~ 47 мин

Исторический мате­ри­а­лизм зача­стую пони­ма­ется весьма упро­щённо, как док­трина о том, что всё и вся обу­слов­лено эко­но­ми­че­ским раз­ви­тием. В «Письмах об исто­ри­че­ском мате­ри­а­лизме» Ф. Энгельс раз­де­ляет ответ­ствен­ность за такую интер­пре­та­цию. Политическая дея­тель­ность не оста­вила ему вре­мени и ресур­сов на рас­смот­ре­ние обрат­ного вли­я­ния над­строек на базис, при­роды идео­ло­гии и, в осо­бен­но­сти, кон­крет­ного меха­низма выра­ботки идео­ло­ги­че­ских представлений:

«…упу­щен ещё только один момент, кото­рый, правда, и в рабо­тах Маркса, и моих, как пра­вило, недо­ста­точно под­чёр­ки­вался, и в этом отно­ше­нии вина в рав­ной мере ложится на всех нас. А именно — глав­ный упор мы делали, и должны были делать, сна­чала на выве­де­нии поли­ти­че­ских, пра­во­вых и про­чих идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний, и обу­слов­лен­ных ими дей­ствий из эко­но­ми­че­ских фак­тов, лежа­щих в их основе. При этом из-​за содер­жа­ния мы тогда пре­не­бре­гали вопро­сом о форме: какими путями идет обра­зо­ва­ние этих пред­став­ле­ний и т. п. Это дало нашим про­тив­ни­кам желан­ный повод для кри­во­тол­ков, а также для иска­же­ний, рази­тель­ным при­ме­ром чего явля­ется Пауль Барт»¹ .

По сути это при­зна­ние того, что их метод остался недо­стро­ен­ным, при­чём как раз в той части, кото­рая особо инте­ре­сует совре­мен­ную нам исто­ри­че­скую науку с её при­сталь­ным вни­ма­нием к повсе­днев­но­сти чело­века и его внут­рен­нему миру. К слову, само то, что пер­вые марк­си­сты стре­ми­лись охва­тить и эту область, лиш­ний раз под­чёр­ки­вает гран­ди­оз­ность заду­ман­ного про­екта и то, насколько он опе­ре­жал своё время.

В XX веке, когда попу­ляр­ность марк­сизма была осо­бенно велика, его после­до­ва­тели не раз бра­лись за рас­смот­ре­ние этого вопроса. Разработка подоб­ных про­блем должна была не только обо­га­тить исто­ри­че­ский мате­ри­а­лизм как метод, но и ука­зать направ­ле­ние даль­ней­ших изыс­ка­ний в его рам­ках. Мы хотим рас­смот­реть во вза­и­мо­связи две такие попытки, пред­при­ня­тые фран­цуз­ским экзи­стен­ци­а­ли­стом Жан-​Полем Сартром и совет­ским фило­со­фом вен­гер­ского про­ис­хож­де­ния Шандором (Александром Игнатьевичем) Варьяшем. Эти мыс­ли­тели раз­де­лены между собой не только вре­ме­нем, но и интел­лек­ту­аль­ной сре­дой. Тем инте­рес­нее было бы уви­деть общее и раз­лич­ное в их проектах.

Одной из наи­бо­лее фун­да­мен­таль­ных про­блем, вол­но­вав­ших Ж.-П. Сартра и А. И. Варьяша стала фило­соф­ская про­блема соот­но­ше­ния общего и еди­нич­ного. И эту про­блему они решили для себя схо­жим образом.

Варьяш и школа «меха­ни­стов» активно высту­пали про­тив гипо­ста­зи­ро­ва­ния поня­тий, рас­смот­ре­ния их как само­сто­я­тель­ных объ­ек­тов, счи­тая это пере­жит­ком «геге­льян­щины» и воз­рож­де­нием сред­не­ве­ко­вого реа­лизма² . Мы также поз­во­лим себе про­ци­ти­ро­вать одного из лиде­ров этого фило­соф­ского направ­ле­ния, Л. И. Аксельрод, так как её фор­му­ли­ровка менее гро­моздка и более удачна:

«Мы видим, таким обра­зом, что, согласно Марксу, поня­тия „вообще“ явля­ются про­дук­том опыта и что опыт, в свою оче­редь, есть резуль­тат прак­ти­че­ской дея­тель­но­сти. Понятия выра­жают собой не мета­фи­зи­че­скую сущ­ность, как это имеет место у Гегеля, а пред­став­ляют собой назва­ние для опре­де­лён­ных клас­сов пред­ме­тов»³ .

Все эти мотивы есть и у Сартра:

«Для боль­шин­ства совре­мен­ных марк­си­стов мыс­лить — это зна­чит пытаться тота­ли­зи­ро­вать и под этим пред­ло­гом под­ме­нять част­ное все­об­щим; это зна­чит пытаться при­ве­сти нас к кон­крет­ному и пред­ста­вить нам в каче­стве тако­вого фун­да­мен­таль­ные, но абстракт­ные опре­де­ле­ния»⁴ .

Или вот:

«У Маркса мы нигде не най­дём сущ­но­стей: тоталь­но­сти (напри­мер, „мел­кая бур­жу­а­зия“ в „Восемнадцатом брю­мера“) явля­ются у него живыми; они опре­де­ля­ются в ходе иссле­до­ва­ния сами собой. Иначе было бы непо­нятно, почему марк­си­сты при­дают такое зна­че­ние (ещё и сего­дня) „ана­лизу“ ситу­а­ции. Разумеется, одного такого ана­лиза недо­ста­точно — это лишь пер­вый этап син­те­ти­че­ской рекон­струк­ции. Но ясно, что он необ­хо­дим для после­ду­ю­щей рекон­струк­ции целост­но­стей»⁵ .

Вместо реаль­ных субъ­ек­тов исто­рии полу­ча­ется «пла­то­ни­че­ская идея» какой-​то иде­аль­ной бур­жу­а­зии, иде­аль­ного рабо­чего класса, все­гда себе тож­де­ствен­ных и неиз­мен­ных, а вся­кое собы­тие должно либо под­твер­ждать апри­ор­ную кон­струк­цию, либо не про­ти­во­ре­чить ей⁶ . Борьба про­тив подоб­ного «пла­то­низма» идей играет очень боль­шую роль в постро­е­ниях обоих мыс­ли­те­лей, в чём ещё можно будет убе­диться далее. Пока же отме­тим, что даже поли­ти­че­ские выводы по поводу того, к чему может при­ве­сти и при­во­дит обрат­ный под­ход, у совет­ских философов-«механистов» 1920-​х и Сартра были схожи.

Вот место из работы Ж.-П. Сартра «Проблемы метода»:

«…марк­сист­ский волюн­та­ризм, для кото­рого ана­лиз слу­жит одной из излюб­лен­ных тем рас­суж­де­ний, свёл эту опе­ра­цию к пустой цере­мо­нии. Теперь уже нельзя ска­зать, что факты изу­ча­ются в общей пер­спек­тиве марк­сизма с целью обо­га­ще­ния зна­ния и осве­ще­ния дей­ствия: ана­лиз состоит исклю­чи­тельно в том, что отде­лы­ва­ются от част­но­стей, извра­щают зна­че­ние тех или иных собы­тий, иска­жают или даже измыш­ляют факты, чтобы обна­ру­жить за ними в каче­стве их суб­стан­ции неиз­мен­ные фети­ши­зи­ро­ван­ные „син­те­ти­че­ские поня­тия“. Открытые поня­тия марк­сизма стали закры­тыми; они больше уже не явля­ются клю­чами, интер­пре­та­ци­он­ными схе­мами: они утвер­жда­ются как само­цель, как уже тота­ли­зи­ро­ван­ное зна­ние. Эти син­гу­ля­ри­зи­ро­ван­ные и фети­ши­зи­ро­ван­ные типы марк­сизм делает, выра­жа­ясь кан­тов­ским язы­ком, кон­сти­ту­тив­ными поня­ти­ями опыта. Реальное содер­жа­ние этих типи­че­ских поня­тий все­гда опре­де­ля­ется про­шлым зна­нием, но для совре­мен­ного марк­си­ста они пре­вра­ща­ются в веч­ное зна­ние. Единственное, о чём он забо­тится в про­цессе ана­лиза, — как „при­стро­ить“ („placer“) эти сущ­но­сти. Чем больше его уве­рен­ность в том, что они a priori пред­став­ляют истину, тем менее раз­бор­чив он в дока­за­тель­ствах <…> Тотализирующее иссле­до­ва­ние сме­ни­лось схо­ла­сти­кой тоталь­но­сти. Эвристический прин­цип: „искать целое через части“ — обер­нулся тер­ро­ри­сти­че­ской прак­ти­кой: „уни­что­жать част­ное“»⁷ .

Практически то же самое, но только дру­гим фило­соф­ским язы­ком можно найти на стра­ни­цах совет­ского жур­нала «Диалектика в при­роде». В про­грамм­ной ста­тье «меха­ни­сти­че­ского» блока дебо­рин­ской школе ста­вился сле­ду­ю­щий упрек:

«Если „энч­ме­низм“ без­ого­во­рочно отме­нял фило­со­фию, то тов. Деборин и его еди­но­мыш­лен­ники (пред­став­ля­ю­щие эту про­ти­во­по­лож­ную тен­ден­цию) пре­вра­щают её в само­цель. У них фило­со­фия пред­ше­ствует чело­ве­че­ской прак­тике, гос­под­ствует над ней и вопреки ей. Задачи марк­сист­ской фило­со­фии, по мне­нию этих това­ри­щей, состоят исклю­чи­тельно в мето­до­ло­гии — при­том мето­до­ло­гии Гегеля, кото­рая навя­зы­ва­ется нау­кам, как вне них сто­я­щая схема. Не учи­ты­вая кон­крет­ного состо­я­ния дан­ной отрасли зна­ния, не учи­ты­вая её исто­ри­че­ского раз­ви­тия, не пони­мая сто­я­щих перед ней насущ­ных задач, ей пре­под­но­сят геге­лев­ские схемы и пред­ла­гают науке, — хочет она этого или нет, — по этим схе­мам рав­няться»⁸ .

В этом есть неко­то­рая исто­ри­че­ская иро­ния, учи­ты­вая тот факт, что диа­лек­тику в при­роде Ж.-П. Сартр отри­цал, счи­тая метод Маркса при­ме­ни­мым только к обще­ству, то есть сводя его до одного исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма⁹ .

В дан­ном слу­чае мы счи­таем, что мне­ние сорат­ни­ков по «меха­ни­сти­че­скому» блоку можно счи­тать тож­де­ствен­ным пози­ции самого Варьяша. На это ука­зы­вают общие корни отри­ца­ния гипо­ста­зи­ро­ва­ния поня­тий — а вопрос на глу­бин­ном уровне свя­зан именно с этим — и тот факт, что А. И. Варьяш вхо­дил в состав деле­га­ции «меха­ни­стов» на II Всесоюзной кон­фе­рен­ции марксистско-​ленинских учре­жде­ний¹⁰ .

У обоих авто­ров подоб­ные уста­новки вели к жела­нию кон­кре­ти­зи­ро­вать обо­зна­чен­ное «вообще», оба они счи­тали опе­ри­ро­ва­ние поня­ти­ями, кото­рые пони­мали в духе номи­на­лизма, недо­ста­точ­ным в каче­стве мето­до­ло­ги­че­ской основы гума­ни­тар­ного иссле­до­ва­ния. Им обоим в исто­ри­че­ском мате­ри­а­лизме не хва­тало неко­то­рых посред­ству­ю­щих зве­ньев, кото­рые про­ло­жили бы мост от абстрак­ций до реаль­ных объ­ек­тов снизу вверх, а не сверху вниз.

Вот как это зву­чит у Сартра:

«Речь, реше­ние, при­ня­тое голо­со­ва­нием, поли­ти­че­ская акция или книга пред­ста­нут тогда в своей объ­ек­тив­ной реаль­но­сти как неко­то­рый момент этого кон­фликта; им дадут опре­де­ле­ние, исходя из фак­то­ров, кото­рыми они обу­слов­лены, и из реаль­ного дей­ствия, кото­рое они про­из­во­дят; тем самым они будут вклю­чены как харак­тер­ные про­яв­ле­ния во все­общ­ность идео­ло­гии или поли­тики, также рас­смат­ри­ва­е­мых в каче­стве над­стройки. <…> Подобный метод нас не удо­вле­тво­ряет: он явля­ется апри­ор­ным; его поня­тия не выве­дены из опыта или, во вся­ком слу­чае, из нового опыта, кото­рый он пыта­ется рас­шиф­ро­вать, — он их уже обра­зо­вал и, не под­вер­гая сомне­нию их истин­ность, отво­дит им роль кон­сти­ту­тив­ных схем; един­ствен­ная его цель — втис­нуть рас­смат­ри­ва­е­мые собы­тия, лич­но­сти или дей­ствия в зара­нее отли­тые формы»¹¹ .

Те же дилеммы исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма мучают и Варьяша:

«Весьма легко было бы, опи­ра­ясь на основ­ные поло­же­ния марк­сизма, ука­зать про­сто на то, что вот тут фило­со­фия, напри­мер, Гуссерля, Риккерта, Ласка или Ресселя и т. д., про­ти­во­ре­чит основ­ным поло­же­ниям марк­сизма и, сле­до­ва­тельно, она ложна и вредна. Ведь эти фило­софы вовсе не пре­тен­дуют на то, чтобы их мысли не про­ти­во­ре­чили марк­сизму. Однако такого рода опро­вер­же­ния недо­ста­точно и для наших про­тив­ни­ков оно вовсе не убе­ди­тельно. <…> Из этого сле­дует, что для того, чтобы пони­мать враж­деб­ные нам идео­ло­гии, нам нужно изу­чать их по воз­мож­но­сти все­сто­ронне, т. е. осно­ва­тельно и не доволь­ству­ясь общими поло­же­ни­ями. Помимо этого нам при­хо­дится вообще опре­де­лить наше отно­ше­ние ко всем явле­ниям совре­мен­ной куль­туры»¹² .

Правда, общим для этих авто­ров оста­ётся только сам осно­во­по­ла­га­ю­щий прин­цип посре­до­ва­ния, его реа­ли­за­цию оба мыс­ли­теля пони­мали по-разному. 

Для Варьяша «недо­ста­ю­щее звено» в исто­ри­че­ском мате­ри­а­лизме мыс­ли­лось по сле­ду­ю­щей схеме: 

Энгельс утвер­ждал, что наши дей­ствия совер­ша­ются посред­ством мыш­ле­ния, но не на основе мыш­ле­ния. Мышление — это усло­вие, а не при­чина дей­ствий. Варьяш добав­ляет, что мыш­ле­ние — со сто­роны функ­ций, а не содер­жа­ния — само по себе при­чи­ной чего-​либо быть не может, ибо пред­став­ляет собой кон­станту на про­тя­же­нии довольно дли­тель­ных пери­о­дов исто­ри­че­ского раз­ви­тия обще­ства¹³ . За всю исто­рию чело­ве­че­ства, по его мне­нию, было лишь три круп­ных эпохи, раз­ли­ча­ю­щихся по смене типов мыш­ле­ния¹⁴ . 

Соответственно, нельзя выво­дить зако­но­мер­но­сти изме­не­ния фило­соф­ских систем «из головы», только из изме­не­ний в окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти. Причём речь именно не об обще­ствен­ном запросе на те или иные идеи или, для при­мера, мате­ма­ти­че­ские откры­тия, а о выве­де­нии из про­из­во­ди­тель­ных сил непо­сред­ствен­ного содер­жа­ния идей и тех же мате­ма­ти­че­ских фор­мул вплоть до точки. 

Иное Варьяш счи­тал гно­сео­ло­ги­че­ским дуа­лиз­мом, веду­щим к при­зна­нию дво­я­кой зако­но­мер­но­сти в исто­рии обще­ствен­ной мысли: если раз­ви­тие идей регу­ли­ру­ется как соб­ствен­ными логи­че­скими зако­нами, так и исто­ри­че­скими зако­нами, мы, по его мне­нию, при­хо­дим к иде­а­лизму. Более подробно пози­ция Варьяша и воз­ра­же­ния про­тив неё в совет­ской лите­ра­туре рас­смат­ри­ва­лись в отдель­ной ста­тье¹⁵ .

В любом слу­чае оста­ётся вопрос: как же про­ис­хо­дит пере­ход явле­ний окру­жа­ю­щей обще­ствен­ной дей­стви­тель­но­сти в явле­ния сознания?

«Новая про­блема состоит в том, чтобы рас­крыть очень неяс­ный путь от базиса к над­стройке. <…> Чтобы, при уяс­не­нии нового идео­ло­ги­че­ского постро­е­ния, дове­сти ана­лиз, насколько это воз­можно, до конца, нужны не только зна­ния о тогдаш­них про­из­во­ди­тель­ных силах и про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ниях и пред­ше­ству­ю­щих эко­но­ми­че­ских и идео­ло­ги­че­ских струк­ту­рах, но и нечто совсем дру­гое. Нужно знать весь пси­хо­ло­ги­че­ский меха­низм, кото­рый, образно выра­жа­ясь, явля­ется про­вод­ни­ком от базиса к над­стройке»¹⁶ .

Но что же суще­ствует «в голове», но вме­сте с тем помимо мыш­ле­ния? Варьяш нашёл ответ в «бес­со­зна­тель­ном» пси­хо­ана­лиза¹⁷ . Несмотря на пер­вое впе­чат­ле­ние, что в подоб­ном постро­е­нии пси­хо­ло­гизм при­ве­дёт к неиз­беж­ному уве­ли­че­нию роли лич­но­сти, роли инди­ви­ду­аль­ного, всё про­ис­хо­дит наобо­рот. Фрейдизм нужен Варьяшу, чтобы выбро­сить инди­ви­ду­аль­ное из рас­смот­ре­ния вовсе. Он прямо заяв­ляет: инди­ви­ду­аль­ной пси­хо­ло­гии как тако­вой не суще­ствует¹⁸ . Когда Варьяш ведёт речь о бес­со­зна­тель­ном¹⁹ , напра­ши­ва­ется тер­мин «кол­лек­тив­ное бес­со­зна­тель­ное». Но сам Шандор Варьяш его не упо­треб­ляет: в его слу­чае речь идёт об «обще­ствен­ном созна­нии» или «соци­аль­ном бессознательном».

Варьяш неод­но­кратно заост­ряет вни­ма­ние на том, что именно Маркс и Энгельс, а не Зигмунд Фрейд, пер­вые заду­ма­лись о роли неосо­знан­ного, но реаль­ного и про­ис­хо­дя­щего вме­сте с тем как бы помимо созна­ния отдель­ных инди­ви­дов^{20 21} . Он усмат­ри­вал в этом пред­вос­хи­ще­ние фрей­дизма²² и одно­вре­менно заме­ча­тель­ный спо­соб изъ­ять вопрос об инди­ви­ду­аль­ных осо­бен­но­стях из исто­рии, хотя это и нахо­ди­лось в вопи­ю­щем про­ти­во­ре­чии с его основ­ной фило­соф­ской установкой.

По мне­нию А.И. Варьяша, мате­ри­а­ли­сти­че­ская поста­новка вопроса о бес­со­зна­тель­ном — это на самом деле поста­новка вопроса только о соци­аль­ном бес­со­зна­тель­ном. У Фрейда бес­со­зна­тель­ное не зави­сит от объ­ек­тив­ного поло­же­ния инди­вида в обще­стве, то есть не свя­зано с мате­ри­аль­ной дей­стви­тель­но­стью. Отсюда воз­ни­кает вопрос: как оно может ока­зы­вать обрат­ное вли­я­ние на обще­ствен­ную дей­стви­тель­ность и эту дей­стви­тель­ность объ­яс­нять?²³

Более того, Варьяш под­дер­жи­вает кри­тику Адлера в сто­рону Фрейда каса­тельно того, что у послед­него вытес­не­ние создаёт куль­туру, а куль­тура обу­слов­ли­вает вытес­не­ние. Разорвать этот замкну­тый круг, по мне­нию Варьяша, можно, только иначе подойдя к бес­со­зна­тель­ному. С точки зре­ния Александра Игнатьевича, даже инди­ви­ду­аль­ные факты не могут быть объ­яс­нены без при­зна­ния при­мата соци­аль­ного²⁴ . Фрейдизм, по его мне­нию, даст марк­сизму много полез­ного, но только при пра­виль­ной кон­цеп­ции бес­со­зна­тель­ного²⁵ .

«Как пони­мать в связи со всем ска­зан­ным бес­со­зна­тель­ное в Марксовом смысле? Лишь так, что люди могут осо­зна­вать только то, что они дей­стви­тельно делают, что с ними дей­стви­тельно про­ис­хо­дит, хотя и помимо их созна­ния и воли. Средневековые кре­стьяне были угне­тены, они были недо­вольны, они воз­му­ща­лись и вос­ста­вали, но не могли осо­знать зна­че­ние орга­ни­за­ции, клас­со­вого сожи­тель­ства, кол­лек­тив­ного труда, мас­со­вого кол­лек­тив­ного про­из­вод­ства и т. д. и поэтому побе­дить. Они не могли этого именно потому, что вот этих усло­вий (1–5) [Выше по тек­сту по пунк­там пере­чис­лены усло­вия, дела­ю­щие про­ле­та­риат рево­лю­ци­он­ным клас­сом. — В. П.] не было и не могло быть, в то время, как это явля­ется усло­вием дей­стви­тель­ного осво­бож­де­ния (не только юри­ди­че­ского, но и эко­но­ми­че­ского). Бессознательное тут зна­чит: они не могли знать всего этого — потому, что всех этих усло­вий (1–5) не суще­ство­вало. Организация (сти­хий­ная) пред­ше­ствует осо­зна­нию зна­че­ния орга­ни­за­ции. Даже когда уже объ­ек­тив­ные усло­вия про­из­вод­ства (анта­го­низмы клас­сов) делают орга­ни­за­цию воз­мож­ной, суще­ство­ва­ние про­ти­во­ре­чий внутри дан­ной системы пред­ше­ствует их осо­зна­нию»²⁶ .

Конкретное про­яв­ле­ние фрей­дист­ских моти­вов у Варьяша можно уви­деть на при­мере того, как он объ­яс­няет гене­зис дого­вор­ной тео­рии про­ис­хож­де­ния госу­дар­ства. Для него «Левиафан» Гоббса — ско­рее пси­хо­ло­ги­че­ская реак­ция на совре­мен­ность, нежели соб­ственно науч­ная тео­рия. Борьба всех про­тив всех, пред­ше­ству­ю­щая граж­дан­скому состо­я­нию, — это вытес­не­ние капи­та­ли­сти­че­ской кон­ку­рен­ции и клас­со­вой борьбы из осо­зна­ния в совре­мен­ной дей­стви­тель­но­сти в про­шлое. В свою оче­редь, госу­дар­ство как ком­про­мисс, как арбитр — не реально суще­ству­ю­щее состо­я­ние, воз­ник­шее по итогу борьбы инди­ви­ду­у­мов, а тай­ное жела­ние совре­мен­ных бур­жу­аз­ных идео­ло­гов, кото­рые хотели бы видеть его именно в этой роли, а не в роли марк­сист­ски пони­ма­е­мого ору­дия подав­ле­ния одних дру­гими²⁷ . Несмотря на то, что пере­вод кон­цеп­ции бес­со­зна­тель­ного на марк­сист­ские рельсы так и не был дове­дён им до конца, в дан­ном при­мере можно уви­деть хотя бы про­ект её использования. 

Таким обра­зом, в сути своей, мысль о вза­и­мо­дей­ствии марк­сизма и фрей­дизма у Варьяша сво­дится к попытке исполь­зо­вать ряд кате­го­рий пси­хо­ана­лиза, но при этом не пытаться объ­яс­нять соци­аль­ные явле­ния пси­хо­ло­ги­че­ски, про­дол­жить по-​марксистски объ­яс­нять соци­аль­ное из него самого. Ключевое отли­чие этого под­хода от пози­ции Жан-​Поля Сартра состоит в том, что Варьяш, утвер­ждая недо­ста­точ­ность тео­ре­ти­че­ской основы фрей­дизма, не при­ни­мает его метод цели­ком и полностью. 

Сартр, декла­ри­руя ту же недо­ста­точ­ность²⁸ , посту­пает с точ­но­стью до наоборот.

Для фран­цуз­ского мыс­ли­теля глав­ным опо­сре­ду­ю­щим зве­ном в исто­ри­че­ском мате­ри­а­лизме также был пси­хо­ана­лиз, и он был при­зван решить всё тот же про­стой в поста­новке, но объ­ём­ный по зна­че­нию вопрос: как про­ис­хо­дит пре­вра­ще­ние чисто эко­но­ми­че­ских явле­ний в явле­ния созна­ния? При такой поста­новке про­блемы фрей­дизм — ход есте­ствен­ный, так как реше­ние выте­кает из самого харак­тера рас­смат­ри­ва­е­мого²⁹ . Фрейдистская кон­цеп­ция у Сартра не под­вер­га­ется столь корен­ному пересмотру:

«На самом деле диа­лек­ти­че­ский мате­ри­а­лизм больше не может лишать себя осо­бого посред­ству­ю­щего звена, поз­во­ля­ю­щего ему перейти от общих и абстракт­ных опре­де­ле­ний к тем или иным чер­там кон­крет­ного инди­ви­ду­ума… В дей­стви­тель­но­сти этот метод [Психоанализ. — В. П.] направ­лен прежде всего на то, чтобы уста­но­вить, каким обра­зом ребё­нок пере­жи­вает свои семей­ные отно­ше­ния внутри дан­ного обще­ства. И это не зна­чит, что пси­хо­ана­лиз ста­вит под сомне­ние пер­вен­ству­ю­щее зна­че­ние соци­аль­ных инсти­ту­тов. Как раз наобо­рот, его объ­ект сам зави­сит от струк­туры такой-​то отдель­ной семьи, а эта послед­няя явля­ется лишь опре­де­лён­ной син­гу­ля­ри­за­цией семей­ной струк­туры, типич­ной для такого-​то класса в таких-​то усло­виях; поэтому моно­гра­фии по пси­хо­ана­лизу — если бы они все­гда были воз­можны — сами по себе пока­зы­вали бы эво­лю­цию фран­цуз­ской семьи в XVIII–XX вв., кото­рая, в свою оче­редь, в осо­бой форме выра­жает общую эво­лю­цию про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний»³⁰ .

В этой декла­ра­ции, на самом деле, больше общего с Шандором Варьяшем, чем может пока­заться на пер­вый взгляд. Во-​первых, это попытка перейти от общих опре­де­ле­ний к кон­крет­ным инди­ви­ду­у­мам. Варьяш пред­при­нял сход­ную попытку перейти от содер­жа­ния фило­соф­ских тео­рий к дей­стви­тель­но­сти, на основе кото­рой они про­из­ве­дены. Но Варьяш при этом пони­мал при­чин­ность еди­ной. Он вся­че­ски стре­мился пре­одо­леть кажу­щийся ему дуа­лизм в пони­ма­нии при­чин­но­сти. Сартр, напро­тив, исполь­зо­вал фрей­дизм, чтобы утвер­дить дуа­лизм там, где ему виделся монизм. 

К слову, когда фран­цуз­ский автор вхо­дит в зону, созвуч­ную тема­тике работ Варьяша, то есть исто­рии обще­ствен­ной мысли, он обна­ру­жи­вает там именно то, чего так боялся совет­ский фило­соф. Рассуждая о романе «Госпожа Бовари», Жан-​Поль Сартр явно обна­ру­жи­вает две при­чин­ные линии, схо­дя­щи­еся в одной точке. Одна — социально-​экономическая обста­новка эпохи, дру­гая — душев­ные пери­пе­тии самого автора. И дру­гой смысл, кото­рый откры­вался в этом романе буду­щим поко­ле­ниям, много позже после пер­вой пуб­ли­ка­ции, был пред­опре­де­лён не тем, что сме­ни­лась эпоха и новые люди смот­рели по-​новому, а тем, что только они смогли раз­га­дать тот глу­бин­ный слой, кото­рый был вшит в книгу авто­ром. Ведь она отра­жала не только объ­ек­тив­ную дей­стви­тель­ность, но и его внут­рен­ний мир³¹ .

Сартр акцен­ти­рует вни­ма­ние на том, что пси­хо­ана­лиз не ста­вит под сомне­ние пер­вич­ность соци­аль­ных инсти­ту­тов и, в согла­сии с марк­сиз­мом, их исто­рич­ность. Но вопрос стоит в дру­гой плос­ко­сти: есть ли эво­лю­ция не у содер­жа­ния пси­хики, а у пси­хи­че­ских функ­ций? Соизмерима ли она в исто­ри­че­ском мас­штабе с эво­лю­цией тех же форм семьи? Если мы исхо­дим из того, что на обо­зри­мом участке исто­рии клас­со­вых обществ функ­ции пси­хики более-​менее те же, то от такого изу­че­ния оста­ётся изу­че­ние форм семьи и только. Фрейдизм ста­но­вится актуа­лен лишь при усло­вии дуа­лизма причинности.

Лучше всего это можно про­ил­лю­стри­ро­вать на при­мере, к кото­рому апел­ли­рует сам Сартр, пере­ска­зы­вая иссле­до­ва­ния отно­си­тельно нра­вов дика­рей Маркизских ост­ро­вов³² . Автор опи­сы­вает, как ряд объ­ек­тив­ных усло­вий, в том числе и баналь­ный недо­ста­ток жен­щин, при­во­дят к поли­ан­дрии и гомо­сек­су­а­лизму. Одновременно с этим гомо­сек­су­а­лизм трак­ту­ется как резуль­тат пре­иму­ще­ствен­ной неж­но­сти отца к детям, реак­ция на скры­тую тре­вогу, малое уча­стие жен­щины в вос­пи­та­нии и т. д.

Сартр не видит здесь про­ти­во­ре­чия и раз­рыва при­чин­ной связи. Полиандрия вызвана мате­ри­аль­ными при­чи­нами, но одно­вре­менно с этим пере­чис­лен­ные выше инди­ви­ду­аль­ные пси­хи­че­ские реак­ции идут от поли­ан­дрии. Одно цеп­ля­ется за дру­гое³³ .

Однако здесь есть тот же изъян, на кото­рый ука­зы­вали Варьяшу его кри­тики в 1920-​х. Последний стре­мился устра­нить гно­сео­ло­ги­че­ский дуа­лизм, счи­тая онто­ло­ги­че­ский вопрос несу­ще­ствен­ным, и попал в ловушку, решив, что фило­соф­ские системы в голо­вах людей дви­га­ются по тем же зако­нам, по каким и про­из­во­ди­тель­ные силы в обще­стве. Признать, что та же исто­рия фило­со­фии имеет соб­ствен­ные зако­но­мер­но­сти, свой метод, для него было рав­но­сильно про­воз­гла­ше­нию гно­сео­ло­ги­че­ского дуа­лизма, уступ­кой гус­сер­ли­ан­ству. К слову, для фран­цуз­ского мыс­ли­теля Гуссерль был, напро­тив, одним из ока­зав­ших вли­я­ние, а не противником.

Чего Варьяш не заме­тил и на что ему ука­зы­вали кри­тики, это то, что его страх надуман:

«Асмус пока­зал, что в этом раз­де­ле­нии нет ника­кого „дуа­лизма“, в кото­ром обви­нял его сто­рон­ник „монизма“ Варьяш. Содержание фило­соф­ской идеи фор­ми­ру­ется за счёт вос­про­из­ве­де­ния при­род­ных и обще­ствен­ных объ­ек­тов, а направ­ле­ние даль­ней­шего раз­ви­тия опре­де­ля­ется социально-​историческими обсто­я­тель­ствами, за исклю­че­нием тех обла­стей фило­со­фии, где эти „обсто­я­тель­ства“ сами явля­ются пред­ме­том. По суще­ству, это была та идея, кото­рую я назы­ваю „пред­мет­ной детер­ми­на­цией“, хотя В. Асмус и не выде­лил её из своих пред­став­ле­ний о дру­гих детер­ми­нан­тах раз­ви­тия фило­соф­ских идей»³⁴ .

Если Варьяш стре­мился оста­ваться мони­стом, но про­во­дил «наив­ный» монизм на деле, то Сартр стре­мился оста­ваться мони­стом, про­водя на деле дуа­лизм. Материальные усло­вия обу­слов­ли­вают поли­ан­дрию, поли­ан­дрия в семье порож­дает опре­де­лён­ные пси­хо­ло­ги­че­ские реак­ции у её участ­ни­ков, кото­рые, в свою оче­редь, при­хо­дят к гомо­сек­су­а­лизму. Но про­блема в том, что пси­хо­ло­ги­че­ские реак­ции, опи­сан­ные здесь Сартром таким обра­зом, идут не от поли­ан­дрии. Цепь рвётся здесь. Поскольку в каче­стве посред­ству­ю­щей пси­хо­ло­гии взят фрей­дизм «как есть», он попро­сту не про­тя­ги­вает руку пред­ше­ству­ю­щему звену, он не опи­ра­ется на мате­ри­аль­ную дей­стви­тель­ность. Схема Сартра была бы дей­стви­тельно мате­ри­а­ли­сти­че­ской, если бы на месте фрей­дизма была бы иная пси­хо­ло­гия. Однако бес­со­зна­тель­ное в клас­си­че­ском своём вари­анте совер­шенно чуждо тому, чтобы брать мате­риал из при­род­ных и обще­ствен­ных объектов.

В этой кон­цеп­ции воля чело­века трак­ту­ется как под­чи­нён­ная сек­су­аль­ным инстинк­там, сохра­ня­ю­щимся с диких вре­мен. Биологическое внутри нас тяго­теет над чело­ве­ком как фатум, как нечто неот­вра­ти­мое. Тяготеет так же, как и вле­че­ние к повто­ре­нию преж­них, более при­ми­тив­ных состо­я­ний нашего дет­ства. Социальное в пред­став­ле­нии фрей­дизма имеет пси­хо­ло­ги­че­скую при­роду, и оттого фрей­дист­ское объ­яс­не­ние гомо­сек­су­а­лизма у пле­мён Маркизских ост­ро­вов пре­вра­ща­ется в экс­тра­по­ля­цию пси­хо­ло­гии отдель­ного нев­ро­тика на пси­хо­ло­гию целого пер­во­быт­ного народа. Собственно, в той сте­пени, в кото­рой фрей­дизм пытался затра­ги­вать соци­аль­ное, в этом и состоит его метод. В при­ве­дён­ном выше при­мере он про­сто при­крыт некой отсыл­кой к мате­ри­аль­ной дан­но­сти, хотя при подоб­ном под­ходе можно было обой­тись и без неё. Классическое поня­тие бес­со­зна­тель­ного вообще исклю­чает вся­кий марк­сист­ский исто­ри­цизм, по мне­нию З. Фрейда, про­цессы бес­со­зна­тель­ного «нахо­дятся вне вре­мени, т. е. они не рас­пре­де­лены во вре­мен­ной после­до­ва­тель­но­сти, с тече­нием вре­мени не меня­ются, вообще не имеют ника­кого отно­ше­ния ко вре­мени»³⁵ .

Ещё один момент, раз­во­дя­щий Варьяша и Сартра, — их взгляд на объ­ек­ти­ва­цию в связи с пси­хо­ло­гией. Для Варьяша это всё ещё надёж­ный спо­соб устра­не­ния вся­кого иде­а­лизма из иссле­до­ва­ния и по сути желан­ный резуль­тат познания:

«…истина может воз­ник­нуть только в про­цессе объ­ек­ти­ва­ции, т. е. что только эта функ­ция может фор­мально гаран­ти­ро­вать истину. Не мы должны кон­стру­и­ро­вать внеш­ний мир по ана­ло­гии с нашими соб­ствен­ными пси­хи­че­скими функ­ци­ями, про­ек­тивно, т. е. (наде­ляя его нашей соб­ствен­ной мыс­ли­тель­ной дея­тель­но­стью), но, наобо­рот, нашу умствен­ную дея­тель­ность мы должны пред­став­лять как неко­то­рую часть дей­стви­тель­но­сти, реаль­ного мира. Этим Маркс раз­об­ла­чил тайну иде­а­лизма. Идеализм опе­ри­рует с про­ек­цией, мате­ри­а­лизм же — с объ­ек­ти­ва­цией. Идеализм уни­вер­са­ли­зи­рует пси­хи­че­ские законы в миро­вые законы. Материализм кос­мо­ло­ги­зи­рует уче­ние о созна­нии, т. е. пре­вра­щает законы созна­ния в част­ный слу­чай зако­нов уни­вер­сума»³⁶ .

Сартр мог бы согла­ситься с тем, что мате­ри­а­лизм пони­мает идеи как объ­ек­ти­ва­цию, но он, напро­тив, видит в этом про­блему, ибо для него смысл не в появ­ле­нии всё новых насло­е­ний «фети­шей», а в том, чтобы раз­гля­деть за ними чело­века самого по себе. Объективация, таким обра­зом, может быть опасна:

«Приведённый при­мер пока­зы­вает, насколько не прав совре­мен­ный марк­сизм, пре­не­бре­га­ю­щий част­ным содер­жа­нием куль­тур­ной системы и сразу же сво­дя­щий её ко все­общ­но­сти той или иной клас­со­вой идео­ло­гии. Система — это отчуж­дён­ный чело­век, кото­рый стре­мится пре­одо­леть своё отчуж­де­ние и запу­ты­ва­ется в отчуж­дён­ных сло­вах, это само­со­зна­ние, иска­жа­е­мое соб­ствен­ными инстру­мен­тами и транс­фор­ми­ру­е­мое куль­ту­рой в част­ное Weltanschauung [Мировоззрение. — В. П.]. В то же время, это борьба мысли про­тив своих соци­аль­ных инстру­мен­тов, попытка пол­но­стью овла­деть ими, очи­стить их от избы­точ­ного содер­жа­ния, заста­вить их выра­жать только саму эту мысль. Вследствие этих про­ти­во­ре­чий идео­ло­ги­че­ская система есть нечто несво­ди­мое; поскольку инстру­менты, каковы бы они ни были, отчуж­дают того, кто их исполь­зует, и изме­няют смысл его дей­ствия, идею надо рас­смат­ри­вать как объ­ек­ти­ва­цию кон­крет­ного чело­века и как его отчуж­де­ние: идея есть сам чело­век, экс­те­ри­о­ри­зи­ру­ю­щий себя в мате­ри­аль­ность языка. Следовательно, мы должны изу­чить её во всех част­но­стях, рас­крыть её субъ­ек­тив­ное зна­че­ние (т. е. зна­че­ние для того, кто её выра­жает) и её направ­лен­ность (intentionnalité), чтобы понять, каким иска­же­ниям она под­верг­лась, и затем перейти к её объ­ек­тив­ной реа­ли­за­ции»³⁷ .

Варьяш не при­да­вал про­блеме иска­же­ния позна­ния столь фаталь­ного значения:

«Всё сво­дится к тому, чтобы поль­зо­ваться ими [Психическими функ­ци­ями. — В. П.] пра­вильно, т. е. логи­че­ски очи­щенно, кри­ти­че­ски и — что явля­ется conditio sine qua non — созна­тельно. Всякое гипо­ста­зи­ро­ва­ние, фети­ши­зо­ва­ние или ове­ществ­ле­ние, как бы это ни назвать, опасно для поис­ков истины лишь постольку, поскольку мы не думаем о том, что в нас скры­ва­ется общая для всех людей склон­ность пре­вра­щать содер­жа­ния поня­тий и их смысл в пред­меты»³⁸ .

На глу­бин­ном фило­соф­ском уровне всё выше­из­ло­жен­ное там, где оба мыс­ли­теля схо­дятся, конечно же, идёт от пони­ма­ния отно­ше­ния общего и еди­нич­ного, с кото­рого мы начали. Ещё одной иллю­стра­цией общ­но­сти подоб­ного пони­ма­ния на прак­тике явля­ется трак­товка клас­сов у Варьяша и Сартра. Между тем, класс — это одна из осно­во­по­ла­га­ю­щих кате­го­рий для марк­сизма, осо­бенно в исто­ри­че­ском исследовании.

У Варьяша:

«Идеалистический пред­рас­су­док, что зави­си­мость истин и зави­си­мость веще­ствен­ная логи­че­ски не раз­ли­чимы, воз­ник вслед­ствие того, что было упу­щено из виду, что не сово­куп­ность или общее свой­ство (это одно и то же) кон­стру­и­рует инди­ви­ду­у­мов, отдель­ные объ­екты опыта, а, наобо­рот, каж­дая груп­пи­ровка инди­ви­ду­у­мов в классе воз­можна только бла­го­даря тому, что эти инди­ви­ду­умы пред­ва­ри­тельно каж­дый по отдель­но­сти обла­дают свой­ством, обра­зу­ю­щим класс»³⁹ .

У Сартра:

«Мы охотно при­знаём, что группа нико­гда не обла­дает и не может обла­дать тем мета­фи­зи­че­ским типом суще­ство­ва­ния, какой ей пыта­ются при­пи­сать; мы повто­ряем вслед за марк­си­стами: есть только люди и реаль­ные отно­ше­ния между людьми; с этой точки зре­ния группа в опре­де­лён­ном смысле есть лишь мно­же­ство отно­ше­ний (relations) и отно­ше­ний между этими отно­ше­ни­ями»⁴⁰ .

И этот мотив встре­ча­ется не еди­но­жды⁴¹ .

Получается, что не клас­со­вое поло­же­ние даёт чело­веку набор харак­те­ри­стик, а напро­тив, отдель­ные люди сво­ими свой­ствами опре­де­ляют харак­тер клас­со­вого поло­же­ния. Тут есть лишь одна-​единственная про­блема — сам К. Маркс смот­рел на дело совсем под иным углом:

«Капиталист не потому явля­ется капи­та­ли­стом, что он управ­ляет про­мыш­лен­ным пред­при­я­тием, наобо­рот, он ста­но­вится руко­во­ди­те­лем про­мыш­лен­но­сти потому, что он капи­та­лист. Высшая власть в про­мыш­лен­но­сти ста­но­вится атри­бу­том капи­тала подобно тому, как в фео­даль­ное время выс­шая власть в воен­ном деле и в суде была атри­бу­том земель­ной соб­ствен­но­сти»⁴² .

Действительно, в чём же смысл уни­что­же­ния клас­сов, если они струк­ту­ри­ру­ются из отдель­ных неза­ви­си­мых инди­ви­дов снова? Почему класс вообще явля­ется исто­ри­че­ским субъ­ек­том, если он лишь меха­ни­че­ская сумма отдель­ных лиц? Или тот же про­ле­та­риат — геге­мон эпохи, име­ю­щий исто­ри­че­скую мис­сию, но он даже не суще­ствует как субъект?

Вот в этом и состоит корен­ная про­блема того, что поня­тие «общего» и «еди­нич­ного» в марк­сизме нельзя раз­ре­шить, про­сто встав, грубо говоря, на сто­рону воз­рож­дён­ного вари­анта реа­лизма или номи­на­лизма. В пер­вом слу­чае полу­чится само­дви­жу­ще­еся поня­тие, име­ю­щее само­сто­я­тель­ное зна­че­ние, кото­рое под­ми­нает под себя реаль­ные объ­екты и свой­ства, вме­сто того чтобы про­сто их обо­зна­чать. Это та самая «тота­ли­за­ция», о кото­рой писал Сартр, та «геге­льян­щина», как клас­си­фи­ци­ро­вали её «меха­ни­сты» 1920-​х. Впрочем, обви­не­ни­ями в «геге­льян­щине» по адресу про­тив­ни­ков не брез­го­вал и Сартр⁴³ . С дру­гой сто­роны, без­услов­ное уни­что­же­ние общих поня­тий раз­ру­шает марк­сизм, выводя его на тот голый эмпи­ризм, кото­рый про­гля­ды­вает у Варьяша и Сартра в их отно­ше­нии к вопросу о классе. Уже совет­ские кри­тики «меха­ни­стов» заме­чали, что боль­шую роль абстракт­ным поня­тиям при­да­вал сам К. Маркс. И их сложно упрек­нуть за это, учи­ты­вая то, какую роль в выво­дах «Капитала» играют фило­соф­ские прин­ципы, поло­жен­ные в основу его кате­го­ри­аль­ного аппарата:

«Буржуазные эко­но­ми­сты обви­няли Маркса в „логи­че­ском реа­лизме“ за то, что он исхо­дил, как из само­до­вле­ю­щего целого, из такого „слож­ного“ явле­ния, как обще­ство. Подобно этому в наше время наши домо­ро­щен­ные меха­ни­сты из марк­сист­ского лагеря готовы упре­кать „школу Деборина“ в сред­не­ве­ко­вом „реа­лизме“ за при­зна­ние реаль­но­сти таких „общих поня­тий“, как — виды в живот­ном мире или как классы в обще­стве. Ведь, видите ли, „истин­ным бытием“ обла­дают только инди­виды! [Написано в 1929 году, но будто бы зара­нее про­тив Сартра. — В. П.] Для меха­ни­стов такая пози­ция есте­ственна, несмотря на всю неле­пость отри­ца­ния реаль­но­сти таких кон­крет­ных поня­тий, как обще­ство, класс и пр. Ведь обще­ство, класс и пр. есть целое, есть нечто каче­ственно новое по отно­ше­нию к вхо­дя­щим в состав его инди­ви­дам. А с точки зре­ния меха­ни­стов реально суще­ствует только „про­стое“, реальны части, но нет целого, как чего-​то отлич­ного от суммы частей»⁴⁴ .

Это, к слову, ещё одна иллю­стра­ция того, что диа­лек­ти­че­ский метод — вовсе не слу­чай­ный дове­сок к рабо­там пер­вых марк­си­стов и не дань ува­же­ния вре­мени, а дей­стви­тель­ная серд­це­вина работы.

Ещё одним общим эле­мен­том во взгля­дах Сартра и Варьяша явля­ется отри­ца­ние ими объ­ек­тив­ного харак­тера слу­чай­но­сти. Это довольно важ­ный вопрос, от кото­рого в кон­крет­ной исто­ри­че­ской мето­до­ло­гии зави­сит и оценка того или иного собы­тия, и при­ме­не­ние коли­че­ствен­ных мето­дов (ибо без этого нет ста­ти­стики). Стоит ли гово­рить, что поста­новка вопроса о роли лич­но­сти в исто­рии — это кон­кре­ти­за­ция вопроса о слу­чай­но­сти и необ­хо­ди­мо­сти при­ме­ни­тельно к исто­ри­че­ской науке? Солидарность двух этих мыс­ли­те­лей по дан­ному пункту не есть про­стое сов­па­де­ние: она прямо свя­зана с общими вопро­сами их фило­соф­ской концепции.

Если они выстав­ляют своих про­тив­ни­ков теми людьми, у кото­рых идеи, общие поня­тия, имеют само­сто­я­тель­ное бытие, то для таких оппо­нен­тов вся­кое отра­же­ние само­дви­же­ния этих поня­тий в дей­стви­тель­но­сти, то есть еди­нич­ные вещи, должны быть лишь слу­чай­но­стью, отблес­ком отдель­ного гипо­ста­зи­ро­ван­ного поня­тия. В таком слу­чае борьба про­тив слу­чай­но­сти пре­вра­ща­ется в борьбу про­тив гипо­ста­зи­ро­ва­ния общих понятий. 

У Варьяша этот момент не слу­жит пред­ме­том рефлек­сии. Он объ­ек­тивно суще­ствует, его может уви­деть в его рабо­тах совре­мен­ный иссле­до­ва­тель, но сложно ска­зать, осо­зна­вал ли его до конца сам автор или нет. А вот Жан-​Поль Сартр точно пони­мал, что он делает:

«Иными сло­вами, мы упре­каем совре­мен­ный марк­сизм в том, что он отно­сит к слу­чай­но­стям все кон­крет­ные детер­ми­на­ции чело­ве­че­ской жизни и ничего не остав­ляет от исто­ри­че­ской тота­ли­за­ции, разве что её абстракт­ный остов все­общ­но­сти. В резуль­тате он совер­шенно утра­тил пони­ма­ние того, что такое чело­век: для запол­не­ния своих про­бе­лов он не рас­по­ла­гает ничем, кроме абсурд­ной пав­лов­ской пси­хо­ло­гии. В про­ти­во­вес иде­а­ли­за­ции фило­со­фии и дегу­ма­ни­за­ции чело­века мы утвер­ждаем, что доля слу­чая может и должна быть све­дена к мини­муму»⁴⁵ .

Теперь кон­кретно к тому, как обос­но­вы­вали отсут­ствие слу­чай­но­стей оба автора. Вариант Варьяша:

«Диалектическая связь между при­чин­но­стью и слу­чай­но­стью часто пони­ма­ется так, что так назы­ва­е­мые слу­чай­ные явле­ния не только субъ­ек­тивно, но и объ­ек­тивно слу­чайны, или, дру­гими сло­вами, что, кроме стро­гой детер­ми­на­ции явле­ний, кроме ряда строго детер­ми­ни­ро­ван­ных явле­ний, суще­ствуют и дру­гие явле­ния, кото­рые в объ­ек­тив­ном смысле слу­чайны. Случайность, таким обра­зом, имела бы „более глу­бо­кий объ­ек­тив­ный смысл“, она озна­чала бы не про­сто наше частич­ное неве­де­ние, а что-​нибудь более глу­бо­кое. Этот взгляд, по нашему мне­нию, не пра­ви­лен. Мы гово­рим о слу­чай­но­сти в том услов­ном смысле, что мы не можем объ­яс­нять всё, что про­ис­хо­дит в мире, в этом слож­ном нашем мире, вскры­вая все при­чин­ные связи до послед­ней чёр­точки. Но из этого вовсе не сле­дует, что „слу­чай­но­сти“ сами по себе не явля­ются след­стви­ями при­чин. Это есть та точка зре­ния, на кото­рой, по-​моему, стоял Энгельс, на кото­рой стою и я, но кото­рая не раз­де­ля­ется всеми»⁴⁶ .

Самым ради­каль­ным у Сартра можно счи­тать, пожа­луй, вот это:

«Случайности не суще­ствует, или, по край­ней мере, она не играет той роли, какую ей при­пи­сы­вают: ребё­нок ста­но­вится таким, а не дру­гим, потому, что он пере­жи­вает все­об­щее как част­ное»⁴⁷ .

Это было ска­зано по поводу опро­вер­же­ния мыс­лей Энгельса об объ­ек­тив­ном харак­тере слу­чай­но­сти в том месте, где тот при­во­дил в при­мер Наполеона Бонапарта. Сартр, в отли­чие от Варьяша, был лишён вся­кого пие­тета перед клас­си­ками, потому на рас­суж­де­ния одного из осно­ва­те­лей марк­сизма о роли лич­но­сти в исто­рии отве­чал совер­шенно безапелляционно:

«…экзи­стен­ци­а­лизм рас­смат­ри­вает при­ве­дён­ное выска­зы­ва­ние как про­из­воль­ное огра­ни­че­ние диа­лек­ти­че­ского дви­же­ния, как оста­новку мысли, как отказ от пони­ма­ния»⁴⁸ .

В прин­ципе, вопрос о роли лич­но­сти в исто­рии и, шире, о соот­но­ше­нии слу­чай­ного и необ­хо­ди­мого доста­точно хорошо осве­щён в зару­беж­ной и оте­че­ствен­ной марк­сист­ской лите­ра­туре — осо­бенно в послед­ней, так как совет­ский марк­сизм одно­значно решал вопрос в пользу объ­ек­тив­ного харак­тера слу­чай­но­сти. Не вда­ва­ясь в эту поле­мику, важно уточ­нить, что и Варьяша, и Сартра рав­ным обра­зом каса­ется всё то, что было напи­сано про­тив так назы­ва­е­мого «меха­ни­сти­че­ского детер­ми­низма» начи­ная с 1920-​х годов. В кон­тек­сте мето­до­ло­ги­че­ских вопро­сов же важ­нее всего под­черк­нуть сле­ду­ю­щий аргу­мент: тоталь­ный детер­ми­низм всего и вся, пони­ма­ю­щий слу­чай­ность сугубо как недо­ста­ток огра­ни­чен­ного чело­ве­че­ского ума, лишает иссле­до­ва­теля спо­соб­но­сти раз­де­лять связи на основ­ные и вто­ро­сте­пен­ные. Более после­до­ва­тель­ное про­ве­де­ние этого прин­ципа же может при­ве­сти к утрате поня­тия при­чин­но­сти вовсе и замене её поня­тием функ­ци­о­наль­ной связи.

В отли­чие от Варьяша, кото­рый не пошёл так далеко, у Сартра есть моменты, где он к подоб­ному пони­ма­нию доста­точно бли­зок⁴⁹ . Если, для того чтобы изгнать дух «дур­ной» тота­ли­за­ции, нужно дви­гаться от реаль­ных объ­ек­тов и опи­сать их цели­ком, сде­лав эту тота­ли­за­цию «живой», то вещи и явле­ния надо опи­сы­вать цели­ком, то есть во всех аспек­тах. Значит, слу­чай­ность надо исклю­чить. Это ещё одна цепь, свя­зы­ва­ю­щая это воз­зре­ние с пони­ма­нием общих понятий.

Всё это под­ры­вает пафос марк­сист­ского экзи­стен­ци­а­лизма. Если слу­чай­но­стей нет, если при­ня­тие клас­со­вого созна­ния отдель­ной лич­но­стью обу­слов­лено не эко­но­ми­че­ским поло­же­нием, а «всем», то нельзя вычле­нить ни одной веду­щей при­чины, кото­рой доста­точно для пони­ма­ния. Если оди­на­ково важно всё, то для опре­де­лён­но­сти не будет доста­точно ничего. Не говоря уже о том, что на более высо­ком уровне, когда речь будет идти не об инди­виде, а об обще­стве, отри­ца­ние слу­чай­но­сти «в про­ти­во­вес иде­а­ли­за­ции фило­со­фии и дегу­ма­ни­за­ции чело­века» спо­собно само пре­вра­титься в такой противовес.

Система, постро­ен­ная на тоталь­ном инде­тер­ми­низме и без­гра­нич­ной сво­боде воли, обо­ра­чи­ва­ется тира­нией слу­чая, ибо нельзя быть сво­бод­ным в мире, где нельзя ори­ен­ти­ро­ваться и опи­раться на пра­вила: в нём невоз­можно дей­ство­вать пла­но­мерно. С дру­гой сто­роны, детер­ми­на­ция всего и вся — это тот же хаос, только с обрат­ной сто­роны. Теперь на место некон­тро­ли­ру­е­мой сво­боды отдель­ных людей при­хо­дит хаос волюн­та­ризма неко­его деми­урга, — без­от­но­си­тельно того, кто или что ста­вится в центр системы, — кото­рого чело­ве­че­ское созна­ние нико­гда не преду­га­дает вполне, а зна­чит, все­гда будет в плену обсто­я­тельств, о кото­рых не подозревает.

На наш взгляд, реше­ние вопроса о слу­чай­но­сти у Сартра ведёт ко всем тем бедам меха­ни­че­ского вос­при­я­тия обще­ства, кото­рые он сам реши­тельно осуж­дал⁵⁰ .

По итогу в кон­цеп­циях обоих авто­ров мы имеем схо­жую поста­новку весьма инте­рес­ной про­блемы (пре­вра­ще­ние эко­но­ми­че­ских явле­ний в явле­ния созна­ния) и выбор оди­на­ко­вого пути её реше­ния (через созда­ние посред­ству­ю­щего звена в виде пси­хо­ло­гии), но совер­шенно раз­ные модели реа­ли­за­ции этого пути. Коллективное бес­со­зна­тель­ное Шандора Варьяша про­тив акцента на инди­ви­ду­аль­ной пси­хо­ло­гии у Жан-​Поля Сартра. Попытка «социо­ло­ги­зи­ро­вать» фрей­дизм про­тив попытки «пси­хо­ло­ги­за­ции» марк­сизма. Учитывая то место, кото­рое зани­мает интел­лек­ту­аль­ная исто­рия и исто­рия обще­ствен­ной мысли в совре­мен­ной науке с её тягой к антро­по­ло­ги­че­скому моменту, подоб­ные попытки пред­став­ляют неко­то­рую цен­ность и поз­во­ляют ожи­вить инте­рес к исто­ри­че­скому материализму.

Марксизм как еди­ный метод, как еди­ная плат­форма, разо­шёлся на раз­лич­ные ветви довольно давно. Причём нужно иметь в виду, что раз­лич­ные его школы слабо кон­так­ти­руют между собой и тому есть исто­ри­че­ские при­чины. Западный марк­сизм не знал рецеп­ции совет­ских док­трин, счи­тая страны восточ­ного блока «дефор­ми­ро­ван­ными», а их мысль черес­чур идео­ло­ги­зи­ро­ван­ной. Это тоже было вли­я­нием, но было вли­я­нием оттал­ки­ва­ния, стрем­ле­нием дей­ство­вать от про­тив­ного. Однако даже подоб­ные вещи зада­вали век­тор. В то же время совет­ский марк­сизм если пере­жи­вал вли­я­ние зару­беж­ной мысли, то только под­спуд­ное, неотрефлексированное. 

Наше иссле­до­ва­ние поз­во­ляет уви­деть, что марк­сист­ские мыс­ли­тели, раз­де­лён­ные не только вре­ме­нем, но и культурно-​географически, в раз­ных фор­мах пыта­лись решить некую еди­ную про­блему, при­чём на сход­ной в базис­ных вещах плат­форме. Это чрез­вы­чайно важно для пони­ма­ния того, что отно­си­тель­ное един­ство всё же суще­ство­вало, что суще­ство­вал набор объ­ек­тив­ных про­блем, с кото­рыми пред­ста­ви­тели раз­лич­ной интел­лек­ту­аль­ной среды, при­над­ле­жа­щие к одной школе, стал­ки­ва­лись объ­ек­тивно как мини­мум в силу того, что оттал­ки­ва­лись от одних базо­вых принципов.

Учитывая упа­док исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма обу­слов­лен­ный всемирно-​историческим пора­же­нием стран восточ­ного блока, уда­рив­шим по марк­сист­ской мысли и в дру­гих частях света, обра­ще­ние раз­лич­ных школ лицом друг к другу, пусть их дис­кус­сия и не смо­жет при­ве­сти их к при­ми­ре­нию, пред­став­ляет неко­то­рый резерв для раз­ви­тия этого метода. От этого выиг­рают и спе­ци­а­ли­сты в кон­крет­ных обла­стях знания.