Уртекст

В музыке уртекстом называют особо подробную нотную запись, где отражены все нюансы исполнения произведения, которые подразумевались композитором. В марксоведческой литературе же название «Уртекст» закрепилось за представленными ниже черновиками фрагментов глав 2 и 3 «К критике политической экономии» Карла Маркса, значительно более подробными, нежели итоговые опубликованные варианты этих текстов.

Эти черновики были опубликованы на русском языке во второй части тома 46 2-го издания Собрания сочинений Маркса и Энгельса (вместе с «Экономическими рукописями 1857–1859 гг.»). Однако текстовый вариант этого тома, который выложен в Интернете, обрывается на «Указателе к семи тетрадям»; в нём отсутствует «Уртекст», а также связанные с ним тексты «Рефераты к моим собственным тетрадям» и «Набросок плана третьей главы». Полный вариант тома нам удалось найти лишь в формате .djvu с нераспознанным текстом. Дабы облегчить грызущим гранит марксистской науки поиск материала, мы приводим здесь текст недостающего фрагмента. Текст был распознан автоматическими средствами, после чего ошибки распознавания были исправлены вручную. Типографика в тексте соответствует оригиналу.

Сноски с гиперссылками, приведённые в тексте, соответствуют сноскам внизу страницы из оригинального издания. Цифрами без гиперссылок (102–137) обозначены комментарии, в оригинале приведённые в конце книги; номера комментариев соответствуют оригинальному изданию.

Из предисловия Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к тому 46 Собрания сочинений Маркса и Энгельса

Сорок шестой том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит семь экономических рукописей К. Маркса, созданных им в период с июля 1857 по март 1859 года: 1) «Бастиа и Кэри» (июль 1857 г.); 2) «Введение» (август 1857 г.); 3) «Критика политической экономии» (черновой набросок 1857—1858 годов) (октябрь 1857 — май 1858 г.); 4) «Указатель к семи тетрадям», из которых состоит рукопись «Критика политической экономии» (июнь 1858 г.); 5) Фрагмент первоначального текста второй главы первого выпуска «К критике политической экономии» и начало третьей главы (август — октябрь 1858 г.); 6) «Рефераты к моим собственным тетрадям» (февраль 1859 г.); 7) Набросок плана главы о капитале (февраль — март 1859 г.).

Эти рукописи были впервые полностью опубликованы на языке оригинала Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в 1939—1941 гг. в двух частях в издании: К. Marx. «Grundrisse der Kritik der politischen Oekonomie (Rohentwurf)».

<…>

Прекратив в самом конце мая 1858 г. работу над рукописью 1857—1858 гг., Маркс принялся перечитывать ее, составляя при этом «Указатель к семи тетрадям», из которых состоит рукопись «Критика политической экономии». В первом наброске «Указателя» содержится группировка материала для первого выпуска труда Маркса, произведенная в той же самой последовательности, как это было сделано в письме к Лассалю от 11 марта 1858 года. В этом наброске «Указателя» Маркс впервые осуществил расчленение главы о «Процессе производства капитала». Второй набросок «Указателя» содержит группировку материала для главы «Деньги».

В соответствии со схемой «Указателя» и планами первого выпуска своего труда (которому он дал название «К критике политической экономии») Маркс с августа по октябрь 1858 г. создает первоначальный текст первых двух глав («Товар» и «Деньги») и набрасывает начало третьей главы («Капитал»). До нас дошла лишь заключительная часть этой рукописи, содержащая конец главы о деньгах и начало главы о капитале. Два раздела из первоначального текста второй главы — «Проявление закона присвоения в простом обращении» и «Переход к капиталу» — не вошли в окончательный текст первого выпуска «К критике политической экономии».

Рукопись этого первого выпуска, содержавшего две главы: «Товар» и «Деньги, или простое обращение», была отправлена издателю в Берлин 26 января 1859 г., а в феврале 1859 г. Маркс уже приступил к работе над третьей, основной главой («Капитал») и под этим углом зрения снова перечитал все тетради рукописей 1857—1858 гг., составив к ним новый указатель, который получил название: «Рефераты к моим собственным тетрадям». На основе «Рефератов» Маркс в феврале — марте 1859 г. составил подробный план главы о капитале, содержавший то трехчленное деление материала (Процесс производства капитала, Процесс обращения капитала, Капитал и прибыль), которое наметилось у Маркса уже в процессе работы над рукописью «Критика политической экономии» и которое Маркс впоследствии положил в основу структуры «Капитала». Кроме того, этот план содержал раздел «Разное», в который Маркс включил в основном материал по истории экономических теорий.

Набросок плана главы о капитале, завершающий экономические рукописи Маркса 1857—1859 гг., послужил Марксу руководящей нитью, когда он в августе 1861 г. приступил к работе по непосредственному написанию этой главы. В процессе этой работы Марксом в 1861—1863 гг. была создана обширная рукопись под общим заголовком «К критике политической экономии». Но уже 28 декабря 1862 г. Маркс сообщил Кугельману о своем намерении опубликовать продолжение первого выпуска «К критике политической экономии» в виде самостоятельной работы под заглавием «Капитал», с подзаголовком «К критике политической экономии».

* * *

Настоящее издание представляет собой первое полное издание экономических рукописей К. Маркса 1857—1859 гг. на русском языке. Издание построено по строго хронологическому принципу и состоит из двух частей. В первую часть входят: незаконченный очерк «Бастиа и Кэри», «Введение» и несколько более половины рукописи «Критика политической экономии». Вторая часть содержит вторую (меньшую) половину рукописи «Критика политической экономии», «Указатель к семи тетрадям», фрагмент первоначального текста второй главы первого выпуска «К критике политической экономии» и начало третьей главы, а также «Рефераты к моим собственным тетрадям» и набросок плана главы о капитале.

Перевод экономических рукописей К. Маркса 1857—1859 гг. сделан с текста упомянутого выше издания этих рукописей на языке оригинала (К. Marx. «Grundrisse der Kritik der politischen Oekonomie». Moskau, 1939—1941). В текст издания 1939—1941 гг., при сверке его с фотокопиями рукописей, были внесены двоякого рода поправки: 1) уточнения расшифровки рукописей Маркса и 2) исправления явных описок Маркса. Текст рукописей для придания им более обозримого характера расчленен на разделы, которые снабжены заголовками, взятыми из «Указателя к семи тетрадям», из «Рефератов», из наброска плана главы о капитале, а также заголовками от редакции. Редакционные заголовки разделов, сформулированные на основании текста соответствующих частей рукописи с максимальным использованием терминов и формулировок самого Маркса, точно так же как и необходимые пояснения в переводе текста рукописей — даются в квадратных скобках. В квадратных же скобках даны цифры, обозначающие тетради рукописей Маркса (римские цифры или латинские буквы) и страницы каждой тетради (арабские цифры). В связи с этим те квадратные скобки, которые иногда встречаются в рукописях Маркса, заменены фигурными скобками. Если текст рукописей дается без всяких перестановок, то номер тетради и страницы ставится только один раз, в самом начале каждой страницы рукописей. Если же текст печатается не подряд, а с теми или иными перестановками, вытекающими из указаний Маркса, то номер тетради и страницы рукописи ставится как в начале отрывка, так и в конце его.

Большие трудности при подготовке настоящего издания представила задача дать точный и в то же время удобочитаемый перевод текста экономических рукописей 1857—1859 годов. Текст рукописей во многих местах литературно не отработан. Мысль Маркса нередко выражена в сокращенной и лишь начерно набросанной форме. Потребовалось немало усилий для того, чтобы найти адекватное выражение для передачи подлинного смысла оригинала. Хотя большая часть рукописей написана Марксом по-немецки, но он часто пользуется для выражения своих мыслей английскими и французскими оборотами, а иной раз и целиком переходит на английский или французский язык. При переводе рукописей на русский язык все это надо было унифицировать таким образом, чтобы мысль Маркса, выраженная на разных языках, получила однозначное и максимально точное выражение в тексте русского перевода.

Чрезмерно длинные абзацы в тексте рукописей разбиты при переводе на более удобные для чтения абзацы меньших размеров. В отдельных случаях, когда в тексте рукописей встречаются особенно громоздкие фразы с вкрапленными в них побочными замечаниями Маркса, эти замечания даются в виде подстрочных сносок, чтобы не нарушить связь основного хода рассуждения.

Каждая из двух частей настоящего издания экономических рукописей К. Маркса 1857—1859 гг. снабжена научно-справочным аппаратом, состоящим из примечаний, указателя цитируемой и упоминаемой литературы, указателя русских переводов цитируемых Марксом книг, аннотированного указателя имен. Кроме того, в конце второй части настоящего тома будет дан предметный указатель к обеим частям тома. <…>

ФРАГМЕНТ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ТЕКСТА ВТОРОЙ ГЛАВЫ ПЕРВОГО ВЫПУСКА «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ» И НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ

¹⁰²

Написано в августе — октябре 1858 г.

Впервые опубликовано ИМЛ
на языке оригинала в 1941 г.
в книге; К. Marx. Grundrisse der Kritik
der politischen Oekonomie. Anhang

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

[ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕНЬГИ (окончание)]

[2) ДЕНЬГИ КАК СРЕДСТВО ОБМЕНА (ОКОНЧАНИЕ: ПЕРЕХОД ОТ ДЕНЕГ КАК СРЕДСТВА ОБМЕНА К ДЕНЬГАМ КАК СРЕДСТВУ ПЛАТЕЖА)]

[…] [B'—1] получает. Все особенности связи между обоими лицами стерлись (здесь дело идет только о меновой стоимости как таковой: о всеобщем продукте общественного обращения); стерлись также все политические, патриархальные и прочие отношения, проистекающие из особенностей этой связи. Оба [участника обмена] относятся друг к другу как абстрактно-общественные лица, которые представляют друг перед другом лишь меновую стоимость как таковую. Деньги стали теперь единственным nexus rerum¹ между ними, деньги sans phrase² . Крестьянин выступает перед помещиком уже не как крестьянин со своим деревенским продуктом и со своим деревенским трудом, а как владелец денег; ибо в результате продажи непосредственная потребительная стоимость отчуждена, приняла через посредство общественного процесса индифферентную форму. С другой стороны, и помещик относится к нему уже не как к неуклюжему индивиду, производящему продукты в особых жизненных условиях, а как к такому индивиду, продукт которого — получившая самостоятельное существование меновая стоимость, всеобщий эквивалент, деньги — не отличается от продукта любого другого лица. Так исчезает та идиллическая видимость, которая окутывала сделку в ее прежней форме.

Абсолютная монархия, которая уже сама есть продукт развития буржуазного богатства, поднявшегося на несовместимую с прежними феодальными отношениями ступень, нуждается соответственно с той единообразной всеобщей властью, которую она должна быть в состоянии осуществлять во всех точках периферии, в материальном рычаге этой власти — во всеобщем эквиваленте, в богатстве в его постоянно готовой к бою форме, в которой оно совершенно не зависит от особых местных, натуральных, индивидуальных отношений. Абсолютная монархия нуждается в богатстве в форме денег. Система натуральных повинностей и поставок натурой придает, в соответствии с их особым характером, также и их использованию характер того или иного особого использования. Только деньги способны превращаться непосредственно в любую особую потребительную стоимость. Поэтому абсолютная монархия активно содействует превращению денег во всеобщее средство платежа. Это превращение может быть достигнуто только путем принудительного обращения, заставляющего продукты обращаться по ценам ниже их стоимости. Превращение всех налогов в денежные налоги — для абсолютной монархии вопрос жизни. Поэтому если на более ранней ступени развития превращение [феодальных] повинностей в денежные повинности представляется людям как сбрасывание личных отношений зависимости, как победа буржуазного общества, откупающегося за наличные деньги от мешающих ему пут, — процесс, который, с другой стороны, с романтической точки зрения, представляется как замена пестро окрашенных связей человечества жесткими и бездушными денежными отношениями, — то в эпоху поднимающейся абсолютной монархии, чье финансовое искусство состоит в насильственном превращении товаров в деньги, деньги, наоборот, подвергаются атакам со стороны самих буржуазных экономистов как воображаемое богатство, в жертву которому насильственно приносится богатство естественное. Поэтому если, например, Петти в деньгах как материи для образования сокровищ прославляет фактически лишь всеобщее энергичное стремление к обогащению, охватившее молодое буржуазное общество в Англии, то Буагильбер при Людовике XIV разоблачает деньги как всеобщее проклятие, которое иссушает подлинные источники производства богатства, так что только с низвержением этого идола могут быть возвращены прежние законные права миру товаров, являющемуся действительным богатством, и всеобщему пользованию им. Он еще не мог понять, что та же самая финансовая черная магия, которая, чтобы добыть золото, бросила людей и товары в алхимическую реторту, одновременно с этим заставила испариться все тормозившие буржуазный способ производства отношения и иллюзии, чтобы в виде осадка оставить у себя простые денежные отношения, обыденные отношения меновой стоимости.

«В феодальную эпоху платеж наличными не был единственным nexus³ между человеком и человеком. Низший и высший относились друг к другу не только как покупатель и продавец, а многосторонне — как солдат и командир, как лояльный подданный и государь и т. д. С окончательным торжеством денег наступили другие времена» (Th. Carlyle. Chartism. London, 1840, стр. 58).

Деньги — «безличная» собственность. В виде денег я могу носить с собой в кармане всеобщее общественное могущество, всеобщую общественную связь, общественную субстанцию. Деньги вкладывают общественную власть как вещь в руки частного лица, которое и осуществляет эту власть в качестве частного лица. Сама общественная связь, сам общественный обмен веществ выступают в деньгах как нечто совершенно внешнее, не имеющее никакого индивидуального отношения к их владельцу, а поэтому также и та власть, которую осуществляет это лицо, оказывается чем-то совершенно случайным, внешним для него.

[B'—2] Не забегая дальше вперед, скажем, что уже теперь ясно следующее: покупки на срок получают чрезвычайно широкое распространение с развитием кредитного дела. В той мере, в какой развивается кредитное дело, а значит и основанное на меновой стоимости производство, та роль, которую играют деньги как средство платежа, будет усиливаться за счет их роли как средства обращения, как орудия купли и продажи. В странах с развитым современным способом производства и, следовательно, с развитым кредитным делом, деньги в виде монеты на самом деле фигурируют почти исключительно в розничной торговле и в мелкой торговле между производителями и потребителями, в то время как в сфере крупных торговых сделок они выступают почти исключительно в форме всеобщего платежного средства. В той мере, в какой платежи взаимно погашаются, деньги тут выступают как исчезающая форма, как всего лишь идеальная, мысленно представляемая мера обмениваемых величин стоимости. Их телесное вмешательство ограничивается сальдированием относительно незначительных балансов⁴ .

Развитие денег как всеобщего платежного средства идет рука об руку с развитием более высокого, опосредствованного, в себя возвращающегося и уже взятого под общественный контроль обращения, в котором снимается то исключительное значение, которое деньги имеют на основе простого металлического обращения, например в образовании сокровищ в собственном смысле слова. Но если теперь в результате внезапных потрясений кредита взаимные погашения платежей прерываются в своем течении, если их механизм нарушается, то люди вдруг начинают требовать денег как действительного всеобщего средства платежа, и ставится требование, чтобы богатство во всем его объеме существовало в двойном виде: один раз — как товар, другой раз — как деньги, так, чтобы оба эти способа существования взаимно покрывались. В подобные моменты кризисов деньги выступают как исключительное богатство, которое проявляет себя как таковое не в воображаемом только, как в монетарной, скажем, системе, а в активном обесценении всякого действительного вещественного богатства. По отношению к миру товаров стоимость существует тогда уже только в ее адекватной исключительной форме — как деньги.

Дальнейшее развитие этого момента сюда не относится. Что, однако, сюда относится, это то, что в моменты собственно денежных кризисов проявляется противоречие, имманентное развитию денег как всеобщего платежного средства. Во время таких кризисов денег требуют не как меры [стоимости], ибо в качестве меры их телесное наличие безразлично; их требуют также и не в качестве монеты, ибо в платежах они фигурируют не как монета; но их требуют в качестве получившей самостоятельное существование меновой стоимости, в качестве вещественно наличного всеобщего эквивалента, в качестве материализованного выражения абстрактного богатства, в той именно форме, словом, в которой они являются предметом образования сокровищ в собственном смысле — в форме денег. Развитие денег как всеобщего платежного средства таит в себе то противоречие, что меновая стоимость приняла формы, независимые от ее способа существования в качестве денег, а с другой стороны, ее способ существования в качестве денег положен именно как окончательный и единственно адекватный.

Вследствие взаимного погашения платежей, их взаимоуничтожения как положительных и отрицательных величин, деньги, в качестве средства платежа, могут выступать как всего лишь идеальная форма товаров, как это происходит с ними в качестве меры и как они функционируют при установлении цен. Коллизия происходит оттого, что они, — вопреки соглашению, вопреки всеобщей предпосылке современной торговли, всякий раз когда нарушаются механизм этих взаимных погашений и кредитная система, на которой он отчасти покоится, — внезапно должны оказаться налицо и быть выложенными в их реальной форме.

Закон, согласно которому масса находящихся в обращении денег определяется общей суммою цен находящихся в обращении товаров, теперь получает следующее дополнение: общей суммою⁵ приходящихся на данный промежуток времени платежей и их экономией.

[B'—3] Мы видели, что изменение в стоимости золота и серебра не затрагивает их функции меры стоимостей, счетных денег. Это стоимостное изменение приобретает, напротив, решающее значение для денег в их функции платежного средства. Что должно быть уплачено, это — определенное количество золота или серебра, в котором ко временя заключения контракта была овеществлена определенная стоимость, т. е. определенное рабочее время. Но золото и серебро, как и все другие товары, меняют величину своей стоимости с изменением требуемого для их производства рабочего времени, понижаются или повышаются в стоимости, когда уменьшается или увеличивается это рабочее время. Поэтому, в случае, если реализация продажи со стороны покупателя произойдет по времени позднее, чем отчуждение проданного товара, возможно, что те же количества золота или серебра могут содержать бо́льшую или меньшую стоимость, чем во время заключения контракта. Свое специфическое качество денег: быть всегда реализованным и реализуемым всеобщим эквивалентом, быть всегда способными к обмену на все товары в меру своей собственной стоимости — золото и серебро сохраняют независимо от изменения величины их стоимости. Последняя, однако, подвержена тем же колебаниям, potentialiter⁶ , как и стоимость всякого другого товара. Будет ли, следовательно, платеж произведен в действительном эквиваленте, т. е. в первоначально предполагавшейся величине, зависит от того, осталось или нет тем же самым требуемое для производства данного количества золота или серебра рабочее время. Природа денег, как воплощенных в некотором особом товаре, приходит здесь в коллизию с их функцией получившей самостоятельное существование меновой стоимости. Большие революции во всех экономических отношениях, которые, например в XVI и XVII веке, были вызваны падением стоимости благородных металлов, или подобная же, но в меньшем масштабе революция, происшедшая в Древнеримской республике в период между [первым серебряным денарием в 485 г. от основания Рима]⁷ и началом второй Пунической войны и вызванная повышением стоимости меди, в которой были выражены заключенные плебеями долговые обязательства, — факты широко известные. Показ влияния повышения или падения стоимости благородных металлов, материи денег, на экономические отношения предполагает анализ самих этих отношений и, следовательно, в данном месте еще неосуществим.

Одно ясно само собой: падение стоимости благородных металлов, т. е. денег, всегда приносит выгоду платящему за счет того, кто получает платеж; повышение их стоимости — наоборот.

Полное овеществление [Versachlichung] общественного обмена веществ на основе меновых стоимостей, превращение его в нечто совершенно внешнее разительным образом проявляется в зависимости всех социальных отношений от издержек производства металлических природных образований, которые как орудия производства, как факторы в созидании богатства, не имеют решительно никакого значения.

3) ДЕНЬГИ КАК МЕЖДУНАРОДНОЕ ПЛАТЕЖНОЕ И ПОКУПАТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО, КАК МИРОВАЯ МОНЕТА

Деньги — всеобщий товар уже потому, что они являются той всеобщей формой, которую, идеально или реально, принимает каждый особый товар.

Как сокровище и всеобщее средство платежа, деньги становятся всеобщим средством обмена на мировом рынке, всеобщим товаром не только по своему понятию, но и по способу существования. Та особая национальная форма, которую они приобретают в их функции монеты, совлекается с них в их бытии в качестве денег. В качестве денег они космополитичны⁸ . Так как благодаря вмешательству золота и серебра, — являющихся потребительной стоимостью для потребности в обогащении, абстрактным, от особых потребностей независимым богатством, — может иметь место социальный обмен веществ также и в том случае, если только одна нация [B'—4] имеет непосредственную нужду в потребительных стоимостях другой, то золото и серебро становятся чрезвычайно действенными факторами в создании мирового рынка, в распространении социального обмена веществ через границы любых местных, религиозных, политических, расовых различий. Уже у древних образование государством сокровищ имеет значение в качестве резервного фонда главным образом международных платежных средств, в качестве всегда готового к действию эквивалента на случай неурожаев и в качестве источника субсидий во время войны (Ксенофонт ¹⁰⁴). Важное значение, принадлежавшее американскому серебру как связующему звену с Америкой, из которой оно как товар направлялось в Европу, чтобы экспортироваться оттуда как средство обмена в Азию, особенно в Индию, и осесть там большей частью в форме сокровищ, — явилось тем фактом, с наблюдением которого связано начало научной борьбы вокруг монетарной системы, поскольку именно это привело к борьбе Ост-Индской компании против существовавшего в Англии запрета на вывоз денег (см. Мисселдена⁹ ).

Так как золото и серебро в этом международном общении служат всего лишь средством обмена, то они фактически выполняют функцию монеты, но такой монеты, у которой сорвана ее чеканка и которая, существует ли она в форме монеты или в форме слитка, оценивается только по своему металлическому весу и не только представляет стоимость, но в то же время и является ею. То, что золото и серебро в этом определении мировой монеты, однако, отнюдь не обязательно описывают круговое движение, как они это делают в качестве собственно монеты, а могут односторонним образом продолжать действовать так, что одна из обменивающихся сторон остается всегда покупателем, а другая всегда продавцом, — это также одно из тех наблюдений, которые сразу же напрашивались людям в детские годы буржуазного общества. Отсюда та исключительно важная роль, которую открытие новых производящих золото и серебро земель играет в истории развития мирового рынка как вширь, так и вглубь; ведь та потребительная стоимость, которую они производят, сразу же становится всеобщим товаром, а с другой стороны, возлагает на них вместе с возможностью — в силу абстрактной природы их продукта — немедленно также и необходимость осуществлять основанное на меновой стоимости общение.

Подобно тому как внутри данного национального круга буржуазного общества развитие денег как платежного средства прогрессирует вместе с развитием производственных отношений вообще, точно так же обстоит дело и с деньгами в их определении международного платежного средства. Но как в том более узком, так и в этом более широком кругу их значение выступает разительным образом лишь во время нарушения механизма взаимных погашений платежей. С 1825 г. развитие денег в этом их определении так усилилось — это усиление, естественно, идет в ногу с расширением и интенсивностью международного общения, — что даже наиболее выдающиеся экономисты предыдущей эпохи, например Рикардо, еще не имели никакого представления о том объеме, в каком наличные деньги могут потребоваться в качестве международного платежного средства для такой нации, как, например, Англия. Если для меновой стоимости в образе любого другого товара предпосылкой является особая потребность в той особой потребительной стоимости, в которой воплощена меновая стоимость, то для золота и серебра как абстрактного богатства такого ограничения не существует. Подобно тому благородному человеку, о котором мечтает поэт ¹⁰⁵, золото (или серебро) платит тем, что оно есть, а не тем, что оно делает. Возможность функционирования в качестве покупательного и платежного средства, естественно, всегда содержится в золоте и серебре в скрытой форме. Как то покоящееся, гарантированное бытие всеобщего эквивалента, в котором они являются сокровищем, они ни в одной стране не ограничены потребностью в них как в средстве обращения, объемом, в котором они требуются как средство обращения, вообще никакой потребностью в их непосредственном использовании. Их сама по себе абстрактная и чисто социальная потребительная стоимость, которую они черпают из их функции средства обращения, сама снова выступает как некоторая особая сторона использования их в качестве всеобщего эквивалента, материи абстрактного богатства вообще. Из их особой потребительной стоимости как металлов и, поэтому, как сырья для обрабатывающей промышленности проистекает совокупность различных функций, которые они поочередно могут выполнять внутри социального обмена веществ или в процессе выполнения которых они сами принимают различную форму в качестве монеты, слитка и т. д. Тем самым они выступают как различные потребительные стоимости, образующие те формы, в которых золото и серебро как абстрактное и потому адекватное бытие меновой стоимости как таковой противостоит ее бытию в каком-нибудь особенном товаре.

Здесь мы должны рассматривать деньги только в их абстрактных определениях формы. Законы, регулирующие распределение благородных металлов на мировом рынке, предполагают экономические отношения в их наиболее конкретной форме, что еще ждет нас впереди. Так же обстоит дело и со всем тем обращением денег, которое они совершают как капитал, а не как всеобщий товар или всеобщий эквивалент.

На мировом рынке деньги всегда — реализованная стоимость. То, что их делает стоимостной величиною, лежит в их непосредственной материальности, в весе благородного металла. Когда они выступают как монета, их потребительная стоимость совпадает с их использованием в качестве всего лишь средства обращения и может быть поэтому заменена простым символом. Как мировая монета, они фактически демонетизируются. Тот внешний характер и то обособление в нечто самостоятельное по отношению к индивидам и их индивидуальным взаимоотношениям, которые [внешний характер и обособление] получает в деньгах социальная связь, явственно выступают наружу в золоте и серебре [B'—5] как мировой монете (как монета деньги имеют еще национальный характер). Первые провозвестники политической экономии в Италии¹⁰ как раз и прославляют это прекрасное изобретение, которое делает возможным всеобщий обмен веществ в обществе без того, чтобы члены общества соприкасались друг с другом индивидуально¹¹ . Как монета деньги имеют национальный, местный характер. Чтобы как золото и серебро служить в качестве международного средства обмена, они должны быть переплавлены, а если они существуют в монетной форме, форма эта безразлична, и монета сводится к ее чистому весу. В наиболее развитой международной системе обмена золото и серебро снова появляются совершенно в той же форме, в которой они фигурировали уже в первоначальной меновой торговле. Золото и серебро в качестве средства обмена, как и сам обмен, появляются первоначально не внутри узкого круга одной какой-нибудь социальной общины [eines gesellschaftlichen Gemeinwesens], а там, где она заканчивается, на ее границе, в немногочисленных точках ее контакта с чужими общинами. Таким образом, золото и серебро выступают положенными в качестве товара как такового, в качестве универсального товара, который повсеместно сохраняет свой характер богатства. Со стороны этого определения формы их значение одинаково во всех местах. Таким образом, они — материальный представитель всеобщего богатства. Поэтому в меркантилистской системе золото и серебро считаются мерой могущества различных обществ.

«Как только драгоценные металлы становятся предметом торговли, универсальным эквивалентом всех вещей, они вместе с тем становятся мерой могущества отдельных наций». Отсюда меркантилистская система (Steuart. An Inquiry into the Principles of Political Oeconomy. Vol. I. Dublin, 1770, стр. 327).

Определение денег — служить в качестве международного средства обмена и платежа — в действительности не является каким-нибудь новым определением, которое добавлялось бы к их определению быть деньгами вообще, всеобщим эквивалентом и потому — как сокровищем, так и платежным средством. В определении всеобщего эквивалента содержится определение денег как всеобщего товара, в качестве какового, правда, деньги реализуются только как мировая монета. Золото и серебро (как уже упомянуто) появляются вообще в качестве денег впервые именно как международное средство платежа и обмена, и именно из этого их появления и абстрагируется понятие о них как всеобщем товаре. То национальное, политическое ограничение, которое деньги формально получают вообще как мера (в результате установления единицы-меры и деления этой единицы на части) и которое в монете может распространиться также и на ее содержание в тех случаях, когда выпускаемые государством знаки стоимости заменяют действительный металл, — все это исторически возникает позднее, чем та форма, в которой деньги выступают как всеобщий товар, как мировая монета. Но почему? Потому, что деньги здесь вообще выступают в их конкретной форме денег.

Быть мерой и быть средством обращения — это такие функции денег, в процессе выполнения которых они принимают особые формы существования только в результате позднейшего обособления этих функций в нечто самостоятельное. Возьмем, во-первых, монету: первоначально она не что иное, как определенная весовая часть золота; штемпель сюда добавляется как гарантия, как показатель веса, так что пока он еще ничего не меняет; штемпель, являющийся формальным уведомлением о стоимости, превращается в самостоятельный знак, символ стоимости и посредством самого́ механизма обращения становится вместо формы субстанцией; здесь необходимо вмешательство государства, так как подобный знак должен быть гарантирован получившей самостоятельное бытие мощью общества, государством. Но на самом деле деньги действуют в обращении именно как деньги, как золото и серебро; быть монетой — это всего лишь их функция. В этой функции они обособляются и могут сублимироваться в чистый знак стоимости, который в качестве такового нуждается в законами установленном и законами вынуждаемом признании.

Во-вторых, возьмем меру. Денежные единицы-меры и их подразделения в действительности первоначально — всего лишь весовые части денег как металла; как деньги они обладают тою же единицей-мерой, какой они обладают как вес. Разница только в следующем: коль скоро в начеканенных кусочках металла, соответствующих этому весовому подразделению, номинальная стоимость начинает отрываться от реальной стоимости, служащие мерой подразделения золота и серебра как эолота и серебра отрываются от их служащих мерой подразделений как денег; и в результате этого определенные весовые части металла, поскольку они функционируют как измерители стоимости, получают для этой своей функции собственные наименования.

Так вот, в мировой торговле золото и серебро оцениваются только по своему весу — без учета их чеканки; другими словами, от их монетного бытия абстрагируются. В международной торговле они выступают совершенно в той форме или в той бесформенности, в которой они выступали первоначально, и там, где они служат в качестве средства обмена, они, как это первоначально было и во внутреннем обращении, служат всегда вместе с тем и как равноценная стоимость, как реализованная цена, как действительный эквивалент. Там, где, таким образом, они служат как монета, как всего лишь средство обмена, они вместе с тем служат и как полноценный представитель стоимости. А их другие функции остаются теми же, в которых они вообще служат как деньги, в форме сокровища (понимается ли оно как надежный по своему материалу запас жизненных средств на будущее или как богатство вообще) или как всеобщее платежное средство, не зависящее от непосредственных потребностей обменивающихся и удовлетворяющее только их всеобщую потребность (или также отсутствие у них потребностей). В качестве покоящегося адекватного эквивалента, который может быть удержан от обращения, потому что он не является предметом определенной непосредственной потребности, деньги — это [B'—6] запас, обеспечение жизненными средствами на будущее вообще: это та форма, в которой владеет богатством человек, не имеющий в данный момент определенных потребностей, т. е. та форма, в которой люди владеют излишком, не требующейся непосредственно в качестве потребительной стоимости частью богатства и т. д. Это — в такой же мере обеспечение будущих потребностей, в какой и выходящая за пределы нуждаемости форма богатства.

Итак, форма денег как международного средства обмена и платежа в действительности является не какой-то их особой формой, а только одним из применений их как денег; это — те их функции, в которых они наиболее бросающимся в глаза образом функционируют в своей простой и в то же время конкретной форме как деньги, как единство меры и средства обращения и вместе с тем как ни то, ни другое. Это их самая первоначальная форма. Она выступает как особая форма только рядом с той формой обособления, которую деньги могут принять в так называемом внутреннем обращении как мера и монета.

В этом качестве золото и серебро играют важную роль в создании мирового рынка. Так, например, циркуляция американского серебра с Запада на Восток; связь посредством металлических денег между Америкой и Европой, с одной стороны, и между Америкой и Азией, Европой и Азией, с другой стороны, с начала новой эпохи… В качестве мировой монеты деньги по существу безразличны к своей форме средства обращения, в то время как их материал составляет теперь всё. Они выступают не для обмена излишка, а для сальдирования избытка в совокупном процессе международного обмена. Форма здесь непосредственно совпадает с их функцией быть товаром, в смысле повсеместно имеющего хождение товара, универсального товара.

Обращаются ли здесь деньги в виде начеканенных монет или в другом виде, безразлично. Мексиканские доллары, русские империалы — это всего лишь форма продукта южноамериканских и русских рудников. Точно таким же образом служит и английский соверен, потому что он не оплачивает стоимость чеканки (Тук) ¹⁰⁶.

Как относятся золото и серебро к своим непосредственным производителям в тех странах, где они представляют собою непосредственный продукт, овеществление некоторого особого вида труда? В их руках золото и серебро производятся непосредственно как товар, т. е. как такая потребительная стоимость, которая для своего производителя потребительной стоимости не имеет, а становится таковой только в результате ее отчуждения, в результате того, что продукт бросают в обращение. В руках производителя золота и серебра они могут выступать только как сокровище, потому что они не являются продуктом обращения, не извлечены из него, а еще в него не вступили. Добытое золото и серебро надо непосредственно, в соответствии с содержащимся в них рабочим временем, сперва обменять на другие товары, рядом с которыми они, однако, существуют как особый товар. Но, с другой стороны, так как золото и серебро вместе с тем имеют значение продукта всеобщего труда, олицетворения этого всеобщего труда, чем они в качестве непосредственного продукта не являются, то они ставят своего производителя в то привилегированное положение, что тот сразу же выступает в качестве покупателя, а не продавца. Чтобы пользоваться добываемым золотом как деньгами, его производитель должен отчуждать от себя это золото как непосредственный продукт, но вместе с тем он не нуждается в том опосредствовании, в котором нуждается производитель всякого другого товара. Даже в форме покупателя он является продавцом.

Иллюзорное представление о том, что деньги в качестве всеобщего богатства, удовлетворяющего все потребности, можно вытащить за уши непосредственно из земли или речного русла, обнаруживается, например, в наивной форме в следующем эпизоде:

«В 760 году множество бедных людей переселилось к югу от Праги с целью промывать там речной золотой песок, и три человека могли в один день добыть марку (½ фунта) золота; в результате этого наплыв людей к «приискам» был настолько велик, что в следующем году страну постиг голод («Abhandlung von dem Alterthume des böhmischen Bergwerks», von M. G. Körner. Schneeberg, 1758)» ¹⁰⁷.

Когда деньги переданы в виде золота [или серебра], они в форме [золота или] серебра могут быть всюду перечеканены в средства обращения.

«Деньги всегда обладают способностью обмениваться на то, что они измеряют» (Bosanquet. Metallic, Paper, and Credit Currency. London, 1842, стр.100).

«Золото всегда может купить другие товары, тогда как другие товары не всегда могут купить золото…» «Необходимо иметь весьма значительное количество драгоценных металлов, применимых и применяемых в качестве наиболее удобного средства урегулирования международных балансов» (Tooke. An Inquiry into the Currency Principle. 2nd edition. London, 1844, стр. 10, 13).

Золото и серебро в XVI веке, в период детства буржуазного общества, вызывали к себе исключительный интерес со стороны государств и зарождавшейся политической экономии главным образом как международные деньги. Та специфическая роль, которую золото и серебро играют в международном общении, снова совершенно ясна и снова признается экономистами со времени больших отливов золота и кризисов 1825, 1839, 1847, 1857 годов. Здесь золото — абсолютное, исключительное международное средство платежа, выступающее в качестве самодовлеющей стоимости, всеобщего эквивалента. Стоимость должна передаваться в звонкой монете, она не может быть передана ни в какой другой форме товара.

«Можно рассчитывать на то, что золото и серебро… по их прибытии (к кредитору] почти в точности реализуют требуемую сумму»… «Золото и серебро обладают в таких случаях бесконечным преимуществом перед всеми другими товарами благодаря тому обстоятельству, что они повсеместно употребляются как деньги».

(Фуллартон здесь, следовательно, видит, что стоимость передается в золоте и серебре как деньгах, а не в товарах, что [B'—7] это — специфическая функция их как денег, и поэтому он неправ, говоря, что они передаются как капитал, и внося тем самым уже при рассмотрении денег не относящиеся сюда отношения. Капитал может передаваться также и в форме риса, пряжи и т. п.)

«Обычно договариваются оплачивать долги, внешние и внутренние, не чаем, кофе, сахаром или индиго, а монетой; и поэтому пересылка денег либо в той самой валюте, которая указана в контракте, либо в слитках, которые могут быть быстро превращены в указанную монету на монетном дворе или на рынке той страны, куда пересылаются деньги, представляет для отправителя всегда наиболее верный, простой и точный способ уплаты, подвергающий его риску иметь неприятности вследствие недостатка спpoca или колебания цен» (Fullarton. On the Regulation of Currencies. 2nd edition. London, 1845, стр. 132—133).

«Всякий другой предмет» (представляющий интерес своей особой потребительной стоимостью, не являющийся деньгами) «может по своему количеству или качеству оказаться не соответствующим обычному спросу той страны, куда он пересылается» (Tooke. An Inquiry into the Currency Principle. 2nd edition. London, 1844, стр. 10).

Упорное нежелание экономистов признать деньги в этом определении представляет собой остаток старой полемики против монетарной системы.

Деньги, фигурирующие в качестве всеобщего международного покупательного и платежного средства, — отнюдь не новое их определение. Напротив, это лишь те же деньги в той универсальности их проявления, которая соответствует всеобщности их понятия; это их наиболее адекватный способ существования, в котором они на деле являют себя как универсальный товар.

В зависимости от различных функций, выполняемых деньгами, одна и та же денежная величина [Geldstück] может менять свою позицию [Platz]. Сегодня она может быть монетой, завтра, не меняя своей внешней формы бытия, — деньгами, т. е. покоящимся эквивалентом. Золото и серебро как конкретное существование денег тем самым существенно отливаются от знака стоимости, которым они могут быть заменены во внутреннем обращении: золотые и серебряные монеты могут быть переплавлены в слитки и этим путем сохранить свою индифферентную форму по отношению к их местному характеру в качестве монеты или, если они превращены в деньги в виде монеты, служить только как металлический вес. Таким образом они могут стать сырьем для предметов роскоши, или накапливаться как сокровище, или как международное средство платежа отправляться за границу, где они снова способны превращаться в форму национальной монеты, любой национальной: монеты. Они сохраняют свою стоимость в любой из этих форм.

Со знаком стоимости этого не происходит. Он только там знак, где он таковым считается, а он считается знаком только там, где за ним стоит государственная власть. Поэтому он прикован к обращению и не может впасть обратно в ту индифферентную форму, в которой золото и серебро всегда сами являются стоимостью и имеют возможность принимать любую национальную чеканку или, в безразличии к этой последней, служить в своей непосредственной форме бытия средством обмена и материалом для образования сокровищ или же, наконец, превращаться в товар. Золото и серебро не прикованы ни к одной из этих форм, а принимают любую из них, смотря по тому, как это обусловлено потребностью или тенденцией процесса обращения. В той мере, в какой золото и серебро в качестве особого товара не перерабатываются в предметы роскоши, они существуют прежде всего в соотношении с обращением, но не только с внутренним, а с мировым обращением; однако вместе с тем они всегда существуют в самостоятельной форме, противясь поглощению их обращением. Монета, изолированная как таковая, т. е. как всего лишь знак стоимости, существует только благодаря обращению и только в нем. Даже накапливаясь, он [знак стоимости] может накапливаться только как монета, ибо его власть прекращается на границах страны. За исключением тех форм образования сокровищ, которые возникают из самого процесса обращения и, собственно говоря, являются лишь точками покоя последнего, а именно за исключением образования предназначенного для обращения запаса монет или резерва для платежей, производимых в той же национальной монете, здесь вообще не может быть речи об образовании сокровищ, т. е. об образовании сокровищ в собственном смысле слова, ибо у монеты как знака стоимости отсутствует существенный элемент образования сокровищ — быть не всего лишь символической стоимостью, а, помимо своей социальной функции, непосредственным бытием самой стоимости и потому богатством, независимым от той или иной определенной общественной связи. Поэтому те законы, которые обусловливают знак стоимости, чтобы он был таким знаком, не обусловливают металлических денег, ибо они не прикованы к функции монеты.

Ясно далее, что образование сокровищ, т. е. изъятие денег из обращения и собирание их в определенных пунктах, имеет многообразные формы: временное накопление, проистекающее из простого факта разделения покупки и продажи, т. е. из непосредственного механизма самого́ простого обращения; накопление денег, проистекающее из функции денег как платежного средства; наконец, собственно образование сокровищ, желающее удержать и сохранить деньги как абстрактное богатство или хотя бы только как избыток наличного богатства над непосредственной потребностью в нем и как гарантию на будущее или как то, что может затруднить возникновение непроизвольных заторов в обращении. Последние формы, при которых [B'—8] самостоятельное существование, адекватное бытие меновой стоимости рассматривается уже только в своей непосредственно вещной форме золота, в буржуазном обществе все более и более исчезают. Современные формы образования сокровищ, проистекающие из самого механизма обращения и являющиеся условиями выполнения деньгами своих функций, получают, наоборот, большее развитие, хотя они принимают различную форму, которая подлежит рассмотрению в разделе о банковом деле.

На основе простого металлического обращения обнаруживается, однако, что в результате различных определений, в которых функционируют деньги, или в результате процесса обращения, этого общественного обмена веществ, наличное золото и серебро оседают в различных формах в качестве покоящегося сокровища, но при этом так, что хотя та часть денег, которая существует в качестве такого сокровища, постоянно меняет свои элементы и на поверхности общества имеет место постоянная смена тех порций денег, которые выполняют ту или другую функцию, переходят из сокровищ в обращение (внутреннее или международное), из обращения поглощаются резервуарами сокровищ или переплавляются в предметы роскоши, — тем не менее функционирование денег в качестве средств обращения никогда не подвергается ограничению вследствие такого рода оседания денег в виде покоящихся отложений. Вывоз или ввоз денег попеременно опустошает или наполняет эти различные резервуары, как это происходит и в результате повышения или падения общей суммы цен во внутреннем обращении — без того, чтобы требуемая для самого обращения масса денег из-за избытка золота и серебра увеличивалась сверх надлежащего их количества или падала ниже этого их количества. То, что не требуется как средство обращения, изымается в виде сокровища; равным образом и сокровище, как только в нем возникает потребность, поглощается обращением. Поэтому у народов с чисто металлическим обращением образование сокровищ обнаруживается в различных формах — от собирания их отдельными лицами до собирания их государством, хранящим свою государственную казну. В буржуазном обществе этот процесс сводится к выполнению требований совокупного процесса производства и принимает другие формы. Он выступает как особое занятие, потребность в котором возникла в результате разделения труда в совокупном процессе производства и которое на более наивных стадиях развития совершается частично как дело всех частных лиц, частично как государственное дело. Основа, тем не менее, остается та же; деньги в различных развитых функциях и даже в функции чисто призрачной функционируют постоянно.

Это рассмотрение чисто металлического обращения тем более важно, что все спекуляции экономистов по поводу более высоких, более опосредствованных форм обращения зависят от точки зрения на простое металлическое обращение. Разумеется 1), что когда мы говорим об увеличении или уменьшении количества золота и серебра, всегда предполагается, что стоимость золота и серебра остается тою же, т. е. что требуемое для их производства рабочее время не изменилось. Падение или повышение величины их стоимости в результате уменьшения или увеличения требуемого для их производства рабочего времени отнюдь не представляет собой какой-либо отличающей их от других товаров особенности, как бы это ни вредило их функции платежного средства. 2) Те мотивы, которые — помимо падения и повышения цен и помимо необходимости покупать товары у продавцов, не нуждающихся во встречном товаре (как это бывает в случае голода и в военное время) — заставляют открывать резервуары сокровищ или их снова наполнять, т. е. мотивы, связанные с [повышением и снижением] процентной ставки, не могут быть рассмотрены здесь, где деньги еще рассматриваются только как деньги, а не как форма капитала.

Итак, находящаяся в какой-либо стране масса золота и серебра должна быть и всегда будет, на основе простого металлического обращения и покоящейся на наличных деньгах всеобщей торговли, больше, чем масса золота и серебра, обращающихся в качестве монеты, хотя количественное соотношение между той порцией денег, которая функционирует как деньги, и той, которая функционирует как монета, будет меняться, и те же самые деньги могут выполнять попеременно то ту, то другую функцию, совершенно так же, как будут меняться в количественном отношении и заменять друг друга качественно те порции денег, которые служат для внутреннего и международного обращения. Однако масса золота и серебра является постоянным резервуаром для обоих движений обращения, как отводным, так и приводящим каналом для них, причем приводящим каналом она служит именно в силу того, что она служит отводным каналом.

* * *

Как меновая стоимость, каждый товар может быть разделен на любое количество частей, как бы неделима ни была его потребительная стоимость, например потребительная стоимость дома. В своей цене товар существует как такая делимая меновая стоимость, т. е. как стоимость, оцениваемая в деньгах. Так он может быть отчуждаем любым образом, часть за частью, за деньги. Хотя бы он был недвижим и неделим, товар, таким образом, может быть брошен в обращение отдельными кусочками благодаря передаче другому лицу права собственности [B'—9] на его частицы. Так деньги действуют разлагающим образом на недвижимую, неделимую собственность.

«Деньги — средство раздробить владение на бесчисленные кусочки и по частям проедать его путем обмена» (Bray. Labour’s Wrongs and Labour’s Remedy. Leeds, 1839, стр. 140—141) [Русский перевод, стр. 173].

Не будь денег, масса предметов была бы неспособна к обмену, не подлежала бы отчуждению, ибо только благодаря деньгам эти предметы получают независимое от природы их потребительной стоимости и ее отношений существование.

«Когда неподвижные и неизменяющиеся вещи стали объектом торговли среди людей в такой же степени, как вещи подвижные и созданные для обмена, вошли в употребление деньги в качестве правила и меры (square), благодаря чему все эти вещи получили оценку и стоимость» ([Misselden.] Free Trade, or The Meanes to make Trade florish. London, 622, стр. 21).

«Введение денег, которые покупают всё, …приводит к необходимости законного отчуждения» (феодальных поместий) (John Dalrymple. An Essay towards a general history of Feudal Property in Great Britain. 4th edition. London, 1759, стр. 124).

* * *

На самом деле все определения, в которых выступают деньги — измеритель стоимости, средство обращения и деньги как таковые — выражают лишь различные отношения, в которых индивиды участвуют в совокупном производстве или относятся к своему собственному производству как к общественному. Эти отношения индивидов друг к другу выступают, однако, как общественные отношения вещей.

* * *

«В 1593 г. кортесы сделали Филиппу II следующее представление: «Кортесы в Вальядолиде 1548 года просили ваше величество не разрешать впредь ввоза в королевство свечей, стеклянных товаров, ювелирных изделий, ножей и тому подобных вещей, которые привозятся из-за границы с целью обмена этих столь бесполезных для человеческой жизни вещей на золото, как будто бы испанцы были индейцами»» (Sempéré. Considérations sur les causes de la grandeur et de la décadence de la monarchie Espagnole. Tome premier. Paris, 1826, стр. 275—276).

«Все прячут и тайно закапывают свои деньги глубоко в землю, в особенности же язычники» (немагометане), «держащие в своих руках почти всю торговлю и почти все деньги и одержимые верою, что золото и серебро, которые они прячут в течение своей жизни, будут служить им после смерти» (François Bernier. Voyages contenant la description des Etats du Grand Mogol. Tome I. Paris, 1830, стр. 314). (При дворе Аурангзеба.)

«Они имеют одни мысли и передают силу и власть свою зверю… никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет начертание или имя зверя, или число имени его» (Апокалипсис. Вульгата ¹⁰⁸).

«Великий и конечный результат торговли — не богатство вообще, а по преимуществу изобилие серебра и золота…, которые непреходящи и не столь изменяемы, как другие товары, и представляют собой богатство во все времена и повсеместно».

(Их непреходящий характер состоит, стало быть, не только в непреходящем характере их материала, а в том, что они остаются богатством всегда, т. е. всегда пребывают в определении формы меновой стоимости.)

«Изобилие вина, зерна, птицы, мяса и т. д. есть богатство, но богатство только hic et nunc¹² » (зависит от их особенной потребительной стоимости). «Поэтому производство таких товаров и результаты такой торговли, которые обеспечивают страну золотом и серебром, выгоднее чего-либо иного» (Petty. Several Essays in Political Arithmetick. London, 1699, стр. 178—179).

«Только золото и серебро не преходящи» (никогда не перестают быть меновой стоимостью), «а во все времена и во всех местах» (польза особенных потребительных стоимостей обусловлена временем и местом, как и сами потребности, которые они удовлетворяют) «ценятся как богатство; все же прочее есть лишь богатство pro hic et nunc¹³ » (там же, стр. 196).

«Богатство каждой нации заключается главным образом в ее участии во внешней торговле с мировым рынком (the whole commercial world), a не во внутренней торговле съестными припасами, напитками и одеждой, приносящими мало золота и серебра, универсального богатства (universal wealth)» (там же, стр. 242).

Подобно тому, как золото и серебро сами по себе являются всеобщим богатством, так и владение ими выступает как продукт мирового обращения, а не обращения, ограниченного непосредственными природно-этническими связями.
Может показаться странным, что Петти, который называет землю матерью, а труд отцом богатства ¹⁰⁹, учит разделению труда и вообще в дерзко гениальной манере всюду имеет в виду процесс производства вместо отдельного продукта, — здесь все же, оказывается, по-видимому, полностью в плену языка и представлений монетарной системы. [B'—10] Нельзя, однако, забывать, что исходя из его предпосылки, как и из буржуазной предпосылки вообще, золото и серебро являются лишь адекватной формой эквивалента, который должен присваиваться всегда только через отчуждение товаров и, следовательно, через труд. Заниматься производством ради производства, т. е. развивать производящие богатство производительные силы без оглядки на пределы непосредственной нуждаемости или непосредственного потребления, — это требование получает у Петти такое выражение: производить и обменивать не ради преходящих актов потребления, в которых растворяются все товары, а ради золота и серебра. Здесь Петти одновременно выражает и подстегивает энергичную, беспощадную, всеобщую страсть английской нации к обогащению в XVII веке.

Отметим, прежде всего, свойственное деньгам извращение: из средства они становятся целью и ведут к деградации прочих товаров:

«Естественным предметом торговли является товар (Merchandize), а искусственным — деньги… Хотя деньги и по природе вещей, и по времени появляются после товара, тем не менее они, как ими теперь пользуются» (в их нынешнем применении) «превратились в самое главное».

Так пишет Мисселден, лондонский купец, в своем сочинении «Free Trade, or the Meanes to make Trade florish». London, 1622 (стр. 7). Он сравнивает обмен рангами между деньгами и товаром с судьбой двух сыновей древнего Иакова, который правую руку возложил на младшего сына, а левую — на старшего ¹¹⁰ (там же).

Противоположность между деньгами как сокровищем и товарами, меновая стоимость которых прекращает свое существование по выполнении ими своей цели в качестве потребительных стоимостей, и теория воздержания:

«Всеобщая отдаленная причина нашего недостатка в деньгах заключается в большом излишестве в потреблении нашим королевством иноземных товаров, которые вместо того, чтобы быть для нас commodities, оказываются для нас discommodities¹⁴ , так как они лишают нас соответственного количества сокровищ (treasure), которые в противном случае ввозились бы вместо этих пустяков (toys)… Мы потребляем у себя в слишком большом изобилии вина из Испании, Франции, Рейнской провинции, Леванта; изюм из Испании, коринку из Леванта, линобатист» (сорт тонкого полотна) «и кембрики» (другие сорта его же) «из Геннегау¹⁵ и Нидерландов, шелковые изделия из Италии, сахар и табак из Вест-Индии, пряности из Ост-Индии; все это нам не так уж необходимо и, тем не менее, покупается за звонкую монету… Уже старый Катон говорил: Patrem familias vendacem, non emacem esse oportet¹⁶ » ([Misselden.] Free Trade. London, 1622, стр. 11—13).

«Чем более возрастает запас в товарах, тем более уменьшается запас, существующий в виде сокровища (in treasure)» (там же, стр. 23).

О безвозвратном обращении на мировом рынке, особенно в торговле с Азией:

«Количество денег уменьшается в результате торговли с нехристианскими странами, с Турцией, Персией и Ост-Индией. Эта торговля ведется большей частью на наличные деньги, однако совершенно иначе, чем торговля внутри христианского мира. Ибо, хотя торговля в пределах христианского мира ведется на наличные деньги, деньги все еще остаются заключенными в границах этого мира. Действительно, в торговле между христианскими странами существуют течения и противотечения, приливы и отливы денег, потому что иногда в одном месте имеется денег больше, в другом месте меньше, в зависимости от того, что одна страна испытывает недостаток, а другая имеет избыток: деньги приходят, уходят и обращаются в кругу христианских народов, но остаются всегда в его пределах. А те деньги, которые вывозятся для торговли с нехристианскими народами в вышеуказанные страны, всегда только расходуются (issued) и никогда не возвращаются назад» (там же, стр. 19—20).

Подобным же образом, как и Мисселден, жалуется старейший немецкий политико-эконом д-р Мартин Лютер:

«Нельзя отрицать, что купля и продажа — вещь нужная, без которой нельзя обойтись; и можно покупать по-христиански, особенно вещи, служащие потребностям и приличию, ибо и патриархи покупали и продавали таким образом скот, шерсть, хлеб, масло, молоко и прочие блага. Это — дары бога, который их доставляет из земли и оделяет ими людей. Но внешняя торговля, которая из Калькутты [B'—11] и Индии и т. д. привозит товары вроде драгоценных шелков, золотых изделий и пряностей, служащих роскоши, а не пользе, и высасывает из страны и из населения деньги, не должна была бы допускаться, если бы мы имели единое правление и государя. Но об этом я не хочу теперь писать; ибо я полагаю, что в конце концов, когда мы больше не будем иметь денег, эта торговля прекратится сама собой, равно как и щегольство и обжорство: ведь никакие писания и поучения не помогут, пока нас не принудит нужда и нищета.

По попущению божию мы, немцы, должны отдавать свое золото и серебро в чужие страны, обогащать весь мир, а сами оставаться нищими. Англия имела бы меньше золота, если бы Германия оставляла ей ее сукно, и король португальский также имел бы меньше, если бы мы оставляли ему его пряности. Если ты подсчитаешь, сколько денег без надобности и причин вывозится из немецких государств на одну только франкфуртскую ярмарку, то ты удивишься, каким образом в немецких землях остается еще хоть один грош. Франкфурт — это серебряная и золотая дыра, через которую из немецкой земли вытекает все то, что только создается и растет, чеканится и превращается в монету у нас; если бы эта дыра была заткнута, не приходилось бы теперь слышать жалоб, что повсюду одни только долги и нет денег, что все деревни и города разорены ростовщическими долгами. Но пусть все идет, как должно идти: мы, немцы, должны остаться немцами; мы не отступим; ведь мы должны» («Bücher vom Kaufhandel und Wucher», 1524) ¹¹¹.

Буагильбер, занимающий совершенно такое же значительное место во французской политической экономии, как Петти в английской, один из наиболее страстных противников монетарной системы, нападает на деньги в тех различных формах, в которых они выступают как исключительная стоимость в противоположность другим товарам, как средство платежа (у Буагильбера особенно в налогах) и как сокровище. (Специфическое бытие стоимости в деньгах проявляется как относительное отсутствие стоимости, деградация других товаров.)

Все приводимые ниже цитаты из сочинений Буагильбера взяты из собрания его сочинений в издании Эжена Дэра: «Economistes financiers du XVIII-e siècle. Paris, 1843».

«Так как золото и серебро не являются и никогда не были богатством в самих себе и так как они имеют ценность лишь относительную и лишь постольку, поскольку они могут доставлять необходимые для жизни вещи, для которых они служат всего лишь залогом и оценкой, то безразлично, имеются ли они в большем или в меньшем количестве, если только они могут производить те же результаты» («Le Détail de la France», 1697 год, глава VII первой части [в издании Дэра стр. 178]).

Количество денег не затрагивает национального богатства, «если только их достаточно для того, чтобы поддерживать существующие цены необходимых для жизни товаров» (там же, глава XVIII второй части, стр. 209).

(Буагильбер, следовательно, формулирует здесь закон, что масса средств обращения определяется ценами, а не наоборот.)

То, что деньги представляют собой всего лишь форму самого товара, обнаруживается в оптовой торговле, где обмен происходит без вмешательства денег, после того как «товары оценены»; «деньги — только путь и средство, между тем как полезные для жизни товары представляют конечную цель» (там же, стр. 210).

Деньги должны быть только средством обращения, должны быть всегда мобильными; они никогда не должны становиться сокровищем, чем-то неподвижным; они должны находиться «в непрерывном движении, а это возможно только до тех пор, пока они обладают подвижностью…; но как только они становятся неподвижными,.. все погибло» (там же, глава XIX второй части, стр. 213).

В противоположность той финансовой политике, для которой единственным объектом были деньги, Буагильбер утверждает:

«Финансовая наука является лишь углубленным знанием интересов сельского хозяйства и торговли» (там же, глава VIII третьей части, стр. 241).

Буагильбер в самом деле обращает внимание только на вещественное содержание богатства, на потребление, на потребительную стоимость:

«Истинное богатство [состоит в] полном удовлетворении не только потребностей жизни, но и потребностей в излишке и во всем том, что может доставить удовольствие чувствам» («Dissertation sur la nature des richesses, de l’argent et des tributs», в издании Дэра стр. 403).

«Из этих металлов» (золота и серебра) «сделали… идола и, пренебрегая целью и намерением, ради которых они были введены в торговлю, — а именно, чтобы они служили залогом при обмене и взаимной передаче товаров [B'—12],… их почти отстранили от выполнения этой службы и превратили в божества, которым приносили и каждодневно продолжают приносить в жертву больше благ, драгоценностей и даже жизней человеческих, чем слепая древность когда-либо приносила в жертву тем ложным божествам, которые столь долгое время составляли весь культ и всю религию для большинства народов» (там же, стр. 395). «Нищета народов происходит только оттого, что бывшего раба сделали господином или, вернее, тираном» (там же). Эту «узурпацию» необходимо сломить и «восстановить естественное положение вещей» (там же).

С появлением абстрактной жажды обогащения «тотчас был нанесен большой удар по той эквивалентности, в которой они» (деньги) «должны находиться по отношению ко всем другим товарам, чтобы в любой момент быть готовыми организовать их обмен» (там же, стр. 399). «Вот, стало быть, раб торговли, ставший ее господином… Та легкость, которую предоставляют деньги для совершения любых преступлений, все более и более увеличивает получаемые при помощи денег доходы, по мере того как коррупция овладевает сердцами; и не подлежит сомнению, что почти все злодеяния были бы изгнаны из государства, если бы из него можно было изгнать этот роковой металл» (стр. 399).

Обесценивание товаров для превращения их в деньги (продажа их ниже их стоимости) — вот причина всей нищеты (см. главу V, цит. соч.). И в этом смысле он говорит:

«Деньги… сделались палачом всех вещей» (там же, стр. 413).

Буагильбер сравнивает финансовое искусство выколачивания денег с

«перегонным кубом, в котором превращают в пар чудовищное количество благ и товаров, чтобы извлечь этот роковой экстракт» (там же, стр. 419).

Путем обесценения благородных металлов «сами товары будут восстановлены в их справедливой стоимости» (там же, стр. 422). «Деньги… объявляют войну… всему роду человеческому» (там же, стр. 417).

(В таком же духе высказывается и Плиний, «Historia Naturalis», книга XXXIII, глава II¹⁷ .)

В противоположность этому:

Деньги как мировая монета:

«Сношения народов между собой распространились по всему земному шару до такой степени, что, можно сказать, весь мир сделался как бы одним городом, в котором происходит непрерывная ярмарка всех товаров, где каждый человек, сидя дома, может посредством денег приобретать и наслаждаться всем, что в другом месте производится землей, животными и человеческим мастерством. Удивительное изобретение!» (Montanari (Geminiano). «Della Moneta»; написано около 1683 года. В издании Кустоди: Parte Antica. Tomo III, стр. 40).

«Из какой страны он, из какого племени? Он — богач» (Athenaeus. Deipnosophistae, книга IV, параграф 49).

О копании золота в рудниках говорит Димитрий Фалерский:

«Алчность надеется вытащить из недр земли самого Плутона» (там же, книга VI, параграф 23). «От денег берет свое начало скупость… Постепенно она разгорелась неистовым образом: это уже не скупость, а страсть к золоту» (Plinius, Historia Naturalis, книга XXXIII, глава III, параграф XIV).

«Ведь нет у смертных ничего на свете,
Что хуже денег. Города они
Крушат, из дому выгоняют граждан,
И учат благородные сердца
Бесстыдные поступки совершать,
И указуют людям, как злодейства
Творить, толкая их к делам безбожным»
(Софокл. Антигона [стихи 301—307]).

Деньги как чисто абстрактное богатство — в котором угасает всякая особенная потребительная стоимость, а стало быть, и всякое индивидуальное отношение между владельцем и товаром — попадают также и во власть отдельного лица как абстрактной личности, относясь к его индивидуальности совершенно чуждым и внешним образом. Но вместе с тем они дают ему всеобщую власть в качестве его частной власти. Это противоречие изображено, например, Шекспиром:

[B'—13]

«Что вижу? Золото? Ужели правда?
Сверкающее, желтое…
Тут золота достаточно вполне,
Чтоб черное успешно сделать белым,
Уродство — красотою, зло — добром,
Трусливого — отважным, старца — юным,
И низость — благородством. Так зачем
Вы дали мне его? Зачем, о боги?
От вас самих оно жрецов отторгнет¹⁸ ,
Подушку вытащит из-под голов
У тех, кто умирает. О, я знаю,
Что этот желтый раб начнет немедля
И связывать и расторгать обеты;
Благославлять, что проклято; проказу
Заставит обожать, возвысит вора,
Ему даст титул и почет всеобщий
И на скамью сенаторов посадит.
Увядшим вдовам женихов отыщет!
Разъеденная язвами блудница,
Та, от которой даже сами стены
Больничные бы отшатнулись, — станет
Цветущей, свежей и благоуханной,
Как майский день. Металл проклятый, прочь!
Ты, шлюха человечества…»
(Шекспир. Тимон Афинский [акт IV, сцена III]).

То, что за всё отдается и за что отдается всё, выступает как всеобщее средство коррупции и проституции.

«Они имеют одни мысли и передают силу и власть свою зверю… И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет начертание или имя зверя, или число имени его» (Апокалипсис ¹¹²).

4) БЛАГОРОДНЫЕ МЕТАЛЛЫ КАК НОСИТЕЛИ ДЕНЕЖНОГО ОТНОШЕНИЯ

Буржуазный процесс производства первоначально овладевает металлическим обращением как переданным ему в готовом виде органом, который, хотя постепенно и преобразовывается, но всегда сохраняет свою основную конструкцию. Поэтому вопрос, почему золото и серебро, а не другие товары служат денежным материалом, выходит за пределы буржуазной системы. Мы поэтому в самом суммарном виде отметим лишь наиболее существенные пункты. Ответ заключается просто в том, что специфические природные свойства благородных металлов, т. е. их свойства как потребительных стоимостей, соответствуют тем экономическим функциям, которые делают их способными преимущественно перед всеми другими товарами быть носителями денежных функций.

Подобно самому́ рабочему времени, тот предмет, который призван играть роль его специфического воплощения, должен обладать способностью представлять чисто количественные различия, что предполагает качественную тождественность, однородность. Это — первое условие для функционирования товара в качестве измерителя стоимости. Если, например, я оцениваю все товары в быках, кожах, зерне и т. д., то я должен на самом деле измерять их в идеальных средних быках, средних кожах, среднем зерне, так как бык от быка, зерно от зерна, кожа от кожи качественно отличаются, в потребительной стоимости экземпляров одного и того же рода имеется различие. Это требование отсутствия качественных различий, независимо от времени и места, а стало быть, требование равенства при равном количестве, является первым требованием с этой стороны.

Вторым требованием, также вытекающим из необходимости представлять только количественное различие, является легкая делимость и последующая соединимость частей, так чтобы, в зависимости от величины стоимости [B'—14] товара, всеобщий эквивалент можно было резать на части, не нанося тем самым ущерба его потребительной стоимости. Золото и серебро как простые тела, у которых имеет место чисто количественное деление, могут быть доведены до одной и той же степени чистоты. Качественная тождественность. Одинаковая делимость и обратная соединимость частей.

О золоте можно даже сказать, что оно является древнейшим известным человеку металлом, первым открытым им металлом. Сама природа, в великих золотомойках — в реках, берет на себя труд технологии, и, таким образом, со стороны человека для отыскания золота не требуется ни науки, ни развитых орудий производства, а только самый грубый труд.

«Драгоценные металлы однородны по своим физическим качествам, так что одинаковые их количества должны быть настолько тождественны, чтобы не было никаких оснований предпочесть одно из них другому. Иначе обстоит дело с одинаковыми количествами скота и одинаковыми количествами зерна» ¹¹³.

Золото вместе с тем встречается в более чистом виде, чем все другие металлы: в самородной, кристаллической форме, отдельными кусками; оно «отделено от обычно встречающихся тел», бывает редко сплавлено с другими, кроме серебра, телами. Золото «обособленно, индивидуализировано».

«Золото сильно отличается почти от всех других металлов тем, что оно встречается в природе в своем металлическом состоянии» (другие металлы встречаются в минералах — в химическом своем бытии). «Железо и медь, олово, свинец и серебро обычно встречаются в химическом соединении с кислородом, серой, мышьяком или углеродом; а те редкие исключительные случаи, когда эти металлы встречаются в химически чистом или, как раньше говорили, в девственном состоянии, можно скорее приводить как минералогические курьезы, чем как обычные явления. Между тем золото всегда встречается в самородном или металлическом состоянии… Затем золото, образовавшееся в горных породах, легко подвергавшихся атмосферному влиянию, встречается среди их обломков… Откалывающиеся частицы этих горных пород… уносятся потоками в долины и благодаря постоянному воздействию проточной воды превращаются в гальку… Золото из-за своего удельного веса оседает. Встречается, следовательно, в руслах рек и наносных грунтах. Речное золото — первое золото, которое было найдено». (Речной промывке люди научились раньше, чем рудному делу.)

…«Золото чаще всего встречается в чистом виде или, во всяком случае, настолько чистом, что сразу можно установить его металлическую природу как в речных отложениях, так и в кварцевых жилах… Реки — это, по сути дела, большие природные золотомойки, уносящие сразу все более легкие и более мелкие частицы, тогда как более тяжелые или застревают, натыкаясь на естественные препятствия, или остаются там, где течение ослабляет свою силу или быстроту… Почти во всех, а может быть и во всех странах Европы, Африки и Азии с… древних времен золото в большем или меньшем количестве промывалось простыми способами из золотоносных россыпей и т. д.» [«Lectures on Gold for the instruction of emigrants about to proceed to Australia». Delivered at the Museum of Practical Geology. London, 1852, стр. 171—172, 8, 12, 94].

Промывка золота и золотоискательство — совершенно простые работы, в то время как разработка рудников (а следовательно, и золотых рудников) — занятие, требующее применения капитала и большего количества смежных наук и искусств, чем какая-либо другая отрасль промышленности. (Промывка руды обеспечивается природой.)

Меновая стоимость как таковая предполагает общую субстанцию и сведе́ние всех различий к чисто количественным различиям. В функции денег как меры все стоимости сводятся прежде всего просто к различным количествам измеряющего товара. Это и имеет место в случае с благородными металлами, которые, таким образом, выступают в качестве природной субстанции меновой стоимости как таковой.

«Металлы имеют ту особенность, что только в них все отношения сводятся к одному, которое есть их количество, так как они не обладают от природы качественным различием ни по своей внутренней структуре, ни по внешней форме и фактуре» (Galiani. Della Moneta, стр. 126—127).

(Одинаковость качества во всех частях света; допускают мельчайшее деление и точное отмеривание.)

Это только количественное различие столь же важно и для денег как средства обращения (монета) и средства платежа, так как деньги, любой отдельный экземпляр их, не обладают индивидуальностью, а важно то, что возвращению подлежит просто одинаковое количество того же материала, но не тот же самый экземпляр:

«Деньги [при займах] возвращаются только по своему роду¹⁹ ; этот факт… отличает это орудие от всех других, …указывает на природу оказываемых им услуг, ясно демонстрирует уникальное своеобразие его функций» (Opdyke. A Treatise on Political Economy. New York, 1851, стр. 267).

Различие функций, выполняемых деньгами, позволяет этим функциям представить чередование определенностей форм денег чувственно-осязательным образом. Различию функций, которые деньги выполняют в качестве всеобщего товара, монеты, сырья для предметов роскоши, материала для накопления и т. д., соответствует то, что золото и серебро всегда могут быть путем переплавки снова приведены в их чисто металлическое состояние, а из этого состояния — точно так же в любое другое, т. е. что золото и серебро в отличие от других товаров не прикованы к определенной потребительной форме, которая им придается. Они могут переходить из слиточной формы в монетную и т, д. и наоборот, не теряя своей стоимости как сырье, [B'—15] не нанося ущерба процессам производства и потребления.

Перед другими товарами золото и серебро имеют как средство обращения то преимущество, что их большому природному удельному весу — свойству представлять относительно большую тяжесть в небольшом объеме — соответствует экономический удельный вес: свойство заключать (овеществлять) в небольшом объеме относительно большое количество рабочего времени, т. е. большую меновую стоимость. Последнее, естественно, связано с тем, что они относительно редко встречаются как природные объекты. Вследствие их небольшого объема — легкость транспортировки, передачи и т. д. Одним словом, легкость реального обращения, что, естественно, является первым условием для их экономической функции средства обращения.

Наконец, как покоящееся бытие стоимости, как материал для образования сокровищ золото и серебро отличаются своей относительной неразрушаемостью, долговечностью, неокисляемостью в воздухе («сокровище, которого не ест ни тля, ни ржа» ¹¹⁴), тугоплавкостью, а специально золото — своей нерастворяемостью в кислотах, за исключением свободного хлора (царская водка, смесь азотной и соляной кислоты). В качестве одного из главных моментов, наконец, следует отметить эстетические свойства золота и серебра, делающие их непосредственными выражениями избытка, украшений, роскоши, стихийных праздничных настроений, — словом, выражением богатства как такового. Яркий цвет, ковкость, способность поддаваться обработке при помощи инструментов, а также пригодность для украшений и для других целей. Золото и серебро являются в известной степени самородным светом, добываемым из самой преисподней. Помимо редкости золота и серебра, их бо́льшая мягкость по сравнению с железом и даже медью (в закаленном виде, в каком употребляли ее древние) делает их неподходящими для использования в качестве орудий производства. Между тем потребительная стоимость металлов в значительной мере связана с их ролью в непосредственном процессе производства. Золото и серебро так же исключены из него, как и вообще они не представляют собой необходимых предметов потребления.

«Деньги должны обладать непосредственной» (потребительной) «стоимостью, но основанной на искусственной потребности. Их материал не должен быть безусловно необходимым для существования человека, ибо все количество денег, которое используется как монета» (вообще как деньги, также и в форме сокровища), «не может употребляться для индивидуального потребления: оно всегда должно находиться в обращении» (Н. Storch. Cours d’Economie Politique. Tome II, Paris, 1823, стр. 113—114).

(Также и та часть, которая накопляется в виде сокровища, не может применяться «индивидуально», ибо накопление сокровища состоит в том, чтобы сохранять его нетронутым.)

Это, следовательно, — одна сторона, сообразно с которой природа потребительной стоимости золота и серебра сводится к тому, чтобы быть чем-то излишним, не входить ни в удовлетворение непосредственной нуждаемости как предмет потребления, ни в непосредственный процесс производства как его агент. Это как раз та сторона, сообразно с которой потребительная стоимость денег не должна вступать в коллизию с их функцией сокровища (денег) или средства обращения, иначе говоря, потребность в них как в индивидуальной потребительной стоимости не должна вступать в коллизию с обусловленной обращением, самим обществом, потребностью в них как деньгах в каком-либо из их определений. Это только отрицательная сторона.

Поэтому Петр Мученик, который, по-видимому, был большим любителем шоколада, полемизируя против денег, говорит о мешках какао, служивших, как и некоторые другие предметы, деньгами у мексиканцев:

«О, счастливая монета, которая доставляет роду людскому приятный и полезный напиток и оберегает своих обладателей от адской язвы скупости, так как ее нельзя ни закопать в землю, ни долго сохранять» («De Orbe Novo») ¹¹⁵.

С другой стороны, золото и серебро не только в отрицательном смысле представляют собой нечто излишнее, т. е. являются такими предметами, без которых можно обойтись, — но их эстетические свойства делают их материалом роскоши, украшений, блеска, делают их положительными формами излишка или средствами удовлетворения потребностей, выходящих за пределы повседневности и простой естественной необходимости. Поэтому они обладают потребительной стоимостью сами по себе, независимо от их функционирования в качестве денег. Но подобно тому, как они являются естественными представителями чисто количественных отношений, — в силу одинаковости их качества, — так и в их индивидуальном потреблении они являются непосредственными естественными представителями избытка и потому богатства как такового, как из-за их природных эстетических свойств, так и из-за их дороговизны.

Ковкость — одно из свойств, делающих золото и серебро пригодными как материал для ювелирных изделий. Ослепительный блеск. Меновая стоимость, это прежде всего — предназначенный для обмена излишек необходимых потребительных стоимостей. Этот излишек обменивается на излишнее как таковое, т. е. выходящее из круга непосредственной нуждаемости; на праздничное в противоположность будничному. Потребительная стоимость как таковая выражает прежде всего отношение индивида к природе; меновая стоимость наряду с потребительной стоимостью — его господство над потребительными стоимостями других людей, его социальное отношение: даже первоначально здесь опять-таки выступают ценности праздничного, выходящего за пределы непосредственной нужды потребления.

Белый цвет серебра, отражающий все световые лучи в их первоначальном смешении; красно-желтый цвет золота, который поглощает световые лучи всех цветов падающего на него смешанного света и отражает только красный цвет.

Здесь добавить то, что сказано ранее о странах, добывающих золото и серебро²⁰ .

(Гримм в своей «Geschichte der deutschen Sprache» показывает связь между названиями золота и серебра и их цветом ¹¹⁶.)

[B'—16] Мы видели, что золото и серебро не удовлетворяют тому требованию, которое предъявляется к ним как к самостоятельно обособившейся меновой стоимости, как к непосредственно существующим деньгам, — быть неизменяющейся стоимостной величиной. Их природа как особенного товара вступает здесь в конфликт с их функцией денег. Однако, как заметил уже Аристотель ¹¹⁷, они обладают стоимостью более постоянной величины, чем в среднем остальные товары.

Для металлического обращения как такового, не говоря уже о всеобщем влиянии вздорожания или удешевления благородных металлов на все экономические отношения, особое значение имеют колебания в соотношении стоимости золота и серебра, так как они, в одной и той же стране или в различных странах, постоянно служат рядом друг с другом как денежный материал. Чисто экономические причины этих изменений стоимости — завоевания и другие политические перевороты, оказывавшие большое влияние на относительную стоимость благородных металлов в древнем мире, лежат за пределами чисто экономического рассмотрения — должны быть сведены к изменениям в рабочем времени, требующемся для производства одинаковых количеств этих металлов. Само же это рабочее время зависит, с одной стороны, от тех относительных количеств, в которых золото и серебро встречаются в природе, а с другой — от большей или меньшей трудности, которую представляет добывание их в виде чистого металла. Из ранее сказанного уже ясно, что золото, добывание которого либо из рек, либо на наносной земле не требует ни рудокопных работ, ни химических или механических приспособлений, несмотря на его бо́льшую абсолютную редкость, было открыто раньше серебра и долгое время, несмотря на его бо́льшую абсолютную редкость, оставалось по сравнению с серебром в обесцененном положении. Поэтому утверждение Страбона, что у одного арабского племени 10 фунтов золота отдавались за 1 фунт железа и 2 фунта золота за 1 фунт серебра²¹ , отнюдь не кажется неправдоподобным. С другой стороны, ясно, что по мере того как развивается производительная сила общественного труда, технология, и, следовательно, простой труд становится дороже, а одновременно с этим первоначальные поверхностные источники добычи золота иссякают и кора Земли все более раскапывается, — относительно более редкое или более частое местонахождение обоих металлов будет оказывать существенное влияние на производительность труда, и стоимость золота относительно серебра будет повышаться. (Однако не абсолютное количественное соотношение, в котором оба металла встречаются в природе, хотя оно и является существенным моментом в требующемся для их производства рабочем времени, а само это рабочее время всегда определяет их относительную стоимость. Поэтому, хотя по данным [минералогов] парижской Академии наук (1840 г.) количественное отношение серебра к золоту оценивалось как 52 : 1, их стоимостное соотношение было лишь 15 : 1.)

На определенной ступени развития производительной силы общественного труда все более решающее значение приобретает попеременное открытие новых золотых или серебряных месторождений, и золото по сравнению с серебром имеет шансы на то, что оно будет открыто не только в рудниках, но и на наносной земле. Поэтому весьма вероятно, что теперь снова будет иметь место обратное движение в стоимостном соотношении этих металлов, т. е. падение стоимости золота по сравнению с серебром. Открытие серебряных рудников зависит от технического прогресса и от общего уровня цивилизации. Если эти условия налицо, любые перемены в открытии богатых серебряных или золотых месторождений становятся решающими. В целом мы находим повторение того же самого движения в изменении стоимостного соотношения между золотом и серебром. Два первые движения начинаются с относительного обесценения золота и кончаются повышением его стоимости. Последнее движение начинается с повышения стоимости золота и, видимо, берет курс на восстановление его первоначального меньшего стоимостного отношения к серебру. В древней Азии золото относилось к серебру как 6 : 1 или как 8 : 1 (в законах Ману отношение еще ниже) (так в Китае и Японии последнее отношение существовало еще в начале XIX века); 10 : 1, отношение во времена Ксенофонта, может рассматриваться как обычное для среднего периода древности. В эпоху позднего Рима — ввод Карфагеном в эксплуатацию испанских серебряных рудников сыграл в древности примерно такую же роль, как открытие Америки в Новое время — отношение приблизительно такое же, как после открытия Америки, т. е. 17 или 15 : 1, хотя мы часто встречаем в Риме и более сильное обесценение серебра.

Для средневековья среднее соотношение может быть установлено снова, как и во времена Ксенофонта, в виде 10 : 1, хотя именно в этот период местные отклонения чрезвычайно велики. Среднее соотношение в последующие после открытия Америки века составляет 15 : 1 или 18 : 1. Открытие новых источников золота делает вероятным, что отношение снова понизится до 10 : 1 или 8 : 1, или что, во всяком случае, в стоимостном соотношении обоих металлов будет иметь место движение, обратное тому, которое имело место начиная с [B'—17] XVI века. Всякому более детальному углублению в этот специальный вопрос здесь еще не место.

5) ПРОЯВЛЕНИЕ ЗАКОНА ПРИСВОЕНИЯ В ПРОСТОМ ОБРАЩЕНИИ

Экономические отношения индивидов, являющихся субъектами обмена, подлежат здесь рассмотрению в том простом виде, в каком они выступают в изображенном выше процессе обмена, без обращения к более развитым производственным отношениям. Экономические определения формы как раз и образуют ту определенность, в которой индивиды вступают в общение друг с другом (противостоят друг другу).

«Работник имеет исключительное право на стоимость, являющуюся результатом его труда» (Cherbuliez. Richesse ou pauvreté. Paris, 1841, стр. 48).

Субъекты процесса обмена выступают прежде всего как собственники товаров. Так как на основе простого обращения существует ведь только один метод, с помощью которого каждый человек становится собственником какого-нибудь товара, а именно, посредством нового эквивалента, то предшествующая обмену собственность на товар, т. е. собственность на товар, присвоенный не посредством обращения, собственность на такой товар, который, наоборот, только еще должен вступить в обращение, — такая собственность на товар выступает как непосредственно возникающая из труда ее владельца, а труд выступает как первоначальный способ присвоения. Товар как меновая стоимость есть только продукт [труда], опредмеченный [овеществленный] труд. При этом он является прежде всего предметностью того, чей труд в нем представлен; его собственным, им самим произведенным, предметным бытием для других. В простой процесс обмена, как он раскрывается в различные моменты обращения, не попадает, правда, производство товаров. Они скорее предполагаются как готовые потребительные стоимости. Они должны быть налицо прежде, чем начинается обмен: одновременно, как это происходит при купле и продаже, или по крайней мере к обусловленному сроку, как это происходит в форме того обращения, где деньги фигурируют как средство платежа. Одновременно или нет, в обращение они вступают всегда как имеющиеся налицо. Процесс возникновения товаров, а следовательно, и первоначальный процесс их присвоения, лежит поэтому вне обращения. Но так как чужой эквивалент может быть присвоен только посредством обращения, т. е. посредством отчуждения собственного эквивалента, то необходимо, чтобы в качестве первоначального процесса присвоения предполагался собственный труд, а обращение выступало бы по сути дела лишь как взаимный обмен трудом, воплотившимся в разнообразных продуктах.

Труд и собственность на результат собственного труда выступают, следовательно, как основная предпосылка, без которой не состоялось бы вторичное присвоение посредством обращения. Основанная на собственном труде собственность образует, внутри обращения, базис для присвоения чужого труда. В самом деле, если мы внимательно рассмотрим процесс обращения, то увидим, что его предпосылкой является то, что обменивающиеся выступают как собственники меновых стоимостей, т. е. определенных количеств рабочего времени, материализованного в потребительных стоимостях. Как они стали собственниками этих товаров, это — процесс, происходящий за спиной простого обращения и заканчивающийся до того, как оно начнется. Частная собственность есть предпосылка обращения, но сам процесс присвоения не обнаруживается, не проявляется внутри обращения; он скорее ему предпослан. В самом обращении, в процессе обмена, как он выступает на поверхности буржуазного общества, каждый дает, только беря, и берет, только давая. Чтобы делать то или другое, он должен иметь. Процедура, с помощью которой он поставил себя в положение имеющего, не образует ни одного из моментов самого обращения. Только как частные собственники меновой стоимости, будь то в форме товара или в форме денег, субъекты являются субъектами обращения. Как они стали частными собственниками, т. е. как они присвоили себе овеществленный труд, это — такое обстоятельство, которое, по-видимому, вообще не относится к рассмотрению простого обращения. Однако, с другой стороны, предпосылкой обращения является товар. А так как с точки зрения обращения чужие товары, т. е. чужой труд может быть присвоен только через отчуждение собственного труда, то с этой точки зрения предшествующий обращению [B'—18] процесс присвоения товара выступает по необходимости как присвоение через труд. Так как товар в качестве меновой стоимости представляет собой лишь овеществленный труд, а с точки зрения обращения, которое само есть лишь движение меновой стоимости, чужой овеществленный труд может быть присвоен только путем обмена эквивалента, — то товар действительно может быть только овеществлением собственного труда, и подобно тому как последний на самом деле представляет собой фактический процесс присвоения продуктов природы, этот собственный труд выступает также и как юридическое основание собственности. Обращение показывает лишь, как это непосредственное присвоение, через посредство определенной общественной операции, превращает собственность на собственный труд в собственность на общественный труд.

Поэтому все экономисты нового времени, в более экономической или более юридической манере, провозглашают собственный труд первоначальным основанием собственности, а собственность на результат собственного труда — основной предпосылкой буржуазного общества (Шербюлье — см. выше. См. также А. Смита). Сама эта предпосылка покоится на предпосылке меновой стоимости как такового экономического отношения, которое господствует над всей совокупностью отношений производства и общения, — сама, следовательно, является историческим продуктом буржуазного общества, общества развитой меновой стоимости.

С другой стороны, так как при рассмотрении более конкретных экономических отношений, чем те, которые представлены простым обращением, получаются, по-видимому, законы, противоречащие [указанному закону присвоения], то все экономисты-классики, до Рикардо включительно, хотя и любят оставлять за этим, проистекающим из самого́ буржуазного общества, воззрением право называться всеобщим законом, но его в строгом смысле реальность изгоняют в те золотые времена, когда еще не было никакой собственности. Так сказать, во времена, предшествующие экономическому грехопадению, как это получается, например, у Буагильбера.

Таким образом, мы пришли бы к тому странному результату, что истина о законе присвоения буржуазного общества должна была бы быть перенесена в то время, когда еще не существовало самого́ буржуазного общества, а основной закон собственности — в то время, когда еще не было собственности. Эта иллюзия легко объяснима. Первоначальное производство покоится на первобытных общинах, внутри которых частный обмен выступает лишь как совершенно поверхностное, играющее побочную роль исключение. С историческим же разложением этих общин сразу же наступают отношения господства и рабства, отношения насилия, которые находятся в кричащем противоречии с кротким товарным обращением и соответствующими ему отношениями. Но как бы то ни было, процесс обращения, как он проявляется на поверхности общества, не знает никакого другого способа присвоения, и если в дальнейшем ходе исследования возникнут противоречия, то они, так же как и этот закон первоначального присвоения через труд, должны быть выведены из развития самой меновой стоимости.

Поскольку закон присвоения через собственный труд есть предпосылка, и предпосылка не произвольная, а вытекающая из рассмотрения самого обращения, то в обращении само собой раскрывается основанное на этом законе царство буржуазной свободы и буржуазного равенства.

Если присвоение товаров через собственный труд выступает как первая необходимость, то вторая необходимость — это общественный процесс, посредством которого этот продукт сначала должен быть положен как меновая стоимость и в качестве таковой снова превращен в потребительную стоимость для индивидов. После присвоения через труд, или овеществления труда, отчуждение продукта труда, или превращение его в общественную форму, выступает как ближайший следующий закон. Обращение — это такое движение, в котором собственный продукт полагается как меновая стоимость (деньги), т. е. как общественный продукт, а общественный продукт — как собственный (как индивидуальная потребительная стоимость, предмет индивидуального потребления).

Понятно теперь также и следующее:

Другой предпосылкой обмена, касающейся движения в целом, является та предпосылка, что субъекты обмена производят, будучи подчинены разделению общественного труда. Обмениваемые друг на друга товары являются ведь на самом деле не чем иным, как трудом, овеществленным в различных потребительных стоимостях, т. е. овеществленным различными способами, являются на самом деле лишь предметным бытием разделения труда, овеществлением качественно различных видов труда, отвечающих различным системам потребностей. Когда я произвожу товар, предпосылкой для этого является то, что мой продукт хотя и обладает потребительной стоимостью, но не для меня, что он для меня является не непосредственным жизненным средством (в самом широком смысле), а непосредственной меновой стоимостью; жизненным средством для меня он становится только после того, как примет в деньгах форму всеобщего общественного продукта и сможет тогда быть реализован в любой форме чужого, качественно различного труда. Я произвожу поэтому только тогда для себя, когда я произвожу для общества, каждый член которого, в другом кругу, опять же работает для меня.

[B'—19] Ясно далее, что предпосылка о том, что обменивающиеся производят меновые стоимости, предполагает не только разделение труда вообще, но и его специфически развитую форму. Например, в Перу труд тоже был разделен; разделен он был и в небольших самодовлеющих (selfsupporting) индийских общинах. Но это — такое разделение труда, которое предполагает не только не основанное на меновой стоимости, а, наоборот, более или менее прямо коллективное [gemeinschaftliche] производство. Основная предпосылка, что субъекты обращения произвели меновые стоимости, продукты, непосредственно положенные в общественной определенности меновой стоимости,— а это значит также, что они произвели эти продукты в рамках подчинения разделению труда определенной исторической формы, — включает в себя массу других предпосылок, вытекающих не из воли индивида и не из его непосредственного естества, а из исторических условий и отношений, в силу которых индивид уже находит себя общественным индивидом, определяемым обществом; эта предпосылка включает в себя также и отношения, находящие свое выражение в других производственных связях индивидов, отличающихся от тех простых связей, в которых они противостоят друг другу в обращении.

Обменивающийся индивид произвел товар, и притом — для товаропроизводителей. Это обстоятельство содержит в себе два момента. С одной стороны, он произвел как независимый частный индивид, по собственной инициативе, исходя только из своей собственной потребности и своих собственных способностей, из самого себя и для самого себя, не как член первобытной общины и не как такой индивид, который участвует в производстве непосредственно как общественный индивид и поэтому также и к своему продукту не относится как к непосредственному источнику существования. С другой стороны, однако, он произвел меновую стоимость, такой продукт, который только посредством определенного общественного процесса, определенного метаморфоза становится продуктом для него самого. Следовательно, он произвел уже в такой связи, при таких условиях производства и отношениях общения, которые возникли лишь в результате некоторого исторического процесса, но для него самого выступают как необходимость природы. Независимость индивидуального производства, таким образом, дополняется общественной зависимостью, которая находит соответствующее ей выражение в разделении труда.

Частный характер производства производящего меновые стоимости индивида сам выступает как исторический продукт. Изоляция этого индивида, его обособление в виде самостоятельной точки внутри производства обусловлены разделением труда, которое, в свою очередь, покоится на целом ряде экономических условий, со всех сторон обусловливающих индивида в его связях с другими индивидами и в его собственном способе существования.

Английский фермер и французский крестьянин в экономическом отношении занимают одинаковое положение, поскольку продаваемым ими товаром являются продукты земледелия. Но крестьянин продает только небольшой излишек продукции своей семьи. Главную часть он потребляет сам, относится, следовательно, к большей части своего продукта не как к меновой стоимости, а как к потребительной стоимости, непосредственному жизненному средству. Напротив, английский фермер полностью зависит от продажи своего продукта, т. е. зависит от него как товара и, следовательно, от общественной потребительной стоимости своего продукта. Его производство, стало быть, во всем его объеме захвачено и определено меновой стоимостью. Отсюда ясно, какое в высшей степени различное развитие производительных сил труда, его разделения, какие различные отношения индивидов внутри производства требуются для того, чтобы, например, зерно производилось только как меновая стоимость и, следовательно, целиком поступало в обращение; какие экономические процессы требуются для того, чтобы из французского крестьянина сделать английского фермера.

Адам Смит в своем анализе меновой стоимости еще допускает ту ошибку, что он неразвитую форму меновой стоимости, в которой она выступает еще всего лишь как излишек над произведенной для собственного существования производителя потребительной стоимостью, фиксирует как ее адекватную форму, между тем как это — только одна из форм ее исторического появления внутри ею еще как всеобщей формой не охваченной системы производства. В буржуазном же обществе меновая стоимость должна рассматриваться как господствующая форма, при которой исчезает всякое непосредственное отношение производителей к своим продуктам как потребительным стоимостям; все продукты выступают как продукты для торговли. Возьмем рабочего на современной фабрике, например на ситцевой. Если бы он не произвел меновой стоимости, то он вообще не произвел бы ничего, так как он не может положить руку ни на одну-единственную чувственно-уловимую потребительную стоимость и сказать: это — мой продукт. Чем многостороннее становится система общественных потребностей и чем одностороннее — производство отдельного индивида, т. е. чем больше развивается общественное разделение труда, тем более решающее значение приобретает производство продукта как меновой стоимости, или характер продукта как меновой стоимости.

Анализ специфической формы разделения труда, условий производства, на которых оно основывается, экономических отношений членов общества, к которым сводятся эти условия производства, показал бы, что вся система буржуазного производства является предпосылкой для того, чтобы меновая стоимость выступала на его поверхности как простой исходный пункт, а процесс обмена — в том виде, в каком он раскрывается в простом обращении — как простой, но охватывающий как все производство, так и все потребление общественный обмен веществ. Оказалось бы, следовательно, что уже другие, более сложные и в большей или меньшей степени сталкивающиеся со свободой и независимостью индивидов производственные отношения, их экономические отношения являются предпосылкой для того, чтобы они как свободные частные производители в простых отношениях покупок и продаж противостояли друг другу в процессе обращения, фигурировали как его независимые субъекты. Однако с точки зрения простого обращения эти отношения стерты. Рассматривая само простое обращение, мы видим, что разделение труда выступает в нем фактически лишь в том результате (его предпосылке), что субъекты обмена производят различные товары, соответствующие различным потребностям, и что если каждый зависит от производства всех, то все зависят от производства каждого, взаимно друг друга дополняя, и, таким образом, продукт каждого отдельного индивида — в меру своей стоимостной величины — через посредство процесса обращения является средством для участия в продукции общественного [B'—20] производства вообще.

Продукт — это меновая стоимость, овеществленный всеобщий труд, хотя непосредственно он представляет собой овеществление лишь независимого частного труда индивида.

То, что товар сначала должен быть отчужден, эта принудительность для индивида, показывающая, что его непосредственный продукт для него продуктом не является, а таковым становится только в общественном процессе производства и эту всеобщую и все же внешнюю форму принять должен; то, что продукт особенного труда должен себя подтвердить общественно как овеществление труда всеобщего, принимая форму такой вещи (денег), которая исключительно предполагается как непосредственная предметность всеобщего труда, а равным образом и то, что этим же самым процессом этот всеобщий общественный труд полагается как внешняя вещь, как деньги,— все эти определения образуют главную пружину, биение пульса самого обращения. Проистекающие отсюда общественные отношения получаются поэтому непосредственно из рассмотрения простого обращения, а не лежат за ним, как экономические отношения, заключенные в разделении труда.

Чем подтверждает индивид свой частный труд как всеобщий труд и продукт этого частного труда как всеобщий общественный продукт? Особенным содержанием своего труда, его особенной потребительной стоимостью, являющейся предметом потребности другого индивида, так что этот последний уступает за него как за эквивалент свой собственный продукт. (То, что этот эквивалент должен принять форму денег, это — пункт, который мы исследуем позднее, показав, что это превращение товара в деньги само образует существенный момент простого обращения.) Индивид, следовательно, подтверждает свой частный труд как всеобщий труд тем, что его труд представляет собой определенную особенность в общей совокупности общественного труда, некоторую особо ее восполняющую отрасль. Коль скоро труд обладает содержанием, определяемым общественной связью, — это и есть вещественная определенность и предпосылка, — он выступает как всеобщий труд. Форма всеобщности труда подтверждается реальностью его как члена совокупности всех видов труда, реальностью его как особенного способа существования общественного труда.

Индивиды противостоят друг другу только как собственники меновых стоимостей, как такие индивиды, которые дали себе предметное бытие друг для друга посредством своего продукта, товара. Без этого объективного опосредствования они, с точки зрения происходящего внутри обращения социального обмена веществ, не имеют друг к другу никакого отношения. Друг для друга они существуют только вещно, что в денежном отношении, в котором сама их общая сущность [Gemeinwesen] выступает по отношению ко всем как внешняя и потому случайная вещь, только лишь получило свое дальнейшее развитие. То, что общественная связь, возникающая в результате столкновения независимых индивидов, выступает по отношению к ним одновременно и как вещная необходимость, и как чисто внешняя связь, как раз и выражает их независимость, для которой общественное бытие является хотя и необходимостью, но и не более, чем средством, и, следовательно, самим индивидам представляется как нечто внешнее, а в деньгах — даже как чувственно-осязаемая вещь. Они производят в обществе и для общества, как общественные [gesellschaftliche] существа, но вместе с тем это выступает как всего лишь средство опредметить их индивидуальность. Так как они, с одной стороны, не подчинены какой-либо первобытной общине [Gemeinwesen], а с другой стороны, не являются сознательно общественными [gemeinschaftliche] существами, подчиняющими себе общественную связь [Gemeinwesen], то эта общественная связь по отношению к ним как к независимым субъектам неизбежно должна существовать как тоже независимая, внешняя, случайная вещность [Sachliches]. Это как раз и является условием для того, чтобы они как независимые частные лица вместе с тем находились в некоторой общественной связи.

Так как, следовательно, разделение труда (в котором могут быть резюмированы те общественные условия производства, при которых индивиды производят меновые стоимости) в простом процессе обмена, в обращении, выступает только как 1) не-производство непосредственных жизненных средств самим индивидом, его прямым трудом, 2) как бытие всеобщего общественного труда как стихийно сложившейся совокупности, которая распадается на целый круг особенностей, так именно, что субъекты обращения обладают дополняющими друг друга товарами и что каждый субъект удовлетворяет какую-нибудь сторону общественной совокупной потребности индивида, в то время как сами экономические отношения, возникающие из этого определенного разделения труда, стерты, — то мы при анализе меновой стоимости не дали дальнейшего анализа разделения труда, а только приняли его как идентичный с меновой стоимостью факт, который на самом деле в форме деятельности, в обособленном труде, лишь выражает то, что различная потребительная стоимость товаров — а без нее не существовало бы ни обмена, ни меновой стоимости — выражает в вещной форме. По сути дела Адам Смит (так же как до него другие экономисты, Петти, Буагильбер, итальянцы), высказываясь о разделении труда как о коррелятивном с меновой стоимостью, говорил то же самое. А Стюарт раньше всех других уразумел разделение труда и производство меновых стоимостей как нечто идентичное и, похвально отличаясь от других экономистов, понял это как форму общественного производства и общественного обмена веществ, опосредствованную особым историческим процессом.

То, что А. Смит говорит о производительной силе разделения труда, это — совершенно чужеродная точка зрения, не относящаяся к делу ни здесь, ни там, где он ее высказал, и, кроме того, она относится к определенной ступени развития мануфактуры и совершенно не годится для современной фабричной системы вообще.

То разделение труда, с которым мы имеем дело здесь, это — стихийное и свободное разделение внутри общества, взятого как целое, разделение труда, обнаруживающее себя как производство меновых стоимостей, а не разделение труда внутри фабрики; не его расчленение и комбинирование в отдельно взятой отрасли производства, а общественное, как бы без участия индивидов возникающее разделение самих этих отраслей производства. Разделение труда внутри общества соответствовало бы принципу разделения труда [B'—21] внутри фабрики скорее в египетской, чем в современной системе. Отталкивание друг от друга различных отраслей общественного труда и превращение их в свободные, друг от друга независимые и лишь внутренней необходимостью (а не так, как в том разделении — путем сознательного расчленения и сознательного комбинирования расчлененных моментов) соединенные в совокупность и единство, это — совершенно различные вещи, определяемые совершенно различными законами развития, как бы ни было велико соответствие между определенной формой общественного разделения труда и определенной формой разделения труда внутри предприятия.

Если А. Смит недостаточно глубоко ухватил ту простую форму разделения труда, в которой оно есть лишь активная форма меновой стоимости, и ту другую его форму, в которой оно представляет собой определенную производительную силу труда, то еще меньше он разобрался в той форме, в которой экономические антагонизмы производства, — те качественные общественные определенности, подчиняясь которым индивиды противостоят друг другу как капиталист и наемный рабочий, промышленный капиталист и рантье, арендатор и получатель земельной ренты и т. д., — сами выступают как экономические формы определенного способа разделения труда.

Если индивид производит непосредственные средства существования для самого себя, как это, например, большей частью имеет место в странах, где продолжают существовать первобытные земледельческие отношения, то его производство не имеет общественного характера, и его труд не является общественным. Если индивид производит как частный индивид — в этом случае сама эта его позиция является отнюдь не продуктом природы, а утонченным результатом некоторого общественного процесса, — то общественный характер обнаруживается в том, что в содержании своего труда индивид определяется общественной связью и работает только как ее член, т. е. для удовлетворения потребностей всех других индивидов, — следовательно, для него существует общественная зависимость, — но сам он занимается тем или иным трудом по своему выбору; его особенное отношение к особенному труду общественно не определяется; его выбор определяется естественным образом в силу его природных дарований, склонностей, природных условий производства, в которые он оказался поставленным, и т. д.; так что на самом деле обособление труда, общественное расчленение его на совокупность всех особенных отраслей выступает со стороны индивида таким образом, что его собственная духовная и природная особенность придает себе вместе с тем форму общественной особенности. Из его собственной природы и ее особенных предпосылок для него вытекает особенность его труда — прежде всего его опредмечивание, — которую, однако, он рассматривает одновременно как обслуживание некоторой особенной системы потребностей и осуществление некоторой особенной отрасли общественной деятельности.

Разделение труда, понимаемое в этом смысле как общественное воспроизводство особенной индивидуальности, которая тем самым представляет собой звено во всеобщем развитии человечества и одновременно дает индивиду возможность, посредством его особенной деятельности, пользоваться всеобщим производством, делает его способным ко всестороннему общественному потреблению, — такое понимание, как оно вытекает из точки зрения простого обращения, являясь, следовательно, подтверждением свободы индивидов, а не ее отрицанием, все еще имеет хождение в буржуазной политической экономии.

Это природное различие индивидов и их потребностей образует мотив для их общественного объединения как обменивающихся. С самого начала они противостоят друг другу в акте обмена как такие лица, которые взаимно признают друг друга собственниками, как такие лица, воля которых пронизывает их товары, причем взаимное присвоение через посредство взаимного отчуждения происходит только по их общей воле, т. е. по существу посредством контракта. Сюда входит юридическое понятие лица, а также свободы, которая содержится в этом понятии. Поэтому в римском праве servus²² правильно определен как такой человек, который не может приобретать путем обмена.

Далее. В сознании обменивающихся субъектов все это представлено таким образом, что в сделке каждый является самоцелью только для самого себя; что каждый является только средством для другого; наконец, что взаимозависимость, состоящая в том, что каждый является одновременно и средством, и целью, и притом достигает собственной цели, только становясь средством для другого, а средством для другого становится лишь постольку, поскольку достигает своей цели, — что эта взаимозависимость есть необходимый факт, предполагаемый в качестве естественного условия обмена, но что она, как таковая, безразлична для обоих субъектов обмена и представляет для каждого из них интерес лишь постольку, поскольку она является его интересом. Это означает, что общественный интерес, выступающий как содержание всего акта обмена в целом, хотя и присутствует как факт в сознании обеих сторон, но, как таковой, не является мотивом, а существует, так сказать, лишь за спиной рефлектированных в самих себя отдельных интересов. Субъект, правда, если захочет, может еще утешать себя сознанием того, что удовлетворение его индивидуального интереса, не считающегося с интересами других, как раз и является осуществлением снятого индивидуального интереса, удовлетворением всеобщего интереса. Из самого акта обмена каждый из субъектов возвращается в самого себя как конечная цель всего процесса, как доминирующий субъект. Тем самым, следовательно, реализована полная свобода субъекта. Добровольная сделка; отсутствие насилия с чьей-либо стороны; становление средством для другого только в качестве средства для самого себя, или самоцели; наконец, сознание того, что всеобщий или общественный интерес есть именно лишь всесторонность эгоистического интереса.

Если, таким образом, обращение со всех своих сторон является осуществлением индивидуальной свободы, то процесс обращения, рассматриваемый как таковой, т. е. в определениях его экономической формы, образует полную реализацию общественного равенства (отношения свободы не касаются непосредственно экономических определений формы обмена, а имеют отношение либо к его юридической форме, либо к содержанию, потребительным стоимостям или потребностям как таковым). Субъекты как субъекты обращения суть прежде всего обменивающиеся, и то, что каждый из них положен в этом определении, т. е. в одном и том же определении, как раз и составляет их общественное определение. Они в самом деле противостоят друг другу только как субъективированные меновые стоимости, т. е. как живые эквиваленты, как равноценные. Как таковые они не только равны: между ними нет даже [B''—1] никакого несходства. Они противостоят друг другу только как владельцы меновых стоимостей и как нуждающиеся в обмене, как агенты одного и того же всеобщего безразличного социального труда. И притом они обменивают меновые стоимости равной величины, ибо предполагается, что имеет место обмен эквивалентов. Равенство того, что каждый дает и берет, является здесь категорическим моментом самого процесса. Как они противостоят друг другу в качестве субъектов обмена, так они и подтверждают себя в акте этого обмена. Как таковой он и является лишь таким подтверждением. Они полагаются как обменивающиеся и потому равные, а их товары (объекты) — как эквиваленты. Свое предметное бытие они обменивают лишь как равноценное. Они сами равновелики по стоимости и в акте обмена выявляют себя как равноценные и безразличные по отношению друг к другу. Эквиваленты представляют собой опредмечивание одного субъекта для другого; это значит, что они сами равновелики по стоимости и в акте обмена выявляют себя как равноценные и безразличные друг для друга. Субъекты в обмене оказываются равноценными друг другу лишь посредством эквивалентов и выявляют себя как равноценные посредством передачи другому той предметности, в которой один существует для другого. Так как они существуют друг для друга только как субъекты эквивалентности, то как равноценные они в то же время равнодушны друг к другу. Существующие между ними прочие различия их не касаются. Их индивидуальная особенность в процесс не входит. Вещественное различие в потребительной стоимости их товаров погашено в идеальном бытии товара как цены, и поскольку это вещественное различие является мотивом обмена, постольку они взаимно являются друг для друга потребностью (каждый представляет потребность другого), причем эта потребность может быть удовлетворена только равным количеством рабочего времени. Это природное различие является основой их социального равенства, полагает их как субъектов обмена. Если бы субъект A имел ту же потребность, что и субъект B, и если бы его товар удовлетворял ту же потребность, что и товар субъекта B, то между ними не существовало бы никакого отношения, поскольку речь идет об отношениях экономических (с точки зрения осуществляемого ими производства). Взаимное удовлетворение их потребностей, через посредство вещественного различия их труда и их товара, превращает их равенство в наполненное социальным содержанием отношение, а их особенный труд в особенный способ существования социального труда вообще.

Когда обмен опосредствуется деньгами, то деньги настолько далеки от того, чтобы упразднить это отношение равенства, что они в действительности являются его реальным выражением. Прежде всего, поскольку деньги функционируют в качестве ценополагающего элемента, меры, функция денег также и по форме как раз в том и состоит, чтобы полагать товары качественно идентичными, выражать их идентичную социальную субстанцию, где имеет место только количественное различие. В обращении тогда и в самом деле товар каждого выступает как то же самое [что и товар другого], получает ту же самую общественную форму средства обращения, в которой всякая особенность продукта погашена и владелец каждого товара становится владельцем осязаемо субъективированного общезначимого товара. Здесь применимо в собственном смысле выражение, что деньги non olet²³ . Реализовал ли талер, находящийся у кого-нибудь в руках, цену навоза или шелка, по нему совершенно нельзя заметить, и всякое индивидуальное различие, поскольку талер функционирует как талер, в руках его владельца погашено. Причем эта погашенность — всесторонняя, так как все товары превращаются в монету. Обращение в определенный момент полагает каждого не только равным другому, но и как то же самое, и движение обращения состоит в том, что каждый попеременно, с точки зрения социальной функции, становится на место другого. В обращении, правда, обменивающиеся противостоят друг другу также и качественно как покупатель и продавец, как товар и деньги, но, во-первых, они меняются местами, и процесс состоит как в установлении неравенства, так и в снятии этого неравенства, так что последнее выступает лишь формально. Покупатель становится продавцом, продавец — покупателем, и каждый может стать покупателем только в качестве продавца. Формальное различие существует для всех субъектов обращения одновременно в виде тех социальных метаморфозов, через которые они должны пройти. К тому же товар, взятый идеально как цена, представляет собой деньги в такой же мере, как и противостоящие ему деньги. В деньгах, когда сами они обращаются так, что они появляются в руках то одного, то другого и безразличны к месту своего появления, равенство выражено вещественно, а различие лишь формально. Поскольку рассматривается процесс обмена, каждый выступает по отношению к другому как владелец средства обращения, как сами деньги. Особые натуральные различия, имевшиеся в товарах, погашены и непрестанно погашаются обращением.

Когда мы вообще рассматриваем социальное отношение индивидов внутри их экономического процесса, мы просто должны придерживаться определений формы самого этого процесса. Различие же в обращении существует только как различие между товаром и деньгами, и обращение равным образом представляет собой непрестанное исчезновение этого различия. Равенство выступает здесь как социальный продукт, как и вообще меновая стоимость представляет собой социальное бытие.

Так как деньги являются только реализацией меновой стоимости, а развитая система меновых стоимостей — денежной системой, то денежная система действительно может быть только реализацией этой системы равенства и свободы.

В потребительной стоимости товара для обменивающегося заключена особенная, индивидуальная сторона производства (труда); но в его товаре как меновой стоимости все товары одинаково выступают как овеществление общественного, лишенного различий труда вообще, а их владельцы — как равнодостойные, равноценные функционеры общественного процесса.

[B''—2] Ранее уже было показано, что поскольку деньги выступают в их третьей функции, постольку они как всеобщий материал для контрактов, всеобщее платежное средство, снимают всякое специфическое различие между различными работами, полагают их равными. Они полагают всех равными перед деньгами, однако деньги являются только их собственной овеществленной общественной связью. Когда они выступают как материал для накопления и образования сокровищ, на первый взгляд равенство могло бы показаться снятым, поскольку появляется возможность, что один индивид больше обогатится, будет иметь больше чеков на продукты всеобщего производства, чем другой. Однако [в простом обращении] ни один индивид не может извлечь деньги за счет другого. Он может взять в форме денег только то, что он дает в форме товара. Один пользуется содержанием богатства, другой овладевает его всеобщей формой. Если один беднеет, а другой обогащается, то это — дело их доброй воли, их бережливости, трудолюбия, морали и т. д., и это отнюдь не вытекает из самих тех экономических отношений, из тех отношений общения, в которых индивиды противостоят друг другу в обращении. Даже наследование и тому подобные юридические отношения, которые могут продлить возникающие таким путем неравенства, не наносят социальному равенству никакого ущерба. Если первоначальное положение индивида A не находится в противоречии с указанными отношениями общения, то противоречие это уж конечно не может возникнуть из того, что индивид B приходит на место индивида A и увековечивает первоначальное положение. Напротив, здесь социальный закон приобретает силу за пределами естественных границ жизни индивида: происходит упрочение этого социального закона в противовес случайному действию природы, воздействие которой как таковое было бы, наоборот, уничтожением свободы индивида. К тому же, так как в рассматриваемом отношении индивид представляет собой лишь олицетворение денег, то в этом качестве он так же бессмертен, как сами деньги. Наконец, деятельность, направленная на образование сокровищ, это — героическая идиосинкразия, фанатический аскетизм, который, конечно, не наследуется так, как наследуется кровь. Так как обмениваются только эквиваленты, то наследник должен бросить деньги снова в обращение, чтобы реализовать их в виде предмета потребления. Если он этого не делает, то он просто продолжает быть полезным членом общества и брать у него не больше, чем он ему дает. Природа вещей, однако, такова, что расточительность затем, по выражению Стюарта, как «приятный левеллер» ¹¹⁸ снова выравнивает неравенство, так что оно само появляется лишь мимолетно.

Поэтому получивший в обращении развитие процесс обмена меновыми стоимостями не только уважает свободу и равенство, но и является их реальным базисом, а они являются его продуктом. Как чистые идеи они представляют собой идеализированные выражения различных моментов обмена меновыми стоимостями; будучи развиты в юридических, политических и социальных отношениях, они лишь воспроизведены в других степенях. Это подтвердилось также и исторически. Дело не только в том, что триединство собственности, свободы и равенства на этой основе было теоретически впервые сформулировано итальянскими, английскими и французскими экономистами XVII и XVIII веков. Они и реализовались впервые только в современном буржуазном обществе. Древний мир, которому меновая стоимость не служила базисом производства и который, наоборот, погиб вследствие ее развития, произвел свободу и равенство совершенно противоположного и по существу всего лишь локального содержания. С другой стороны, так как в древнем мире в кругу свободных развились по крайней мере моменты простого обращения, то понятно и то, что в Риме, и особенно в императорском Риме, история которого является именно историей разложения античного общественного строя, были развиты определения юридического лица, субъекта процесса обмена, и разработано, в его основных определениях, право буржуазного общества, которое, однако, прежде всего с необходимостью было выдвинуто на первый план как право возникающего промышленного общества в противовес средневековью.

Отсюда возникает заблуждение тех социалистов, в особенности французских, которые хотят доказать, будто социализм представляет собой осуществление буржуазных идей, французской революцией не открытых, а только исторически пущенных в оборот, и тщатся продемонстрировать, что меновая стоимость первоначально (во времени) или по своему понятию (в ее адекватной форме) представляет собой систему всеобщей свободы и всеобщего равенства, но была искажена деньгами, капиталом и т. д. Или же они утверждают, что история до сих пор делала лишь неудачные попытки осуществить свободу и равенство в форме, соответствующей их истинной природе, и что вот теперь они, Прудон например, открыли панацею, благодаря которой подлинная история этих отношений должна быть поставлена на место их искаженной истории. Система меновых стоимостей, а еще больше система денежных отношений, действительно является системой свободы и равенства. Но те противоречия, которые появляются при более глубоком анализе этой системы, представляют собой имманентные ей противоречия, усложнения самой этой собственности, самой этой свободы и самого этого равенства, которые при случае переходят в свою противоположность. Пожелание, чтобы, например, меновая стоимость из формы товара и денег не развивалась в форму капитала или чтобы труд, производящий меновую стоимость, не развивался в наемный труд, столь же благонамеренно, сколь и глупо. От буржуазных апологетов этих социалистов отличает, с одной стороны, ощущение противоречий системы, а с другой — утопизм, непонимание необходимого различия между реальной и идеальной структурой буржуазного общества и вытекающее отсюда желание предпринять совершенно излишнее дело: претворить опять в действительность само идеальное выражение, просветленное и [B''—3] самой действительностью как таковой из себя отбрасываемое рефлектированное отображение [этой же действительности].

Этому взгляду, с другой стороны, противопоставляется пошлый довод, что противоречия в этом, покоящемся на рассмотрении простого обращения, воззрении, возникающие, как только мы переходим к более конкретным стадиям процесса производства, спускаясь с поверхности в его глубину, в действительности являются простой видимостью. Здесь в самом деле утверждается и с помощью абстрагирования от специфической формы более развитых сфер общественного процесса производства, более развитых экономических отношений доказывается, что все экономические отношения представляют собой лишь иные и еще раз иные названия для все одних и тех же отношений простого обмена, товарного обмена и соответствующих им определений собственности, свободы и равенства. Таким образом, например, из обыденного опыта заимствуется, что наряду с деньгами и товаром отношения меновой стоимости выступают еще в форме капитала, процента, земельной ренты, заработной платы и т. д. С помощью процесса весьма дешевенькой абстракции, произвольно отбрасывающей то одну, то другую сторону специфического отношения, это последнее сводится к абстрактным определениям простого обращения, и таким образом доказывается, что экономические отношения, в которых находятся индивиды в тех более развитых сферах процесса производства, являются лишь отношениями простого обращения и т. д.

В этом духе и состряпал свою экономическую теодицею — «Harmonies économiques» — г-н Бастиа. В противовес классической политической экономии Стюарта, Смита, Рикардо, которые находят в себе силу беспощадно изображать производственные отношения в их чистой форме, эта беспомощная напыщенная болтовня выдает себя за шаг вперед [по сравнению с классиками]. Между тем Бастиа не является изобретателем этого гармонического воззрения, он, напротив, заимствовал его у американца Кэри.

Кэри, в воззрениях которого историческим фоном служил только Новый свет, представителем которого он является, в весьма многотомных трудах своего первого периода доказывал существование экономической «гармонии», повсюду еще являющейся сведе́нием [всех экономических отношений] к абстрактным определениям простого процесса обмена, тем, что он повсюду объяснял искажения этих простых отношений, с одной стороны, вмешательством государства, а с другой стороны — воздействием Англии на мировой рынок. Сами по себе гармонии существуют. Однако в неамериканских странах они искажены государством, а в самой Америке — той наиболее развитой формой, в которой эти отношения выступают, их реальностью в форме мирового рынка, в форме Англии²⁴ . Чтобы восстановить их в силе, Кэри не находит другого средства, как призвать в конце концов на помощь разоблаченного им дьявола, государство, и поставить его — т. е. покровительственные пошлины — у врат гармонического рая в качестве ангела-хранителя. Так как он все же — исследователь, а не беллетрист, как Бастиа, то в своем последнем труде ¹¹⁹ он вынужден был пойти дальше. Развитие Америки за последние 18 лет нанесло его гармоническому воззрению такой удар, что причину искажения самих по себе все еще крепко удерживаемых им «естественных» «гармоний» он теперь скорее усматривает не во внешнем воздействии государства, а — в торговле! Результат поистине удивительный: торжественно провозгласить меновую стоимость основой гармонического производства, а затем заявить, что развитая форма обмена, торговля, уничтожает эту меновую стоимость в ее имманентных законах²⁵ ! Именно в такой, полной отчаяния форме высказывает Кэри свое запоздалое суждение о том, что развитие гармонической меновой стоимости — дисгармонично.

6) ПЕРЕХОД К КАПИТАЛУ

[B''—4] Возьмем теперь процесс обращения в его совокупности.

Рассмотрим прежде всего формальный характер простого обращения.

Действительно, обращение представляет собой всего лишь формальный процесс, в котором опосредствуются оба момента — потребительная и меновая стоимость, непосредственно совпадающие и непосредственно распадающиеся в товаре, непосредственным единством которых он является. Товар попеременно меняет каждое из этих двух определений. Если товар положен в качестве цены, то, хотя он представляет собой также и меновую стоимость, реальным, однако, является его бытие в качестве потребительной стоимости; его бытие в качестве меновой стоимости является лишь его отношением [к другим товарам], его идеальным бытием. В деньгах, хотя он и представляет собой также и потребительную стоимость, реальным, однако, является его бытие в качестве меновой стоимости, так как потребительная стоимость, когда она выступает как всеобщая, является лишь идеальной.

В товаре материал обладает ценой; в деньгах меновая стоимость обладает материалом.

Рассмотреть следует обе формы обращения: Т — Д — Т и Д — Т — Д.

Товар, обмененный при посредстве денег на другой товар, выходит из обращения, для того чтобы быть потребленным в качестве потребительной стоимости. Его определение как меновой стоимости и, следовательно, как товара угасло. Теперь он — потребительная стоимость как таковая. Если же самостоятельность по отношению к обращению товар приобретает в форме денег, то он уже представляет собой только лишенную субстанции всеобщую форму богатства и становится бесполезной потребительной стоимостью, золотом, серебром, когда он не входит снова в обращение в качестве покупательного или платежного средства. Действительно, есть противоречие в том, что получившая самостоятельность меновая стоимость, т. е. абсолютная форма существования меновой стоимости, должна быть той формой, в которой меновая стоимость изымается из обмена. Единственная экономическая реальность, которою обладает в обращении образование сокровищ, является для функции денег как средства обращения (в обеих формах — покупательного и платежного средства) вспомогательной реальностью — образование резервуаров, дающих возможность расширять и сокращать количество денег, находящихся в обращении (т. е. функция денег как всеобщего товара).

В обращении имеют место два момента. Во-первых, друг на друга обмениваются эквиваленты, т. е. равные стоимостные величины; вместе с тем, однако, определения обеих сторон меняются местами. Меновая стоимость, фиксированная в виде денег, исчезает (для собственника денег), как только они реализуют себя в товаре как потребительной стоимости; а содержащаяся в товаре потребительная стоимость исчезает (для собственника товара), как только его цена реализует себя в деньгах. Посредством простого акта обмена каждый из обоих предметов обмена — товар и деньги — может потерять свое определение в пользу другого только тогда, когда он реализует себя в этом другом. Ни один из них не может сохранить одно определение, переходя в другое.

Если рассматривать обращение в себе самом, оно представляет собой опосредствование заранее данных противоположных друг другу моментов. Но само оно не создает этих моментов. Поэтому оно само должно быть опосредствовано в своем целом, как совокупный процесс опосредствования. Непосредственное бытие обращения оказывается поэтому чистой видимостью. Обращение есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения. Теперь обращение подвергнуто отрицанию в каждом из своих моментов: как товар, как деньги и как отношение обоих друг к другу, как их простой обмен, обращение.

Повторение процесса как со стороны денег, так и со стороны товара не вытекает из условий самого обращения. Акт не может разгореться вновь сам от себя. Таким образом, обращение в себе самом не несет принципа своего самовозобновления. Оно исходит из предпосланных, а не из созданных им самим моментов. Необходимо, чтобы товары постоянно всё снова, притом извне, бросались в обращение, как топливо подбрасывается в огонь. Иначе обращение индифферентно угасает. Обращение угасло бы в деньгах как индифферентном результате процесса; деньги, — поскольку они уже не находились бы в связи с товарами, ценами, обращением, — перестали бы быть деньгами и выражать производственное отношение; от них осталось бы только их металлическое существование, а их экономическое существование было бы уничтожено.

Деньгам как «всеобщей форме богатства», как получившей самостоятельное существование меновой стоимости противостоит целый мир действительного богатства. Деньги — чистая абстракция этого действительного богатства; поэтому зафиксированное в них, оно — лишь воображаемая величина. Там, где всеобщее богатство представляется существующим в совершенно материальной, осязаемой форме, оно существует лишь в моей голове, является чистой химерой. В качестве материального представителя всеобщего богатства деньги получают реальное существование только тогда, когда они снова бросаются в обращение, когда они исчезают в обмен на особенные виды богатства. В обращении деньги действительны всегда лишь тогда, когда они выдаются. Если же я хочу удержать их у себя, то они незаметно превращаются в чистый призрак богатства. Расходование денег есть единственно возможный способ утвердить их как богатство. Растворение накопленного богатства в преходящих актах потребления есть его реализация. Теперь деньги снова могут быть накоплены другими индивидами, но тогда тот же процесс начинается сызнова. Самостоятельность денег по отношению к обращению есть лишь видимость. Поэтому деньги в своем определении завершенной меновой стоимости снимают себя.

В простом обращении меновая стоимость в ее денежной форме выступает как простая вещь, для которой обращение является лишь внешним движением или которая как субъект индивидуализирована в особенной материи. Далее, само обращение выступает [B''—5] как всего лишь формальное движение: реализация цен товаров, обмен (в конечном счете) друг на друга различных потребительных стоимостей. В качестве исходного пункта обращения предположены: меновая стоимость товара и товары различной потребительной стоимости. Точно так же за рамками обращения находятся и изъятие из него товара потреблением, т. е. уничтожение товара как меновой стоимости, и изъятие денег, приобретение ими самостоятельности, что опять-таки означает некоторую другую форму их уничтожения. Определенная цена (измеренная в деньгах меновая стоимость, т. е. сама меновая стоимость, стоимостная величина) предпослана обращению; обращение только дает ей в деньгах формальное бытие. Но возникает она не в обращении.

Простое обращение, являющееся лишь обменом товара и денег (обменом товаров в опосредствованной форме) — именно потому, что оно есть лишь опосредствующее движение между заранее данными исходными пунктами — может (вплоть до образования сокровищ) исторически существовать без того, чтобы меновая стоимость уже охватила, будь то на всей поверхности или в глубине, производство какого-нибудь народа. Вместе с тем, однако, в ходе исторического развития обнаруживается, как само обращение приводит к буржуазному, т. е. полагающему меновые стоимости, производству и создает себе базис, отличный от того, из которого это обращение непосредственно исходило. Обменивание излишков есть общение, создающее обмен и меновую стоимость. Однако это общение распространяется только на сам акт обмена и протекает рядом с самим производством. А вот если появления посредников, добивающихся обмена (ломбардцы, норманны и т. д.), повторяются и развивается регулярная торговля, при которой производящие народы ведут еще только, так сказать, пассивную торговлю, поскольку толчок к деятельности, создающей обмен, дается извне, а не порождается внутренним строем производства, — то излишек производства должен уже быть не просто случайным излишком, появляющимся время от времени, а постоянно повторяющимся излишком, и таким образом продукт сам приобретает тенденцию ориентироваться на обращение, на создание меновых стоимостей.

Вначале на производство оказывается влияние, скорее, вещественного характера. Круг потребностей расширяется; целью является удовлетворение новых потребностей, а отсюда — бо́льшая регулярность и увеличение производства. Сама организация производства внутри страны уже модифицирована обращением и меновой стоимостью, но они еще не охватили производства ни по всей его поверхности, ни во всей его глубине. Это и есть так называемое цивилизирующее воздействие внешней торговли. В какой мере движение, порождающее меновую стоимость, затрагивает всю совокупность производства — это зависит тогда частично от интенсивности указанного воздействия извне, частично от степени внутреннего развития. Например, в Англии XVI века в результате развития нидерландской промышленности большое торговое значение приобрело английское производство шерсти, а с другой стороны, возросла потребность особенно в нидерландских и итальянских товарах. Чтобы иметь теперь больше шерсти как меновой стоимости для экспорта, пахотные земли превращались в пастбища для овец, была разрушена система мелкой аренды и произошел весь тот насильственный экономический переворот, который оплакивает (разоблачает) Томас Мор.

Таким образом, сельское хозяйство утратило характер труда, осуществляемого ради потребительной стоимости (как непосредственного источника существования), а обмен его излишков утратил характер чего-то до тех пор безразличного и внешнего по отношению к внутренней структуре земледельческих отношений. В некоторых местностях сельское хозяйство само стало всецело определяться обращением и превращаться в производство, создающее исключительно меновые стоимости. Тем самым не только изменился способ производства, но и подверглись разложению все соответствовавшие ему старые, традиционные отношения народонаселения и производства, все прежние экономические отношения. Таким образом, здесь предпосылкой обращения было производство, имевшее дело с меновой стоимостью только в форме избытка, излишка над потребительной стоимостью; но оно уступило место такому производству, которое может существовать только в связи с обращением, производству, непосредственным объектом которого является создание меновой стоимости. Это — пример исторического перехода простого обращения в капитал²⁶ , в меновую стоимость как форму, господствующую над производством.

Движение затрагивает, таким образом, только излишки продуктов производства, направленного на создание непосредственной потребительной стоимости, и протекает только внутри этих границ. Чем меньше вся внутренняя экономическая структура общества еще охвачена меновой стоимостью, тем больше они [участники обмена] выступают как внешние, противоположные друг другу пункты обращения, заранее данные и пассивно к нему относящиеся. Все движение как таковое выступает по отношению к ним обособленно как посредническая торговля, носители которой, например семиты в промежутках античного мира, евреи, ломбардцы и норманны в промежутках средневекового общества, попеременно представляют по отношению к ним различные моменты обращения — деньги и товар. Эти торговые народы и являются посредниками общественного обмена веществ.

Мы здесь, однако, не имеем дела с историческим переходом обращения в капитал. Простое обращение является, скорее, абстрактной сферой буржуазного процесса производства в целом, которая посредством своих собственных определений показывает себя как момент, [B''—6] как всего лишь форму проявления некоторого лежащего позади обращения, из него вытекающего и его производящего более глубокого процесса — промышленного капитала.

Простое обращение, с одной стороны, является обменом наличных товаров и лишь опосредствованием этих противоположных друг другу моментов, лежащих вне обращения и ему предпосланных. Вся деятельность ограничена здесь деятельностью обмена и полаганием тех формальных определений, через которые проходит товар как единство меновой и потребительной стоимости. В качестве такого единства товар был предпослан, или какой-либо определенный продукт был товаром только как непосредственное единство обоих этих определений. В действительности товар является таким единством, товаром, не в покоящемся (неизменном) бытии, а только в общественном движении обращения, в котором оба определения товара — быть потребительной и меновой стоимостью — распределяются между разными сторонами. Для продавца товар становится меновой стоимостью, для покупателя — потребительной стоимостью. Для продавца он является средством обмена, т. е. противоположностью непосредственной потребительной стоимости, вследствие того, что он является потребительной стоимостью для другого; другими словами, для продавца он — подвергшаяся отрицанию непосредственная, индивидуальная потребительная стоимость; с другой стороны, однако, в цене товара выражена его величина как средства обмена, его покупательная сила. Для покупателя товар становится потребительной стоимостью в результате того, что реализуется его цена, т. е. что его идеальное бытие реализуется как деньги. Только в результате того, что покупатель реализует товар для другого в определении чистой меновой стоимости, товар для него самого становится товаром в определении потребительной стоимости. Сама потребительная стоимость выступает двояким образом: в руках продавца — как всего лишь особенное материализованное выражение меновой стоимости, как существование меновой стоимости, а для покупателя — в качестве потребительной стоимости как таковой, т. е. в качестве предмета, удовлетворяющего особенные потребности; для них обоих товар выступает как цена. Один из них, однако, хочет реализовать товар как цену, как деньги; другой реализует деньги в товаре.

Для бытия товара как средства обмена специфично, что потребительная стоимость выступает 1) как снятая непосредственная (индивидуальная) потребительная стоимость, т. е. как потребительная стоимость для других, для общества; 2) как материализованное выражение меновой стоимости для владельца товара.

Раздвоение и чередование товара в обоих определениях: товар и деньги — главное содержание обращения. Но товар не просто противостоит деньгам; его меновая стоимость выступает в нем идеально как деньги; как цена он представляет собой идеальные деньги, деньги же по отношению к нему — только реальность его собственной цены. В товаре меновая стоимость выступает еще как идеальное определение, как идеальное приравнивание к деньгам; затем он получает в деньгах как монете абстрактное, одностороннее, но мимолетное существование в качестве всего лишь стоимости; затем стоимость угасает в потребительной стоимости купленного товара. С того момента, когда товар становится простой потребительной стоимостью, он перестает быть товаром. Его бытие в качестве меновой стоимости угасло. До тех же пор, пока он находится в обращении, он всегда положен двояко: не только в том определении, что он существует как товар по отношению к деньгам, но и в том, что он всегда существует как товар, обладающий ценой, обладающий меновой стоимостью, измеренной в единице-мере меновых стоимостей.

Движение товара проходит через различные моменты, когда он представляет собой цену, становится монетой и, наконец, превращается в потребительную стоимость. Товар предпослан в качестве потребительной и меновой стоимости, ибо только так он является товаром. Однако он осуществляет эти определения формально в обращении, и притом так, что, во-первых, как уже говорилось, он проходит через различные определения; а во-вторых, так, что в процессе обмена его бытие как потребительной и меновой стоимости всегда распределяется между двумя сторонами, двумя полюсами [Extreme] обмена. В обращении его двойственная природа расчленяется, и он обретает свое становление в каждом из предпосланных в нем условий только в результате этого формального процесса. Единство обоих определений выступает как беспокойное, проходящее через определенные моменты и вместе с тем всегда двустороннее движение. Это единство обоих определений выступает всегда только в этой общественной взаимосвязи [Verhältnis], так что различные определения товара на самом деле являются лишь чередующимися отношениями [Beziehungen], в которых находятся друг к другу субъекты обмена во время процесса обмена. Это взаимоотношение субъектов обмена выступает, однако, как объективное отношение, в которое они ставятся содержанием обмена, его общественной определенностью, независимо от их воли. В цене, монете, а также в деньгах эти общественные отношения выступают как отношения для этих субъектов внешние, их себе подчиняющие. Отрицание товара в одном его определении всегда является его реализацией в другом определении. Как цена он уже идеально подвергся отрицанию в качестве потребительной стоимости и положен как меновая стоимость. Как реализованная цена, т. е. как деньги, он является подвергшейся отрицанию потребительной стоимостью. Как реализованные деньги, т. е. как снятое покупательное средство, он является подвергшейся отрицанию меновой стоимостью, реализованной потребительной стоимостью. Товар является потребительной и меновой стоимостью сперва только δυνάμει²⁷ ; только в обращении он становится положенным как то и другое, а обращение представляет собой смену этих определений. Представляя собой, таким образом, чередование и противопоставление этих определений, обращение является всегда также и их приравниванием друг к другу.

Однако в том случае, когда мы рассматриваем форму Т — Д — Т, меновая стоимость, будь то в ее форме цены, будь то в ее форме монеты или в форме движения приравнивания [товара и денег], в форме движения самого обмена, выступает лишь как мимолетное опосредствование. Товар в конце концов обменивается на товар, или, точнее, поскольку определение товара угасло, теперь друг на друга обменены различного качества потребительные стоимости, а само обращение послужило лишь тому, чтобы, с одной стороны, дать потребительным стоимостям перейти из рук в руки в соответствии с имеющейся в них потребностью, а с другой стороны — дать им перейти из рук в руки в соответствии с содержащимся в них рабочим временем: [B''—7] дать им заменить друг друга в той мере, в какой они являются одинаково весомыми моментами всеобщего общественного рабочего времени. Однако теперь брошенные в обращение товары достигли своей цели. Каждый из них в руках нового его владельца перестает быть товаром; каждый из них становится объектом потребности и как таковой потребляется в соответствии со своей природой.

Тем самым обращение пришло к концу. Остается единственно лишь средство обращения в виде простого осадка. Но в качестве такого осадка оно теряет свое определение формы. Оно погружается в свою материю, остающуюся в виде неорганического пепла всего процесса. Как только товар превратился в потребительную стоимость как таковую, он выброшен из обращения, перестал быть товаром. Поэтому не с этой стороны содержания (вещества) нам следует искать дальнейшие определения формы. Потребительная стоимость становится в обращении только тем, в качестве чего она была предпослана независимо от обращения, — предметом определенной потребности. В качестве такого предмета она была и остается вещественным мотивом обращения; однако обращение как общественная форма оставляет ее совершенно незатронутой. В движении Т — Д — Т вещественное выступает как подлинное содержание движения; общественное движение — только как мимолетное опосредствование, цель которого — удовлетворение индивидуальных потребностей, обмен веществ общественного труда. В этом движении снятие определения формы, т. е. определений, вытекающих из общественного процесса, выступает не только как результат, но и как цель; совершенно так же, как ведение судебного процесса для крестьянина, хотя и не для его адвоката. Поэтому для того, чтобы проследить дальнейшее определение формы, возникающее из самого движения обращения, нам следует придерживаться той стороны, где формальный момент [Formseite], меновая стоимость как таковая получает свое дальнейшее развитие; получает через посредство самого процесса обращения более глубокие определения. Другими словами, мы должны придерживаться стороны развития денег, формы Д — Т — Д.

Меновая стоимость как овеществленное количество общественного рабочего времени продолжает, будучи объективирована в обращении, развиваться вплоть до своего бытия в качестве денег как сокровища и всеобщего платежного средства. Если теперь деньги фиксируются в этой форме, то их определение формы равным образом угасает; они перестают быть деньгами, становятся просто металлом, просто потребительной стоимостью, которая, однако, поскольку она не должна служить как таковая в ее металлическом качестве, является бесполезной, т. е. не реализует себя так, как реализует себя в потреблении товар в качестве потребительной стоимости.

Мы видели, как товар реализует содержащиеся в нем моменты, постоянно отрицая какой-нибудь один из них. Рассматривая движение товара как таковое, мы видим, что меновая стоимость существует в нем идеально как цена; товар становится абстрактным средством обмена в монете; но в его заключительной реализации в другом товаре его меновая стоимость угасает, и товар выпадает из процесса [обращения] как простая потребительная стоимость, как непосредственный предмет потребления (Т — Д — Т). Это и есть движение товара, движение, в котором его бытие как потребительной стоимости является доминирующим моментом, и движение на самом деле состоит лишь в том, что товар принимает форму потребительной стоимости, как раз соответствующую определенной потребности, вместо той формы, в которой он находится в качестве товара.

Если же мы станем рассматривать дальнейшее развитие меновой стоимости в деньгах, то увидим, что она в первом движении [Т — Д] приходит только к своему бытию в качестве идеальных денег, или монеты, как единицы [измерения стоимостей] и количества [тех или иных единиц]. Но если мы возьмем оба движения [Т — Д и Д — Т] вместе, то обнаружится, что деньги, существующие в цене только как идеальная единица-мера, как мысленно представляемый материал всеобщего труда, в монете — только как знак стоимости, как абстрактное и мимолетное бытие стоимости, как материализованное мысленное представление, т. е. как символ, — в своей форме, наконец, денег как денег, во-первых, отрицают оба определения, но также и содержат их в себе оба как моменты и вместе с тем прочно оседают в материализованном выражении, самостоятельном по отношению к обращению, в постоянном, хотя и отрицательном к нему отношении.

То, что в обращении, если рассматривать саму его форму, становится, возникает, производится, это — сами деньги, и ничего больше. Товары в обращении обмениваются, но они не возникают в нем. Деньги как цена и монета хотя и являются уже собственным продуктом обращения, но только формально. Предпосылкой цены является меновая стоимость товара, подобно тому как сама монета является не чем иным, как получившей самостоятельное существование формой товара как средства обмена, которая также была предпослана. Обращение не создает меновой стоимости, так же как оно не создает и ее величины. Чтобы товар измерялся в деньгах, и деньги, и товар должны относиться друг к другу как меновые стоимости, т. е. как овеществленное рабочее время. В цене меновая стоимость товара получает лишь отделенное от его потребительной стоимости выражение; точно так же и знак стоимости возникает только из эквивалента, из товара как средства обмена. Как средство обмена товар должен быть потребительной стоимостью, но стать таковою он может только посредством отчуждения, так как он является потребительной стоимостью не для того, в чьих руках он является товаром, а для того, кто его приобретает в обмене как потребительную стоимость. Его потребительная стоимость для владельца товара заключается только в способности товара к обмену, к отчуждению в меру представленной в нем меновой стоимости. Как всеобщее средство обмена товар поэтому становится в обращении потребительной стоимостью только как устойчивое существование меновой стоимости, а его потребительная стоимость как таковая угасает. То, что меновая стоимость полагается как цена, а средство обмена — как деньги, — выступает как простая формальная смена [определений]. Каждый товар как реализованная меновая стоимость является счетными деньгами для прочих товаров, ценообразующим для них элементом, так же как каждый товар является средством обмена (однако здесь он упирается в границы, в которых он является средством обмена, ибо таковым он может быть только по отношению к тому, кто обладает товаром, в котором нуждается обменивающийся, и должен был бы пройти через целый ряд актов обмена, чтобы стать окончательным средством обмена; не говоря уже о громоздкости этого процесса, товар вновь вступил бы в [B''—8] конфликт со своей природой в качестве потребительной стоимости, ибо должен был бы тогда обладать способностью делиться на части, чтобы в требуемых дозах поочередно удовлетворять всем необходимым актам обмена), средством обращения, монетой. В цене и монете оба определения перенесены только на один товар. Это выступает как всего лишь упрощение [процесса обмена]. В тех отношениях, в которых какой-нибудь товар выступает как измеритель стоимости всех прочих товаров, он является средством обмена, эквивалентом, способным к отчуждению в обмен на эти товары; может реально служить в качестве эквивалента, в качестве средства обмена. Процесс обращения придает этим определениям лишь более абстрактную форму в деньгах как монете и средстве обмена.

Поэтому форма Т — Д — Т, этот поток обращения, в котором деньги фигурируют только как мера и монета, выступает только как опосредствованная форма меновой торговли, в основе и содержании которой ничего не изменилось. Рефлектирующее сознание народов воспринимает поэтому деньги в их определениях меры и монеты как произвольные, ради удобства в договорном порядке введенные изобретения; ибо те превращения, которые претерпевают содержащиеся в товаре как единстве потребительной и меновой стоимости определения, являются лишь формальными. Цена, это — лишь определенное выражение меновой стоимости, общепонятное выражение, которое меновая стоимость [получает] на языке самого обращения, подобно тому как монета, которая также и реально может существовать в виде простого символа, является всего лишь символическим выражением меновой стоимости, но в качестве средства обмена остается именно лишь средством для обмена товара, в силу чего сюда не привносится никакого нового содержания. Цена и монета, правда, и возникают-то из общения: они на самом деле являются выражениями, созданными общением, относящимися к общению выражениями товара как меновой стоимости и средства обмена.

Иначе обстоит, однако, дело с деньгами. Они являются таким продуктом обращения, который вырос из него словно бы вопреки уговору [обменивающихся].

Деньги — не просто посредствующая форма товарного обмена. Они представляют собой вырастающую из процесса обращения форму меновой стоимости, такой общественный продукт, который, в силу отношений, в которые вступают индивиды в процессе обращения, создает сам себя. Как только золото и серебро (или любой другой товар) получили развитие в качестве меры стоимости и средства обращения (в качестве последнего — будь то в их телесной форме или в виде символа), они становятся деньгами независимо от содействия и желания общества. Их власть выступает как некий фатум, и сознание людей, особенно в общественных укладах, погибающих вследствие более глубокого развития отношений меновой стоимости, восстает против власти, которую по отношению к людям приобретает материя, вещь, восстает против господства проклятого металла, которое представляется им в виде чистого сумасшествия. Превращение общественных взаимоотношений в прочную, всеобъемлющую, ставящую индивидов себе в подчинение общественную связь проявляется прежде всего в деньгах, и притом в их самой абстрактной и потому самой бессмысленной, самой непостижимой форме — форме, в которой снято всякое опосредствование. И это проявление носит тем более жестокий характер, что оно вырастает из положенной в основу предпосылки о свободных, ничем не стесняемых, атомистически представляемых частных лицах, связанных между собой в сфере производства только посредством взаимозависимых потребностей. Сами деньги содержат в себе отрицание самих себя в качестве простой меры [стоимостей] и монеты.

(Фактически товар, рассматриваемый сам по себе, должен быть для своего владельца лишь бытием меновой стоимости; для владельца товара его материализованное выражение имеет лишь тот смысл, что является овеществлением всеобщего рабочего времени, обладающим способностью обмениваться на любое другое его овеществление; является, следовательно, непосредственно всеобщим эквивалентом, деньгами. Эта сторона, однако, скрыта и проявляется только как одна сторона.)

Древние философы, а также и Буагильбер, рассматривают это как извращение, как злоупотребление деньгами, которые из слуги превращаются в господина, обесценивают естественное богатство, уничтожают равноценность эквивалентов. Платон в своем «Государстве» ¹²¹ хочет насильно удержать деньги в рамках простого средства обращения и меры [стоимости], чтобы не дать им стать деньгами как таковыми. По той же причине Аристотель рассматривает форму обращения Т — Д — Т, в которой деньги функционируют только в качестве меры и монеты, — движение, которое он называет экономическим, — как естественную и разумную, а форму Д — Т — Д, хрематистическую²⁸ , клеймит как неестественную, не соответствующую разумной цели ¹²². Борьба ведется здесь только против меновой стоимости, которая становится содержанием и самоцелью обращения, т. е. против обособления меновой стоимости как таковой в нечто самостоятельное, против того, что стоимость как таковая становится целью обмена и получает самостоятельную форму, вначале пока еще в простой, осязаемой форме денег. При продаже ради купли целью является потребительная стоимость; при купле ради продажи — сама стоимость.

Мы, правда, видели, что деньги на самом деле являются лишь временно не функционирующим средством обращения, — безразлично, войдут ли они позднее в обращение в качестве покупательного средства или в качестве средства платежа. Но их самостоятельное отношение к обращению, изъятие их из последнего лишают их обеих их стоимостей: их потребительной стоимости, поскольку они не должны служить в качестве металла; их меновой стоимости, поскольку они обладают этой меновой стоимостью именно лишь как момент обращения, как взаимно противопоставляемый товарами самим себе абстрактный символ собственной стоимости товаров; как момент движения формы самого товара. Пока деньги остаются изъятыми из обращения, они имеют не больше ценности, чем если бы лежали зарытыми в самой глубокой шахте. Если же они снова входят в [B''—9] обращение, тогда их непреходящему характеру приходит конец, тогда содержащаяся в них стоимость пропадает в потребительных стоимостях тех товаров, на которые они обмениваются, тогда они снова становятся всего лишь средством обращения. Это — один момент. Деньги приходят из обращения как его результат, т. е. как адекватное бытие меновой стоимости, как для-себя-сущий и в себе застывший всеобщий эквивалент.

С другой стороны: в качестве цели обмена, т. е. в качестве такого движения, которое своим содержанием имеет саму меновую стоимость, сами деньги, — единственным содержанием [процесса] является увеличение меновой стоимости, накопление денег. Но на самом деле это увеличение оказывается лишь чисто формальным. Здесь нет того, чтобы из стоимости возникала стоимость, а имеет место следующее: стоимость в форме товара бросают в обращение с тем, чтобы извлечь ее оттуда в виде бесполезной стоимости как сокровище.

«Все говорят, что ты богат; я же утверждаю, что ты беден. Ибо доказательством богатства является пользование им» ¹²³.

По содержанию, таким образом, обогащение предстает как добровольное обеднение. Только отсутствие потребностей, отречение от них, отречение от потребительной стоимости той стоимости, которая существует в форме товара, делает возможным накопление ее в форме денег. Дело в том, что действительное движение по форме Д — Т — Д существует не в простом обращении, где эквиваленты лишь переводятся из формы товара в форму денег и обратно. Если я обмениваю один талер на товар стоимостью в один талер, а этот товар — снова на один талер, то это — процесс, не имеющий содержания. В простом обращении следует рассматривать лишь одно: само содержание этой формы, т. е. деньги как самоцель. Что оно в такой форме встречается, это ясно; не говоря уже о количестве, господствующая форма торговли состоит в том, чтобы обменивать деньги на товар, а товар на деньги. Может случиться и так, и случается, что при этом процессе в результате будет получено не обязательно столько же денег, сколько было предпослано. При плохой сделке может вернуться меньше, чем было отдано. Здесь следует рассматривать только принцип; дальнейшая определенность не относится к самому́ простому обращению. В само́м простом обращении умножение стоимостной величины, движение, в котором целью является увеличение самой стоимости, может выступать только в форме накопления, посредством фазы Т — Д, посредством постоянно возобновляемой продажи товара, когда деньгам не разрешается проделывать свой курс целиком и снова превращаться в товар, после того как товар превратился в деньги. Поэтому деньги выступают не как исходный пункт, как этого требует форма Д — Т — Д, а всегда только как результат обмена. Исходным пунктом они являются лишь постольку, поскольку со стороны продавца товар для него самого имеет значение только как цена, как еще только долженствующие появиться деньги, и поскольку он их бросает в обращение в этой преходящей форме с тем, чтобы извлечь их оттуда в их вечной форме. На самом деле предпосылкой обращения была меновая стоимость, т. е. деньги, и как результат обращения, поскольку это последнее заканчивается накоплением денег, выступает опять-таки адекватное бытие меновой стоимости и ее увеличение.

Деньги, следовательно, также и в их конкретном определении как деньги, в котором они уже сами являются отрицанием себя как простой меры [стоимости] и простой монеты, подвергнуты отрицанию в движении обращения, в котором они полагаются как деньги. Но то, что здесь подвергнуто отрицанию, это — лишь абстрактная форма, в которой выступает в деньгах обособление меновой стоимости, а также абстрактная форма процесса этого обособления. Все обращение, с точки зрения меновой стоимости, подвергнуто отрицанию, поскольку оно не несет в себе принципа самовозобновления.

Обращение исходит из обоих определений товара, из его определения как потребительной стоимости и из его определения как меновой стоимости. Поскольку превалирует первое определение, обращение заканчивается обособлением потребительной стоимости; товар становится предметом потребления. Поскольку превалирует второе определение, обращение заканчивается вторым определением, обособлением меновой стоимости. Товар становится деньгами. Но в это последнее определение товар переходит только в результате процесса обращения, и его отношение к обращению продолжает сохраняться. В этом последнем определении товар развивается дальше как овеществленное всеобщее рабочее время — в его общественной форме. С этой последней стороны и должно поэтому произойти дальнейшее определение общественного труда, который первоначально выступает как меновая стоимость товара, затем — как деньги. Меновая стоимость является общественной формой как таковой; ее дальнейший анализ поэтому — дальнейшим анализом того общественного процесса или углублением в тот общественный процесс, который выбрасывает товар на свою поверхность.

Если мы теперь, [зная, что] обособление меновой стоимости в нечто самостоятельное является результатом процесса обращения, будем исходить из меновой стоимости как таковой, как раньше исходили из товара, то мы найдем следующее:

1) Меновая стоимость существует двояко, как товар и как деньги; последние выступают как ее адекватная форма; но в товаре, пока он остается товаром, деньги не пропадают, а существуют как его цена. Существование меновой стоимости таким образом удваивается: один раз она существует в потребительных стоимостях, другой раз — в деньгах. Обе формы, однако, обмениваются друг на друга, и в результате одного лишь этого обмена как такового стоимость не погибает.

2) Чтобы деньги сохранялись как деньги, они должны, так же как они выступают в виде осадка и результата процесса обращения, [B''—10] быть способны снова войти в этот процесс, т. е. не превращаться в обращении в простое средство обращения, исчезающее в форме товара в обмен на всего лишь потребительную стоимость. Деньги, находясь в одном определении, не должны пропадать в другом, т. е. они должны оставаться деньгами также и в своем бытии как товар, а в своем бытии как деньги — существовать лишь как мимолетная форма товара; в своем бытии как товар — не терять меновую стоимость, а в своем бытии как деньги — сохранять свое отношение к потребительной стоимости. Само их вхождение в обращение должно быть моментом их пребывания у себя, а их пребывание у себя — вхождением в обращение. Таким образом, меновая стоимость теперь определена как некий процесс, а не как всего лишь исчезающая форма потребительной стоимости, безразличная к самой этой потребительной стоимости как к вещественному содержанию, и не как просто вещь в форме денег; она определена как отношение к самой себе через посредство процесса обращения. С другой стороны, само обращение определено уже не как всего лишь формальный процесс, в котором товар проходит через свои различные определения, а дело обстоит так, что сама меновая стоимость, и притом меновая стоимость, измеренная в деньгах, должна в качестве предпосылки выступать как положенная обращением, а в качестве положенной обращением должна выступать как ему предпосланная. Само обращение должно выступать как момент производства меновых стоимостей (как процесс производства меновых стоимостей). В обособлении меновой стоимости в деньгах на самом деле положено лишь ее безразличие по отношению к особенной потребительной стоимости, в которой она себя воплощает. Получивший самостоятельное существование всеобщий эквивалент — это деньги, существуют ли они в форме товара или в форме денег. Получение меновой стоимостью самостоятельного существования в деньгах должно само выступать лишь как момент движения, как, с одной стороны, результат обращения, а с другой стороны, как то, что предназначено к тому, чтобы начать его снова, не застывая в этой форме результата.

Деньги, т. е. получившая самостоятельное существование меновая стоимость, возникшая из процесса обращения как результат и вместе с тем как живой импульс обращения (правда, лишь в ограниченной форме образования сокровищ), подвергли себя отрицанию как всего лишь монета, т. е. как всего лишь мимолетная форма меновой стоимости, как всего лишь растворяющиеся в обращении; они подвергли себя отрицанию также и как деньги, самостоятельно противостоящие обращению. Чтобы не окаменеть в виде сокровища, они должны снова таким же образом войти в обращение, как они из него вышли, но не в качестве простого средства обращения, а так, чтобы их бытие как средства обращения и потому их переход в товар сами были всего лишь изменением формы с тем, чтобы они снова появились в их адекватной форме как адекватная меновая стоимость, но вместе с тем и как умноженная, увеличенная меновая стоимость, реализованная [verwerteter] меновая стоимость. Себя в обращении реализующая [verwertende], т. е. себя умножающая стоимость является вообще для-себя-сущей меновой стоимостью, которая как самоцель проходит через обращение. Эта реализация [Verwertung], это количественное увеличение стоимости — единственный процесс, который может проделать стоимость как таковая — выступает в накоплении денег только как противоположность по отношению к обращению, т. е. через свое собственное снятие. Между тем само обращение должно быть положено как такой процесс, в котором стоимость сохраняется и увеличивается [sich verwertet].

Однако в обращении деньги становятся монетой и в качестве таковой обмениваются на товар. Для того чтобы этот обмен не был только формальным, чтобы меновая стоимость не пропадала в потреблении товара, чтобы дело не ограничивалось простой сменой формы меновой стоимости (один раз — ее всеобщее абстрактное бытие в деньгах, другой раз — ее бытие в особенной потребительной стоимости товара), — меновая стоимость в самом деле должна быть обменена на потребительную стоимость, и товар должен быть потреблен как потребительная стоимость, но в этом потреблении он должен сохраниться как меновая стоимость, другими словами, его исчезновение должно исчезнуть и само должно быть лишь средством для возникновения большей меновой стоимости, для воспроизводства и производства меновой стоимости — производительным потреблением, т. е. потреблением через труд с тем, чтобы овеществлять труд, создавать меновую стоимость. Производство меновой стоимости вообще есть только производство большей меновой стоимости, умножение ее. Ее простое воспроизводство видоизменяет потребительную стоимость, в которой она существует, так же как это делает простое обращение, но не создает, не производит ее.

Ставшая самостоятельною меновая стоимость предполагает обращение как развитый момент и выступает как непрерывный процесс, который полагает обращение и из обращения непрерывно возвращается в себя с тем, чтобы снова полагать обращение. Как само себя полагающее движение меновая стоимость уже не выступает как всего лишь формальное движение заранее предпосланных меновых стоимостей, а представляет собой вместе с тем и движение, само себя производящее и воспроизводящее. Само производство здесь уже не наличествует до своих результатов, т. е. оно не предположено заранее, а выступает как такое производство, которое в то же время само порождает эти результаты; но оно полагает меновую стоимость уже не как всего лишь ведущую к обращению, а как такую меновую стоимость, которая вместе с тем предполагает развитое обращение в его [B''—11] процессе.

Чтобы обособиться в нечто самостоятельное, меновая стоимость должна была бы не только выходить как результат из обращения, но и быть способной снова войти в обращение, в нем сохраниться, становясь товаром. В деньгах меновая стоимость получила самостоятельную форму по отношению к обращению Т — Д — Т, т. е. по отношению к своему окончательному растворению в простой потребительной стоимости. Однако форма эта, если ее зафиксировать, — только отрицательная, мимолетная или иллюзорная. Деньги существуют только по отношению к обращению и как возможность войти в него. Но они теряют это определение, как только они себя реализуют. Они отступают назад к обеим своим функциям — меры и средства обращения. В качестве просто денег они не выходят за пределы этого определения. Одновременно, однако, в обращении положено, что они остаются деньгами, существуют ли они как таковые или как цена товара. Движение обращения должно выступать не как движение их исчезновения, а напротив, как движение их действительного самополагания в качестве меновой стоимости, реализации себя как меновой стоимости. Если товар обменивается на деньги, то форма меновой стоимости, меновая стоимость, положенная как меновая стоимость, деньги, застывает в этом определении только до тех пор, пока деньги держатся вне того обмена, в котором они функционируют как стоимость, пока они уклоняются от него, являются, следовательно, чисто иллюзорным осуществлением стоимости, чисто идеальным ее осуществлением в этой форме, в которой самостоятельность меновой стоимости существует осязаемо.

Та же самая меновая стоимость должна стать деньгами, товаром, товаром, деньгами, как этого требует форма Д — Т — Д. В простом обращении товар становится деньгами, а затем товаром; какой-нибудь другой товар снова полагает себя как деньги. Меновая стоимость не сохраняется при этой смене своей формы. Но в обращении уже положено, что деньги являются и тем, и другим, и деньгами, и товаром, и при чередовании обоих определений сохраняются.

В обращении меновая стоимость выступает двояким образом: один раз как товар, другой раз как деньги. Если она находится в одном определении, то она не находится в другом. Это относится ко всякому особенному товару; равным образом и к деньгам как средству обращения. Однако в обращении, рассматриваемом как совокупное целое, заключено то, что та же самая меновая стоимость, меновая стоимость как субъект, один раз полагает себя как товар, другой раз — как деньги и представляет собой как раз движение, направленное на полагание себя [меновой стоимости] в этих двух определениях и на сохранение себя в каждом из них в виде его противоположности, в товаре — в виде денег, в деньгах — в виде товара. Это есть то, что в простом обращении наличествует an sich²⁹ , но в нем не положено.

Если в простом обращении эти определения самостоятельны по отношению друг к другу положительно, как в товаре, становящемся предметом потребления, то обращение перестает быть моментом экономического процесса; если отрицательно, как в деньгах, то оно становится безумием, безумием, вырастающим из самого экономического процесса.

Нельзя сказать, что меновая стоимость реализует себя в простом обращении, потому что потребительная стоимость не противостоит ей как таковая, ею самою определяемая потребительная стоимость. И обратно, потребительная стоимость как таковая не становится сама меновой стоимостью или становится ею лишь постольку, поскольку определение потребительных стоимостей — быть овеществленным всеобщим трудом — накладывается на них как внешний масштаб. Их единство еще непосредственно распадается, а их различие еще непосредственно растворяется в единстве. То, что потребительная стоимость как таковая опосредствуется меновой стоимостью и что меновая стоимость сама себя опосредствует через потребительную стоимость, теперь должно быть положено.

В простом обращении мы имели всего лишь два формально различных определения меновой стоимости — деньги и цену товара; и всего лишь две вещественно различных потребительных стоимости — Т — Т, для которых деньги, меновая стоимость, являются лишь мимолетным опосредствованием, формой, которую мимолетно принимают эти потребительные стоимости. Действительной связи между меновой и потребительной стоимостью не возникало. В потребительной стоимости, правда, существует также и меновая стоимость как цена (идеальное определение); в деньгах, правда, существует также и потребительная стоимость, как их реальность, их материал. В одном случае всего лишь идеальной была меновая стоимость, в другом — потребительная стоимость. Поэтому товар как таковой — его особенная потребительная стоимость — представляет собой лишь вещественный мотив для обмена, но как таковой выпадает из экономического определения формы; или экономическое определение формы представляет собой лишь поверхностную форму, формальное определение, не проникающее в область действительной субстанции богатства и не имеющее к этой субстанции как таковой никакого отношения; поэтому если это определение формы хотят как таковое закрепить в виде сокровища, то оно [определение формы] незаметно превращается в природный индифферентный продукт, металл, на котором стерт даже последний признак его отношения к обращению. Металл как таковой не выражает, конечно, никакого социального отношения; в нем угасла даже форма монеты, последняя примета его социального значения.

Выйдя из обращения как его предпосылка и результат, меновая стоимость точно так же должна и войти в него снова.

Мы видели уже при рассмотрении денег, — и это ясно выступает в образовании сокровищ, — что рост денег, умножение их представляет собой единственный процесс формы обращения, являющийся для стоимости самоцелью, т. е. что стоимость, ставшая самостоятельной и сохраняющая себя в форме меновой стоимости (прежде всего — денег), одновременно представляет собой процесс ее возрастания; что сохранение ею себя как стоимости является одновременно ее продвижением за свою количественную границу, ее возрастанием как стоимостной величины и что никакого другого содержания самостоятельное обособление меновой стоимости не имеет. Сохранение меновой стоимости как таковой посредством обращения выступает одновременно как ее самовозрастание, а это самовозрастание является [B''—12] ее самореализацией [Selbstverwertung], ее активным полаганием себя как стоимости, создающей стоимость; как стоимости, саму себя воспроизводящей и при этом себя сохраняющей, но одновременно себя полагающей как стоимость, т. е. как прибавочную стоимость. В образовании сокровищ этот процесс еще является чисто формальным. Если рассматривать индивида, то указанный процесс предстает как движение без содержания, превращающее богатство из полезной в бесполезную и, что касается ее определения, ненужную форму. Если рассматривать экономический процесс в целом, то образование сокровищ служит лишь одним из условий самого́ металлического обращения. Пока деньги остаются сокровищем, они не функционируют как меновая стоимость, являются ею лишь в воображении. С другой стороны, также и возрастание — полагание себя как стоимости, стоимости, которая не только сохраняет себя посредством обращения, но и из него себя порождает, т. е. полагает себя как прибавочную стоимость, — является только воображаемым. Та же самая стоимостная величина, которая раньше существовала в форме товара, теперь существует в форме денег; их накопляют в этой последней форме, потому что в другой форме от них отказываются. Если их реализуют, то они исчезают в потреблении. Сохранение и увеличение стоимости является, следовательно, лишь абстрактным, формальным. В простом обращении положена только форма этого сохранения и увеличения стоимости.

Как форма всеобщего богатства, как получившая самостоятельное существование меновая стоимость, деньги не способны ни к какому другому движению, кроме количественного: множить себя. По своему понятию они являются совокупностью всех потребительных стоимостей; но их количественная граница, как граница всегда лишь определенной стоимостной величины, определенной суммы золота и серебра, находится в противоречии с их качеством. Поэтому в их природе заложено постоянное стремление выйти за свою собственную границу.

(Как потребляющее богатство, например в эпоху римских императоров, деньги выступают поэтому как безграничное, безумное расточительство, которое даже потребление пищи пытается поднять до уровня их воображаемой безграничности, т. е. которое с деньгами, как с такой формой богатства, вместе с тем обращается непосредственно как с потребительной стоимостью. Салат из жемчуга и т. д.)

Для стоимости, прочно обособившейся в качестве стоимости, ее умножение совпадает поэтому с ее самосохранением, и сохраняет она себя только тем, что постоянно стремится выйти за свою количественную границу, противоречащую ее внутренней всеобщности. Обогащение, таким образом, является самоцелью. Целеопределяющей деятельностью самостоятельно обособившейся меновой стоимости может быть только обогащение, т. е. увеличение самой себя; воспроизводство, но не формальное только, а такое, в котором она увеличивается. Но как количественно определенная стоимостная величина, деньги являются вместе с тем лишь ограниченным представителем всеобщего богатства, или представителем ограниченного богатства, которое простирается как раз настолько, насколько простирается, точно по нему измеренная, величина его меновой стоимости. Деньги, следовательно, отнюдь не обладают той способностью, которую они должны были бы иметь по их общему понятию, способностью купить все предметы потребления, все товары, всю совокупность материального богатства; они — не «экстракт всех вещей» ¹²⁴.

Итак, фиксируемые как богатство, как всеобщая форма богатства, как стоимость, общепризнанная в качестве стоимости, деньги представляют собой постоянное стремление выйти за свою количественную границу — бесконечный процесс. Их собственная активность состоит исключительно в этом; они сохраняют себя как отличную от потребительной стоимости, самодовлеющую стоимость только тогда, когда они постоянно умножают себя посредством самого́ процесса обмена. Активная стоимость — это только стоимость, полагающая прибавочную стоимость. Единственная функция [денег] как меновой стоимости — сам обмен. В этой функции они, следовательно, и должны умножаться, но не путем изъятия их [из обращения], как это имеет место при образовании сокровищ. При образовании сокровищ деньги не функционируют как деньги. Изъятые как сокровище, они не функционируют ни как меновая, ни как потребительная стоимость, являются мертвым, непроизводительным сокровищем. От них самих не исходит никакого действия. Их умножение является внешним прибавлением из обращения, когда товар снова бросают в обращение и переводят стоимость из формы товара в форму денег, а затем в качестве последних прячут в сохранном месте, т. е. когда деньги вообще перестают быть деньгами. Если же они снова вступают в обращение, то они исчезают как меновая стоимость.

Деньги, проистекающие из обращения как адекватная меновая стоимость и самостоятельно обособившиеся, однако снова в обращение вступающие, в нем и через него себя увековечивающие и реализующие (умножающие), представляют собой капитал. В капитале деньги утратили свою закостенелость и из осязаемой вещи превратились в процесс. Деньги и товар как таковые, равно как и само простое обращение существуют для капитала уже только как особенные абстрактные моменты era бытия, в которых он столь же постоянно появляется, переходя из одного в другой, сколь постоянно и исчезает. Обособление выступает не только в той форме, что капитал противостоит обращению как самостоятельная абстрактная меновая стоимость — деньги, но и в той, что обращение в то же время является процессом его обособления, что он возникает из обращения как нечто самостоятельно обособившееся.

В форме Д — Т — Д ясно выражено, что обособление денег должно выступать как процесс, в равной мере и как предпосылка и как результат обращения. Эта форма как таковая не получает, однако, в простом обращении никакого содержания, не выступает даже как движение содержания, — как такое движение обращения, для которого меновая стоимость является не только формой, но также самим содержанием и самою целью и которое поэтому является формой само́й совершающей процесс меновой стоимости.

Самостоятельно обособившаяся меновая стоимость, деньги как таковые выступают в простом обращении всегда только как результат, caput mortuum³⁰ движения. Они должны выступать равным образом и как его предпосылка; его результат — как его предпосылка, а его предпосылка [B''—13] — как его результат.

Деньги должны сохранять себя как деньги и в своей форме денег и в форме товара; смена же этих определений, процесс, в котором с ними происходят эти метаморфозы, должен выступать вместе с тем и как процесс их производства, как созидание их самих, — т. е. как умножение их стоимостной величины. Когда деньги становятся товаром, а товар как таковой необходимо потребляется в качестве потребительной стоимости и должен исчезнуть, то само это исчезновение должно исчезнуть, само это уничтожение должно себя уничтожить, так что потребление товара в качестве потребительной стоимости само выступает как момент процесса саму себя воспроизводящей стоимости.

Деньги и товар, равно как и отношение их друг к другу в обращении, выступают теперь настолько же в качестве простых предпосылок капитала, насколько, с другой стороны, и в качестве его формы существования; настолько же в качестве простых существующих элементарных предпосылок для капитала, насколько, с другой стороны, и в качестве самих форм существования капитала и его результатов.

Непреходящий характер, к которому стремятся деньги, ставя себя в отрицательное отношение к обращению (изымая себя из него), приобретает капитал, сохраняя себя как раз тем, что он отдает себя во власть обращения. Капитал как меновая стоимость, предполагающая обращение, ему предпосланная и себя в нем сохраняющая, попеременно принимает форму обоих содержащихся в простом обращении моментов, но не так, как это происходит в простом обращении, где он лишь переходит из одной из двух форм в другую, а так, что в каждом из определений он вместе с тем сохраняет отношение к противоположному моменту. Если он выступает в качестве денег, то это теперь всего лишь одностороннее абстрактное выражение его как всеобщности; сбрасывая и эту форму, он сбрасывает только ее основанное на противоположности определение (сбрасывает основанную на противоположности форму всеобщности). Если он положен как деньги, т. е. как эта основанная на противоположности форма всеобщности меновой стоимости, то в нем одновременно положено, что он, в отличие от того, что происходит в простом обращении, должен потерять не всеобщность, а ее основанное на противоположности определение, или что он принимает форму денег лишь мимолетно, т. е. снова обменивается на товар, однако на такой товар, который даже в своей особенности выражает всеобщность меновой стоимости и поэтому постоянно меняет свою определенную форму.

Товар есть не только меновая, но и потребительная стоимость, и в качестве последней он должен быть целесообразно потреблен. В то время, когда товар служит потребительной стоимостью, т. е. во время его потребления, меновая стоимость должна вместе с тем себя сохранять и выступать как целеопределяющая душа потребления. Процесс исчезновения товара должен поэтому выступать вместе с тем как процесс исчезновения его исчезновения, т. е. как воспроизводящий процесс. Потребление товара, следовательно, направлено здесь не на непосредственное удовлетворение потребности, а само выступает как момент воспроизводства его меновой стоимости. Меновая стоимость, таким образом, является в итоге не только формой товара, а выступает как огонь, в котором сгорает сама его субстанция. Это определение вытекает из самого понятия потребительной стоимости. А в форме денег капитал, с одной стороны, будет выступать лишь мимолетно как средство обращения, а с другой стороны — всего лишь как момент, как мимолетное состояние его положенности в определенности адекватной меновой стоимости.

С одной стороны, простое обращение представляет собой наличествующую предпосылку товара, а его противоположные друг другу моменты, деньги и товар, выступают как элементарные предпосылки, как формы, превращающиеся по возможности в капитал; или же они — всего лишь абстрактные сферы процесса производства заранее предпосланного капитала. С другой стороны, они возвращаются в капитал как в свою бездонную пропасть или приводят к нему. (Здесь дать приведенный выше исторический пример³¹ .)

Деньги, заранее предпосланная самостоятельно обособившаяся меновая стоимость, выступают в капитале не только как меновая стоимость, но, будучи самостоятельно обособившейся меновой стоимостью, как результат обращения. И действительно, не происходит никакого образования капитала, прежде чем сфера простого обращения не развилась до определенного уровня, хотя бы и исходя из совершенно других, чем сам капитал, условий производства. С другой стороны, деньги положены как полагающие обращение в качестве движения их собственного процесса, движения их собственной реализации в качестве себя увековечивающей и самовозрастающей стоимости. Как предпосылка они здесь одновременно и результат процесса обращения, а как результат — одновременно и предпосылка определенной его формы, которая была определена как форма Д — Т — Д (сначала только этого ее потока). Они [деньги как капитал] являются единством товара и денег, но их совершающим процесс единством, и в такой же мере, в какой они не являются ни товаром, ни деньгами, они вместе с тем являются как тем, так и другим.

Они сохраняют и увеличивают себя в обращении и через него. С другой стороны, меновая стоимость предположена уже не в качестве простой меновой стоимости, как она существует в товаре в виде простого определения, прежде чем он вступит в обращение, или, точнее, в виде всего лишь подразумеваемого определения, поскольку товар только в обращении становится мимолетно меновой стоимостью. Она существует в форме предметности, но она безразлична по отношению к тому, является ли эта предметность предметностью денег или товара. Она приходит из обращения; следовательно, предполагает его; исходит, однако, вместе с тем от себя как от предпосылки по отношению к обращению.

В действительном обмене денег на товар, как это выражает форма Д — Т — Д, т. е. поскольку реальным бытием товара является его потребительная стоимость, а реальным бытием потребительной стоимости — ее потребление, — из реализующего себя как потребительную стоимость товара должна выйти снова сама меновая стоимость, а как форма ее сохранения и самовозрастания должны выступить деньги и потребление товара. Обращение выступает по отношению к меновой стоимости как момент процесса ее собственной реализации.

[B''—14] Реальное существование товара, его существование как потребительной стоимости, выпадает из простого обращения. Точно так же должно обстоять дело с тем моментом в процессе капитала, где потребление товара выступает как момент самовозрастания капитала.

До тех пор пока деньги, т. е. самостоятельно обособившаяся меновая стоимость, всего лишь фиксируют себя по отношению к своей противоположности, потребительной стоимости как таковой, они действительно способны только к абстрактному существованию. В своей противоположности, в своем становлении потребительной стоимостью и в процессе потребления потребительной стоимости они должны одновременно сохраняться и расти как меновая стоимость, т. е. превращать само потребление потребительной стоимости — как активное отрицание ее, так и ее полагание — в воспроизводство и производство самой меновой стоимости.

В простом обращении каждый товар выступает попеременно как меновая и потребительная стоимость. Как только он реализован в качестве последней, он выпадает из обращения. Поскольку товар фиксируется как меновая стоимость, в деньгах, он ведет к той же бесформенности, но остается в пределах экономического отношения. Во всяком случае, меновое отношение (простое обращение) представляет для товаров интерес лишь постольку, поскольку они обладают меновыми стоимостями. С другой стороны, их меновая стоимость имеет лишь преходящий интерес, снимая односторонность потребительной стоимости — ее свойство быть лишь непосредственно для индивидов существующей потребительной стоимостью, — т. е. доводя потребительную стоимость до ее потребителя; она ничего не меняет в потребительной стоимости, кроме того, что полагает ее как потребительную стоимость для других (для покупателей). Но поскольку меновая стоимость фиксируется как таковая, в деньгах, потребительная стоимость противостоит ей уже только как абстрактный хаос; и именно в результате отделения от своей субстанции она теряет свою силу и устремляется прочь из сферы простой меновой стоимости, высшим движением которой является простое обращение, а высшим завершением — деньги. Внутри самой этой сферы, однако, различие существует только как формальное, поверхностное различение. Деньги в их высшей фиксированности сами снова — товар³² .

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КАПИТАЛ [начало]

А) ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

1) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ. ВЫВЕДЕНИЕ ЭТОГО ПРЕВРАЩЕНИЯ ИЗ ОТНОШЕНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО ОБОСОБИВШЕЙСЯ МЕНОВОЙ СТОИМОСТИ К ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

[B''—16] Как результат простого обращения капитал существует прежде всего в простой форме денег. Однако та предметная самостоятельность, которая в этой форме фиксирует их как сокровище, удерживая их от обращения, исчезла. Напротив, в бытии капитала в форме денег, адекватного выражения всеобщего эквивалента, сказано лишь то, что он безразличен к особенности всех товаров и может принять форму какого угодно товара. Он не представляет собой тот или иной товар, а может быть превращен в любой товар и продолжает быть в каждом из них тою же самой стоимостной величиной и самой к себе как к самоцели относящейся стоимостью. Существующий прежде всего в форме денег капитал не остается, следовательно, противостоящим обращению; напротив, он должен в него войти. Он также и не теряется внутри обращения, переходя из формы денег в форму товара. Его денежное бытие представляет собой скорее лишь его бытие как адекватной меновой стоимости, которая может переходить в любой, безразлично какой вид товара. В любом из них она остается прочно обособившейся меновой стоимостью. Однако самостоятельно обособленная меновая стоимость может быть капиталом только тогда, когда он сам обособлен относительно чего-то третьего, в определенном отношении к чему-то третьему.

(Его бытие в форме денег двояко: он может обменивать себя на какой угодно товар и, как всеобщая меновая стоимость, не привязан к особенной субстанции какого-либо товара; во- вторых, он остается деньгами и тогда, когда он становится товаром; другими словами, тот материал, в котором он существует, представляет собой не предмет для удовлетворения индивидуальной потребности, а материализованное выражение меновой стоимости, которая принимает эту форму только для того, чтобы себя сохранить и умножить.)

Это третье — не товары. Ибо капитал есть деньги, которые из своей формы денег переходят в любую, безразлично какую, форму товара, не теряясь в ней как предмет индивидуального потребления. Вместо того чтобы исключить из своего круга деньги, — весь круг товаров, все товары выступают как такое же число воплощений денег. Что касается природного вещественного различия между товарами, то ни один товар не препятствует деньгам, чтобы они заняли в нем свое место и сделали его частью своей собственной плоти, поскольку ни один из них не исключает в товаре определения денег. Весь предметный мир богатства выступает теперь как тело денег таким же образом, как золото и серебро, и именно всего лишь формальное различие между деньгами в форме денег и деньгами в форме товара делает их способными принимать одинаково ту или другую форму, переходить из формы денег в форму товара. (Обособление в нечто самостоятельное заключается уже только в том, что меновая стоимость прочно удерживает себя в качестве меновой стоимости, существует ли она в форме денег или в форме товара, и она переходит в форму товара только для того, чтобы саму себя увеличить.)

Деньги теперь — опредмеченный [овеществленный] труд, независимо от того, обладает ли он формой денег или особенного товара. Ни один из предметных способов существования труда не противостоит капиталу, а каждый из них выступает как возможный способ его существования, который он может принять путем простой смены формы, перехода из формы денег в форму товара. Единственной противоположностью опредмеченного [овеществленного] труда является труд непредметный, противоположностью объективированного труда — субъективный труд. Или, в противоположность прошлому во времени, но существующему пространственно труду — имеющийся налицо в настоящее время, живой труд. Как имеющийся налицо в настоящее время непредметный (и поэтому еще не опредмеченный [не овеществленный]) труд, он может иметься налицо только как сила, возможность, способность, рабочая сила живого субъекта. Противоположность капиталу как самостоятельно, прочно обособившемуся опредмеченному [овеществленному] труду может составить только сама живая рабочая сила, и, таким образом, единственным обменом, посредством которого деньги могут стать капиталом, является обмен между владельцем капитала и владельцем живой рабочей силы, т. е. рабочим.

Меновая стоимость может приобрести самостоятельность как меновая стоимость вообще только по отношению к потребительной стоимости, противостоящей ей как таковой. Только в рамках этого отношения меновая стоимость может приобрести самостоятельность как таковая, может быть положенной как таковая и функционировать. В деньгах меновая стоимость должна была бы сохранять эту самостоятельность путем абстрагирования от потребительной стоимости, и эта активная абстракция — пребывание в виде противоположности потребительной стоимости — явилась бы здесь на самом деле единственным методом сохранения и увеличения меновой стоимости как таковой. Теперь же меновая стоимость в ее бытии в виде потребительной стоимости, в ее реальном, а не только формальном бытии в виде потребительной стоимости, должна сохранить себя как меновую стоимость — как меновую стоимость в потребительной стоимости как потребительной стоимости — и создать себя из нее. Действительное бытие потребительных стоимостей есть их реальное отрицание, их поглощение, их уничтожение в потреблении. Следовательно, именно в этом их реальном отрицании как потребительных стоимостей, в этом им [B''—17] самим имманентном отрицании и должна меновая стоимость подтвердить себя как сохраняющую себя по отношению к потребительной стоимости, или, лучше сказать, сделать активное бытие потребительной стоимости подтверждением меновой стоимости. Это — не то отрицание, которое имеет место, когда меновая стоимость как цена представляет собой лишь формальное определение потребительной стоимости, в котором последняя идеально снята, на самом же деле здесь как мимолетное формальное определение выступает только меновая стоимость. Это — и не ее закрепление в золоте и серебре, неподвижная твердая субстанция которых предстает как окаменевшее бытие меновой стоимости. На самом деле в деньгах положено, что потребительная стоимость есть всего лишь материализованное выражение меновой стоимости, ее реальность. Однако это — лишь мнимое осязательное существование ее абстракции. Но поскольку потребительная стоимость как потребительная стоимость, т. е. само потребление товара, определяется как полагание меновой стоимости и как всего лишь средство ее полагания, постольку потребительная стоимость товара на самом деле представляет собой лишь выявление совершающей процесс меновой стоимости. Действительное отрицание потребительной стоимости, существующее не в абстрагировании от нее (не в напряженно замерзшем противостоянии ей), а в ее потреблении, это ее реальное отрицание, являющееся вместе с тем ее осуществлением в качестве потребительной стоимости, должно стать поэтому актом самоутверждения, самовыявления меновой стоимости. А это возможно лишь постольку, поскольку товар потребляется трудом, поскольку его потребление само выступает как опредмечивание [овеществление] труда и поэтому — как созидание стоимости. Поэтому для того чтобы себя сохранить и выявить не только формально, как в деньгах, но и в своем реальном существовании в качестве товара, опредмеченная [овеществленная] в деньгах меновая стоимость должна присвоить себе самый труд, обменять себя на него.

Для денег потребительная стоимость является теперь не предметом потребления, в котором они пропадают, а уже только такой потребительной стоимостью, посредством которой они себя сохраняют и умножают. Для денег как капитала не существует никакой другой потребительной стоимости. Именно это и есть отношение капитала как меновой стоимости к потребительной стоимости. Единственной потребительной стоимостью, которая может составить противоположность и дополнение к деньгам как капиталу, является труд, а этот труд существует в рабочей силе, существующей как субъект. В качестве капитала деньги существуют только в связи с не-капиталом, отрицанием капитала, и они являются капиталом только в рамках отношения к этому отрицанию капитала. Действительным не-капиталом является сам труд. Первый шаг, делаемый деньгами в их становлении капиталом, это — их обмен с рабочей силой, чтобы посредством последней превратить потребление товаров, т. е. их реальное полагание и отрицание как потребительных стоимостей, одновременно в выявление ими меновой стоимости.

Обмен, посредством которого деньги становятся капиталом, не может быть их обменом с товарами [вообще], а может быть только обменом с их понятийно определенной противоположностью, с товаром, находящимся к ним самим в понятийно определенной противоположности — с трудом.

Меновой стоимости в форме денег противостоит меновая стоимость в форме особенной потребительной стоимости. Но все особенные товары, как особенные способы существования опредмеченного [овеществленного] труда, одинаково являются выражением меновой стоимости, в которое деньги могут перейти, не пропадая. Деньги, следовательно, могут утратить свой простой характер не в результате обмена с этими товарами, поскольку теперь всегда может быть предположено, что они существуют в той или другой форме. А в результате обмена, во-первых, с единственной формой потребительной стоимости, которой они сами непосредственно не являются, а именно — с непредметным трудом, и вместе с тем — с непосредственной потребительной стоимостью для них как совершающей процесс меновой стоимости, т. е. опять-таки — с трудом. Поэтому превращение денег в капитал может быть осуществлено только путем их обмена с трудом. Потребительной стоимостью, на которую могут обменять себя деньги как потенциальный капитал, может быть только такая потребительная стоимость, из которой возникает, себя производит и себя умножает сама меновая стоимость. А такой потребительной стоимостью является только труд.

Меновая стоимость может реализовать себя как таковую, только противопоставляя себя потребительной стоимости, но не той или иной потребительной стоимости, а потребительной стоимости, соотнесенной с ней самой. Этой потребительной стоимостью является труд. Рабочая сила сама является такой потребительной стоимостью, потребление которой совпадает непосредственно с опредмечиванием [овеществлением] труда, т. е. с созиданием меновой стоимости. Для денег как капитала рабочая сила является той непосредственной потребительной стоимостью, на которую они должны себя обменять. При простом обращении содержание потребительной стоимости было безразличным, [B''—18] выпадало из экономического определения формы. Здесь оно является существенным экономическим моментом самого определения формы. Ибо меновая стоимость определена как прочно обособившаяся в обмене прежде всего только благодаря тому, что она обменивается с такой потребительной стоимостью, которая ей противостоит по своему собственному определению формы.

Условием превращения денег в капитал является то, что собственник денег может обменять деньги на чужую рабочую силу как на товар. Другими словами, что внутри обращения рабочая сила предлагается как товар для продажи, поскольку внутри простого обращения обменивающиеся индивиды противостоят друг другу только как покупатели и продавцы. Условие, стало быть, состоит в том, что рабочий предлагает для продажи свою рабочую силу как предназначенный для использования товар и, следовательно, является свободным рабочим. Условием является, что рабочий, во-первых, распоряжается своей рабочей силой как свободный собственник, относится к ней как к товару; для этого он должен быть свободным собственником своей рабочей силы. А во-вторых, что он свой труд должен обменивать уже не в форме другого товара, опредмеченного [овеществленного] труда, а так, что единственным товаром, который он может предложить, которым он располагает для продажи, является именно его живая, содержащаяся в живой телесности его личности рабочая сила и что, следовательно, условия опредмечивания [овеществления] его труда, предметные условия его труда существуют на другой стороне обращения как чужая собственность, как находящиеся вне его самого товары.

То, что владелец денег — или деньги, поскольку их владелец представляет собой для нас в само́м экономическом процессе пока только их персонификацию — находит рабочую силу на рынке, в пределах обращения, как товар, эта предпосылка, из которой здесь исходим мы и из которой исходит в своем процессе производства буржуазное общество, является, очевидно, результатом долгого исторического развития, итогом многих экономических переворотов и предполагает гибель других способов производства (других общественных производственных отношений) и определенное развитие производительных сил общественного труда. При дальнейшем рассмотрении этого отношения определенный прошедший исторический процесс, содержащийся в этой предпосылке, будет сформулирован еще определеннее. Но эта историческая ступень развития экономического производства — продуктом которого является уже сам свободный рабочий — представляет собой предпосылку для становления и еще в большей степени для существования капитала как такового. Его существование есть результат длительного исторического процесса в экономическом формировании общества.

В этом пункте обнаруживается с полной определенностью, что диалектическая форма изложения верна только в том случае, если она знает свои границы. Из рассмотрения простого обращения для нас раскрывается общее понятие капитала, так как в рамках буржуазного способа производства простое обращение само существует только как предпосланное капиталом и его предпосылающее. Раскрытие общего понятия капитала не делает капитал воплощением какой-то вечной идеи, а показывает, как он в реальной действительности, всего лишь в качестве необходимой формы, еще только [B''—19] должен влиться в созидающий меновую стоимость труд, в покоящееся на меновой стоимости производство.

Существенно важно зафиксировать внимание на том моменте, что отношение, имеющее здесь место как простое отношение обращения (сначала еще ему полностью принадлежащее и выходящее за пределы простого обращения только в силу специфической потребительной стоимости вымениваемого товара), представляет собой лишь отношение денег и товара, эквивалентов в форме обоих противоположных полюсов, как они выступают в простом обращении, внутри обращения, и что обмен между капиталом и трудом, в том виде, в каком этот обмен сам существует как простое отношение обращения, есть не обмен между деньгами и трудом, а обмен между деньгами и живой рабочей силой.

Как потребительная стоимость рабочая сила реализуется только в деятельности самого труда, но совершенно таким же образом, как это происходит при покупке бутылки вина, потребительная стоимость которого реализуется только тогда, когда его пьют. Сам труд точно так же не входит в процесс простого обращения, как в него не входит и процесс питья. Вино как потенция, δυνάμει³³ , есть нечто, годное для питья, а покупка вина — присвоение того, что может быть выпито. Так и покупка рабочей силы представляет собой присвоение способности распоряжаться трудом.

Так как рабочая сила существует в живом организме самого субъекта и обнаруживает себя только как его собственное проявление жизни, то покупка рабочей силы, присвоение права на ее использование, ставит, естественно, покупателя и продавца во время акта использования рабочей силы в иное отношение друг к другу, чем имеющее место при покупке овеществленного труда, существующего как предмет вне производителя. Это обстоятельство не наносит ущерба простому отношению обмена. Только специфическая природа потребительной стоимости, покупаемой здесь за деньги, — а именно то, что ее потребление является потреблением рабочей силы, производством, овеществляющимся рабочим временем, потреблением, созидающим меновую стоимость; то, что ее действительным существованием в качестве потребительной стоимости является созидание меновой стоимости, — превращает обмен между деньгами и трудом в специфическую форму обмена Д — Т — Д, в которой как цель обмена положена сама меновая стоимость, а купленная потребительная стоимость непосредственно является потребительной стоимостью для меновой стоимости, т. е. потребительной стоимостью, созидающей стоимость.

Безразлично, рассматриваются ли здесь деньги как простое средство обращения (покупательное средство) или как средство платежа. Поскольку человек, продающий мне, например, 12-часовую потребительную стоимость своей рабочей силы, свою рабочую силу на срок в 12 часов, на самом деле продаст мне ее только тогда, когда он, если я на этом настою, отработает 12 часов, т. е. только по истечении 12 часов поставит мне свою рабочую силу, проданную на срок в 12 часов, — постольку в природе этого отношения заложено, что деньги здесь выступают как средство платежа; купля и продажа не реализуются сразу, одновременно обеими сторонами. Важно здесь только то, что средство платежа является всеобщим средством платежа, деньгами, и что рабочий поэтому не вступает с покупателем — в результате какого-нибудь особого первобытного способа платежа — в иные отношения, чем отношения обращения. Он превращает свою рабочую силу непосредственно во всеобщий эквивалент и в качестве его владельца поддерживает то же самое соотношение — в масштабе его стоимостной величины — одинаковое соотношение во всеобщем обращении, как и всякий другой; точно так же и целью его продажи является всеобщее богатство, богатство в его всеобщей общественной форме и как возможность удовлетворения всех потребностей³⁴ . [B''—19]

[ДОБАВОЧНЫЕ ЗАМЕТКИ]

¹²⁵

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СВОЙСТВО ЗОЛОТА

«Золото — это пылающий огонь,
ибо оно сверкает в ночи,
выделяясь по преимуществу
среди надменного богатства».
(Пиндар) ¹²⁶

* * *

НЕИЗМЕННАЯ СТОИМОСТЬ ДЕНЕГ

«Как средство платежа деньги — деньги сами по себе — должны представлять стоимость как таковую; на самом деле, однако, они являются лишь идентичным количеством [некоторого однородного вещества], стоимости которого изменяется» ¹²⁷.

* * *

ДЕНЬГИ КАК ДЕНЬГИ (МИРОВАЯ МОНЕТА И Т. Д.)

Деньги, это — отрицание средства обращения как такового, монеты. Но вместе с тем они содержат ее как свое определение: отрицательно, поскольку они всегда могут быть снова превращены в монету; положительно — как мировая монета; но в качестве последней они безразличны к определению формы и по существу они — товар как таковой, вездесущий товар, не зависящий от своего местонахождения. Это безразличие выражается прежде всего в том, что деньги теперь являются деньгами только как золото и серебро, а не как знак, не в форме монеты. Поэтому стоимость имеет не отделка, которую государство придает деньгам в монете, а только ее металлическое содержание. Для золота и серебра, как такого всеобщего товара, как мировой монеты, возвращение к исходному пункту, вообще движение обращения как таковое не обязательно. Пример: Азия и Европа. Отсюда жалобы приверженцев меркантилистской системы на то, что у язычников деньги исчезают, не притекают обратно³⁵ . (То, что сама мировая монета, по мере развития самого́ мирового рынка, поступает в обращение и кругооборот, нас здесь пока еще не касается.)

Деньги представляют собой отрицание самих себя как всего лишь реализации цен товаров, при которой существенно важным всегда остается особенный товар. Наоборот, деньги становятся ценой, реализованной в самой себе, и в качестве таковой также материальным представителем всеобщего богатства.

Деньги подвергнуты отрицанию и в том определении, в котором они — лишь мера меновых стоимостей. Ибо они сами — адекватная действительность меновой стоимости, и они являются таковой в своем металлическом бытии. Определение меры должно быть здесь положено в них самих. Деньги оказываются своей собственной единицей, и мерой их стоимости, мерой денег как богатства, как меновой стоимости, является то количество их самих, которое они представляют, та или другая численность их собственной единицы-меры. Для денег как меры численность их была безразлична; для денег как средства обращения безразлична была их материальность, материя денежной единицы; для денег в этом третьем определении существенна численность их самих как определенной материальной массы (например, количество фунтов). Если иметь в виду деньги в качестве всеобщего богатства, то в них уже нет никакого различия, кроме количественного. Деньги представляют большее или меньшее количество всеобщего богатства, в зависимости от того, находится ли в руках того или другого человека бо́льшая или меньшая численность определенной единицы-меры их самих. Если деньги — всеобщее богатство, то человек тем богаче, чем больше у него денег, и единственно правильный процесс есть накопление денег. По своему понятию деньги вышли из обращения. Теперь это изъятие денег из обращения, накопление их, выступает как существенный объект жажды обогащения и как существенный процесс обогащения. В золоте и серебре я обладаю всеобщим богатством в его чистой форме; чем больше золота и серебра я накопляю, тем больше присваиваю себе всеобщего богатства. Если золото и серебро — всеобщее богатство, то, как определенные количества, они представляют его лишь в определенной степени, т. е. неадекватно. Взятые в целом, они должны постоянно стремиться выйти за пределы самих себя. Это накопление золота и серебра, которое выступает как повторяющееся изъятие их из обращения, есть вместе с тем оберегание всеобщего богатства от обращения, в процессе которого оно постоянно теряется, обмениваясь на какое-нибудь особенное богатство, исчезающее в конце концов в потреблении.

* * *

«У [греческих] трагиков противопоставляются δίχη [справедливость] и χέρδος [корысть]» ¹²⁸.

* * *

ФОРМА СОБСТВЕННОСТИ

Собственность на чужой труд опосредствована собственностью на собственный труд.

РЕФЕРАТЫ К МОИМ СОБСТВЕННЫМ ТЕТРАДЯМ

¹²⁹

Написано примерно в феврале 1859 г.

Впервые опубликовано ИМЛ
на языке оригинала в 1941 г.
в книге: K. Marx. Grundrisse der Kritik
der politischen Oekonomie. Anhang

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

[B'' — 28] Тетрадь C ¹³⁰, стр. 37—39. Аристотель. Т — Д — Т; Д — Т — Д.

Тетрадь A ¹³¹ (стр. 22, 23, 24) (мировой рынок и т. д.). Общественные отношения. Личные (там же) (23, 24). (См. там же кое-что о буржуазной независимости и т. д.) (идеи).

Тетрадь B' Проявление закона присвоения в простом обращении. Почему собственность на собственный труд и отчуждение [Veräußrung] собственного труда, т. е. собственный труд, выступают как основа собственности? (стр. 17) (18). Противоречия при этом (18). Царство буржуазной свободы и буржуазного равенства (18 и сл.). Первый закон: Присвоение через собственный труд. Второй закон: Отчуждение, или превращение продукта в общественную форму (там же). Разделение труда (там же) (19). Английский фермер и французский крестьянин (там же). (Разделение труда. Особенные виды полезного труда и т. д.) (20, 21) (Разделение труда как осуществление свободы и естественной индивидуальности. Там же.) Свобода личности (21) (равенство) там же (21 внизу). Продолжение:

Тетрадь B'' (эта тетрадь): (См. деньги там же, 1а ¹³²) (связанное с ними равенство). Равенство (1, 2) (Собственность. Свобода. Равенство). Проповедники гармонии (3). Простое обращение есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения (4). Исторический переход от обращения к капиталу (5). (Обращение) (6, 7). Деньги как собственно продукт обращения (7) (8) (9) (результат, деньги, обращение). Меновая стоимость как процесс (10) (11). Деньги — капитал (12) (13).

Тетрадь M. Самостоятельные индивиды. Идеи XVIII века (1). Увековечение исторических производственных отношений (2, 3). Производство и распределение вообще (3, 4). Собственность (4). Производство. Распределение. Потребление. Обмен (5, 6, 7, 8, 9, 9'). Распределение и производство (9', 10, 11, 12). Обмен и производство (13).

Тетрадь B''_II¹³³. Превращение денег в капитал (16—19) (выведение этого превращения из отношения самостоятельно обособившейся меновой стоимости к потребительной стоимости). (Деньги как средство платежа по отношению к рабочему, 19.)

Тетрадь II. Простой обмен. Отношения обменивающихся. Гармонии равенства, свободы и т. д. (7—9, 10). (Бастиа, Прудон) (11—12).

Капитал. Сумма стоимостей (12). Земельная собственность и капитал (13). Капитал происходит из обращения. Содержанием служит меновая стоимость. Торговый капитал. Денежный капитал и денежный процент (13). Обращение предполагает другой процесс. Движение между заранее данными противоположными друг другу моментами (14). Переход от обращения к капиталистическому производству (14, 15). Капитал как овеществленный труд и т. д. (15). Сумма стоимостей, употребляемая для производства стоимостей (15, 16). Обращение и т. д. — предпосылка капитала (16). Сэй. Сисмонди (17). Продукт и капитал. Стоимость и капитал. Прудон (18). Капитал и труд. Меновая стоимость и потребительная стоимость для меновой стоимости (19). Деньги и их потребительная стоимость (труд) в рамках этого отношения — капитал. Самоумножение стоимости — ее единственное движение (20). Фраза о том, что ни один капиталист не станет применять свой капитал, не извлекая из этого прибыли (21). Капитал с вещественной стороны — овеществленный труд. Его противоположность — живой производительный (т. е. сохраняющий и увеличивающий стоимость) труд (21). Производительный труд и труд как услуга (21). Производительный и непроизводительный труд. А. Смит и др. (21). Вор по Лодерделю и производительный труд (21, 22). Два различных процесса в обмене между капиталом и трудом (22) (здесь само то, что обменивается на капитал, входит вместе со своей потребительной стоимостью в экономическую определенность формы и т. д. Там же). Капитал и современная земельная собственность (23). Уэйкфилд (24). Обмен между капиталом и трудом. Поштучная заработная плата (25). Стоимость рабочей силы (25, 26). Участие наемного рабочего во всеобщем богатстве определяется лишь количественно (26). Получаемый рабочим эквивалент — деньги. Следовательно, он выступает как [B''—29] равный по отношению к капиталисту (26). Однако цель его обмена — удовлетворение своей потребности. Деньги для него — только средство обращения (26). Бережливость, воздержание как средство обогащения для рабочего (26, 27) (28). Отсутствие стоимости у рабочего, лишение его стоимости — условие существования капитала (28). Капитал противостоит рабочему только как власть вещей. Не носит личного характера (29 ¹³⁴). Отличие от оказания услуг (29). Цель рабочего в обмене с капиталом — потребление. Рабочий всегда должен начинать сызнова. Труд как капитал рабочего (29) и

Тетрадь III (продолжение)

(стр. 8) (рабочая сила как капитал!). Заработная плата непроизводительна (там же). Обмен между капиталом и трудом принадлежит к простому обращению, рабочего не обогащает (9). Отделение собственности от труда — предпосылка этого обмена (там же). Труд в качестве предмета — абсолютная бедность, в качестве субъекта — всеобщая возможность богатства (9). Труд противостоит капиталу без какой-либо особенной определенности (9, 10). Процесс труда, включенный в капитал (10) (11) (12, 13). (Капитал и капиталист, 13.)

Процесс производства как содержание капитала (13, внизу).

Производительный и непроизводительный труд (14). (Производительный труд — это труд, производящий капитал.)

Рабочий относится к своему труду как к меновой стоимости, капиталист к труду рабочего — как к потребительной стоимости и т. д. (14, 15). Рабочий отчуждает от себя труд как производящую богатство силу (15) (капитал присваивает себе труд как такого рода производительную силу. Там же). Превращение труда в капитал и т. д. Сисмонди. Шербюлье. Сэй. Рикардо. Прудон и т. д. (15, 16).

Процесс увеличения стоимости (17) (18) (издержки производства, 19). (Прибавочная стоимость не может быть объяснена обменом. Рамсей. Рикардо.) Капиталист не может жить на свою заработную плату и т. д. (19: faux frais de production³⁶ ). Простое самосохранение, не-умножение стоимости противоречит сущности капитала (19, 20). Капитал входит в издержки производства как капитал. Приносящий проценты капитал. Прудон (20). Прибавочная стоимость. Прибавочное рабочее время (21) (22). Бастиа о системе наемного труда (22). Стоимость труда. Как она определяется (22). Самовозрастание стоимости есть самосохранение капитала. Капиталист не может жить только своим трудом, и т. д. Условия для самовозрастания стоимости капитала. Прибавочное рабочее время и т. д. (22, 23). В какой мере капитал производителен (как создатель прибавочного труда и т. д.) (стр. 23). Это лишь исторически-преходяще (там же). Свободные негры на Ямайке. Самостоятельно обособившееся богатство требует рабского или наемного труда (в обоих случаях принудительного труда) (23).

Прибавочная стоимость. Рикардо (24). Физиократы (24). А. Смит (25, 26). Рикардо (26) (27).

Прибавочная стоимость и производительная сила. Соотношение между ними при их увеличении (26—28) (29—30). Результат (30, 31). Производительная сила труда есть производительная сила капитала (31). Чем больше уже сократился необходимый труд рабочих, тем труднее становится дальнейшее увеличение стоимости капитала (30, 31). О возрастании стоимости капитала (32—38).

Труд не воспроизводит стоимость материала, который он перерабатывает, и орудий, которыми он пользуется. Он сохраняет их стоимость просто в результате того, что в процессе труда относится к ним как к своим предметным условиям. Эта живительная и сохраняющая сила не стоит капиталу ничего; выступает, напротив, как его собственная сила и т. д. (стр. 38—40).

Абсолютное прибавочное время. Относительное (40). Не количество живого труда, а его качество как труда одновременно сохраняет уже содержащееся в материале и т. д. рабочее время (40). Изменение формы и вещества, в непосредственном процессе производства, 40, 41. Простому процессу производства присуще то, что предыдущая ступень производства сохраняется посредством последующей и т. д. (41). Сохранение старой потребительной стоимости посредством нового труда и т. д. (41).

[B''—30] Процесс производства и процесс увеличения стоимости. Количество овеществленного труда сохраняется тем, что его качество как потребительных стоимостей для нового труда сохраняется благодаря контакту с живым трудом (41, 42). В действительном процессе производства отделение труда от предметных моментов его существования снято. Однако в этом процессе труд уже включен в капитал и т. д. Выступает как сила самосохранения капитала. Увековечение стоимости (42). Капиталист получает бесплатно прибавочный труд и сохранение стоимости материала и орудий (42) (43). Труд, присоединяя новую стоимость к старой, одновременно сохраняет, увековечивает последнюю (43). Сохранение стоимостей в продукте не сто́ит капиталу ничего (43).

Благодаря присвоению труда, совершающегося сейчас, капиталист уже имеет чек на будущий труд и соответственно на его присвоение (43).

Бастиа и Кэри (1—4). Бастиа о заработной плате (5—7).

Тетрадь IV. Смешение прибыли и прибавочной стоимости. Ошибочный расчет Кэри (1).

Капиталист, который рабочему не платит за сохранение старой стоимости, требует еще вознаграждения за то, что он разрешает рабочему сохранять старый капитал (2). Прибавочная стоимость и прибыль и т. д. (2, 3).

Различие в потреблении орудий и заработной платы. Первые потребляются в процессе производства, вторая — вне его (3).

Увеличение прибавочной стоимости и уменьшение нормы прибыли (4—7. См. в особенности 7 + Бастиа там же).

Увеличение числа одновременных рабочих дней и т. д. (7, 8) (накопление капитала). Машины (9).

Рост постоянной части капитала по сравнению с расходуемой на заработную плату переменной частью равносилен росту производительности труда (9). Пропорция, в которой при увеличении производительности должен увеличиваться капитал, чтобы нанимать то же самое количество рабочих (9—12). Процентное отношение [прибавочной стоимости] к совокупному капиталу может выражать весьма различные соотношения (12, 13).

Капитал (как и собственность вообще) покоится на производительности труда (13, 14).

Увеличение прибавочного рабочего времени. Увеличение числа одновременных рабочих дней. (Население.) (14). Население может расти по мере того, как сокращается необходимое рабочее время, или по мере того, как относительно уменьшается время, необходимое для производства живой рабочей силы (14). Избыточный капитал и избыточное население (14, 15). Созидание свободного времени для общества (15).

Переход капитала из процесса производства в процесс обращения (15 и сл.). Обесценение самого капитала в результате увеличения производительных сил³⁷ (15) (там же, 15—21) (Конкуренция, стр. 21.) (Капитал как единство и противоречие процесса производства и процесса увеличения стоимости) (22 и сл.). Капитал как предел производства. Перепроизводство (22, 23) (спрос самих рабочих). 24. Границы капиталистического производства, 24, 25. Перепроизводство, 25—28. Прудон, 26, 27, 28. (Как это возможно, что рабочий в цене покупаемого им товара оплачивает прибыль и т. д. и тем не менее получает свою необходимую заработную плату) 29. Цена товара и рабочее время. Прибавочный труд и т. д., 28—31 (цена и стоимость и т. д.). Капиталист не продает слишком дорого; но уж, конечно, дороже того, во что ему обходится вещь (30, 31).

Цена (единицы товара) (31). Бастиа. Снижение цены единицы товара (31). Цена может упасть ниже стоимости без убытка для капитала (31, 32). Количество и единица (мера) важны при определении цены путем умножения [цены единицы продукта на количество этих единиц] (32).

Специфическое накопление капитала (превращение прибавочного труда (дохода) в капитал) (32). Прудон. Определение стоимости и цены. У древних (при рабстве) — не перепроизводство, а перепотребление (32).

Общая норма прибыли (33).

Если капиталист при продаже продукта только покрывает свои издержки производства, то это является перемещением [прибавочной стоимости] к другому капиталисту. Рабочий при этом почти ничего не выигрывает (34—36, особенно 36).

[B''—31] Предел капиталистического производства — отношение прибавочного труда к необходимому. Пропорция между прибавочным продуктом, потребляемым капиталом, и прибавочным продуктом, превращаемым в капитал (38, 39).

Обесценение [капитала] при кризисах (39, 40). Капитал, выходя из процесса производства, снова становится деньгами (40, 41).

Прибавочный труд, или прибавочная стоимость, становится добавочным капиталом. Все условия капиталистического производства выступают теперь как результат самого́ (наемного) труда (42, 43). Процесс претворения труда в действительность является вместе с тем процессом лишения его действительности (43) (44).

Образование добавочного капитала I (44, 45). Добавочный капитал II (45). Переворот в праве присвоения (45).

Главный результат процесса производства и процесса увеличения стоимости: воспроизводство и новое производство самого отношения между капиталом и трудом, между капиталистом и рабочим (45, 46).

Первоначальное накопление капитала, 45, 46 (действительное накопление, там же).

Однажды исторически развившийся капитал сам создает условия своего существования (46) (не как условия его возникновения, а как результаты его бытия) (46).

Первоначальное накопление (47, 48). Личные услуги (48 , 49) (в противоположность наемному труду) (то же самое 50).

{Переворот в законе присвоения, 50. Для рабочего его продукт действительно является чем-то чужим. Разделение труда. Машины и т. д., 50.}

Формы, предшествующие капиталистическому производству (50, 51) (52) (53). Продолжение:

Тетрадь V. Продолжение о процессе, предшествующем образованию капиталистического отношения или первоначальному накоплению (стр. 1—15). Обмен труда на труд основывается на отсутствии собственности у работника (16).

Обращение капитала и обращение денег (16) (17).

Предполагание стоимости внутри каждого отдельного капитала (орудие и т. д.) (стр. 17).

Процесс производства и процесс обращения — моменты обращения (17). Производительность различных капиталов (в различных отраслях производства) обусловливает производительность отдельного капитала (17).

Время обращения. Скорость оборота заменяет массу капитала (17, 18). Зависимость капиталов друг от друга в отношении скорости их оборота (18). Обращение — момент производства. Процесс производства и его длительность. Превращение продукта в деньги. Длительность этой операции. Обратное превращение денег в условия производства. Обмен части капитала с живым трудом (18, 19). Транспортные издержки (19) (20).

Издержки обращения (20). Средства транспорта и связи (20) (21). {(Разделение отраслей труда, 21, 22). Как шелковая промышленность становится необходимой для земледелия (22).} 22 {Объединение многих рабочих. Производительная сила этого объединения (23). Массовый совместный труд. Там же, 23.} 23, 24 (Весь пример с дорогами, каналами, ирригационными сооружениями и т. д. может быть опять использован как пример в том случае, когда они становятся предметом капиталистического производства, а не осуществляемых государством общественных работ, как это было в прошлом. Только превращение формы. Всеобщие условия производства в их отличии от особенных условий производства.) (24) (25).

Доставка на рынок (пространственное условие обращения) входит в процесс производства (25). Временной момент обращения — кредит (25, 26). Капитал — это оборотный капитал (26). Денежное обращение — всего лишь видимость (там же).

Сисмонди. Шербюлье (капитал. Его различные составные части) (26).

Влияние обращения на определение стоимости (26, 27). Время обращения равносильно времени обесценения стоимости (27).

[B''—32] Отличие капиталистического способа производства от всех прежних способов производства (универсальность и т. д.) (27, 28). Пропагандистская природа капитала (29).

Сокращение времени обращения (28,29) (кредит). Шторх (29).

То, что капиталист авансирует, это — труд (Мальтус) (29). Границы капиталистического производства. Томпсон (29).

Обращение и созидание стоимости (29) (30) (выравнивание условий обращения для различных капиталов) 31. Капитал — не источник созидания стоимости (31). Издержки обращения (31).

Непрерывность производства предполагает время обращения снятым (31) (32).

Рамсей. Время обращения. Делает отсюда вывод, что капитал есть собственный источник прибыли (32).

Рамсей. Путаница о прибавочной стоимости, прибыли и законе стоимости (32) (согласно закону Рикардо не было бы, дескать, никакой прибавочной стоимости. Там же).

Рикардо (32, 33). Конкуренция (33). Де Квинси (там же).

Тетрадь VI. Теория стоимости Рикардо. Заработная плата и прибыль. Де Квинси (1). Рикардо (1—2). Уэйкфилд. Условия капиталистического производства в колониях (2) (упоминаемое им постоянство труда следует упомянуть как момент при рассмотрении процесса производства).

Прибавочная стоимость и прибыль. Пример (Мальтус) (3). Прибыль и прибавочная стоимость. Мальтус (3, 4).

Мальтус (4, 5) (ср. это сразу же в начале, где речь идет о продаже рабочей силы, или обмене труда с капиталом) (5) (6). Различие между трудом и рабочей силой (7). Странное утверждение [Мальтуса], будто привхождение капитала ничего не изменяет в оплате труда (7).

Теория Кэри об удешевлении капитала для рабочего (7, 8) (тот же Кэри. Уменьшение нормы прибыли, 8).

Уэйкфилд о противоречии между рикардовской теорией наемного труда и рикардовской теорией стоимости (8).

Бездействующий капитал. Рост производства без предшествующего возрастания капитала. Бейли (8, 9).

Трактовка капитала у Уэйда. Труд — всего лишь агент капитала. Капитал — общественная сила. Цивилизация и мои замечания об этом (9). Все общественные силы труда — как силы капитала. Мануфактура. Промышленность. Разделение труда (9). Формальное объединение различных отраслей труда и т. д. капиталом (9, 10). Накопление капитала (11).

Превращение денег в капитал (10). Наука (11). Первоначальное накопление и концентрация — одно и то же (11). Добровольное и принудительное объединение. Отличие капитала от прежних форм. Росси (11).

Росси. Что такое капитал? Является ли сырой материал капиталом? (11). Необходима ли тут заработная плата? (И, 12) (является ли фонд жизненных средств капиталом? Там же).

Мальтус. Теория стоимости и заработной платы (12, 13). Капитал имеет дело с пропорцией, труд — только с порцией. Там же, 12. См. там же мои замечания о прибавочной стоимости и прибыли. Теория Рикардо. Там же (12, 13. Кэри contra³⁸ Рикардо). Мальтус: заработная плата не имеет ничего общего с пропорцией (13). Мальтусовская теория стоимости (13).

Цель капиталистического производства — стоимость (деньги), а не товар, не потребительная стоимость и т. д. Чалмерс (14).

Экономический цикл. Процесс обращения. Чалмерс (14).

Различие в обороте [капитала]. Прерывание процесса производства (или, вернее, несовпадение его с процессом труда) (14). Общая продолжительность процесса производства (14) (земледелие. Годскин, 15). Неравные периоды производства (14, 15).

[B''—33] В понятии свободного рабочего заложен паупер (15). Население и перенаселение и т. д. (15) (16).

Необходимый труд. Прибавочный труд. Избыточное население. Избыточный капитал (16) (17).

А. Смит. Труд как жертва (теория Сениора о жертве со стороны капиталиста) (17) (18) (прудоновский излишек, 17).

А. Смит. Возникновение прибыли. Первоначальное накопление (18).

Уэйкфилд. Рабский и свободный труд (18).

Аткинсон. Прибыль (18).

Возникновение прибыли. Мак-Куллох (18, 19).

Прибавочный труд. Прибыль. Заработная плата. Экономисты. Рамсей. Уэйд (19).

Скованный капитал. Возвращение капитала. Закрепленный капитал. Джон Ст. Милль (19).

Оборот капитала (20). Процесс обращения. Процесс производства. Оборот. Капитал есть оборачивающийся капитал. Точно так же он есть фиксированный капитал (20, 21). Издержки обращения (21) (22). Время обращения (22). Время обращения и рабочее время (22, 23) {(Свободное время капиталиста, 23).} 24 {Транспортные издержки и т. д., 25}. Обращение. Шторх (25). Метаморфоз капитала и метаморфоз товара (25). Смена форм и обмен веществ капитала. Различные формы капитала (26). Обороты в течение данного периода (26). Оборотный капитал как общая характеристика капитала (26). Год — мера оборотов оборотного капитала. День — мера рабочего времени (26, 27). {Излишек. Прудон. Бастиа (27).} Фиксированный (закрепленный) капитал и капитал оборотный. Милль. Андерсон. Сэй. Де Квинси. Рамсей (27).

См. затруднение с процентами на проценты и т. д. (28). Создание рынков торговлей (28). Основной и оборотный капитал. Рикардо (28). Необходимость быстрого или менее быстрого воспроизводства (28, 29). Сисмонди (29). Шербюлье. Шторх (29).

Деньги и капитал. Вечность стоимости (28).

Аванс капиталиста рабочему (29).

Постоянный и переменный капитал (29). Конкуренция (29, 30) (32 внизу).

Прибавочная стоимость. Время производства. Время обращения. Время оборота (31, 32) (33). Часть капитала попеременно находится в фазе производства, часть — в фазе обращения (33).

Время обращения (34). Прибавочная стоимость и фаза производства. Число актов воспроизводства капитала равно числу его оборотов. Совокупная прибавочная стоимость и т. д. (34) (35).

В обращении капитала — смена форм и обмен веществ (36). Т — Д — Т; Д — Т — Д (там же).

Различие между временем производства и рабочим временем (36). Шторх. Деньги. Торговое сословие. Кредит. Обращение (37).

Малое обращение. Процесс обмена между капиталом и рабочей силой вообще (37) (38). Капитал и воспроизводство рабочей силы (38).

Троякое определение, или троякий способ, обращения (39). Капитал основной и капитал оборотный (39, 40). Время оборота совокупного капитала, разделившегося на оборотный и основной капитал (40). Средний оборот такого капитала (40) (41). Влияние основного капитала на совокупное время оборота капитала (там же).

Обращающийся основной капитал. Сэй. Смит. Лодердель (42). Лодердель о происхождении прибыли, 43.

Процесс труда (43).

Основной капитал. Средство труда. Машина (43).

[B''—34] Тетрадь VII.
Основной капитал. Превращение сил труда в силы капитала, как в капитале основном, так и в оборотном (1). В какой мере основной капитал (машина) создает стоимость (1). Лодердель (там же, 1,2). Машина предполагает наличие массы рабочих (1,2).

Основной капитал и оборотный капитал как два особых вида капитала (2). Основной капитал и непрерывность процесса производства (2). Машины и живой труд (2) (изобретательство). Противоречие между основой буржуазного производства (мерой стоимости) и самим его развитием. Машины и т. д. (3).

Значение развития основного капитала (3) (для развития капитала вообще). Соотношение, в котором создаются основной и оборотный капитал (3).

Свободное время. Его созидание — главное назначение капитала. Антагонистическая форма его в капитале (3, 4).

Производительность труда и производство основного капитала («The Source and Remedy» ¹³⁵) (4).

Использование и потребление. «The Economist». Долговечность основного капитала (4).

Действительная бережливость (экономия), это — сбережение рабочего времени, а значит — развитие производительной силы. Уничтожение противоположности между свободным временем и рабочим временем (5).

Правильное понимание общественного процесса производства (5).

Исторический взгляд Оуэна на промышленное (капиталистическое) производство (5) (6).

Капитал и стоимость природных факторов (6).

Размеры основного капитала показывают уровень развития капиталистического производства (6).

Определение сырого материала, продукта, орудия производства, потребления (6).

Являются ли деньги основным капиталом или оборотным капиталом? (6).

Основной капитал и оборотный капитал в их отношении к индивидуальному потреблению (6, 7).

Время оборота капитала, состоящего из основного капитала и капитала оборотного. Время воспроизводства основного капитала. Для оборотного капитала необходимо только,чтобы перерыв не был так велик, чтобы уничтожалась его потребительная стоимость. Для основного капитала непрерывность производства абсолютно необходима и т. д. (7).

Единица времени для труда — день, для оборотного капитала — год. Более длительный общий период становится единицей вместе с привхождением основного капитала (7). Промышленный цикл (7).

Обращение основного капитала (8).

Так называемый риск (8). Утверждение, что все части капитала в одинаковой мере приносят прибыль, — неверно. Рикардо и т. д. (8).

Один и тот же товар — то основной капитал, то оборотный капитал (8, 9).

Продажа капитала как капитала (9).

Основной капитал, входящий в обращение как потребительная стоимость (9).

Каждый момент, представляющий предпосылку производства, вместе с тем есть его результат. Воспроизводство собственных условий производства. Воспроизводство капитала как основного капитала и оборотного капитала (9, 10).

Основной капитал и оборотный капитал. «The Economist». Смит. Эквивалент оборотного капитала должен быть произведен в течение года. Не так обстоит дело с основным капиталом. Последний делает необходимым производство следующих лет (10, 11).

Расходы по содержанию [основного капитала] (11).

Доход от основного капитала и оборотного капитала (12).

Свободный труд — это скрытый пауперизм. Иден (12, 13).

Чем меньше стоимость основного капитала по отношению к его продукту, тем более этот капитал соответствует своему назначению (13).

[Капитал] подвижный и неподвижный, основной и оборотный (14).

Связь обращения и воспроизводства (14, 15). Необходимость воспроизводства потребительной стоимости в течение определенного времени (15).

Капитал как приносящий плоды. Превращение прибавочной стоимости в прибыль (15). Норма прибыли (15). Падение нормы прибыли (15) (16). Норма прибыли. Сумма прибыли (16) (17). Аткинсон. А. Смит. Рамсей. Рикардо (17). Прибавочная стоимость как прибыль всегда выражает меньшую пропорцию (17, 18). Уэйкфилд (18). Кэри. Бастиа (18) (19). Капитал и доход (прибыль). Производство и распределение. Сисмонди (19). Издержки производства с точки зрения капитала. Прибыль с точки зрения капитала (20). Неравенство прибылей. Выравнивание и общая норма прибыли (20). Превращение прибавочной стоимости в прибыль (20). Законы (20, 21).

[B''—35] Прибавочная стоимость есть отношение прибавочного труда к необходимому труду (21).

Стоимость основного капитала и его производительная сила. Долговечность основного капитала и его производительная сила (21, 22). Общественные силы, разделение труда и т. д., капиталу ничего не сто́ят (21). Отличие от них машины (21, 22). См. 22 также об экономии в применении машин.

Прибыль и прибавочная стоимость (22).

Машины и прибавочный труд. Резюме учения о прибавочной стоимости вообще (22, 23).

Соотношение объективных условий производства. Изменение в соотношении составных частей капитала (23) (24) (25).

Деньги и основной капитал: предполагают определенное количество богатства («The Economist») (25). Соотношение основного капитала и оборотного капитала. Владелец хлопкопрядильной фабрики («The Economist») (25).

Рабство и наемный труд. Стюарт (25, 26). Прибыль от отчуждения. Стюарт (26).

Шерстяная промышленность в Англии со времени Елизаветы (Такет). Шелковая промышленность (он же) (27, 28). Он же о выплавке железа. О хлопкопрядении (28).

Возникновение свободного наемного труда. Бродяжничество. Такет (28).

Блейк о накоплении и норме прибыли (28, 29). (Показывает, что цены и т. д. не безразличны, так как класс чистых потребителей только потребляет, но ничего не воспроизводит.) Бездействующий капитал, там же (28).

Потребительское земледелие в начале XVI века (Такет) (29).

Прибыль. Процент. Влияние машин на рабочий фонд. «The Westminster Review» (29).

Капитал, а не труд, определяет стоимость товаров. Торренс (38, 39).

Минимум заработной платы (39).

Машины и рабочие в хлопчатобумажном производстве в 1826 году. Годскин (39).

Как машины создают сырой материал. Льняная промышленность. Очёсочная пряжа. «The Economist» (39).

Машины и прибавочный труд (39 , 40).

Капитал и прибыль. «Стоимость образует продукт» (40) (41). Отношение рабочего к условиям труда при капиталистическом производстве (41).

Все части капитала приносят прибыль (41).

Соотношение основного и оборотного капитала на хлопчатобумажной фабрике. Прибавочный труд и прибыль у Сениора. Тенденция к удлинению рабочего времени в результате применения машин (41, 42).

Влияние транспорта на обращение и т. д. (42). Транспорт все более упраздняет [необходимость] накопления запасов (42).

Абсолютный прибавочный труд и машины. Сениор (42).

Хлопчатобумажная фабрика в Англии. Рабочие. Пример к вопросу о машинах и прибавочном труде (42).

Пример из книги Саймонса. Глазго. Механизированная ткацкая фабрика и т. д. (43). (Эти примеры — для нормы прибыли.)

Различные способы, какими машины уменьшают необходимый труд. Гаскелл (43).

Труд — непосредственный рынок для капитала (44).

Отчуждение условий труда от труда с развитием капитала (44) (извращение). Извращение лежит в основе капиталистического способа производства, а не только свойственного ему распределения (44).

Меривейл. В колониях [отсутствующая там] естественная зависимость рабочего должна заменяться искусственными ограничениями (44).

Как машина и т. д. сберегает материал. Хлеб. Дюро де Ла Маль (45).

Производительное потребление. Ньюмен (47). Превращения капитала. Экономический цикл (Ньюмен) (47).

Д-р Прайс. Врожденная сила капитала (47) (48).

Прудон. Капитал и простой обмен. Излишек (48).

Необходимость отсутствия собственности у рабочих. Таунсенд (48, 49). Галиани (49).

Бесконечное в процессе. Галиани (49).

[B''—36] Авансы. Шторх (50). Теория сбережений. Шторх (50).

Мак-Куллох. Избыток (50). Прибыль (там же). Периодическое уничтожение капитала. Фуллартон (50).

Арнд. Порожденный природой процент (51).

Процент и прибыль (51) (Кэри) (52). Ростовщичество под залог в Англии (52).

Как купец становится на место мастера (52).

Купеческое имущество (52) (53) (54).

Торговля при эквивалентах невозможна. Опдайк (55).

Капитал и проценты (55).

Две нации могут обмениваться согласно закону прибыли таким образом, что обе получают прибыль, но одна из них постоянно обделяется (59).

НАБРОСОК ПЛАНА ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ»

¹³⁶

Написано примерно в феврале — марте 1859 г.

Впервые опубликовано ИМЛ
на языке оригинала в 1941 г.
в книге: K. Marx. Grundrisse der Kritik
der politischen Oekonomie. Anhang

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

I. ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

1) Превращение денег в капитал

α) Переход

Если капитал обозначается как всего лишь сумма стоимостей, то этим ничего не выражено (II, 12). Накопление денег не есть капитализация (там же). II (13, 14, 15). VI, 23, 24. VI, 28 (внизу. Капитал и деньги).

Обращение и происходящая из обращения меновая стоимость — предпосылка капитала (II, 16) (17) (II, 18).

II, 19, 20 (капитал как меновая стоимость противостоит труду как потребительной стоимости).

II (21) (II, 22).

Сисмонди. VII, 19 (внизу).

Торговый капитал и капитал вообще. Купец и ремесленники. VII, 52 внизу. 53, 54, 55 (Опдайк).

β) Обмен между капиталом и рабочей силой

(II, 22) (II, 23) (II, 25, 26, 27, 28). VI, 13. II, 29. III, 8. III, 14. VI, 37, 38.

Повторение продажи со стороны рабочего (III, 8).

Заработная плата непроизводительна (III, 8).

Обращение рабочего по форме Т — Д — Т (III, 9).

Условием этого обмена является отсутствие собственности у рабочего (III, 9). V, 3, 4, 5, 6 внизу.

Капиталу противостоит абстрактный труд (III, 9) (10, 26).

Меновая стоимость труда (II, 14, 15) (III, 22, 27).

Потребление потребительной стоимости входит здесь в экономический процесс (III, 17). IV, 23, 24 (капитал, создающий наемный труд). IV, 48, 49 , 50.

Историческое условие [возникновения] отношения наемного труда и капитала. V, 8. VII, 12, 13.

Рабочая сила (VI, 7).

Средняя заработная плата (VII, 39. При нашем рассмотрении [этого вопроса] необходимо исходить из минимума).

Учение Кэри о прибыли. VI, 7, 8.

Росси (VI, 11, 12. Вещественные составные части капитала. Принадлежит ли заработная плата к сущности капитала? VI, 38).

Условия обмена. Рабочий — это потенциальный паупер (VI, 15) (16).

Торренс. Капитал, а не труд, определяет стоимость товара (VII, 38, 39) (путаница у рикардианцев. Распределение прибавочной стоимости среди капиталистов).

γ) Процесс труда

(III, 10, 11, 12, 13).

Производительное потребление (VII, 47, вверху. Ньюмен).

δ) Процесс увеличения стоимости

III, 17, 18, 19 , 20, 38 , 39 , 40, 41, 42, 43.

IV, 2 (IV, 7).

Общее понятие прибавочной стоимости (III, 21) (22) (23) (24) (25) (26) (27) (28 , 29) (30) (IV, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7). IV, 13. VI, 10.

Увеличение производительной силы, количество и качество (IV, 4). VII, 20.

При данной производительной силе и данном абсолютном рабочем времени приходится увеличивать число одновременных рабочих дней (IV, 7, 8) (IV, 14).

Одновременные рабочие дни. Там же.

Население. IV, 14, 15.

Увеличение производительной силы идентично с ростом постоянной части капитала по сравнению с его переменной частью (IV, 9).

Как должен расти капитал, чтобы при увеличивающейся производительной силе применять то же число рабочих (IV, 9—12).

Свободное время (IV, 14).

Комбинирование труда. IV, 50.

Мак-Куллох (VII, 50).

2) Абсолютная прибавочная стоимость

(III, 23, 32, 33).

Абсолютное и необходимое рабочее время. V, 24. VI, 16, 17. (VI, 15, 16, 17. Прибавочный труд. Избыточное население).

Прибавочное рабочее время (VI, 19. Рамсей, Уэйд).

Прибавочный труд и необходимый труд (VII, 21) (VII, 44, вверху).

Сениор (VII, 41, 42).

3) Относительная прибавочная стоимость

III, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38.

IV, 12, 13.

α) Кооперация масс

V, 22, 23.

β) Разделение труда

Рабский труд производительнее, чем свободный, если последний не комбинирован. Уэйкфилд. VI, 18.

γ) Машины

IV, 13, 14. VI, 43. VII, 1, 2, 13 (внизу). VII, 22, 39, 40, 42 , 43 внизу.

Выигрыш сырого материала (сбережение) благодаря машинам. VII, 39 («The Economist»).

Цены товаров. Прудон (IV, 26—32).

4) Первоначальное накопление

(III, 20, 21. IV, 44, 45 , 46 , 47 , 50, 51, 52, 53).

Прибавочный продукт. Добавочный капитал (IV, 42, 43, 45).

Капитал производит наемный труд (IV, 43 , 44) (45) (47), V, 15.

Первоначальное накопление. V, 1, 2, 3, 4, 8—15, 16.

Концентрация рабочей силы (VI, 10, 11) (VI, 11. Росси. Объединение).

Прибавочная стоимость в различных формах и как результат применения различных средств. VII, 22, 23, 24.

Сочетание относительной и абсолютной прибавочной стоимости. VII, 23, 24.

Увеличение числа отраслей производства. VII, 23.

Население (VII, 23).

5) Наемный труд и капитал

II, 14 (II, 28, 29) (III, 13) (III, 14) (15, 16) (VII, 40 внизу и 41 вверху). III, 23.

Капитал — общественная сила, цивилизация (VI, 9, 10 (Уэйд)) (VI, 11. Баббедж).

Капитал — это авансы. VI, 29, внизу.

Воспроизводство рабочего посредством заработной платы. VI, 38.

Сами себя снимающие границы капиталистического производства. VII, 2, 3. Свободное время. VII, 3, 4. Самый труд превращается в труд общественный (там же, 4). Оуэн (VII, 5, внизу).

Действительная экономия. Сбережение рабочего времени. Но не в антагонистической форме (VII, 5).

Проявление закона присвоения в простом товарном обращении. Переворот в этом законе

(II, 8, 9, 10, 11, 12) (IV, 45) (50).

VII, 44.

II. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА

Процесс увеличения стоимости капитала есть вместе с тем процесс уменьшения стоимости капитала (IV, 15, 16).

Противоречия (IV, 16, 17) (18). {Это относится к отделу II: Конкуренция капиталов ¹³⁷.}

Капитал есть единство производства и увеличения стоимости как процесс (IV, 18) (19, 20).

Пропагандистская тенденция капитала (IV, 18).

Цивилизующая тенденция капитала (IV, 18, 19).

Противоречие между процессом производства и увеличением стоимости (IV, 22). IV, 24, 25.

Превращение товара в деньги (IV, 40, 41) (VI, 8).

Обращение капитала (V, 16, 17) (VI, 14. Чалмерс) (VI, 36). VII, 9. К Чалмерсу: Блейк. VII, 29. VII, 47.

Процесс производства, процесс обращения (V, 17, 18, 19, 20, 21, 22).

Бездействующий капитал (VI, 8, 9).

Различное время производства. VI, 14, 15. VI, 36.

Дж. Ст. Милль: время обращения (VI, 19) (бездействующий капитал).

Оборот капитала. VI, 19, 20. VII, 47, внизу.

Издержки обращения (VI, 20) (21) (22) (VI, 23, 24, 25). VI, 37.

Оборачивающийся капитал. VI, 20, 21. Фиксированный капитал. Там же. VI, 27. Переход к оборотному и основному капиталу как к двум особым видам капитала. VII, 2.

Оборот (VI, 21, 22). Число оборотов. VI, 31—35. VII, 7.

Время обращения. VI, 22, 23, 25.

Товарный, денежный и промышленный капитал (VI, 26).

Год как мера оборотов капитала (VI, 26, 27).

Основной капитал. Оборотный капитал (VI, 27, 28, 29). VI, 39, 40, 41, 42—44. VII, 8 (внизу), 10, 11, 13, 14, 15.

Большое и малое обращение. VI, 37, 38, 39.

Троякое определение обращения в целом. VI, 39.

Основной капитал. Оборотный капитал. И в том, и в другом общественное определение труда переносится на капитал (VII, 1) (VII, 6).

Удлинение времени обращения равносильно уменьшению числа актов воспроизводства или уменьшению количества капитала, находящегося в процессе производства. Непрерывность [процесса производства] становится необходимой по мере развития основного капитала. Перерыв [в этом процессе] тем самым становится потерей заранее предпосланной стоимости (VII, 2).

Основной капитал и спрос на труд (VII, 28. Бартон).

Основной капитал. VII, 2,3. Соотношение между основным и оборотным капиталом в обществе. VII, 3. VII, 4. Основной капитал — более высокая степень, чем оборотный капитал. Там же, 4.

Долговечность основного капитала. VII, 4. VII, 21, 22.

Деньги — это основной и оборотный капитал. VII, 6.

Основной и оборотный капитал в их отношении к индивидуальному потреблению (VII, 6, внизу, и 7).

Средний оборот совокупного капитала (в отношении к увеличению его стоимости). Отношение между оборотом основного и оборотного капитала. Непрерывность. Различие перерывов в производстве для оборотного капитала и для основного капитала. Время воспроизводства основного капитала становится единицей-мерой экономического цикла. Фаза совокупного воспроизводства [капитала] (VII, 7).

Различное возвращение оборотного и основного капитала (XVII, 8).

Основной капитал, потребительная стоимость которого вступает в обращение (VII, 9).

Производство основного капитала и оборотного капитала (VII, 9, 10).

Расходы по содержанию основного капитала (VII, 11).

Доход от основного капитала и оборотного капитала (VII, 12) (возвращение основного и оборотного капитала. Там же).

Определение времени воспроизводства потребительной стоимостью товара (VII, 15).

III. КАПИТАЛ И ПРИБЫЛЬ

Норма прибыли и прибавочная стоимость (IV, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9. VI, 10) (VI, 12, 13) (17, 18) (39) (43).

Капитал и прибыль (VII, 15) (16) (17) (20, 21) (22) (40) (41).

Как должен расти капитал, чтобы при увеличившейся производительной силе применять то же количество рабочих (IV, 9—13).

Риск. Процент. Издержки производства. VII, 8.

Одинаковая прибыль от всех частей капитала. VII, 8.

Заработная плата и прибыль — это формы производства, а потому и формы распределения и т. д. (VII, 19).

Процент и прибыль. VII, 51, 52.

[IV]. РАЗНОЕ

Дефиниции капитала:

Капитал — «всего лишь орудие производства» (II, 15) (капитал, понимаемый как вещь. Там же) (капитал — не простое отношение, а процесс. Там же. II, 16). Капитал и продукт (II, 18).

Производительный и непроизводительный труд (II, 21, 22) (III, 14).

Земледелие, земельная собственность и капитал (II, 23).

Рынок (II, 24, 25).

Основания для прибыли (III, 19, 20). III, 22, 23.

Издержки производства (III, 20).

Не расходы, а авансы капиталистов (Шторх. VII, 50. Против теории сбережения. Там же).

Прудон и процент и т. д. (III, 20). Внеэкономическое происхождение земельной собственности у Прудона (V, 3). Прибавочная стоимость (VI, 27) (Прайс (Ричард) и Прудон. VII, 47, 48).

Бастиа о системе наемного труда (III, 22). О прибыли и т. д. (VII, 18, 19).

Земледелие (с элементами промышленности в нем самом. XV век. VII, 29. Харрисон).

Денежный капитал (III, 44).

Рикардо. Происхождение прибавочной стоимости. Заработная плата и прибыль — всего лишь дивиденды (VI, 1, 2) (Уэйкфилд против Рикардо. VI, 8) (Мальтус против заработной платы как пропорции. VI, 12) (13). VII, 8.

Мальтус. Теория стоимости (VI, 3 и сл.) (VI, 12, 13).

Труд как жертва у Смита. Жертва воздержания у Сениора (VI, 17) (18).

Происхождение прибыли по Смиту (VI, 18). Лодердель против этого взгляда. VI, 43.

Происхождение прибавочной стоимости по Мак-Куллоху. VI, 18. Заработная плата — часть собственного продукта рабочего. Тот же Мак-Куллох. VI, 19.

Наемный труд и рабство. Стюарт. VII, 25 , 26. Тот же Стюарт: Машины. Там же, 26.

102 В начале июня 1858 г. Маркс составил «Указатель к семи тетрадям», в которых содержится черновой набросок «Критики политической экономии». Указатель этот служил Марксу тем планом, согласно которому он хотел обработать для печати свой черновой набросок. В течение июня и июля 1858 г. Маркс почти не имел возможности работать над своим экономическим трудом (см. письмо Маркса Энгельсу от 8 августа 1858 г.), но с августа и приблизительно до конца октября 1858 г. им был создан первоначальный текст первого выпуска «К критике политической экономии», куда, кроме глав о товаре и о деньгах, должна была войти, согласно тогдашним планам Маркса, также и глава о капитале. В ноябре 1858 г. жена Маркса начала переписывать набело окончательный текст первого выпуска «К критике политической экономии» в составе уже только двух первых глав.

Из первоначального текста до нас дошла только часть, охватывающая последние три четверти второй главы и начало третьей главы. Эта часть занимает две тетради: «B'» и «B''». Текст тетради «B'» начинается с полуслова. Ему предшествовала не дошедшая до нас тетрадь «C», содержавшая, судя по всему, главу о товаре (эта глава первоначально называлась «Стоимость») и начало главы о деньгах.

На обложке тетради «B'» Маркс записал 5 небольших заметок, содержание которых относится к главам о деньгах и о капитале и которые в настоящем издании печатаются в конце первоначального текста, как своего рода добавления к нему. — 407.

103 Маркс цитирует здесь по-немецки одно место из «Застольных бесед ученых мужей» древнегреческого писателя-компилятора Атенея. В дальнейшем Маркс это же место приводит по-гречески. См. Athenaeus. «Deipnosophistarum libri quindecim». Edidit Schweighaeuser. Tomus II. Argentorati, 1802, p. 121. — 415.

104 Маркс имеет в виду то место из Ксенофонта, которое он цитирует в первом выпуске «К критике политической экономии» (см. настоящее издание, т. 13, стр. 119). Это место взято из IV главы трактата Ксенофонта «Об увеличении доходов или поступлений Афинского государства». — 415.

105 По-видимому, намек на стихотворение Гёте «Das Göttliche» («Божественное»), начинающееся словами «Edel sei der Mensch» («Пусть благородным будет человек»). — 417.

106 См. примечание 101. — 421.

107 Маркс цитирует это место из трактата Кёрнера по английской книге: «Lectures on Gold for the instruction of emigrants about to proceed to Australia». Delivered at the Museum of Practical Geology. London, 1852, p. 94—95. Ср. настоящий том, часть I, стр. 122. — 422.

108 Библия. Откровение Иоанна, глава 17, стих 13, и глава 13, стих 17.

Апокалипсис (или Откровение Иоанна) — одно из произведений раннехристианской литературы, входящее в Новый завет. Написано в I веке. Автор Апокалипсиса выражает чувство всеобщей ненависти к Римской империи, которую клеймит именем «зверя», и считает ее воплощением дьявола.

Маркс цитирует Апокалипсис по так называемой «Вульгате», т. е. по общеупотребительному среди католиков латинскому переводу Библии. — 427.

109 [W. Petty.] «A Treatise of Taxes and Contributions». London, 1667, p. 47. — 428.

110 Имеется в виду библейский рассказ о том, как легендарный родоначальник евреев Иаков, достигнув преклонного возраста и предчувствуя приближение смерти, благословил двух сыновей своего сына Иосифа. Вопреки существовавшему у древних евреев обычаю, Иаков свое главное благословение (возложением правой руки) дал не старшему, а младшему сыну Иосифа, мотивируя это тем, что младшему сыну предстоит более славное будущее, чем старшему (Библия. Бытие, глава 48, стих 13—21). — 429.

111 Маркс цитирует трактат Лютера «Von Kauffshandlung und Wucher» (1524) по книге: «A. L. Schlözer’s Briefwechsel meist historischen und politischen Inhalts», Siebender Theil, Heft XXXVII—XLII. Göttingen, 1780, S. 265—266. — 430.

112 См. примечание 108. — 433.

113 Источник этой приведенной на английском языке цитаты установить не удалось. — 435.

114 Библия. Евангелие от Матфея, глава 6, стих 19. — 437.

115 Маркс цитирует произведение Пьетро Мартире Ангьеры (в переводе на русский язык его имя означает «Петр Мученик») «De Orbe Novo» («О Новом свете»), издание 1530 года, по книге: W. Н. Prescott. «History of the Conquest of Mexico, with a Preliminary View of the Ancient Mexican Civilisation, and the Life of the Conqueror Hernando Cortez». 5th edition. Vol. I. London, 1850, p. 123. — 438.

116 J. Grimm. «Geschichte der deutschen Sprache». Erster Band. Leipzig, 1848, S. 12—14 (ср. настоящее издание, т. 13, стр. 136). — 439.

117 Aristoteles. «Ethica Nicomachea», liber V, caput 8, § 14. In: Aristotelis Opera ex recensione I. Bekkeri. Tomus IX, Oxonii, 1837, p. 99. — 439.

118 J. Steuert. «An Inquiry into the Principles of Political Oeconomy». Vol. I. Dublin, 1770, p. 367.

Левеллер — уравнитель, сторонник социального равенства. В период английской буржуазной революции XVII века «левеллерами» назывались члены и сторонники радикально-демократической партии. — 456.

119 В рукописи здесь поставлены кавычки и оставлено место для того, чтобы позднее вписать название книги Кэри. По всей вероятности, Маркс имеет в виду книгу «The Slave Trade, Domestic and Foreign». Philadelphia, 1853, о которой он писал Энгельсу 14 июня 1853 г. (см. настоящее издание, т. 28, стр. 227—228). Но в этом письме книга Кэри фигурирует под заголовком «Slavery at home and abroad» («Рабство y нас и за границей»). — 459.

120 Иронический намек на «Критику практического разума» Канта. — 459.

121 Plato. «De Republica», liber II. In: Platonis Opera omnia. Editio G. Stallbaumii. London, 1850. Ср. настоящее издание, т. 13, стр. 100. — 471.

122 Aristoteles. «De Republica», liber I. caput 9—10. In: Aristotelis Opera ex recensione I. Bekkeri. Tomus X, Oxonii, 1837, p. 13—17. Ср. настоящее издание, т. 13, стр. 119. — 472.

123 Маркс приводит uo-гречески начало 166-й эпиграммы XI книги «Греческой антологии» («Anthologie graeca ad fidem codicie olim Palatini nunc Parisini edita». Curavit F. Jacobs. Tomus secundus. Lipsiae, 1814, p. 370). Автор эпиграммы неизвестен. — 473.

124 P. Boisguillebert. «Dissertation sur la Nature des Richesses, de l'Argent et des Tributs». В сборнике: «Economistes financiers du XVIII-e siècle». Ed. E. Daire. Paris, 1843, p. 399. См. настоящее издание, т. 13, стр. 107, и т. 23, стр. 152, а также I часть настоящего тома, стр. 164 и 220. У Буагильбера сказано: «précis de toutes les denrées» («экстракт всех товаров»). — 481.

125 Эти заметки написаны Марксом на обложке тетради «B'»: первая — на лицевой стороне обложки, остальные четыре — на оборотной ее стороне. Третья заметка в значительной степени воспроизводит текст 4-й страницы II тетради «Главы о деньгах» (см. настоящий том, часть I, стр. 174—176). — 494.

126 Маркс приводит по-гречески и в латинском прозаическом переводе несколько строк из первой олимпийской оды Пиндара. — 494.

127 Маркс здесь своими словами передает мысль Бейли из его книги «Money and its Vicissitudes in Value», London, 1837, p. 9—11. — 494.

128 Эта фраза приведена Марксом по-латыни. Источник ее установить не удалось. Ср. настоящее издание, т. 13, стр. 119. — 496.

129 «Рефераты» представляют собой обзор тех материалов, содержащихся в тетрадях «M», I—VII, «C», «B'» и «B''», которые не были использованы в первом выпуске «К критике политической экономии», законченном в январе 1859 года. Маркс составил этот обзор с целью облегчить себе написание той части своего экономического труда, которая должна была явиться продолжением первого выпуска «К критике политической экономии».

«Рефераты» занимают последние девять страниц текста тетради «B''».

В своих «Рефератах» Маркс после римской цифры или буквы, обозначающей тетрадь, указывает арабскими цифрами страницы тон или иной тетради. — 497.

130 Тетрадь «C» до нас не дошла. Судя по всему, она содержала первоначальный текст первой и начала второй главы «К критике политической экономии». — 499.

131 Тетрадь «A» — другое обозначение I тетради рукописи «Критика политической экономии (черновой набросок 1857—1858 годов)». — 499.

132 По-видимому, речь идет о не дошедшей до нас обложке тетради «B''», оборотную сторону которой Маркс назвал страницей 1а. — 499.

133 Тетрадью «B''_II» Маркс называет ту часть тетради «B''», которая содержит раздел «Превращение денег в капитал». — 500.

134 Указываемая Марксом страница 29 (последняя страница II тетради) до нас не дошла. — 501.

135 Маркс имеет в виду анонимную брошюру «The Source and Remedy of the National Difficulties», London, 1821. — 509.

136 Набросок плана третьей главы «К критике политической экономии» — главы о капитале — содержится в особой (не имеющей ни номера, ни буквенного обозначения) маленькой тетради и не имеет общего заголовка. Он дает группировку вопросов, трактуемых в тетрадях II—VII большой экономической рукописи 1857—1858 годов по трем основным разделам: 1) Процесс производства капитала, 2) Процесс обращения капитала, 3) Капитал и прибыль. В конце наброска имеется еще раздел «Разное», где преобладают вопросы по истории политической экономии.

Между многими рубриками плана в рукописи оставлены большие, ничем не заполненные интервалы.

В своих ссылках на рукопись 1857—1858 годов Маркс римскими цифрами обозначает номера тетрадей, арабскими — номера страниц соответствующей тетради. — 513.

137 Имеется в виду второй отдел книги «О капитале», которую Маркс предполагал разделить на четыре отдела: 1) Капитал вообще, 2) Конкуренция или действие многих капиталов друг на друга, 3) Кредит, 4) Акционерный капитал. См. настоящее издание, т. 29, стр. 254. — 518.

Нашли ошибку? Выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

— связующим началом (буквально: связь вещей). Ред. ↩
— без лишних слов, без околичностей. Ред. ↩
— связующим началом. Ред. ↩
««Чтобы показать, как мало», говорит г-н Слейтер (из фирмы «Моррисон, Диллов и К°», чьи сделки — среди крупнейших в Лондоне), «действительных денег участвует в торговых операциях», он дает анализ непрерывной цепи коммерческих сделок, охватывающих многие миллионы фунтов стерлингов в год и являющих собою неплохой пример общего состояния торговли в стране. Размеры поступлений и платежей за 1856 год, пропорционально уменьшенные и сведенные к масштабу всего лишь 1 000 000 ф. ст., показаны в следующей таблице:
(Report from the Select Committee on the Bank Acts etc. 1. July 1858, p. LXXI). ↩
В рукописи над словом «Gesamtsumme» написано «Gesamtpreis» («совокупной ценою»). Ред. ↩
— потенциально. Ред. ↩
В рукописи здесь оставлено пустое место. Оно заполнено текстом в квадратных скобках на основании аналогичных мест в рукописи «Критики политической экономии» (см. настоящий том, часть I, стр. 128, и часть II, стр. 349 —360). Ред. ↩
Этот космополитический характер денег бросался в глаза уже древним. «Из какой страны он, из какого племени? Он — богач» ¹⁰³. ↩
См. настоящий том, часть I, стр. 174 и 178. Ред. ↩
См. настоящий том, часть II, стр. 297. Ред. ↩
По-видимому, к этому месту относится следующая фраза, дополнительно написанная Марксом в левом верхнем углу страницы: «(Деньги выступают здесь фактически как их [членов общества] общая сущность [Gemeinwesen], существующая в вещной форме вне их самих)». Ред. ↩
— в данном месте и в данный момент. Ред. ↩
— в данном месте и в данный момент. Ред. ↩
Непереводимая игра слов: английское слово commodities означает товары, а также удобства, полезные вещи; слово discommodities означает неудобства, бесполезные, ненужные, вредные вещи. Ред. ↩
— одна из провинций бывших «Испанских Нидерландов» (т. е. теперешней Бельгии). Ред. ↩
— Отец семейства должен продавать, а не покупать. Ред. ↩
По видимому, описка, вместо III. Ред. ↩
Подобное же — в комедии Аристофана «Плутос». ↩
— как любые полноценные деньги, а не как те же самые золотые или серебряные монеты, которые были выданы заемщику заимодавцем. Ред. ↩
См. настоящий том, часть II, стр. 421—422. Ред. ↩
См. настоящий том, часть I, стр. 125. Ред. ↩
— раб. Ред. ↩
— не пахнут. Ред. ↩
Положение, например, гармонично, если внутри какой-либо страны патриархальное производство уступает место промышленному; процесс разложения, сопровождающий такое развитие, рассматривается только с его положительной стороны. Но положение становится дисгармоничным, когда английская крупная промышленность ужаснейшим образом кладет конец патриархальным или мелкобуржуазным формам национального производства других стран. В концентрации капитала внутри какой-либо страны и в разлагающем действии этой концентрации Кэри видит только положительные стороны. Но воздействие, оказываемое концентрированным английским капиталом на другие национальные капиталы, что он разоблачает как монополию Англии, это — сама дисгармония. ↩
Кэри действительно является единственным оригинальным экономистом Америки, и его трудам придает большое значение то обстоятельство, что в качестве их материальной основы у него всюду выступает буржуазное общество в его наиболее свободной и наиболее широкой реальности. В абстрактной форме он описывает широту американских [экономических] условий, противопоставляя их Старому свету. Единственный реальный фон у Бастиа — мелочность французских экономических отношений, всюду высовывающих из его гармоний свои длинные уши; в противоположность этим отношениям, идеализируемые им английские и американские производственные отношения формулируются у него как «требования практического разума» ¹²⁰. Поэтому Кэри богат самостоятельными, так сказать bona fide [добросовестными] исследованиями специфических экономических вопросов. Там, где Бастиа в порядке исключения делает вид, что он спускается со своих кокетливо отшлифованных общих мест к рассмотрению действительных категорий (например, при рассмотрении земельной ренты), там он просто списывает у Кэри. Поэтому в то время как Кэри ведет борьбу главным образом с возражениями против его гармонического воззрения, с возражениями в той форме, в какой их развили сами английские экономисты-классики, Бастиа ведет перепалку с социалистами. Кэри с его более глубоким воззрением находит в самой политической экономии ту противоположность, которую он как поборник гармонии должен преодолеть, в то время как тщеславный и упрямый резонер [Бастиа] усматривает эту противоположность только за пределами политической экономии. ↩
В рукописи: «…des historischen Rückgangs… in das Kapital…». Однако ниже употреблено выражение: «der historische Uebergang der Zirkulation in das Kapital». Ред. ↩
— потенциально. Ред. ↩
— барышническую. Ред. ↩
— «в себе», в возможности, в скрытом виде, потенциально. Ред. ↩
Буквально: мертвая голова; в переносном смысле: мертвые остатки, отходы после прокаливания, химической реакции и т. д. Ред. ↩
См. настоящий том, часть II, стр. 462—464. Ред. ↩
Нижняя часть 14-й страницы и вся 15-я страница остались в рукописи незаполненными. Ред. ↩
— в возможности. Ред. ↩
Здесь рукопись обрывается. На следующей странице написан только заголовок: «Производительный и непроизводительный труд». Последние страницы этой тетради занимают «Рефераты к моим собственным тетрадям». Ред. ↩
См. настоящий том, часть 1, стр. 174, и часть II, стр. 429—430. Ред. ↩
— непроизводительные издержки производства. Ред. ↩
В оригинале вместо полужирного шрифта здесь разбивка — Lenin Crew. ↩
— против. Ред. ↩

Предисловие Lenin Crew

Из предисловия Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к тому 46 Собрания сочинений Маркса и Энгельса

ФРАГМЕНТ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ТЕКСТА ВТОРОЙ ГЛАВЫ ПЕРВОГО ВЫПУСКА «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ» И НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ

[ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕНЬГИ (окончание)]

[2) ДЕНЬГИ КАК СРЕДСТВО ОБМЕНА (ОКОНЧАНИЕ: ПЕРЕХОД ОТ ДЕНЕГ КАК СРЕДСТВА ОБМЕНА К ДЕНЬГАМ КАК СРЕДСТВУ ПЛАТЕЖА)]

3) ДЕНЬГИ КАК МЕЖДУНАРОДНОЕ ПЛАТЕЖНОЕ И ПОКУПАТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО, КАК МИРОВАЯ МОНЕТА

4) БЛАГОРОДНЫЕ МЕТАЛЛЫ КАК НОСИТЕЛИ ДЕНЕЖНОГО ОТНОШЕНИЯ

5) ПРОЯВЛЕНИЕ ЗАКОНА ПРИСВОЕНИЯ В ПРОСТОМ ОБРАЩЕНИИ

6) ПЕРЕХОД К КАПИТАЛУ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КАПИТАЛ [начало]

А) ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

1) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ. ВЫВЕДЕНИЕ ЭТОГО ПРЕВРАЩЕНИЯ ИЗ ОТНОШЕНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО ОБОСОБИВШЕЙСЯ МЕНОВОЙ СТОИМОСТИ К ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

[ДОБАВОЧНЫЕ ЗАМЕТКИ]

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СВОЙСТВО ЗОЛОТА

НЕИЗМЕННАЯ СТОИМОСТЬ ДЕНЕГ

ДЕНЬГИ КАК ДЕНЬГИ (МИРОВАЯ МОНЕТА И Т. Д.)

ФОРМА СОБСТВЕННОСТИ

РЕФЕРАТЫ К МОИМ СОБСТВЕННЫМ ТЕТРАДЯМ

НАБРОСОК ПЛАНА ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ»

I. ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

II. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА

III. КАПИТАЛ И ПРИБЫЛЬ

[IV]. РАЗНОЕ

Комментарии

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Ваш комментарий (необязательно):

Предисловие Lenin Crew

Из предисловия Института марксизма-​ленинизма при ЦК КПСС к тому 46 Собрания сочинений Маркса и Энгельса

ФРАГМЕНТ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ТЕКСТА ВТОРОЙ ГЛАВЫ ПЕРВОГО ВЫПУСКА «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ» И НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ

[ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕНЬГИ (окончание)]

[2) ДЕНЬГИ КАК СРЕДСТВО ОБМЕНА (ОКОНЧАНИЕ: ПЕРЕХОД ОТ ДЕНЕГ КАК СРЕДСТВА ОБМЕНА К ДЕНЬГАМ КАК СРЕДСТВУ ПЛАТЕЖА)]

3) ДЕНЬГИ КАК МЕЖДУНАРОДНОЕ ПЛАТЕЖНОЕ И ПОКУПАТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО, КАК МИРОВАЯ МОНЕТА

4) БЛАГОРОДНЫЕ МЕТАЛЛЫ КАК НОСИТЕЛИ ДЕНЕЖНОГО ОТНОШЕНИЯ

5) ПРОЯВЛЕНИЕ ЗАКОНА ПРИСВОЕНИЯ В ПРОСТОМ ОБРАЩЕНИИ

6) ПЕРЕХОД К КАПИТАЛУ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КАПИТАЛ [начало]

А) ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

1) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ. ВЫВЕДЕНИЕ ЭТОГО ПРЕВРАЩЕНИЯ ИЗ ОТНОШЕНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО ОБОСОБИВШЕЙСЯ МЕНОВОЙ СТОИМОСТИ К ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

[ДОБАВОЧНЫЕ ЗАМЕТКИ]

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СВОЙСТВО ЗОЛОТА

НЕИЗМЕННАЯ СТОИМОСТЬ ДЕНЕГ

ДЕНЬГИ КАК ДЕНЬГИ (МИРОВАЯ МОНЕТА И Т. Д.)

ФОРМА СОБСТВЕННОСТИ

РЕФЕРАТЫ К МОИМ СОБСТВЕННЫМ ТЕТРАДЯМ

НАБРОСОК ПЛАНА ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ «К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ»

I. ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА

II. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА

III. КАПИТАЛ И ПРИБЫЛЬ

[IV]. РАЗНОЕ

Комментарии

Похожее

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Ваш комментарий (необязательно):

Из предисловия Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к тому 46 Собрания сочинений Маркса и Энгельса