Прежде всего позвольте привести краткую справку. Музей современного искусства PERMM был основан в 2009-м году благодаря совместным усилиям галериста Марата Гельмана, члена Совета Федерации от Пермского края Сергея Гордеева и губернатора Олега Чиркунова. Первоначально под музей отвели заброшенное здание речного вокзала, но три года назад он переехал в новое трёхэтажное помещение, где и продолжает довольно бурную деятельность. В народе о её результатах говорят в основном с нескрываемой усмешкой, что не мешает, однако, студентам и пролетариям умственного труда периодически посещать PERMM. Но это и неудивительно, учитывая, что за искусство здесь выдаётся эпатажное шоу: хочешь — пальто со стихотворением на подкладе, а хочешь — девицы в латексе.
Красота! Может показаться удивительным, что в один ряд с такими актуальными мероприятиями затесалась выставка о заводах. Но, товарищи, давайте не будем забывать о том, что Пермь — это индустриальный центр с миллионным населением. У нас всё подчинено заводской тематике, это нормально. Впрочем, больше не буду томить долгими разговорами, в путь!
Как только вы приобретёте билет, то узнаете, что полное название выставки звучит следующим образом: «ЗЗЗ. ЗАПАХИ. ЗВУКИ. ЗАВОДЫ. МУЗЕЕФИКАЦИЯ НЕМАТЕРИАЛЬНЫХ СУБСТАНЦИЙ ЗАВОДОВ ПЕРМСКОГО КРАЯ».
Постояв полсекунды в ступоре от названия, мы входим на первый этаж. В помещении царит мягкий полумрак. На пустой площадке расположены большие и малые колонны.
Большие колонны полые, в каждой находится по табуретке и стереосистеме. Прочитав у входа название «Форвард» (бывший завод «Велта», где производились велосипеды моего детства «Кама» и «Парма») я смело сажусь на табурет. И тут же на меня обрушивается волна звуков: ритмичный грохот станков, лязг металла, шум людских голосов. Звук такой громкий, а вход в колонну такой узкий, что кажется, будто высунешься в проход, а там и не музей современного искусства, а цех металлообработки. Поддавшись порыву, я вскакиваю и вижу, что это была просто иллюзия. Но мне хочется попробовать снова — и я сажусь в кабинку Пермской целлюлозно-бумажной компании. В ней на удивление тихо, слышно только мерное и утомительное стрекотание какого-то агрегата. Но стоит мне выйти, и я снова в PERMM, а вместо работяг меня окружает хипстоватая молодёжь. В итоге, из этих звуковых колонн можно узнать только то, что на большинстве заводов довольно шумно. Не думаю, что для кого-то это может стать откровением.
Является ли эта экспозиция прогрессивным искусством?
Исторически сложилось так, что человек освоил три формы познания: эмпирическое (наука), теоретическое (философия) и чувственное (искусство).
Чувственное познание с развитием науки и философии, со сменой общественных отношений, проходило определённые этапы качественного развития: от религиозных мифов и танцев дождя, через средневековые баллады о храбрых рыцарях и фольклор, к романам мастеров критического и социалистического реализма, которые посвятили себя анализу социальных проблем и созданию руководства к действию для масс. Эта несколько грубоватая и приближённая схема отражает, однако же, весьма очевидную магистраль развития искусства: от идеализма к материализму, от случайного объяснения к научному, от пассивного созерцания к активному преобразованию.
История показала, что идеалистическая философия исчерпала себя уже к концу 19 века, все её дальнейшие метаморфозы были отходом назад, к уже пройденным этапам, что в конечном итоге привело к самоотрицанию философии как таковой путём низведения философии до мифологии1 . Аналогичная ситуация произошла с искусством в начале 20 века с появлением модернизма, а затем и постмодернизма. Идеализм в искусстве завёл многих талантливых творцов в тупик и обрёк на эпигонство, измельчание и деградацию2 .
Будущее же определённо за материалистическими произведениями.
Рассматриваемая нами выставка пока что выбивается из обозначенной магистрали, если не сказать больше: отправляется назад к первобытному принципу «что вижу, то пою».
В защиту авторов могут, конечно, вступиться неравнодушные граждане и сказать, мол, художники этим грохотом хотели показать тяжёлые условия, в которых трудятся люди. Но в самом «произведении» нет ни намёка на позицию создателей. Они лишь с холодным равнодушием предоставили аудиозаписи того, что происходит в цехах, но ни слова не сообщили о своём отношении к происходящему. Казалось бы, парадокс: максимально точное воспроизведение элемента заводской обстановки абсолютно ничего не говорит нам о заводе. Но для диалектики это мнимый парадокс, если вспомнить о соотношении частей и целого. В диалектической логике целое не сводится к сумме частей. Оно включает также систему взаимосвязи этих частей, внутреннюю логику их расположения. Часть не существует отдельно. Не бывает шума цехов без машин и людей, его создающих. Это метафизика чистой воды. И я решительно не понимаю, как философская система, давным-давно разбитая в пух и прах, может служить основой для искусства.
Оставив звуковые капсулы позади, мы поднимаемся на второй этаж.
Классика! Бесформенные кучи и упорядоченное расположение геометрических фигур. Это всё уже сто раз повторялось, начиная с конца 60-х прошлого века. Но теперь, конечно, «новаторы» сотворили сие безобразие, используя материалы с завода. Это не просто бесформенные кучи, а кучи расплавленной оболочки кабеля. Это не просто конусы, а пирамидки с фабрики детских игрушек. Шаг вперёд, два шага назад, одним словом.
Проходя дальше, мы видим длинные ряды белых полок, на которых стоят длинные ряды стеклянных колб, заполненных отходами производства: опилки, металлическая стружка, бумажная пыль. Всё аккуратно разложено, как на витрине, этакая эстетика «Икеи».
Товарищи современные художники, всё что угодно можно выложить на полочки так, чтобы оно притягивало взгляд! Буржуазная наука придумала мерчендайзинг, и этот термин лучше описывает всё то, что вы пытаетесь делать. На искусство, на творческое осмысление деятельности заводов это не тянет. Максимум — на дизайнерские идеи. Пройдя вдоль полок по периметру второго этажа, мы приходим в центральную область. А там… здоровенный экран, а перед ним ряд стульев. Стоит присесть, как бархатистый мужской голос вкрадчиво говорит: «15 января. 8 часов 6 минут. Завод „Инкаб“, цех номер 1». И тут прожекторы начинают выводить на экран красные полосы, жёлтые круги, зелёные точки. Фигуры начинают двигаться, разгораться и постепенно затухают.
И таких «светопредставлений» около восьми штук, все они, по замыслу авторов, показывают тот или иной завод. Но приближает ли это нас к предмету исследования, к заводам? Если мы и видим их на этом экране, то через какое-то мутное стекло модернизма, которое вместо того чтобы делать познание яснее, замыливает картину, не давая сконцентрироваться на сути дела. В общем, всё тот же бесплодный отрыв части от целого. С иссякающим запасом оптимизма мы поднимаемся на третий этаж.
Вот тут меня накрыло детскими воспоминаниями о посещении церкви. Запах ладана резко ударил в нос, а глаза залил свет, нестерпимо яркий после получаса блужданий в темноте. Ароматы издавали странные машины, именуемые ДОСД (диффузионные ольфакторные синтезаторы Додонова).
Обоняние, правда, меня подвело. Это был вовсе не ладан. Автор попытался воспроизвести запахи Пермских заводов: мокрый бетон, бумага, пирожки с корицей и яблоками (я не шучу!) и многие другие. Для этого он использовал огромное количество ингридиентов, списки которых были вывешены на стене.
Хотя здесь с технической стороны всё было выполнено грамотно, вынужден заметить, что ссылки на науку, специализированные термины, часто неверно используемые, — это вообще бич современного искусства. Впрочем, эта проблема тянется из позитивизма. Учёные-позитивисты сами любят лезть со своим уставом в чужой монастырь, рассказывая про альфа- и бета-самцов и гены религиозности. Неудивительно, что такое вольное обращение с наукой подхватили современные художники, которые твёрдо уверены в постмодернистском принципе методологического и эпистемологического плюрализма. То бишь, истин много, а способов их поиска и интерпретации ещё больше, какой понравится, тот и беру. Но чем этот этаж отличается от предыдущих? Если раньше мы хотя бы видели следы реальных заводов (аудиозаписи, остатки производства), то теперь мы вдыхаем те ароматы, которые составил автор под впечатлением от заводов. Между нами и заводами уже двойная ширма. Отчуждение отчуждения какое-то. По всей видимости, даже если авторы и пытались приблизить индустриальную тематику к массам, вышло у них всё наоборот.
В печальных раздумьях я стал спускаться к выходу. На одном из подоконников был ряд буклетов и брошюр. Среди них на глаза мне попалась программка описываемой выставки. И самые первые предложения в ней гласят следующее: «Выставка „Запахи.Звуки.Заводы“ — самая эфемерная за всю историю PERMM. Как таковых, предметов искусства на ней почти нет: их место занимают запахи, звуки и свет». Так и хочется вскрикнуть: «А король-то — голый!» Вот вы можете представить себе булочную, где нет хлеба? Кузнеца, который не куёт? Если в обувном магазине вам дадут пустую коробку со словами о том, что это новая обувь, вы закономерно решите, что это мошенничество. Чем же тогда является музей современного искусства, в котором нет предметов искусства?
Что мы имеем в итоге? Художники прокатились по заводам Перми, как сороки (или как дети) нахватали интересных игрушек, которые попались под руку, увидели какую-то одну сторону жизни в заводе, вырвали её и тем самым уничтожили её смысл. А ведь сколько всего интересного есть на заводах! Как рабочий, могу сказать, что каждый завод — это коллектив, в котором есть горизонтальные связи между коллегами и цехами, вертикальные связи между начальством и подчинёнными, завораживающие процессы превращения обычных листов металла в продукт человеческой мысли, классовые конфликты, противоречие между требованием рациональной и качественной работы и отчуждением труда, противоречие физического и умственного труда в отношениях между рабочими.
Сюжетов целая кладезь! А они только мокрый бетон унюхали.
Для обывателя термин «современное искусство» неразрывно связан с бесформенными пятнами краски на полотнах и грудами мусора с экстравагантными названиями, вызывая лишь недоумение и презрение. Марксистская эстетика также считает модернистское и постмодернистское искусство реакционным и упадочным. Но руководствуется она не обыденным «здравым смыслом», а научной методологией и достижениями марксистско-ленинской философии. Это означает, что очередную консервную банку на пьедестале необходимо критиковать, используя методологию искусствознания, эстетики и философии. Именно в такой последовательности, ведь именно так можно показать причины появления и популяризации модернизма и постмодернизма, вскрыть причины антигуманных, декадентских настроений в творческой среде, объяснить самоповторение и эпигонство современных авторов и указать им перспективные идеи для изучения. Почему? Да потому что под натиском научных знаний и развитой системы категорий современные авторы будут вынуждены отступать от частного к общему (а предметом изучения философии как раз и является общее). К примеру, увидев унитаз в качестве экспоната, вы (пользуясь одним из главных разделов искусствознания — историей искусства) смело заявите: «Так это уже было сто лет назад! Марсель Дюшан взял писсуар, перевернул на 90 градусов и назвал сие произведение „Фонтан“!» Это полная правда, но автор произведения или куратор выставки может перейти на узко-художественное поле, мол, посмотрите этот-то унитаз высокотехнологичный: подогрев сиденья, вайфай, экологичные материалы — это отражение нашего общества постиндастриала, торжества технологии над человеком, так что современное искусство на шаг впереди Дюшана. Отвечайте смело: «Жалкая ложь! Технологии производства сантехники и впрямь шагнули вперёд, а вот вы как использовали технику ready-made (то бишь, бери готовый предмет и объявляй его арт-объектом) в прошлом веке, так и продолжаете это делать» (это аргумент уже из методологии изобразительного искусства). За этим, конечно, последует ещё множество попыток объясниться с помощью чисто художественных и эстетических методов. Последовательно разоблачая их, вы так или иначе выведете оппонента в сферу философии. И здесь всё предельно просто. С вероятностью в 99 % можно предположить, что идеолог современного искусства будет идеалистом. Либо субъективным (я художник, я так вижу), либо объективным (идеи произведений мне подсказывает бог/абсолютная идея/хаос/etc), либо и вовсе солипсистом. И здесь вам все достижения марксистско-ленинской философии в помощь.
Таким образом, вот примерная стратегия последовательной художественной критики постмодернизма: история искусства → методология конкретного вида искусства → эстетика → философия. Полную победу в споре можно одержать, лишь разгромив оппонента на каждом уровне. Соответственно, пробелы в каждой конкретной области оставляют возможность современным художникам отступить в ту область, где вы недостаточно подкованы, и остаться недосягаемым для критики. А значит, вновь подтверждается тезис о том, что создание развитой системы категорий диалектического материализма, оформленной на бумаге и усвоенной марксистами — это насущная проблема, ведь постмодернизм системно, успешно, доходчиво и с марксистских позиций никто ещё не разбил. Значит, у современных художников остаётся возможность прикрываться методологическим плюрализмом, метафизикой, религиозностью и прочей мелкой софистикой.
И напоследок, если у вас всё ещё недостаточно мотивации к изучению марксистской философии, полюбуйтесь на работы, выставленные в PERMM к столетию Октября.
Примечания
- Ю. Семёнов: Проблема научного знания вообще, теоретического в частности, в позитивистской философии 20 века. ↩
- М. Лифшиц, Л. Рейнгардт: Кризис безобразия. ↩