Введение
Говорят, что неразрывное единство теории и практики должно быть понятно любому человеку, который серьёзно занимается наукой. Тем не менее, почему-то даже в научной среде мы постоянно наблюдаем разного рода шутки и издёвки «практиков» над «теоретиками» и наоборот. То физик-экспериментатор упрекает физика-теоретика в том, что его теории не имеют никакого отношения к реальности; то, наоборот, теоретик намекает на «криворукость» экспериментатора при постановке опытов.
Чем сложнее становится наука, чем дальше теоретические открытия от внедрения в практику, тем больше пропасть между практиками и теоретиками. Не последнюю роль в этом играет современная система образования. Зачастую преподаватели различных кафедр имеют весьма отдалённое отношение к практической деятельности. Преподносимая ими информация зачастую не соответствует действительности, а они, будучи оторванными от реального производства, год за годом повторяют на семинарах и лекциях заезженные теории, которые давно трещат по швам от количества опровергающих их фактов. Популярная фраза «забудьте о том, чему вас учили в школе/институте/нужное подчеркнуть» появилась не на пустом месте.
Выходя на работу, каждый на своём опыте убеждается в том, что большая доля знаний, полученных нами в учебном учреждении, оказывается либо совершенно ненужной, либо вообще не имеющей к реальности никакого отношения. Нам приходится либо переучиваться, так как на новом месте работы коллеги выполняют иные манипуляции, либо вообще учиться заново, потому что на учебной скамье мы совершенно не получили требуемых навыков и знаний. Это ещё больше укрепляет убеждённость в том, что вся та теоретическая болтовня попросту не нужна.
И, конечно, мы не видим за всей этой ситуацией причин, которые неумолимым образом вырывают преподавателей из единого цикла «практическая деятельность-теоретическое осмысление-преподавание». Не видим, как из-за низких зарплат преподаватели вынуждены перерабатывать, что ведёт либо к уклону в сторону преподавания с отказом от практической деятельности, либо в сторону практической деятельности с отказом от преподавания.
Мы не будем углубляться в причины всего этого, лишь отметим, что все мы являемся продуктами той среды, в которой живём и развиваемся. Именно поэтому мы несём в себе как положительные, так и отрицательные черты той эпохи, в которой существуем. И современное левое движение не является исключением. Дело вовсе не ограничивается любовью леваков к ролевым играм в революцию, бессмысленным митингам и пикетам. Современные левые не имеют ни чётко обозначенной программы действий, ни современной теории, которая легла бы в основу этой программы. Более того, большинство современных левых, как и большая часть простых обывателей, не понимает, зачем вообще нужна теория.
И действительно: зачем вся эта философия, политическая экономия, история? Конечно, более-менее начитанные представители левого движения ещё могут объяснить, зачем нужна история или политэкономия. Но зачем нужна совершенно абстрактная философия с её спорами «гносеологов» и «онтологов», «деборинцев» и «механистов»? Может быть, это просто игры разума, необходимые, чтобы под видом борьбы за научную истину отстранять от руководящих должностей несогласных с узурпировавшими власть «умниками»?
Может быть, левым вообще нужно оставить всю эту философскую «муть» профессионалам, а самим заняться чисто практическими проблемами? Зачем нам отличать сущность от явления, субъект от объекта? Ведь рабочие страдают под гнётом капитализма! Тут и массовые сокращения, и безработица, да и вообще последние крохи хлеба отнимают у пролетариата проклятые капиталисты! Нет времени на теорию, давайте практику! Вперёд, к рабочим на заводы, расскажем им всю правду, а теорию оставим профессиональным учёным, которые «на голову выше любого из нас»!
И ведь логика в этом есть: человек, всю жизнь профессионально занимающийся определённой темой, должен быть на голову выше любых любителей, залезающих в его область. Зачастую так и есть. Однако наука не существует в вакууме: учёные не меньше простых обывателей подвержены влиянию социума, в котором они живут и работают. Невозможно избавиться от разного рода вмешательств в науку и изолироваться от политики. Невозможно под требованиями руководства к необоснованному увеличению количества статей и часов преподавания с минимумом финансирования продолжать заниматься качественной наукой. И это мы ещё не берём во внимание то, что учёный может быть нечистоплотен в научном плане, удовлетворять свои амбиции и стремление построить карьеру за счёт попирания научной истины.
Мы видим, как количество низкопробных статей увеличивается. Это происходит как в естественных науках, так и в гуманитарных. Растёт кризис воспроизводимости1 . Работы «левых» политэкономов здесь, к сожалению, не являются исключением. Отдавая развитие теории на откуп только академическим учёным, отказываясь от самостоятельного изучения философии, политической экономии и истории, марксисты будут простыми марионетками, действующими лишь во вред рабочему классу.
В этой статье мы проследим, как непонимание философских основ может привести к совершенно ложным выводам в области политической экономии. И рассмотрим мы это на примере работы доктора экономических наук, профессора кафедры экономической теории Кубанского государственного аграрного университета Малейченко Вячеслава Николаевича «Противоречия теории земельной ренты и издержки её применения в отечественном земледелии»2 . Статья была опубликована в рецензируемом научном журнале, входящем в список ВАК и базу данных РИНЦ. В редакционную коллегию журнала входят такие известные в левой среде академические марксисты, как А. В. Бузгалин, Р. С. Дзарасов и А. И. Колганов.
Работа Вячеслава Николаевича особенно ценна ещё и тем, что наглядно показывает, как, казалось бы, далёкие от практической работы теоретические вопросы напрямую влияют на такие прикладные отрасли человеческой деятельности, как сельское хозяйство, а следовательно — каких дров может наломать марксист, отказывающийся от самостоятельного изучения теории.
Теория марксистской ренты с точки зрения В. Н. Малейченко
Теорию земельной ренты можно по праву считать самой сложной из теорий, разработанных Карлом Марксом. Недаром в «Капитале» рента разбирается в последнюю очередь. Для понимания этой теории необходимо хорошо разбираться во всём предшествующем тексте трёхтомника. Нужно понимать, как происходит превращение стоимости товара в цену производства, как возникает общая норма прибыли, как она связана с прибавочной стоимостью. Каждый, кто берётся за развитие теории марксистской ренты, должен иметь ясное представление о том, как происходит отклонение цен производства от стоимости, какие причины способствуют этому, а какие, наоборот, препятствуют.
Неудивительно, что подобные трудности привели автора статьи к ошибочному пониманию марксовой теории ренты, что повлекло за собой протаскивание ошибочных идей буржуазной науки в марксистскую политическую экономию.
Ну а теперь по порядку.
Абсолютная рента и органическое строение капитала
Уже в самом начале своей работы В. Н. Малейченко заявляет об обнаруженной им противоречивости «отдельных положений теории земельной ренты К. Маркса, в том виде, как она представлена в третьем томе „Капитала“» (с. 23). С его точки зрения, некритическое принятие воззрений Маркса на ренту привело к тому, что в СССР «в результате реализации этой идеологии в совокупности у крестьянина отчуждалась не только мифическая сверхприбыль — дифференциальная рента, но частично (а иногда и полностью) обычная прибыль и часть стоимости рабочей силы» (с. 23).
Автор статьи признаёт в качестве заслуги Маркса его доказательство того, что источником ренты является прибавочный труд, а не земля. Но, несмотря на это, Малейченко считает, что, «применяя теорию трудовой стоимости к рентным отношениям в земледелии, К. Маркс оставляет „лазейку“ для ссылки на стоимость созидающую функцию природы [Здесь, вероятно, опечатка и Малейченко имел в виду «созидающую стоимость» функцию природы. — Д. П.]» (с. 24). В авторской интерпретации марксовой теории ренты более высокий урожай, получаемый в лучших природных условиях, реализуется в форме «„ложной социальной стоимости“, превращающейся якобы в сверхприбыль» (с. 24). Мягко говоря, автор вольно и совершенно неправильно трактует Маркса. Более того, он категорически не согласен со своей же трактовкой и выдвигает новую, «исправленную», теорию ренты. Но об этом позже.
Далее Малейченко заявляет, что, «как показывает практика, в сельскохозяйственном производстве нет никаких объективных условий и источников сверхприбыли» (с. 25). По его мнению, неправильно само обоснование Марксом источника абсолютной ренты, заключающееся в различии органического строения промышленного и сельскохозяйственного капиталов, «так как органическое строение капитала собственно к причине ренты не имеет никакого отношения» (с. 25). Таким образом, с точки зрения Вячеслава Николаевича, вся основа теории абсолютной ренты Маркса оказывается неверной.
Дальше автор показывает ещё большее непонимание того, что критикует. Малейченко приводит цитаты из IV тома «Капитала» в доказательство того, что в сельском хозяйстве исключается системная возможность производства избыточной прибавочной стоимости (с. 25).
Однако остаётся лишь гадать, что автор подразумевает под «избыточной прибавочной стоимостью». То, что в земледелии невозможно абсолютно увеличивать размер прибавочной стоимости, не говорит в пользу того, что невозможно перенесение части прибавочной стоимости из этой сферы производства в промышленность.
Допустим, мы имеем два капитала различных сфер производства К1 = 10000 и К2 = 2000, органическое строение К1 = 9000[c] + 1000[v], а K2 = 1200[c] + 800[v], где c — постоянный капитал, v — переменный капитал. Предположим норму прибавочной стоимости mꞌ = 100%. Таким образом, стоимости товаров первого и второго капиталов будут, соответственно, V1 = 9000[c] + 1000[v] + 1000[m] = 11000 и V2 = 1200[c] + 800[v] + 800[m] = 2800.
Следовательно, общая норма прибыли в данном случае будет равна:
Цена производства товаров рассчитывается по формуле Pp = K + K ⋅ pꞌср. Для первого и второго капиталов она будет соответственно Pp1 = 10000 + 10000 ⋅ 0,15 = 11500 и Pp2 = 2000 + 2000 ⋅ 0,15 = 2300.
Таким образом, после установления единой нормы прибыли в двух отраслях промышленности мы наблюдаем, как цены производства товаров отклонились от своих стоимостей. Цена первого товара увеличилась на 500, второго — уменьшилась на 500. То, что капитал 2 производит меньше прибавочной стоимости в абсолютном выражении, не мешает оттоку части прибавочной стоимости из отрасли 2 в отрасль 1.
Далее Малейченко пишет:
«Во-первых, при разном органическом строении капитала, при прочих равных условиях, не должно быть одинаковой нормы прибавочной стоимости. Дело в том, что капитал с более высоким органическим строением обеспечивает более высокую производительность труда, и согласно теории прибавочной стоимости, увеличивает относительную прибавочную стоимость. Следовательно, условие, предполагающее одинаковую норму прибавочной стоимости, в данном случае некорректно.
Во-вторых, если равновеликий капитал в сельском хозяйстве применяет в два раза больше рабочей силы, чем в промышленности (при прочих равных условиях), то, следовательно, ту работу, которую в промышленности выполняет один работник, в сельском хозяйстве делают два работника. Соответственно в 2 раза будет ниже производительность труда и выше фонд заработной платы. Следовательно, прибавочная стоимость и её норма не увеличиваются, а, наоборот, должны уменьшаться, так как увеличивается доля необходимого труда во вновь созданной стоимости и соответственно уменьшается доля прибавочного труда» (с. 26).
Очень странно слышать такие рассуждения от доктора экономических наук. Автор показывает полное непонимание того, как происходит изменение величины относительной прибавочной стоимости и зависимости её от изменения органического строения капитала.
Почему при низкой производительности труда в сельском хозяйстве прибавочная стоимость и её норма должны уменьшаться лишь в сельском хозяйстве? Неужели работники других отраслей капиталистического производства не употребляют хлеб?
Допустим, капиталисты I производят яхты люкс-класса, потребляемые буржуазией для своих личных целей. Также допустим, что их капитал на 80% состоит из постоянного капитала и на 20% из переменного. Одновременно с этим капиталисты II производят автомобили люкс-класса, применяя капитал, на 90% состоящий из постоянного капитала и на 10% из переменного. Разница в органическом составе этих двух капиталов очевидна. Однако яхты и автомобили люкс-класса не потребляются рабочими, а значит, не могут формировать стоимость их рабочей силы. Следовательно, несмотря на то, что капиталисты II используют капитал более высокого строения, в этом случае не происходит увеличения относительной прибавочной стоимости, а норма прибавочной стоимости остаётся прежней. Даже если обе группы капиталистов перейдут на капитал, состоящий на 95% из постоянного и 5% из переменного капитала, норма прибавочной стоимости не изменится ни у них, ни в остальных отраслях производства, включая промышленность и сельское хозяйство.
Допустим теперь, что производители хлеба имеют капитал, состоящий из 50% постоянного капитала и 50% переменного. Одновременно с этим производители обычных бытовых лампочек имеют капитал, состоящий из 75% постоянного капитала и 25% переменного. Здесь мы имеем ситуацию, при которой товар обеих групп капиталистов потребляется рабочими. Если производители хлеба станут использовать капитал, состоящий из 60% постоянного капитала и 40% переменного, то есть увеличат производительность труда за счёт покупки новой техники, стоимость единицы хлеба понизится. Это закономерно приведёт к снижению стоимости рабочей силы как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Следовательно, относительная прибавочная стоимость возрастёт у обеих групп капиталистов. То же самое произойдёт в случае, если производители лампочек увеличат производительность своего капитала за счёт увеличения его органического состава. Относительная прибавочная стоимость в этом случае возрастёт и в сельском хозяйстве, и в промышленности.
В. Н. Малейченко, будучи доктором экономических наук, должен бы знать, что снижение вдвое производительности в сельском хозяйстве уменьшит норму прибыли во всех отраслях капиталистического производства, а не только в сельском хозяйстве. Да, фонд заработных плат, или переменный капитал, в сельском хозяйстве при этом будет относительно выше, однако при этом будет ниже стоимость используемого в земледелии постоянного капитала.
Более того, во всей своей работе Малейченко постоянно смешивает прибавочную стоимость с прибылью, стоимость с ценой производства и рыночной ценой. Именно поэтому, с его точки зрения, в сельском хозяйстве из некой «ложной социальной стоимости» образуются какие-то сверхприбыли.
Допустим, средний промышленный капитал Кп состоит из 90% постоянного капитала и 10% переменного капитала. Сельскохозяйственный капитал аналогичного размера Кс состоит из 80% постоянного капитала и 20% переменного капитала. Допустим, что норма прибавочной стоимости mꞌ = 100%, а общая норма прибыли в промышленности, устанавливающая также и норму прибыли в сельском хозяйстве, pꞌср = 10%.
Тогда стоимость товара на каждую сотню затраченного промышленного капитала Кп будет равна V = 90[c] + 10[v] + 10[m] = 110. Цена производства в данном случае равна Pp = 100 + 100 ⋅ 0,1 = 110. Так как мы взяли промышленный капитал среднего органического строения, то в этом случае рыночная цена (та цена, по которой товар продаётся на рынке), цена производства и стоимость товара равны между собой.
Стоимость товара на каждую сотню затраченного сельскохозяйственного капитала Кс равна V = 80[c] + 20[v] + 20[m] = 120. Так как сельскохозяйственный капитал имеет более низкое органическое строение, то цена производства сельскохозяйственного товара будет ниже стоимости и равна Pp = 100 + 100 ⋅ 0,1 = 110.
Здесь мы наблюдаем разницу между стоимостью товара и ценой его производства, которая на 10 ниже стоимости. Однако в сельском хозяйстве влияние земельной собственности вмешивается в процесс капиталистического производства и мешает выравниванию рыночных цен с ценами производства. Если разница между рыночной ценой товаров и ценой производства сократится до определённого уровня, то земельный собственник потеряет часть дохода из-за резкого падения величины ренты. Сдавать землю под такое производство станет для него невыгодным, поэтому он выведет её из обработки. Освободившаяся земля может использоваться в иных целях, например, её могут отдать под выпас овец или вообще под организацию охотничьих угодий, как происходило в Англии XIX века.
Таким образом, количество обрабатываемой земли уменьшается, что приводит к уменьшению количества товара на рынке. Это приводит к росту рыночной цены выше цены производства вплоть до выравнивания рыночной цены со стоимостью товара. Именно эта разность между индивидуальной стоимостью сельскохозяйственного товара и ценой производства образует ренту земельного собственника.
В земледелии не происходит образования какой-то мифической сверхприбыли, как считает Малейченко. Происходит лишь увеличение рыночной цены и выравнивание её не с ценой производства, а с индивидуальной стоимостью (в случае с наихудшей по плодородности почвой). Значит, товар продаётся по своей стоимости V = 120, из которой 110 забирает себе фермер, а 10 идёт в качестве ренты земельному собственнику. При этом норма прибыли фермера остаётся равной общей норме прибыли в промышленности pꞌср = 10%.
Если бы мы могли допустить такие условия, в которых не существовало бы земельной собственности, то в этом случае не было бы препятствий для выравнивания рыночных цен с ценами производства. Таким образом, рыночная цена сельскохозяйственного товара стала бы равной цене производства Pm = Pp, а свободное перетекание капиталов из отрасли в отрасль привело бы к установлению новой, более высокой нормы прибыли. В нашем случае, два капитала Кп = 90[c] + 10[v] и Кс = 80[c] +20 [v] образовали бы новую общую норму прибыли, равную pꞌср = 15%. Значит, рыночная цена и цена производства сельскохозяйственных и промышленных товаров стали бы 115. Наблюдалось бы понижение цен для сельскохозяйственных товаров на 5 и увеличение цен для промышленных товаров также на 5. Одновременно с этим общая норма прибыли выросла бы с 10 до 15%.
Земельная собственность не создаёт мифической «ложной социальной стоимости», она лишь путём изъятия из производства не приносящей ренты почвы создаёт условия для повышения рыночных цен на сельскохозяйственную продукцию, а затем изымает часть реализованной прибавочной стоимости в пользу земельного собственника. То есть земельная собственность удерживает прибавочную стоимость в сфере сельскохозяйственного производства и не даёт происходить выравниванию нормы прибыли. Таким образом, не происходит перетекания прибавочной стоимости из сферы сельского хозяйства в промышленность, и «сохранённая» таким образом часть прибавочной стоимости делится между фермером-капиталистом и землевладельцем.
Да, верно замечание автора, что капитал ревностно относится к сельскохозяйственной продукции. Но опрометчиво предполагать, что капитал совершенно не против отмены частной собственности на землю: ведь нападение на одну форму частной собственности было бы очень опасно и для другой её формы.
Дифференциальная рента и различия в плодородии
В следующем пункте своей работы автор критикует марксистскую теория дифференциальной ренты. Точнее, эту теорию он считает полностью неверной:
«Не зависит бытие земельной ренты и от различий в плодородии».
«…чтобы более высокий урожай превратился в товарную продукцию, нужно обеспечить более высокую интенсивность труда, или применения большего количества рабочей силы, или повышенную техническую оснащённость, но в любом случае потребуется больше затратить капитала и труда… Таким образом, более высокий „рыночный“ урожай, при прочих равных условиях, является результатом не более высокой производительности труда в лучших природно-климатических условиях, а результатом больших затрат капитала и труда на единицу земельной площади – без чего производство большего количества товарной продукции невозможно. А это означает, что „ложная социальная стоимость“ — явление, противоречащее теории трудовой стоимости и реальной практике…» (с. 27)
Действительно, если на плохой почве площадью Х гектар вырастает 1 тонна картофеля, а на хорошей почве такой же площади 2 тонны, то собственник второго участка вынужден применять больше машин и людей для доставки товара до рынка. Однако это увеличение компенсируется тем, что на само выращивание картофеля было затрачено меньше труда и техники.
Представим себе двух фермеров. Фермер А обладает участком площадью 2Х гектар. При этом плодородие позволяет выдавать на каждые Х гектар 1 тонну картофеля. Фермер Б обладает участком площадью Х. При этом плодородие его участка позволяет ему выращивать на Х гектар 2 тонны картофеля.
Таким образом, и фермер А на 2Х гектар выращивает 2 тонны картофеля, и фермер Б на Х гектар тоже выращивает 2 тонны картофеля. В итоге они имеют одинаковый урожай, а значит, для доставки на рынок должны применять одинаковое количество машин и людей. Однако при этом фермер Б использует труд в два раза меньшего числа людей на этапе выращивания картофеля, то есть при меньших затратах техники и труда он получает такой же урожай, что и фермер А. Следовательно, индивидуальная стоимость производства на его ферме будет меньше индивидуальной стоимости производства на ферме А. Именно эта разница будет образовывать ту самую дифференциальную ренту, которую фермер Б будет платить хозяину земли.
При этом попытка Малейченко приписать Марксу обоснование теории земельной ренты через пример с водопадом выглядит довольно странной. Маркс не доказывал этим примером справедливость положений теории дифференциальной ренты, это был лишь наглядный пример, приведённый в дидактических целях. Маркс учитывал тот факт, что в условиях интенсивного использования земли применяется дополнительный капитал — дополнительные затраты труда, удобрений и т. д., — что и развивается в главах XL–XLIV, посвящённых дифференциальной ренте II.
Не может являться опровержением марксистской теории и то, что существенную часть дохода крестьянской семьи в СССР составляли доходы от личных подсобных хозяйств. Ошибки социалистической экономики СССР, мягко говоря, некорректно использовать в качестве доказательства ошибочности марксистской теории, описывающей работу капиталистического общества.
Далее Малейченко снова смешивает прибавочную стоимость с прибылью и доходностью:
«Вообще, современная мировая практика не даёт никаких реальных оснований полагать, что в сельском хозяйстве имеет место системное превышение прибавочной стоимости над производством её в промышленности. Наоборот, низкая доходность сельскохозяйственной деятельности компенсируется государственным финансированием. При этом в США и Европе суммарные субсидии равны или превышают прибыль, получаемую сельским хозяйством» (с. 29).
Тот бесспорный факт, что сельские производители США и Европы живут на дотации от государства, не доказывает ровном счётом ничего. Тем более, он сам по себе не отображает перенос прибавочной стоимости от производителей сельскохозяйственной продукции к крупным торговым сетям. Подробнее об этом в статье «What does monopsony mean? Chicken farms offer an answer»3 . Если кратко, складывается ситуация, когда немногие торговые сети принуждают производителей сельскохозяйственной продукции поставлять товар по резко заниженным ценам. Иначе говоря, происходит перенос большей доли прибавочной стоимости, создаваемой работниками сельского хозяйства, в руки владельцев торговых сетей. При этом видимый доход фермеров резко падает, что приводит к невозможности выплат по кредитам и вынуждает фермеров искать дотации у государства. Однако это совершенно не значит, что прибавочная стоимость создаётся торговыми сетями, а не работниками ферм. Мы имеем лишь видимость, скрывающую истинную сущность.
Таким образом, и здесь товарищ Малейченко оказался не прав.
Рента как процент на капитал
Так что же, по мнению Вячеслава Николаевича, является источником земельной ренты?
Ответ таков:
«Очевидно, что её источником является обычная прибавочная стоимость, присваиваемая и реализуемая капиталом» (с. 29).
Ошибка Маркса исправлена, наконец-то нам показали, как обстоит дело на самом деле! Хотя… Минуточку, что говорил насчёт ренты сам Маркс?
«Всякая земельная рента есть прибавочная стоимость, продукт прибавочного труда»4 ;
«…вместе с условиями, при которых земледельческие продукты развиваются в стоимости (товары) и вместе с условиями реализации их стоимостей развивается и сила земельной собственности присваивать себе всю растущую долю этих создаваемых без её содействия стоимостей, всё растущая доля прибавочной стоимости превращается в земельную ренту»5 .
Кажется, Карл Маркс и сам недвусмысленно дал понять, что источником земельной ренты является обычная прибавочная стоимость, произведённая сельскохозяйственными рабочими.
Далее Малейченко пишет:
«Дело в том, что изначально земельная собственность и капитал предполагают сотрудничество, так как „монополия земельной собственности является исторической предпосылкой и остаётся основой капиталистического способа производства…“ [Маркс К. Капитал, т. 3. Соч. 2-е изд., 25, ч. 1, 1962. С. 166]» (с. 29)
Здесь товарищ Малейченко снова вольно трактует Маркса и не приводит цитату полностью:
«Но та форма, в которой находит земельную собственность зарождающийся капиталистический способ производства, не соответствует этому способу. Соответствующая ему форма впервые создается им самим посредством подчинения земледелия капиталу; таким образом и феодальная земельная собственность, и клановая собственность, и мелкая крестьянская собственность с земельной общиной [Markgemeinschaft] превращаются в экономическую форму, соответствующую этому способу производства, как бы ни были различны их юридические формы»6 .
То есть на самом деле ни о каком изначальном сотрудничестве и речи идти не может. Капиталистический способ производства революционизирует земельную собственность и подчиняет её себе. Предпосылкой является лишь наличие частной собственности на землю, но никак не сотрудничество между землевладельцами и капиталистами.
Более того, здесь как раз и возникают те самые противоречия капиталистического общества, которые блистательно заметил Маркс:
«При капиталистическом способе производства капиталист — не только необходимый, но и господствующий агент производства. Напротив, земельный собственник при этом способе производства совершенно излишен. Все, что требуется для капиталистического способа производства, это — то, чтобы земля не была общей собственностью, чтобы она противостояла рабочему классу как не принадлежащее ему условие производства, и эта цель достигается полностью тогда, когда земля становится государственной собственностью и земельную ренту получает, стало быть, государство. Земельный собственник, исполнявший в древнем и в средневековом мире столь существенные функции в производстве, является в промышленном мире бесполезным наростом. Поэтому радикальный буржуа (имея, кроме того, в виду отмену всех других налогов) теоретически приходит к отрицанию частной земельной собственности, которую ему хотелось бы превратить в форме государственной собственности в общую собственность класса буржуазии, капитала. Однако на практике у него не хватает храбрости, так как нападение на одну форму собственности — на одну форму частной собственности на условия труда — было бы очень опасно и для другой формы»7 .
Проницательность Маркса поистине заслуживает уважения. Определив противоречия современного ему общества, он наметил верное направление движения капиталистического общества. С одной стороны, буржуазии мешает класс земельных собственников, постоянно изымающий часть прибавочной стоимости в виде ренты. С другой стороны, буржуазия боится ниспровержения частной собственности на землю, так как следующим этапом станет отмена частной собственности на средства производства вообще. Единственным выходом из этой ситуации для буржуазии стал переход частной собственности на землю в руки государства — инструмента в руках правящего класса капиталистов. Очевидно, что этим действием буржуазия только усилила своё господство, создав иллюзию национализации земли и её недр во благо народа.
Однако вернёмся к вопросу, поставленному Малейченко. Только немного его переформулируем: каким образом прибавочная стоимость перетекает от непосредственного капиталиста-фермера к землевладельцу? Как образуется эта многострадальная рента?
Вячеслав Николаевич в своей статье постоянно смешивает внешнюю форму явлений с сущностью. Именно поэтому он так нелепо путает прибыль и прибавочную стоимость, цены производства и стоимость. Непонимание им этой разницы приводит его к закономерным ошибочным выводам. Ухватив тезис Энгельса о возросшей роли биржи в современном сельском хозяйстве, Малейченко отождествил ренту с процентом на вложенный в землю капитал:
«Таким образом, капитализация земельной собственности органически включает её воспроизводственный оборот общественного капитала и реализуется в ренте так же, как акция в дивиденде и кредит в проценте, черпаемые из одного источника — реализованной прибавочной стоимости.
В этих условиях источником ренты, так же, как процента и дивиденда, является не избыточная прибыль в сельском хозяйстве, а прибавочная стоимость, присваиваемая общественным капиталом» (с. 30).
Таким образом, Малейченко в своей статье придерживается того буржуазного взгляда на ренту, который частично отверг ещё Адам Смит:
«Можно думать, что земельная рента часто представляет собою лишь умеренную прибыль или процент на капитал, затраченный землевладельцем на улучшение земли. Это, без сомнения, может отчасти иметь место в некоторых случаях, но только отчасти. Землевладелец требует ренту и за земли, совершенно не подвергавшиеся улучшению, а предполагаемый процент или прибыль на капитал, затрачиваемый на улучшение земли, обыкновенно составляет надбавку к этой первоначальной ренте. Кроме того, улучшения эти не всегда производятся на средства землевладельца, нередко они делаются за счет арендатора. Однако при возобновлении арендного договора землевладелец обычно требует такого увеличения ренты, как будто все эти улучшения были произведены за его счет. Он иногда требует ренту даже за то, что вообще не поддается улучшению посредством человеческих усилий. Солянка — вид морской травы — будучи сожжена, дает щелочную соль, употребляемую при выделке стекла, мыла и других целей. Она растет в некоторых местах Великобритании, в особенности в Шотландии, только на таких скалах, которые расположены в полосе прилива и дважды в день покрываются водою; труд человека, таким образом, ничего не сделал для увеличения производительности этих скал. А между тем землевладелец, в состав имения которого входит береговая полоса с такого рода травой, требует за нее такую же ренту, как и за свои хлебные поля»8 .
Маркс закончил начатое Адамом Смитом и Рикардо исследование, полностью отвергнув это нелепое смешение и чётко различив ренту и процент на вложенный капитал:
«Смешение самой земельной ренты с той формой процента, которую она принимает для покупателя земли, — смешение, основанное на полном непонимании природы земельной ренты, — необходимо приводит к удивительнейшим ложным заключениям»9 .
«Поистине забавна теория, согласно которой в этом случае на одной земле, относительные преимущества которой искусственно созданы, рента есть процент, а на другой земле, которая обладает этими преимуществами от природы, не есть процент»10 .
Но с тех пор прошло много времени, классические земельные собственники всё больше заменяются государством, а биржа захватывает контроль над агропромышленным комплексом. Так, может быть, Маркс устарел?
К несчастью для теории Малейченко, нет. Конечно, со времён Маркса капиталистическое производство значительно усложнилось. Однако сама его сущность осталась неизменной, изменилась лишь видимость — форма, в которой она предстаёт перед нами.
Так почему же нельзя смешивать процент на капитал с рентой?
Разыскивая у Маркса несуществующую «лазейку», через которую тот якобы протаскивал создание стоимости природой, Малейченко со своим признанием ренты процентом на вложенный капитал сам организует для себя эту самую лазейку. Заявляя о борьбе с буржуазной теорией «трёх факторов» (труд, земля, капитал), Малейченко проносит эту теорию в марксистскую политэкономию через чёрный ход.
Однако, прежде чем перейти к непосредственному рассмотрению земельной ренты, мы должны проследить, как образуются процент и предпринимательский доход.
Начнём рассмотрение с промышленного капитала, который делится на группы по органическому строению: оно может быть низким, средним и высоким. Это деление строится на отношении постоянного капитала к переменному. Чем больше в капитале составляет доля постоянного, тем выше его органическое строение. Но из трудовой теории стоимости мы знаем, что прибавочная стоимость создаётся только производительным трудом. Следовательно, применяющий меньшее количество труда капитал высокого строения производит меньше прибавочной стоимости на каждые 100 единиц капитала (рисунок 1).
Но в реальной жизни равновеликие капиталы приносят одинаковую прибыль, то есть на каждые 100 единиц капитала приходится одинаковое количество прибыли. Это происходит из-за постоянного перетекания капиталов из одной области производства в другую. Конкуренция капиталов в различных отраслях производства заставляет предпринимателей изымать капиталы из менее прибыльных отраслей и вкладывать их в более прибыльные. Постоянное перемещение капиталов из отрасли в отрасль приводит к выравниванию различных норм прибыли по отраслям в единую общую норму прибыли и установлению цен производства.
Капиталов, имеющих низкое органическое строение, больше. Этому способствует и то, что для производства в соответствующих отраслях в среднем требуется меньший размер отдельного капитала. Массивный приток капиталов в эту сферу производства приводит к установлению цен производства товаров ниже их стоимости.
В то же время на другой стороне мы имеем маленькое количество капиталов высокого органического строения. Не каждый капиталист имеет возможность закупать огромное количество дорогостоящих станков для успешного ведения бизнеса в такой сфере производства. Таким образом, здесь слабее конкуренция, что приводит к установлению цен производства товаров выше их стоимости.
Мы имеем постоянный перенос прибавочной стоимости из сфер капиталов с низким органическим строением в сферы с капиталами высокого органического строения (рисунок 2).
В капиталистическом обществе всегда имеется прослойка богатых людей, которые не хотят вести бизнес сами, но имеют желание получать постоянный доход. Такие люди передают своё состояние в пользование предпринимателю, который использует эти деньги как капитал. Естественно, предприниматель не получает эти деньги даром, а обязуется платить со своей прибыли определённый процент. Мы не будем рассматривать, как именно определяется высота процентной ставки, то есть соотношение между частями прибавочной стоимости, одна из которых достаётся предпринимателю, другая — кредитору. Главное для нас — уяснить то, что в производство вкладывается капитал кредитора, вкладывается реально существующая стоимость. В процессе производства этот капитал возрастает и приносит прибыль, которая делится между предпринимателем и кредитором. То, что получает предприниматель, называется предпринимательским доходом, то, что получает кредитор, — процентом (рисунок 3). Схожим образом работают акционерные общества. Ценная бумага, дающая её владельцу право на процент с дохода, получаемого компанией, называется акцией.
Приведём пример. Допустим, кредитор обладает суммой 20 000 000 рублей, средняя годовая норма прибыли pꞌср = 10%, а процент составляет половину прибыли (т. е. средняя процентная ставка равна 5%). Кредитор передаёт эту сумму предпринимателю. Через год предприниматель получает прибыль на капитал в размере 2 000 000 рублей. Из них 1 миллион он отдаёт кредитору в качестве процента.
Таким образом, несмотря на то, что цена акций компании является по сути фиктивным капиталом, сами акции кредитора являются представителями реального капитала, а процент представляет собой долю средней прибыли, которую получает предприятие с данного капитала.
Иначе дело обстоит с земельной рентой.
С точки зрения марксистской политической экономии, цена земли изначально является не чем иным, как капитализированной рентой. К примеру, если земля приносит землевладельцу 1 000 000 рублей каждый год, а средняя процентная ставка равна 5%, то цена этой земли может рассматриваться как процент на капитал в 20 000 000 рублей. 20 миллионов рублей являются не стоимостью земли, а так называемым фиктивным капиталом, основу которого составляет возникающая в производстве сельскохозяйственного товара рента, а не наоборот. Когда землевладелец покупает землю за рассчитанную таким образом цену, он не вкладывает никакого капитала в производство: он покупает лишь право распоряжаться этой землёй по своему разумению. Дать землю в пользование фермеру-капиталисту или не дать — другой вопрос.
Когда землевладелец сдаёт землю в аренду фермеру-капиталисту, он получает право на присвоение части прибавочной стоимости, которую производят рабочие фермера-капиталиста. Сами 20 миллионов рублей землевладельца, вложенные в землю, не входят в производство этой прибавочной стоимости. В производство входит в данном случае капитал фермера-капиталиста, составляющий его собственные 20 миллионов рублей. На свои 20 миллионов фермер закупает постоянный капитал (удобрения, тракторы, лопаты) и переменный капитал (рабочую силу) в надежде получить среднюю норму прибыли, в нашем случае — 10%. Если бы ожидалась прибыль ниже средней, то фермер-капиталист предпочёл бы вложить деньги в другую сферу производства.
Но всё-таки как образуется рента?
Благодаря вмешательству земельной собственности рыночная цена сельскохозяйственной продукции выше цены производства. Землевладелец не будет сдавать в аренду землю, если она не принесёт дохода — в данном случае ренты. Создаются препятствия для свободного перетекания капитала из промышленности в сельскохозяйственную сферу, нарушается выравнивание рыночной цены до цены производства, следовательно, рыночная цена продукта повышается до уровня его стоимости (рисунок 4).
Абсолютная рента возможна благодаря тому, что капитал, применяемый в сельском хозяйстве, имеет более низкое органическое строение, чем промышленный. А дифференциальная рента возможна благодаря тому, что на разных участках земли индивидуальная стоимость благодаря различию в плодородии отличается от рыночной стоимости. Абсолютная и дифференциальная ренты составляют вместе совокупную ренту (рисунок 5).
Математически это можно выразить так:
Совокупная рента (СР) = Абсолютная рента (АР) + дифференциальная рента (ДР).
Так как:
АР = Индивидуальная стоимость (ИС) – цена производства (ЦП)
ДР = Рыночная стоимость (РС) – индивидуальная стоимость (ИС)
То:
СР = (ИС – ЦП) + (РС – ИС) = РС – ЦП
Таким образом, совокупная рента равна разнице между рыночной стоимостью продукта и ценой его производства.
Конечно, современное капиталистическое производство представлено ещё более сложными формами. Фермер-капиталист может не иметь своего личного капитала и использовать полученный от кредитора. Тогда, помимо выплачиваемой землевладельцу ренты, фермер-капиталист будет должен отдавать часть полученной прибыли кредитору в виде процента. Из-за этого его реальный предпринимательский доход сокращается ещё больше (рисунок 6). И это мы ещё не обсудили роль торгового капитала, который также присваивает часть прибавочной стоимости, производимой рабочими фермера.
Ничего, в сущности, не меняется, если землевладельцем становится государство. Являясь инструментом в руках крупных капиталистов, оно направляет полученную таким образом ренту на поддержку этих же крупных капиталистов, о чём ещё в XIX веке так дальновидно писал Маркс:
«Упразднение земельной собственности в рикардианском смысле, т. е. её превращение в государственную собственность, при которой ренту платят не лендлорду, а государству, является идеалом, сокровенным стремлением капитала, вырастающим из его глубочайшей сущности. Капитал не может прямо упразднить земельную собственность. Но путём её превращения в ренту [уплачиваемую государству] он как класс присваивает её себе для покрытия своих государственных расходов, т. е. присваивает себе окольным путём то, чего он непосредственно не может удержать в своих руках»11 .
Также возможна ситуация, когда землевладельцем является банк, кредитующий фермера-капиталиста. В таком случае этот банк будет присваивать себе и процент с дохода, и совокупную земельную ренту.
Всё это приводит к тому, что предпринимательского дохода фермера-капиталиста едва хватает на новый цикл оборота капитала. Для продолжения производства ему приходится влезать в новые долги, брать новые кредиты, сидеть на дотациях от государства либо объявить себя банкротом.
В итоге мы видим всё большую концентрацию капиталов в руках крупных капиталистов и всё более усиливающуюся эксплуатацию мелкой буржуазии. Уже сейчас мы наблюдаем ситуацию, когда фермеры-капиталисты могут иметь доход меньше, чем зарплаты у некоторых работников крупных корпораций и банков.
Выводы
Автор не привёл ни одного аргумента, опровергающего теорию абсолютной ренты и дифференциальной ренты Маркса. Малейченко не смог правильно объяснить, как новые вложения капитала образуют ренту, так как не понял дифференциальную ренту II.
Маркс тщательно изучил различные варианты интенсивного землепользования. Рассмотрев разные случаи как увеличения, так и уменьшения производительности земледелия при новых вложениях капитала, Маркс смог создать стройную теорию дифференциальной ренты II, актуальность которой не вызывает сомнений и сегодня.
Постоянно смешивая явление с сущностью, прибыль с прибавочной стоимостью, Малейченко пришёл к совершенно неправильному отождествлению ренты с процентом, что отверг ещё Адам Смит. Такой откат назад лишь затрудняет анализ современной капиталистической системы и ведёт к совершенно неправильным выводам.
Подобные ошибки в исследовании природы капиталистического общества приводят марксистов к постановке неправильных целей и задач своей деятельности. Как следствие, барахтаясь в темноте незнания, марксисты своими неправильными действиями лишь укрепляют господство капитала.
Заключение
Чтобы лечить пациента, врач должен знать анатомию, физиологию, биохимию и множество других теоретических дисциплин. Он должен ставить диагноз, основываясь на своих теоретических знаниях. Не понимая, как работает организм, не понимая сущность болезни, её особенности, врач не может спланировать свои действия, что чревато инвалидизацией или смертью пациента. То же самое мы имеем при работе с другими уровнями организации материи, и общество здесь не исключение.
Социум живёт по своим законам. Чтобы получить нужные нам результаты, мы должны знать эти законы. Для этого требуются глубокие знания философии, политической экономии и истории, умение применять эти знания на практике. Пренебрежение любой из этих наук неизменно ведёт к плачевным результатам.
Статья Малейченко — отличный пример, который наглядно показывает, как вроде бы далёкая от практической деятельности наука философия напрямую влияет на ход рассуждений и выводы исследователя. После проведённого разбора статьи академического экономиста видно, как непонимание фундаментальных философских категорий привело автора к смешению формы проявления, т. е. прибыли, с внутренней сущностью — прибавочной стоимостью. Результатом этого стал совершенно неправильный анализ и ложные выводы.
Марксисты постоянно ходят по тонкому лезвию.
Зачастую вульгарно понимая марксизм как сугубо практическое учение, горе-марксисты отказываются от какой-либо теоретической работы. Отдавая развитие теории на откуп академическим специалистам, марксисты принимают на веру любые идеи академических учёных, если те хоть где-то положительно отзываются о Марксе или называют себя его последователями.
Не стремясь получить глубокие знания, марксисты бессознательно попадают под влияние авторитетов. Кто-то тащит к себе на знамёна Бузгалина, кто-то Ильенкова, кто-то молится на Комолова, а кто-то — на Кагарлицкого и Григорьева. На деле же мы видим лишь пустоту в головах и отсутствие какого-либо адекватного плана действий.
Другая часть марксистов, видя слабую теоретическую подготовку своих товарищей по цеху, уходит в теорию Маркса — Энгельса — Ленина — (вставить имя) с головой, скатывается в сектантство и по ходу процесса отвергает все достижения современной буржуазной науки.
К сожалению, нет универсального способа избежать скатывания в ту или другую сторону. Марксисты должны постоянно быть открыты к критике извне, не должны зацикливаться сами на себе. Они обязаны изучать теории оппонентов, стараться опровергнуть их. Ещё более критичны марксисты должны быть к своим собственным сторонникам. Любое согласие с кем-то лишь по причине того, что он свой — прямая дорога к секте. Любое принятие в свои ряды людей лишь по признаку симпатии к пролетариату — прямая дорога к вырождению.
Ничто не ново под луной. И во времена Маркса сектанты от левого движения отвергали науку, не загружали голову теорией и раз за разом проигрывали все битвы в войне с буржуазией. А их наивные и безграмотные программы вызывали справедливый гнев основателей марксизма12 .
Каждый марксист должен всячески стремиться получить качественное образование. Лишь методическое освоение достижений буржуазной науки, критическое осмысление её методов, комплексное и систематическое изучение марксистской литературы в совокупности с жёсткой самокритикой могут помочь марксистам продолжить правильный путь.
На сегодняшний момент для марксистов жизненно важно налаживать контакты с представителями различных направлений науки и техники. Лишь обогащая марксизм результатами позитивных наук, мы сможем обновить теорию, осовременить её. Но не стоит это делать слепо. Не разобравшись в диалектическом методе, не имея серьёзной философской базы, мы лишь останемся слепыми адептами буржуазной науки, воспринимающими современные научные теории как абсолютную истину.
Перетягивать на свою сторону передовых рабочих и интеллектуалов — поистине сложная задача. Они потянутся только за теми, кто докажет, что может говорить с ними на равных и достоин стать во главе. А для этого самим марксистам надо быть на целую голову выше.
Примечания
- Monya Baker (2016). 1,500 scientists lift the lid on reproducibility. Nature, may 2016. ↩
- Малейченко, В. Н. (2019). Противоречия теории земельной ренты и издержки её применения в отечественном земледелии. Вопросы политической экономии, (3), 22–33. ↩
- «What does monopsony mean? Chicken farms offer an answer» — The Atlantic (sep. 4, 2018), ссылка на русский перевод: Как работает монопсония? Отвечают фермеры-птицеводы. ↩
- К. Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XXXVII, стр. 690. ↩
- К. Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XXXVII, стр. 695. ↩
- К. Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XXXVII, стр. 672. ↩
- Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»)» (1957), Часть II, глава 8.3в, стр. 34. ↩
- Адам Смит, «Исследование о природе и причинах богатства народов», глава XI «Земельная рента». ↩
- К. Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XXXVII, стр. 679. ↩
- К. Маркс «Капитал» (1986), т.3, глава XLIV, стр. 810. ↩
- Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»)» (1961), Часть III, приложение 2, стр. 449. ↩
- К. Маркс «Критика Готской программы». ↩