Раньше за призыв читать что-нибудь сложнее «Манифеста» (а то и сам «Манифест») любой мигом получал клеймо диваниста, болтуна и талмудиста, подменяющего живую жизнь скучными книжками, когда «всё уже давно сказано» и «всем и так всё понятно».
Теперь же тренд на невежество в левой среде уходит в прошлое.
Со второй половины 2010-х начался кружковый бум: повсюду начали открываться марксистские кружки и кружковые объединения. Каждая группа из 3,5 студентов считала приемлемым объявить себя марксистским кружком. Понемногу левые в очередной раз взяли на вооружение старую схему: застой закончился, сейчас как пройдём кружковый этап — а там и Коммунистическая партия не за горами!
Но что это за кружки? (Хочется добавить слово «были», однако приходится признать, что таких до сих пор как грязи.)
В худшем случае такой кружок — просто тусовка, собрание знакомых и друзей с поверхностными и толком не обдуманными общими взглядами на ряд вопросов, которые среди них бесконечно и без особого смысла дебатируются: «Сталин или Троцкий?», «уважаем ли мы ветеранов?», «когда идём пить пиво?» Разумеется, такое сборище если и читает что-то, то делает это бессистемно, спонтанно, выхватывая из красноватой информационной струи случайные произведения классиков на политические темы, в лучшем случае разбавляя их чем-нибудь вроде «Политэкономии» Островитянова и «Диамата» Корнфорта.
В более приличном варианте это небольшие замкнутые на себя группы, занятые самообразованием по более-менее строгой программе. Поначалу такие кружки чаще всего были независимыми и существовали в режиме «недоучки учат недоучек»: когда опытных людей в кружке нет, все примерно равны по уровню образованности, занятия чаще всего сводятся к пересказу книжки и совместному обсуждению вопроса «что хотел сказать автор». Программы, соответственно, сперва также составлялись самими кружковцами (и неимение опытных кадров, конечно, всё-таки сказывалось на качестве подбора литературы и структурирования программы). Где-то учёба лучше, где-то хуже, но в любом случае самообразованием здесь всё и ограничивается: у этих кружков, кроме избы-читальни, есть разве что паблики, контент которых в лучшем случае состоит из заметок с простеньким анализом избитых идеологем или новостей, а в худшем — из репостов и однообразных мемов. Исключения, конечно, были, но единичные — вроде тюменского «Молота», который, несмотря на грубые ошибки и политические заскоки, во всяком случае, смог подняться до чтения чего-то выше базового уровня и написания полноценных статей.
Сегодня, впрочем, волна независимых кружков уже схлынула. Основная их масса влилась в какое-нибудь из кружковых объединений (либо стала появляться сразу в их составе): Политштурм, РПР, Союз Марксистов, Вектор и так далее. Тут им дали и программу от «знающих товарищей», и какое-то направление для общей работы (в соответствии с профилем организации)… Зачастую, впрочем, ни содержание местных пабликов, ни качество учёбы значимо в лучшую сторону не поменялось. Связано это было как с обыкновенно весьма условным контролем за учебной работой ячеек в регионах, так и с тем, что абсолютному большинству этих организаций нужны были в первую очередь рабочие руки для оформления сайтов и работы с курьерами, для чего якобы достаточно знать основные постулаты. Ну и, конечно, никуда не делся вопрос о том, так ли уж умны те, кто ведёт за собой эти организации… Впрочем, мы отвлеклись.
Тех и других объединяло и объединяет одно: с марксистскими кружками прошлого, на материале которых Александр Тарасов и другие характеризовали т. н. «кружковый этап», у них из общего только название. Кружок конца XIX века — это экономически и политически автономная ячейка, то бишь обладающая собственными кассой, руководством, связями, выходами на местные предприятия, а то и купленной в складчину подпольной печатной машиной. Впрочем, были и не подпольные: не секрет, что Ленин и компания занимались вполне легальным издательским бизнесом, поэтому прятать типографию им не было нужды.
Поэтому и суть таких кружков была совсем другой:
Эти кружки были вызваны к жизни не ограничением «свободы мысли» у отдельных кучек учащейся интеллигенции, а длящимся к 1890-м уже тридцать лет постоянным революционным движением. Уже было массовое движение «нигилистов» 60-х, традиция «революционной демократии», хождения в народ, когда молодых людей арестовывали тысячами каждый год за простое хранение запрещённых прокламаций, приговаривая их ко многим годам каторги. Уже была выработана, выстрадана и опробована идея прямой политической борьбы 1879–1884 годов.
Эти кружки были не первым гражданским опытом молодёжи, только-только осознавшей что-нибудь вроде «несправедливости мира» или того, что официальная идеология настолько устарела, что уже начала подгнивать… А вот нынешние кружки в массе своей именно такие и подобны не-марксистским кружкам 1860-х, а не коммунистам 1890-х, которые и были представителями того самого кружкового этапа.
«Трудно представить себе более резкую противоположность. Нигилист стремится во что бы то ни стало к собственному счастью, идеал которого „разумная“ жизнь „мыслящего реалиста“. Революционер ищет счастья других, принося ему в жертву своё собственное. Его идеал — жизнь, полная страданий, и смерть мученика»1 ,
— сравнивает Степняк-Кравчинский нигилистов 1860-х с революционерами.
Сейчас в кружки идут за тем же, за чем тогда шли нигилисты. Люди видят вокруг «неразумную», «неустроенную» жизнь и ищут место, где их просветят, где им подарят великие истины и сделают из них поборников науки. Это проявляется, например, в том, что бóльшая часть контента, который левые выпускают для самих себя — самый обычный «научпоп», абстрактное «просвещение» по случайным занимательным вопросам, а бóльшая часть политически окрашенного контента у них не направлена на привлечение людей к конкретной деятельности и даже не содержит чёткой идейной линии, которая однозначно и всесторонне характеризовала бы позицию и систему взглядов «контентмейкера», позволяя людям ясно сказать «да, я с ним» или «нет, я точно против».
Так же существует и большинство левых организаций, ибо один из корней известного всем «вождизма» и замкнутости левых групп состоит именно в том, что у них изначально не стоит реальной цели угостить кого-то плодами своей деятельности. Подлинная цель большинства таких объединений — достичь некоего «просветления», самим приобщиться к чему-то великому и важному, а не отдать этому великому свои драгоценные силы и умения. Отсюда же, например, растёт агрессивное нежелание левых вкладываться в дело финансово. Отсюда же — формализм и недоверие членов кружков друг к другу, их разобщённость. Разумеется, подобные явления существовали и во времена большевиков:
«В один из этих кружков входили курсистки, фельдшерицы, студенты, гимназистки. Приходя на квартиру к Борецкой, у которой собиралась молодёжь, я сразу погружался в привычную умственную среду. Студент Рыбников, близоруко щурясь, пощипывая машинально булку, отпивал редкими глотками чай и, не отрывая глаз от книги, рассеянно отвечал на приветствия и вопросы. Его товарищ, восьмиклассник Шевелёв, расхаживал по комнате, глубоко засунув руки в карманы, свесив голову и о чём-то думая. Берта, фельдшерица, сидела на диване, куталась в платок либо хлопотала у стола. Её подруга Лина шуршала газетой, а Трубина лежала на кушетке, заложив за голову руки, мечтательно смотрела в потолок. Каждого из них воспринимал я в отдельности, поодиночке. Сдвигались стулья, проводилась очередная беседа. И всегда было у меня такое ощущение, будто говорю я лишь для себя и будто, слушая меня, и Рыбников, и Шевелёв, и Лина, и Берта, и Трубина заняты тоже собой и ничего не хотят знать друг о друге. И я с напряжением старался изложить свои мысли как можно логичней и цветистей: хотелось показать, что я знаю Канта, Гегеля, Маха, Плеханова, Маркса, Ленина; я щеголял сравнениями, так как чувствовал, что слушатели следят не столько за тем, что я им говорю, а как говорю.
После доклада Рыбников, щурясь и точно нехотя, спрашивал:
— Простите, я не понял той части вашего реферата, где вы коснулись вопроса о концентрации капитала. Не кажется ли вам, что новейшие успехи техники позволяют производить дешёвые и общедоступные орудия производства; их могут приобретать мелкие и средние ремесленники и в городе и в деревне?
Я настораживался не потому, что Рыбников сомневался в некоторых основных вопросах марксизма, а потому что в его тоне, в манерах улавливал вызов и какую-то намеренную отчуждённость. У нас разгорался спор. В спор вмешивались остальные члены кружка. Мы перебивали друг друга, обрывали на полуслове. Каждый ценил лишь своё собственное мнение, мнения же других считал вздорными. Мы расходились ещё больше чуждые друг другу»2 ,
— вспоминает Воронский о кружке молодой интеллигенции уже после 1905 года.
Да, многое из описанного — родовая черта интеллигенции, обусловленная её общественным положением. Даже если речь идёт об интеллигенции пролетарской, даже об искренне болеющей за дело класса — чего уж говорить о самодовольных просветлённых одиночках, чей подлинный движущий мотив состоит в осознании своего интеллектуального превосходства над «коллегами».
Это не значит, что нам (а сейчас «мы» — в основном студенты и интеллигенция) не нужно жёстко и бескомпромиссно искоренять в себе этот эгоистический индивидуализм. Каждый обязан прямо спрашивать себя: ради чего он здесь? каков его предел? А дав ответ себе, спрашивать о том же и товарищей.
Однако, сказав всё это, мы должны подчеркнуть и другую крайность. На текущем уровне развития некоторые левые выбирают альтернативу такому индивидуализму — слепое подчинение «вождям», на которых они наткнулись раньше, чем на других, постоянное сглаживание принципиальных вопросов и острых углов «в пользу коллектива» и хаос полуграмотной толпы, бегущей за каждым, кто умеет складно болтать и имеет деньги на стильный «продакшн». Зачастую мы видим и прямой переход индивидуализма в вождизм, который вполне закономерен: тому, кто пришёл ради сугубо личных вопросов, проще получать готовые ответы, а не пытаться разбираться в людях и процессах самому. Так, все современные крупные левые организации выросли именно из описанных выше «групп одиночек», кучек «уникальных личностей», называемых по старой памяти кружками, которые объединились вокруг немногочисленных «лидеров общественного мнения».
В руководстве большинства из таких организаций сидят случайные люди, просто сумевшие полюбиться массе индивидов. Они то и дело несут чушь и не несут за это ответственности. Мы видим постоянные личные ссоры и обиды, подчас полностью обрывающие сотрудничество, видим постоянные интернет-войны, когда бывшие «индивиды» превращаются в оголтелую толпу, с пеной у рта спорящую в комментариях о чём угодно. Все без исключения организации, с представителями которых автор общался (а это почти все крупные левые организации РФ), сталкиваются с одной и той же проблемой: пассивное и аморфное большинство попадает под власть кучки «активистов» с хорошо подвешенным языком — а те рулят массой одиночек как хотят. И нет никакой разницы, как именно это осуществляется: бюрократическими ли играми с назначением удобных им дат голосований и собраний или же пафосным эпатажем с сочинением убогих песенок про своих конкурентов, резко становящихся «врагами народа» и «попирателями демократии». Ещё древним грекам было прекрасно известно, что деспотия — порождение толпы, а не злостного узурпатора.
Любому склонному к анализу человеку очевидно, что, вопреки мнению толпы, миллион одиночек стоит меньше, чем десяток действительно единых меж собой людей, имеющих глубокое общее мировоззрение, ясную и конкретную общую цель, и потому осознающих, что у них одна общая судьба. Однако, прежде чем говорить о том, как выстроить крепкий коллектив (об этом можно написать отдельный материал, и здесь этот вопрос я затрону лишь косвенно), нужно сказать о главной и необходимой его предпосылке.
Такой предпосылкой является… развитый, полностью автономный и самодостаточный индивид. Вот такая диалектика.
Но обо всём по порядку.
Сегодня постанова для рядовых левых внутри организаций, а также для их неприкаянных (не состоящих в организациях) братьев по разуму, такова: теорию глубоко изучать должны или некий «теоретический отдел», или руководство, решающие стратегические вопросы (очень, кстати говоря, демократично), или «те, кому это интересно». Обычному же левому, по их мнению, читать «Капитал» ни к чему: для него всё уже разжёвано, переварено и выдавлено могучей кучкой говорунов-научпоперов — как советских, так и нынешних. Осталось воспользоваться 54 метрами их контента — и программа-минимум для обычного левого выполнена.
Мы в корне не согласны с этим тезисом и считаем его губительным, буквально фатальным если не для дела в целом, то для множества рядовых активистов самих по себе. Оснований у нашей позиции несколько. Замечу, что здесь мы не будем касаться вопроса о том, зачем вообще нужно изучать теорию, почему нельзя обойтись «Манифестом» и т. д. Мы посвятили этой теме тонну текста. Здесь речь пойдёт только о том, зачем необходимо читать и учиться абсолютно каждому, считающему себя коммунистом по Марксу — Энгельсу, вне зависимости от его положения и рода занятий.
Во-первых, именно это препятствует возникновению ситуации, когда доморощенные болтуны крутят толпой как хотят, говоря подчас совершенно антимарксистскую чушь и направляя свою паству по любому пути, по которому им заблагорассудится. Грамотный и подкованный рядовой активист, даже не обладая выдающимися ораторскими навыками, всегда сможет поймать своего «народно избранного вождя» на лжи, подлоге, банальной ошибке, популизме и т. д. В левой среде отлично известен пример «науч»-попера Яна Топлеса, который на голубом глазу скармливает подписчикам полнейшую чушь, подчас целиком выстраивая свои ролики на фейках и ошибках.
Но чем от фанатов Яна отличаются сторонники какой-нибудь левой организации или кого-нибудь из её лидеров, имеющие знания о марксизме на уровне четырёхмесячного кружкового курса из пары брошюрок, пары «выжимок» и пачки лекций, которые они совершенно не способны раскритиковать?
Да и четыре месяца — ещё неплохо, часто мы видим два и меньше: сейчас модно «играть на сокращение» кружковых программ. Бороться ж надо, реальные дела делать, некогда учиться! Даже народники, в глазах позднейших марксистов бывшие эталоном героических людей, которых погубило именно отсутствие систематизированной теории, на основании которой они бы принимали конкретные решения, практически поголовно читали «Капитал». Они его на русский и перевели. Да, как затем верно отмечал Воронский в своей биографии Желябова, ввиду неразвитости России они сумели вынести из него лишь теории эксплуатации и кое-что о земле. Но мы-то сейчас живём в другой стране — а «Капитал» уважаем меньше, чем народники!
«Кружки были повышенного и пониженного типа. Царские шпионы шныряли по окраинам, на фабриках и заводах, но кружки были хорошо законспирированы: члены данного кружка знали только друг друга; с другими кружками связь поддерживалась организаторами и агитаторами, на то особо уполномоченными партией. Читали „Капитал“ Маркса, Лассаля, сочинения Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Бокля, Флеровского. Из художественной литературы в ходу были: „Что делать“, Глеб Иванович Успенский, Наумов, Златовратский, „История одного крестьянина“ Эркмана-Шатриана, „Спартак“ Джиованниоли, „Эмма“ Швейцара. Иногда происходили страстные споры между чернопередельцами и народовольцами»3 .
Во-вторых, именно глубокое усвоение марксистской теории, а также передовых данных современной науки, является основным условием той самой автономности, о которой говорилось выше. Человеку, твёрдому в своих убеждениях и способному их отстоять в любых условиях, будет несложно сходу отсеять откровенный псевдонаучный бред в любой ситуации: застигнутому врасплох, разлучённому с товарищами, неожиданно втянутому в полемику. Такой коммунист сможет отстоять перед публикой честь марксистского учения, не пялясь ежеминутно в телефон, не насилуя Google и по каждому своему слову не советуясь с теми самыми «старшими», только которым якобы и надо изучать теорию. Только зная свой предмет по сути, а не по разрозненным фразам и общим местам, его можно объяснить действительно популярно на любом языке для самой разной аудитории. А ведь это необходимо и пропагандисту, и учителю, и активисту посреди шумного митинга — да и вообще любому человеку, ибо постоянная пропаганда своих идей всем, до кого можно дотянуться, — естественное состояние марксиста.
В-третьих, только на основе системного мировоззрения возможно достичь действительно полного доверия с товарищами, можно стать вполне уверенным в них как в людях. Лишь если ради вашего общего дела человек не просто приходит потусоваться раз в две недели, а действительно учится, уточняет свои позиции и прорабатывает ошибки, постоянно занимается умственным трудом, у вас появляются веские основания считать, что он хоть сколько-нибудь заинтересован в этом деле. Только совместная работа на теоретическом поприще и обсуждение серьёзных вопросов марксизма дадут вам понять, насколько человек «свой», насколько ему можно доверять. К тому же при этом появляется крепкий фундамент для выработки общих личностных черт: вы ведь глубоко погружены в одно и то же общее интеллектуальное пространство, а не просто изредка приходите из своих закрытых личных мирков пространно поболтать о вечном.
Теперь пройдёмся по упрёкам от прожжённых практикой и баклажками «Балтики 9».
Мы сидим на диванах вместо «реальных дел»? А вы пробовали сидеть на диване с чем-то сложнее, чем бутылка пива с надписью на ней?
Очевидно, нет: чтобы понимать то, что читаешь, в частности, «Капитал», или «Науку логики», или работы по естественным и точным наукам, нужные, чтобы быть в курсе происходящего на переднем их крае, как завещал Ленин, нужно обладать умственными способностями, отличными от умения удерживать пятернёй полтораху.
А у вас их нет.
Попробуйте прокачать такие способности и поймёте, что это интереснее, чем раз в несколько недель вывалиться с друзьями на демонстрацию, часок там потусить в эмоционально заряжённой толпе в позитивном окружении единомышленников, чувствуя себя героем реального дела, и на закуску отправиться в казённые номера на лимузине модели «Бобик».
Интереснее и сложнее.
Изучение теории оказывается тяжелее не только в плане умственной нагрузки и культуры мышления, но и в плане дисциплины. И это уж точно трудней, чем гордо написать «опять диванист ноет!», бездумно уравняв изучение научной литературы с просмотром ролика очередного вождя.
У нас нынче любят лезть в Ленины. И, увы, очень не любят пытаться залезть в Марксы:
«В те времена лишь ничтожное меньшинство даже внутри рабочего класса доросло до социализма, а среди самих социалистов социалисты в духе научной теории Маркса, в духе „Коммунистического Манифеста“, были в свою очередь меньшинством. Основная масса рабочих, поскольку она вообще пробудилась для политической жизни, застряла в тумане сентиментально-демократических пожеланий и фраз, столь характерных для революционного движения 1848 гoдa с eгo прологом и эпилогом. Одобрение толпы, популярность были для Маркса доказательством, что человек попал на ложный путь, и любимой ero поговоркой были гopдыe слова Данте:
„Segui il tuo corso, e lascia dir la genti!“ („Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят, что yгодно!“)
Как часто цитировал он этот стих, которым заканчивается и eгo предисловие к „Капиталу“! Никто не может быть равнодушен к ударам, пинкам, укусам комаров и клопов, и как часто Маркс, на своём пути встречавший нападки со всех сторон, терзаемый заботой о хлебе насущном, не понимаемый массой трудящихся, для освободительной борьбы которых он в ночной тиши оттачивал оружие, и не только не понимаемый, но подчас даже грубо отталкиваемый этой самой массой, которая бежала за пустыми фразёрами, лицемерными предателями или даже просто за явными вpaгaми, как часто в уединении cвoeгo бедного, истинно пролетарского кабинета подбадривал себя словами великого флорентийца, черпая в них свежие силы!
И он не дал сбить себя со cвoeгo пути. В противоположность принцу из „Тысячи и одной ночи“, потерявшему победу и награду за неё только потому, что он стал трусливо оглядываться, испугавшись шума и призраков вокpyг себя, Маркс шел вперёд, устремив взор к сияющей впереди цели…
Он ненавидел популярность, и погоня за популярностью повергала eгo прямо в ярость. К краснобаям он испытывал омерзение и горе тому, кто в его присутствии отделывался фразами. Тут он был неумолим. „Фразёр“ было в его устах самым бранным словом, и кого он раз назвал фразёром, с тем он порывал навсегда. „Надо мыслить логически и ясно выражать свою мысль“, внушал он нам, „молодым“, при каждом удобном случае и заставлял нас учиться.
К тому времени была построена великолепная читальня Британского музея с её неисчерпаемыми книжными сокровищами, и туда-то, где сам он проводил целые дни, Маркс гнал и нас.
Учиться! Учиться! Таков был категорический наказ, который он часто внушал нам, но который заключался уже в eгo личном примере и даже в одном лишь зрелище этой постоянной, могучей работы великого ума.
В то время, как остальные эмигранты изо дня в день сочиняли планы мирового переворота и опьяняли себя, как гашишем, фразой: „Завтра начнётся!“ мы, „серная банда“, „бандиты“, „подонки человечества“, сидели в Британском музее, стараясь набраться знаний и подготовить оружие для будущих боёв.
Иной раз нечего было перекусить, но это не мешало нам идти в музей; там ведь были удобные стулья, а зимой было уютно и тепло, не так, как дома, если у когo вообще существовал дом или домашний очаг»4 ,
— вспоминает о своей работе с Марксом Вильгельм Либкнехт, один из его ближайших соратников.
Возможно, здесь стоит как следует посокрушаться о том, что Маркс массово воспитывал «диванистов», загоняя левых в библиотеку на целые дни. Но мы, пожалуй, не будем.
В общем, именно постоянная учёба, постоянное изучение теории является необходимым фундаментом для развития подлинной самодостаточности любого коммуниста. При этом теорию надо учить не только марксистскую, и естественных и точных наук в дополнение к ней тоже недостаточно. Чтобы иметь полную картину и уметь навязать её при любых условиях, придётся быть в теме ещё и общественных теорий, оппонирующих марксизму, а также антикапиталистических теорий не-марксистского толка.
Это необходимо для развития марксиста:
А тупой как пробка «практик» в компании лишь чуть менее тупого (потому что его некому проконтролировать) «теоретика» могут проложить путь разве что на свалку истории, где им и место.
Не стоит, однако, думать, что для коммуниста достаточно одного лишь умственного развития. Для полноценной всесторонней работы также необходимо поддерживать физическую форму и развивать реальные трудовые навыки. Что толку от «умника», если его сносит ветром, а в глазах людей он выглядит праздным болтуном и неумехой? То, что сейчас на первом плане для нас выступает теоретическая борьба, не значит, что мы должны окуклиться до состояния кабинетных интеллигентов, ибо нашу истину придется отстаивать не только в словесных баталиях.
Именно постоянная учёба в совокупности с регулярными занятиями физкультурой и разумным трудом (то есть таким, что приносит как пользу, так и удовлетворение) дисциплинирует, приучает к длительной трудоёмкой работе, приучает вкладывать в дело все силы даже без видимого здесь и сейчас результата. В этом плане для марксиста нет ничего практичней хорошей теории, как для спортсмена нет ничего практичней научного плана тренировок, минимизирующего риск травм. Марксисты при этом строят не тело, а новое общество, и потому являются потенциальными лидерами целого многомиллиардного класса. Поэтому, строители, учите матчасть, чтобы минимизировать риск общественных травм, потому что в противном случае вы будете нести ответственность перед человечеством за сдвиг часа X (наступления новой общественно-экономической формации) на неопределённый срок.
Более того, марксисту важно помнить не только о гонке со временем, но и о масштабе движения. Современные коммунисты — лишь ничтожная доля от населения страны. Однако мы понимаем, что так будет не всегда. Как показывает история, в кризисный момент количество членов коммунистической организации может вырасти на десятки тысяч человек за считанные месяцы. Даже если сосчитать всех считающих себя марксистами сегодня, мы не наберём и пары процентов от массы борцов за социализм, которую будем иметь в этом случае. А если посчитать, какая доля нынешних коммунистов освоила хотя бы «Капитал», не наберётся и одной десятой.
Несомненно, массы, пришедшие к марксизму в результате кризиса, не будут закапываться в теорию: у них просто не будет для этого времени. Им уже нужна будет, увы, и примитивная макулатура вроде учебников Островитянова и Корнфорта — да они и написаны для рабочих, в общем-то. Но кто в таком случае направит эту массу людей по верному пути? Малая доля от малой доли? Процент от процента «старых большевиков»?
Нет.
Каждый рядовой коммунист сегодня обязан готовить из себя вождя для будущего — это его долг перед его собственным классом. Те, кто пришёл к марксизму в годы глухой реакции, будут обязаны взять на себя ведущую роль во время подъёма просто ввиду своей опытности и грамотности. И если их грамотность при этом окажется на уровне «есть два класса», далеко движению не уйти.
Итак, мы считаем, что именно постоянная теоретическая учёба вкупе с коллективной выработкой общего мировоззрения является наиболее важным, необходимым фундаментом, на котором вырастает автономная, уверенная в себе и своих позициях личность. Личность, которая способна прямо спросить себя «Зачем я здесь?» и способная на этот вопрос честно и обоснованно ответить. А затем спросить об этом других таких же и быть уверенной в том, что в ответ они не солгут.
