«Первые месяцы нашей колонии для меня и моих товарищей были не только месяцами отчаяния и бессильного напряжения, — они были ещё и месяцами поисков истины. Я во всю жизнь не прочитал столько педагогической литературы, сколько зимою 1920 года.
Это было время Врангеля и польской войны. Врангель где-то близко, возле Новомиргорода, совсем недалеко от нас, в Черкассах, воевали поляки, по всей Украине бродили батьки, вокруг нас многие находились в блакитно-жёлтом очаровании. Но мы в нашем лесу, подперев голову руками, старались забыть о громах великих событий и читали педагогические книги.
У меня главным результатом этого чтения была крепкая и почему-то вдруг основательная уверенность, что в моих руках никакой науки нет и никакой теории нет, что теорию нужно извлечь из всей суммы реальных явлений, происходящих на моих глазах. Я сначала даже не понял, а просто увидел, что мне нужны не книжные формулы, которые я всё равно не мог привязать к делу, а немедленный анализ и немедленное действие.
Всем своим существом я чувствовал, что мне нужно спешить, что я не могу ожидать ни одного лишнего дня. Колония всё больше и больше принимала характер „малины“ — воровского притона»…
А. С. Макаренко. «Педагогическая поэма»
«Ладком да мирком — смотришь, ан шутя что-нибудь полезное и представится»
М. Е. Салтыков-Щедрин. Благонамеренные речи
Введение
Автор обучается на безнадёжно гуманитарном факультете и после его окончания сделается счастливым обладателем гуманитарно-бесполезного диплома, в котором будет написано, конечно, не «бакалавр риторики» и не «бакалавр религиоведения», что-то чуть более понятное, но всё же бесконечно далёкое от практической жизни. Автор, конечно, знает, что дело не только в его гуманитарном факультете и не в том, что учиться там ему нравится. Рынок труда ведет себя не слишком ожидаемо, выпускники технических и гуманитарных факультетов пекут одинаково вкусные бургеры, а бесполезно-гуманитарный диплом — это не приговор, в жизни можно устроиться и с ним. Но автору не хочется устраиваться, он не хочет просто сидеть в каком-нибудь учреждении в течение максимально маленького количества времени и получать за это максимально большое количество денег, он не желает становиться ни барменом, ни охранником, ни офисным мышедвигом, — автору хочется делать что-то полезное, и что-то такое, что не вызывало бы у него отвращение. Автор думает о том, чтобы сделаться школьным учителем.
Поэтому он заинтересовался, когда увидел в своём университете плакат. На плакате было написано, что выпускники престижных российских университетов, которые вдруг возжелали нести человечеству свет, мир и добро, могут принять участие в программе «Учитель для России». Если эти чудесные люди пройдут какой-то там отбор и короткое обучение, они смогут стать учителями одной из провинциальных школ страны. И в течение двух лет этим учителям, чтобы они не потеряли интерес к несению добра и света и не померли с голоду, будет выплачиваться, дополнительно к зарплате, стипендия в размере от 20 до 30 тысяч рублей.
Автор уже видел такой плакат, — до того, как ему удалось благополучно сбежать в Пермь, в свой нынешний университетик, он имел счастье два года учиться в Петербурге, в университете намного более престижном, где все стены были заклеены такими плакатами. И, откровенно говоря, от этих плакатиков, напоминающих рекламные постеры, так и несло буржуазностью. Но условия были до того соблазнительными, что автор решил прийти на презентацию программы.
Главный организатор — милая девушка с экзотическим именем, лет 25-ти, которая занимает в организации какой-то там пост, с ней — организатор из Перми и два участника программы, которые уже с год работают в школе в Воронежской, кажется, области: ещё одна милая девушка и парень с какими-то жутко печальными, почти кричащими глазами. Для проведения презентации университет выделил огроменную аудиторию, но пришли всего несколько человек, — а организаторы не преминули отметить, что в Высшей школе экономики (т. е. в её пермском филиале) собрался полный зал.
Сначала — собственно презентация. За пять минут перед нами проносится вся история российской и советской педагогики, — причём упоминается даже о коммунарском движении, но только одной этой фразой, «коммунарское движение». Затем — история программы и организации, которая её реализует, условия участия.
Программа списана с международной, с «Teach For All», которая невероятно успешно действует во многих странах мира. Пересадить этот успех на российскую почву решили две выпускницы СПбГУ. Организация, которая реализует её, некоммерческая. Программу финансирует Сбербанк, а Высшая школа экономики организует педагогическую переподготовку и по истечении двух лет работы в школе выдаёт участникам магистерские дипломы. Программа запущена два года назад. Работает она со школами в Московской, Калужской и Тамбовской областях, но её реализацию планируют расширять на другие регионы, — планируется открыть и новый офис, в Екатеринбурге.
Будущие участники программы должны пройти многоступенчатый отбор — подача заявления, регистрация и заполнение анкеты; скайп-интервью с одним из организаторов; очный этап, на котором участникам даются какие-то практические задания; аттестация знаний по предмету, который они будут преподавать (именно в таком порядке). Последний этап — пятинедельная летняя практика, соединенная с теоретическим курсом. Во время практики участники впервые проводят уроки — очень неформальные, а задача их состоит в том, чтобы завлечь детей в школу летом.
Участники, которые все эти этапы пройдут, и перестанут быть будущими, распределяются в школы, минимум по двое, — при этом организация настаивает, как правило, на переезде и запуливает учителей в провинцию. Каждый из участников получает тьютора, который наблюдает за тем, как учитель вживается в коллектив. После двух лет работы участники вольны покинуть школу, а вольны остаться в ней.
Потом демонстрируется ролик об этой самой летней практике, нас просят сесть в кружок и рассказать, кто мы и почему пришли на презентацию, а затем позволяют задавать вопросы.
Тот плакат не обманывал, но отражал чистейшую правду о том, что это за программа, и о том, что за люди реализуют её. Автор понял это почти сразу после начала презентации, после того, как милая девушка начала говорить. Всё в ней — улыбка, одежда, интонации, жесты, слова о том, что университет, в котором презентация проводится, называют пермским Йелем, легкое восхищение, которое слышалось в слове «Йель», — всё это отдавало той же буржуазностью1 .
И вот автор слушал эту презентацию, слушал о том, какую хорошую и полезную для страны программу на деньги Сбербанка реализуют две девушки из СПбГУ, смотрел на милую девушку с экзотическим именем — и чувствовал, как он сам становится добрее и благообразнее. И ему захотелось это благообразие разбить, попытаться хотя бы, и после нескольких нейтральных вопросов он спросил у организаторов, не кажется ли им странным, что те же люди, которые проводят реформы, приведшие российскую систему образования к её сегодняшнему состоянию, помогают в реализации их расчудесной программы.
Как это обычно и бывает у автора в таких вот ситуациях, на него напало косноязычие — и вместо того, чтобы чётко изложить все аргументы, он что-то там мямлил о кадровом голоде в школах, о том, что вызван он низкими зарплатами учителей и о том, что руководство Высшей школы экономики, этого либерального гнезда, ответственно за разработку экономических планов развития страны2 , следовательно, и за низкую зарплату учителей и за то, что выпускники педвузов в школы идти не торопятся.
Сначала автора не поняли, — а потом поняли неправильно, посчитав, что «люди, которые ответственны за плачевное состояние образования» — это какая-то тайная организация, составившая страшный заговор против России. При этом никто не отрицал того, что школа страдает от кадрового голода, что зарплата учителей остается очень невысокой, — но додумать эту мысль до конца и осознать проблему как системную никто не пожелал. Милая девушка с экзотическим именем для того, чтобы доказать, что программа у них хорошая, рассказала о том, как благодарит организаторов и её лично, милую девушку, директриса школы в небольшом городке в Воронежской области. Как она говорит, что без учителей, которые пришли в её школу благодаря программе, школа из-за кадрового голода не смогла бы выжить. Автор напомнил, что работают-то они только с тремя регионами, а от кадрового голода страдают школы по всей России, и если школа в Воронежской области выжила благодаря программе, то школе в Южно-Сахалинске никто не поможет. «Но мы ведь работаем всего два года и собираемся расширяться», — ответила милая девушка.
Слова о том, что количество школ стабильненько так уменьшается, что это общеизвестно, а данные, доказывающие это, открыты, вызвали сомнения. Автора спросили, имеются ли у него документальные доказательства, и рекомендовали, если имеются, подать в суд на людей, которые виновны в деградации системы образования.
Сошлись на том, что автор предоставит доказательства своих слов через группу вконтактике. После этого участников презентации попросили заполнить анкеты, и всё закончилось. Потом, когда доказательства были уже готовы к обнародованию, — автора решили проигнорировать.
Но автор написал этот текст не для того, чтобы пожаловаться на то, как глупые либералы переспорили умного коммуниста, и доказать себе и тем немногим, кто читает подобные вещи, что прав был всё-таки умный коммунист. Нет, нужно изучить явление. Буржуи, которые собирают деньги для того, чтобы спасти российскую школу, — это нечто новое и очень интересное. Автор желает разобраться.
Организаторы и их детище
Итак, две девушки, которые окончили СПбГУ и основали организацию, — это Алёна Маркович и Елена Ярманова. Учились они не на матмехе и не на биофаке, а на факультете международных отношений. Автору приходилось бывать на спбгушном факультете международных отношений, — и хотя он просто прошёлся по коридорам и посмотрел на лица студентов, он почувствовал, какой атмосферой заполнено это здание. По своим основным свойствам эта атмосфера идентична циклону Б: учатся там детки чиновников, силовиков и больших буржуев. И то, что Маркович и Ярманова смогли выжить в такой среде, характеризует их не с лучшей стороны.
Обе катались в заграничные стажировки. Маркович была в Вашингтоне и Берлине, а Ярманова — в Вашингтоне, Париже и Люксембурге. Одна стажировка продолжается в течение семестра, а перелёт, питание и проживание оплачиваются обычно за счёт самих студентов. Автору неизвестно, чем занимаются родители Маркович и Ярмановой, но он может предположить, что работают они отнюдь не школьными учителями.
После окончания своего престижного университета Ярманова и Маркович работали, — хотя нормальному человеку, который не парил никогда в хипстерской тусовке, довольно сложно понять, чем они занимались. Маркович работала маркетологом в компании, занимающейся разработкой ПО для резервного копирования, и курировала GameChangers, супер-элитный проект для питерских студентов, гениев Ай-Ти, и компаний, которые желали бы в недалёком будущем заграбастать этих студентов в свой штат. Ярманова работала журналистом в американском посольстве в Москве, в его департаменте прессы, училась в крайне мутном, но супер-экспериментальном месте — в «институте архитектуры, дизайна и медиа „Стрелка“». А потом они вместе с Маркович организовали в Питере две конференции в формате TED, — т. е. пригласили всяких там учёных, бизнесменов и социальных предпринимателей и попросили их рассказать о своих уникальных идеях.
Но вот в один прекрасный момент две эти милые девушки решили снова объединить усилия и создали проект «Учитель для России». А правильнее, наверное, будет сказать, что они организовали его локализацию, — потому что российский проект от американо-британского ничем заметно не отличается.
В 2014 году проект участвовал в первом «Конкурсе инноваций в образовании», который проводит Высшая школа экономики, Агентство стратегических инициатив и благотворительный фонд какого-то буржуя Рыбакова. Ярманова и Маркович проиграли, «Учитель для России» дополз только до полуфинала, — выиграл другой, совершенно неизвестный проект, но Ярманову-Маркович заметили. Заметила Юлия Чечет, исполнительный директор сбербанковского благотворительного фонда «Вклад в будущее», который у Сбербанка, оказывается, есть.
Ну, и понеслось. 25 марта 2015 в Москве был зарегистрирован благотворительный фонд «Новый учитель», Алёна Маркович возглавила его. В управляющий совет прямо вот так, сразу, вошли: Юлия Чечет, Юлия Чупина, старший вице-президент Сбербанка Михаил Мокринский, начальник управления образования ЦАО г. Москвы, Игорь Реморенко, ректор МГПУ и разные другие, не такие важные персоны3 . Попечительский совет фонда возглавил сам Президент и Председатель правления Сбербанка Герман Оскарович Греф4 . На счетах новосозданного фонда вдруг обнаружилось 44 миллиона 535 тысяч рублей, 44 миллиона — от любимого Сбербанка, 500 тысяч от благотворительного фонда «Дар», а 35 тысяч — от какой-то тёти5 . Компания «Надмитов, Иванов и партнёры» бесплатно разработала первый устав фонда, компания PHILIN — действующий устав. Компания Direct Design Visual Branding разработала дизайн сайта программы, конечно же, бесплатно6 . Высшая школа экономики помогала разрабатывать программу педагогической подготовки. Компания Odgers Berndston разработала программу отбора и помогает этот отбор проводить. Коучингом учителей занимаются сотрудники фирм Fish & Lions и Европейского центра коучинга. СПбГУ осуществляет информационную поддержку, завешивая стены на своих факультетах плакатами программы.
2 июля 2015 правительство Московской области в лице губернатора (!) Андрея Воробьёва и Сбербанк в лице любимого своего падишаха Германа Грефа заключают соглашение о сотрудничестве в сфере образования. Сотрудничество это должно заключаться в «повышении стандартов педагогического образования и качества подготовки обучающихся в школах Московской области», которое, конечно же, осуществится в ходе реализации программы «Учитель для России». И это притом, что на второй год реализации программы в школах Московской области работали всего 16 участников программы!7
С 1 сентября 2015 первая группа учителей в составе 42 человек начала работу в школах Москвы, Московской и Воронежской областей.
В 2016 проведение Летнего института организовали в Калужской области, в г. Белоусово, присутствовали журналисты и министр образования Калужской области Александр Аникеев, который заявил:
«Москва выполняет для нас роль пылесоса, выкачивая лучших наших выпускников, лучшие кадры. А проект „Учитель для России“ предполагает обратный процесс. Его поддерживает губернатор области, и весь год он был приоритетным для меня как отраслевого министра»8 .
Конец цитаты. И это притом, что в Калужской области работают всего 50 (пятьдесят!) участников программы.
С 1 сентября 2016 года начала работу вторая группа учителей (124 человека), партнёрами программы стали также правительства Тамбовской и Калужской областей.
14 марта 2017 было заключено официальное соглашение о сотрудничестве между фондами «Вклад в будущее» (т. е. между тем же Сбербанком), «Новый учитель» и министерством образования Калужской области. На этот раз, правда, обошлись без Германа Оскаровича, зато губернатор Калужской области Анатолий Артамонов присутствовал9 .
Летом 2017 участие в программе завершили учителя первого набора: 34 человек из 42, которых отобрали изначально. Все они, как пишут организаторы, остались работать в образовании, но в «своих» школах осталась только треть учителей.
Команда
Понятно, что Ярманова и Маркович при всей своей несомненной пассионарности, не могут тянуть на себе всё. Кто-то должен им помогать. Кто эти до сих пор незнакомые нам люди?
Это Фёдор Шеберстов, например, основатель хедхантинговой компании Pynes & Moerner, которая в 2009 вошла в состав того самого Odgers Berndtson, московский офис которого Шеберстов и возглавлял до 2015 года, когда ушёл в «Учитель для России». Шеберстов — экспертище в сфере даже не подбора персонала, а «подбора руководителей высшего звена», имеющий дипломы, выданные Уортонской школой бизнеса и Европейским институтом управления бизнесом и обладающий, несомненно, опытом крокодила-людоеда и такими связями, которыми не каждая помойная крыса может похвастаться.
Ольга Фогельсон, занималась коучингом и — как ни странно — даже работала в сфере образования, «неформального», правда.
Русина Лекух работала в компании Grape10 и, как об этом написано на сайте «Учителя для России», «запускала», очевидно, в одиночку, Московский Еврейский кинофестиваль, — и это в 24 года.
Понятно, что все эти сверхуспешные люди влюблены в своё дело и всем своим горящим сердцем желают изменить загнивающую систему российского образования, но даже эти подвижники не согласились бы работать бесплатно. Понятно, что «Учитель для России», т. е. Сбербанк, т. е. российский народ платят им достойную зарплату.
Отбор участников и принципы этого отбора
Теперь, познакомившись с организаторами программы и её командой, мы лучше сможем понять, каких людей они хотят видеть участниками проекта.
Кто может стать участником программы? Это должен быть человек, закончивший хотя бы бакалавриат, причём сравнительно успешно — со средней оценкой не ниже четырёх, и закончивший его не абы где, а в одном из ВУЗов, входящих в топ-45 журнала «Эксперт»11 , да ещё и владеющий хотя бы одним иностранным языком на уровне не ниже среднего. Это — формальные критерии. Кроме этого участники должны понравиться организатором. У них должна быть «авторская позиция в жизни», эмпатия, знание своих недостатков и преимуществ и даже глубокое знание предмета, который они будут преподавать.
«Второй этап — скайп-интервью. В нём нас интересовало много вещей, но прежде всего, наличие авторской позиции в жизни, умение брать ответственность за происходящее и понимание претендентами своих слабых и сильных сторон, умение про них разговаривать на интервью, на котором ты как бы должен „продать“ себя. Но на самом деле мы ищем личный разговор, а не продажу. Нам кажется, что умение понимать себя — ключевое в профессии, и это красной нитью проходило у нас в летнем институте»12 .
Те, кто прошел первоначальный отбор и пролез в следующий этап, должны посетить очный тур, — проводится он только в Москве, куда участники должны доехать на свои деньги, хотя планируется проводить его ещё и в Петербурге с Воронежем. На очном туре участники выполняют какие-то практические задания с уклоном в школьную тематику, — усмиряют взбесившегося родителя, например, но к настоящим детям и настоящим родителям их пока не подпускают.
После этого кандидатов, наконец-то, проверяют на знание предметов, которые они должны будут преподавать, и если даже после этого организаторы не разочаровываются в них, кандидаты получают предварительное предложение о работе.
Но предложение это означает только то, что они должны потратить ещё немного времени и денег и посетить встречу участников программы, скататься на один из открытых уроков, обновить знание школьного курса (видно, на тот случай, если кандидат во всех отношениях хороший, но знаний ему престижный вуз всё-таки недодал), и что-то там ещё сделать.
И вот, только после всех этих испытаний и мук кандидатов приглашают в Летний институт. В Летнем институте участники — большинство из них впервые — проводят уроки перед живыми детьми, а организаторы их оценивают. Они получают ещё и теоретическую подготовку, правда, не совсем традиционным способом, лекций им не читают, но подают информацию в рамках мастер-классов и воркшопов13 .
Кроме того, участникам преподают основы психологии (в том числе и такую несомненно полезную штуку, как типология личностей Майерс-Бриггс) и актёрского мастерства, учат медитировать и даже обучают планировать уроки.
«В летнем институте удивительная среда, в которой каждый момент жизни становится тебе интересен. Когда каждый разговор, контакт, движение, встреча становится маленьким эпизодом большого вдохновляющего процесса. Здесь очень трудно. Потому что количество бесценной информации временами гораздо больше, чем ты можешь взять здесь и сейчас, и тебе приходится раздвигать свои рамки почти физически. 50 человек 24 часа заняты работой над собой, над своей коммуникацией, над своим видением мира, над фиксацией своих старых моделей, тянущих в болото. Всё ради того, чтобы провернуть в российских школах просто немыслимый эксперимент и сделать детей свободнее и счастливее, не дав им потерять жажду познания и жизни»14 .
Мировоззрение, цели и методы организаторов
Идея, которая вдохновляла авторов российской локализации программы, не отличается особой сложностью, и совсем не затруднительно её вычитать из деклараций на сайте программы и из текстов интервью организаторов.
«Учитель для России.
Качественное образование для каждого ребенка в стране.
Каждый ребенок, в какой бы семье он ни родился и где бы ни жил, имеет право на образование, которое максимально раскроет его потенциал. Для этого детям нужны профессиональные и увлечённые учителя, способные вдохновить своим примером и повести за собой.
Мы приглашаем тебя вместе с нами сделать школьные годы самым полезным и счастливым временем в жизни детей.
Участие в программе предполагает два года работы учителем в одной из школ, нуждающихся в дополнительной поддержке. Программа предоставляет участникам интенсивную педагогическую подготовку, стипендию и профессиональную поддержку от лучших специалистов страны.
За эти 2 года ты многому научишься сам. C поддержкой педагогов, коучей, экспертов, предпринимателей и управленцев ты станешь лидером, который сможет дать импульс для развития системы образования в России.
„Учитель для России“ — это, возможно, самый большой вызов в твоей жизни. Это работа, которая изменит твою жизнь и общество, в котором ты живёшь».
«Алёна Маркович:
<…>
Программа „Учитель для России“ — это адаптация известной международной модели Teach for All, работающей уже в 35 странах мира. Программа привлекает к преподаванию в школах выпускников лучших вузов страны всех специальностей (не только педагогических), причём в школы, работающие в сложном социальном контексте. Для молодых учителей этот опыт становится опытом лидерского развития. Каждый ребёнок в их классе — это проект с конкретным измеримым результатом, к которому этого ребёнка участники программы должны привести за два года. Кроме того, за два года работы в школе участники могут изнутри изучить многие проблемы образовательной системы и нащупать интересные идеи для их решения. По итогам участия в программе они становятся „агентами перемен“, которые совместно работают над развитием системы образования в стране — в роли учителей, завучей и директоров школ, социальных предпринимателей, лидеров бизнеса и государственного управления. На второй год можно будет разработать и реализовать свой образовательный проект»15 .
Всё просто: российскую систему образования смогут изменить люди, которые обладают некоторыми редко встречающимися и крайне полезными качествами. Стоит только соблазнить их перспективой работы в школе, и они, оказавшись там, дадут всеми нами жаждуемый и искомый результат. Короче говоря, всё устроится, если атлант взвалит на свои плечи ещё и российскую школу.
Эта уверенность в силе «невидимой руки» есть, с одной стороны, отрыжка Просвещения и либерализма эпохи буржуазных революций (давно ушедшей в прошлое, как нетрудно заметить), а с другой стороны, от неё так и разит самым настоящим социал-дарвинизмом:
«Долгосрочная цель программы — создание сообщества талантливых специалистов, изнутри изучивших систему образования и способных дать импульс для её обновления и развития».
Т. е. организаторы проекта считают, что ситуацию в системе образования улучшит только лишь приход туда неких «атлантов». которые оплодотворят школы своими идеями.
«Какие недостатки системы образования вы стремитесь исправить?
Алёна Маркович: Во-первых, это относительная непривлекательность работы в сфере образования. Первое, что мы делаем — приводим в эту сферу людей. Мне кажется, это самое основное.
Есть, например, федеральные образовательные стандарты. Если бы они реализовывались, то у нас бы школы были совершенно другими. Там всё очень разумно. Проблема в том, что это не реализуется. По моему мнению, это не реализуется просто из-за какой-то косности мышления. В систему годами, десятилетиями, с восьмидесятых годов не приходят люди, которые заинтересованы в том, чтобы эту систему как-то двигать».
Логика очень простая и либеральная до предела. Личность — главное. Благоприятные и неблагоприятные факторы существуют и на личность воздействуют, но она вольна им покорится или превозмочь их. В российском образовании всё плохо, — значит, виноваты российские учителя. Они, видите ли, учеников не вдохновляют, не являются лидерами, неэффективно работают. Значит, надо найти людей, которые будут лучше с этим справляться.
Поэтому перед организаторами стояли, по сути, только три проблемы. Во-первых, нужно было убедить хоть кого-нибудь из этих мающихся без дела атлантов пойти работать в школу, — отсюда то значение, которое придается пиару и маркетингу. Во-вторых, было необходимо отделить настоящих атлантов от просто талантливых бездельников — и отсюда Федор Шеберстов в руководстве, и та роль, которая отводится методам отбраковки участников, всему этому хедхантерству и прочей ерундени. В-третьих, было нужно создать для выловленных и направленных в школы атлантов такие условия, чтобы они не сбежали куда-нибудь ещё.
Всё остальное — собственно педагогическая подготовка участников, например, — не так важно. Нужно просто собрать определённое количество сверхталантливых людей, поместить их в школы, и всё заработает.
«Елена Ярманова: В школах, находящихся в сложном социальном контексте, ситуация двоякая. С одной стороны, по разговорам с директорами видно, что всяческая, в том числе и психологическая, поддержка оказывается успевающим детям. Они стремятся, чтобы именно эти дети поступали в 10-й класс, остальных не очень поощряют продолжать обучение.
С другой стороны, из-за низкого уровня классов преподавание в таких школах отнюдь не ориентировано на сильных учеников, и по урокам, и по исследованиям видно, что учителям приходится замедлять уровень преподавания, тем самым часто выпуская из сферы внимания сильных учеников.
В нашем случае участники будут ставить цели исходя из диагностики состояния каждого класса и каждого ученика в нём. Всех дотянуть до одного уровня не удастся, но планируется, что амбициозные цели будут ставиться для всех, но на разных уровнях: то, что должны обязательно пройти и понимать все ученики класса, второй уровень сложности и продвинутый»16 .
Организаторы действительно верят в это, — верят даже при отсутствии у них какой-либо новой педагогической теории, применение которой могло бы обещать результаты, которых раньше добиться не удавалось. Отсутствие теории они даже считают своим преимуществом.
«Ольга Фогельсон: Летний институт был для того, чтобы показать разнообразие педагогических систем. Важный момент — у проекта нет своего педагогического подхода, и это принципиально. Каждый учитель может и должен выбирать то, что подходит именно ему — в силу характера, привычек, других индивидуальных особенностей, — и его классу»17 .
«В чём специфика вашей методики?
Алёна Маркович: Если говорить в целом, то есть такая международная образовательная программа, которую мы взяли за основу — Teach For All. Они видят учителя в качестве лидера. Лидер — это такое непонятное для русского языка слово, уже обросшее негативными коннотациями из-за всех этих бесчисленных и бессмысленных лидерских тренингов. Тем не менее, если вдаваться в суть, то лидер — это человек, который помогает другим людям прийти к собственной цели. В этом плане роль учителя — помочь ребёнку определить, в чём могут заключаться его цели, и помочь ему к этим целям прийти. Мне кажется, что каждый ребёнок — это проект со своими особенностями, со своими задачами, целями. Задача учителя в этом плане для ребёнка что-то сделать. И ещё сделать так, чтобы в классе была командная обстановка, чтобы класс развивался как команда».
Т. е. «Учитель для России» — это вообще не о педагогике, не об образовании, вся эта скучная специфика остаётся за дверями школьных классов. «Учитель для России» о том, что эффективные менеджеры могут решить любую задачу, за какую ни возьмутся: надо ли справиться с топливным кризисом или кризисом системы образования, неважно. Нам предлагают забыть о том, что образование — сфера специфическая, а педагогика — это всё-таки наука, с какой-то там историей, длинной и сложной. Зачем нужна эта история, когда мы все тут такие талантливые собрались?
Нет больше науки педагогики, есть просто талантливый учитель, хорошо знающий свой предмет, ученики талантливого учителя и вдохновение, которое должно учителя озарить, когда он окажется перед учениками (его не может не озарить, — он же талантливый).
Нет, автор не сомневается в том, что многих участников программы действительно озаряет, когда они стоят перед учениками, автор считает — совершенно искренне — что это прекрасно. Он просто хочет сказать, что такой подход совершенно дилетантский. Так, например, многие люди хорошо поют от природы, а другие — великолепные актёры, хотя нигде не учились, но вот Русина Лекух ведь зачем-то закончила Колледж Импровизационной (!) музыки…
Но всё это фразочки, выдуваемые автором, конечно, не доказывают ничего, — кто знает, может быть правы как раз Ярманова-Маркович, и сверхталанты, которых они сманили в школы, только и могут изменить их. Автор, поэтому, должен доказать, опираясь на что-нибудь, кроме своего вымученного остроумия, что проблемы российской школы являются проблемами объективными, и подход, с которым подбирается к этим проблемам «Учитель для России», бесплоден.
Часть содержательная
Вообще, левые и люди, по взглядам близкие к ним, много пишут про рыночные, буржуазные реформы вообще и реформу образования в частности18 Но автор не будет пересказывать левую публицистику, а обратится к интервью организаторов «Учитель для России» и их сотрудников. Итак, какие же проблемы стоят перед российской школой?
Учителя
«Алёна Маркович: Среди молодых людей есть много живых, увлечённых, талантливых, с тягой к преподаванию, к работе с детьми, к социальным проектам. Им важно, чтобы работа влияла на жизни других людей и на общество, меняла его к лучшему. Но в педвузы такие люди идут редко: потому что непрестижно, потому что большинство педвузов не даёт должного уровня знания профильного предмета, потому что платят мало и среда не вдохновляет. Мы делаем программу, которая собирает этих молодых талантливых вместе и снимает для них эти барьеры»19 .
Она же:
«Большинство учителей сегодня не работает на одну ставку — 18 часов преподавания. В реальности это может быть 28–36 часов и больше. Один директор, с которым я недавно разговаривала по телефону, сказал, что он начинал с 56 часов, и это нормально. Это одна из причин, почему очень быстро происходит выгорание. Адская физическая и эмоциональная нагрузка, которую сложно выдержать. Если ты приходишь в школу как молодой специалист, да ещё на 18 часов, твоя зарплата совсем небольшая. Например, в Воронежской области это 8700 рублей [интервью дано в 2015 году]. В Химках, а это почти Москва, зарплата в районе 14–15 тысяч. И мы определили, что сумма в 35 тысяч для человека, которому надо снимать жильё, поможет сфокусироваться на деле, а не на том, сколько нужно набрать учеников, чтобы выжить»20 .
«Ольга Фогельсон: Так, мы определяем особые условия работы для наших учителей, которые сильно отличаются от того, к чему привыкли школы. <…> Мы просим освободить нашим участникам пятницу и субботу. Пятница — это методический день. У ребят должна быть возможность заниматься, ездить в хорошие школы, смотреть уроки других людей, готовиться к своим. Кроме того, мы раз в месяц собираем их на тренинг»21 .
Хм… Учителям, оказывается, платят невысокие зарплаты, что вынуждает их работать на 1,5-2 ставки, — и для того, чтобы участники программы не сбежали из школ, им доплачивают. Организаторы осознают, что такая проблема существует. Но почему-то они не задаются вопросом — в своих интервью, по крайней мере, они не говорят об этом — вопросом о том, как такая проблема могла возникнуть.
Организаторы не говорят о том, что государственная политика нацелена на интенсификацию труда учителя, на то, чтобы выжать из него столько, столько часов и уроков, сколько он может дать. О том, что именно капиталистическое государство, действующее в интересах бизнеса, вынуждает учителей работать на 1,5-2 ставки, именно государство сжигает их силы, умения и таланты, и именно государство превращает школьное образование в поточное производство егэшных полуфабрикатов.
Нужно, однако, признать, что малая оплачиваемость учительского труда родом ещё из позднего СССР.
Можно видеть, что зарплаты учителей относительно средней зарплаты в экономике стали падать, начиная ещё с шестидесятых годов. При этом покупательная способность учительских денег повышалась — вплоть до девяностых, когда учителя, как и большинство граждан, были брошены в нищету. И вот тут-то эта разница в 30-40 % между учительскими зарплатами и средними зарплатами по стране сказалась много острее. Наконец, в это же время утвердился и культ чистогана, а учитель из человека уважаемого превратился не просто в нищего, — нищими оказались почти все, — но в нищего самого презираемого, в пустого человечка, который всю жизнь потратил на какую-то ерунду.
Комбинация этих факторов — абсолютное снижение покупательной способности зарплаты учителей, их снижение относительно среднего уровня оплаты труда, их снижение по сравнению с уровнем доходов богатых и самых богатых и, следовательно, падение престижа профессии, — вот это привело к тому, что в школу не просто почти перестали приходить люди талантливые и горящие, в школу перестали приходить просто новые люди. Выпускники педвузов, которых продолжали исправно производить, вдруг стали выбирать для себя другую судьбу.
Так, в результате действий российских капиталистов, волю которых выполняют буржуазные чиновники от образования, усугубилась ещё одна проблема, о которой организаторы тоже прекрасно знают.
«Ольга Фогельсон: Для нас первичным было определить проблемы российской системы. Понятно, что не хватает молодых специалистов в школе. Но насколько? Надо было попробовать сравнить свои представления с реальными цифрами. Статистика показала, что в российских школах 20 % учителей пенсионного возраста, средний возраст учителей в школах по данным разных лет — 48-52 года»22 .
Статистика23 Минобрнауки показывает немного другие цифры: 24 % российских учителей — это пенсионеры, их ровно столько же, сколько и учителей, моложе 35 лет.
И если предположить, что данные Фогельсон о среднем возрасте учителей верны, — автору не удалось отыскать иных данных, — то уже сейчас мы можем говорить не о проблеме даже, а о кадровой катастрофе, которая надвигается на российскую школу и которую избежать невозможно. Катастрофы, появление которой подготовил российский капитализм.
Ученики
«Деклассированных элементов — в первый ряд,
Им по первому по классу надо выдать все!
Первым классом жизни будет им тюрьма,
А к восьмому их посмертно примут в комсомол»
Янка Дягилева. Деклассированным элементам.
Кроме учителей, которые не могут почему-то хорошо учить, есть и другая сторона: ученики, которые не могут хорошо учиться. С этими организаторы программы непосредственно не работают, и рассказать могут совсем немного, хотя кое-что всё-таки говорят:
«Какие общие проблемы вы увидели в тех регионах, в которых сейчас осуществляется программа?
Ольга Фогельсон: Низкий показатель ЕГЭ. Дети плохо знают школьный материал, у них большие пробелы за предыдущие классы, а значит, они имеют низкий шанс поступления в вузы. Кроме того, дети уходят из 9 класса школы, плохо сдав ОГЭ и не видя для себя варианта продолжить школьное образование. Они идут в училище не потому, что осознанно это выбирают, а потому, что не думают, что может быть по-другому. Это региональная проблема, чем дальше от Москвы, тем чаще она встречается. Для ребёнка, который живёт даже в Подольске, поступить в Москву — это огромный шаг в жизни…»
Ну, не поспоришь же! Но что из этого следует?
«…У нас не принято переезжать. Видя в школе молодого учителя, который окончил хороший вуз и доволен своим образованием, дети могут хотя бы представить, что возможен и такой путь — продолжить образование после школы»24 .
Дети и родители просто не думают о том, что может быть по-другому, у нас просто не принято переезжать. Проблема связана именно с этим, с ложным представлением о реальности. Не со снижением доходов большей части населения после начала рыночных реформ, не с подорожанием всего, что только можно, не со сжатием стипендий до размеров оскорбительных и совершенно символических, не с коммерциализацией образования, не с деградацией транспортной сети и не с тем, что значительная часть родителей из провинции просто не способна оплатить проживание и обучение своего ребёнка в региональной столице, не говоря уже о Москве или Питере.
Дело просто в том, что у нас не принято.
Однако по данным Константиновского Давида Львовича, к которым автор будет обращаться ещё и ещё, в 1984 году, в Новосибирской области для того, чтобы продолжить образование, переехали в два раза больше выпускников, чем в 1994, и в три раза больше выпускников из самого Новосибирска25 . Выходит, что советские школьники то ли были посмелее, чем российские, то ли видели в своей жизни больше молодых учителей, довольных своим образованием.
Рыночные реформы по Константиновскому породили и некоторые другие традиции: так, в Советском Союзе было принято оканчивать неполную среднюю школу. Но с конца восьмидесятых отсев из школ начал расти и достиг максимума в 1994 году.
Казалось бы, 15% — разве это много? Да, и сейчас ведь ситуация улучшилась! Для миллионов, которым не повезло в 15 % попасть, она, правда, уже никогда не улучшиться. Но что было, то прошло. Так? Нет.
Потому что после резкого всплеска числа детей, покидающих школы, который произошёл в середине девяностых, процент отсева уменьшился, но на дореформенный уровень так и не вернулся. И вплоть до начала благословенных нулевых продолжал оставаться в два-три раза выше, чем был в Союзе26 . Вот, например, как изменялся процент отсева в 7-8 классах:
Вот так у нас стало принято не заканчивать школу, даже среднюю.
Есть и другие интересные цифры. Можно видеть, что к нулевым процент школьников, которым удалось закончить полную, одиннадцатилетнюю школу, вернулся почти на уровень развитого застоя. И это хорошо, конечно. Но есть нюанс.
Среди детей, закончивших одиннадцатилетку, — в Новосибирской области, по крайней мере, — разные социальные группы27 представлены совсем не равномерно. Доля престижных детей за тридцать лет увеличивается почти в два раза (от 33 % до 61 %), а доля непрестижных детей почти в два раза уменьшается (с 60 % до 38 %). Т. е. в России дети буржуа, руководителей и мелких буржуа занимают за партами те места, которые по праву принадлежат детям наёмных рабочих.
Можно, конечно, сказать, что это как раз подтверждает слова Фогельсон: дети рабочих и служащих уходят из школы после 9-го класса и идут в училища просто потому, что не знают, что можно поступить в ВУЗ. Но ведь раньше отпрыски всяких там почтальонов и токарей почему-то не гнушались одиннадцатилеткой.
Можно сказать и то, что рост числа детей токарей и почтальонов среди выпускников полной школы связан с тем, что в восьмидесятые годы был взят курс на массовизацию одиннадцатилетки, и туда стали загонять тех, кто стремился как раз в училища. И это даже будет правдой. Но ведь число детей рабочих и крестьян среди выпускников полной школы в девяностые почти в 2 раза упало по сравнению с 1963, когда ни о какой массовизации полной школы и слышно не было.
N.B. Нельзя не обратить внимание на то, что после начала массовизации полной школы в восьмидесятых относительная доля детей руководителей уменьшилась почти в два раза, численность детей служащих увеличилась на треть, а число детей рабочих и крестьян выросло незначительно, — следовательно, в позднем Советском Союзе классовые28 различия не отмирали, но продолжали воспроизводиться. Происходило это в силу сохранения разницы между умственным трудом и физическим.
Но что происходит с непрестижными детьми, которые полную школу всё-таки оканчивают? Их усилия вознаграждаются обществом? Не совсем.
Вот данные по Новосибирску.
Среди новосибирских выпускников, поступивших в ВУЗы в 1994, было всего 6,4 % детей городских и сельских рабочих. Можно предположить, что их доля среди выпускников школ не отличалась очень сильно от доли по области (14,9 %), — а можно предположить, что отличалась сильно и составляла, например, 10 %, но и в этом случае разница будет впечатляющей.
У детей служащих, правда, всё намного благополучнее, но даже вместе с ними доля непрестижных детей среди поступивших в ВУЗы будет равна 29,7 % против 42,2 %, которую непрестижные дети составляют среди выпускников полных школ Новосибирской области.
А вот данные по ССУЗам и заведениям начального профессионального образования.
Т. е. у непрестижных детей шансы поступить в непрестижное учебное заведение выше, чем поступить в престижное.
И получается поэтому, что странные дети, которые уходят из школы после девятого класса, плохо сдав ОГЭ, поступают совершенно рационально. Зачем два лишних года просиживать за партой, если шансы на поступление в ВУЗ всё равно останутся бесплотными, а реальные деньги, которые можно получить, проработав эти два года в шиномонтажке, достанутся Пете, а не тебе?
Получается, что сегрегация и классовое неравенство существует не только в головах, — и поэтому нельзя справиться с ним, просто показав детям учителя, который доволен своим образованием. Удивительно.
Финансирование
Наконец, кроме учителей и учеников, есть ещё и разные там презренные материи: школьные здания, учебники, мебель, компьютеры, иное оборудование, вода и электричество, транспортные средства, которые на одном только энтузиазме существовать не могут и требуют иногда ремонта и замены, и всегда — денег для своего функционирования.
Об этом организаторы молчат, но автор не должен повторять их ошибок. Как обстоят дела с финансированием образования? Да примерно так же, как с финансированием учителей (данные за 1990, 1991 и 1994 отсутствуют).
С начала рыночных реформ и вплоть до 2007 года система образование не получала достаточного количества средств. Если мы предположим, что 17,8 миллиардов, которые ушли на народное образование в 1988 (19,1 миллиарда в ценах 1988), было достаточно, то сможем вычислить, что за 15 лет, с 1989 по 2006 (не считая 1990, 1991 и 1994) система образования не получила 119,5 миллиарда в ценах 1985. В среднем это 7,97 миллиардов в год или 45 % от того, что каждый год она должна была получать.
Пусть Ольга Фогельсон, которая так хорошо разбирается в бизнес-образовании, ответит, что случится с организацией или предприятием, которое 15 лет (а скорее 17 или 18) будет работать в условиях такого недофинансирования? Что произойдет с её основными фондами, с кадрами и престижем организации, как будет изменяться качество выпускаемой продукции? Пойдут ли работать в эту организацию люди талантливые и профессиональные?
В течение этих 15 лет буржуазное государство — и конкретные люди, составляющие это государство, — ликвидировало советскую систему образования, создавая вместо неё нужный новым собственникам механизм по штамповке наёмных рабов. Образование, правда, не было единственной жертвой, новые российские капиталисты уничтожали социалистическую систему в целом, а потому трагедия образования не выделяется особенно сильно на общем фоне, — но это не означает, что её не было.
Зато теперь ситуация как будто улучшилась. И автор уверен, что всё будет хорошо до тех пор, пока нефть, наконец, не закончится.
Самое длинное N. B. И напоследок, завершая этот отрезок текста, необходимо совершенно коснуться одного вопроса.
Левые любят кидаться в своих противников цифрами, которые будто бы должны доказать, что страшное капиталистическое государство питается школами. Да, школы действительно исчезают. Но нюанс есть и здесь.
Число школ снижается, как будто, вслед за снижением числа учащихся, и мы, строго говоря, не можем утверждать, опираясь на эти данные, что любимая власть делает что-то плохое. Если ученики исчезают, должны исчезать и школы, это ведь логично, а автор не может сказать, сколько именно процентов школ должны были исчезнуть туда же, куда исчезли не родившиеся ученики. По крайней мере, этого нельзя сказать, опираясь только на изменение числа школ, подобные подсчёты некорректны (Да, в последние пятилетие школы закрывали как-то уж очень активно, но это всё-таки не тенденция пока).
Автор даже не говорит о том, что школы закрывали и в Советском Союзе. И закрыли там преизрядное их количество.
Объясняется это, по крайней мере, частично, тем, что начальные и средние школы в Советском Союзе постепенно закрывались или объединялись в полные школы. Так, число начальных школ начинает уменьшаться с 1958/59, а число неполных средних школ — с 1963/64, число полных школ при этом продолжает расти.
Очевидно то, что на каком-то этапе, ещё в СССР, школы начали закрывать из-за малокомплектности и для того, чтобы сэкономить. Очевидно, что эта тенденция была тем сильнее, чем более серьёзными становились экономические проблемы государства, — но автор, основываясь только на статистических данных, не может указать момент, после которого одна тенденция взяла верх над другой. Зато он может заключить кое-что другое: число начальных и неполных школ продолжало снижаться и после распада Союза, до какого-то момента можно было оправдывать всё это тем, что капиталистическое государство заботится о своих гражданах, открывая, вместо 4 плохих, малокомплектных, неэффективных школ, одну хорошую и донельзя эффективную. И действительно, до 2002/03 число полных школ увеличивалось и с 32.835 поднялось аж до 37.856, на 15 %.
Но после оно начало уменьшаться, к 2013/2014 достигло уровня 1990/91 года, а к 2015/16 уменьшилось до 32.004. Итак, с 2003/04 года тенденция к деградации сети общеобразовательных учреждений возобладала полностью и безоговорочно. Вот это действительно можно заключить.
«Учитель для России»
Подытожим, две девушки из престижных семей создали идею о том, как спасти российскую систему образования, презентовали её на конкурсе, — и тут же к ним на помощь побежали все: ректоры и профессоры, министры и губернаторы, банкиры и сотрудники консалтинговых компаний.
Всё это действительно напоминает заговор, — патриоты в своих публикациях в заговоре организаторов и обвиняют. Но автор-то считает себя каким-никаким, но всё-таки сторонником марксизма, а эти ребята полагают, что с помощью теории заговора ничего объяснить нельзя, даже если заговор действительно имеет место. Нужно отыскать материальный интерес, который объединил вокруг программы спасения российского образования всех тех, кто обыкновенно этому образованию наносит ущерб, подстраивая его под нужды капитализма, т. е. российское государство, российскую буржуазию и вскормленное ими «экспертное сообщество». Нужно объяснить, почему все эти люди объединились именно вокруг «Учителя для России» и создают вокруг него ажитацию, совершенно несопоставимую с той отдачей, которую эта программа может принести в ближайшее десятилетие. Это — первый парадокс и первый вопрос.
Кроме того, нужно объяснить то, почему сами организаторы, которые совсем не плохо понимают проблемы российской школы и российских учителей, которые заботятся о том, чтобы участники программы за два года учительства с этими проблемами не столкнулись, которые считают, что каждый ребенок имеет право на получение качественного образования (А «…Для этого детям нужны профессиональные и увлеченные учителя, способные вдохновить своим примером и повести за собой»), почему они не выступают против чиновников из Минобрнауки?
«В чём вы видите будущее вашего проекта?
Алёна Маркович: Вообще, в наших амбициях — стать национальной программой. <…> Эта программа привлекает в сферу образования людей с повышенным потенциалом. Кто-то из них останется в школе, кто-то пойдет в то же Министерство. Это одна из задач нашей программы — связывать этих людей между собой, связывать низы с верхами, чтобы что-то двигалось. Потому что люди наверху — они все вполне себе адекватные и разумные. Но им не хватает ресурсов на месте, чтобы что-то делать. И эти люди могут стать неким инструментом, теми руками, теми головами, которые могут реализовывать те идеи, которые пришли снизу».
Почему они не считают их теми, кем они и являются, преступниками (если смотреть с точки зрения интересов учителей и большинства детей, из семей трудящихся)? Почему они не ненавидят людей, которые, по их же словам, топят учителей и препятствуют тому, чтобы образование было «качественным и общедоступным для каждого школьника»? Почему они полагают, что всё это — милые, в общем-то, люди? Почему своей целью они ставят не противостояние их политике, а сотрудничество с ними? Это — второй парадокс.
Но на самом деле нет тут никаких парадоксов. Нас просто обманывают. Буржуазия пользуется тем, что видит больше и дальше. Тем, что живёт в будущем, в том прекрасном новом мире двадцать-тридцать лет спустя, в котором Россия окончательно сделалась страной периферийного капитализма, с соответствующей системой образования, эффективной и дешёвой. Буржуа говорят о том, будущем образовании и о той, будущей стране, используя слова старого языка, под которыми тупые туземцы понимают совсем не то, что колонизаторы.
Например, мы помним, что в российском образовании взят курс на гуманизацию (и гуманитаризацию), — автор учил это, ещё готовясь к ЕГЭ по обществознанию. Но что предполагает эта гуманизация? Борьбу с физическим и психологическим насилием в школах, за уважение личности ученика (и учителя?)? Ведь это хорошо и замечательно. Разве есть люди, которые могут выступать против этого?
Проблема, однако, в том, что мы значение слова «гуманизация» (и то, почему оно всегда идёт в паре с гуманитаризацией, нет, не потому, что они однокоренные) поняли не совсем верно. Обратимся за разъяснениями к Алёне Маркович:
«Мы при отборе ещё смотрим на такое качество, как гуманизм. Очень часто учитель перестаёт видеть в каждом ребенке человека, а это крайне важно. Если для учителя не важен сам ребенок, его эмоции, а знание какой-нибудь тригонометрии становится выше этого, то ничего хорошего не получается. Из-за этого в школе очень много стресса, негатива, ненужных эмоций».
Т. е. гуманизация образования в представлении Маркович предполагает борьбу с любым психологическим насилием. Тебе не нравится тригонометрия, тошнит от органической химии, не понимаешь цитологию? Ничего страшного, мы не будем заставлять тебя учить их, — мы позволим тебе выбирать предметы, которые тебе нравятся (вариативность и элективность), которые понадобятся тебе в будущем (профилизация), — вот это гуманизация. В переводе на язык туземцев это означает снижение требований к учителю и ученику, примитивизацию образования.
Или другой пример. Вспомним декларацию, которая висит на сайте «Учителя для России»:
«Каждый ребёнок, в какой бы семье он ни родился и где бы ни жил, имеет право на образование, которое максимально раскроет его потенциал».
Ну, тоже ведь замечательно. Свобода, равенство и братство какие-то. Ясно, конечно, что добиться этого в капиталистическом обществе невозможно, но хорошо ведь, что организаторы хотя бы считают, что к этому надо стремиться. Прогрессивненько.
Но подождите, всё ли правильно мы поняли на этот раз? Не совсем.
Теперь обратимся за разъяснениями к Юлии Чечет, председателю того самого сбербанковского фонда, который содержит «Учителя для России».
«Мы делаем акцент на проактивной позиции учащегося в образовании, на стремлении учителя раскрыть потенциал каждого ученика, когда обучение строится вокруг решения реальных жизненных проблем и вызовов, а не только вокруг академических предметов»29 .
Понятно, да? Стремление сделать образование универсалистским, оказывается, ограничивает потенциал ученика. Я — будущий инженер, а ко мне пристают с какими-то Платоновым и Горьким, тем самым отнимают у меня время и ограничивают мой потенциал. Или, что то же самое, я — будущий грузчик, научите меня читать-считать, и я пойду из вашей школы, чтобы мой потенциал больше не ограничивали.
Т. е. слова про раскрытие потенциала — это не просто розовые сопли, которыми организаторы программы (и чиновники от Минобрнауки) украшают свои тексты, у этих слов, к нашему несчастью, есть значение, и означают они закрытие потенциала, специализацию образования и, опять же, его примитивизацию. Нечто прямо противоположное тому, что думают об их значении туземцы.
И точно так же, когда организаторы программы выделяют из себя сентенции вроде «Качественное образование для каждого ребенка в стране», они имеют в виду не совсем то, что кажется. Да, они действительно хотят, чтобы каждый ребёнок в стране имел возможность получить качественное образование, и они действительно согласны с тем, что сейчас каждый ребёнок такой возможности не имеет… но фразу эту нужно понимать не как констатацию того факта, что всё плохо у нас с образованием, а как объявление войны старой, неэффективной системе образования. Той самой системе, в которой считалось, что каждый учащийся, независимо от его потенциала, должен учить тригонометрию. Антигуманной, авторитарной, закостеневшей, заплесневевшей, советской системе.
Эта ненависть к советской системе образования (классовая по своей природе) субъективно выражается в неприятии старых методов и старых, неэффективных учителей (т. е. тех, кто учит по старинке, по-советски, универсалистски), — не зря же фонд программы называется «Новый учитель», — а также в донельзя розовом и донельзя либеральном представлении о том, что все проблемы системы образования могут быть решены, если в неё просто придут новые люди.
«Какие недостатки системы образования вы стремитесь исправить?
Алёна Маркович: Во-первых, это относительная непривлекательность работы в сфере образования. Первое, что мы делаем — приводим в эту сферу людей. Мне кажется, это самое основное.
Есть, например, федеральные образовательные стандарты. Если бы они реализовывались, то у нас бы школы были совершенно другими. Там всё очень разумно. Проблема в том, что это не реализуется. По моему мнению, это не реализуется просто из-за какой-то косности мышления. В систему годами, десятилетиями, с восьмидесятых годов не приходят люди, которые заинтересованы в том, чтобы эту систему как-то двигать».
Ну, а если нынешние учителя неэффективны, то зачем благомудрому руководству тратить на них время и деньги? Всё равно же впустую всё. Наоборот, руководство всеми силами должно стараться от таких работников избавиться:
«А что думают „реформаторы“ об оплате труда учителя, мы знаем из упомянутой выше аналитической записки. Академик В. И. Арнольд [советский и российский математик, профессор МГУ] пишет: „Крайне отрицательно ‘реформаторы’ отнеслись к моим словам о необходимости повысить зарплату учителям. По их мнению, ‘это только закрепило бы нынешнюю оккупацию школ малокомпетентными старушками’“»30 .
В этом старании ничего предосудительного нет, это как раз логично и правильно, и политику такую в отношении неэффективных учителей Маркович-Ярманова, по-видимому, понимают и поддерживают. Вероятно, вся их присосавшаяся к Сбербанку шайка искренне полагает, что будь российские учителя эффективными, с ними не обращались бы так, как обращаются, а российское образование шло бы вперёд под всеми парусами.
Насколько осознанно они поддерживают эту политику — другой вопрос, и если в среде, которая замечательных наших организаторов сформировала, такие людоедские мысли гуляют вполне свободно, то директорами школ, с которыми они работают, эти идеи пока еще не всегда могут быть приняты. Поэтому Ярманова-Маркович вынуждены, скорее всего, скрывать эти мысли от самих себя.
Т. о., кроме цели, которую организаторы декларируют ясно и чётко, «предоставить каждому ребёнку шанс на получение качественного образования», — есть и другая, которую они осознают не столь чётко, не в собственной форме, — «для того, чтобы построить новую систему образования, нужно уничтожить старую, неэффективную». Именно поэтому организаторы на баррикады не собираются, профсоюзы не организовывают и бороться с чиновниками Минобрнауки за права всех учителей (и всех школьников) не хотят — зачем? — цель-то у них с чиновниками одна, сначала нужно разрушить старое, а уж потом строить на его месте новое, качественное образование. И именно поэтому чиновникам и буржуазии так нравится «Учитель для России».
«Образованию требуется кадровый переворот,
— уверен министр образования Калужской области Александр Аникеев. —
Сегодня поймал себя на мысли, насколько разные подходы к обучению у ребят, которые участвуют в программе, и учителей традиционной системы образования. От стереотипов и привычек избавиться сложно. Нам нужен новый взгляд на процесс обучения»31 .
Но кроме этой цели, открыто не провозглашаемой, но ясной, есть ещё и цветастая оболочка: выпускники лучших ВУЗов страны, профессионально состоявшиеся, успешные, творческие люди, знающие языки и поездившие по миру, — вдруг бросают всё, оставляют сияющие мегаполисы и едут в провинцию — и даже не для того, чтобы выращивать коз, как всякие там уставшие от жизни миллионеры, — для того, чтобы учить детей, а в перспективе, для того, чтобы изменить всю систему образования. Это — благородная идея, даже в чём-то «революционная», если под «революционностью» понимать прогресс в рамках капитализма. И это тоже не может не привлекать к программе дарителей и благотворителей, — учитывая особенно то, что чиновники и буржуа принимают как своё, близкое, хорошее и правильное, не только оболочку, но и сущность программы.
Автор надеется, что поймут его правильно: он совсем не восхищается советской системой образования, он считает, что советская система образования доказала свою полную непригодность для выполнения тех задач, которые стояли перед ней. Советская школа — и советское общество — должны были формировать марксистов-революционеров, поставить их производство на поток — только в этом случае общество имело бы шанс на выживание, а советская школа оправдывала бы своё существование. Вместо этого советская школа (и советская массовая культура) готовили мещан32 . Советские мещане были, конечно, несколько более образованными и более воспитанными, чем мещане западные, но именно поэтому после начала рыночных реформ первые не смогли выдержать конкуренцию со вторыми и до сих пор не могут оказать вторым сколько-нибудь серьезного сопротивления.
Нет, вопрос о том, как можно из среднего человека, среднего школьника, который живёт в довольно-таки ласковом обществе и кушает по три раза в день, сделать революционера, не является, на взгляд автора, неразрешимым. И пусть история много раз разбивала мечты всех этих человекоконструкторов и человековоспитателей — от платоников до бихевиористов — автор верит, что Высокая теория воспитания должна быть создана и создана будет. Значит, советская школа, — то, что осталось от неё, — должна быть реформирована, но в направлении, противоположном тому, которое предлагают Маркович-Ярманова, новая школа должна стать более советской, чем советская. Что невозможно без смены нынешней общественно-политической системы.
Участники программы
«Мы пытаемся найти молодых людей, которым вот такая деятельность могла бы быть интересна, которые, может быть, чувствуют своё призвание в том, чтоб быть учителем <…>. И мы делаем так, чтобы школа как система их не поглотила, а наоборот — чтобы школа стала такой очень, знаете, питательной средой для их развития как профессионального, так и личного»33 .
Алёна Маркович
«Часто я вижу, что детям тяжело усваивать уроки. Но тем не менее, им необходимы знания, общения, события. Я здесь нужен больше, чем в Москве, и я на своем месте. Мотивация работать в сельской школе у молодых учителей крайне низка в силу бытовых проблем. Поэтому если не я, то кто?»34 .
Олег Орлов
Пытаясь разобраться в том, что же это такое — «Учитель для России», автор копался в текстах, сочинённых и наболтанных организаторами программы. Эти люди создали программу, развивают её и пытаются вырастить в человеческих головах определённый её образ, короче, решают, как и куда потратить сбербанковские миллионы. Именно в их словах и через их слова нужно и можно было открыть сущность программы.
Но нельзя ведь исследовать теорию в отрыве от практики, в которой первая себя реализует, — это даже автор понимает. Правда, мы не располагаем никакими объективными данными об успехах учеников наших суперучителей, и если бы организаторы обладали такими данными, они бы, конечно, не скрывали их от общественности. Можно, поэтому, предположить, что никаких таких заметных академических успехов ученики опекаемых Ярмановой и Шеберстовым школ за два года добиться не смогли. Не потому, что суперучителя плохо работали, они делали всё, что могли, и даже не потому, что 2 года — это мало очень — а потому, что организаторы переоценили немного их способность к миропереворачиванию.
Объективных данных нет, поэтому нужно обратиться к текстам и интервью уже самих участников программы, объективных данных они не заменят, зато появится возможность позиции организаторов и участников сопоставить.
Так, некоторые учителя, похоже, воспринимают своё участие в программе как этакую разновидность дауншифтинга, пусть и общественно полезного.
Мария Полякова, учительница английского языка в Бутурлиновской СОШ г. Бутурлиновка в Воронежской области:
- «Этот проект и наше в нём участие не про то, что у детей есть такая необходимость или запрос, а про вариативность и возможность посмотреть, что бывают какие-то другие люди, уроки и перспективы»
Евгений Мошкин, учитель математики в СОШ № 12 г. Обнинска Калужской области (ушёл из школы, не проработав и года):
- «Когда я впервые услышал о проекте „Учитель для России“, я вёл детские лагеря и научные шоу, занимался организацией детских праздников. Мне хотелось развиваться в педагогике, и повестка проекта полностью совпала с моим запросом. Я закончил химфак МГУ, и преподавать думал химию, но случилось иначе. Вакансия химика в школе, куда меня пригласили, оказалась закрыта, зато была возможность поработать математиком. Я отнёсся к этой идее с большим энтузиазмом».
- «Несмотря на удивительную подготовку, которую нам дали в Летнем Институте, мой вход в школу был непростым: у меня был сильный аниматорский опыт, а строго научного, напротив, не было. Но я быстро научился получать от процесса удовольствие»
Но другие, — несмотря на строжайшую отбраковку, — говорят совсем не то, что организаторы. Те, верные каким-нибудь там учебникам по public relation и своим собственным представлениям, пытаются завлечь людей проповедями о личностном росте и развитии лидерских качеств, а в словах участников прорывается совсем другой дискурс, они говорят о долге и о служении.
Олег Орлов, учитель истории, обществознания и географии в Комсомольском филиале Шпикуловской СОШ в п. Демьян Бедный Тамбовской области:
- «Я по образованию историк, специализировался на медиевистике и культурной жизни России XIX века. Последние три года работал воспитателем в детском саду в Москве. Работа с детьми мне очень нравилась. У меня давно была идея уехать в глубинку, узнать, что представляет собой наша страна в провинции, и заниматься там образованием. Когда я узнал о программе, я сразу отправил заявку»35 .
Ольга Корешева, учительница географии в Бутурлиновской СОШ г. Бутурлиновка в Воронежской области:
- «Я из Петербурга. Закончила географический факультет Петербургского государственного университета. Опыта преподавания у меня не было. Сейчас преподаю в школе в г. Бутурлиновке Воронежской области. Два года я занималась геоинформатикой, создавала географические информационные системы и карты. Спустя два года мне это стало надоедать, к тому же мне не очень нравится, что я делаю вещи, которые неясно кому нужны. Есть какой-то виртуальный заказчик, но конечный пользователь несильно заинтересован в том, что мы делаем. Я случайно увидела набор в этот проект и поняла, что вот это мне кажется настоящим делом. В школе ты каждый день понимаешь, что должен очень много сделать. Ты сидишь, не спишь ночами, потому что тебе хочется что-то сделать и сделать это хорошо. Я вот накануне урока и своего дня рождения всю ночь клеила вулканы, чтобы детям было интересно, и они могли понять, как это всё устроено».
- «После проекта я бы хотела остаться в образовании. Не всё время быть педагогом, наверное, но всё же оставаться в школе. Потому что хочется делать настоящее дело, а не быть выше, где-то в администрации, и заниматься бумажками. То есть я пришла сюда именно для работы с детьми, и в этом я хочу остаться»36 .
Марина Штойк, учитель английского языка в СОШ № 24 г. Подольска Московской области:
- «Я училась в Высшей школе экономики на факультете мировой экономики и мировой политики, потом уехала в Дубай. Два года жила там, работала в консалтинге и закончила магистратуру по международному бизнесу. Это была хорошая, комфортная жизнь, но мне стало скучно. Вообще, мне всегда была интересна тема образования. Студенткой я подрабатывала, преподавая иностранные языки школьникам, мне это очень нравилось. Вспоминая тот опыт, я понимала, что преподавание — это по-настоящему творческая деятельность. Гораздо более интересная, чем ежедневная офисная работа. Когда ты учишь, хорошо виден результат твоих усилий — пусть небольшой, но каждый день. Этого тоже не хватало у меня на работе»
Александра Зорина, учитель истории и обществознания в СОШ № 3 г. Балабаново Калужской области:
- «До того, как прийти в школу, я пять с половиной лет занималась маркетингом, в том числе в рекламных агентствах. Моим последним местом работы был Condé Nast: карьера складывалась удачно, периодически мне звонили рекрутёры и предлагали большую зарплату, но удовлетворения от дела я не получала. Было стойкое ощущение, что я вкладываю очень много сил, но они расходуются вхолостую. Я стала копаться в себе: где же я свернула не туда и почему мне так тяжело ходить на работу, хотя вроде бы я делаю всё правильно. На самом деле это тянулось ещё с университетских времён: тогда я хотела поступать на другую специальность и заниматься совершенно иными вещами. У меня были прекрасные наставники в школе, среди них были те, кому хотелось подражать. Идея стать учителем в одиннадцатом классе мне не казалась странной — это произошло чуть позже, когда мои одноклассники стали поступать в престижные вузы. Тогда возникло ощущение, преподавание — это что-то непрестижное, неправильное и, возможно, даже социально порицаемое. Так я отказалась от этих мыслей».
- «Я сменила профессию для того, чтобы каждый день вставать и ощущать, что я делаю правильное, честное дело, которое приносит пользу. Всё, что происходило со мной, начиная с Летнего института, всё, что связано с переездом в Балабаново, с выходом на работу в самую обычную школу этого города — всё это про честность. Например, сейчас, живя в Балабанове, я чувствую себя гораздо честнее, чем когда жила в Москве, хотя это мой родной город. Москва — это здорово и прекрасно, но это всего лишь одна из точек на карте, а на самом деле Россия выглядит приблизительно как вот этот город в Калужской области. У меня есть ощущение честности и гармонии с происходящим. Без лишней патетики скажу, что часто просыпаюсь с мыслью, что я счастлива идти на свою работу, хотя бывают сложные дни и сложные моменты»37 .
Этим людям не нужно было заниматься развитием лидерских качеств — они в большинстве своем состоялись профессионально и материально, но вот именно это им было не нужно, они искали работу, которую была бы осмыслена и полезна — и именно поэтому они решили в программе участвовать, именно поэтому они выбрали образование. Они принимают прогрессивную часть мировоззрения организаторов искренне, и ради её реализации они порвали со своей привычной средой. Они великолепные люди. Лучшие представители своего класса. За то, что они пришли в школы и работают в них, автор совершенно искренне благодарит участников программы. Участники осознают и то, что за проблемы грызут систему образования и российское общество, и осознают эти проблемы не совсем так, как организаторы.
Игорь Рябец, учитель литературы и русского языка в МБОУ Каринская СОШ в с. Карино Московской области:
- «Школьная программа по литературе. Да какая ещё программа! Они читать не умеют в 6 классе! Кое-как прочитывают несколько предложений. Скорее даже проговаривают буквы вслух. А смысла не видят. Фраза „смотришь в книгу, видишь фигу“ оживает на глазах. Есть, конечно, и исключения, и их мне жаль больше всего. Здорово, если бы осознавая всё это, я не унывал и задорно так, по-пионерски, декларировал готовность изменить мир, систему образования или хотя бы этих отдельных детей. Но нет, просто-напросто руки опускаются»
Александр Ядрин, учитель математики и английского языка в МБОУ Каринская СОШ в с. Карино Московской области:
- «Если бы мне кто-то сказал пару лет назад, что некоторые ученики в 9, 10 и даже 11 классе не знают таблицы умножения, я бы не поверил. Но это реальность. Пятиклассникам в прошлом году даже пришлось пригрозить, что они не перейдут в шестой класс, если её не выучат».
- «Мои ученики сейчас готовятся к ЕГЭ, но проблема в том, что школьная программа часто не соответствует тому, что нужно знать для успешной сдачи экзамена. С этим мы справляемся, корректируя учебный план — будучи студентом, я подрабатывал репетитором по математике, поэтому хорошо представляю себе, с чем придётся столкнуться ребятам. Многие из них — действительно талантливые и уступают детям из крупных городов разве что в общем уровне эрудиции. Это и понятно: у ребят из провинции меньше возможностей выбраться в музеи, театры, побывать за границей, что в целом влияет на объём их знаний за пределами школьной программы. Ни в коем случае нельзя говорить, что они глупее „городских“. Я привозил своих учеников на экзамен для поступления в школу при МГУ, где они сдавали два теста — общеобразовательный, проверяющий эрудицию, и математический. В математическом дети показали довольно высокие результаты, а с общеобразовательным возникли проблемы. Например, в тесте был такой вопрос: „Какие места ближе к сцене — партер или амфитеатр?“ Дети из маленького города или села, где никогда не было театра, могли это знать, только если случайно прочитали где-то в книжке»
Алина Лукинская, учитель истории и обществознания в СОШ № 4 в г. Балабаново Калужской области:
- «Начиная с 8 класса, мотивация учиться снижается. Ни один десятиклассник не представляет, куда и зачем будет поступать. Никто не верит, что можно поступить на бюджет, в московский или питерский вуз. Для них большой город — это Обнинск. Представления о том, чем можно заняться после школы, ограничиваются работой в магазине».
- «В прошлом году я очень хотела попасть в „трудную“ школу с детьми из непростых семей. Моя цель была в том, чтобы заниматься с детьми не только образованием, но и вдохновить их на то, чтобы менять свою жизнь своими же силами. Первая школа оказалась именно такой. Она стояла рядом с трассой. Когда я попросила детей написать сочинение о себе, все написали про торговый центр „Карусель“. Вся их жизнь проходила там. Родители постоянно были заняты заработком».
- «Один из моих учеников на каждом уроке оскорблял своих одноклассников. Я оставила его после урока, чтобы узнать, откуда у него столько энергии. Он ответил, что ему плохо. Позже я узнала, что его мама и папа были лишены прав, и его усыновили другие родители. Мне пришлось с ними встретиться»
Ольга Корешева:
- «Я не верю, что есть „сложные“ дети. Что вообще значит „сложные“? Просто у всех разные истории. Многие родители работают в столице вахтовым методом — две недели здесь, две там. Есть ученики, которые видят маму два раза в год. Так многие живут. Нет „сложных“, просто у каждого ребенка своя история»
- «Вообще я поняла, что лень, хулиганство, отрицание, о которых мы часто говорим, — не вина детей, а их беда. Здесь я осознала, что у некоторых детей просто не было шанса быть другими. Когда это понимаешь, начинается совсем другая работа».
- «Многие дети здесь не понимают, зачем учиться в школе после девятого класса. Не такая высокая ценность образования. Я пытаюсь объяснить им и отвечаю на самые разные вопросы. Вот на некоторых занятиях мне говорят: „Над этим упражнением надо подумать, а я не люблю думать“. Тогда мы говорим, почему вообще надо думать. Или другой вопрос: „Зачем я хожу в школу? Зачем мне знать про Тихий океан?“. Они не находят ответы, потому что с ними просто никто не говорит обо всех этих важных вещах. Но для этого и нужна наша программа. У нас есть время и силы, чтобы просто поговорить, ответить на какие-то важные вопросы».
Александра Зорина:
- «К сожалению, в реалиях нашей страны молодые специалисты получают мало — особенно в регионах. Это большая проблема для молодого специалиста, у которого нет никакого другого источника дохода. Сегодня я зарабатываю ровно в десять раз меньше, чем получала на предыдущем месте работы. Наверное, если бы я не попала в проект (хотя я пришла в него с другой мотивацией, она не имела никакого отношения к деньгам), мне было бы крайне сложно переехать и начать преподавать в школе. Программа даёт стипендию, которая позволяет, по крайней мере, снимать квартиру и даёт надбавку к зарплате»38 .
Марина Штойс:
- «У работы в школе есть и минусы. Самый больной вопрос — зарплата, она катастрофически низкая. Опытные учителя работают на две ставки, у них есть дополнительные надбавки — в зависимости от опыта, количества взятых классов, других факторов. А молодому учителю на одну зарплату прожить нереально. В Московской области выпускникам педагогических вузов платят небольшую надбавку от области, но у меня другая специальность в дипломе, поэтому и этих денег я не получаю. Честно говоря, я за аренду квартиры в Подольске плачу больше, чем получаю в школе. Проект „Учитель для России“ доплачивает нам 35 тысяч рублей, вот их я использую для того, чтобы снимать жильё. Впрочем, плюс Подольска — тут негде и некогда тратить, так что прожить можно. Но пока финансовый вопрос не будет решён, профессионалы из других областей не пойдут в школу»
Они говорят о бедности, материальной и культурной, о несправедливости и неравенстве в образовании и в обществе, в их словах прорывается и разочарование в собственных силах, и проблему низких зарплат они не проговаривают скороговоркой и не констатируют («Волки кушают оленей. Это так грустно»), они её ставят — потому что сами каждый месяц получают пощёчину вместо зарплаты, они говорят не просто о том, что молодые педагоги не приходят в школы, они чётко понимают, что молодые педагоги в школы и не придут.
Но при всём этом слова участников не слишком сильно отличаются от слов организаторов.
Олег Орлов:
- «Я работаю пять дней в неделю плюс дополнительное образование: веду латиноамериканские танцы и предпринимательство. Ключевая идея — уметь производить что-либо из имеющихся ресурсов. Это необходимо, потому что альтернатив таким кружкам нет. Районный центр с секцией карате находится в нескольких десятках километров»39 .
Александр Ядрин:
- «Нередко ребята остаются после уроков и беседуют со мной на посторонние темы, зная о моём экономическом образовании, задают вопросы о ведении бизнеса. Например, есть группа старшеклассников-бизнесменов: сначала они помогали отцам в гараже, потом скопили деньги, купили старую машину, отремонтировали, покрасили и продали за выгодную цену. Им было интересно узнать, как зарегистрировать ИП, какие существуют формы налогообложения, что последует за нарушением налогового законодательства и т. д.».
Учителя, великолепные, удивительные люди, нащупавшие пустоту офисного бытия и выпрыгнувшие из него, не имеют сил на то, чтобы совершить ещё один прыжок. Новые народники и настоящие подвижники, они продолжают оставаться зависимыми от мировоззрения организаторов программы — мировоззрения того социального класса, который сформировал их, а порождённые Просвещением иллюзии всё ещё господствуют над ними. Они идут в школы для того, чтобы учить детей. Но учат их тому, чему их самих научил господствующий класс.
Заключение
«Например, я повесил ватман на стену и написал, что каждый может задать абсолютно любой вопрос по истории, географии, обществознанию. Первые два дня лист висел пустой. Потом начались вопросы. Но очень простые. Я написал: „Задавайте более сложные вопросы“. Они ответили: „Мы не можем“. Я написал: „Почему? Давайте“.
Кто-то написал: „Когда умер Ленин?“. Один девятиклассник уточнил в учебнике и ответил сам».
Олег Орлов
«В десяти шагах отсюда светофор мигал,
Желтым светом, две минуты, на конец дождям.
А в подземном переходе влево поворот,
А в подземном коридоре гаснут фонари.
Коридором меж заборов, через труп веков,
Через годы и бурьяны, через труд отцов,
Через выстрелы и взрывы, через пустоту,
В две минуты изловчиться — проскочить версту!»
Янка Дягилева. Деклассированным элементам
Автор позволит себе обратиться к бывшим и нынешним участникам программы, — вдруг кто-нибудь из них дочитает до этих вот строк.
Я не выступаю ни в коем случае против того, чтобы выпускники столичных вузов, происходящие из хороших — или из буржуазных — семей шли работать в провинциальные школы. Я просто не считаю, что 100 или 200, или 500, или 1000 таких учителей — и столько же директоров, завучей, социальных предпринимателей и чиновников, прошедших через участие в программе, смогут изменить систему образования.
Я думаю, что десятки тысяч выпускников педвузов, которые — несмотря ни на что — всё ещё идут работать в школы, не меньше увлечены своим делом, и точно так же мечтают о том, чтобы увлекать и вдохновлять своих учеников, менять их жизни. Проблема только в том — что в программе молодые учителя участвовать не могут40 , стипендий не получают, берут больше, чем одну ставку, подвергаются всё тому же выгоранию, а в конечном итоге, вымываются из школы.
И это притом, что педагогов, молодых и горящих у нас и так кот наплакал. Притом, что молодые педагоги совершенно необходимы. В ближайшие пять лет в российскую школу должны прийти 100 тысяч молодых учителей, которые заменят учителей, уходящих на пенсию, — если мы хотим, чтобы она продолжала загнивать, хотя бы с той же скоростью. Чтобы российская школа осталась общедоступной — хотя бы «общедоступной» в том же смысле, в каком она сейчас является таковой, — за 15-20 лет в школу должны прийти 300-400 тысяч новых учителей.
Но они не придут в неё, вы сами понимаете, почему, — а «Учитель для России», несмотря на тамерлановские планы своих создателей, никогда не сможет подготовить такого количества учителей, да и таких задач никто из организаторов не ставит.
Что смогут сделать программы, подобные описанной в материале, когда в школах начнётся кадровая катастрофа? Когда из-за какого-нибудь кризиса государство снова решит начать экономить на школе? Все эти программы создаются для того, чтобы лучше контролировать ситуацию на местах, чтобы сломить локальное сопротивление реформам, короче, для того, чтобы способствовать деградации российской школы, а не для того, чтобы спасти её.
И даже борьба учительских профсоюзов за улучшение ситуации в системе образования, если она, по примеру стран Запада, начнётся в России и будет удачной, не приведёт к кардинальным переменам. Простая и старая мечта об образовании, которое возносит наверх бедных и талантливых, восстанавливая справедливость, реализована не будет. Это мы видим на примере того же Запада, где самые многочисленные забастовки и демонстрации педагогов и учащихся не могут остановить неолиберальные реформы, связанные с «Болонским процессом».
Школа не будет давать равные шансы всем учащимся до тех пор, пока острейшее социальное неравенство и давящая, проедающая душу, бедность, возникшие благодаря эксплуатации и расхищению в девяностые народных богатств, не будут уничтожены. Если Лена Ярманова может слетать в Париж на выходные, — а школьники из Бутурлиновки не могут съездить даже в Воронеж, они не равны и никогда не будут равны, засуньте вы в Бутурлиновку хоть 50 самых лучших выпускников МГУ и СПбГУ. Если мама какого-нибудь Пети Штыркина из Одинцово 6 дней в неделю по 12 часов работает кассиршей в Карусели, — а жена Германа Оскаровича заведует собственной школой, то детей их, уж извините, никакие креативные и молодые педагоги не уравняют. Петя Штыркин будет рабом, потому что он родился в семье рабов.
Будьте последовательны, будьте радикальны.
Приложение
Тексты и интервью организаторов
Учитель для России: официальный сайт.
Учитель для России: официальная группа Вконтакте.
Самуилкина Александра. Какие люди, такая и система. // Проект «Образование». [Интервью с Алёной Маркович.]
Сергей Лютых. «Хочу изменить мир». О попытке вдохнуть новую жизнь в школы российских регионов. // Lenta.ru. [Статья. Автор цитирует Ольгу Фогельсон, Юлию Чечет, Александра Аникеева, Алексея Гераськина, Татьяну Харитонову и двух участников программы, не названных по фамилиям.]
Александр Зюзяев. Мюнхгаузен для школы. Почему педагогические таланты отправляются в российскую глубинку? // Комсомольская правда. Край. [Статья. Автор цитирует Алёну Маркович, Ольгу Фогельсон, Алексея Гераськина и Александра Аникеева.]
Балагурова Анна. Как проект «Учитель для России» изменит школьное образование изнутри. // The Village. [Интервью с Алёной Маркович, Еленой Ярмановой и Анастасией Косниковой.]
В Воронеже и Москве запускают новую образовательную программу «Учитель для России». Как всё будет устроено. // Downtown. Воронеж. [Интервью с Федором Шеберстовым.]
Толкачёва Екатерина. «Мы верим: педагогика — дело творческое и прикладное». Интервью с Ольгой Фогельсон, одним из организаторов проекта «Учитель для России». // Образовательный портал Newtonew, сайт об образовании и обучении.
Спирина Алиса. «Школа должна измениться, чтобы новым детям было интереснее учиться». Что такое «Учитель для России» и как этот проект улучшит школу. // Мел. [Интервью с Алёной Маркович, Еленой Ярмановой, Ольгой Фогельсон, Максимом Андрюхиным, Ольгой Корешевой и Валерией Вербицкой.]
Teach For All. [Офиц. сайт международной программы].
Елена Ярманова // Институт «Стрелка». [Биографическая справка.]
«Учитель для России». Светлый вечер с Алёной Маркович и Игорем Рябцом (23.11.2015). // Вера. Светлое радио.
Аудиторское заключение членам Благотворительного фонда поддержки и развития образования «Новый учитель» [проверяемый период 25.03.2015 – 31.12.2015].
Интервью и тексты участников программы
Виктория Сафронова. «Они просто выросли в новом мире, а попали в старую школу». // Такие дела. [Интервью с Максимом Андрюхиным, Ольгой Корешевой и Натальей Гарист].
Толкач`ва Екатерина. «Учитель для России»: учительские истории открытий и побед. // Newtonew, сайт об образовании и обучении. [Тексты Александра Шкловера, Марии Зайченко, Елизаветы Тимошенко, Евгении Златоустовской, Александра Ядрина, Олега Симоняна, Оксаны Шандалюк, Максима Андрюхина, Марии Напольских, Екатерины Шмелёвой.]
Черных Александр. «Учитель для России»: как бросить престижную работу и уехать в глушь учить детей. // Афиша Daily. [Интервью с Мариной Штойк и Марусей Поляковой.]
Артемий Воробьёв. Уехать в глубинку, чтобы два года учить детей географии и английскому. // Интернет-газета «Бумага». [Интервью с Марусей Поляковой и Ольгой Корешевой.]
Жукова Лариса. «Если не я, то кто?»: молодые учителя о своей работе в глубинке. // РИА Новости. [Интервью с Алиной Лукинской и Олегом Орловым].
Николаева Полина. Мечта — стать учителем. // «Балабаново». Еженедельная муниципальная газета. [Интервью с Надеждой Шубиной и Александрой Зориной.]
Рябец Игорь. Дневник школьного учителя. // Православие и мир.
Деркач Ирма. Вдох, выдох и подумать: о границах в школе. // Сноб.
Конюхова Ксения. Выпускник МФТИ Саша Шкловер, поехавший преподавать в школу в глубинке: Я хотел каждое занятие сделать сверхуроком. // Комсомольская правда. Край. [Цитируются Александр Шкловер и Оксана Шандалюк.]
«Крикните на нас, стукните книгой по столу — мы испугаемся и дуием учиться». Учителя региональных школ о своей работе. // Мел. [Текст Елизаветы Кузнецовой.]
Новогодняя задача. Учителя региональных школ о своей работе. // Мел. [Текст Маргариты Рябовой.]
«Молодому учителю трудно уйти от соблазна полюбиться детям — желательно, всем». Учителя региональных школ о своей работе. // Мел. [Текст Евгения Мошкина.]
«Перемены в школе происходят сейчас с неимоверной скоростью». Учителя двух поколений — о своей семье и работе в школе. // Мел. [Тексты Ксении и Ирины Шошиных.]
«Любовь к детям — это способность верить в каждого ребёнка». Учителя двух поколений — о своей семье и работе в школе. // Мел. [Тексты Аксиньи и Татьяны Костровых].
«Нет такого понятия — бывший учитель». Учителя двух поколений — о своей семье и работе в школе. // Мел. [Тексты Анастасии и Татьяны Белованцевых.]
«Не становиться жёстче — это мой принцип». Учителя двух поколений — о своей семье и работе в школе. // Мел. [Тексты Алисы и Анны Козорез.]
«Обрести зоркое сердце». Учителя региональных школ о своей работе. // Мел. [Тест Александры Зориной.]
Александра Савина. «Учитель для России»: Как я уехала из Москвы, чтобы учить детей. // Wonderzine. [Интервью с Александрой Зориной.]
«Учитель для России». Светлый вечер с Алёной Маркович и Игорем Рябцом (23.11.2015). // Вера.
Литература
Народное хозяйство РСФСР: статистический сборник. М., Государственное статистическое издательство, 1956–1990.
Российский статистический ежегодник: статистический сборник. М., Госкомстат России, 1994-2016.
Российская федерация в 1992 году: статистический ежегодник. М., Республиканский информационно-издательский центр, 1993.
Константиновский Д. Л. Неравенство и образование. Опыт социологического исследования жизненного старта российской молодежи (1960-е годы — начало 2000-х). М.: Центр социального прогнозирования, 2008.
Тексты противников образовательной реформы
Тарасов Александр. Молодёжь как объект классового эксперимента. // Скепсис. Научно-просветительский журнал.
Лифшиц Рудольф. Выбор цели (О судьбе системы образования в России). // Saint-Juste.
Шевкин Александр. Над пропастью во лжи, или Будет ли толк от бестолковой реформы? // Скепсис. Научно-просветительский журнал.
Чистякова Мария. Прошу уволить меня в соответствии с государственным образовательным стандартом… // Педсовет — Персональный помощник педагога.
Северный Николай. Четверть века «реформе образования»: краткая история и предварительные итоги. // Saint-Juste.
Открытое письмо о модели оценки компетенции учителей. // Стандарты образования.
Прочее
Калужские школы пополнили учителя без педагогического образования. // Regnum.
Средняя школа приглянулась молодым учителям. // Информация online.
Рычкова Елена. «Агентов перемен» внедрят в московских школах с сентября. // Накануне.ru.
«Учитель для России»: бомба замедленного действия. // Компетенции успеха. Центр экономического развития и сертификации — ЦЭРС ИНЕС.
Сведения о численности и составе работников учреждений, реализующих программы общего образования, в городских поселениях и сельской местности. // Министерство образования и науки Российской Федерации. Открытые данные.
Кицес Вульф. Про установление классового барьера в образовании. // Социальный компас.
Примечания
- Это очень интересно — как и почему представители разных классов воспринимают друг друга, каким образом они демонстрируют свою классовую принадлежность, как распознают её в других. И, может, это лирика, — но автору кажется иногда, что на буржуа и их прислужников из наших любимых колониальных портов, Москвы и Питера, будто бы лежит печать, эти люди вызывают чувство легкой брезгливости (а то и приступ тошноты), стоит только посмотреть на них. Буржуа в провинции не такие, — нет, не лучше принципиально, — но они больше походят на людей. ↩
- Что не совсем верно, конечно. ↩
- Управляющий совет. // Учитель для России. ↩
- Попечительский совет. // Учитель для России. Вообще, Герман Оскарович проявляет какой-то нездоровый интерес к образованию. Его жена, например, посоветовавшись с мужем, решила открыть собственную школу, которую её детёныши и посещают, — туда пускают даже и других детей. При этом школа изначально была убыточной с финансовой точки зрения (малокомплектная, как-никак), а может быть, является убыточной и сейчас, но на своих детях Грефы не экономят. ↩
- Аудиторское заключение членам Благотворительного фонда поддержки и развития образования «Новый учитель» [проверяемый период 25.03.2015 — 31.12.2015]. ↩
- Эта же компания «провела редизайн» символа партии «Единая Россиия» и разработала новый символ для Международного финансового форума, провела ребрендинг Татнефти, разработала новый логотип для ГУМа. ↩
- Школы-партнёры. // Учитель для России. ↩
- Лютых Сергей. «Хочу изменить мир». О попытке вдохнуть новую жизнь в школы российских регионов. // Lenta.ru. ↩
- Новости проекта // Учитель для России. ↩
- Автор к своему стыду, раньше не знал о его существовании, а между прочим, это «первое стратегическое digital-агентство на российском рекламном рынке». ↩
- Кстати, в топ-45 2016 года входит всего один собственно педагогический университет — РГПУ им. Герцена. Пермский государственный научный исследовательский университет, где автор штаны просиживает, занимает почётное 86 место, так что непонятно, что же привело милую девушку с экзотическим именем в его стены. ↩
- Толкачёва Екатерина. «Мы верим: педагогика — дело творческое и прикладное». Интервью с Ольгой Фогельсон, одним из организаторов проекта «Учитель для России» // Образовательный портал Newtonew, сайт об образовании и обучении. ↩
- Не то, чтобы автор был против экспериментальных методов в образовании, но он почему-то думает, что нельзя научиться основам педагогики от людей, которые сами ничего в педагогике не смыслят, — а форма воркшопа предполагает обмен знаниями и умениями между самими обучающимися. Автор также сомневается в том, что человек, который никогда учителем не был, может действительно обучить чему-нибудь с помощью педагогического мастер-класса. ↩
- Летний институт.// Учитель для России. ↩
- Балагурова Анна. Как проект «Учитель для России» изменит школьное образование изнутри. // The Village. ↩
- Там же. ↩
- В Воронеже и Москве запускают новую образовательную программу «Учитель для России». Как всё будет устроено. // Downtown. ↩
- Вот некоторые из этих работ: Тарасов Александр. Молодёжь как объект классового эксперимента.// Скепсис; Лифшиц Рудольф (доцент и бывший школьный учитель). Выбор цели. // Sainte-Juste; Шевкин Александр (школьный учитель). Над пропастью во лжи. // Скепсис; О реформе образования, ее итогах и перспективах (заявление ученого совета филологического факультета МГУ); Мария Чистякова (школьный учитель). Прошу уволить меня в соответствии с государственным образовательным стандартом…. ↩
- Балагурова. ↩
- Спирина Алиса. «Школа должна измениться, чтобы новым детям было интереснее учиться». Что такое «Учитель для России» и как этот проект улучшит школу // Мел. ↩
- Толкачёва. ↩
- Там же. ↩
- Сведения о численности и составе работников учреждений, реализующих программы общего образования, в городских поселениях и сельской местности // Министерство образования и науки Российской Федерации. Открытые данные. ↩
- Толкачёва. ↩
- Константиновский Д. Л. Неравенство и образование. Опыт социологического исследования жизненного старта российской молодежи (1960-е годы — начало 2000-х). М.: Центр социального прогнозирования, 2008. ↩
- Константиновский Д. Л. Указ. соч. С. 121. ↩
- «Приведём примеры, поясняющие, как производилась кодировка информации, получаемой в результате обследований. Из числа работающих на промышленном предприятии к группе руководителей относились директор, главный инженер, начальник цеха; к группе специалистов — инженеры, работающие в конструкторских бюро и в цехах; к группе служащих — бухгалтер, учетчик, кладовщик; к группе рабочих — токарь, штамповщик и пр. В больнице: руководители — директор, главный врач, заведующие отделениями; специалисты — врачи разных профилей; служащие — медицинские сёстры; рабочие — водитель санитарной машины, уборщица. Отнесение школьника к той или иной группе означает, что оба или, по крайней мере, один из родителей обладают указанными признаками. При этом определяющим принималось социальное положение того из родителей, чей социальный статус выше (например, для семьи, где отец — преподаватель вуза, а мать — лаборант со средним специальным образованием, информация о ребёнке кодировалась как о выходце из семьи специалистов). Понятны ограничения, связанные с таким подходом; вместе с тем, он позволяет провести необходимый анализ».
Константиновский Д. Л. Указ. соч. С. 70. ↩ - «Ясно, что для полного уничтожения классов надо не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить ещё и всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда. Это — дело очень долгое».
Ленин В. И. Великий почин. ↩ - Лютых. ↩
- Шевкин Александр. Над пропастью во лжи, или Будет ли толк от бестолковой реформы? // Скепсис. ↩
- Александр Зюзяев. Мюнхгаузен для школы. Почему педагогические таланты отправляются в российскую глубинку? // Комсомольская правда. Край. ↩
- Носителей мелкобуржуазного классового сознания, выражаясь научно ↩
- «Учитель для России». Светлый вечер с Алёной Маркович и Игорем Рябцом (23.11.2015). // Вера. Светлое радио. ↩
- Александра Савина. «Учитель для России»: Как я уехала из Москвы, чтобы учить детей. // Wonderzine. ↩
- Савина. ↩
- Спирина. ↩
- Савина ↩
- Савина. ↩
- Жукова. ↩
- По многим причинам: потому, например, что не имеют денег для того, чтобы приехать в Москву на очный тур, не владеют достаточно хорошо иностранными языками, просто потому, что бояться уехать из Краснодара в Бутурлиновку, ибо никогда из Краснодара не выезжали. Но главное, потому — что организаторы просто не рассматривают кандидатов из педагогических, т. е. непристижных ВУЗов (за несколькими исключениями) ↩