~ 24 мин

Нам всем «посчаст­ли­ви­лось» жить в период одного из самых зна­чи­тель­ных социально-​экономических экс­пе­ри­мен­тов, резуль­таты кото­рого уже отра­зи­лись на исто­рии всего чело­ве­че­ства и ещё будут иметь дол­го­сроч­ные послед­ствия. Речь идёт о раз­вале пер­вого в исто­рии соци­а­ли­сти­че­ского госу­дар­ства — СССР.

Переход эко­но­мики СССР на рыноч­ные рельсы начался задолго до раз­вала совет­ского госу­дар­ства, тем не менее, только при­ва­ти­за­ция смогла раз­ру­шить неко­гда еди­ный промышленно-​экономический ком­плекс, озна­ме­но­вав тем самым вступ­ле­ние в период пер­во­на­чаль­ного накоп­ле­ния капи­тала и пере­ход к капи­та­ли­сти­че­ской форме обще­ствен­ных отно­ше­ний. Экономические законы, свой­ствен­ные ей, зара­бо­тали в пол­ную силу, запу­стив про­цессы фор­си­ро­ван­ного раз­ви­тия капи­та­лизма. Как эмбрион чело­ве­че­ского орга­низма про­хо­дит все ста­дии эво­лю­ции живого орга­низма, так и капи­та­ли­сти­че­ский заро­дыш, пара­зи­ти­руя на бога­том ресур­сами соци­а­ли­сти­че­ском орга­низме, в тече­ние 25 лет пре­одо­лел все исто­ри­че­ские ста­дии раз­ви­тия капи­та­лизма — от «сво­бод­ной кон­ку­рен­ции» до моно­по­ли­сти­че­ской концентрации.

Вслед за орга­низ­мом менялся и его дух. Ростки капи­та­ли­сти­че­ского миро­воз­зре­ния, кото­рые были закон­сер­ви­ро­ваны в созна­нии граж­дан пер­вого в мире рабо­чего госу­дар­ства, попав на бла­го­дат­ную социально-​экономическую почву, дали неви­дан­ные всходы. Возрождение капи­та­ли­сти­че­ских отно­ше­ний на про­сто­рах пост­со­вет­ского про­стран­ства с неумо­ли­мой необ­хо­ди­мо­стью при­вело и к воз­ник­но­ве­нию пара­зи­ти­че­ского класса гос­под — буржуазии.

Зародившись как рако­вая опу­холь в теле Советского госу­дар­ства, класс носи­те­лей бур­жу­аз­ных цен­но­стей обре­чён остаться в исто­рии самым реак­ци­он­ным клас­сом, отбро­сив­шим про­грес­сив­ное раз­ви­тие чело­ве­че­ства на сто­ле­тие назад. Естественно, что пред­ста­ви­тели этого класса не могут чер­пать свою иден­тич­ность из СССР, пер­вое в мире рабо­чее госу­дар­ство клас­сово чуждо им, они пред­по­чли бы вообще забыть о его суще­ство­ва­нии. Отсюда они могут чер­пать свою иден­тич­ность только в не менее реак­ци­он­ном и отжив­шем. Их выбор — цар­ская Россия.

Рассматривая модели пове­де­ния, гос­под­ству­ю­щие в среде круп­ного биз­неса и чинов­ни­че­ства на нынеш­нем этапе исто­ри­че­ского раз­ви­тия, я посто­янно ощу­щаю дежавю, и это не слу­чайно. Правящий класс совре­мен­ной России в точ­но­сти вос­про­из­во­дит быто­вые и пове­ден­че­ские осо­бен­но­сти, кото­рые были свой­ственны его пред­ше­ствен­ни­кам конца XVIII — начала XIX в.

За при­ме­рами далеко ходить не надо. В послед­нее время в связи с обостре­нием межим­пе­ри­а­ли­сти­че­ских про­ти­во­ре­чий в мире уси­ли­лась кон­ку­рент­ная борьба между пред­ста­ви­те­лями круп­ного рос­сий­ского наци­о­наль­ного и ком­пра­дор­ского капи­та­лов. В медий­ном про­стран­стве ярким пред­ста­ви­те­лем послед­него явля­ется Алексей Навальный*. Благодаря рас­сле­до­ва­ниям его Фонда по борьбе с кор­руп­цией (ФБК)** мы можем уви­деть, как живут пред­ста­ви­тели выс­шего чинов­ни­че­ства и круп­ной импе­ри­а­ли­сти­че­ской бур­жу­а­зии. Бросается в глаза тяга мно­гих пред­ста­ви­те­лей пра­вя­щего класса к стро­и­тель­ству огром­ных, пора­жа­ю­щих вооб­ра­же­ние своей рос­ко­шью заго­род­ных рези­ден­ций — уса­деб. Забавно, что неко­то­рые из них постро­ены с исполь­зо­ва­нием тра­ди­ци­он­ных архи­тек­тур­ных форм, свой­ствен­ных для уса­деб­ного стро­и­тель­ства конца XVIII — начала XIX века.

*вклю­чен в спи­сок тер­ро­ри­стов и экс­тре­ми­стов
**ино­агент, при­знана экс­тре­мист­ской и неже­ла­тель­ной орга­ни­за­цией, запре­щена в РФ

Для того чтобы разо­браться в дан­ном куль­тур­ном фено­мене, обра­тимся к истокам.

Нарождающийся рус­ский бур­жуа XVIII — пер­вой поло­вины XIX века имел очень важ­ную осо­бен­ность: неимо­вер­ное стрем­ле­ние про­ник­нуть в элиту рос­сий­ского обще­ства того пери­ода — дво­рян­ство. И здесь, как гово­рится, истина была в вине: пред­при­ни­ма­тели из купе­че­ства пер­во­на­чаль­ный свой капи­тал делали в обла­сти вино­ку­ре­ния, тесно свя­зан­ной с инте­ре­сами госу­дар­ства. Логика была сле­ду­ю­щая: экс­плу­а­ти­руя вин­ную рега­лию, казна полу­чала доходы, состав­ляв­шие зна­чи­тель­ную часть бюд­жета госу­дар­ства. Оно дели­лось частью при­были с купе­че­ством, кото­рое исполь­зо­вало вин­ную рега­лию. Эта связь абсо­лю­тист­ского госу­дар­ства с пред­при­ни­ма­те­лями из среды купе­че­ства про­сле­жи­ва­ется и по дру­гой линии — про­мыш­лен­ни­кам предо­став­ля­лись раз­но­об­раз­ные при­ви­ле­гии, а мно­гим из них — воз­мож­ность про­ник­но­ве­ния в ряды дво­рян­ства¹ .

Вообще, тяга к чинам и зва­ниям пред­ста­ви­те­лей нарож­да­ю­щейся рос­сий­ской бур­жу­а­зии — чрез­вы­чайно инте­рес­ный и важ­ный аспект исто­рии, рас­кры­ва­ю­щий соци­аль­ные усло­вия её дея­тель­но­сти в рам­ках сословно-​иерархического обще­ства. Чины и ордена, в отли­чие от почёт­ных зва­ний, не только повы­шали обще­ствен­ную зна­чи­мость и респек­та­бель­ность отдель­ного капи­та­ли­ста, но и поз­во­ляли выйти за пре­делы сословно-​социальной обособ­лен­но­сти и повы­сить свой ста­тус² .

Смена поло­же­ния, когда пред­при­ни­ма­тель попа­дал на вер­шину соци­аль­ной иерар­хии, под­ра­зу­ме­вала соот­вет­ствие неко­то­рым жёстко регла­мен­ти­ро­ван­ным моде­лям пове­де­ния. Это было одним из мето­дов под­дер­жа­ния иерар­хи­че­ской струк­туры обще­ства. Сам ста­тус дво­ря­нина не остав­лял выбора в модели пове­де­ния, тре­буя соот­вет­ствия при­над­леж­но­сти к элите рос­сий­ского общества.

Новые дво­ряне не жалели средств, чтобы утвер­дить себя в рядах при­ви­ле­ги­ро­ван­ного сосло­вия. Например, круп­ные про­мыш­лен­ники, под­ра­жая знат­ным вель­мо­жам, стро­или при заво­дах бога­тые дома, обза­во­ди­лись мно­го­чис­лен­ной при­слу­гой, псо­вой охо­той, оркест­рами³ .

Несмотря на раз­ли­чия в образе жизни заво­до­вла­дель­цев, суще­ство­вали общие нормы, сле­до­ва­ние кото­рым было сво­его рода «делом чести». К таким нор­мам отно­си­лись: 1) «празд­ное потреб­ле­ние», 2) «госте­ва­ние»⁴ . Существовал стан­дарт­ный «набор изли­шеств», кото­рый стре­мился иметь каж­дый заво­до­вла­де­лец. В него вхо­дили оран­же­реи с экзо­ти­че­скими фрук­тами, зве­ринцы, парки с пави­льо­нами и пру­дами, кар­тины и т. д.

«Праздное потреб­ле­ние» и «госте­ва­ние» были кра­е­уголь­ными кам­нями уса­деб­ного быта дво­рян­ской эпохи, к кото­рому стре­мился и нарож­да­ю­щийся класс бур­жу­а­зии. В этих усло­виях клю­че­выми фигу­рами про­стран­ства усадьбы были хозяин и гость. Хозяином мог быть как сам заво­до­вла­де­лец, кото­рый посто­янно жил при заводе, так и заво­до­вла­де­лец, при­ез­жав­ший в свою усадьбу на время, напри­мер, для того, чтобы сле­дить за дея­тель­но­стью завода. Фактически в таких слу­чаях он сам ста­но­вился гостем: его при­езд в завод­скую усадьбу обстав­лялся как госте­вой приезд.

В каче­стве при­мера «госте­ва­ния» можно при­ве­сти коми­че­ский слу­чай, про­изо­шед­ший с круп­ными заво­до­вла­дель­цами бра­тьями Баташёвыми. Это собы­тие пока­за­тельно и тем, что даёт пред­став­ле­ние о куль­тур­ном облике предпринимателей.

Ещё во время сов­мест­ного вла­де­ния име­нием на Выксунский завод при­е­хал один из мос­ков­ских санов­ни­ков, зна­ко­мый князя Долгорукого. Иван Родионович Баташёв, соблю­дая дво­рян­скую тра­ди­цию, при­гла­сил гостя на парад­ный обед. Брата же Андрея пре­ду­пре­дил, чтобы тот меньше раз­го­ва­ри­вал. Князь вёл беседу с Иваном Родионовичем, изредка погля­ды­вая на сидев­шего рядом обла­чён­ного в парад­ный дво­рян­ский костюм Андрея. К столу была подана про­сто­кваша, кото­рой Иван Родионович с изыс­кан­ной веж­ли­во­стью стал уго­щать санов­ника, говоря, что её спе­ци­ально для гостя при­го­то­вила его жена Елизавета Осиповна. Князь ел и похва­ли­вал, рас­то­чая лест­ные речи об име­нии Баташёвых и, между про­чим, обра­тился к Андрею с каким-​то вопро­сом. Андрей про­дол­жал молча есть про­сто­квашу. Гость не уни­мался и повто­рил вопрос. Брат неза­метно толк­нул Андрея, давая ему таким обра­зом понять, что мол­чать непри­лично. После этого Андрей момен­тально заго­во­рил с улыбкой:

«Грех есть обе­дая, гла­го­лити непо­треб­ное; за это эпи­ти­мия свя­тыми отцами пре­по­дана нам греш­ным: поста 3 дня, и покло­нов трид­цать утром и вече­ром. Грех бле­вати от объ­еда­ния — поста 3 дня, сухо­ясти еди­но­жды в день, покло­нов пят­на­дцать утром и вече­ром. Грех есть пока­зы­вати тай­ный уд…»

Чтобы пре­рвать поток изре­че­ний об эпи­ти­миях, нала­га­е­мых ста­ро­ве­рами, Иван Родионович дёр­нул брата за каф­тан, да так, что тот сва­лился со стула и опро­ки­нул на свой дво­рян­ский каф­тан чашку с про­сто­ква­шей, рас­сме­шив сидев­шего рядом князя и про­чих при­гла­шён­ных. Когда лакей подо­шел убрать про­ли­тое и обра­тился с пред­ло­же­нием к Андрею: «Позвольте, барин, почи­стить…», то в ответ услы­шал: «Какой я к чёрту барин? Ни в карты, ни в ладоши и гово­рить по-​барски не могу. Был туль­ским меща­ни­ном, и помру таким же мужи­ком», — и вышел из-​за стола⁵ .

По мере того, как росло богат­ство Баташёвых, рос и круг зна­ко­мых. Желая быть замет­ным лицом, И. Р. Баташёв не ску­пился на рас­ходы. Он стре­мился окру­жить себя рос­ко­шью и во всём хотел видеть про­яв­ле­ние сво­его могу­ще­ства и богат­ства. Заводовладелец все­гда желал при­сут­ствия за сто­лом мно­же­ства гостей. Приглашая кого-​либо к себе, он пре­сле­до­вал прак­ти­че­ские цели. Поэтому среди гостей Баташёва можно было встре­тить и тех, с кем он имел дело­вые связи. А так как эти связи были велики, в Выксе все­гда было многолюдно.

И. Р. Баташёв содер­жал при доме боль­шой штат челяди — до 300 чело­век. Всегда наго­тове имелся изобиль­ный стол. На пред­ло­же­ние близ­ких изме­нить заве­дён­ный поря­док и сокра­тить рас­ходы на про­ви­зию он неиз­менно отвечал:

«Всё это вы можете сде­лать, когда я умру»⁶ .

Гости, как и хозя­ева, зача­стую высту­пали в раз­лич­ных ролях: они могли при­е­хать нена­долго, но могли гостить и дли­тель­ное время. Цели этих визи­тов были не только дело­вые: это и теат­раль­ные пред­став­ле­ния, зна­ком­ства с при­ез­жими писа­те­лями, худож­ни­ками, музы­кан­тами, осмотр ново­вве­де­ний в хозяй­стве. Особенностью уса­деб цен­траль­ной полосы было то, что они рас­по­ла­га­лись на доста­точно близ­ком рас­сто­я­нии друг от друга. Часто мел­ко­по­мест­ные дво­ряне из округи подолгу гостили у Баташёвых.

Андрей Родионович, после раз­дела име­ния в 1783 году, не усту­пал сво­ему брату в рас­то­чи­тель­стве и жил в своей Гусевской усадьбе как истин­ный рус­ский барин, за чьим сто­лом еже­дневно соби­ра­лась толпа при­жи­валь­щи­ков и гостей. Выезжал он не иначе, как в карете, запря­жён­ной цугом, вокруг кото­рой ска­кали в обши­тых золо­тыми позу­мен­тами каф­та­нах гай­дуки⁷ . По сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, когда Андрей Родионович Баташёв отправ­лялся на охоту, при­хле­ба­тели из мел­ко­по­мест­ных дво­рян испол­няли у него роль гон­чих, усердно бегая за зай­цами⁸ .

Андрей Баташёв, нажив пора­жав­шее совре­мен­ни­ков огром­ное богат­ство, порой не знал, на что тра­тить при­об­ре­тён­ные прав­дой и неправ­дой деньги. До нас дошёл инте­рес­ный эпи­зод из его жизни, хорошо харак­те­ри­зу­ю­щий его пове­де­ние. По раз­ре­ше­нию Берг-​коллегии Андрей Родионович послал сво­его сына Андрея в Англию для изу­че­ния метал­лур­ги­че­ской про­мыш­лен­но­сти. Получив на рас­ходы один мил­лион руб­лей, сын восемь­сот тысяч при­вёз обратно и сдал отцу. Андрей Родионович рассвирепел:

«Что же ты, бол­ван, не мог им там, соба­чьим детям, пока­зать, как я при­ка­зы­вал, что зна­чит рус­ский завод­чик Баташёв! Не знал, видно, что денег мне и без того девать некуда, а слава мне дорога! Вон отсюда, пока цел, и чтобы отныне и до веку на глаза мне не казаться!!!»⁹

И моло­дой чело­век был отправ­лен в ссылку на Еремшинский завод.

Андрея Родионовича нельзя было назвать хоро­шим семья­ни­ном, детей он любил мало и прак­ти­че­ски о них не бес­по­ко­ился. Дети боя­лись отца, кото­рый по малей­шему поводу впа­дал в гнев и выно­сил суро­вые нака­за­ния. Получив изве­ще­ние о смерти отца, Андрей Андреевич, сослан­ный на Еремшинский завод, только после дол­гих коле­ба­ний решился при­е­хать в Гусь. На про­тя­же­нии всего пути его мучили тяж­кие раз­ду­мья: а что если изве­стие о смерти ложно, и ста­рик, при одной мысли о кото­ром он тре­пе­тал от страха, жив? На поло­вине пути Андрей послал вер­ного чело­века из числа своих про­во­жа­тых в име­ние. Вернувшись, тот уве­рил его, что видел соб­ствен­ными гла­зами Андрея Родионовича лежа­щим в гробу. Значит, можно было ехать дальше¹⁰ .

Традиции «госте­ва­ния» и «празд­ного потреб­ле­ния» были про­дол­жены пре­ем­ни­ками Ивана и Андрея Баташёвых, кото­рые отли­ча­лись не мень­шей рас­то­чи­тель­но­стью, а в чём-​то даже пре­взо­шли своих пред­ше­ствен­ни­ков. Прежде всего, это отно­сится к гене­ралу и кава­ле­ри­сту Дмитрию Дмитриевичу Шепелеву. Принадлежность к извест­ной в сто­лич­ных кру­гах дво­рян­ской фами­лии во мно­гом обу­сло­вила его неор­ди­нар­ное пове­де­ние. В рас­то­чи­тель­но­сти ему не было рав­ных. За доста­точно корот­кий срок он прак­ти­че­ски истра­тил фамиль­ное богат­ство, пере­шед­шее к нему по наследству.

Рассматривая повсе­днев­ный образ жизни Дмитрия Дмитриевича, мы посто­янно видим рас­то­чи­тель­ство и празд­ное потреб­ле­ние. К при­меру, когда в 1812 году Шепелева при­звали в дей­ству­ю­щую армию, его сопро­вож­дал огром­ный обоз, состо­я­щий из дво­ро­вой челяди с мас­сой все­воз­мож­ных при­па­сов и при­над­леж­но­стей рос­коши и ком­форта. На беду, кара­ван попался на глаза самому Александру I. Царь гневно рас­по­ря­дился, чтобы рос­кош­ный гене­рал вер­нулся обратно в своё име­ние, ибо «он идёт не вое­вать, а пиро­вать»¹¹ .

В Выксунской усадьбе Д. Д. Шепелев рас­ши­рил при­ле­га­ю­щий к боль­шому дому парк, настроил в нём бесе­док, мра­мор­ных гро­тов, насы­пал кур­ганы, нарыл канавы, воз­вёл водо­качку для их обвод­не­ния. А на кур­га­нах сде­лал беседки с над­пи­сями «Моё отдох­но­ве­ние». В парке часто устра­и­ва­лись так назы­ва­е­мые афин­ские ночи, где в каче­стве «жриц любви» высту­пали кре­пост­ные девушки, раз­вле­кав­шие Шепелева и его гостей¹² .

Одной из при­чуд Д. Д. Шепелева была страсть к лоша­дям. Для своих любим­цев гене­рал соору­дил при усадьбе вели­ко­леп­ную конюшню. Всех гостей Шепелев вёл сна­чала туда, а уже потом пока­зы­вал им свои апар­та­менты и раз­ме­щал… согласно отзы­вам о «лоша­ди­ном дворце»¹³ .

В своих «Воспоминаниях о дет­стве и юно­сти (1820–1840) писа­тель­ница Евгения Тур даёт сле­ду­ю­щую харак­те­ри­стику Д. Д. Шепелеву, род­ствен­нику её по матери (М. И. Сухово-​Кобылиной). Она пишет о необуз­дан­ном харак­тере Шепелева, про­яв­ляв­шемся в гру­бом обра­ще­нии с род­ными и посто­рон­ними, его вспыль­чи­во­сти, пере­хо­дя­щей нередко в беше­ные выходки, нераз­бор­чи­во­сти в при­об­ре­те­нии зна­комств, стрем­ле­нии окру­жить себя подо­зри­тель­ными лич­но­стями, масте­рами по выка­чи­ва­нию денег и т. д. Дом в Выксе по воле его вла­дель­цев пре­вра­тился в «нечто вроде посто­я­лого двора, где рас­по­ла­гался каж­дый, сумев­ший уго­дить хозя­ину»¹⁴ .

Эстафету празд­ной жизни сво­его отца пере­нял Иван Дмитриевич Шепелев. По опи­са­ниям совре­мен­ни­ков, он был высо­ко­об­ра­зо­ван­ным чело­ве­ком, боль­шим люби­те­лем искус­ства. Он ценил живо­пись, скульп­туру и сам рисо­вал весьма недурно, но пред­по­чи­тал всему музыку. Дом в Выксе пре­вра­тился в сре­до­то­чие куль­тур­ного излу­че­ния. В доме нахо­ди­лись осо­бые мастер­ские для живо­писи, скульп­туры, салон для заня­тия музы­кой; в послед­нем поме­ще­нии зани­мался сам Шепелев и дела­лись спевки¹⁵ .

Как мы видим, после того, как заводы Ивана Родионовича пере­шли к дру­гому роду, Выкса ещё больше про­сла­ви­лась, но только не успе­хами в про­мыш­лен­но­сти. Её новые вла­дельцы в тече­ние несколь­ких поко­ле­ний един­ствен­ной целью своей жизни и дея­тель­но­сти поста­вили «весе­лье». Выкса сде­ла­лась цен­тром весё­лой и празд­ной жизни выс­шего обще­ства несколь­ких губер­ний. Отовсюду съез­жа­лись сюда гости, чтобы бла­го­даря широ­кому рус­скому хле­бо­соль­ству хозяев вку­сить всех насла­жде­ний — и гру­бых чув­ствен­ных, и самых утон­чен­ных, европейских.

Новые вла­дельцы были зна­ме­ниты сво­ими рос­кош­ными при­ё­мами, кото­рые они устра­и­вали не только в Выксе, но и в Москве. На подоб­ных празд­ни­ках жизни за одним сто­лом соби­ра­лось более 50 чело­век — «все неожи­дан­ные гости», как уве­ряли хле­бо­соль­ные хозя­ева¹⁶ . Слава празд­ни­ков и пир­шеств Выксы гре­мела по всей России. Едва ли она не дохо­дила до сто­лиц Европы, так как бывали здесь и ино­странцы. Чтобы блес­нуть туа­ле­том на Выксунском балу, дамы выпи­сы­вали наряды из Парижа.

Гости съез­жа­лись на бал не только по при­гла­ше­ниям, они нахо­ди­лись в про­стран­стве усадьбы посто­янно. Всё время у Шепелевых при­сут­ство­вали посто­рон­ние люди, так как на Выксе было боль­шое обще­ство. Оно состо­яло из чинов­ни­ков гор­ного ведом­ства, несколь­ких моло­дых гор­ных офи­це­ров и лес­ных чинов­ни­ков, — в рай­оне име­ний Шепелева нахо­дился боль­шой уча­сток казён­ного леса, — маши­ни­стов по завод­ской части, тех­ни­ков вся­кого рода и наци­о­наль­но­стей, нем­цев, англи­чан с их семей­ствами. Кроме того, посто­янно на Выксе нахо­ди­лись при­ез­жие из обеих сто­лиц, соби­рав­шихся на Выксу или по при­гла­ше­нию хозя­ина, или по делам, для зака­зов и при­ё­мов, пра­ви­тель­ствен­ных и част­ных, чугун­ных изде­лий вся­кого рода — решё­ток, рельс и т. д.¹⁷

Повседневная жизнь в усадьбе И. Д. Шепелева обычно вклю­чала набор повто­ря­ю­щихся изо дня в день дей­ствий. Утром за зав­тра­ком соби­ра­лись все выше­пе­ре­чис­лен­ные при­жи­валь­щики, общее их число дохо­дило до 30 чело­век за одним сто­лом. К столу пода­ва­лись вели­ко­леп­ные куша­нья и вина, дичь для стола была све­жая, потому что её еже­дневно достав­ляли егеря из завод­ского леса¹⁸ .

После зав­трака играли обык­но­венно в бильярд и упраж­ня­лись в стрельбе в тире или парке, смотря по погоде. Азарт порой дово­дил до инте­рес­ных ситу­а­ций. Брат Ивана Дмитриевича Шепелева Николай Дмитриевич был очень азарт­ным игро­ком и во время игры, если удача была не на его сто­роне, не мог порой оста­но­виться. Один раз ему осо­бенно не везло: он горя­чился, про­иг­рал несколько пар­тий кряду и стал удва­и­вать ставки. Фортуна повер­ну­лась к нему спи­ной и он про­иг­рал сво­ему оппо­ненту десять тысяч руб­лей. Однако, успо­ко­ив­шись, он отыг­рал семь тысяч, вме­сто осталь­ных трёх тысяч, он по просьбе сопер­ника вынуж­ден был отдать извест­ную скрипку работы Гварнериуса, кото­рая была при Выксунском оркестре¹⁹ .

Ещё одним излюб­лен­ным вре­мя­пре­про­вож­де­нием хозяев и гостей усадьбы были карты. Карточные игры к сере­дине XIX в. пре­вра­ща­ются в важ­ней­шее пуб­лич­ное заня­тие, прочно уко­ре­ня­ются в повсе­днев­ном быту и ста­но­вятся попу­ляр­ными не только у сто­лич­ной элиты, но и у про­вин­ци­аль­ных обществ. Свидетельством рас­про­стра­нён­но­сти кар­точ­ных игр в быту слу­жат ука­зан­ные в опи­сях иму­ще­ства лом­бер­ные столы, быв­шие прак­ти­че­ски в каж­дом доме. Умение играть в карты ста­но­вится и эле­мен­том свет­ской образованности.

Важным атри­бу­том повсе­днев­ной жизни в усадьбе была охота. Эта «бар­ская забава» была широко рас­про­стра­нена, о чём сви­де­тель­ствует мно­же­ство издан­ных посо­бий по псо­вой охоте²⁰ . С этой целью заво­ди­лись спе­ци­ально обо­ру­до­ван­ные псарни. К охот­ни­чьим соба­кам было совер­шенно осо­бое отно­ше­ние, для их содер­жа­ния в усадьбе Шепелева был построен спе­ци­аль­ный охот­ни­чий двор. К при­меру, у брата Ивана Дмитриевича Шепелева, Николая Дмитриевича осо­бенно сла­ви­лась собака Дианка, у кото­рой было вели­ко­леп­ное чутьё, она спо­собна была неза­метно под­ве­сти охот­ника совсем близко к дичи. За неё Шепелев запла­тил огром­ную по тем вре­ме­нам сумму 500 руб­лей²¹ .

Сам Иван Дмитриевич осо­бенно любил травлю вол­ков соба­ками. Как только замер­зали пруды, выпус­кали на лёд двух-​трех вол­ков, а к ним — несколько силь­ных собак. Это зре­лище соби­рало толпы зри­те­лей²² .

Охота все­гда обстав­ля­лась с осо­бой рос­ко­шью. Она пред­став­ляла собой вере­ницу «из два­дцати пяти телег, в каж­дой из кото­рых сидело по четыре собаки и при них „чело­век“. Сопровождавшая их при­слуга была одета в раз­но­об­раз­ный охот­ни­чий костюм: корот­кие серые куртки с сереб­ря­ными пуго­ви­цами, широ­кие синие шаро­вары, бараш­ко­вые высо­кие шапки с крас­ными све­ши­вав­ши­мися на один бок кур­пе­ями и крас­ными широ­кими куша­ками. У бор­зят­ни­ков, выж­лят­ни­ков и доез­жа­чих были свои соб­ствен­ные сереб­ря­ные значки, при­цеп­лен­ные к левому плечу, и у каж­дого за поя­сом по кин­жалу. За теле­гами ехали пять гро­мад­ных дрог, с клет­ками, в кото­рых сидели мед­веди»²³ .

Как видим, гор­но­за­вод­ское дело всё более отхо­дило на вто­рой план. Новых хозяев жизни больше забо­тило удо­вле­тво­ре­ние своих неуём­ных фантазий.

Современная пост­со­вет­ская бур­жу­а­зия не усту­пает своим пред­ше­ствен­ни­кам, в точ­но­сти вос­про­из­водя быто­вые и пове­ден­че­ские осо­бен­но­сти. Заимствование форм гово­рит о том, что моло­дая пост­со­вет­ская бур­жу­а­зия, с одной сто­роны, стра­дает ком­плек­сом непол­но­цен­но­сти и под­ра­жа­нием быто­вым фор­мам XIX в. пыта­ется пока­зать свою при­част­ность к элите; с дру­гой сто­роны, в этом она ищет свое­об­раз­ные исто­ри­че­ские точки опоры, на кото­рые смогла бы опе­реться, обос­но­вав свою пре­ем­ствен­ность. Отсюда этот инте­рес исто­ри­че­ской науки к зарож­де­нию пред­при­ни­ма­тель­ства в России.

Как мы уже отме­чали выше, предприниматели-​заводовладельцы, полу­чив­шие дво­рян­ское зва­ние, стре­ми­лись соот­вет­ство­вать новому ста­тусу, копи­руя уклад жизни пра­вя­щего класса. Однако если клас­си­че­ская дво­рян­ская усадьба нахо­ди­лась обычно в сто­роне от глаз кре­стьян­ства, то повсе­днев­ный быт заво­до­вла­дельца непо­сред­ственно сопри­ка­сался с бытом масте­ро­вых, работ­ни­ков метал­лур­ги­че­ских пред­при­я­тий. Пока за окнами завод­ской усадьбы в тём­ных и удуш­ли­вых от жара печей цехах тру­ди­лись масте­ро­вые, теряя своё здо­ро­вье, их хозя­ева в ком­форт­ной и рос­кош­ной обста­новке пре­да­ва­лись радо­стям жизни.

С одной сто­роны — дымя­щая домна, изры­га­ю­щая дым и пламя, невы­но­си­мые усло­вия полу­раб­ского труда, с дру­гой — «госте­ва­ние» и «празд­ное потреб­ле­ние» — как сим­вол богат­ства и бла­го­ден­ствия. В этих внеш­них фор­мах выра­жа­лось глу­бо­кое про­ти­во­ре­чие, свой­ствен­ное эпохе. Именно это про­ти­во­ре­чие яви­лось дви­жу­щей силой раз­ви­тия исто­ри­че­ского про­цесса тогда и снова послу­жит дви­же­нию впе­рёд в наше время. Не зря рос­кош­ные усадьбы Медведевых, Миллеров, Сечиных уже сей­час про­буж­дают дрем­лю­щее чув­ство клас­со­вой нена­ви­сти у совре­мен­ных наём­ных работников.