люди Хунты в свое время были экономнее.

— Подумать, что сво­бода Мексики зави­сит от несколь­ких несчаст­ных тысяч дол­ла­ров! — вос­клик­нул Паулино Вэра.

Отчаяние было напи­сано на всех лицах. Последняя их надежда, ново­об­ра­щен­ный Хосе Амарильо, обе­щав­ший дать деньги, был аре­сто­ван на своей гаси­енде в Чиуауа и рас­стре­лян у стен соб­ствен­ной конюшни. Весть об этом только что дошла до них. Ривера, на коле­нях скреб­ший пол, под­нял глаза. Щётка застыла в его обна­жён­ных руках, зали­тых гряз­ной мыль­ной водой.

— Пять тысяч помо­гут делу? — спро­сил он. На всех лицах изоб­ра­зи­лось изум­ле­ние. Вэра кив­нул и с тру­дом пере­вёл дух. Говорить он не мог, но в этот миг в нем вспых­нула надежда.
— Так зака­зы­вайте вин­товки, — ска­зал Ривера. Затем после­до­вала самая длин­ная фраза, какую когда-​либо от. него слы­шали: — Время дорого. Через три недели я при­несу вам пять тысяч. Это будет хорошо. Станет теп­лее, и вое­вать будет легче. Больше я ничего сде­лать не могу.

Вэра пытался пода­вить вспых­нув­шую в нем надежду. Все это было так неправ­до­по­добно. Слишком много завет­ных чая­ний раз­ле­те­лось в прах с тех пор, как он начал рево­лю­ци­он­ную игру. Он верил этому обтрё­пан­ному маль­чишке, мыв­шему полы для рево­лю­ции, и в то же время не смел верить.

— Ты сошел с ума! — ска­зал он.
— Через три недели, — отве­чал Ривера. — Заказывайте вин­товки. Он встал, опу­стил засу­чен­ные рукава и надел куртку.
— Заказывайте вин­товки, — повто­рил он. — Я ухожу.

III

После спешки, сума­тохи, бес­ко­неч­ных теле­фон­ных раз­го­во­ров и пере­бранки в кон­торе Келли про­ис­хо­дило ноч­ное сове­ща­ние. Дел у Келли было выше головы; к тому же ему не повезло. Три недели назад он при­вез из Нью-​Йорка Дэни Уорда, чтобы устро­ить ему встречу с Биллом Карти, но Карти вот уже два дня как лежит со сло­ман­ной рукой, что тща­тельно скры­ва­ется от спор­тив­ных репор­тё­ров. Заменить его некем. Келли засы­пал теле­грам­мами лег­ко­ве­сов Запада, но все они были свя­заны выступ­ле­ни­ями и кон­трак­тами. А сей­час опять вдруг забрез­жила надежда, хотя и слабая.

— Ну, ты, видно, не роб­кого десятка, — едва взгля­нув на Риверу, ска­зал Келли.

Злоба и нена­висть горели в гла­зах Риверы, но лицо его-​оставалось бесстрастным.

— Я побью Уорда. — Это было все, что он ска­зал.
— Откуда ты зна­ешь? Видел ты когда-​нибудь, как он дерется?

Ривера мол­чал.

— Да он поло­жит тебя одной рукой, с закры­тыми глазами!

Ривера пожал плечами.

— Что, у тебя язык при­сох, что ли? — про­бур­чал дирек­тор кон­торы.
— Я побью его.
— А ты когда-​нибудь с кем-​нибудь дрался? — осве­до­мился Майкл Келли.

Майкл, брат дирек­тора, дер­жал тота­ли­за­тор в «Иел-​лоустоуне» и зара­ба­ты­вал немало денег на бок­сер­ских встре­чах. Ривера в ответ удо­стоил его только злоб­ным взгля­дом. Секретарь, моло­дой чело­век спор­тив­ного вида, громко фыркнул.

— Ладно, ты зна­ешь Робертса? — Келли пер­вый нару­шил непри­яз­нен­ное мол­ча­ние, — Я за ним послал. Он сей­час при­дёт. Садись и жди, хотя по виду у тебя нет ника­ких шан­сов. Я не могу наду­вать пуб­лику. Ведь пер­вые ряды идут по пят­на­дцати долларов.

Появился Робертс, явно под­вы­пив­ший. Это был высо­кий, тощий чело­век с несколько раз­вин­чен­ной поход­кой и мед­ли­тель­ной речью. Келли без оби­ня­ков при­сту­пил к делу.

— Слушайте, Робертс, вы хва­ста­лись, что открыли этого малень­кого мек­си­канца. Вам известно, что Карти сло­мал руку. Так вот, этот мек­си­кан­ский щенок нахально утвер­ждает, что сумеет заме­нить Карти. Что вы на это ска­жете?
— Все в порядке, Келли, — после­до­вал нето­роп­ли­вый ответ. — Он может драться.
— Вы, пожа­луй, ска­жете ещё, что он побьет Уорда? — съяз­вил Келли.

Робертс немного поразмыслил.

— Нет, этого я не скажу. Уорд — класс­ный боец, король ринга. Но в два счета рас­пра­виться с Риверой он не смо­жет. Я Риверу знаю. Это чело­век без нер­вов, и он оди­на­ково хорошо рабо­тает обе­ими руками. Он может послать вас на пол с любой пози­ции.
— Все это пустяки. Важно, смо­жет ли он уго­дить пуб­лике! Вы рас­тили и тре­ни­ро­вали бок­сё­ров всю свою жизнь. Я пре­кло­ня­юсь перед вашим суж­де­нием. Но пуб­лика за свои деньги хочет полу­чить удо­воль­ствие. Сумеет он ей его доста­вить?
— Безусловно, и вдо­ба­вок здо­рово измо­тает Уорда. Вы не зна­ете этого маль­чика, а я знаю. Он — моё откры­тие. Человек без нер­вов! Сущий дья­вол! Уорд ещё ахнет, позна­ко­мив­шись с этим само­род­ком, а заодно ахнете и вы все. Я не утвер­ждаю, что он побьет Уорда, но он вам такое пока­жет! Это вос­хо­дя­щая звезда.
— Отлично. — Келли обра­тился к сво­ему сек­ре­тарю: — Позвоните Уорду. Я его пре­ду­пре­дил, что если найду что-​нибудь под­хо­дя­щее, то позову его. Он сей­час неда­леко, в «Иеллоустоуне»; щего­ляет там перед пуб­ли­кой и зара­ба­ты­вает себе популярность.

Келли повер­нулся к тре­неру: — Хотите выпить?

Робертс отхлеб­нул виски и разговорился:

— Я ещё не рас­ска­зы­вал вам, как я открыл этого мальца. Года два назад он появился в тре­ни­ро­воч­ных залах. Я гото­вил Прэйна к встрече с Дилэни. Прэйн — чело­век злой. Снисхождения ждать от него не при­хо­дится. Он изрядно отко­лош­ма­тил сво­его парт­нёра, и я никак не мог найти чело­века, кото­рый бы по доб­рой воле согла­сился рабо­тать с ним. Положение было отча­ян­ное. И вдруг попался мне на глаза этот голод­ный мек­си­кан­ский пар­нишка, кото­рый вер­телся у всех под ногами. Я заца­пал его, надел ему пер­чатки и пустил в дело. Выносливый — как дуб­лё­ная кожа, но сил мало­вато. И ни малей­шего поня­тия о пра­ви­лах бокса. Прэйн сде­лал из него кот­лету. Но он хоть и чуть живой, а про­дер­жался два раунда, прежде чем поте­рять созна­ние. Голодный — вот и все. Изуродовали его так, что мать род­ная не узнала бы. Я дал ему пол-​доллара и накор­мил сыт­ным обе­дом. Надо было видеть, как он жрал! Оказывается, у него два дня во рту мако­вой росинки не было. Ну, думаю, теперь он больше носа не пока­жет. Не тут-​то было. На сле­ду­ю­щий день явился — весь в синя­ках, но пол­ный реши­мо­сти ещё раз зара­бо­тать пол-​доллара и хоро­ший обед. Со вре­ме­нем он здо­рово окреп. Прирождённый боец и вынос­лив неве­ро­ятно! У него нет сердца. Это кусок льда. Сколько я помню этого маль­чишку, он ни разу не про­из­нес десяти слов под­ряд.
— Я его знаю, — заме­тил сек­ре­тарь. — Он немало для вас пора­бо­тал.
— Все наши зна­ме­ни­то­сти про­бо­вали себя на нем, — под­твер­дил Робертс. — И он все у них пере­нял. Я знаю, что мно­гих из них он мог бы побить. Но сердце его не лежит к боксу. По-​моему, он нико­гда не любил нашу работу. Так мне кажется.
— Последние месяцы он высту­пал по раз­ным мел­ким клу­бам, — ска­зал Келли.
— Да. Не знаю, что его заста­вило. Или, может быть, вдруг рети­вое заго­во­рило? Он мно­гих за это время побил. Скорей всего ему нужны деньги: и он неплохо под­ра­бо­тал, хотя по его одежде это и неза­метно. Странная лич­ность! Никто не знает, чем он зани­ма­ется, где про­во­дит время. Даже когда он при деле, и то — кон­чит работу и сразу исчез­нет. Временами про­па­дает по целым неде­лям. Советов он не слу­шает. Тот, кто ста­нет его мене­дже­ром, нажи­вёт капи­тал; да только с ним не стол­ку­ешься. Вы уви­дите, этот маль­чишка будет домо­гаться всей суммы, когда вы заклю­чите с ним договор.

В эту минуту при­был Дэнни Уорд. Это было тор­же­ственно обстав­лен­ное появ­ле­ние. В сопро­вож­де­нии мене­джера и тре­нера он ворвался, как все­по­беж­да­ю­щий вихрь доб­ро­ду­шия и весе­лья. Приветствия, шутки, остроты рас­то­ча­лись им направо и налево, улыбка нахо­ди­лась для каж­дого. Такова уж была его манера — правда, не совсем искрен­няя. Уорд был пре­вос­ход­ный актёр и доб­ро­ду­шие счи­тал наи­луч­шим при­ё­мом в игре пре­успе­я­ния. По суще­ству, это был осмот­ри­тель­ный, хлад­но­кров­ный бок­сёр и биз­нес­мен. Остальное было мас­кой. Те, кто знал его или имел с ним дело, гово­рили, что — в денеж­ных вопро­сах этот малый — жох! Он само­лично участ­во­вал в обсуж­де­нии всех дел, и пого­ва­ри­вали, что его мене­джер не более как пешка.

Ривера был иного склада. В жилах его, кроме испан­ской, текла ещё и индей­ская кровь; он сидел, забив­шись в угол, мол­ча­ли­вый, непо­движ­ный, и только его чёр­ные глаза, пере­бе­гая с одного лица на дру­гое, видели реши­тельно все.

— Так вот он! — ска­зал Дэнни, оки­ды­вая испы­ту­ю­щим взгля­дом сво­его пред­по­ла­га­е­мого про­тив­ника.
— Добрый день, старина!

Глаза Риверы пылали зло­бой, и на при­вет­ствие Дэнни он даже не отве­тил. Он тер­петь не мог всех гринго, но этого нена­ви­дел лютой ненавистью.

— Вот это да! — шут­ливо обра­тился Дэнни к мене­джеру.
— Уж не дума­ете ли вы, что я буду драться с глу­хо­не­мым? — Когда смех умолк, он сост­рил ещё раз: — Видно, Лос-​Анджелес здо­рово обед­нел, если это — луч­шее, что вы могли отко­пать. Из какого дет­ского сада вы его взяли?
— Он слав­ный малый, Дэнни, верь мне! — при­ми­ри­тельно ска­зал Робертс. — И с ним не так легко спра­виться, как ты дума­ешь.
— Кроме того, поло­вина биле­тов уже рас­про­дана, — жалобно про­тя­нул Келли. — Придется тебе пойти на это, Дэнни. Ничего луч­шего мы сыс­кать не могли.

Дэнни ещё раз оки­нул Риверу пре­не­бре­жи­тель­ным взгля­дом и вздохнул.

— Придется мне с ним полегче. А то как бы сразу дух не испустил.

Робертс фырк­нул.

— Потише, потише, — оса­дил Дэнни мене­джер. — С неиз­вест­ным про­тив­ни­ком все­гда можно нарваться на непри­ят­ность.
— Ладно, ладно, я это учту, — улыб­нулся Дэнни. — Я готов сна­чала понян­читься с ним для удо­воль­ствия почтен­ней­шей пуб­лики. Как насчёт пят­на­дцати раун­дов, Келли?.. А потом устро­ить ему нокаут!
— Идет, — после­до­вал ответ. — Только чтобы пуб­лика при­няла это за чистую монету.
— Тогда перей­дём к делу. — Дэнни помол­чал, мыс­ленно про­из­водя под­счёт. — Разумеется, шесть­де­сят пять про­цен­тов вало­вого сбора, как и с Карта. Но делиться будем по-​другому. Восемьдесят про­цен­тов меня устроят. — Он обра­тился к мене­джеру: — Подходяще?

Тот одоб­ри­тельно кивнул.

— Ты понял? — обра­тился Келли к Ривере. Ривера пока­чал голо­вой.
— Так вот слу­шай, — ска­зал Келли. — Общая сумма соста­вит шесть­де­сят пять про­цен­тов со сбора. Ты начи­на­ю­щий, и никто тебя не знает. С Дэнни будете делиться так: восемь­де­сят про­цен­тов ему, два­дцать тебе. Это спра­вед­ливо. Верно ведь, Робертс?
— Вполне спра­вед­ливо, Ривера, — под­твер­дил Робертс. — Ты же ещё не соста­вил себе имени.
— Сколько это, шесть­де­сят пять про­цен­тов со сбора? — осве­до­мился Ривера.
— Может, пять тысяч, а может, даже и все восемь,- поспе­шил пояс­нить Дэнни.- Что-​нибудь в этом роде. На твою долю при­дётся от тысячи до тысячи шести­сот дол­ла­ров. Очень недурно за то, что тебя побьёт бок­сёр с моей репу­та­цией. Что ска­жешь на это?

Тогда Ривера их ошарашил.

— Победитель полу­чит все,- реши­тельно ска­зал он. Воцарилась мёрт­вая тишина.
— Вот это да! — про­го­во­рил нако­нец мене­джер Уорда.

Дэнни пока­чал головой.

— Я стре­ля­ный воро­бей, — ска­зал он. — Я не подо­зре­ваю судью или кого-​нибудь из при­сут­ству­ю­щих. Я ничего не говорю о бук­ме­ке­рах и о вся­ких наду­ва­тель­ствах, что тоже ино­гда слу­ча­ется. Одно могу ска­зать: меня это не устра­и­вает. Я играю навер­няка. А кто знает — вдруг я сло­маю руку, а? Или кто-​нибудь опоит меня? — Он вели­че­ственно вски­нул голову. — Победитель или побеж­ден­ный — я полу­чаю восемь­де­сят про­цен­тов. Ваше мне­ние, мексиканец?

Ривера пока­чал головой.

Дэнни взо­рвало, и он заго­во­рил уже по-другому:

— Ладно же, мек­си­кан­ская собака! Теперь-​то уж мне захо­те­лось рас­ко­ло­тить тебе башку.

Робертс мед­ленно под­нялся и стал между ними.

— Победитель полу­чит все, — угрюмо повто­рил Ривера.
— Почему ты на этом наста­и­ва­ешь? — спро­сил Дэнни.
— Я побью вас.

Дэнни начал было сни­мать пальто. Его мене­джер знал, что это только коме­дия. Пальто почему-​то не сни­ма­лось, и Дэнни мило­стиво раз­ре­шил при­сут­ству­ю­щим успо­ко­ить себя. Все были на его сто­роне. Ривера остался в пол­ном одиночестве.

— Послушай, дура­лей, — начал дока­зы­вать Келли. — Кто ты? Никто! Мы знаем, что в послед­нее время ты побил несколь­ких мест­ных бок­се­ров — и все. А Дэнни — класс­ный боец. В сле­ду­ю­щем выступ­ле­нии он будет оспа­ри­вать зва­ние чем­пи­она. Тебя пуб­лика не знает. За пре­де­лами Лос-​Анджелеса никто и не слы­хал о тебе.
— Ещё услы­шат, — пожав пле­чами, отве­чал Ривера, — после этой встречи.
— Неужели ты хоть на секунду можешь вооб­ра­зить, что спра­вишься со мной? — не выдер­жав, заорал Дэнни.

Ривера кив­нул.

— Да ты рас­суди, — убеж­дал Келли. — Подумай, какая это для тебя реклама!
— Мне нужны деньги, — отве­чал Ривера.
— Ты будешь драться со мной тысячу лет, и то не побе­дишь,- заве­рил его Дэнни.
— Тогда почему вы не согла­ша­е­тесь? — ска­зал Ривера. — Если деньги сами идут к вам в руки, чего же от них отка­зы­ваться?
— Хорошо, я согла­сен! — с вне­зап­ной реши­мо­стью крик­нул Дэнни.-Я тебя до смерти иско­лочу на ринге, голуб­чик мой! Нашёл с кем шутки шутить! Пишите усло­вия, Келли. Победитель полу­чает всю сумму. Поместите это в газе­тах. Сообщите также, что здесь дело в лич­ных сче­тах. Я покажу этому мла­денцу, где раки зимуют! Секретарь Келли уже начал писать, когда Дэнни вдруг оста­но­вил его.
— Стой! — Он повер­нулся к Ривере. — Когда взве­ши­ваться?
— Перед выхо­дом, — после­до­вал ответ.
— Ни за что на свете, наг­лый маль­чишка! Если побе­ди­тель полу­чает все, взве­ши­ваться будем утром, в десять.
— Тогда побе­ди­тель полу­чит все? — пере­спро­сил Ривера.

Дэнни утвер­ди­тельно кив­нул. Вопрос был решён. Он вый­дет на ринг в пол­ной форме.

— Взвешиваться здесь, в десять, — про­дик­то­вал Ривера.

Перо сек­ре­таря снова заскрипело.

— Это, зна­чит, лиш­них пять фун­тов, — недо­вольно заме­тил Робертс Ривере. — Ты пошел на слиш­ком боль­шую уступку. Продул бой. Дэнни будет силен, как бык. Дурень ты! Он навер­няка тебя побьёт. Даже малей­шего шанса у тебя не осталось.

Вместо ответа Ривера бро­сил на него холод­ный, нена­ви­дя­щий взгляд. Он пре­зи­рал даже этого гринго, кото­рого счи­тал луч­шим из всех.

IV

Появление Риверы на ринге оста­лось почти неза­ме­чен­ным. В знак при­вет­ствия раз­да­лись только отдель­ные жид­кие хлопки. Публика не верила в него. Он был ягнён­ком, отдан­ным на закла­ние вели­кому Дэнни. Кроме того, пуб­лика была разо­ча­ро­вана. Она ждала эффект­ного боя между Дэнни Уордом и Биллом Карти, а теперь ей при­хо­ди­лось доволь­ство­ваться этим жал­ким малень­ким нович­ком. Неодобрение её выра­зи­лось в том, что пари за Дэнни заклю­ча­лись два, даже три про­тив одного. А на кого постав­лены деньги, тому отдано и сердце публики.

Юный мек­си­ка­нец сидел в своем углу и ждал. Медленно тяну­лись минуты. Дэнни застав­лял дожи­даться себя. Это был ста­рый трюк, но он неиз­менно дей­ство­вал на начи­на­ю­щих бой­цов. Новичок терял душев­ное рав­но­ве­сие, сидя вот так, один на один со своим соб­ствен­ным стра­хом и рав­но­душ­ной, уто­па­ю­щей в табач­ном дыму пуб­ли­кой. Но на этот раз испы­тан­ный трюк себя не оправ­дал. Робертс ока­зался прав: Ривера не знал страха. Более орга­ни­зо­ван­ный, более нерв­ный и впе­чат­ли­тель­ный, чем кто бы то ни было из бок­се­ров, этого чув­ства он не ведал. Атмосфера зара­нее пред­ре­шён­ного пора­же­ния не вли­яла на него. Его секун­дан­тами были гринго — подонки, гряз­ные отбросы этой кро­ва­вой игры, бес­чест­ные и без­дар­ные. И они тоже были уве­рены, что их сто­рона обре­чена на поражение.

— Ну, теперь смотри в оба! — пре­ду­пре­дил его Спайдер Хэгерти. Спайдер был глав­ным секун­дан­том. — Старайся про­дер­жаться как можно дольше — такова инструк­ция Келли. Иначе рас­тре­зво­нят на весь Лос-​Анджелес, что это опять фаль­ши­вая игра.

Все это не спо­соб­ство­вало бод­ро­сти духа. Но Ривера ничего не заме­чал. Он пре­зи­рал бокс. Это была нена­вист­ная игра нена­вист­ных гринго. Начал он её в роли сна­ряда для тре­ни­ровки только потому, что уми­рал с голоду. То, что он был словно создан для бокса, ничего для него не зна­чило. Он это заня­тие нена­ви­дел. До сво­его появ­ле­ния в Хунте Ривера не высту­пал за деньги, а потом убе­дился, что это лёг­кий зара­бо­ток. Не пер­вый из сынов чело­ве­че­ских пре­успе­вал он в про­фес­сии, им самим презираемой.

Впрочем, Ривера не вда­вался в рас­суж­де­ния. Он твердо знал, что дол­жен выиг­рать этот бой. Иного выхода не суще­ство­вало. Тем, кто сидел в этом пере­пол­нен­ном зале, в голову не при­хо­дило, какие могу­чие силы стоят за его спи­ной. Дэнни Уорд дрался за деньги, за лег­кую жизнь, поку­па­е­мую на эти деньги. То же, за что дрался Ривера, пылало в его мозгу, и, пока он ожи­дал в углу ринга сво­его хит­ро­ум­ного про­тив­ника, осле­пи­тель­ные и страш­ные виде­ния, как наяву, про­хо­дили перед его широко откры­тыми глазами.

Он видел белые стены гид­ро­стан­ции в Рио-​Бланко. Видел шесть тысяч рабо­чих, голод­ных и изну­рен­ных. Видел ребя­ти­шек лет семи-​восьми, за десять цен­тов рабо­та­ю­щих целую смену. Видел мерт­венно блед­ные лица ходя­чих тру­пов — рабочих-​красильщиков. Он пом­нил, что его отец назы­вал эти кра­сильни «каме­рами само­убийц», — год работы в них озна­чал смерть. Он видел малень­кое патио и свою мать, вечно возив­шу­юся со скуд­ным хозяй­ством и все же нахо­див­шую время лас­кать и любить сына. Видел и отца, могу­чего, широ­ко­пле­чего длин­но­усого чело­века, кото­рый всех любил и чье сердце было так щедро, что избы­ток этой любви изли­вался и на мать и на малень­кого мучачо, играв­шего в углу патио. В те дни его звали не Фелипе Ривера, а Фернандес: он носил фами­лию отца и матери. Его имя было Хуан. Впоследствии он пере­ме­нил и то и дру­гое. Фамилия Фернандес была слиш­ком нена­вистна поли­цей­ским пре­фек­там и жандармам.

Большой доб­ро­душ­ный Хоакин Фернандес! Немалое место зани­мал он в виде­ниях Риверы. В те вре­мена малыш ничего не пони­мал, но теперь, огля­ды­ва­ясь назад, юноша пони­мал все. Он словно опять видел отца за набор­ной кас­сой малень­кой типо­гра­фии или за пись­мен­ным сто­лом — выво­дя­щим бес­ко­неч­ные, тороп­ли­вые, неров­ные строчки. Он опять пере­жи­вал те таин­ствен­ные вечера, когда рабо­чие под покро­вом тьмы, точно зло­деи, схо­ди­лись к его отцу и вели дол­гие, нескон­ча­е­мые беседы, а он, мучачо, без сна лежал в своем уголке.

Откуда-​то изда­лека до него донёсся голос Хэгерти:

— Ни в коем слу­чае сразу не ложиться на пол.

Такова инструк­ция. Получай трёпку за свои деньги! Десять минут про­шло, а Ривера все ещё сидел в своем углу. Дэнни не пока­зы­вался: видимо, он хотел выжать все, что можно, из сво­его трюка.

Новые виде­ния пылали перед внут­рен­ним взо­ром Риверы. Забастовка, вер­нее — лок­аут, потому что рабо­чие Рио-​Бланко помо­гали своим басту­ю­щим бра­тьям в Пуэбло. Голод, хож­де­ние в горы за яго­дами, коре­ньями и тра­вами — все они этим пита­лись и мучи­лись резями в желудке. А затем кош­мар: пустырь перед лав­кой Компании; тысячи голод­ных рабо­чих; гене­рал Росальо Мартинес и сол­даты Порфирио Диаса; и вин­товки, изры­га­ю­щие смерть… Казалось, они нико­гда не смолк­нут, каза­лось, пре­гре­ше­ния рабо­чих вечно будут омы­ваться их соб­ствен­ной кро­вью! И эта ночь! Трупы, целыми возами отправ­ля­е­мые в Вера-​Крус на съе­де­ние аку­лам. Сейчас он снова пол­зает по этим страш­ным кучам, ищет отца и мать, нахо­дит их, рас­тер­зан­ных, изуро­до­ван­ных. Особенно запом­ни­лась ему мать: вид­не­лась только её голова, тело было погре­бено под гру­дой дру­гих тел. Снова затре­щали вин­товки сол­дат Порфирио Диаса, снова маль­чик при­гнулся к земле и пополз прочь, точно затрав­лен­ный гор­ный койот.

Рев, похо­жий на шум моря, донёсся до его слуха, и он уви­дел Дэнни Уорда, высту­па­ю­щего по цен­траль­ному про­ходу со сви­той тре­не­ров и секун­дан­тов. Публика неистов­ство­вала, при­вет­ствуя героя и заве­до­мого побе­ди­теля. У всех на устах было его имя. Все сто­яли за него. Даже секун­данты Риверы пове­се­лели, когда Дэнни ловко ныр­нул под канат и вышел на ринг. Улыбка сияла на его лице, а когда Дэнни улы­бался, то улы­ба­лась каж­дая его чёр­точка, даже уголки глаз, даже зрачки. Свет не виды­вал такого бла­го­душ­ного бок­сёра. Лицо его могло бы слу­жить рекла­мой, образ­цом хоро­шего само­чув­ствия, искрен­него весе­лья. Он знал всех. Он шутил, сме­ялся, посы­лал с ринга при­веты дру­зьям. Те, что сидели подальше и не могли выка­зать ему сво­его вос­хи­ще­ния, громко кри­чали: «О, о, Дэнни!» Бурные ова­ции про­дол­жа­лись не менее пяти минут.

На Риверу никто не обра­щал вни­ма­ния. Его словно и не суще­ство­вало. Одутловатая физио­но­мия Спайдера Хэгерти скло­ни­лась над ним.

— Не под­да­ваться сразу, — пре­ду­пре­дил Спайдер. — Помни инструк­цию. Держись до послед­него. Не ложиться. Если ока­жешься на полу, нам велено избить тебя в раз­де­валке. Понятно? Драться — и точка!

Зал раз­ра­зился апло­дис­мен­тами: Дэнни шёл по направ­ле­нию к про­тив­нику. Он накло­нился, обе­ими руками схва­тил его пра­вую руку и сер­дечно потряс её. Улыбающееся лицо Дэнни вплот­ную при­бли­зи­лось к лицу Риверы. Публика взвыла при этом про­яв­ле­нии истинно спор­тив­ного духа: с про­тив­ни­ком он встре­тился, как с род­ным бра­том. Губы Дэнни шеве­ли­лись, и пуб­лика, истол­ко­вы­вая неслыш­ные ей слова как бла­го­же­ла­тель­ное при­вет­ствие, снова раз­ра­зи­лась вос­тор­жен­ными воп­лями. Только Ривера рас­слы­шал ска­зан­ное шёпотом.

— Ну ты, мек­си­кан­ский кры­сё­нок, -про­ши­пел Дэнни, не пере­ста­вая улы­баться, — сей­час я вышибу из тебя дух!

Ривера не шевель­нулся. Не встал. Его нена­висть сосре­до­то­чи­лась во взгляде.

— Встань, собака! — крик­нул кто-​то с места. Толпа начала сви­стеть, осуж­дая его за неспор­тив­ное пове­де­ние, но он про­дол­жал сидеть непо­движно. Новый взрыв апло­дис­мен­тов при­вет­ство­вал Дэнни, когда тот шёл обратно. Едва Дэнни раз­делся, послы­ша­лись вос­тор­жен­ные охи и ахи. Тело у него было вели­ко­леп­ное — гиб­кое, дыша­щее здо­ро­вьем и силой. Кожа белая и глад­кая, как у жен­щины. Грация, упру­гость и мощь были вопло­щены в нем. Да он и дока­зал это во мно­же­стве боев. Все спор­тив­ные жур­налы пест­рели его фотографиями.

Словно стон про­нёсся по залу, когда Спайдер Хэгерти помог Ривере ста­щить через голову сви­тер. Смуглая кожа при­да­вала его телу ещё более худо­соч­ный вид. Мускулы у него были, но зна­чи­тельно менее эффект­ные, чем у его про­тив­ника. Однако пуб­лика не раз­гля­дела ширины его груд­ной клетки. Не могла она также уга­дать, как мгно­венно реа­ги­рует каж­дая его мускуль­ная кле­точка, не могла уга­дать неуто­ми­мо­сти Риверы, утон­чен­но­сти нерв­ной системы, пре­вра­щав­шей его тело в вели­ко­леп­ный бое­вой меха­низм. Публика видела только смуг­ло­ко­жего восем­на­дца­ти­лет­него юношу с ещё маль­чи­ше­ским телом: Другое дело — Дэнни! Дэнни было два­дцать четыре года, и его тело было телом муж­чины. Контраст этот ещё больше бро­сился в глаза, когда они вме­сте стали посреди ринга, выслу­ши­вая послед­ние инструк­ции судьи.

Ривера заме­тил Робертса, сидев­шего непо­сред­ственно за репор­те­рами. Он был пья­нее, чем обычно, и речь его соот­вет­ственно была ещё медлительнее.

— Не робей, Ривера, — тянул Роберте. — Он тебя не убьет, запомни это. Первого натиска нечего пугаться. Защищайся, а потом иди на клинч. Он тебя осо­бенно не изу­ве­чит. Представь себе, что это тре­ни­ро­воч­ный зал.

Ривера и виду не подал, что рас­слы­шал его слова.

— Вот угрю­мый чер­тё­нок! — про­бор­мо­тал Роберте, обра­ща­ясь к соседу. — Какой был, такой и остался.

Но Ривера уже не смот­рел перед собой обыч­ным, испол­нен­ным нена­ви­сти взгля­дом. Бесконечные ряды вин­то­вок мере­щи­лись ему и ослеп­ляли его. Каждое лицо в зале до самых верх­них мест ценою в дол­лар пре­вра­ти­лось в вин­товку. Он видел перед собой мек­си­кан­скую гра­ницу, бес­плод­ную, выжжен­ную солн­цем; вдоль неё дви­га­лись обо­рван­ные толпы, жаж­ду­щие оружия.

Встав, он про­дол­жал ждать в своем углу. Его секун­данты уже про­лезли под канаты и унесли с собой бре­зен­то­вый стул. В про­ти­во­по­лож­ном углу ринга стоял Дэнни и смот­рел на него. Загудел гонг, и бой начался. Публика выла от вос­торга. Никогда она не видела столь вну­ши­тель­ного начала боя. Правильно писали в газе­тах: тут были лич­ные счёты. Дэнни одним прыж­ком покрыл три чет­верти рас­сто­я­ния, отде­ляв­шего его от про­тив­ника, и наме­ре­ние съесть этого мек­си­кан­ского маль­чишку так и было напи­сано на его лице. Он обру­шил на него не один, не два, не деся­ток, но вихрь уда­ров, сокру­ши­тель­ных, как ура­ган. Ривера исчез. Он был погре­бён под лави­ной кулач­ных уда­ров, нано­си­мых ему опыт­ным и бле­стя­щим масте­ром со всех углов и со всех пози­ций. Он был смят, отбро­шен на Канаты; судья раз­нял бой­цов, но Ривера тот­час же был отбро­шен снова.

Боем это никто бы не назвал. Это было изби­е­ние. Любой зри­тель, за исклю­че­нием зри­теля бок­сёр­ских состя­за­ний, выдохся бы в первую минуту. Дэнни, несо­мненно, пока­зал, на что он спо­со­бен, и сде­лал это вели­ко­лепно. Уверенность пуб­лики в исходе состя­за­ний, равно как и её при­стра­стие к фаво­риту, была без­гра­нична, она даже не заме­тила, что мек­си­ка­нец все ещё стоит на ногах. Она поза­была о Ривере. Она едва видела его: так он был засло­нён от нее сви­ре­пым натис­ком Дэнни. Прошла минута, дру­гая. В момент, когда бойцы разо­шлись, пуб­лике уда­лось бро­сить взгляд на мек­си­канца. Губа у него была рас­се­чена, из носа лила кровь. Когда он повер­нулся и вошел в клинч, кро­ва­вые полосы — следы кана­тов — были ясно видны на его’ спине. Но вот то, что грудь его не вол­но­ва­лась, а глаза горели обыч­ным холод­ным огнём, — этого пуб­лика не заме­тила. Слишком много буду­щих пре­тен­ден­тов на зва­ние чем­пи­она прак­ти­ко­вали на нем такие сокру­ши­тель­ные удары. Он научился выдер­жи­вать их за пол­дол­лара разо­вых или за пят­на­дцать дол­ла­ров в неделю — тяжё­лая школа, но она пошла ему на пользу.

Затем слу­чи­лось нечто пора­зи­тель­ное. Ураган ком­би­ни­ро­ван­ных уда­ров вдруг стих. Ривера один стоял на ринге. Дэнни, гроз­ный Дэнни, лежал на спине! Он не пошат­нулся, не опу­стился на пол мед­ленно и посте­пенно, но грох­нулся сразу. Короткий боко­вой удар левого кулака Риверы пора­зил его вне­запно, как смерть. Судья оттолк­нул Риверу и теперь отсчи­ты­вал секунды, стоя над пав­шим гладиатором.

Тело Дэнни затре­пе­тало, когда созна­ние поне­многу стало воз­вра­щаться к нему. В обы­чае завсе­гда­таев бок­сёр­ских состя­за­ний при­вет­ство­вать удач­ный нокаут гром­кими изъ­яв­ле­ни­ями вос­торга. Но сей­час они мол­чали. Все про­изо­шло слиш­ком неожи­данно. В напря­жен­ном мол­ча­нии при­слу­ши­вался зал к счету секунд, как вдруг тор­же­ству­ю­щий голос Робертса про­ре­зал тишину:

— Я же гово­рил вам, что он оди­на­ково вла­деет обе­ими руками.

На пятой секунде Дэнни пере­вер­нулся лицом вниз; когда судья сосчи­тал до семи, он уже отды­хал, стоя на одном колене, гото­вый под­няться при счёте девять, раньше, чем будет про­из­не­сено десять. Если при счёте десять колено Дэнни все ещё будет касаться пола, его должны при­знать побеж­ден­ным и выбыв­шим из боя. В момент, когда колено отры­ва­ется от пола, он счи­та­ется «на ногах»; и в этот момент Ривера уже вправе снова поло­жить его. Ривера не хотел рис­ко­вать. Он при­го­то­вился уда­рить в ту секунду, когда колено Дэнни отде­лится от пола. Он обо­шел про­тив­ника, но судья втис­нулся между ними, и Ривера знал, что секунды тот счи­тает слиш­ком мед­ленно. Все гринго были про­тив него, даже судья.

При счёте девять судья резко оттолк­нул Риверу. Это было непра­вильно, зато Дэнни успел под­няться, и улыбка снова появи­лась на его губах. Согнувшись почти попо­лам, защи­щая руками лицо и живот, он ловко вошёл в клинч. По пра­ви­лам, судья дол­жен был его оста­но­вить, но он этого не сде­лал, и Дэнни бук­вально при­лип к про­тив­нику, с каж­дой секун­дой вос­ста­нав­ли­вая свои силы. Последняя минута раунда была на исходе. Если он выдер­жит до конца, у него будет потом целая минута, — чтобы прийти в себя. И он выдер­жал, про­дол­жал улы­баться, несмотря на отча­ян­ное положение.

— А все ведь улы­ба­ется! — крик­нул кто то, и пуб­лика облег­чённо засме­я­лась.
— Черт знает какой удар у этого мек­си­канца! — шеп­нул Дэнни тре­неру, покуда секун­данты, не щадя сил, тру­ди­лись над ним.

Второй и тре­тий раунды про­шли бледно. Дэнни, хит­рый и мно­го­опыт­ный король ринга, только манев­ри­ро­вал, фин­тил, стре­мясь выиг­рать время и опра­виться от страш­ного удара, полу­чен­ного им в пер­вом раунде. В чет­вер­том раунде он был уже в форме. Расстроенный и потря­сен­ный, он все же бла­го­даря силе сво­его тела и духа сумел прийти в себя. Правда, сви­ре­пой так­тики он уже больше не при­ме­нял. Мексиканец ока­зы­вал потря­са­ю­щее сопро­тив­ле­ние. Теперь Дэнни при­звал на помощь весь свой опыт. Этот вели­кий мастер, лов­кий и уме­лый боец, при­сту­пил к мето­ди­че­скому изма­ты­ва­нию про­тив­ника, не будучи в силах нане­сти ему реши­тель­ный удар. На каж­дый удар Риверы он отве­чал тремя, но этим он ско­рее мстил про­тив­нику, чем при­бли­жал его к нока­уту. Опасность заклю­ча­лась в сумме уда­ров. Дэнни почти­тельно и с опас­кой отно­сился к этому маль­чишке, обла­дав­шему уди­ви­тель­ной спо­соб­но­стью обе­ими руками нано­сить корот­кие боко­вые удары. В защите Ривера при­бег к сму­тив­шему про­тив­ника отбиву левой рукой. Раз за разом поль­зо­вался он этим при­ё­мом, гибель­ным для носа и губ Дэнни. Но Дэнни был мно­го­об­ра­зен в при­е­мах. Поэтому-​то его и про­чили в чем­пи­оны. Он умел на ходу менять стиль боя. Теперь он пере­шел к ближ­нему бою, в кото­ром был осо­бенно силен, и это дало ему воз­мож­ность спа­стись от страш­ного отбива про­тив­ника. Несколько раз под­ряд вызы­вал он бур­ные ова­ции вели­ко­леп­ным аппер­ко­том, под­ни­мав­шим мек­си­канца на воз­дух и затем валив­шим его с ног. Ривера отды­хал на одном колене, сколько поз­во­лял счёт, зная, что для него судья отсчи­ты­вает очень корот­кие секунды.

В седь­мом раунде Дэнни при­ме­нил поис­тине дья­воль­ский аппер­кот, но Ривера только пошат­нулся. И тот­час же, не дав ему опом­ниться, Дэнни нанёс про­тив­нику вто­рой страш­ный удар, отбро­сив­ший его на канаты. Ривера шлёп­нулся на сидев­ших внизу репор­тё­ров, и они толк­нули его обратно на край плат­формы. Он отдох­нул на одном колене, покуда судья тороп­ливо отсчи­ты­вал секунды. По ту сто­рону каната его дожи­дался про­тив­ник. Судья и не думал вме­ши­ваться или оттал­ки­вать Дэнни. Публика была вне себя от восторга.

Вдруг раз­дался крик:

— Прикончи его, Дэнни, прикончи!

Сотни голо­сов, точно вол­чья стая, под­хва­тили этот вопль.

Дэнни сде­лал все от него зави­ся­щее, но Ривера при счёте восемь, а не девять неожи­данно про­ско­чил под канат и вошел в клинч. Судья опять захло­по­тал, отводя Риверу так, чтобы Дэнни мог уда­рить его, и предо­став­ляя любимцу все пре­иму­ще­ства, какие только может предо­ста­вить при­страст­ный судья.

Но Ривера про­дол­жал дер­жаться, и туман в его мозгу рас­се­ялся. Все было в порядке вещей. Эти нена­вист­ные гринго бес­честны все до одного! Знакомые виде­ния снова про­нес­лись перед ним: желез­но­до­рож­ные пути в пустыне; жан­дармы и аме­ри­кан­ские полис­мены; тюрьмы и поли­цей­ские застенки; бро­дяги у водо­ка­чек; вся его страш­ная и горь­кая одис­сея после Рио-​Бланко и заба­стовки. И в блеске и сия­нии славы он уви­дел; вели­кую крас­ную Революцию, шеству­ю­щую по стране. Винтовки! Вот они здесь, перед ним! Каждое нена­вист­ное лицо — вин­товка. За вин­товки он при­мет бой. Он сам вин­товка! Он сам — Революция! Он бьется за всю Мексику!

Поведение Риверы стало явно раз­дра­жать пуб­лику. Почему он не при­ни­мает пред­на­зна­чен­ной ему трёпки? Ведь все равно он будет побит, зачем же так упрямо оття­ги­вать исход? Очень немно­гие желали удачи Ривере, хотя были и такие. На каж­дом состя­за­нии немало людей, кото­рые ста­вят на тем­ную лошадку. Почти уве­рен­ные, что побе­дит Дэнни, они все же поста­вили на мек­си­канца четыре про­тив десяти и один про­тив трёх. Большинство из них, правда, ста­вило на то, сколько раун­дов выдер­жит Ривера. Бешеные суммы ста­вили на то, что он не про­дер­жится и до шестого или седь­мого раунда. Уже выиг­рав­шие эти пари, теперь, когда их рис­ко­ван­ное пред­при­я­тие окон­чи­лось так бла­го­по­лучно, на радо­стях тоже апло­ди­ро­вали фавориту.

Ривера не желал быть поби­тым. В вось­мом раунде его про­тив­ник тщетно пытался повто­рить аппер­кот. В девя­том Ривера снова поверг пуб­лику в изум­ле­ние. Во время клинча он лег­ким быст­рым дви­же­нием ото­дви­нулся от про­тив­ника, и пра­вая рука его уда­рила в узкий про­ме­жу­ток между их телами. Дэнни упал, наде­ясь уже только на спа­си­тель­ный счёт. Толпа обо­млела. Дэнни стал жерт­вой сво­его же соб­ствен­ного при­ёма. Знаменитый аппер­кот пра­вой теперь обру­шился на него самого. Ривера не сде­лал попытки схва­титься с ним, когда он под­нялся при счёте «девять». Судья явно хотел засто­по­рить схватку, хотя, когда ситу­а­ция была обрат­ной и под­няться дол­жен был Ривера, он стоял, не вмешиваясь.

В деся­том раунде Ривера два­жды при­бег к аппер­коту, то есть нанёс удар «пра­вой снизу» от пояса к под­бо­родку про­тив­ника. Бешенство охва­тило Дэнни. Улыбка по-​прежнему не схо­дила с его лица, но он вер­нулся к своим сви­ре­пым при­ё­мам. Несмотря на ура­ган­ный натиск, ему не уда­лось выве­сти Риверу из строя, а Ривера умуд­рился среди этого вихря, этой бури уда­ров три раза кряду поло­жить Дэнни. Теперь Дэнни ожи­вал уже не так быстро, и к один­на­дца­тому раунду поло­же­ние его стало очень серьёз­ным. Но с этого момента и до четыр­на­дца­того раунда он демон­стри­ро­вал все свои бок­сёр­ские навыки и каче­ства, береж­ливо рас­хо­дуя силы. Кроме того, он при­бе­гал к таким под­лым при­ё­мам, кото­рые известны только опыт­ному бок­сёру. Все трюки и под­вохи были им исполь­зо­ваны до отказа: он как бы слу­чайно при­жи­мал лок­тем к боку пер­чатку про­тив­ника, заты­кал ему рот, не давая дышать; входя в клинч, шеп­тал сво­ими рас­се­чён­ными, но улы­ба­ю­щи­мися губами в ухо Ривере нестер­пи­мые и гряз­ные оскорб­ле­ния. Все до еди­ного, начи­ная от судьи и кон­чая пуб­ли­кой, дер­жали сто­рону Дэнни, помо­гали ему, отлично зная, что у него на уме.

Нарвавшись на такую неожи­дан­ность, он всё ста­вил теперь на один реши­тель­ный удар. Он откры­вался, фин­тил, изво­ра­чи­вался во имя этой един­ствен­ной остав­шейся ему воз­мож­но­сти: нане­сти удар, вло­жив в него всю свою силу, и тем самым вырвать у про­тив­ника ини­ци­а­тиву. Как это уже было сде­лано одна­жды до него неким ещё более извест­ным бок­сё­ром, он дол­жен нане­сти удар справа и слева, в сол­неч­ное спле­те­ние и челюсть. И Дэнни мог это сде­лать, ибо, пока он дер­жался на ногах, руки его сохра­няли силу.

Секунданты Риверы не очень-​то забо­ти­лись о нем в про­ме­жут­ках между раун­дами. Они махали поло­тен­цами лишь для виду, почти не пода­вая воз­духа его зады­ха­ю­щимся лёг­ким. Спайдер Хэгерти уси­ленно шеп­тал ему советы, но Ривера знал, что сле­до­вать им нельзя. Все были про­тив него. Его окру­жало пре­да­тель­ство. В четыр­на­дца­том раунде он снова поло­жил Дэнни, а сам, бес­сильно опу­стив руки, отды­хал, покуда судья отсчи­ты­вал секунды. В про­ти­во­по­лож­ном углу послы­ша­лось подо­зри­тель­ное пере­шёп­ты­ва­ние. Ривера уви­дел, как Майкл Келли напра­вился к Робертсу и, нагнув­шись, что-​то зашеп­тал. Слух у Риверы был, как у дикой кошки, и он уло­вил обрывки раз­го­вора. Но ему хоте­лось услы­шать больше, и, когда его про­тив­ник под­нялся, он сма­нев­ри­ро­вал так, чтобы схва­титься с ним над самыми канатами.

— Придется! — услы­шал он голос Майкла Келли. И Робертс одоб­ри­тельно кив­нул. — Дэнни дол­жен побе­дить… Не то я теряю огром­ную сумму… я вса­дил в это дело уйму денег. Если он выдер­жит пят­на­дца­тый — я про­пал… Вас маль­чишка послу­шает. Необходимо что-​то предпринять.

С этой минуты ника­кие виде­ния уже не отвле­кали Риверу. Они пыта­ются надуть его! Он снова поло­жил Дэнни и отды­хал, уро­нив руки. Робертс встал.

— Ну, готов, — ска­зал он. — Ступай в свой угол. Он про­из­нес это пове­ли­тель­ным тоном, каким не раз гово­рил с Риверой на тре­ни­ро­воч­ных заня­тиях. Но Ривера только с нена­ви­стью взгля­нул на него, про­дол­жая ждать, когда Дэнни под­ни­мется. В после­до­вав­ший затем минут­ный пере­рыв Келли про­брался в угол Риверы.
— Брось эти шутки, черт тебя побери! — зашеп­тал он. — Ложись, Ривера. Послушай меня, и я устрою твоё буду­щее. В сле­ду­ю­щий раз я дам тебе побить Дэнни. Но сего­дня ты дол­жен лечь.

Ривера взгля­дом пока­зал, что рас­слы­шал, но не подал ни знака согла­сия, ни отказа.

— Что же ты мол­чишь? — злобно спро­сил Келли.
— Так или иначе — ты про­иг­ра­ешь, — под­дал жару Спайдер Хэгерти.
— Судья не отдаст тебе победы. Послушайся Келли и ложись.
— Ложись, маль­чик, — наста­и­вал Келли, — и я сде­лаю из тебя чем­пи­она. Ривера не отве­чал.
— Честное слово, сде­лаю! А сей­час выручи меня.

Удар гонга зло­веще про­зву­чал для Риверы. Публика ничего не заме­чала. Он и сам ещё не знал, в чем опас­ность, знал только, что она при­бли­жа­ется. Былая уве­рен­ность, каза­лось, вер­ну­лась к Дэнни. Это испу­гало Риверу. Ему гото­вили какой-​то под­вох. Дэнни ринулся на него, но Ривера ловко укло­нился. Его про­тив­ник жаж­дал клинча. Видимо, это было необ­хо­димо ему для заду­ман­ного под­воха. Ривера отсту­пал, увёр­ты­вался, но знал, что рано или поздно ему не избе­жать ни клинча, ни под­воха. В отча­я­нии он решил выиг­рать время. Он сде­лал вид, что готов схва­титься с Дэнни при пер­вом же его натиске. Вместо этого, когда их тела вот-​вот должны были сопри­кос­нуться, Ривера отпря­нул. В это мгно­ве­ние в углу Дэнни заво­пили: «Нечестно!» Ривера оду­ра­чил их. Судья в нере­ши­тель­но­сти оста­но­вился. Слова, уже гото­вые сорваться с его губ, так и не были про­из­не­сены, потому что прон­зи­тель­ный маль­чи­ше­ский голос крик­нул с галерки:

— Грубая работа!

Дэнни вслух обру­гал Риверу и дви­нулся на него. Ривера стал пятиться. Мысленно он решил больше не нано­сить уда­ров в кор­пус. Правда, таким обра­зом теря­лась поло­вина шан­сов на победу, но он знал, что если побе­дит, то только с даль­ней дистан­ции. Все равно теперь по малей­шему поводу его ста­нут обви­нять в нечест­ной борьбе. Дэнни уже послал к черту вся­кую осто­рож­ность. Два раунда кряду он бес­по­щадно дуба­сил этого маль­чишку, не смев­шего схва­титься с ним вплотную.

Ривера при­ни­мал удар за уда­ром, он при­ни­мал их десят­ками, лишь бы избег­нуть гибель­ного клинча. Во время этого вели­ко­леп­ного натиска Дэнни пуб­лика вско­чила на ноги. Казалось, все сошли с ума. Никто ничего не пони­мал. Они видели только одно: их люби­мец побеждает.

— Не укло­няйся от боя! — в бешен­стве орали Ривере. — Трус! Раскройся, щенок! Раскройся! Прикончи его, Дэнни! Твоё дело верное!

Во всем зале один Ривера сохра­нял спо­кой­ствие. По тем­пе­ра­менту, по крови он был самым горя­чим, самым страст­ным из всех, но он зака­лился в вол­не­ниях, настолько боль­ших, что эта бур­ная страсть толпы, нарас­тав­шая, как мор­ские волны, для него была не чув­стви­тель­нее лёг­кого дуно­ве­ния вечер­ней прохлады.

На сем­на­дца­том раунде Дэнни при­вёл в испол­не­ние свой замы­сел. Под тяже­стью его удара Ривера согнулся. Руки его бес­сильно опу­сти­лись. Он отсту­пил шата­ясь. Дэнни решил, что счаст­ли­вый миг настал. Мальчишка был в его вла­сти. Но Ривера этим манев­ром усы­пил его бди­тель­ность и сам нанёс ему сокру­ши­тель­ный удар в челюсть. Дэнни упал. Три раза он пытался под­няться, и три раза Ривера повто­рил этот удар. Никакой судья не посмел бы назвать его неправильным.

— Билл, Билл!- взмо­лился Келли, обра­ща­ясь к судье.
— Что я могу сде­лать? — в тон ему отве­чал судья. — Мне не к чему придраться.

Дэнни, поби­тый, но реши­тель­ный, вся­кий раз под­ни­мался снова. Келли и дру­гие сидев­шие возле самого ринга начали звать поли­цию, чтобы пре­кра­тить его изби­е­ние, хотя секун­данты Дэнни, отка­зы­ва­ясь при­знать пора­же­ние, по-​прежнему дер­жали наго­тове полотенца.

Ривера видел, как тол­стый полис­мен неук­люже полез под канаты. Что это может зна­чить? Сколько раз­ных наду­ва­тельств у этих гринго! Дэнни, под­няв­шись на ноги, как пья­ный, бес­смыс­ленно топ­тался перед ним. Судья и полис­мен одно­вре­менно добе­жали до Риверы в тот миг, когда он нано­сил послед­ний удар. Нужды пре­кра­щать борьбу уже не было: Дэнни больше не поднялся.

— Считай! — хрипло крик­нул Ривера. Когда судья кон­чил счи­тать, секун­данты под­няли Дэнни и отта­щили его в угол.
— За кем победа? — спро­сил Ривера.

Судья неохотно взял его руку в пер­чатке и высоко под­нял её. Никто не поздрав­лял Риверу. Он один про­шёл в свой угол, где секун­данты даже не поста­вили для него стула. Он при­сло­нился спи­ной к кана­там и с нена­ви­стью посмот­рел на секун­дан­тов, затем пере­вёл взгляд дальше и ещё дальше, пока не охва­тил им все десять тысяч гринго. Колени у него дро­жали, он всхли­пы­вал в изне­мо­же­нии. Ненавистные лица плыли и кача­лись перед ним. Но вдруг он вспом­нил: это вин­товки! Винтовки при­над­ле­жат ему! Революция будет продолжаться!

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.