Автор: Джон Бел­лами Фостер (John Bellamy Foster), редак­тор жур­нала «Monthly Review» (США). 

Пере­вод: Гор­дон Тро­сман, Никита Гринь, Егор Радай­кин.

Ори­ги­нал статьи

Введение

В наше время в левой среде рас­про­стра­нено мне­ние, что мир всту­пил в новую импе­ри­а­ли­сти­че­скую фазу раз­ви­тия¹ . Что импе­ри­а­лизм дол­жен раз­ви­ваться и при­ни­мать новые формы. Это, конечно, неуди­ви­тельно с точки зре­ния исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма. Импе­ри­а­лизм как ста­дия капи­та­лизма харак­те­ри­зу­ется посто­ян­ными, пери­о­ди­че­ски про­ис­хо­дя­щими, пере­ме­нами. Уже в 1890-х гг., когда в Англии интен­сивно спо­рили по поводу импе­ри­а­лизма, совре­мен­ную исто­ри­че­скую реаль­ность обычно назы­вали «новым импе­ри­а­лиз­мом», чтобы отли­чить её от более ран­ней коло­ни­аль­ной фазы Бри­тан­ской импе­рии² . Это была попытка объ­яс­нить этот новый импе­ри­а­лизм 1875-1914 гг., кото­рая вдох­но­вила В. И. Ленина, Н. Буха­рина и Р. Люк­сем­бург (и, менее успешно, Р. Гиль­фер­динга и К. Каут­ского) на раз­ра­ботку марк­сист­ской тео­рии импе­ри­а­лизма, в кото­рой они сде­лали ряд пред­ло­же­ний позже моди­фи­ци­ро­ван­ных кон­цеп­ци­ями зави­си­мого развития.

В нынеш­ней фазе импе­ри­а­лизма ясно, что клас­си­че­ские тео­рии более не акту­альны. Тем не менее, стро­е­ние импе­ри­а­лизма, изоб­ра­жён­ное в этих ран­них рабо­тах, явля­ется важ­ным клю­чом к совре­мен­ным эво­лю­ци­он­ным фор­мам импе­ри­а­лизма. Как ска­зал Ати­лио Борон (Atilio Boron) в 2005 году в «Импе­рии и импе­ри­а­лизме (Empire and Imperialism)», «фун­да­мен­таль­ные основы импе­ри­а­лизма», опи­сан­ные в клас­си­че­ских тру­дах, оста­ются неиз­мен­ными, хотя «фено­ме­но­ло­гия» импе­ри­а­лизма изме­ни­лась³ .

В наше время задача марк­сист­ской тео­рии при изу­че­нии импе­ри­а­ли­сти­че­ской миро­вой системы состоит в том, чтобы охва­тить всю глу­бину и широту мысли клас­си­че­ских работ, а также учесть исто­ри­че­скую спе­ци­фику нынеш­ней гло­баль­ной эко­но­мики. В этой ста­тье (в соот­вет­ствии с нынеш­ним номе­ром жур­нала) утвер­жда­ется, что то, что широко име­ну­ется нео­ли­бе­раль­ной гло­ба­ли­за­цией XXI века, на самом деле явля­ется исто­ри­че­ским про­дук­том пере­хода к гло­баль­ному финан­сово-моно­по­ли­сти­че­скому капи­талу, или, как его назы­вает Самир Амин, «обоб­щённо-моно­по­ли­сти­че­скому капи­та­лизму»⁴ . В XXI веке импе­ри­а­лизм вхо­дит в новую, более раз­ви­тую фазу, свя­зан­ную с гло­ба­ли­за­цией про­из­вод­ства и финан­сов. Более того, всё это про­ис­хо­дит в кон­тек­сте того, что стра­теги США по внеш­ней поли­тике назы­вают «новой трид­ца­ти­лет­ней вой­ной», раз­вя­зан­ной Вашинг­то­ном для стра­те­ги­че­ского кон­троля над Ближ­ним Восто­ком и сосед­ними реги­о­нами: «новый обна­жён­ный импе­ри­а­лизм»⁵ .

Классический марксистский анализ империализма

Вопрос о совре­мен­ной миро­вой импе­ри­а­ли­сти­че­ской системе тре­бует, чтобы мы вкратце рас­смот­рели труды таких марк­сист­ских тео­ре­ти­ков, как Ленин, Буха­рин и Люк­сем­бург, а также более позд­ние работы⁶ . Клас­си­че­ские иссле­до­ва­ния «нового импе­ри­а­лизма» 1875-1914 гг. носили одно­сто­ронне исто­ри­че­ский харак­тер, потому что рас­смат­ри­вали мно­гое, что было харак­терно только для капи­та­лизма в послед­ней чет­верти девят­на­дца­того века и пер­вые годы два­дца­того века, как отли­чи­тель­ные черты импе­ри­а­лизма вообще. Диа­лек­ти­че­ские слож­но­сти в интер­пре­та­циях импе­ри­а­лизма, выдви­ну­тых Лени­ным, Буха­ри­ным и Люк­сем­бург, можно уви­деть, посмот­рев на целые «созвез­дия» кате­го­рий, кото­рые они исполь­зо­вали (учи­ты­вая зна­чи­тель­ные рас­хож­де­ния между этими мыс­ли­те­лями): 1) моно­по­ли­сти­че­ский капитал/​финансовый капи­тал; 2) доба­воч­ная моно­по­ли­сти­че­ская при­быль; 3) меж­ду­на­род­ное раз­де­ле­ние труда и интер­на­ци­о­на­ли­за­ция капи­тала; 4) пере­дел мира вели­кими дер­жа­вами; 5) наци­о­наль­ные госу­дар­ства как пред­ста­ви­тели гло­баль­ных инте­ре­сов своих моно­по­ли­сти­че­ских фирм; 6) капи­та­ли­сти­че­ская кон­ку­рен­ция; 7) валют­ные и тор­го­вые войны; 8) коло­нии, нео­ко­ло­нии и зави­си­мые страны; 9) эко­но­ми­че­ский кри­зис и импе­ри­а­ли­сти­че­ская экс­пан­сия; 10) экс­порт капи­тала; 11) поиск новых рын­ков; 12) борьба за кон­троль над основ­ными ресур­сами; 13) инте­гра­ция нека­пи­та­ли­сти­че­ских обла­стей; 14) меж­ду­на­род­ное нера­вен­ство в оплате труда; 15) рабо­чая ари­сто­кра­тия в стра­нах импе­ри­а­ли­сти­че­ского ядра; 16) мили­та­ризм и войны; 17) меж­ду­на­род­ная гегемония.

Есте­ственно, что клас­сики рас­хо­ди­лись в рас­ста­новке акцен­тов при изу­че­нии. Тео­рия импе­ри­а­лизма, пред­став­лен­ная Люк­сем­бург («Накоп­ле­ние капи­тала»), в отли­чие от ленин­ского импе­ри­а­лизма («Импе­ри­а­лизм, как выс­шая ста­дия капи­та­лизма») и буха­рин­ского («Миро­вое хозяй­ство и импе­ри­а­лизм»), была осно­вана на кон­крет­ной тео­рии эко­но­ми­че­ского кри­зиса. Про­блема реа­ли­за­ции при­ба­воч­ной сто­и­мо­сти и её отно­ше­ние к вклю­че­нию быстро исче­за­ю­щих нека­пи­та­ли­сти­че­ских обла­стей было глав­ным в ана­лизе Люк­сем­бург, но не у Ленина и Буха­рина. Ленин и Буха­рин больше уде­ляли вни­ма­ние про­блеме раз­ви­тия моно­по­ли­сти­че­ского капи­та­лизма, кото­рая едва была задета Люк­сем­бург. Под­ход Буха­рина отли­чался тем, что он назы­вал «меж­ду­на­род­ным раз­де­ле­нием труда» и «интер­на­ци­о­на­ли­за­цией капи­тала». Буха­рин, воз­вра­ща­ясь к Марксу, под­черк­нул доба­воч­ную при­быль моно­по­ли­сти­че­ских капи­та­ли­сти­че­ских фирм, полу­чен­ную за счёт высо­кой экс­плу­а­та­ции дешё­вой рабо­чей силы⁷ .

Наи­бо­лее вли­я­тель­ной из клас­си­че­ских тео­рий импе­ри­а­лизма была тео­рия Ленина, кото­рая утвер­ждала, что «если бы необ­хо­димо было дать как можно более корот­кое опре­де­ле­ние импе­ри­а­лизма, то сле­до­вало бы ска­зать, что импе­ри­а­лизм есть моно­по­ли­сти­че­ская ста­дия капи­та­лизма», тем самым свя­зав новую фазу импе­ри­а­лизма с изме­не­ни­ями про­цесса накоп­ле­ния капи­тала. Пред­видя мно­же­ство сего­дняш­них про­блем, Ленин в пре­ди­сло­вии к Буха­рин­скому «Импе­ри­а­лизму и накоп­ле­нию капи­тала» сказал:

«И на извест­ной сту­пени раз­ви­тия обмена, на извест­ной сту­пени роста круп­ного про­из­вод­ства, именно на той сту­пени, кото­рая достиг­нута при­бли­зи­тельно на грани XIX и XX вв., обмен создал такую интер­на­ци­о­на­ли­за­цию хозяй­ствен­ных отно­ше­ний и интер­на­ци­о­на­ли­за­цию капи­тала, круп­ное про­из­вод­ство стало настолько круп­ным, что сво­бод­ную кон­ку­рен­цию стала сме­нять моно­по­лия. Типич­ными стали уже не „сво­бодно“ кон­ку­ри­ру­ю­щие внутри страны и в отно­ше­ниях между стра­нами пред­при­я­тия, а моно­по­ли­сти­че­ские союзы пред­при­ни­ма­те­лей, тресты. Типич­ным „вла­ды­кой“ мира стал уже финан­со­вый капи­тал, кото­рый осо­бенно подви­жен и гибок, осо­бенно пере­пле­тён, внутри страны и интер­на­ци­о­нально, осо­бенно без­ли­чен и ото­рван от непо­сред­ствен­ного про­из­вод­ства, осо­бенно легко кон­цен­три­ру­ется и осо­бенно далеко уже скон­цен­три­ро­ван, так что бук­вально несколько сот мил­ли­ар­де­ров и мил­ли­о­не­ров дер­жат в руках судьбы всего мира»⁸ .

Эти клас­си­че­ские ана­лизы импе­ри­а­лизма были реак­цией на период меж­ду­на­род­ной неста­биль­но­сти, отме­чен­ный упад­ком бри­тан­ской геге­мо­нии в миро­вой эко­но­мике и подъ­ёмом наций-кон­ку­рен­тов, осо­бенно Гер­ма­нии и Соеди­нён­ных Шта­тов, кото­рые были основ­ными участ­ни­ками после­ду­ю­щих миро­вых войн. Тео­рия Ленина была осно­вана на гипо­тезе о нерав­но­мер­ном раз­ви­тии моно­по­ли­сти­че­ского капи­та­лизма и сопер­ни­че­стве миро­вых дер­жав за гео­по­ли­ти­че­скую «геге­мо­нию, т. е. захвату земель не столько для себя, сколько для ослаб­ле­ния про­тив­ника и под­рыва его геге­мо­нии (Гер­ма­нии Бель­гия осо­бенно важна как опор­ный пункт про­тив Англии; Англии Баг­дад — как опор­ный пункт про­тив Гер­ма­нии и т. д.)»⁹ . С этой точки зре­ния отдель­ные страны, оста­ва­ясь неза­ви­си­мыми, счи­та­ются под­чи­нён­ными вели­ким дер­жа­вам, дей­ствуя как мари­о­нетки более круп­ных империй.

Для Ленина борьба за геге­мо­нию в миро­вой эко­но­мике явля­лась исто­ри­че­ским про­дук­том кон­фликта между наци­о­наль­ными госу­дар­ствами не только по поводу поли­ти­че­ского, но что ещё более важно, и по поводу эко­но­ми­че­ского пере­дела зем­ного шара, на кото­ром наста­и­вали соот­вет­ству­ю­щие моно­по­ли­сти­че­ские ком­па­нии. Поэтому, исходя из фак­ти­че­ского мате­ри­ала, он отверг абстракт­ный тезис Каут­ского о том, что тот назвал «сле­ду­ю­щей фазой» импе­ри­а­лизма, или «уль­тра­им­пе­ри­а­лиз­мом», ука­зы­ва­ю­щий на раз­ви­тие миро­вого кар­теля и, таким обра­зом, объ­еди­не­ние инду­стри­аль­ных стран для экс­плу­а­та­ции аграр­ных сек­то­ров зем­ного шара. Как выра­зился Каут­ский, это имело форму «пере­хода кар­те­ли­за­ции во внеш­нюю поли­тику: этап уль­тра­им­пе­ри­а­лизма»¹⁰ . «Можно ли, однако, спо­рить про­тив того, — спра­ши­вает у Каут­ского Ленин, — что абстрактно „мыс­лима“ новая фаза капи­та­лизма после импе­ри­а­лизма, именно: уль­тра­им­пе­ри­а­лизм? Нет. Абстрактно мыс­лить подоб­ную фазу можно. Только на прак­тике это зна­чит ста­но­виться оппор­ту­ни­стом, отри­ца­ю­щим ост­рые задачи совре­мен­но­сти во имя меч­та­ний о буду­щих неост­рых зада­чах. В тео­рии это зна­чит не опи­раться на иду­щее в дей­стви­тель­но­сти раз­ви­тие, а про­из­вольно отры­ваться от него во имя этих меч­та­ний. Не под­ле­жит сомне­нию, что раз­ви­тие идёт в направ­ле­нии к одному-един­ствен­ному все­мир­ному тре­сту, погло­ща­ю­щему все без исклю­че­ния пред­при­я­тия и все без исклю­че­ния госу­дар­ства. Но раз­ви­тие идёт к этому при таких обсто­я­тель­ствах, таким тем­пом, при таких про­ти­во­ре­чиях, кон­флик­тах и потря­се­ниях, отнюдь не только эко­но­ми­че­ских, но и поли­ти­че­ских, наци­о­наль­ных и пр.»¹¹ Мысли Каут­ского были для Ленина вер­ши­ной социал-рефор­мист­ского «оппор­ту­низма».

Здесь стоит отме­тить, что дошед­шая до нас работа Ленина «Импе­ри­а­лизм, как выс­шая ста­дия капи­та­лизма» своим заго­лов­ком заста­вила поко­ле­ния кри­ти­ков утвер­ждать, что импе­ри­а­лизм в ленин­ской интер­пре­та­ции 1) не рас­про­стра­нялся на раз­ви­тие капи­та­лизма в целом и 2) что это конеч­ная точка капи­та­ли­сти­че­ского раз­ви­тия. Тем не менее, обе эти интер­пре­та­ции, осно­ван­ные глав­ным обра­зом на назва­нии его работы, оши­бочны. Ленин не отри­цал, что тео­ре­ти­че­ски импе­ри­а­лизм может перейти на сле­ду­ю­щую ста­дию, такую как «уль­тра­им­пе­ри­а­лизм» Каут­ского. Однако дей­стви­тель­ность ука­зы­вала на то, что капи­та­лизм, под­вер­жен­ный эко­но­ми­че­ским кри­зи­сам, миро­вым вой­нам и поли­ти­че­ским рево­лю­циям, изжил себя, и что это может при­ве­сти к тор­же­ству соци­а­лизма, кото­рый изме­нит баланс сил в мире. Его оценка ситу­а­ции ока­за­лась чрез­вы­чайно даль­но­вид­ной, так как пред­ска­зала Вели­кий кри­зис капи­та­лизма в пер­вой поло­вине ХХ века, свя­зан­ный с упад­ком бри­тан­ской геге­мо­нии, двумя миро­выми вой­нами, Вели­кой депрес­сией, рус­ской и китай­ской рево­лю­ци­ями. Также Ленин не отри­цал суще­ство­ва­ние более ран­них ана­ло­гич­ных форм того, что он назвал «импе­ри­а­ли­сти­че­ской ста­дией». Уде­ляя осо­бое вни­ма­ние импе­ри­а­лизму как ста­дии капи­та­лизма, Ленин хотел не под­верг­нуть сомне­нию при­сут­ствие колониализма/​империализма на про­тя­же­нии всей исто­рии капи­та­лизма, а, наобо­рот, про­ти­во­по­ста­вить свою точку зре­ния мне­нию бри­тан­ского анти­им­пе­ри­а­ли­ста Джона Хоб­сона (John Hobson) и дру­гим либе­раль­ным кри­ти­кам, кото­рые видели импе­ри­а­лизм как «осо­знанно выбран­ную линию госу­дар­ствен­ной поли­тики», кото­рую можно было про­во­дить в одном слу­чае и отбро­сить в дру­гом. Что каса­ется нового импе­ри­а­лизма 1875-1914 гг., состав­ля­ю­щего «выс­шую ста­дию» капи­та­лизма, сле­дует напом­нить, что пер­во­на­чаль­ное назва­ние бро­шюры Ленина, когда она была опуб­ли­ко­вана в 1917 году, было «Импе­ри­а­лизм, как новей­ший этап капи­та­лизма»¹² .

Широ­кая тра­ди­ция тео­рии зави­си­мо­сти, свя­зан­ная с такими кон­цеп­ци­ями, как раз­ви­тие сла­бо­раз­ви­то­сти, извле­че­ние эко­но­ми­че­ского излишка с пери­фе­рии, необ­хо­ди­мость рево­лю­ции и «делин­кинга» (ослаб­ле­ние зави­си­мо­сти) из капи­та­ли­сти­че­ской миро­вой эко­но­мики, воз­никла вскоре после Пер­вой миро­вой войны из ленин­ской тео­рии импе­ри­а­лизма. В 1919 году Ленин в своём «Докладе на Все­рос­сий­ском съезде ком­му­ни­сти­че­ских орга­ни­за­ций наро­дов Востока» при­звал к гло­баль­ной борьбе «всех зави­си­мых стран про­тив меж­ду­на­род­ного импе­ри­а­лизма». Но реаль­ные основы тео­рии зави­си­мо­сти были впер­вые озву­чены на вто­ром кон­грессе Комин­терна в 1920 году, на кото­ром при­сут­ство­вали пред­ста­ви­тели пери­фе­рии (в част­но­сти, Азии). Именно по этому поводу Ленин пред­ста­вил свои «Тезисы по наци­о­наль­ному и коло­ни­аль­ному вопросу», кото­рые Комин­терн допол­нил сво­ими «Допол­ни­тель­ными тези­сами» по импе­ри­а­лизму и отста­ло­сти¹³ . Согласно «допол­ни­тель­ным тези­сам»:
«Сверх­при­быль, полу­ча­е­мая в коло­ниях, явля­ется глав­ным источ­ни­ком средств совре­мен­ного капи­та­лизма… Ино­стран­ный импе­ри­а­лизм, навя­зав­ший своё гос­под­ство восточ­ным наро­дам, поме­шал им раз­ви­ваться в соци­ально-эко­но­ми­че­ском отно­ше­нии наравне с наро­дами Европы и Аме­рики. Вслед­ствие импе­ри­а­ли­сти­че­ской поли­тики, пре­пят­ству­ю­щей про­мыш­лен­ному раз­ви­тию коло­ний, про­ле­та­риат, в точ­ном смысле этого слова, мог воз­ник­нуть там лишь в недав­нее время. Мест­ная кустар­ная про­мыш­лен­ность была раз­ру­шена, чтобы усту­пить место цен­тра­ли­зо­ван­ной про­мыш­лен­но­сти импе­ри­а­ли­сти­че­ских стран; боль­шин­ство насе­ле­ния было вынуж­дено поэтому вер­нуться к земле, чтобы про­из­во­дить про­дукты сель­ского хозяй­ства и сырьё для экс­порта за гра­ницу… Ино­зем­ное гос­под­ство тор­мо­зит сво­бод­ное раз­ви­тие соци­аль­ных сил; поэтому его свер­же­ние должно быть пер­вым шагом к рево­лю­ции в коло­ниях»¹⁴ .

Эта тео­рия позже была рас­ши­рена Мао Цзэ­ду­ном в 1926 году и на VI кон­грессе Комин­терна в 1928 году, кото­рая гла­сит, как резю­ми­рует «Research Unit for Political Economy (R.U.P.E.)», что «коло­ни­аль­ные формы капи­та­ли­сти­че­ской экс­плу­а­та­ции изы­мают при­ба­воч­ную сто­и­мость в пользу мет­ро­по­лии и пре­пят­ствуют раз­ви­тию про­из­во­ди­тель­ных сил»¹⁵ .

Подоб­ные третьми­рист­ские взгляды были раз­ра­бо­таны после Вто­рой миро­вой войны на зна­ме­ни­той Бан­дунг­ской кон­фе­рен­ции 1955 года в «К эко­но­ми­че­ской тео­рии обще­ствен­ного раз­ви­тия (The Political Economy of Growth)» Пола Барана (Paul Baran), а также в дис­сер­та­ции 1957 года (позд­нее будет опуб­ли­ко­вана под назва­нием «Накоп­ле­ние в миро­вом мас­штабе» (Accumulation on a World Scale)) Самира Амина, когда тот ещё был моло­дым еги­пет­ским сту­ден­том во Фран­ции. Тео­рия зави­си­мо­сти отож­деств­ля­ется с лати­но­аме­ри­кан­скими левыми в 1960-х и 70-х гг., где ранее суще­ство­вала тра­ди­ция подоб­ных иссле­до­ва­ний (в част­но­сти, работы Жозе Кар­лоса Мари­а­теги (José Carlos Mariátegui) в 1920-х годах), на неё сильно повли­яла Кубин­ская рево­лю­ция и идеи Че Гевары, а также «Капи­та­лизм и отста­лость в Латин­ской Аме­рике» (Capitalism and Underdevelopment in Latin America) 1967 года Андре Гун­дера Франка. Таким обра­зом, тео­рию зави­си­мо­сти можно рас­смат­ри­вать как кон­цеп­цию, кото­рая раз­ви­ва­лась на всех трёх кон­ти­нен­тах гло­баль­ного Юга, опи­ра­ясь на идеи Ленина. Эта тео­рия явля­ется ито­гом слож­ного исто­ри­че­ского раз­ви­тия и вклю­чает в себя идеи клас­си­ков марк­сизма, Комин­терна, дви­же­ния за неза­ви­си­мость (поло­жив­шее начало борьбе «Тре­тьего мира») в Бан­дунге, а также Китай­ской и Кубин­ской рево­лю­ций¹⁶ .

Тео­рия импе­ри­а­лизма в конце ХХ века ассо­ци­и­ру­ется в первую оче­редь с тео­рией зави­си­мо­сти. Она ука­зы­вает на необ­хо­ди­мость соци­а­ли­сти­че­ской рево­лю­ции и «делин­кинга», как гово­рил Че, из сферы дей­ствия «закона сто­и­мо­сти» импе­ри­а­лизма, навя­зан­ного «моно­по­ли­сти­че­ским капи­та­лом» с его систе­мой «нерав­ного обмена»¹⁷ . Ана­лиз орга­ни­че­ски свя­зан с после­до­ва­тель­ными вол­нами рево­лю­ции на пери­фе­рии¹⁸ . Хотя тео­рия зави­си­мо­сти ино­гда пред­став­ля­лась в упро­щён­ной, меха­ни­че­ской, редук­ци­о­нист­ской форме, зави­си­мое раз­ви­тие стран пери­фе­рии явля­лось неоспо­ри­мым исто­ри­че­ским фак­том. Как под­черк­нул Амин, в стра­нах Тре­тьего мира, кото­рые раз­роз­ненны по при­чине мно­го­ве­ко­вого импе­ри­а­ли­сти­че­ского гос­под­ства, были уста­нов­лены барьеры для само­сто­я­тель­ного раз­ви­тия¹⁹ . В резуль­тате страны гло­баль­ного Юга, как пра­вило, ока­за­лись в состо­я­нии непре­рыв­ного раз­ви­тия сла­бо­раз­ви­то­сти. Мно­гие из этих пред­ло­же­ний были позже рас­смот­рены Имма­ну­и­лом Вал­лер­стай­ном и ран­ними тео­ре­ти­ками мир-систем­ного ана­лиза, поскольку тео­рия зави­си­мо­сти пре­вра­ти­лась в более гло­бально инте­гри­ро­ван­ную систему ана­лиза в конце 1970-х и 80-х годов²⁰ .

Ана­лиз импе­ри­а­лизма в этот период в зна­чи­тель­ной сте­пени был сосре­до­то­чен на появ­ле­нии гигант­ских транс­на­ци­о­наль­ных кор­по­ра­ций, иссле­до­ван­ных в 1966 году Полом Бара­ном и Полом Суизи (Paul Sweezy) в «Моно­по­ли­сти­че­ском капи­тале» (Monopoly Capital). Рас­смат­ри­вая дан­ные об ино­стран­ных инве­сти­циях аме­ри­кан­ских ком­па­ний в период между 1950 и 1963 гг., Баран и Суизи ука­зы­вали, что чистый отток пря­мых ино­стран­ных инве­сти­ций из Соеди­нён­ных Шта­тов пре­вы­шал при­ток дохо­дов от пря­мых инве­сти­ций (за исклю­че­нием выплат за управ­ле­ние, роя­лти и дру­гих видов скры­тых денеж­ных выплат) на 12 млрд долл. США. В то же время транс­на­ци­о­наль­ные кор­по­ра­ции уве­ли­чили свои ино­стран­ные активы (за счёт реин­ве­сти­ро­ва­ния, кре­ди­тов в ино­стран­ных бан­ках и т. д.) на 29 млрд долл. Бо́льшая часть этого обрат­ного при­тока при­шлась на при­были, полу­чен­ные на пери­фе­рии, где можно было полу­чить доба­воч­ную при­быль от моно­по­лии, даже несмотря на то, что США в основ­ном инве­сти­ро­вали в страны «раз­ви­того мира». Как писали Баран и Суизи:

«Можно сде­лать вывод о том, что ино­стран­ные инве­сти­ции, не покры­ва­ю­щие избы­точ­ного сальдо, явля­ются эффек­тив­ным инстру­мен­том для пере­носа излиш­ков, полу­чен­ных за рубе­жом стра­ной-инве­сто­ром»²¹ .

Эти эмпи­ри­че­ские резуль­таты были дора­бо­таны в 1969 году, когда Гарри Маг­дофф (Harry Magdoff) пока­зал, что обрат­ный при­ток от пря­мых ино­стран­ных инве­сти­ций США в страны пери­фе­рии был в три раза больше, чем от дру­гих стран²² .

Геге­мо­ния Соеди­нён­ных Шта­тов в воен­ном отно­ше­нии про­яв­ля­лась на тот момент в 275 воен­ных ком­плек­сах в трид­цати одной стране, кото­рые охва­ты­вали 1400 ино­стран­ных воен­ных баз, с почти мил­ли­о­ном воен­ных. Эти силы слу­жили двум целям: 1) уста­нов­ле­ние вла­сти США и рас­ши­ре­ние вли­я­ния её «импе­рии», в том числе её кор­по­ра­ций и основ­ных союз­ни­ков, и 2) деста­би­ли­за­ция стран, кото­рые были свя­заны с Совет­ским Сою­зом и Китаем. Они также слу­жили для бес­ко­неч­ных воен­ных вме­ша­тельств (как откры­тых, так и скры­тых) во всём мире, вклю­чая круп­ные реги­о­наль­ные войны, напри­мер, такие, как в Корее и Вьет­наме²³ .

Маг­дофф (Harry Magdoff) впо­след­ствии сыг­рал реша­ю­щую роль (книга 1978 года «Импе­ри­а­лизм: от коло­ни­а­лизма до совре­мен­но­сти» (Imperialism: From the Colonial Age to the Present)) в объ­еди­не­нии раз­лич­ных направ­ле­ний клас­си­че­ской тео­рии импе­ри­а­лизма: ран­нюю марк­сист­скую мысль, иссле­до­ва­ние зави­си­мо­сти стран Тре­тьего мира, кри­тику геге­мо­нии и мили­та­ризма в США, а также иссле­до­ва­ния транс­на­ци­о­наль­ных кор­по­ра­ций²⁴ .

Несмотря на то, что кон­ку­рен­ция между веду­щими запад­ными эко­но­ми­ками после Вто­рой миро­вой войны была прак­ти­че­ски све­дена на нет, боль­шин­ство орто­док­саль­ных марк­си­стов утвер­ждали, что капи­та­лизм меня­ется и появ­ля­ются новые про­ти­во­ре­чия из-за нерав­но­мер­но­сти раз­ви­тия. В 1992 году Маг­дофф в «Гло­ба­ли­за­ция: Зачем?» (Globalization: To What End?) предо­сте­рёг, что:

«Цен­тро­беж­ные и цен­тро­стре­ми­тель­ные силы все­гда сосу­ще­ство­вали в самом ядре капи­та­ли­сти­че­ского про­цесса, при­чём ино­гда пре­об­ла­дают одни, а потом дру­гие. В резуль­тате пери­оды мира и согла­сия чере­ду­ются с пери­о­дами раз­дора и наси­лия. Как пра­вило, меха­низм этого чере­до­ва­ния вклю­чает в себя как эко­но­ми­че­ские, так и воен­ные формы борьбы, при­чём побе­ди­тель при­нуж­дает к миру про­иг­рав­ших. Но вскоре начи­нают дей­ство­вать меха­низмы нерав­но­мер­ного раз­ви­тия, и снова насту­пает период борьбы за геге­мо­нию»²⁵ .

Левые и новое платье короля

Вели­ко­леп­ные успехи марк­сист­ской тео­рии импе­ри­а­лизма в XX веке можно заме­тить в спо­соб­но­сти пони­мать и син­те­зи­ро­вать такие явле­ния, как: 1) роль моно­по­ли­сти­че­ского капи­тала; 2) капи­та­ли­сти­че­ская кон­ку­рен­ция, при­вед­шая к двум миро­вым вой­нам; 3) меж­ду­на­род­ная геге­мо­ния как стабилизирующая/​дестабилизирующая сила; 4) пре­пят­ство­ва­ние эко­но­ми­че­скому раз­ви­тию боль­шин­ству стран Юга; 5) выка­чи­ва­ние излиш­ков с пери­фе­рии; 6) посто­ян­ные воен­ные вме­ша­тель­ства; 7) появ­ле­ние рабо­чей ари­сто­кра­тии в стра­нах Цен­тра; 8) уси­ле­ние пози­ций ком­пра­дор­ских групп, свя­зан­ных с ино­стран­ным капи­та­лом в сла­бо­раз­ви­тых стра­нах; и 9) волны рево­лю­ций на периферии.

Однако в послед­ние несколько деся­ти­ле­тий бо́льшая часть этих явле­ний, по-види­мому, ушла в про­шлое или они при­няли новые формы. Капи­та­ли­сти­че­ская кон­ку­рен­ция часто выгля­дит как руди­мент в новой гло­ба­ли­зи­ро­ван­ной «транс­на­ци­о­наль­ной» реаль­но­сти. Несколько раз­ви­ва­ю­щихся стран демон­стри­руют, что быст­рый про­гресс на Юге, даже в неко­то­рой сте­пени дого­ня­ю­щий Север, по край­ней мере, на время, при­ни­мает форму само­сто­я­тель­ного раз­ви­тия, осно­ван­ного на внут­рен­них рын­ках. Воен­ные вме­ша­тель­ства Соеди­нён­ных Шта­тов и их союз­ни­ков, мас­ки­ру­ю­щихся как сооб­ще­ство наций, теперь (по ошибке) рас­смат­ри­ва­ются как про­яв­ле­ния гло­ба­ли­за­ции, борьбы с тер­ро­риз­мом и про­яв­ле­ния гума­низма. После раз­вала стран совет­ского типа и воз­вра­ще­ния Китая на миро­вой рынок рево­лю­ции, направ­лен­ные на то, чтобы ото­рваться от импе­ри­а­ли­сти­че­ской миро­вой системы, кажутся невоз­мож­ными. Геге­мо­ния США про­яв­ля­ется в поли­ти­че­ском, эко­но­ми­че­ском и воен­ном доми­ни­ро­ва­нии на миро­вой арене. США ини­ци­и­рует созда­ние нового нео­ли­бе­раль­ного миро­вого порядка, хотя при этом посто­янно под­ни­ма­ются вопросы о сни­же­нии вли­я­ния США. Резуль­та­том всего этого стало сомне­ние в клас­си­че­ской марк­сист­ской тео­рии импе­ри­а­лизма. В послед­ние годы это при­вело к появ­ле­нию целого ряда тео­рий, таких как пост­мо­дер­нист­ская импе­рия, суперим­пе­ри­а­лизм, транс­на­ци­о­наль­ный капи­та­лизм и нео­ли­бе­раль­ный «Новый импе­ри­а­лизм», про­ти­во­сто­я­щий «Импе­ри­а­лизму Нового курса».

Майкл Хардт и Анто­нио Негри про­дви­гают пост­мо­дер­нист­ский тезис о том, что импе­ри­а­лизм был заме­нён аморф­ным ново­об­ра­зо­ва­нием, полу­чив­шим назва­ние «Импе­рия». По их сло­вам, «Ни США, ни иные наци­о­наль­ные госу­дар­ства не могут стать цен­тром импе­ри­а­ли­сти­че­ского про­екта. С импе­ри­а­лиз­мом покон­чено. Ни одна нация не ста­нет таким миро­вым лиде­ром, каким когда-то были евро­пей­ские страны». Эта точка зре­ния не мешает им ука­зы­вать на зна­чи­тель­ную роль Вашинг­тона, поскольку Соеди­нён­ные Штаты счи­та­ются един­ствен­ной дер­жа­вой, спо­соб­ной управ­лять меж­ду­на­род­ным поряд­ком. Но это дела­ется, как нам гово­рят, «не исходя из соб­ствен­ных наци­о­наль­ных инте­ре­сов, а во имя миро­вого порядка». Импе­рия изоб­ра­жена как море без опре­де­лён­ных гра­ниц, бес­фор­мен­ное госу­дар­ство, дви­жи­мое нео­ли­бе­раль­ной гло­ба­ли­за­цией и кон­сти­ту­ци­о­на­лиз­мом США.

«Если бы импе­ри­а­лизм не был пре­одо­лён, — как утвер­ждают Хардт и Негри,— то это было бы кон­цом для капи­та­лизма. Окон­ча­тель­ное вос­тор­же­ство­ва­ние миро­вого рынка озна­чает конец импе­ри­а­лизма». Хотя по сути мир был пере­кроен исходя из инте­ре­сов США. Таким обра­зом, ана­лиз Хардта и Негри при­об­ре­тает отчёт­ливо пост­мо­дер­нист­скую бес­фор­мен­ность, в кото­рой даже наци­о­наль­ное госу­дар­ство США под­чи­нено «детер­ри­то­ри­а­ли­зо­ван­ным» про­цес­сам гло­ба­ли­за­ции, то есть рас­ши­ре­нию дей­ствия вла­сти США «на неогра­ни­чен­ной тер­ри­то­рии» и на неогра­ни­чен­ных сво­бод­ных рын­ках. Эта аморф­ная Импе­рия имеет свой пост­мо­дер­нист­ский диа­лек­ти­че­ский ана­лог в таком же аморф­ном Мно­же­стве, кото­рое занято поис­ком туман­ного Сооб­ще­ства²⁶ .

«Суперим­пе­ри­а­лизм» впер­вые был опи­сан Эрне­стом Ман­де­лем (Ernest Mandel) в его «Позд­нем капи­та­лизме» (Late Capitalism) в 1970-х гг., где он выска­зал мысль о воз­мож­но­сти поли­ти­че­ской авто­но­мии на гло­баль­ном уровне, кото­рая поз­во­лит одной вели­кой импе­рии заво­е­вать власть над всеми осталь­ными²⁷ . Тем не менее, тео­рия суперим­пе­ри­а­лизма обя­зана своим теку­щим ста­ту­сом работе таких мыс­ли­те­лей, как Майкл Хад­сон (Michael Hudson), Питер Гоуан (Peter Gowan), Лео Панич (Leo Panitch) и Сэм Гин­дин (Sam Gindin). Здесь акцент дела­ется на все­мо­гу­ще­стве импе­рии США, кото­рая погло­тила своих основ­ных кон­ку­рен­тов в Европе, а также Япо­нию, объ­еди­нив их в рам­ках «Аме­ри­кан­ской импе­рии» раз­лич­ными поли­ти­че­скими, воен­ными и осо­бенно финан­со­выми сред­ствами. У Панича и Гин­дина в «Ста­нов­ле­нии гло­баль­ного капи­та­лизма: поли­ти­че­ская эко­но­мия Аме­ри­кан­ской импе­рии» (The Making of Global Capitalism: The Political Economy of American Empire) 2013 года основ­ное вни­ма­ние уде­ля­ется «успеху США в пере­кра­и­ва­нии мира исходя из своих инте­ре­сов к началу XXI века». Тем не менее, в отли­чие от Хардта и Негри, эти мыс­ли­тели видят «гло­баль­ный капи­та­лизм» как основу для «Аме­ри­кан­ской импе­рии», а не как бес­фор­мен­ную Импе­рию²⁸ .

Уильям Робин­сон (William Robinson) и Лесли Скл­эир (Leslie Sklair) пред­став­ляют точку зре­ния, согласно кото­рой в мире вос­тор­же­ство­вал уль­тра­им­пе­ри­а­лизм и доми­ни­рует транс­на­ци­о­наль­ный капи­тал, вклю­ча­ю­щий в себя «транс­на­ци­о­наль­ное госу­дар­ство» и «транс­на­ци­о­наль­ный класс капи­та­ли­стов». Здесь наци­о­наль­ное госу­дар­ство и наци­о­наль­ная бур­жу­а­зия, даже в слу­чае с Соеди­нён­ными Шта­тами, пред­став­ля­ются, как исче­за­ю­щие виды. Импе­ри­а­лизм, в при­выч­ном смысле, уже не явля­ется кате­го­рией, отра­жа­ю­щей реаль­ность, поскольку импе­ри­а­лизм повсюду вытес­ня­ется транс­на­ци­о­наль­ным капи­та­лиз­мом. «Гло­ба­ли­за­ция, — пишет Робин­сон, — пред­по­ла­гает заме­ще­ние наци­о­наль­ного госу­дар­ства как основ­ного прин­ципа обще­ствен­ной жизни при капи­та­лизме». Именно такой под­ход к транс­на­ци­о­наль­ному капи­талу, как отме­чает Эрне­сто Скра­панти (Ernesto Screpanti) в «Гло­баль­ном импе­ри­а­лизме» (Global Imperialism) и «Вели­ком кри­зисе» (Great Crisis), почти пол­но­стью повто­ряет уль­тра­им­пе­ри­а­лизм Каут­ского²⁹ .

«Новый Импе­ри­а­лизм» Харви отли­ча­ется от всего выше­пе­ре­чис­лен­ного тем, что он видит сего­дняш­нюю гло­баль­ную поли­ти­че­скую эко­но­мику, как пред­ла­га­ю­щую поли­ти­че­ский выбор между нынеш­ним нео­ли­бе­раль­ным «новым импе­ри­а­лиз­мом» и импе­ри­а­лиз­мом «Нового курса». Суть его аргу­мен­та­ции направ­лена про­тив взгляда, кото­рый рас­смат­ри­вает нео­ли­бе­раль­ную гло­ба­ли­за­цию как силу, пере­стра­и­ва­ю­щую миро­вую эко­но­мику и соци­аль­ную струк­туру таким обра­зом, чтобы она соот­вет­ство­вала либе­раль­ным целям ком­мо­ди­фи­ка­ции и при­ва­ти­за­ции. Он утвер­ждает, что сего­дня цен­траль­ным про­ти­во­ре­чием капи­та­лизма (заим­ствуя тер­ми­но­ло­гию у Барана и Суизи) явля­ется кри­зис «чрез­мер­ного накоп­ле­ния», свя­зан­ный с «отсут­ствием воз­мож­но­стей для выгод­ных инве­сти­ций» или «про­бле­мой выса­сы­ва­ния излиш­ков». Он гово­рит, исходя из неолюк­сем­бург­ской тра­ди­ции, что отве­том капи­тала на чрез­мер­ное накоп­ле­ние явля­ется поиск новых, более уни­вер­саль­ных «внеш­них» (или, согласно Розе Люк­сем­бург, рас­про­стра­не­ние капи­та­ли­сти­че­ских отно­ше­ний в нека­пи­та­ли­сти­че­ских рай­о­нах) рай­о­нов, в кото­рых есть что экс­про­при­и­ро­вать. Этому про­цессу он даёт назва­ние — «накоп­ле­ние путём лише­ния соб­ствен­но­сти». Ори­ги­наль­ное поня­тие Маркса о «пер­во­на­чаль­ном накоп­ле­нии», пред­на­зна­чен­ное для объ­яс­не­ния ран­них эта­пов раз­ви­тия капи­та­лизма в Запад­ной Европе, рас­про­стра­ня­ется на все формы экс­про­при­а­ции, на все про­стран­ственно-вре­мен­ные системы, кото­рая вклю­чают «силу, мошен­ни­че­ство, хищ­ни­че­ство и гра­бёж»³⁰ . Тем не менее, «накоп­ле­ние путём лише­ния соб­ствен­но­сти», пони­ма­е­мое как алго­ритм экс­про­при­а­ции всего сущего в инте­ре­сах накоп­ле­ния капи­тала, по соб­ствен­ному опре­де­ле­нию Харви имеет настолько абстракт­ный харак­тер, что это поня­тие можно при­ме­нять оди­на­ково хорошо для таких явле­ний, как раз­граб­ле­ние пен­си­он­ного фонда, при­ва­ти­за­ция школ, спа­се­ние финан­со­вого капи­тала, захват земель, ком­мер­ци­а­ли­за­ция соци­аль­ных сетей, уни­что­же­ние и мар­ке­ти­за­ция окру­жа­ю­щей среды и т. д. Тео­ре­ти­че­ские постро­е­ния Харви ото­рваны от кон­кретно-исто­ри­че­ских про­блем тео­рии импе­ри­а­лизма и даже рас­хо­дятся с тра­ди­ци­он­ными марк­сист­скими тео­ри­ями эксплуатации.

Поэтому вопрос о «новом импе­ри­а­лизме» в дан­ной интер­пре­та­ции сво­дится к вопросу о нео­ли­бе­ра­лизме или об осо­бенно пороч­ном капи­та­лизме, кото­рый при­бе­гает к новым фор­мам экс­про­при­а­ции. По мне­нию Харви, исто­ри­че­ской аль­тер­на­ти­вой «накоп­ле­нию путём лише­ния соб­ствен­но­сти» нео­ли­бе­раль­ного импе­ри­а­лизма в рам­ках капи­та­лизма явля­ется «воз­вра­ще­ние к более дру­же­люб­ному импе­ри­а­лизму „Нового курса“ путём объ­еди­не­ния капи­та­ли­сти­че­ских дер­жав, что и пред­ви­дел давно Каут­ский». Здесь он заяв­ляет следующее:

«Борьба за стро­и­тель­ство нового „Нового курса“ под руко­вод­ством США и Европы, как внутри этих стран, так и за рубе­жом… явля­ется более чем доста­точ­ной в нынеш­них усло­виях… И мысль о том, что воз­мо­жен адек­ват­ный резуль­тат, если в тече­ние несколь­ких лет при­ла­гать уси­лия, что можно смяг­чить про­ти­во­ре­чия чрез­мер­ного накоп­ле­ния и умень­шить потреб­ность в накоп­ле­нии „путём лише­ния соб­ствен­но­сти“, может побу­дить демо­кра­ти­че­ские, про­грес­сив­ные и гума­ни­сти­че­ские силы пре­вра­тить ее в реаль­ность. Импе­ри­а­лизм „Нового курса“ пред­по­ла­гает менее жесто­кое и гораздо более бла­го­же­ла­тель­ное направ­ле­ние, чем у гру­бого мили­та­рист­ского импе­ри­а­лизма, пред­ла­га­е­мого в насто­я­щее время нео­кон­сер­ва­тив­ными кру­гами США»³¹ .

Но при­чины, по кото­рым новый «кол­лек­тив­ный импе­ри­а­лизм», воз­глав­ля­е­мый Соеди­нён­ными Шта­тами под зна­ме­нем «Нового курса», дол­жен ока­заться более «доб­ро­же­ла­тель­ным импе­ри­а­ли­сти­че­ским направ­ле­нием», осо­бенно с точки зре­ния стран Юга, чем нео­ли­бе­раль­ный импе­ри­а­лизм сего­дняш­него Вашинг­тона, оста­ются непо­нят­ными³² . С точки зре­ния соци­а­лизма тем более неясно по какой при­чине необ­хо­димо «бороться» за какую-либо импе­ри­а­ли­сти­че­скую политику.

Империализм и финансово-монополистический капитал

В наше время марк­сист­ский под­ход к импе­ри­а­лизму дол­жен опи­раться на раз­ра­ботки клас­си­ков, учи­ты­вать изме­нив­ши­еся усло­вия и уде­лить осо­бое вни­ма­ние про­ти­во­ре­чиям в накоп­ле­нии капи­тала. Важ­ней­шим фак­то­ром явля­ется пере­нос обра­ба­ты­ва­ю­щей про­мыш­лен­но­сти в послед­ние деся­ти­ле­тия с Севера на Юг. В 1980 году доля рабо­чих в раз­ви­ва­ю­щихся стра­нах от миро­вой про­мыш­лен­ной заня­то­сти достигла 52%; к 2012 году 83%³³ . В 2013 году 61% от пря­мых ино­стран­ных инве­сти­ций со всего мира посту­пал в раз­ви­ва­ю­щи­еся страны и страны с пере­ход­ной эко­но­ми­кой. Для срав­не­ния, в 2010 году всего 51%, в 2006 году — 33%³⁴ .

Но необ­хо­димо пояс­нить, что, несмотря на пере­нос про­мыш­лен­но­сти на пери­фе­рию, харак­тер отно­ше­ний между цен­тром и пери­фе­рией прак­ти­че­ски не изме­нился. Это про­яв­ля­ется в кажу­щейся неспо­соб­но­сти стран Юга, исклю­чая Китай (а также Гон­конг, Макао и про­вин­цию Тай­вань), догнать страны цен­тра в эко­но­ми­че­ском раз­ви­тии. С 1970 по 1989 год сред­не­го­до­вой ВВП на душу насе­ле­ния раз­ви­ва­ю­щихся стран, за исклю­че­нием Китая, состав­лял всего 6,0% на душу насе­ле­ния от ВВП стран «боль­шой семёрки» (США, Япо­ния, Гер­ма­ния, Фран­ция, Вели­ко­бри­та­ния, Ита­лия и Канада). За период с 1990 по 2013 год этот пока­за­тель сни­зился до 5,6%. К тому же, в 48 наи­ме­нее раз­ви­тых стра­нах сред­не­го­до­вой ВВП на душу насе­ле­ния сни­зился за тот же период с 1,5% до 1,1% по отно­ше­нию к стра­нам G7. (Китай, как веду­щая раз­ви­ва­ю­ща­яся эко­но­мика, явля­ется исклю­че­нием из этой общей тен­ден­ции. По при­чине того, что Китай вхо­дит в число раз­ви­ва­ю­щихся стран, то сред­ний годо­вой доход на душу насе­ле­ния раз­ви­ва­ю­щихся стран в про­цен­тах от уровня стран G7 уве­ли­чился с 4,7% в 1970-1989 гг. до 5,5% в 1990-2013 гг.)³⁵ .

В 2014 году «The Economist» заявил, что при­знаки, наблю­дав­ши­еся в самом начале ХХI века, сви­де­тель­ству­ю­щие о том, что раз­ви­ва­ю­щи­еся эко­но­мики (исклю­чая Китай) дого­няют раз­ви­тые страны, ока­за­лись «абер­ра­цией». Ссы­ла­ясь на слова стар­шего эко­но­ми­ста Все­мир­ного банка Ланта Прит­четта (Lant Pritchett), кото­рый заявил в 1997 году о том, что рост раз­рыва между дохо­дами бога­тых и бед­ных стран был «доми­ни­ру­ю­щей чер­той совре­мен­ной эко­но­ми­че­ской исто­рии», «The Economist» писал, что эта тен­ден­ция сего­дня под­твер­ди­лась. При нынеш­них тем­пах роста раз­ви­ва­ю­щихся стран и стран с пере­ход­ной эко­но­ми­кой (исклю­чая Китай) пона­до­бится 100—300 лет, чтобы догнать уро­вень дохо­дов стран цен­тра³⁶ .

При­чины подоб­ной судьбы раз­ви­ва­ю­щихся стран и стран с пере­ход­ной эко­но­ми­кой, можно понять (исклю­чая послед­ствия самого боль­шого финан­со­вого кри­зиса) исходя из про­ти­во­ре­чи­вых послед­ствий «аут­сор­синга» транс­на­ци­о­наль­ными кор­по­ра­ци­ями про­мыш­лен­ного про­из­вод­ства, направ­лен­ного на исполь­зо­ва­ние нера­вен­ства в миро­вой эко­но­мике в оплате рабо­чей силы. Дан­ное явле­ние имеет раз­ные назва­ния в кру­гах финан­со­вой элиты: «аут­сор­синг» затрат на рабо­чую силу, «гло­баль­ный тру­до­вой арбит­раж», «тру­до­вой арбит­раж с низ­кими затра­тами» или «поиск стран с низ­кой опла­той труда». Лоуэлл Брайан (Lowell Bryan), дирек­тор нью-йорк­ского офиса жур­нала для инве­сто­ров McKinsey Quarterly, напи­сал в 2010 году:

«Любая ком­па­ния, осу­ществ­ля­ю­щая свою дея­тель­ность по про­из­вод­ству или обслу­жи­ва­нию в раз­ви­ва­ю­щихся стра­нах с более низ­кой зара­бот­ной пла­той… может зна­чи­тельно сэко­но­мить на оплате труда… Даже сего­дня цена рабо­чей силы в Китае или Индии по-преж­нему состав­ляет лишь неболь­шую долю (часто менее трети) от цены рабо­чей силы в раз­ви­том мире. Тем не менее, про­из­во­ди­тель­ность китай­ского и индий­ского труда быстро рас­тёт, и в спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных обла­стях (таких как сборка высо­ко­тех­но­ло­гич­ной про­дук­ции в Китае или раз­ра­ботка про­грамм­ного обес­пе­че­ния в Индии) может быть равна или пре­вы­шать про­из­во­ди­тель­ность труда работ­ни­ков в раз­ви­тых стра­нах»³⁷ .

Это озна­чает, что можно ожи­дать не только довольно низ­кие затраты на рабо­чую силу, но и то, что в рай­о­нах с повы­шен­ной про­из­во­ди­тель­но­стью труда они будут такие же низ­кие, а может быть даже ниже. Такой дешё­вый, высо­ко­про­из­во­ди­тель­ный труд в раз­ви­ва­ю­щихся странах/​странах с пере­ход­ной эко­но­ми­кой исчис­ля­ется сот­нями мил­ли­о­нов, даже мил­ли­ар­дами, рабо­чих рук, тогда как вся рабо­чая сила США состав­ляет всего 150 мил­ли­о­нов человек.

Низ­кая оплата труда на пери­фе­рии явля­ется осно­вой исто­рии импе­ри­а­лизма, и тот факт, что в 2011 году гло­баль­ная резерв­ная армия рабо­чей силы (с учё­том без­ра­бот­ных, уяз­ви­мых и эко­но­ми­че­ски неак­тив­ных людей) насчи­ты­вала около 2,4 мил­ли­арда чело­век по срав­не­нию с актив­ной тру­до­вой армией в 1,4 мил­ли­арда, лиш­ний раз под­твер­ждает это. Именно эта гло­баль­ная резерв­ная армия, рас­по­ло­жив­ша­яся пре­иму­ще­ственно на Юге, но также уве­ли­чи­ва­ю­ща­яся и на Севере, удер­жи­вает тру­до­вой доход как в цен­тре, так и на пери­фе­рии, от роста и сохра­няет нера­вен­ство в оплате труда между пери­фе­рией и цен­тром³⁸ .

Пан­ка­джа Гема­вата (Pankaj Ghemawat) в своей книге 2007 года «Пере­осмыс­ле­ние гло­баль­ной стра­те­гии» (Redefining Global Strategy) гово­рит, что Walmart эко­но­мит на аут­сор­синге рабо­чей силы в Китае более 15% рас­хо­дов и, пред­по­ло­жи­тельно, извлёк 30-45% опе­ра­ци­он­ной при­были за 2006 год (также извест­ной как опе­ра­ци­он­ный доход, опре­де­ля­е­мый как выручка до уплаты про­цен­тов и нало­гов за выче­том опе­ра­ци­он­ных рас­хо­дов). Аут­сор­синг затрат на рабо­чую силу осо­бенно важен на этапе сборки про­мыш­лен­ных това­ров, кото­рый явля­ется наи­бо­лее тру­до­ём­ким эта­пом в гло­баль­ном про­из­вод­стве. Бо́льшая часть про­дук­ции на экс­порт про­хо­дит через транс­на­ци­о­наль­ные кор­по­ра­ции в Китае, кото­рые спе­ци­а­ли­зи­ру­ются на сборке. Китай­ские заводы пола­га­ются в основ­ном на дешё­вую рабо­чую силу из сель­ской мест­но­сти («блуж­да­ю­щее насе­ле­ние») при сборке това­ров. Основ­ные тех­но­ло­ги­че­ские ком­по­ненты про­из­во­дятся в дру­гих местах и импор­ти­ру­ются в Китай для окон­ча­тель­ной сборки. Затем собран­ная про­дук­ция экс­пор­ти­ру­ется в основ­ном в страны капи­та­ли­сти­че­ского ядра (хотя Китай и имеет рас­ту­щий внут­рен­ний рынок).

Китай­ские ком­па­нии полу­чают свою долю, но глав­ными побе­ди­те­лями оста­ются транс­на­ци­о­наль­ные кор­по­ра­ции. Apple пере­даёт про­из­вод­ство своих смарт­фо­нов в ряд стран Юга с окон­ча­тель­ной сбор­кой в Китае ком­па­нией Foxconn. В зна­чи­тель­ной сте­пени бла­го­даря низ­кой оплате труда при­быль Apple от каж­дого iPhone 4 в 2010 году соста­вила 59% от конеч­ной про­даж­ной цены. Доля от конеч­ной про­даж­ной цены, иду­щей на оплату труду в Китае, состав­ляет лишь малую часть. Роз­нич­ная цена iPhone 4, импор­ти­ро­ван­ного из Китая в Соеди­нён­ные Штаты в 2010 году, соста­вила $549, и только $10 пошли на оплату труда в Китае, что состав­ляет 1,8% от роз­нич­ной цены³⁹ .

Выра­же­нием этой общей тен­ден­ции явля­ется суб­под­ряд (также извест­ный в финан­со­вых кру­гах как спо­соб меж­ду­на­род­ного про­из­вод­ства, не свя­зан­ный с уча­стием в капи­тале), кото­рый ста­но­вится всё более рас­про­стра­нен­ным среди транс­на­ци­о­наль­ных ком­па­ний в таких обла­стях про­из­вод­ства, как игрушки, спор­тив­ные товары, быто­вая элек­тро­ника, авто­мо­биль­ные зап­ча­сти, обувь и одежда. Суб­под­ряды исполь­зу­ются транс­на­ци­о­наль­ными ком­па­ни­ями и в сфере услуг. Сооб­ща­лось, что в 2002 году колл-цен­тры, пере­ехав­шие из Ирлан­дии в Индию, сни­зили фонд оплаты труда на 90%⁴⁰ .

По сло­вам стар­шего эко­но­ми­ста Все­мир­ного банка Захида Хус­сейна (Zahid Hussain), в меж­ду­на­род­ной швей­ной про­мыш­лен­но­сти (почти всё про­из­вод­ство бази­ру­ется на гло­баль­ном Юге) пря­мые затраты на рабо­чую силу, при­хо­дя­щи­еся на один пред­мет одежды, обычно состав­ляют около 1-3% от конеч­ной роз­нич­ной цены. В фут­болке, про­из­ве­дён­ной в Доми­ни­кан­ской Рес­пуб­лике, эти затраты состав­ляют около 1,3% от конеч­ной роз­нич­ной цены в Соеди­нён­ных Шта­тах, в три­ко­таж­ной рубашке, про­из­ве­дён­ной на Филип­пи­нах, 1,6%. Затраты на оплату труда в таких стра­нах, как Китай, Индия, Индо­не­зия, Вьет­нам, Кам­боджа и Бан­гла­деш зна­чи­тельно ниже⁴¹ . Таким обра­зом, при­ба­воч­ная сто­и­мость, выка­чан­ная из работ­ни­ков гло­баль­ного Юга, огромна. В стра­нах-импор­тё­рах цен­тра, уда­лён­ных от пря­мых про­из­вод­ствен­ных издер­жек, она при­об­ре­тает форму «добав­лен­ной сто­и­мо­сти» (мар­ке­тинг, дис­три­бу­ция, кор­по­ра­тив­ные выплаты). В 2010 году швед­ский ритей­лер Hennes & Mauritz заку­пал фут­болки у суб­под­ряд­чи­ков в Бан­гла­деше, кото­рые пла­тили работ­ни­кам порядка 2-5 евро­цен­тов за про­из­ве­дён­ную рубашку⁴² .

Nike, пио­нер в исполь­зо­ва­нии спо­со­бов меж­ду­на­род­ного про­из­вод­ства, не свя­зан­ных с уча­стием в капи­тале, пере­дает всё своё про­из­вод­ство суб­под­ряд­чи­кам в таких стра­нах, как Южная Корея, Китай, Индо­не­зия, Таи­ланд и Вьет­нам. В 1996 году один крос­со­вок Nike, состо­я­щий из пяти­де­сяти двух ком­по­нен­тов, был изго­тов­лен суб­под­ряд­чи­ками в пяти раз­ных стра­нах. В конце 1990-х гг. затраты на оплату рабо­чей силы соста­вили $1,50 (1%) от роз­нич­ной цены $149,50 в Соеди­нён­ных Шта­тах на бас­кет­боль­ные крос­совки⁴³ .

Импе­ри­а­лизм также вклю­чает в себя гонку за ресур­сами, и не только за стра­те­ги­че­скими, как угле­во­до­роды, но и за всеми основ­ными полез­ными иско­па­е­мыми, про­дук­тами пита­ния, лесом, зем­лёй и даже водой. Для стран цен­тра про­блема нехватки ресур­сов стала сиг­на­лом к необ­хо­ди­мо­сти уста­но­вить кон­троль за ресур­сами на Юге. Наи­бо­лее ярким про­яв­ле­нием эко­ло­ги­че­ского импе­ри­а­лизма явля­ется то, что Ричард Хаасс (Richard Haass) (пре­зи­дент Совета ино­стран­ных дел в тече­ние послед­них две­на­дцати лет, а до этого дирек­тор по поли­ти­че­ским вопро­сам в Госу­дар­ствен­ном Депар­та­менте при Колине Пау­элле во время втор­же­ния в Ирак в 2003 году) назы­вает новой Трид­ца­ти­лет­ней вой­ной на Ближ­нем Востоке, направ­лен­наой на кон­троль над зна­чи­тель­ной частью миро­вых поста­вок нефти. Более того, эта новая Трид­ца­ти­лет­няя война явля­ется частью стра­те­гии НАТО по созда­нию гео­по­ли­ти­че­ской полосы, извест­ной как «полоса неста­биль­но­сти»: от Восточ­ной Европы и Бал­кан до Ближ­него Востока и Север­ной Африки с Цен­траль­ной Азией. Эта полоса нахо­дится в сфере вли­я­ния три­ады (Иран, Рос­сия, Китай). Всё это рас­смат­ри­ва­ется как воз­мож­ность захва­тить ничей­ные земли, ведь СССР сошёл с исто­ри­че­ской сцены⁴⁴ . В послед­ние 25 лет после рас­пада СССР импе­ри­а­ли­сти­че­ские втор­же­ния были настолько агрес­сив­ными, что сего­дня это счи­тают вто­рой Холод­ной вой­ной между США и Россией.

Гонка за ресур­сами, кото­рая лежит в основе совре­мен­ной гео­по­ли­ти­че­ской борьбы, под­пи­ты­вает добычу полез­ных иско­па­е­мых для про­дажи на экс­порт. Добыча про­из­во­дится во всех угол­ках Земли. В послед­ние годы всё чаще в Арк­тике, где тая­ние лед­ни­ков из-за изме­не­ния кли­мата откры­вает новые обла­сти для раз­ведки нефти. По сло­вам энер­ге­ти­че­ского ана­ли­тика Майкла Клара, эта борьба за гло­баль­ные ресурсы может раз­ви­ваться только в одном направлении:

«Нарас­та­ние про­ти­во­ре­чий, воз­ни­ка­ю­щих в ходе борьбы за ресурсы, между вели­кими дер­жа­вами гово­рит о воз­мож­но­сти раз­ре­ше­ния кон­фликта с помо­щью наси­лия или хотя бы к тому, что этот вари­ант вполне веро­я­тен… Тем не менее, сли­я­ние двух клю­че­вых тен­ден­ций, обостре­ние борьбы за ресурсы и вза­им­ных пре­тен­зий между китай­ско-рос­сий­скими и аме­ри­кано-япон­ским бло­ками, должны вос­при­ни­маться как при­знак ско­рой войны. Каж­дое из этих явле­ний может иметь свои корни, но харак­тер их пере­пле­те­ния в кон­ку­рент­ной борьбе за неф­тя­ные рай­оны в бас­сейне Кас­пий­ского моря, Пер­сид­ском заливе и Восточно-Китай­ском море, несёт опас­ность для буду­щих поко­ле­ний… Из-за страха перед нехват­кой нефти наци­о­наль­ные лидеры могут дей­ство­вать нера­ци­о­нально и чрез­мерно демон­стри­ро­вать готов­ность при­ме­нить силу, тем самым давая тол­чок цепоч­кам собы­тий, конеч­ный резуль­тат кото­рых никто не может пред­ска­зать».

Кариб­ский кри­зис и дру­гие собы­тия дали наци­о­наль­ным лиде­рам неко­то­рый опыт в управ­ле­нии гло­баль­ными кон­флик­тами подоб­ного мас­штаба. Но никому в послед­нее время не при­хо­ди­лось бороться в мире, где мно­же­ство агрес­сив­ных дер­жав, кон­ку­ри­ру­ю­щих за всё более дефи­цит­ные и цен­ные ресурсы, часто в реги­о­нах, кото­рые по своей при­роде неста­бильны или нахо­дятся на грани кон­фликта. Чтобы предот­вра­тить кон­фликты, спо­соб­ные вылиться в насто­я­щую бойню, тре­бу­ется неимо­вер­ная выдержка, кото­рая в столь тяжё­лых ситу­а­циях может про­пасть даже у самых опыт­ных и здра­во­мыс­ля­щих лиде­ров⁴⁵ .

Воз­ник­но­ве­ние раз­лич­ных нетра­ди­ци­он­ных спо­со­бов добычи иско­па­е­мого топ­лива в послед­ние годы явля­ется частью лихо­ра­доч­ных поис­ков угле­во­до­ро­дов во всём мире, и, вре­менно ослаб­ляя про­блемы с постав­ками, они суще­ственно не изме­нили безум­ную схватку за источ­ники топлива.

Внеш­нее эко­но­ми­че­ское дви­же­ние моно­по­ли­сти­че­ского капи­та­лизма раз­ви­ва­ется в первую оче­редь из кон­ку­рент­ной борьбы за источ­ники моно­поль­ной ренты: деше­вую рабо­чую силу и всё более дефи­цит­ное сырьё. Резуль­та­том, как мы видели, ста­но­вится вну­ши­тель­ная эко­но­мия затрат транс­на­ци­о­наль­ными ком­па­ни­ями-моно­по­ли­стами на про­из­вод­стве, кото­рая при­во­дит к уве­ли­че­нию при­были, что в соче­та­нии с более тра­ди­ци­он­ными спо­со­бами изъ­я­тия при­ба­воч­ной сто­и­мо­сти при­во­дит к посто­ян­ному при­току импе­ри­а­ли­сти­че­ской ренты к цен­тру системы. Весь объём извле­ка­е­мой при­ба­воч­ной сто­и­мо­сти замас­ки­ро­ван слож­ными гло­баль­ными цепоч­ками созда­ния сто­и­мо­сти, коэф­фи­ци­ен­тами обмена, скры­тыми сче­тами и, прежде всего, мето­дами рас­чёта ВВП⁴⁶ . Часть импе­ри­а­ли­сти­че­ской ренты оста­ётся на пери­фе­рии и не пере­да­ётся в центр, а пред­став­ляет собой ско­рее плату мест­ным власть иму­щим клас­сам за их ком­пра­дор­скую роль. Тем вре­ме­нем около 21 трил­ли­она дол­ла­ров, полу­чен­ных за счёт импе­ри­а­ли­сти­че­ской ренты, в насто­я­щее время нахо­дятся в офшор­ных зонах⁴⁷ .

С сере­дины 1970-х гг. в цен­тре капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­мики всё чаще про­яв­ля­ется тен­ден­ция к эко­но­ми­че­скому застою. По этой при­чине были пред­при­няты неод­но­крат­ные попытки сти­му­ли­ро­вать систему за счёт воен­ных рас­хо­дов, осо­бенно Соеди­нён­ными Шта­тами⁴⁸ . Однако эта стра­те­гия имеет свои огра­ни­че­ния, так как для того, чтобы при­дать системе мощ­ный тол­чок, сего­дня необ­хо­димо раз­вя­зать, как мини­мум, миро­вую войну.

В этих усло­виях кор­по­ра­ции в 1970-х и 80-х гг. стре­ми­лись удер­жать и рас­ши­рить свои рас­ту­щие при­были. Из-за сокра­ще­ния инве­сти­ци­он­ных воз­мож­но­стей они вкла­ды­вали свой про­фи­цит в финан­со­вые спе­ку­ля­ции, искали и полу­чали быст­рую отдачу от секью­ри­ти­за­ции всех веро­ят­ных буду­щих пото­ков дохо­дов. Повы­шен­ная кон­цен­тра­ция («сли­я­ния и погло­ще­ния») и сопут­ству­ю­щий рост дол­гов, секью­ри­ти­за­ция, пред­став­ля­ю­щая собой поток дохо­дов от уже суще­ству­ю­щих ипо­теч­ных и потре­би­тель­ских кре­ди­тов, накла­ды­ва­ю­щихся один на дру­гой, выпуск дол­го­вых обя­за­тельств и акций, кото­рые капи­та­ли­зи­ро­вали потен­ци­аль­ный буду­щий моно­по­ли­сти­че­ский доход от патен­тов, автор­ских прав и дру­гих прав на интел­лек­ту­аль­ную соб­ствен­ность, — всё сле­до­вало друг за дру­гом. Финан­со­вый сек­тор предо­став­лял все­воз­мож­ные финан­со­вые инстру­менты, кото­рые обслу­жи­ва­лись мни­мым дохо­дом, в том числе и от тор­говли самими финан­со­выми инстру­мен­тами. В резуль­тате, как пишут Маг­дофф и Суизи, с конца 1970-х и по 90-е гг. зна­чи­тельно уве­ли­чился финан­со­вый сектор.

Эта финан­со­вая система имела три основ­ных эффекта. Во-пер­вых, это спо­соб­ство­вало даль­ней­шему рас­паду свя­зей про­цес­сов в про­стран­стве и вре­мени (пол­ное раз­ру­ше­ние, конечно, невоз­можно) при накоп­ле­нии финан­со­вых тре­бо­ва­ний или «накоп­ле­нии акти­вов» от фак­ти­че­ских инве­сти­ций, то есть при накоп­ле­нии капи­тала. Это озна­чало, что веду­щие капи­та­ли­сти­че­ские эко­но­мики харак­те­ри­зо­ва­лись дол­го­сроч­ным накоп­ле­нием финан­со­вых богатств, кото­рые пре­вы­шали рост эко­но­мики (явле­ние, недавно под­чёрк­ну­тое в нео­клас­си­че­ском стиле Тома Пикетти). Также страны цен­тра при­об­рели менее ста­биль­ную струк­туру, что про­яв­ля­ется в рез­ком росте долга по отно­ше­нию к ВВП. Во-вто­рых, раз­рас­та­ние финан­со­вого сек­тора стало осно­вой (вме­сте с рево­лю­цией в обла­сти ком­му­ни­ка­ций и циф­ро­вых тех­но­ло­гий) для углуб­ле­ния и рас­ши­ре­ния това­ро­об­мена по всему миру, при­чём цен­траль­ные эко­но­мики больше не играют роль цен­тров про­мыш­лен­ного про­из­вод­ства и накоп­ле­ния капи­тала, а ско­рее всё больше пола­га­ются на роль цен­тров финан­со­вого кон­троля и накоп­ле­ния акти­вов. Это про­изо­шло бла­го­даря уста­нов­ле­нию кон­троля над миро­выми денеж­ными пото­ками дохо­дов с про­дажи това­ров, кото­рые уве­ли­чи­лись за счёт ком­мер­ци­а­ли­за­ции мно­же­ства сек­то­ров: прежде всего сферы услуг, связи, обра­зо­ва­ния и меди­цин­ских услуг. В-тре­тьих, «финан­си­а­ли­за­ция про­цесса накоп­ле­ния капи­тала», как писал Суизи, при­вела к неста­биль­но­сти всей капи­та­ли­сти­че­ской миро­вой эко­но­мики, кото­рая стала зави­си­мой от роста финан­со­вого сек­тора по отно­ше­нию к реаль­ному сек­тору. Это при­во­дит к тому, что система всё более под­вер­жена финан­со­вым пузы­рям, кото­рые пери­о­ди­че­ски взры­ва­ются, угро­жая ста­биль­но­сти гло­баль­ного капи­та­лизма в целом, как совсем недавно во время финан­со­вого кри­зиса 2007-2009 гг. Учи­ты­вая финан­со­вое вли­я­ние, страны капи­та­ли­сти­че­ского ядра обла­дают уни­каль­ной спо­соб­но­стью пере­но­сить свои эко­но­ми­че­ские кри­зисы на дру­гие страны, осо­бенно страны Юга. Как отме­чает Янис Вару­фа­кис (Yanis Varoufakis) в «Гло­баль­ном мино­тавре» (The Global Minotaur):

«Даже в наше время при наступ­ле­нии кри­зиса капи­тал бежит к дол­лару. Именно поэтому кри­зис 2008 года при­вёл к скупке ино­стран­ным капи­та­лом дол­лара, хотя кри­зис начался на Уолл-стрит»⁴⁹ .

Эра гло­баль­ного финан­сово-моно­по­ли­сти­че­ского капи­тала, свя­зан­ная с гло­ба­ли­за­цией про­из­вод­ства и систе­ма­ти­за­цией импе­ри­а­ли­сти­че­ской ренты, поро­дила финан­со­вую оли­гар­хию и воз­ро­дила наслед­ствен­ное богат­ство, глав­ным обра­зом в стра­нах цен­тра, столк­нув­шихся с всё более спло­чён­ным (но также под­вер­жен­ным рас­сло­е­нию) рабо­чим клас­сом со всего света. Наи­бо­лее успеш­ная часть класса капи­та­ли­стов в стра­нах цен­тра в насто­я­щее время состоит из гло­баль­ных ран­тье, зави­ся­щих от роста миро­вого моно­по­ли­сти­че­ского капи­тала, а также его рас­ту­щей кон­цен­тра­ции и цен­тра­ли­за­ции⁵⁰ . Вос­про­из­вод­ство этой новой импе­ри­а­ли­сти­че­ской системы, как объ­яс­няет Амин в «Капи­та­лизме в эпоху гло­ба­ли­за­ции» (Capitalism in the Age of Globalization), осно­вы­ва­ется на уве­ко­ве­че­нии пяти моно­по­лий: 1) тех­но­ло­ги­че­ской моно­по­лии; 2) финан­со­вого кон­троля миро­вых рын­ков; 3) моно­поль­ном доступе к при­род­ным ресур­сам; 4) моно­по­лии на сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции и связи; и 5) моно­по­лии на ору­жие мас­со­вого уни­что­же­ния⁵¹ . За этим стоят гигант­ские моно­по­ли­сти­че­ские кор­по­ра­ции, при этом доходы 500 круп­ней­ших част­ных фирм в насто­я­щее время состав­ляют около 30% миро­вых дохо­дов и про­хо­дят они глав­ным обра­зом через центр капи­та­ли­сти­че­ской системы⁵² . Как отме­чает Борон, из 200 круп­ней­ших в мире транс­на­ци­о­наль­ных кор­по­ра­ций, «96% … имеют свою штаб-квар­тиру только в восьми стра­нах, юри­ди­че­ски заре­ги­стри­ро­ваны как объ­еди­нён­ные ком­па­нии из восьми стран; и их советы дирек­то­ров нахо­дятся в этих восьми стра­нах. Менее 2% чле­нов их сове­тов дирек­то­ров не явля­ются граж­да­нами этих стран…. Их охват гло­баль­ный, но их соб­ствен­ность и их вла­дельцы имеют опре­де­лён­ную наци­о­наль­ность»⁵³ .

Интер­на­ци­о­на­ли­за­ция про­из­вод­ства, кон­тро­ли­ру­е­мая моно­по­ли­сти­че­скими гиган­тами, про­ис­хо­дит по сле­ду­ю­щей схеме, впер­вые опи­сан­ной Сти­ве­ном Хай­ме­ром (Stephen Hymer) и недавно акту­а­ли­зи­ро­ван­ной Эрне­сто Скра­па­тини, кото­рый пишет, что «наи­бо­лее вли­я­тель­ные транс­на­ци­о­наль­ные ком­па­нии» харак­те­ри­зу­ются «децен­тра­ли­зо­ван­ным про­из­вод­ством, но цен­тра­ли­зо­ван­ным управ­ле­нием…» Как след­ствие, пря­мые ино­стран­ные инве­сти­ции пред­по­ла­гают посто­ян­ный пере­нос при­бы­лей с Юга на Север, то есть от пери­фе­рии к цен­тру импе­ри­а­ли­сти­че­ской системы транс­на­ци­о­наль­ного капи­тала⁵⁴ .

В насто­я­щее время крах этой системы как нико­гда бли­зок. Геге­мо­ния США в воен­ной сфере даёт воз­мож­ность вторг­нуться в любую страну, но это же порож­дает гео­по­ли­ти­че­ский хаос, кото­рый при­во­дит к потере лидер­ства в эко­но­мике. Это хорошо пони­мают аме­ри­кан­ские госу­дар­ствен­ные дея­тели в сфере внеш­ней поли­тики. Самые умные под­чёр­ки­вают, напри­мер, Хаас в «Лени­вом шерифе» (The Reluctant Sheriff) и дру­гих кни­гах⁵⁵ , что США усту­пают свои пози­ции импе­рии, осно­ван­ной на объ­еди­нён­ной силе (воен­ной, эко­но­ми­че­ской и поли­ти­че­ской) три­ады: Соеди­нён­ным Штатам/​Канаде, Запад­ной Европе и Япо­нии. Соеди­нён­ные Штаты хотя и сохра­няют по-преж­нему гло­баль­ное пре­вос­ход­ство, но всё больше вынуж­дены исполь­зо­вать свою власть только если имеют под­держку своих союз­ни­ков (пред­став­лен­ных Запад­ной Евро­пой и Япо­нией). Таким обра­зом, три­ада, воз­глав­ля­е­мая США, а не сам Вашинг­тон, всё чаще пыта­ется утвер­диться в каче­стве новой управ­ля­ю­щей вла­сти через такие инсти­туты, как G7 и НАТО. Цель состоит в том, чтобы про­дви­гать инте­ресы ста­рых импер­ских дер­жав капи­та­ли­сти­че­ского цен­тра с помо­щью поли­ти­че­ских, эко­но­ми­че­ских и воен­ных средств, одно­вре­менно сдер­жи­вая такие угрозы как: вос­хо­дя­щий Китай, вос­ста­нав­ли­ва­ю­ща­яся Рос­сия, страны с фор­ми­ру­ю­щимся внут­рен­ним рын­ком и миро­вое анти­нео­ли­бе­раль­ное дви­же­ние, кото­рое явля­ется пре­ем­ни­ком соци­а­ли­сти­че­ских дви­же­ний Латин­ской Америки.

Хаасс опи­сы­вает теку­щую ситу­а­цию в мире как «рас­па­да­ю­щу­юся». В каче­стве дока­за­тельств он ука­зы­вает на роль США в деста­би­ли­за­ции Ближ­него Востока и Север­ной Африки, рост Ислам­ского Госу­дар­ства, при­бли­жа­ю­щийся кон­фликт Соеди­нён­ных Шта­тов с Китаем в Южно-Китай­ском море и Африке, воз­вра­ще­ние Рос­сии на миро­вую арену (про­явив­ше­еся в аннек­сии Крыма и раз­вя­зы­ва­нии войны в Укра­ине), пло­хое управ­ле­ние (по его тер­ми­но­ло­гии) такими госу­дар­ствами, как «Бра­зи­лия, Чили, Куба и Вене­су­эла», а также целый неудач­ный набор про­ва­лив­шихся реформ в США. Он заключает:

«Вопрос заклю­ча­ется не в том, будет ли мир про­дол­жать рас­па­даться, но насколько быстро и как далеко это зай­дёт»⁵⁶ .

Иштван Меса­рош (István Mészáros) под­чёр­ки­вает, что мы вхо­дим «в смер­тельно опас­ную для мира фазу импе­ри­а­лизма»⁵⁷ . Это напо­ми­нает нам о серьёз­но­сти нынеш­ней ситу­а­ции в мире. В 80-е гг. совет­ские и аме­ри­кан­ские метео­ро­логи взбу­до­ра­жили миро­вое сооб­ще­ство заяв­ле­ни­ями, что после пол­но­мас­штаб­ной ядер­ной войны после­дует ядер­ная зима, кото­рая сни­зит тем­пе­ра­туру целых кон­ти­нен­тов на несколько гра­ду­сов, уни­что­жив тем самым боль­шую часть био­сферы и чело­ве­че­ства. Этот сце­на­рий опи­сал Томп­сон в своей книге «Экс­тре­мизм, как послед­ний этап циви­ли­за­ции» (Notes on Exterminism, the Last Stage of Civilization)⁵⁸ . В насто­я­щее время миро­вая война не пред­став­ляет непо­сред­ствен­ной угрозы. Однако неста­биль­ность, порож­дён­ная сверх­экс­плу­а­та­цией и импе­ри­а­ли­сти­че­ской поли­ти­кой США (кото­рые в насто­я­щее время ведут назем­ные опе­ра­ции и бес­пи­лот­ные бом­бар­ди­ровки в более чем полу­тора десят­ках стран и пла­ни­руют потра­тить 200 мил­ли­ар­дов дол­ла­ров в сле­ду­ю­щем деся­ти­ле­тии на модер­ни­за­цию сво­его ядер­ного арсе­нала) пред­по­ла­гают мно­же­ство вари­ан­тов раз­ви­тия собы­тий, кото­рые при­ве­дут к миро­вой войне. Ожи­да­ется, что изме­не­ния кли­мата деста­би­ли­зи­руют ситу­а­цию и уси­лят угрозу войны, кото­рая при­ве­дёт к ката­стро­фи­че­ским раз­ру­ше­ниям⁵⁹ .

Задача левых в этих усло­виях заклю­ча­ется в том, чтобы про­ти­во­сто­ять, по мне­нию Ленина, «про­ти­во­ре­чиям, кон­флик­там и судо­ро­гам, не только эко­но­ми­че­ским, но и поли­ти­че­ским, наци­о­наль­ным и т. д.», кото­рые ещё более харак­терны для нашего вре­мени. Это озна­чает содей­ствие более «дерз­кому» гло­баль­ному дви­же­нию снизу, клю­че­вой целью кото­рого будет демон­таж импе­ри­а­лизма, пони­ма­е­мый как основа капи­та­лизма в наше время. Это дви­же­ние должно стре­миться создать более гори­зон­таль­ную, урав­ни­тель­ную, мир­ную и устой­чи­вую соци­ально-эко­но­ми­че­скую систему, кон­тро­ли­ру­е­мую ассо­ци­и­ро­ван­ными про­из­во­ди­те­лями⁶⁰ .