Китай в эпоху беспорядков

Китай в эпоху беспорядков
~ 97 мин

Сегодня мы хотим пред­ста­вить вашему вни­ма­нию пере­вод инте­рес­ной ста­тьи китай­ского кол­лек­тива «Chuǎng». Написанная в 2015 году, эта работа, тем не менее, оста­ётся акту­аль­ной по сей день и поз­во­ляет взгля­нуть под неожи­дан­ным углом на те вол­не­ния, кото­рые охва­тили ряд запад­ных стран сего­дня. Глубокий кри­зис, в кото­рый сего­дня погру­зи­лась миро­вая эко­но­мика, при­вёл к тому, что даже такой тра­ди­ци­он­ный оплот капи­та­ли­сти­че­ской реак­ции, как Соединённые Штаты, стал аре­ной непри­кры­той соци­аль­ной борьбы. Но борьба борьбе рознь, и марк­сист все­гда дол­жен оста­ваться трез­вым в своём ана­лизе и пони­мать как объ­ек­тив­ные воз­мож­но­сти, так и объ­ек­тив­ные огра­ни­че­ния любого общественно-​политического дви­же­ния. Отличным при­ме­ром подоб­ного ана­лиза и может послу­жить дан­ная статья.

Тем не менее, мы бы хотели ука­зать на рас­хож­де­ния в наших пози­циях по ряду вопросов:

  1. В тек­сте есть неко­то­рая пута­ница с тер­ми­ном «про­ле­та­ри­за­ция». Авторы, судя по всему, хотели дать кри­тику попу­ляр­ной запад­ной трак­товке про­ле­та­ри­за­ции как пре­вра­ще­ния кого-​то в посто­ян­ного наём­ного работ­ника, однако сде­лали они это в такой манере, что кажется, будто они сами при­дер­жи­ва­ются этой оши­боч­ной трак­товки термина.
  2. Авторы при­дер­жи­ва­ются оши­боч­ного воз­зре­ния по вопросу о про­из­во­ди­тель­ном и непро­из­во­ди­тель­ном труде (см. «Политэкономия „ноч­ной бабочки“»).

Стоит также заме­тить, что текст стра­дает от неко­то­рой «лег­ко­вес­но­сти суж­де­ний». Очень часто тот или иной тер­мин в нём исполь­зу­ется без доста­точ­ного разъ­яс­не­ния его зна­че­ния в дан­ном кон­тек­сте: «капи­тал, стре­мя­щийся к абстрак­ции», «стек­лян­ный пол между про­из­вод­ствен­ной и вос­про­из­вод­ствен­ной сфе­рой» и т. д. В работе также заметно вли­я­ние «запад­ного марк­сизма», насколько вообще допу­стимо исполь­зо­вать здесь этот тер­мин. Все ука­зан­ные недо­статки, однако, не нару­шают общее поло­жи­тель­ное впе­чат­ле­ние от тек­ста, поскольку в нём мы можем найти ту «более широ­кую кар­тину» налич­ного поло­же­ния, кото­рой так недо­стаёт совре­мен­ному ком­му­ни­сти­че­скому движению.

В даль­ней­шем мы пла­ни­руем про­дол­жить пере­вод работ с англий­ского, поэтому при­гла­шаем заин­те­ре­со­вав­шихся при­со­еди­ниться к работе.

Деним и недовольные

Мы все знаем эту исто­рию: одна­жды весен­ним утром 2011-​го улич­ный тор­го­вец из числа пере­се­лен­цев под­вер­га­ется напа­де­нию и жесто­кому изби­е­нию со сто­роны поли­ции. Этим же вече­ром в сети рас­про­стра­ня­ются слухи о том, что тор­го­вец погиб. Сотни людей, раз­гне­ван­ных пред­по­ла­га­е­мым пре­ступ­ле­нием, соби­ра­ются на ули­цах. Они под­жи­гают авто­мо­били, гра­бят бан­ко­маты и стал­ки­ва­ются с направ­лен­ными про­тив них спец­под­раз­де­ле­ни­ями поли­ции. Но они не рас­се­и­ва­ются. Беспорядки про­дол­жа­ются несколько дней, а число их участ­ни­ков всё рас­тёт, уже насчи­ты­вая тысячи чело­век. Журналисты, при­быв­шие, чтобы рас­сле­до­вать собы­тия, задер­жи­ва­ются служ­бой гос­бе­зо­пас­но­сти. Слухи о бес­по­ряд­ках рас­про­стра­ня­ются по Интернету, несмотря на то, что пра­ви­тель­ство исполь­зует все доступ­ные ему ресурсы, дабы отре­зать доступ к информации. 

Несмотря на пора­зи­тель­ное сход­ство, это не исто­рия Мохаммеда Буазизи, изби­того поли­цией тунис­ского тор­говца, само­со­жже­ние кото­рого послу­жило про­ло­гом к собы­тиям Арабской весны. Человек, опи­сан­ный в начале — Тан Сюцай из города Гуанчжоу, ранее жив­ший в Сычуани. Беспорядки1 имели место в Синьтане, одном из мно­гих про­мыш­лен­ных рай­о­нов Дельты Жемчужной реки, ори­ен­ти­ро­ван­ном на про­из­вод­ство денима2 . Большинство демон­стран­тов были из числа рабочих-​переселенцев, задей­ство­ван­ных в про­из­вод­стве джин­сов на экс­порт. Но если за смер­тью Буазизи в Тунисе после­до­вали вол­не­ния и заба­стовки, то бес­по­рядки в Синьтане были опе­ра­тивно подав­лены: пра­ви­тель­ствен­ные силы успешно взяли район под кон­троль, про­вели мас­со­вые аре­сты и заста­вили боль­шин­ство пере­се­лен­цев вер­нуться к работе. 

Если оста­вить в сто­роне такое срав­не­ние, в этих бес­по­ряд­ках не было ничего экс­тра­ор­ди­нар­ного. В чисто коли­че­ствен­ном отно­ше­нии в таких горо­дах Дельты Жемчужной реки, как Гуанчжоу, Шэньчжэнь и Дунгуань, бес­по­рядки имеют место регу­ляр­нее и чаще, чем даже в Афинах. Если доба­вить сюда заба­стовки, пере­кры­тия улиц и дру­гие «мас­со­вые инци­денты», китай­ские про­те­сты регу­лярно пре­вос­хо­дят сред­не­ми­ро­вые тен­ден­ции как в своих мас­шта­бах, так и в своей остроте. В первую оче­редь это про­ис­хо­дит из-​за того, что отсут­ствие (или исчер­па­ние) легаль­ных аль­тер­на­тив часто при­во­дит к тому, что то, что в дру­гом месте выгля­дело бы как без­обид­ный пикет или улич­ный про­тест, пере­рас­тает в пол­но­мас­штаб­ное вос­ста­ние, охва­ты­ва­ю­щее мно­же­ство заво­дов и угро­жа­ю­щее обо­ру­до­ва­нию на мил­ли­оны дол­ла­ров. Однако почему-​то мы видим про­спекты и аллеи Синьтана не так часто, как улицы Афин, на кото­рых под тускло-​золотым све­че­нием знака McDonald’s перед нами одна за дру­гой меня­ются кар­тины с горя­щими маши­нами, поли­цией и пол­чи­щами демон­стран­тов, рас­се­и­ва­ю­щи­мися под уда­рами спец­под­раз­де­ле­ний. Вместо этого кар­тины горя­щих Афин про­ти­во­по­став­ля­ются све­тя­щимся небо­скрё­бам при­бреж­ных горо­дов Китая впе­ре­мешку со стре­мя­щи­мися вверх гра­фи­ками про­из­во­ди­тель­но­сти, при­быль­но­сти и прогресса. 

За этими гра­фи­ками, тем не менее, скры­ва­ются слу­чаи таких «мас­со­вых инци­ден­тов», число кото­рых за послед­ние деся­ти­ле­тие зна­чи­тельно выросло3 . Растущее недо­воль­ство при­зна­ётся даже офи­ци­аль­ными источ­ни­ками, напри­мер, в Ежегодном докладе о вер­хо­вен­стве права в Китае (Номер 12). Помимо попытки под­счи­тать и клас­си­фи­ци­ро­вать эти «инци­денты», авторы доклада также отме­тили, что около 30 % из них про­изо­шли в про­вин­ции Гуандун, где и рас­по­ла­га­ется Дельта Жемчужной реки4 . Но мно­гие из докла­дов, вклю­чая и этот, рас­смат­ри­вают только те немно­гие мас­со­вые инци­денты, кото­рые реги­стри­ру­ется круп­ней­шими СМИ, и про­из­во­дят обоб­ще­ния на основе этих дан­ных. Прочие источ­ники, такие, как карта заба­сто­вок Трудового бюл­ле­теня Китая, задей­ствуют в своих поис­ках китай­ский Интернет и потому предо­став­ляют более тща­тель­ные отчёты, однако в них пред­став­лены све­де­ния только за послед­ние несколько лет5 . Их карта, кроме того, целе­на­прав­ленно фоку­си­ру­ется на заба­стов­ках, а не на всех «мас­со­вых инци­ден­тах», и потому часто не отоб­ра­жает бес­по­рядки, вспы­хи­ва­ю­щие за пре­де­лами рабо­чего места и не при­ни­ма­ю­щих форму тру­до­вых конфликтов. 

Дискуссии о китай­ских бес­по­ряд­ках излишне часто ведутся на основе очень неболь­шого коли­че­ства источ­ни­ков или на основе «само­оче­вид­ных» тен­ден­ций, а нередко — ещё и в узко задан­ных рам­ках. Однако, чтобы обсуж­дать эти явле­ния, необ­хо­димо рас­ши­рить объ­ёмы име­ю­щихся у нас све­де­ний. За послед­ние несколько лет мы полу­чили доступ к мощ­ным RSS-​агрегаторам Global Data on Events, Language and Tone (GDELT), кото­рые предо­ста­вили в наше рас­по­ря­же­ние зна­чи­тель­ную часть миро­вых ново­стей на более чем 100 язы­ках (исполь­зуя китай­ское пра­ви­тель­ствен­ное изда­ние «Синьхуа» как один из основ­ных источ­ни­ков) и опи­са­ние зако­ди­ро­ван­ных под раз­лич­ные виды ново­стей «собы­тий». Большинство послед­них отно­сится к обла­сти дипло­ма­тии, но также здесь пред­став­лено мно­же­ство слу­чаев внут­ри­по­ли­ти­че­ской борьбы. Они предо­став­ляют нам аль­тер­на­тиву све­де­ниям, собран­ным в офи­ци­аль­ных докла­дах или рас­ко­пан­ным на про­сто­рах китай­ских соц­се­тей — не столько как замену, сколько как допол­не­ние для срав­не­ния6 . Не обя­за­тельно более досто­вер­ное или точ­ное в дета­лях, это допол­не­ние, тем не менее, может предо­ста­вить нам тот кон­текст «на про­тя­же­нии вре­мени», кото­рый мы не смо­жем полу­чить из дру­гих источ­ни­ков7 . На запрос инфор­ма­ции о бес­по­ряд­ках GDELT пока­зал неко­то­рый рост по всему миру с 1979-​го, что осо­бенно при­ме­ча­тельно в срав­не­нии с обще­ми­ро­вой тен­ден­цией к сни­же­нию коли­че­ства заба­сто­вок, при­чём куда более суще­ствен­ному8 . Используя све­де­ния GDELT, мы нако­нец можем обо­зна­чить опре­де­лён­ные схемы срав­не­ний, кото­рые нельзя было уви­деть на мате­ри­але дру­гих докла­дов. Вместе с тем, све­де­ния GDELT также осно­вы­ва­ются на ново­стях, сле­до­ва­тельно, опре­де­лённо недо­оце­ни­вают число мас­со­вых инци­ден­тов в такой стране, как Китай, с её регу­ляр­ной прак­ти­кой цен­зуры СМИ. 

На рис. 1 и 2 мы можем уви­деть основ­ные тен­ден­ции для китай­ских заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков9 . Количество заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков за послед­ние несколько лет быстро выросло, хотя и нерав­но­мерно. Часто они опе­ре­жают обще­ми­ро­вые тен­ден­ции (бес­по­рядки) или, напро­тив, про­ти­во­ре­чат им (заба­стовки), как это видно на рис. 3 и 410 . Также оче­видно, что бес­по­рядки про­ис­хо­дят куда чаще, чем заба­стовки, что видно, если срав­нить число собы­тий, отме­чен­ное по осям Y. Хотя число про­яв­ле­ний недо­воль­ства обоих видов воз­рас­тает, в 2009 году бес­по­ряд­ков про­изо­шло почти в восемь раз больше, чем заба­сто­вок. В 2012 году раз­ница сокра­ти­лась лишь незна­чи­тельно, с пятью бес­по­ряд­ками на каж­дую заба­стовку, а к 2014 году число бес­по­ряд­ков упало до трети от уровня 2009-​го, в то время как коли­че­ство заба­сто­вок снова выросло, оста­ва­ясь всё-​таки несколько ниже уровня 2010-​го. Также при­ме­ча­тельно, что если число слу­чаев бес­по­ряд­ков в Китае пре­вос­хо­дят обще­ми­ро­вые тен­ден­ции, число заба­сто­вок (как зафик­си­ро­ван­ных, так и в целом) всё ещё оста­ётся зна­чи­тельно ниже сред­не­ми­ро­вого показателя. 

Несмотря на отме­чен­ные выше тен­ден­ции, вол­не­ния в Китае успешно сдер­жи­ва­лись. Мы так и не уви­дели Тяньаньмэнь нового тыся­че­ле­тия, и попытки орга­ни­за­ции за пре­де­лами одной фаб­рики или рай­она до сих пор оста­ва­лись без­ре­зуль­татны. Важной чер­той китай­ских заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков явля­ется их обо­ро­ни­тель­ный харак­тер — это зна­чит, что они часто предъ­яв­ляют очень спе­ци­фи­че­ские, чисто мест­ные тре­бо­ва­ния к суще­ству­ю­щей вла­сти. Таким обра­зом, мно­гие из таких «инци­ден­тов» про­те­кает сугубо в рам­ках, задан­ных суще­ству­ю­щей систе­мой отно­ше­ний, и стре­мится в сто­рону пере­го­во­ров, осо­бенно когда тре­бо­ва­ния при­ни­мают форму обра­ще­ний к цен­траль­ному пра­ви­тель­ству с при­зы­вами сме­стить мест­ных «кор­рум­пи­ро­ван­ных» пред­ста­ви­те­лей вла­сти, несмотря на то, что эти мест­ные чинов­ники лишь отве­чают сво­ими дей­стви­ями на систему мате­ри­аль­ных поощ­ре­ний, созда­ва­е­мую самим цен­траль­ным правительством. 

Здесь мы видим явное рас­хож­де­ние с тен­ден­ци­ями, наблю­дав­ши­мися в Египте, Греции, Испании и даже в США с их дви­же­нием «Occupy Wall Street», где участ­ники всё чаще отка­зы­ва­ются от своих тре­бо­ва­ний реформ или выплат — даже если они фор­му­ли­руют тре­бо­ва­ния более высо­кого порядка («долой Мубарака», «нет поли­тике жёст­кой эко­но­мии», «всех [пра­ви­тель­ство] в отставку»), эти запросы быстро выхо­дят за пре­делы при­ня­того за норму «окна воз­мож­но­стей». Это отнюдь не зна­чит, что эти дви­же­ния теперь обхо­дятся без вся­че­ских тре­бо­ва­ний: обычно они фор­му­ли­руют их в боль­шом коли­че­стве и суще­ствуют рядом с более тра­ди­ци­он­ными поли­ти­че­скими кам­па­ни­ями вроде СИРИЗА и Подемоса. Правильнее было бы ска­зать, что суще­ству­ю­щие меха­низмы для выра­же­ния тре­бо­ва­ний и их воз­мож­ного удо­вле­тво­ре­ния начали пере­ста­вать рабо­тать в таких местах, как Греция и Испания. Острота кри­зиса в этих стра­нах выра­жа­ется в том, что стало трудно понять, какие из реформ выпол­нимы, а попытки выпол­нить даже самые незна­чи­тель­ные тре­бо­ва­ния встре­чают непре­одо­ли­мые пре­пят­ствия. В Греции про­стое «нет» поли­тике жёст­кой эко­но­мии гро­зит раз­ру­шить всю Еврозону. В Китае же тре­бо­ва­ния про­те­сту­ю­щих очень часто выпол­ня­ются, при­чём без какого-​то осо­бен­ного шума. 

В каком-​то смысле эти мас­со­вые инци­денты явля­ются самой послед­ней (при усло­вии их интен­си­фи­ка­ции) встряс­кой «зоны ожи­да­ния», в рам­ках кото­рой совре­мен­ная борьба оста­ётся при­глу­шён­ной. В то же время они могут быть нача­лом воз­вра­ще­ния к усло­виям, в чём-​то похо­жим на те, что дали жизнь ран­ним рево­лю­ци­он­ным дви­же­ниям в конце 19-​го века — воз­вра­ще­ние, кото­рое философ-​коммунист Ален Бадью окре­стил «воз­рож­де­нием исто­рии», а дру­гие совре­мен­ные ком­му­ни­сты — «эпо­хой бес­по­ряд­ков». Вот как писал об этом Джейсон Смит: 

Le temps des émeutes: это выра­же­ние исполь­зо­вали во Франции после 1848 года, ссы­ла­ясь на пер­вые годы рабо­чих дви­же­ний, — два деся­ти­ле­тия, пред­ше­ство­вав­ших вне­зап­ному пожару рево­лю­ций, охва­тив­шему Европу в 1848-​м. С одной сто­роны, этот период был отме­чен неко­то­рым раз­ры­вом между соци­а­ли­сти­че­скими и уто­пист­скими сек­тами с их то туман­ными, то чёт­кими схе­мами для реше­ния вне­запно обост­рив­ше­гося «соци­аль­ного вопроса», с дру­гой сто­роны — насущ­ными потреб­но­стями самих рабо­чих с их часто насиль­ствен­ными отве­тами на про­ис­хо­дя­щие изме­не­ния в про­цессе про­из­вод­ства.
<…> За послед­ние пять или шесть лет, веро­ятно, начи­ная с мас­со­вых бес­по­ряд­ков в спаль­ных рай­о­нах Франции в ноябре 2005-​го и до бес­по­ряд­ков в Лондоне в авгу­сте 2011-​го, с выступ­ле­ний про­тив закона о пер­вом найме во Франции в 2006-​м до недав­него «дви­же­ния воз­му­щён­ных», со все­об­щих заба­сто­вок про­тив режима жёст­кой эко­но­мии в Греции до ряда сног­сши­ба­тель­ных вос­ста­ний в север­ной Африке в про­шлом году, мы про­сы­па­емся от нео­ли­бе­раль­ной мечты о гло­баль­ном про­грессе и про­цве­та­нии: после сорока лет реак­ции, после четы­рёх деся­ти­ле­тий пора­же­ний, мы вновь попали в неуве­рен­ный поток исто­рии. Вновь мы ста­но­вимся сви­де­те­лями нового цикла борьбы; наша эпоха — эпоха бес­по­ряд­ков11

Некоторые факты лежат на поверх­но­сти собы­тий. От Гуанчжоу до Каира, оче­видно, что-​то про­буж­да­ется. Но почему бес­по­рядки в Китае так отли­ча­ются от бес­по­ряд­ков где-​либо ещё? Если верить англо­языч­ному ком­му­ни­сти­че­скому кол­лек­тиву Endnotes, борьба по всему миру нахо­дится в «зоне ожи­да­ния», где она не может дойти дальше, чем до уровня бес­по­ряд­ков. Одним из воз­мож­ных выхо­дов из этой «зоны ожи­да­ния» явля­ется «интен­си­фи­ка­ция кри­зиса, гло­баль­ное замед­ле­ние роста эко­но­мики, кото­рое нач­нётся с глу­бо­кого спада в Индии и Китае»12 . Если это правда, такие тен­ден­ции могут стать клю­чом к пони­ма­нию, когда и как может быть, нако­нец, пре­рвано зло­по­луч­ное «ожи­да­ние». Самым акту­аль­ным вопро­сом может тогда быть этот: почему заба­стовки и бес­по­рядки в Китае, несмотря на их мас­штаб и частоту, так и не смогли создать реаль­ную угрозу вла­сти? Были ли кон­фликты в Китае про­сто пре­лю­дией к Арабской весне? Или же они пред­зна­ме­нуют собой нечто боль­шее, нечто, что ещё лежит впереди? 

С поля на фабрику 

В самом общем смысле раз­ви­тие китай­ской эко­но­мики с конца 70-​х было отме­чено двумя основ­ными тен­ден­ци­ями. Вместе они сви­де­тель­ство­вали о пере­ходе Китая от хао­тич­ного, непо­сле­до­ва­тель­ного соци­а­лизма, харак­те­ри­зу­ю­ще­гося отсут­ствием внят­ного спо­соба про­из­вод­ства, к гло­баль­ному капи­та­лизму. Первая из этих тен­ден­ций — укреп­ле­ние «класса бюро­кра­ти­че­ских капи­та­ли­стов», начало кото­рому было все­рьёз поло­жено с фор­ми­ро­ва­нием союза между «крас­ными» (поли­ти­че­скими) и «экс­перт­ными» (тех­ни­че­скими) эли­тами в ответ на Культурную рево­лю­цию в конце 70-​х13 . В после­до­вав­шее деся­ти­ле­тие этот союз стал харак­тер­ной чер­той клас­со­вой иерар­хии в Китае: 

<…> в тече­ние несколь­ких лет мно­гие пред­ста­ви­тели гос­ап­па­рата, их родня и кол­леги умуд­ри­лись сосре­до­то­чить в своих руках зна­чи­тель­ные сред­ства, тем самым став пер­вым поко­ле­нием кад­ро­вого капи­та­ли­сти­че­ского класса Китая, или бюро­кра­ти­че­скими капи­та­ли­стами. Инфляция, кор­руп­ция, обостре­ние клас­со­вых про­ти­во­ре­чий достигли кри­ти­че­ского уровня в 1988-​м и про­ло­жили путь к круп­но­мас­штаб­ным выступ­ле­ниям 1989-​го14 .

События 1989-​го, однако, были лишь нача­лом того, что вскоре стало тен­ден­цией к более-​менее посто­ян­ному недо­воль­ству, кото­рое охва­тило ряд поко­ле­ний и стало про­яв­ляться в самых раз­ных рай­о­нах страны. Если уж на то пошло, собы­тия 1989-​го были насто­я­щей ина­у­гу­ра­цией ново­об­ра­зо­ван­ного пра­вя­щего класса. Инаугурацией, бла­го­даря кото­рой остатки ещё сопро­тив­ляв­шейся пере­стройке интел­ли­ген­ции, т. е. сту­денты, стали в конце кон­цов чле­нами пар­тии15 .

Но в то время, как мно­гим мятеж­ным сту­ден­там были пред­ло­жены при­вле­ка­тель­ные карьеры, рабо­чим доста­лись танки. Тяньаньмэнь, таким обра­зом, зна­ме­нует собой вто­рую важ­ную тен­ден­цию этого пери­ода: это транс­фор­ма­ция рабо­чего класса Китая в про­цессе «про­ле­та­ри­за­ции» — т. е. созда­ния обще­ства, в кото­ром инди­виды лишены соб­ствен­но­сти на сред­ства про­из­вод­ства (напри­мер, фаб­рики и круп­ные земель­ные наделы), и, таким обра­зом, ста­но­вятся зави­си­мыми от зара­бот­ной платы (часто полу­ча­е­мой из вто­рых или тре­тьих рук), только за счёт кото­рой они могут купить необ­хо­ди­мые им товары на рынке. В Китае этот про­цесс был свя­зан не только с уни­что­же­нием ста­рых про­мыш­лен­ных цен­тров «ржа­вого пояса», при­над­ле­жав­ших госу­дар­ству, и вме­сте с тем — рабо­чего класса соци­а­ли­сти­че­ской эпохи, но также и с рож­де­нием новых про­мыш­лен­ных и потре­би­тель­ских цен­тров в горо­дах восточ­ного побе­ре­жья, горо­дах, нашпи­го­ван­ных новым поко­ле­нием рабо­чих16 . Значительную долю этого нового рабо­чего класса состав­ляли рабочие-​переселенцы из деревни (农民工, nongmingong), не имев­шие доступа к госу­дар­ствен­ным ресур­сам (обра­зо­ва­ние, стра­хо­ва­ние по без­ра­бо­тице и т. д.) в тех местах, где они рабо­тали (либо обя­зан­ные пла­тить за них по повы­шен­ным ценам), попа­дая тем самым в зави­си­мость от санк­ци­о­ни­ро­ван­ных госу­дар­ством взно­сов (часто — сильно уре­зан­ных или вообще не выпла­чи­вав­шихся), кото­рые зачис­ля­лись рабо­то­да­те­лями на их стра­хо­вые счета. Этот про­цесс разо­шёлся вол­ной по всей струк­туре китай­ского обще­ства, так как инду­стри­а­ли­за­ция при­вела к урба­ни­за­ции, а вме­сте с ней — к зна­чи­тель­ному ухуд­ше­нию состо­я­ния окру­жа­ю­щей среды. Последнее, в свою оче­редь, спо­соб­ство­вало нарас­та­ю­щим выступ­ле­ниям про­тив обез­зе­ме­ли­ва­ния, чрез­мер­ной экс­плу­а­та­ции при­род­ных ресур­сов, и всё это — на фоне стре­ми­тель­ного роста рабо­чих волнений. 

Несмотря на более-​менее пол­но­цен­ную инду­стри­аль­ную реструк­ту­ри­за­цию страны, как легаль­ные тру­до­вые споры, так и неле­галь­ные меро­при­я­тия всё ещё на подъ­ёме. Согласно докладу о волне заба­сто­вок в 2010-м, 

Народным судам при­хо­ди­лось иметь дело с более чем 170 000 тру­до­выми спо­рами в пер­вой поло­вине 2009-​го: по срав­не­нию с тем же пери­о­дом про­шлого года был при­рост на 30 %. Доклад не сооб­щает о том, какая часть их них отно­сится к спо­рам между рабочими-​переселенцами и их работодателями. 

Кроме того: 

В 2007-​м Китай уви­дел более 80 000 «мас­со­вых инци­ден­тов» (офи­ци­аль­ное обо­зна­че­ние для любых обще­ствен­ных про­те­стов и бес­по­ряд­ков), то есть наблю­да­ется при­рост: в 2006-​м Академией обще­ствен­ных наук КНР их было заре­ги­сти­ри­ро­вано 60 000. В то же время во мно­гих слу­чаях в таких «демон­стра­циях» участ­во­вало всего навсего несколько десят­ков чело­век, высту­пав­ших про­тив мест­ных чинов­ни­ков в связи с кор­руп­цией, зло­упо­треб­ле­нием вла­стью, загряз­не­нием окру­жа­ю­щей среды или низ­кой зара­бот­ной пла­той.
<…> Забастовки и про­те­сты на фаб­ри­ках воз­ни­кают всё чаще. Outlook Weekly, офи­ци­аль­ный жур­нал, в декабре доло­жил, что тру­до­вые споры в про­вин­ции Гуандун в пер­вом квар­тале 2009-​го выросли почти на 42 % по срав­не­нию с тем же пери­о­дом в 2008-​м. Севернее, в про­вин­ции Чжэцзян, годо­вое повы­ше­ние соста­вило почти 160 %17 .

С 2010 года дей­ствия тру­дя­щихся каче­ственно изме­ни­лись в сто­рону отхода от про­стых «про­те­стов про­тив дис­кри­ми­на­ции», быв­ших попу­ляр­ными среди ран­них поко­ле­ний переселенцев: 

С [2010] наблю­да­лось изме­не­ние в харак­тере рабо­чего сопро­тив­ле­ния, раз­ви­тие, отме­чен­ное мно­гими ана­ли­ти­ками. Что пред­став­ляет наи­боль­ший инте­рес, так это то, что, тре­бо­ва­ния рабо­чих при­няли насту­па­тель­ный харак­тер. Рабочие стали тре­бо­вать повы­ше­ния зара­бот­ных плат выше того уровня, кото­рый был санк­ци­о­ни­ро­ван пра­ви­тель­ством, а мно­гие заба­стовки стали выдви­гать тре­бо­ва­ния об избра­нии своих соб­ствен­ных проф­со­юз­ных пред­ста­ви­те­лей. Они не тре­бо­вали неза­ви­си­мых проф­со­ю­зов за пре­де­лами Всекитайской феде­ра­ции проф­со­ю­зов (ВКФП), так как это бы точно спро­во­ци­ро­вало жёст­кие репрес­сии со сто­роны госу­дар­ства. Но насто­я­ние на выбо­рах соб­ствен­ных пред­ста­ви­те­лей, оче­видно, сви­де­тель­ствует о зарож­де­нии поли­ти­че­ских тре­бо­ва­ний, даже если эти тре­бо­ва­ния орга­ни­зу­ются только на уровне одной ком­па­нии18 .

Продолжающееся замед­ле­ние эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия в стране с тех пор озна­ме­но­ва­лось воз­вра­ще­нием к тре­бо­ва­ниям обо­ро­ни­тель­ного харак­тера, но, опять же, при­рода тре­бо­ва­ний здесь не явля­ется глав­ным вопро­сом. Что важ­нее, так это про­дол­жа­ю­щийся рост как частоты мас­со­вых инци­ден­тов, так и числа рабо­чих, при­ни­ма­ю­щих в них уча­стие, нагляд­ным при­ме­ром чего стала круп­ней­шая заба­стовка в исто­рии совре­мен­ного Китая в 2014-​м, в ходе кото­рой басто­вали 40 000 рабо­чих обув­ной фаб­рики Yue Yuen в Дунгуане. 

Большинство рабо­чих, при­ни­мав­ших уча­стие в заба­стов­ках, — пере­се­ленцы вто­рого или тре­тьего поко­ле­ния, как это было отме­чено в докладе 2010-​го: «боль­шин­ство работ­ни­ков Honda Lock состав­ляют неза­муж­ние девушки под­рост­ко­вого или юно­ше­ского воз­раста»19 .

И именно в среде позд­них поко­ле­ний рабочих-​переселенцев мы можем уви­деть самое убе­ди­тель­ное сви­де­тель­ство сход­ства с клас­со­вой дина­ми­кой, порож­да­ю­щей такие заба­стовки и бес­по­рядки в дру­гих местах. Эти рабо­чие были рож­дены или выросли в поре­фор­мен­ный период, вошли на рынок труда в позд­ние 90-​е и ран­ние 2000-​е. В ряде иссле­до­ва­ний, наи­бо­лее обшир­ных из доступ­ных нам, социо­логи Лу Хуэйлин и Пунь Нгай опи­сы­вают общие черты этого вто­рого поколения: 

Несмотря на то, что как клас­со­вая струк­тура, так и про­дол­жа­ю­щийся ещё про­цесс про­ле­та­ри­за­ции нового поко­ле­ния dagongmei/​zai [т. е. рабочих-​переселенцев] имеют сход­ства с тако­выми у преды­ду­щих поко­ле­ний, у них воз­никли новые жиз­нен­ные ожи­да­ния и склон­но­сти, новое, более тон­кое пони­ма­ние работы — и среди тех, кто вырос в поре­фор­мен­ный период, уве­ли­чи­лось число кол­лек­тив­ных тру­до­вых дей­ствий. <…> Основные черты образа жизни вто­рого поко­ле­ния заклю­ча­ются в склон­но­сти к инди­ви­ду­а­лизму, повы­шен­ной тяге к город­ской куль­туре потреб­ле­ния, ослаб­ле­нии зави­си­мо­сти от эко­но­ми­че­ских усло­вий, стрем­ле­нии к сво­боде и лич­ност­ному раз­ви­тию, более высо­ком уровне теку­че­сти кад­ров и мень­шей при­вя­зан­но­сти к сво­ему рабо­чему месту. Второе поко­ле­ние, рож­дён­ное и вырос­шее в период реформ, также отно­си­тельно лучше обра­зо­вано и обес­пе­чено, и в то же время духовно дез­ори­ен­ти­ро­вано, часто обла­дая при этом кос­мо­по­ли­ти­че­скими воз­зре­ни­ями20 .

Как счи­тают Лу и Пунь, поко­лен­че­ский аспект явля­ется в этом вопросе клю­че­вым, поскольку именно во вто­ром и тре­тьем поко­ле­нии про­цесс про­ле­та­ри­за­ции «обычно берёт своё начало»21 .

Сам этот про­цесс пере­хода от пря­мого под­дер­жа­ния жизни к опо­сре­до­ван­ному через зар­плату помо­гает авто­рам дать более отчёт­ли­вую харак­те­ри­стику сель­ских рабо­чих, «при­бы­ва­ю­щих рабо­тать в про­мыш­лен­ные города»22 :

Это про­цесс про­ле­та­ри­за­ции, кото­рый пре­вра­щает сель­ских рабо­чих в про­мыш­лен­ных, лишая их средств про­из­вод­ства и средств к суще­ство­ва­нию <…> В резуль­тате судьба рабо­чих зави­сит от про­цесса накоп­ле­ния капи­тала и сте­пени пре­вра­ще­ния труда в товар. Эти рабо­чие не вла­деют ни ору­ди­ями, кото­рыми они поль­зу­ются (и не кон­тро­ли­руют их), ни сырьём, кото­рое они пере­ра­ба­ты­вают, ни про­дук­тами, кото­рые они про­из­во­дят23 .

Авторы далее утвер­ждают, что в слу­чае Китая этот про­цесс явля­ется «осо­бен­ным», так как «инду­стри­а­ли­за­ция и урба­ни­за­ция оста­ются в зна­чи­тель­ной сте­пени раз­де­лён­ными про­цес­сами, поскольку сель­ские рабо­чие лишены воз­мож­но­сти жить там, где они рабо­тают»24 . Это не только пре­пят­ство­вало асси­ми­ля­ции рабо­чих в город­ской среде, но и спо­соб­ство­вало созда­нию внут­рен­него раз­гра­ни­че­ния в жизни рабо­чего класса, кото­рое явля­ется неотъ­ем­ле­мой частью про­цесса накоп­ле­ния в Китае — раз­гра­ни­че­ние, кото­рое явным обра­зом пыта­ется раз­де­лить про­цесс вос­про­из­вод­ства труда от про­из­вод­ства това­ров и выве­сти пер­вый из сво­его поля дея­тель­но­сти. Это создаёт «тер­ри­то­ри­аль­ное раз­де­ле­ние про­из­вод­ства в город­ских зонах и вос­про­из­вод­ства в деревне»25 . Но, в то время как Лу и Пунь смот­рят на этот про­цесс как на осо­бую черту китай­ского про­из­вод­ства, этот про­цесс схож с прак­ти­че­ски каж­дым слу­чаем про­ле­та­ри­за­ции за послед­ние два сто­ле­тия капи­та­ли­сти­че­ской исто­рии26 .

Новейший кризис

Уже к 2007 году китай­ская эко­но­мика замед­лила рост из-​за роста цен на рабо­чую силу, топ­ливо и мате­ри­алы, а также из-​за повы­ше­ния валют­ного курса и вве­де­ния нового тру­до­вого зако­но­да­тель­ства27 . Когда насту­пил кри­зис, такие цен­тры экс­порта, как Дельта Жемчужной реки, столк­ну­лись с огром­ным паде­нием ВВП: только в Гуандуне наблю­да­лось рез­кое паде­ние пока­за­те­лей ВВП с одного из самых высо­ких до послед­него места из сем­на­дцати про­вин­ций страны, для кото­рых были доступны дан­ные. Это сопро­вож­да­лось мас­со­выми уволь­не­ни­ями, задол­жен­но­стями по зара­бот­ной плате и закры­тием фаб­рик. К концу 2008 года более 62 000 заво­дов в про­вин­ции закрыли свои двери, при­чём 50 000 из них закры­лись в послед­нем квар­тале года, что сов­пало с пер­вой ста­дией гло­баль­ного кри­зиса28 .

Безработица среди рабочих-​переселенцев достигла рекорд­ных уров­ней: «Общая без­ра­бо­тица среди рабочих-​переселенцев из деревни на начало 2009 года оце­ни­ва­ется в 23 млн чело­век, что состав­ляет около 16,4 % [от общей чис­лен­но­сти рабочих-​переселенцев…] Этот уро­вень без­ра­бо­тицы был ката­стро­фи­че­ски высо­ким по срав­не­нию с преды­ду­щими годами, так как, вопреки рас­про­стра­нён­ному мне­нию, уро­вень без­ра­бо­тицы среди сель­ских рабочих-​переселенцев был очень низ­ким (1-2 %)»29 . Трудовые споры в этот период обост­ри­лись, но не так сильно, как можно было бы ожи­дать, учи­ты­вая остроту кри­зиса и тот факт, что неко­то­рые реги­оны, такие, как Дельта Жемчужной реки, несо­раз­мерно сильно постра­дали от спада. Эти самые уво­лен­ные и стра­да­ю­щие от без­ра­бо­тицы 23 млн чело­век, хотя это и всего лишь 16,4 % от общей чис­лен­но­сти пере­се­лен­че­ской рабо­чей силы, были непро­пор­ци­о­нально скон­цен­три­ро­ваны в опре­де­лён­ных горо­дах, что должно было при­ве­сти к еще боль­шему росту без­ра­бо­тицы в этих рай­о­нах30 .

Сравнение ситу­а­ций с рабочими-​переселенцами в Китае и пост­кри­зис­ной Греции поз­во­ляет оце­нить остроту спада в пер­спек­тиве. За пять лет общий уро­вень без­ра­бо­тицы в Греции вырос втрое: с 7,3 % непо­сред­ственно перед кри­зи­сом до 27,7 % в 2013, когда этот уро­вень вышел на плато31 . Аналогичная кар­тина наблю­да­лась и в Испании32 , и в обеих стра­нах это обни­ща­ние в соче­та­нии с кри­зи­сом госу­дар­ствен­ного долга в конеч­ном итоге при­вело к вспышке народ­ных вол­не­ний. Краткосрочный рост без­ра­бо­тицы в реги­о­нах Китая с боль­шим чис­лом пере­се­лен­цев, однако, зна­чи­тельно опе­ре­жал рост без­ра­бо­тицы в Греции или Испании, хотя общая без­ра­бо­тица по стране нико­гда и не дости­гала два­дцати про­цен­тов. Уровень без­ра­бо­тицы среди пере­се­лен­цев по стране в целом под­ско­чил с обыч­ных 1-2% до 16,4% за шесть меся­цев (с конца 2008 г. по начало 2009 г.). Даже если игно­ри­ро­вать тот несо­мнен­ный факт, что реаль­ный уро­вень без­ра­бо­тицы среди рабочих-​переселенцев на самом деле был выше обо­зна­чен­ного в таких напол­нен­ных пере­се­лен­цами горо­дах, как Дунгуань и Шэньчжэнь,33 это более, чем деся­ти­крат­ное (1093%), уве­ли­че­ние без­ра­бо­тицы — и не за пять с лиш­ним лет, как в Греции и Испании, а всего за пять месяцев.

Почему такой зна­чи­тель­ный всплеск без­ра­бо­тицы, скон­цен­три­ро­ван­ный в несколь­ких основ­ных горо­дах, не создал неко­его рода народ­ной угрозы суще­ству­ю­щему порядку, кото­рая сопро­вож­дала утро­е­ние без­ра­бо­тицы за пять лет в Греции и Испании? Первый ответ — и наи­бо­лее активно про­дви­га­е­мый КПК, а также её поклонниками-​кейнсианцами на Западе — быст­рая и мас­штаб­ная кор­рек­ция бюд­жет­ной поли­тики китай­ского госу­дар­ства на кри­зис. Китай, в отли­чие от боль­шей части Южной Европы, не только не был на грани кри­зиса госу­дар­ствен­ного долга, но и фак­ти­че­ски являлся неотъ­ем­ле­мым рын­ком для дол­го­вых обя­за­тельств стран, зави­си­мых от него из-​за дефи­цита. Пока Конгресс США вяз в спо­рах о том, спа­сать или не спа­сать банки за счёт госу­дар­ства, КПК поспе­шила с при­ня­тием пакета сти­му­ли­ру­ю­щих мер на сумму 586 млрд долл. США, кото­рый был направ­лен на обще­ствен­ные работы в основ­ном в бед­ных внут­рен­них про­вин­циях Китая34 . Это быстро создало мил­ли­оны рабо­чих мест для пере­се­лен­цев из деревни, кото­рые были выки­нуты с рынка труда в пер­вой поло­вине года35 .

Эти новые рабо­чие места, рас­по­ло­жен­ные ближе к законно заре­ги­стри­ро­ван­ным местам про­жи­ва­ния пере­се­лен­цев, также помогли обес­пе­чить гео­гра­фи­че­скую при­вязку, кото­рая уже начала ослаб­лять всплеск без­ра­бо­тицы. Обычно Китайский Новый год, про­хо­дя­щий в январе или фев­рале, — это время, когда пере­се­ленцы мас­сово воз­вра­ща­ются домой. Это явле­ние назы­ва­ется «весен­ним дви­же­нием», или «чуньюнь» (春运), и это самая мас­штаб­ная пери­о­ди­че­ская мигра­ция в мире. В кри­зис­ный год, однако, весен­няя мигра­ция нача­лась более, чем за три месяца до самого Китайского Нового года, в конце октября 2008 г., когда неболь­шое, но замет­ное число пере­се­лен­цев начало посте­пенно разъ­ез­жаться по домам. Миграция росла по мере того, как кри­зис бил по про­мыш­лен­ным ядрам: до 50 % рабо­чих воз­вра­ща­лись в свои род­ные деревни при норме в 40%. И, что важ­нее, зна­чи­тель­ная часть вер­нув­шихся затем оста­ва­лась в своих род­ных дерев­нях дольше, чем обычно (около 14 мил­ли­о­нов из 70 мил­ли­о­нов вер­нув­шихся, или 20% из 50% вер­нув­шихся)36 . Многие не соби­ра­лись воз­вра­щаться в города, из кото­рых они уехали, как отме­чает Чань:

Многие пере­се­ленцы заби­рали домой свою быто­вую тех­нику (напри­мер, теле­ви­зоры), пола­гая, что у них не будет воз­мож­но­сти вер­нуться, чтобы найти новую работу после Китайского Нового года. Ещё одним пока­за­те­лем тяже­сти ситу­а­ции явля­ется то иро­нич­ное обсто­я­тель­ство, что в Дунгуане, напри­мер, сотни рабо­чих часами сто­яли в оче­ре­дях, чтобы закрыть свои счета соци­аль­ного стра­хо­ва­ния (в основ­ном пред­на­зна­чен­ные для полу­че­ния пен­сий), сво­его якобы оплота борьбы с бед­но­стью и обни­ща­нием. Переселенцы пред­по­чи­тали анну­ли­ро­вать свои счета, чтобы обна­ли­чить все деньги до послед­него юаня, так как у них было очень мало надежды вер­нуться в город37 .

Даже в тех слу­чаях, когда заня­тость была частично вос­ста­нов­лена бла­го­даря сти­му­ли­ру­ю­щим мерам, новые про­екты (наряду с недавно осно­ван­ными про­мыш­лен­ными зонами) в основ­ном нахо­ди­лись во внут­рен­них про­вин­циях и цемен­ти­ро­вали, таким обра­зом, внут­рен­ние про­стран­ствен­ные связи. Для срав­не­ния, такие города, как Дунгуань, опу­стели настолько, что начи­нают напо­ми­нать места вроде Детройта; плот­ность насе­ле­ния там падала, а про­из­вод­ство одно­вре­менно под­вер­га­лось меха­ни­за­ции и пере­носу в обла­да­ю­щие более дешё­вой или более ква­ли­фи­ци­ро­ван­ной рабо­чей силой реги­оны, напри­мер, в далё­кий Чунцин или сосед­ний Шэньчжэнь соот­вет­ственно38 .

Таким обра­зом, мы видим, что мни­мая «непол­нота» «непол­ной про­ле­та­ри­за­ции» (Под «непол­ной про­ле­та­ри­за­цией» под­ра­зу­ме­ва­ется то, что капи­тал не дости­гает в пол­ной мере свой цели пре­вра­тить всех и вся в наём­ных работ­ни­ков — прим. пер.) Лу и Пуня на деле помо­гает обес­пе­чить про­стое управ­ле­ние рабо­чими, больше не нуж­ными для про­из­вод­ства, путём (вре­мен­ного) пере­носа их соб­ствен­ных затрат на вос­про­из­вод­ство в сель­скую мест­ность и допус­кает де-​факто депор­та­цию без­ра­бот­ных. Здесь ста­рая соци­а­ли­сти­че­ская прак­тика пере­се­ле­ния из города в деревню была вос­ста­нов­лена и пере­ве­дена на рыноч­ные рельсы, а сель­ские внут­рен­ние рай­оны впи­тали в себя избы­точ­ную рабо­чую силу, кото­рая в про­тив­ном слу­чае оста­ва­лась бы «непе­ре­ва­ри­ва­е­мой» в пери­оды общего кри­зиса. Но такая стра­те­гия, несмотря на её хорошо отла­жен­ный адми­ни­стра­тив­ный харак­тер, вряд ли наме­кает на прин­ци­пи­ально иной и в основе своей «непол­ный» харак­тер про­ле­та­ри­за­ции. На деле пере­нос вос­про­из­вод­ства явля­ется как исто­ри­че­ской гра­нью вся­кого про­цесса про­ле­та­ри­за­ции, так и всё более необ­хо­ди­мой про­це­ду­рой для гло­баль­ного капи­та­лизма после кри­зи­сов конца XX века.

Это также, в конце кон­цов, метод даль­ней­шей инду­стри­а­ли­за­ции и урба­ни­за­ции сла­бо­раз­ви­тых внут­рен­них рай­о­нов Китая. Рынок про­ник в сель­скую мест­ность и опу­сто­шил её до такой сте­пени, что пре­бы­ва­ние в деревне стало невоз­мож­ным. Во время кри­зиса деревня вза­мен взяла на себя функ­цию вре­мен­ной оста­новки на пути к новым рабо­чим местам в близ­ле­жа­щих горо­дах. При буду­щих кри­зи­сах же даже такого вари­анта может не быть, поскольку рабо­чие уже пере­ехали ближе к своим род­ным горо­дам, кото­рые сами сей­час в основ­ном разо­браны на части и про­даны застрой­щи­кам или круп­ным сель­ско­хо­зяй­ствен­ным кон­гло­ме­ра­там. По мере того, как вос­про­из­вод­ство ста­но­вится всё более про­бле­ма­тич­ным, эти внеш­ние про­стран­ства для полу­че­ния средств к суще­ство­ва­нию неры­ноч­ным путём ста­но­вятся всё более тесными.

Исторически про­ле­та­ри­за­ция все­гда была в какой-​то мере «непол­ной». Сам тер­мин обо­зна­чает пере­ход, по опре­де­ле­нию охва­ты­ва­ю­щий как мир «нового рабо­чего класса», так и мир тех, кто в него вли­ва­ется. «Неполный» харак­тер этого про­цесса все­гда имел заодно расо­вый и ген­дер­ный под­текст, при­чём работа мигран­тов, чер­но­ко­жих, пред­ста­ви­те­лей корен­ного насе­ле­ния и жен­щин счи­та­лась менее цен­ной, чем «нор­маль­ный» труд тех, кто офи­ци­ально при­зна­вался наём­ными работ­ни­ками, и они с мень­шей веро­ят­но­стью вообще полу­чали какое-​либо воз­на­граж­де­ние за труд.39 Даже в тех слу­чаях, когда явное вли­я­ние расо­вых, наци­о­наль­ных или ген­дер­ных раз­ли­чий отсут­ствует, та же «непол­нота» всё равно воз­ни­кает из-​за нерав­но­мер­ного харак­тера инду­стри­а­ли­за­ции, как это можно было наблю­дать на при­мере «оки» в Калифорнии 1930-​х годов или южных «тер­рони», рабо­тав­ших на фаб­ри­ках север­ной Италии в 1950-​е годы.

В каж­дом насе­лён­ном пункте, когда начи­нался про­цесс про­ле­та­ри­за­ции, вос­про­из­вод­ство рабо­чей силы новых работ­ни­ков было выне­сено за рамки капи­та­ли­сти­че­ских отно­ше­ний, и при этом зара­бот­ная плата часто была слиш­ком низ­кой или недо­ста­точ­ной для пол­ного покры­тия основ­ных рас­хо­дов. Это сде­лало необ­хо­ди­мым созда­ние слож­ных сетей неопла­чи­ва­е­мого труда по уходу, корм­ле­нию, само­воль­ному засе­ле­нию и дру­гим неофи­ци­аль­ным видам хозяй­ство­ва­ния, кото­рые, как пра­вило, созда­вали раз­ли­чия между работ­ни­ками — обычно за счёт двой­ных издер­жек у работ­ни­ков, кото­рые одно­вре­менно явля­лись жен­щи­нами. Когда эти «непол­ные» про­ле­та­рии начи­нали достав­лять слиш­ком много хло­пот, в зави­си­мо­сти от ситу­а­ции при­ни­ма­лись самые раз­но­об­раз­ные меры, начи­ная от истреб­ле­ния и закан­чи­вая депор­та­цией40 или асси­ми­ля­цией. Это — не слу­чай­ный побоч­ный эффект про­ле­та­ри­за­ции, а ско­рее неиз­беж­ная отри­ца­тель­ная состав­ля­ю­щая процесса:

Этот про­цесс [уста­нов­ле­ния расо­вого само­со­зна­ния] был обрат­ной сто­ро­ной того, что марк­си­сты назы­вают «про­ле­та­ри­за­цией». Носящее на себе клеймо про­дол­жа­ю­щейся исто­рии лише­ния зара­бот­ной платы и насиль­ствен­ного под­чи­не­ния раз­но­вид­но­стям «несво­бод­ного труда», расово созна­тель­ное насе­ле­ние было вклю­чено в ран­ний капи­та­лизм такими спо­со­бами, кото­рые про­дол­жают являться опре­де­ля­ю­щими фак­то­рами в совре­мен­ном фор­ми­ро­ва­нии резерв­ной армии труда41 .

Коли так, «обрат­ная сто­рона» все­гда была состав­ным эле­мен­том самой про­ле­та­ри­за­ции. Феномен, кото­рый опи­сы­вают Лу и Пунь, в зна­чи­тель­ной сте­пени про­сто ими­ти­рует более ран­ние про­цессы ста­нов­ле­ния расо­вого само­со­зна­ния — с одним важ­ным исключением.

Трещины в стеклянном полу

Решающим отли­чием сего­дня явля­ется то, что капи­та­лизм пере­жи­вает общий кри­зис вос­про­из­вод­ства в бес­пре­це­дент­ном гло­баль­ном мас­штабе. Это озна­чает, что в основе пери­о­ди­че­ских финан­со­вых кри­зи­сов или поли­ти­че­ских потря­се­ний лежит дли­тель­ная тен­ден­ция к тому, что капи­тал ста­но­вится всё труд­нее вос­про­из­во­дить за счёт рен­та­бель­ных инве­сти­ций — и в то же время ста­но­вится трудно вос­про­из­во­дить про­ле­та­риат в каче­стве про­из­во­ди­тель­ных рабо­чих (людей, рабо­та­ю­щих в рам­ках непо­сред­ствен­ного про­цесса про­из­вод­ства, где капи­тал соче­та­ется с чело­ве­че­ским тру­дом для про­из­вод­ства това­ров с добав­лен­ной сто­и­мо­стью). Это при­во­дит не только к финан­со­вым кри­зи­сам и всплес­кам без­ра­бо­тицы, вызван­ным спе­ку­ля­ци­ями и чрез­мер­ным инве­сти­ро­ва­нием (когда «более без­опас­ные» каналы выгод­ного инве­сти­ро­ва­ния не могут обес­пе­чить адек­ват­ную норму при­были), но и к общей меха­ни­за­ции про­из­вод­ства, сле­до­ва­тельно, к тому, что доля насе­ле­ния, необ­хо­ди­мая для про­из­вод­ства опре­де­лен­ного коли­че­ства про­дук­ции и добычи опре­де­лен­ного коли­че­ства при­род­ных ресур­сов, умень­ша­ется с тече­нием вре­мени. Когда работ­ники пере­стают быть полез­ными для системы (т. е. когда отдель­ные работ­ники пере­стают играть важ­ную роль в про­из­вод­стве сто­и­мо­сти), их изго­няют в соци­аль­ный слой, кото­рый Маркс назвал «резерв­ной армией труда».

В зна­чи­тель­ной сте­пени это изгна­ние сего­дня амор­ти­зи­ру­ется ростом сферы услуг, боль­шая часть кото­рой непо­сред­ственно не про­из­во­дит новую сто­и­мость для системы в целом (её пред­при­я­тия, конечно, могут быть при­быль­ными вне зави­си­мо­сти от этого) (Мы не согласны с подоб­ной трак­тов­кой поня­тия про­из­во­ди­тель­ного труда, мы счи­таем кор­рект­ным исполь­зо­ва­ние этого тер­мина по отно­ше­нию к любым работ­ни­кам, при­но­ся­щим капи­та­ли­сту при­быль. См. «Политэкономия “ноч­ной бабочки”» — прим. пер.). В неко­то­рых местах — в част­но­сти, в «гло­баль­ных горо­дах» — бла­го­даря выгод­ному поло­же­нию в меж­ду­на­род­ном раз­де­ле­нии труда созда­ётся вме­сти­лище для мно­же­ства высо­ко­опла­чи­ва­е­мых рабо­чих мест в сфере услуг наряду с огром­ными финан­си­ру­е­мыми госу­дар­ством полу­спе­ку­ля­тив­ными ком­плек­сами мате­ри­аль­ного обес­пе­че­ния и сред­не­опла­чи­ва­е­мой работы в сфере услуг, наи­бо­лее замет­ные из кото­рых — в сфере обра­зо­ва­ния, здра­во­охра­не­ния и в «неком­мер­че­ских» отрас­лях. Некоторые из них в конеч­ном счёте спо­соб­ствуют созда­нию новой сто­и­мо­сти, помо­гая про­из­во­ди­те­лям справ­ляться с бюро­кра­ти­че­ской запу­тан­но­стью миро­вого рынка. Но эта «финан­си­а­ли­зи­ро­ван­ная» запу­тан­ность сама по себе явля­ется симп­то­мом затяж­ного кризиса.

Раз так, подоб­ные услуги должны пони­маться не как вол­шеб­ным обра­зом про­дук­тив­ные (т. е. как умственный/​нематериальный труд а-​ля Хардт и Негри или сто­рон­ники тео­рии пре­дель­ной полез­но­сти), а как вычур­ное изли­ше­ство огром­ного гло­баль­ного богат­ства, запер­того в ловушке кро­во­сме­си­тель­ного застоя. Так как норма при­были в про­из­вод­стве, про­из­во­дя­щем сто­и­мость, сокра­ща­ется, даже эти небед­ные эко­но­мики ока­зы­ва­ются огра­ни­чены тем, что без­ра­бо­тица рас­тёт, а высо­ко­опла­чи­ва­е­мая работа в сфере услуг, транс­пор­ти­ровки или про­из­вод­ства с высо­ким пока­за­те­лем чистой про­дук­ции заме­ня­ется на низ­ко­опла­чи­ва­е­мую работу в сфере обслу­жи­ва­ния, если вообще хоть на что-​то заме­ня­ется. Щедрость сме­ня­ется жёст­кой эко­но­мией, и начи­на­ется это с окраин. Это при­бли­жает эко­но­мику дан­ных стран к «сред­ней тем­пе­ра­туре по пла­нете», когда боль­шая часть работы в сфере услуг носит отча­сти нефор­маль­ный харак­тер, часто соче­та­ется с раз­лич­ного рода дол­го­вой каба­лой (кото­рая кое-​где дохо­дит даже до кре­дит­ного раб­ства) и, нако­нец, плохо оплачивается.

Это озна­чает, что резерв­ная армия труда не про­сто уве­ли­чи­ва­ется в абсо­лют­ном выра­же­нии (хотя, воз­можно, про­ис­хо­дит и это), но и рас­ши­ря­ется вообще, а это озна­чает, что черты, тра­ди­ци­онно ассо­ци­и­ру­ю­щи­еся с резерв­ной армией труда (неофи­ци­аль­ное тру­до­устрой­ство, неста­биль­ность работы, неле­галь­ность), вновь стали отно­си­тельно «нор­маль­ными» чер­тами для тру­дя­щихся в целом.

Вот что пишет гре­че­ская ком­му­ни­сти­че­ская группа Blaumachen:

Важнейшим вопро­сом явля­ется не уве­ли­че­ние чис­лен­но­сти люмпен-​пролетариата, а рост люм­пе­ни­за­ции про­ле­та­ри­ата — люм­пе­ни­за­ции, кото­рая про­яв­ля­ется не как нечто внеш­нее по отно­ше­нию к наём­ному труду, а как его опре­де­ля­ю­щий эле­мент42 .

Этот про­цесс создаёт «(не-)субъект», нахо­дя­щийся в цен­тре совре­мен­ных поли­ти­че­ских вол­не­ний, а не тра­ди­ци­он­ный «субъ­ект рево­лю­ции» из левац­кой мифо­ло­гии, кото­рая зацик­лена на рабо­чих, кре­стья­нах, люм­пе­нах, коло­ни­зи­ро­ван­ных наро­дах или каком-​нибудь объ­еди­не­нии выше­пе­ре­чис­лен­ных групп. Этот колеб­лю­щийся (не-)субъект опре­де­ля­ется его «отно­ше­нием между вклю­че­нием в про­цесс про­из­вод­ства сто­и­мо­сти и исклю­че­нием из него».43 И эта неод­но­знач­ная связь явля­ется ядром клас­со­вой дина­мики капи­та­лизма, ста­но­вя­щейся всё более замет­ной по мере углуб­ле­ния кри­зиса воспроизводства.

Это не озна­чает, что «отно­ше­ние между вклю­че­нием и исклю­че­нием» при­суще исклю­чи­тельно нашему вре­мени (что, как ино­гда кажется, под­ра­зу­ме­вают Blaumachen и дру­гие). Такая напря­жён­ность все­гда зна­ме­но­вала исто­ри­че­ский про­цесс про­ле­та­ри­за­ции, во время кото­рого про­ле­та­рии были вынуж­дены сра­жаться друг про­тив друга под этни­че­ским, тер­ри­то­ри­аль­ным, ген­дер­ными пред­ло­гами и т. д., чтобы обез­опа­сить своё поло­же­ние среди «вклю­чён­ных» через доступ к зара­бот­ной плате, а также через офи­ци­аль­ное при­зна­ние этого вклю­че­ния посред­ством граж­дан­ства, доступа к обра­зо­ва­нию, ипо­теки и дру­гих форм кре­ди­то­ва­ния. Аналогичным обра­зом про­ле­та­риат и раньше стал­ки­вался с отно­си­тель­ной «люм­пе­ни­за­цией» посред­ством коло­ни­за­ции, а также баналь­ного обни­ща­ния рабочих-​переселенцев из деревни на ран­них эта­пах инду­стри­а­ли­за­ции Европы. Таким обра­зом, изме­ни­лись не столько сами отно­ше­ния (между капи­та­лом и тру­дом, а также между вклю­че­нием и исклю­че­нием), сколько гло­баль­ный кон­текст, в кото­ром эти инте­граль­ные анта­го­низмы имеют место.

Прежде мигранты из коло­ни­зи­ро­ван­ных стран-​придатков и пере­се­ленцы, напол­няв­шие про­мыш­лен­ные зоны своей рабо­чей силой, сохра­няли суще­ствен­ную связь с куль­тур­ной исто­рией сво­его рода, корни кото­рой нахо­ди­лись (зача­стую в рам­ках одного поко­ле­ния) далеко за пре­де­лами дей­ствия уло­вок гео­гра­фи­че­ски малого капи­та­ли­сти­че­ского эко­но­ми­че­ского ядра. Кроме того, ран­ний капи­та­лизм сосу­ще­ство­вал с раз­но­об­раз­ными аль­тер­на­тив­ными спо­со­бами про­из­вод­ства. Одни пере­жи­вали соб­ствен­ные кри­зисы, дру­гие уже частично или ката­стро­фи­че­ски скло­ня­лись под дей­ствием при­тя­же­ния капи­та­ли­сти­че­ской опу­холи, рас­ту­щей на теле Западной Европы, тре­тьи вообще не были тро­нуты «эко­но­ми­кой». Новые тру­дя­щи­еся классы часто опи­ра­лись на народ­ную исто­рию борьбы, кото­рая велась, пусть и непо­сле­до­ва­тельно, про­тив лише­ний и огра­ни­че­ний, кото­рые, соб­ственно, и при­вели к вклю­че­нию этих людей в отно­ше­ния наём­ного труда. Вместо того чтобы быть про­стыми «про­грамм­ными» утвер­ди­те­лями иден­тич­но­сти рабо­чих, все ран­ние рабо­чие дви­же­ния вклю­чали в себя эле­менты этих кре­стьян­ских или тузем­ных исто­рий и народ­ных тра­ди­ций, и «пушеч­ным мясом» подав­ля­ю­щего боль­шин­ство вос­ста­ний и рево­лю­ций XVIII—XX веков стали либо соб­ственно кре­стьяне, либо поко­ле­ние, кото­рое было непо­сред­ственно ото­рвано от дере­вен­ской жизни.

Однако сего­дня воз­мож­но­стей для роста не хва­тает, чис­лен­ность рабо­чей силы в сель­ской мест­но­сти сокра­ща­ется, а в про­мыш­лен­но­сти потреб­ность в ней уре­за­ется за счёт авто­ма­ти­за­ции. Эти гра­ницы наи­бо­лее заметны в запу­щен­ном состо­я­нии руко­твор­ных систем пла­неты, но это лишь один из аспек­тов кри­зиса, в кото­ром основ­ное вос­про­из­вод­ство капи­тала, труда и соот­но­ше­ния между ними ста­но­вится про­бле­мой само по себе. С 1970-​х годов «капи­тал пыта­ется осво­бо­диться от под­дер­жа­ния уровня вос­про­из­вод­ства про­ле­та­ри­ата как рабо­чей силы»44 . На пути гло­баль­ного капи­тала ко дну это вос­про­из­вод­ство пред­став­ля­ется «всего лишь издержками»:

В основе реструк­ту­ри­ро­ван­ного капи­та­лизма лежит раз­об­ще­ние вос­про­из­вод­ства про­ле­та­ри­ата и вало­ри­за­ции капи­тала в рам­ках диа­лек­тики непо­сред­ствен­ной инте­гра­ции (реаль­ного под­чи­не­ния (subsumption)) и дез­ин­те­гра­ции кру­го­обо­рота капи­тала и про­ле­та­ри­ата — и утрата ста­биль­но­сти этого вос­про­из­вод­ства, кото­рая на фоне рас­ту­щего орга­ни­че­ского состава соци­аль­ного капи­тала и гло­баль­ного дей­стви­тель­ного под­чи­не­ния обще­ства капи­талу сде­лала про­из­вод­ство избы­точ­ной рабо­чей силы внут­ренне при­су­щей отно­ше­ниям наём­ного труда чер­той в это время.45

В этом кон­тек­сте слу­чай Китая выгля­дит при­ме­ча­тель­ным только в той мере, в какой госу­дар­ство смогло при­спо­со­биться к этой «внут­ренне при­су­щей черте» и управ­лять ею.

Тем не менее, раз­ли­чия оста­ются зна­чи­тель­ными. В Endnotes утвер­жда­ется, что в усло­виях повсе­мест­ного кри­зиса воспроизводства

ста­рые про­екты про­грамм­ного рабо­чего дви­же­ния уста­рели: их мир был миром рас­ши­ря­ю­щихся про­мыш­лен­ных тру­до­вых ресур­сов, в кото­ром зар­плата явля­лась осно­во­по­ла­га­ю­щим зве­ном в цепочке соци­аль­ного вос­про­из­вод­ства, в цен­тре дилеммы, где встре­ча­ются капи­тал и про­ле­та­риат, где опре­де­лён­ная вза­им­ность тре­бо­ва­ний по вопро­сам зара­бот­ной платы, — «do ut des», — могла доми­ни­ро­вать на гори­зонте клас­со­вой борьбы. Но с уве­ли­че­нием чис­лен­но­сти резерв­ной армии труда эта вза­им­ность ста­вится под вопрос, и общая опор­ная точка для борьбы тем самым больше не может быть вопро­сом о форме оплаты труда46 .

В явное про­ти­во­ре­чие с этим тези­сом, однако, всту­пает то, что тре­бо­ва­ния уве­ли­че­ния зара­бот­ной платы озву­чи­ва­лись именно в основ­ных эпи­цен­трах недав­них китай­ских бес­по­ряд­ков, заба­сто­вок и пере­кры­тий улиц. И эти тре­бо­ва­ния не только были удо­вле­тво­рены в кон­крет­ных слу­чаях, но и на самом деле при­вели к общему росту зара­бот­ной платы в обра­ба­ты­ва­ю­щей про­мыш­лен­но­сти за послед­нее деся­ти­ле­тие до такой сте­пени, что ста­биль­ность «китай­ской цены» теперь под вопро­сом.47 . За тот же период абсо­лют­ная чис­лен­ность про­мыш­лен­ных рабо­чих также воз­росла: она уве­ли­чи­лась с 85,9 млн чело­век в 2002 г. до 99 млн чело­век в 2009 г., то есть за 7 лет их доля от общей чис­лен­но­сти рабо­чей силы выросла с 11% до почти 12,8%48 .

Это тем более важно при рас­смот­ре­нии того, как подоб­ный кри­зис вос­про­из­вод­ства и сопут­ству­ю­щее ему сни­же­ние уровня зара­бот­ной платы в конеч­ном счёте огра­ни­чи­вают воз­мож­но­сти про­ле­та­риев напа­дать на усло­вия, кото­рые фор­ми­руют их соб­ствен­ную жизнь. Французская группа Théorie Communiste утвер­ждает, что одним из самых насущ­ных огра­ни­че­ний бес­по­ряд­ков 2008 года в Греции была неспо­соб­ность участ­ни­ков бес­по­ряд­ков раз­бить «стек­лян­ный пол» между сфе­рами вос­про­из­вод­ства и про­из­вод­ства (Под «стек­лян­ным полом» име­ется в виду, что чаще всего бес­по­рядки про­ис­хо­дят в сфере вос­про­из­вод­ства, т. е. мага­зи­нах, уни­вер­си­те­тах или жилых рай­о­нах, в то время как в пром­зо­нах и на заво­дах их почти нет (одна из при­чин этого — гео­гра­фи­че­ская уда­лён­ность заво­дов от круп­ных насе­лён­ных пунк­тов, вплоть до нахож­де­ния в дру­гой стране). Чётко виден кон­траст между тол­стым «стек­лян­ным полом» на Западе и тон­ким — в Китае — прим. пер.):

Но если клас­со­вая борьба оста­нется дви­же­нием на уровне вос­про­из­вод­ства, то она не вклю­чает в себя смысл соб­ствен­ного суще­ство­ва­ния: про­из­вод­ство. Сегодня это огра­ни­че­ние повто­ря­ется каж­дый раз, для всех бес­по­ряд­ков и «вос­ста­ний», что опре­де­ляет их как «собы­тия мень­шин­ства». Революция должна будет войти в сферу про­из­вод­ства, чтобы упразд­нить её как кон­крет­ный момент чело­ве­че­ских отно­ше­ний и тем самым, упразд­нив наём­ный труд, упразд­нить труд вообще. Именно в этом состоит реша­ю­щая роль про­из­во­ди­тель­ного труда и тех, кто в дан­ный момент явля­ется непо­сред­ствен­ными носи­те­лями его про­ти­во­ре­чия, потому что они испы­ты­вают его в своём суще­ство­ва­нии для капи­тала, кото­рый в одно и то же время необ­хо­дим и изли­шен49 .

Однако, в отли­чие от Греции, китай­ские бунты про­ис­хо­дят если не прямо в «сфере про­из­вод­ства», то крайне близко ней, при­чём мно­гие из них бук­вально начи­на­ются в самих про­мыш­лен­ных горо­дах — от пред­при­я­тий до обще­жи­тий и сто­ло­вых, и тем самым пере­пры­ги­вают от рабо­чих на одной фаб­рике к рабо­чим на другой.

Следовательно, это ука­зы­вает на то, что несо­от­вет­ствие между наблю­да­е­мыми явле­ни­ями и тео­ри­ями, изло­жен­ными выше, может быть про­сто след­ствием фоку­си­ро­ва­ния на раз­ных вещах. Blaumachen, Endnotes и Théorie Communiste берут как отправ­ную точку Европу и Северную Америку. Но тот осо­бый спо­соб, кото­рым кри­зис вос­про­из­вод­ства про­яв­ля­ется в Китае, отли­ча­ется от того, что наблю­да­ется в дру­гих стра­нах. Оценка огра­ни­че­ний, с кото­рыми столк­ну­лись гре­че­ские бун­тов­щики, за автор­ством Théorie Communiste, ука­зы­вает на эту самую раз­ницу: в то время как греки стал­ки­ва­ются с жёст­кими огра­ни­че­ни­ями «тол­стого» стек­лян­ного пола, отде­ля­ю­щего их от про­из­вод­ствен­ной сферы, поло­же­ние таких реги­о­нов, как Дельта Жемчужной реки, в рам­ках гло­баль­ного раз­де­ле­ния труда делает «стек­лян­ный пол» чрез­вы­чайно тон­ким, и здесь он тре­бует всё боль­шего при­ло­же­ния сил для под­дер­жа­ния по мере того, как тре­щины в нём раз­рас­та­ются. Основная стра­те­гия управ­ле­ния этими кон­флик­тами, как было отме­чено выше, как раз и заклю­ча­ется в отде­ле­нии неста­биль­ных сег­мен­тов насе­ле­ния (а именно, без­ра­бот­ных) от про­из­вод­ствен­ной зоны. Наряду с доро­го­сто­я­щими госу­дар­ствен­ными про­грам­мами сти­му­ли­ро­ва­ния ста­но­вится абсо­лют­ной необ­хо­ди­мо­стью буфе­ри­за­ция про­из­вод­ства, будь то ква­зи­де­пор­та­ция во вновь инду­стри­а­ли­зи­ру­ю­щи­еся города или пре­вра­ще­ние самой про­из­вод­ствен­ной зоны в центр тоталь­ного соци­аль­ного кон­троля в про­мыш­лен­ном городе — одно­вре­менно в мастер­скую, про­стран­ство для отдыха и тюрьму50 .

Это озна­чает, что это глав­ное внут­рен­нее огра­ни­че­ние дан­ного пери­ода борьбы всё чаще пре­вра­щают во внеш­нее огра­ни­че­ние для про­ле­та­риев, по край­ней мере, в про­мыш­лен­ных реги­о­нах Китая. В каче­стве внеш­него огра­ни­че­ния оно вопло­ща­ется не только в дей­ствиях поли­ции (как и в дру­гих местах), но и в окру­же­нии самого чело­века в иску­ственно постро­ен­ной среде — в новой инфра­струк­туре, создан­ной под дей­ствием этого сти­мула, в новых анти­уто­пи­че­ских город­ских пей­за­жах, появ­ля­ю­щихся в запад­ных рай­о­нах страны, в целе­на­прав­ленно спро­ек­ти­ро­ван­ных про­мыш­лен­ных горо­дах. Таким обра­зом, это огра­ни­че­ние про­яв­ля­ется во всё боль­ших отча­я­нии, импро­ви­зи­ро­ван­но­сти и интен­си­фи­ка­ции в работе меха­низ­мов буфе­ри­за­ции про­из­вод­ствен­ной сферы через частич­ное её отде­ле­ние от вос­про­из­вод­ствен­ной (а госу­дар­ство, семья или пре­ступ­ный син­ди­кат вза­мен берут на себя бремя послед­ней), при этом спо­соб­ствуя инте­гра­ции обеих этих сфер в непо­сред­ствен­ный про­цесс про­из­вод­ства, в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти — силой51 .

Будущего нет

Наше инту­и­тив­ное пред­став­ле­ние о Китае как о «миро­вой фаб­рике» также скры­вает истин­ные тен­ден­ции в струк­туре заня­то­сти. Если изу­чить дан­ные более подробно, выяс­ня­ется, что китай­ская эко­но­мика в целом, похоже, меня­ется согласно той же схеме деин­ду­стри­а­ли­за­ции и сни­же­ния фор­ма­ли­за­ции, что и весь мир. Хоть и верно, напри­мер, то, что китай­ская обра­ба­ты­ва­ю­щая про­мыш­лен­ность погло­тила десять мил­ли­о­нов новых рабо­чих в период с 2002 по 2009 год, что доба­вило два про­цента к общей чис­лен­но­сти рабо­чей силы, этот рост про­изо­шёл в форме позд­него пика после мас­со­вой деин­ду­стри­а­ли­за­ции «ржа­вого пояса» страны и свёр­ты­ва­ния системы «работы на всю жизнь» в 1990-​х годах. В абсо­лют­ном выра­же­нии доля китай­ского про­мыш­лен­ного про­из­вод­ства в общем объ­ёме заня­то­сти резко сокра­ти­лась с начала эпохи реформ, упав с 14,8 % в 1985 году до 11 % в 2001 году, и лишь недавно, в 2009 году, под­ня­лась до 12,8 %. Общая тен­ден­ция явно была отри­ца­тель­ной (см. рис. 5). И это несмотря на то, что заня­тость в сель­ском хозяй­стве также сокра­ти­лась силь­нее, чем когда-​либо: с 63 % в 1985 году до 35 % в 2011 году52 . Это озна­чает, что в Китае, как и везде в мире, сфера услуг оста­ётся в выиг­рыше, в то время как такие отрасли, как стро­и­тель­ство, ста­но­вятся все более зави­си­мыми от госу­дар­ствен­ных сти­му­лов и финан­со­вых спе­ку­ля­ций, а не от рас­ши­ре­ния про­мыш­лен­ных предприятий.

Рис. 5: Процент работ­ни­ков Китая, заня­тых в сфере обра­ба­ты­ва­ю­щей промышленности.

В допол­не­ние к этим тен­ден­циям, сам харак­тер китай­ского про­из­вод­ства часто оста­ётся неупо­мя­ну­тым. Зачастую пред­по­ла­га­ется, что огром­ные фаб­рич­ные ком­плексы их боль­шими раз­ме­рами и ква­зи­фор­дов­скими моде­лями тру­до­вой дис­ци­плины, кото­рые при­ни­мали на себя удар во время про­те­стов в Foxconn или Honda, явля­ются абсо­лютно типич­ными для Китая, но это не так. Большинство работ­ни­ков, заня­тых в китай­ском про­из­вод­стве (64,4 %), фак­ти­че­ски рабо­тают в «сель­ских, посел­ко­вых и дере­вен­ских пред­при­я­тиях» (乡镇企业), кото­рые в основ­ном рас­по­ло­жены за пре­де­лами мега­по­ли­сов и зача­стую слабо охва­ты­ва­ются офи­ци­аль­ной китай­ской ста­ти­сти­кой, вклю­ча­ю­щей в их ряды также «работ­ни­ков за пре­де­лами уста­нов­лен­ных пред­при­я­тий, кото­рые рабо­тали на себя или в домаш­нем хозяй­стве, квар­тале или дру­гих неболь­ших про­из­вод­ствен­ных груп­пах»53 . Даже самые круп­ные про­мыш­лен­ные цен­тры зави­сят от этого мало­мас­штаб­ного, свя­зан­ного в сете­вые струк­туры, прак­ти­че­ски не вклю­чен­ного в фор­маль­ные отно­ше­ния труда, зна­чи­мость кото­рого наи­бо­лее заметна в таких отрас­лях про­мыш­лен­но­сти, как пере­ра­ботка втор­сы­рья, про­из­вод­ство мел­ких дета­лей и тру­до­ём­кая добыча ресур­сов, про­дукты кото­рых затем посту­пают в более круп­ные про­мыш­лен­ные агло­ме­ра­ции, такие, как Foxconn (наряду с ресур­сами, про­из­во­ди­мыми в ана­ло­гич­ных «нефор­маль­ных» усло­виях стра­нах вроде Индии) для про­из­вод­ства из них в итоге пред­ме­тов потреб­ле­ния. Здесь также явно сти­ра­ются гра­ницы между про­мыш­лен­ным про­из­вод­ством и сфе­рой услуг, поскольку мно­гие пред­при­я­тия также участ­вуют в транс­пор­ти­ровке, посред­ни­че­стве по вопро­сам рабо­чей силы и финан­си­ро­ва­нии на местах — будь то посред­ством пер­со­наль­ного или семей­ного кре­ди­то­ва­ния или путём фор­ми­ро­ва­ния всё более круп­ных «тене­вых бан­ков», кото­рые суще­ствуют парал­лельно с офи­ци­аль­ной бан­ков­ской систе­мой54 .

Меняющийся харак­тер про­мыш­лен­ной струк­туры страны ока­зы­вает огром­ное вли­я­ние на то, в какой форме вспы­хи­вают бунты, заба­стовки и дру­гие «мас­со­вые инци­денты» и на то, как они в итоге подав­ля­ются. Эта струк­тура также как бы вли­яет на саму лич­ность про­ле­та­рия, и это помо­гает осмыс­лить то, как про­ле­та­рии пони­мают свои дей­ствия отно­си­тельно окру­жа­ю­щего мира. По суще­ству, зна­чи­мый фак­тор в фор­ми­ро­ва­нии повсе­днев­ного окру­же­ния людей (вклю­чая ритмы их дея­тель­но­сти и кон­такты с дру­гими людьми) — работа и создан­ное ей окру­же­ние, — есть сво­его рода ланд­шафт, на кото­ром про­ис­хо­дят бунты и про­тив кото­рого они реа­ги­руют. По мере раз­ви­тия и адап­та­ции этой череды раз­лич­ных форм борьбы этот ланд­шафт кол­лек­тивно (часто инту­и­тивно) «кар­то­гра­фи­ру­ется», и, по мере того как кон­фликт наби­рает силу, рас­тёт пони­ма­ние спо­соб­но­сти не только захва­ты­вать, но и изме­нять эту среду. В про­шлом круп­ные про­мыш­лен­ные кон­гло­ме­раты, к при­меру, в Детройте или Северной Италии, стали оча­гами тра­ди­ци­он­ного «рабо­чего дви­же­ния» именно потому, что они скон­цен­три­ро­вали огром­ное коли­че­ство про­мыш­лен­ных рабо­чих в несколь­ких город­ских агло­ме­ра­циях, при­чём эти рабо­чие тыся­чами тру­ди­лись сообща в огром­ных фаб­рич­ных кор­пу­сах и целых про­мыш­лен­ных районах.

Учитывая рас­про­стра­нён­ность заба­сто­вок среди недав­них бес­по­ряд­ков в Китае и непо­сред­ствен­ную бли­зость басту­ю­щих к ряду важ­ней­ших про­мыш­лен­ных зон мира, мно­гие авторы пред­по­ла­гают, что рамки огра­ни­чен­но­сти теку­щих кон­флик­тов в Китае будут пре­одо­лены каким-​нибудь новым проф­со­юз­ным дви­же­нием: высо­ко­цен­тра­ли­зо­ван­ным, неза­ви­си­мым от пра­ви­тель­ствен­ных проф­со­ю­зов и под­чи­нён­ным прин­ци­пам пря­мой демо­кра­тии. И хотя этому дви­же­нию очень сильно помогли бы пере­до­вые циф­ро­вые тех­но­ло­гии (за послед­ние два­дцать лет некой уни­вер­саль­ной фор­му­лой для левых стал прин­цип «само­управ­ле­ние + Интернет»), эти пред­ска­за­ния рас­смат­ри­вают воз­рож­де­ние в Китае син­ди­ка­лизма в той или иной сте­пени. Примером тому слу­жит недав­ний отчёт Трудового бюл­ле­теня Китая под назва­нием «В поис­ках проф­со­юза: рабо­чее дви­же­ние в Китае 2011–2013 гг.» Высказанные авто­рами пред­по­ло­же­ния ясны и понятны. Мы уже знаем метод пре­одо­ле­ния нынеш­него тупика, в кото­рый зашла борьба в Китае: один боль­шой проф­союз. «Рабочее дви­же­ние» всего-​навсего должно «открыть» для себя сию орга­ни­за­ци­он­ную модель. Вместо пони­ма­ния орга­ни­за­ции как про­ти­во­бор­ства и пре­одо­ле­ния огра­ни­че­ний, кото­рыми отме­чена име­ю­ща­яся череда кон­флик­тов, нам под­со­вы­вают чисто фор­маль­ный подход.

Начать с про­ти­во­по­лож­ной отправ­ной точки будет, пожа­луй, куда разум­нее. Нет осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что «рабо­чее дви­же­ние» суще­ствует в тра­ди­ци­он­ном смысле, только из-​за скоп­ле­ния заба­сто­вок в стране, или что «один боль­шой проф­союз» — это та форма орга­ни­за­ции, кото­рая со сто­про­цент­ной гаран­тией най­дёт спо­соб пре­одо­ле­ния неудач в этих кон­флик­тах, про­сто потому что она (якобы) уже сыг­рала такую роль в исто­рии. Если на Западе тамош­ний «мас­со­вый работ­ник» дей­стви­тельно мог быть порож­дён подоб­ными усло­ви­ями, то в деин­ду­стри­а­ли­зи­ро­ван­ном Китае эти самые усло­вия по боль­шей части отсут­ствуют так же, как они отсут­ствуют в совре­мен­ных деин­ду­стри­а­ли­зи­ро­ван­ных США и ЕС.

Было бы ошиб­кой, однако, пола­гать, что отсут­ствие де-​факто усло­вий, необ­хо­ди­мых для фор­ми­ро­ва­ния «рабо­чего дви­же­ния», озна­чает обре­чён­ность любой попытки сверг­нуть суще­ству­ю­щую систему. Такое пред­по­ло­же­ние осно­вано на про­из­воль­ном выборе из всей раз­но­об­раз­ной исто­рии анти­ка­пи­та­ли­сти­че­ских кон­флик­тов по всему зем­ному шару одной потен­ци­аль­ной выс­шей точки, имев­шей место именно в опыте борьбы в США и Европе, и обоб­ще­нии зна­че­ния этой самой точки до абсо­лют­ного усло­вия, необ­хо­ди­мого для раз­вёр­ты­ва­ния нового цикла вос­ста­ния. На деле же про­ти­во­по­лож­ная точка зре­ния, веро­ятно, ближе к истине. Именно при круп­ных «фор­дов­ских» завод­ских режи­мах суще­ство­ва­ние здо­ро­вого «рабо­чего дви­же­ния», будь оно про­дви­га­емо соци­а­ли­сти­че­скими пар­ти­ями (как в Европе) или же либералами-​сторонниками Великого обще­ства (как в США), поту­шило послед­ние тле­ю­щие угольки рево­лю­ции, оста­вав­ши­еся от вол­не­ний сто­лет­ней дав­но­сти. Между тем син­ди­каты, ком­му­ни­сти­че­ские пар­тии и рево­лю­ци­он­ные армии того про­шед­шего сто­ле­тия едва ли были про­дук­том «рево­лю­ци­он­ной созна­тель­но­сти», порож­дён­ными в среде завод­ских рабо­чих бла­го­даря про­цес­сам кол­лек­ти­ви­за­ции при самом капи­та­лизме. Очевидно, что инду­стри­а­ли­за­ция и демо­гра­фи­че­ский пере­ход сыг­рали важ­ную роль в раз­жи­га­нии бунта про­тив тогдаш­него обни­ща­ния. Но эти ран­ние про­тестные дви­же­ния, воз­ник­шие из-​за ука­зан­ных при­чин, были всего лишь ата­виз­мами кре­стьян­ских и мест­ных тра­ди­ций сопро­тив­ле­ния капи­та­лизму извне, и одно­вре­менно — про­стыми сов­па­де­ни­ями культурно-​исторических усло­вий и так­ти­че­ских ситуаций.

Хотя зна­чи­мость тре­бо­ва­ний по поводу зара­бот­ной платы и рабо­чих мест во время бес­по­ряд­ков в Китае, на пер­вый взгляд, сви­де­тель­ствует о появ­ле­нии нового рабо­чего дви­же­ния, если мы коп­нём глубже, нам ста­нет ясно, что про­ис­хо­дит нечто совер­шенно иное. Применение подоб­ной так­тики в раз­ных обсто­я­тель­ствах может сви­де­тель­ство­вать об очень раз­но­об­раз­ных воз­мож­но­стях в поли­тике. Несмотря на то, что свя­зан­ные с зара­бот­ной пла­той тре­бо­ва­ния в заба­стов­ках китай­цев (будь то повы­ше­ние её или пога­ше­ние задол­жен­но­стей по ней) выхо­дят на пер­вый план, мало что сви­де­тель­ствует о том, что такие тре­бо­ва­ния точно отра­жают сово­куп­ность жела­ний рабо­чих. Самое оче­вид­ное, что можно сде­лать — взгля­нуть разок на то, что все выдви­гают тре­бо­ва­ния к зара­бот­ной плате, и прийти к выводу о том, что работ­ники про­сто хотят больше денег, однако такой под­ход не ухва­ты­вает самой сути вещей. Это было бы то же самое, что наблю­дать за тем, как люди гра­бят мага­зины в ходе аме­ри­кан­ских бун­тов про­тив поли­ции, и делать вывод только о том, что люди на деле про­сто хотели полу­чить укра­ден­ные ими вещи. Хотя это и правда, но это лишь самая-​самая вер­хушка айс­берга. Как и это маро­дёр­ство, тре­бо­ва­ния к зара­бот­ной плате в Китае руко­вод­ству­ются мак­си­мой «возьми всё, что можешь», при кото­рой пря­мо­ду­шие мотива бун­та­рей само по себе явля­ется сиг­на­лом о том, что за ним стоит что-​то боль­шее, но нераспознанное.

Получается, в Китае вовсе не назре­вает ника­кого рабо­чего дви­же­ния, и это хорошо. Например, едва ли суще­ствует какой-​либо импульс к орга­ни­за­ции тра­ди­ци­он­ных проф­со­ю­зов, кото­рые высту­пили бы за утвер­жде­ние иден­тич­но­сти пере­се­лен­цев как «нор­маль­ных» работ­ни­ков, помогли бы опо­сре­до­вать цену их труда и тем самым облег­чить их пол­ное вклю­че­ние в отно­ше­ния зара­бот­ной платы. Несмотря на попытки неко­то­рых левых обще­ствен­ных орга­ни­за­ций пойти в этом направ­ле­нии, похоже, что само госу­дар­ство, пыта­ясь вос­ста­но­вить более актив­ную роль Всекитайской феде­ра­ции проф­со­ю­зов55 и высту­пая про­тив кор­рум­пи­ро­ван­ных мел­ких чинов­ни­ков, явля­ется един­ствен­ной зна­чи­тель­ной силой, про­дви­га­ю­щей такое включение.

Неизменное отсут­ствие такого «дви­же­ния» при­суще не одному лишь Китаю. Кризис вос­про­из­вод­ства также явля­ется кри­зи­сом отно­ше­ний зара­бот­ной платы, при кото­ром сами тре­бо­ва­ния по поводу зара­бот­ной платы ста­но­вятся «непра­во­мер­ными», как выра­зи­лись в Théorie Communiste. Здесь слово «непра­во­мер­ный» сви­де­тель­ствует о систе­ма­ти­че­ской невоз­мож­но­сти, о том, что тре­бо­ва­ния более высо­кой зара­бот­ной платы ста­но­вится всё труд­нее удо­вле­тво­рить, несмотря на то, что инфля­ция и нехватка рабо­чей силы делают их всё более необ­хо­ди­мыми. Это сопро­вож­да­ется кри­зи­сом в про­из­вод­стве денег, поскольку система стал­ки­ва­ется с рас­ту­щими огра­ни­че­ни­ями для лик­вид­но­сти капи­тала, — дру­гими сло­вами, воз­ни­кает общий кри­зис стоимости:

Текущий кри­зис [тот, что начался в 2008 году] раз­ра­зился, потому что про­ле­та­рии больше не могли пога­шать свои займы. Он воз­ник на базе самой основ­ной вещи в отно­ше­ниях зара­бот­ной платы, кото­рая при­вела к финан­си­а­ли­за­ции капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­мики: на базе сокра­ще­ния зара­бот­ной платы как необ­хо­ди­мого усло­вия для «созда­ния сто­и­мо­сти» и гло­баль­ной кон­ку­рен­ции между рабо­чими. Эксплуатация про­ле­та­ри­ата в гло­баль­ном мас­штабе — это усло­вие повы­ше­ния цен­но­сти и вос­про­из­вод­ства этого капи­тала, кото­рый стре­мится к абсо­лют­ной сте­пени абстрак­ции (Имеется в виду, что капи­тал зату­шё­вы­вает свою опору на труд и кажется в связи с этим абстракт­нее. Эксплуатация рабо­чих и вообще отно­ше­ния между людьми замал­чи­ва­ются, а на перед­ний план выхо­дят цифры с гра­фи­ками — прим. пер.), скры­тое истин­ное лицо этого про­цесса. В теку­щем пери­оде изме­ни­лись в первую оче­редь мас­штабы зоны, в пре­де­лах кото­рой ока­зы­ва­лось это дав­ле­ние: точ­кой отсчёта цен для всех това­ров, вклю­чая рабо­чую силу, стала наи­мень­шая цена по миру. Это под­ра­зу­ме­вает рез­кое сокра­ще­ние или даже исчез­но­ве­ние допу­сти­мых раз­ли­чий между нор­мами при­были из-​за порядка, вве­дён­ного финан­со­вым капи­та­лом, кото­рый дик­тует усло­вия про­из­во­ди­тель­ному капи­талу56 .

«Китайская цена» в тече­ние послед­них два­дцати лет была этой «точ­кой отсчёта цен для всех това­ров», и кри­зис отно­ше­ний зара­бот­ной платы, при­су­щий Китаю, при­ни­мает форму общей валют­ной тур­бу­лент­но­сти (хотя и подав­лен­ной денежно-​кредитной поли­ти­кой), роста зара­бот­ной платы в суще­ству­ю­щих про­мыш­лен­ных зонах, таких, как Дельта Жемчужной реки, пере­ме­ще­ния рабо­чей силы в более дешё­вые про­из­вод­ствен­ные цен­тры во внут­рен­них горо­дах и мас­со­вого подъ­ёма спе­ку­ля­тив­ных инве­сти­ций, осо­бенно в недви­жи­мость, но также даю­щего о себе знать в виде раз­ду­ва­ю­щихся раз­ме­ров нефор­маль­ного финан­си­ро­ва­ния наряду с рас­ту­щей необ­хо­ди­мо­стью госу­дар­ствен­ных инве­сти­ций через сти­му­ли­ро­ва­ние и зару­беж­ные ПИИ. Все эти явле­ния под­твер­ждают «непра­во­мер­ность» тре­бо­ва­ний по вопро­сам зара­бот­ной платы, поскольку зара­бот­ная плата рабо­чих должна расти и дей­стви­тельно рас­тёт (из-​за инфля­ции, рас­ту­щего вли­я­ния рынка в сель­ской мест­но­сти и т. д.), и именно тогда, когда нормы при­были уже сни­жа­ются. Промышленность пере­ме­ща­ется, эко­но­ми­че­ский рост замед­ля­ется, валюты деста­би­ли­зи­ру­ются, и созда­ются усло­вия для новых волн заба­сто­вок и мас­со­вых беспорядков.

Именно эта «непра­во­мер­ность» делает невоз­мож­ным воз­ник­но­ве­ние эффек­тив­ного рабо­чего дви­же­ния, в резуль­тате чего госу­дар­ство ока­зы­ва­ется в «ловушке мятежа»57 . Неспособный при­быльно рефор­ми­ро­вать свои тру­до­вые инсти­туты на наци­о­наль­ном уровне, Китай ока­зы­ва­ется между пада­ю­щей нор­мой при­были и рас­ту­щими вол­нами заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков. Уступка, усми­ря­ю­щая один лагерь, вызы­вает про­ти­во­по­лож­ную реак­цию у дру­гого. Требования по поводу зара­бот­ной платы ста­но­вятся непра­во­мер­ными из-​за стро­гой огра­ни­чен­но­сти пре­де­лов, в кото­рых они дей­ствуют. Но эта непра­во­мер­ность не только исклю­чает воз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния рабо­чего дви­же­ния, но и создаёт усло­вия, при кото­рых нападки на зара­бот­ную плату, подоб­ные тем, кото­рые недавно имели место в Китае, фак­ти­че­ски бьют по куда менее устой­чи­вой линии раз­лома, чем боль­шин­ство вол­не­ний рабо­чих за послед­ние пол­века. Предшествующие победы социал-​демократии в Европе и после­во­ен­ного либе­ра­лизма в Соединённых Штатах ока­за­лись воз­можны из-​за пре­дель­ных выгод, полу­чен­ных этими реги­о­нами в тече­ние корот­ких пери­о­дов подъ­ёма после деся­ти­ле­тий депрес­сии и войны. Требования по вопро­сам зара­бот­ной платы в ту эпоху при­вели к росту проф­со­юз­ного дви­же­ния, появ­ле­нию про­грамм обще­ствен­ных работ, вклю­че­нию новых рабо­чих в более при­ви­ле­ги­ро­ван­ные слои про­ле­та­ри­ата и, таким обра­зом, мяг­кому подав­ле­нию всех рево­лю­ци­он­ных импуль­сов, остав­шихся от преды­ду­щей эпохи, — и всё потому, что они могли себе это поз­во­лить. Сегодня это уже не так. Работников по суще­ству нельзя под­дер­жать, потому что невоз­можно предо­ста­вить им то, в чём они нуж­да­ются.

Субъективная пози­ция самих рабо­чих может слу­жить иллю­стра­цией этого пара­докса. Так, про­цесс про­ле­та­ри­за­ции до сих пор и близко не при­вёл к фор­ми­ро­ва­нию какого-​либо дви­же­ния, созда­ю­щего тен­ден­цию к утвер­жде­нию иден­тич­но­сти рабо­чих как рабо­чих. Вместо этого фор­ми­ру­е­мая субъ­ек­тив­ность при­ни­мает униженно-​негативную форму: «если ты рабо­чий, буду­щего у тебя нет; воз­вра­ще­ние же в деревню не имеет смысла»58 . Лу и Пунь повто­ряют это:

Эта реформа заклю­чает в себе про­ти­во­ре­чие: поскольку для исполь­зо­ва­ния капи­тала потре­бо­вался новый труд, китай­ским кре­стья­нам было пред­ло­жено пре­об­ра­зо­ваться в наём­ных рабо­чих, гото­вых про­во­дить свои дни на рабо­чем месте. <…> Тем не менее, их сде­лали рас­ход­ным мате­ри­а­лом, и когда они ста­но­вятся не нужны, их про­сят вер­нуться в деревни, кото­рые они были вынуж­дены оста­вить и кото­рым они не смогли сохра­нить вер­ность. <…> Если глав­ной харак­тер­ной чер­той пер­вого поко­ле­ния трудящихся-​переселенцев была мимо­лёт­ность, то вто­рое поко­ле­ние, кото­рое теперь про­во­дит куда боль­шую часть своей жизни в город­ской мест­но­сти, харак­те­ри­зу­ется раз­ры­вом. Мимолётность пред­по­ла­гает изме­не­ния, а потому все­ляет надежду и мечты о пере­ме­нах. Разрыв, напро­тив, создаёт замкну­тость: тут нет надежды ни на пре­вра­ще­ние себя в город­ского работ­ника, ни на воз­вра­ще­ние в сель­скую общину, чтобы начать жить как кре­стья­нин59 .

И это настро­е­ние даже начи­нает пере­ве­ши­вать сами эко­но­ми­че­ские импе­ра­тивы пере­се­ле­ния. Описывая одного из опро­шен­ных ими рабо­чих, Лу и Пунь пишут:

Если погоня за мате­ри­аль­ным воз­на­граж­де­нием — это общее стрем­ле­ние, пере­ве­ши­ва­ю­щее внут­рен­ние раз­ли­чия внутри рабо­чего класса, то эта погоня утра­тила смысл для Синя. Идея работы была для него раз­бита, и вме­сте с тем в его жизни появился раз­рыв. «Где бы я ни рабо­тал, я не чув­ствую себя счаст­ли­вым. Моя душа никак не может успо­ко­иться. Я все­гда чув­ствую, что дол­жен сде­лать что-​то боль­шое»60 .

Это дер­жит пере­се­лен­цев в посто­ян­ном коле­ба­нии, порож­дая то, что Пунь и Лу назы­вают «ква­зи­и­ден­тич­но­стью» сель­ских пере­се­лен­цев: «Одна из женщин-​работниц, с кото­рой мы встре­ча­лись в Дунгуане, отме­тила: «Я ску­чала по дому, пока меня не было [из-​за работы в городе]. Когда я вер­ну­лась домой, я стала думать о том, чтобы снова уйти оттуда»61 .

Эта дина­мика харак­те­ри­зо­вала боль­шую часть тру­до­вых вол­не­ний в послед­ние годы. Для этих работ­ни­ков «создан пороч­ный круг: реформа и раз­рыв между горо­дом и дерев­ней сти­му­ли­руют жела­ние сбе­жать из сель­ской мест­но­сти; побег же ведёт только к труд­но­стям завод­ской жизни; разо­ча­ро­ва­ние же в завод­ской жизни вызы­вает жела­ние вер­нуться»62 . Синь про­дол­жает руко­во­дить сво­ими кол­ле­гами в ходе заба­стовки на своём заводе пласт­масс: «Оказавшись в под­ве­шен­ном состо­я­нии, когда нет ни пути назад, ни дви­же­ния впе­рёд, они были готовы пойти на ради­каль­ные дей­ствия»63 . Именно потому, что Синь не может до конца стать частью ни «рабо­чего класса», ни сокра­ща­ю­ще­гося кре­стьян­ства, он и такие, как он, вынуж­дены напа­дать на окру­жа­ю­щие их усло­вия. Отсутствие рабо­чего дви­же­ния — это не сла­бость, более того, это обсто­я­тель­ство откры­вает новые воз­мож­но­сти. Когда под­дер­жи­вать и утвер­ждать жизнь рабо­чих в каче­стве рабо­чих ста­но­вится слиш­ком дорого, это сви­де­тель­ствует о том, что вза­и­мо­уси­ли­ва­ю­щий цикл между тру­дом и капи­та­лом начал раз­ру­шаться, и даже о том, что воз­ни­кает воз­мож­ность вообще разо­рвать этот цикл.

В резуль­тате этого «ква­зи­и­ден­тич­ность» сель­ских пере­се­лен­цев, веро­ятно, имеет гораздо больше общего со слож­ной, про­ти­во­ре­чи­вой субъ­ек­тив­но­стью бун­ту­ю­щей моло­дёжи из лон­дон­ских муни­ци­паль­ных мик­ро­рай­о­нов, чем с рабо­та­ю­щими в поте лица клас­сово созна­тель­ными работ­ни­ками из левац­ких исто­ри­че­ских фан­та­зий. Примечательно, что Blaumachen опи­сы­вают свой «(не-)субъект» в тер­ми­нах, похо­жих на те, что исполь­зу­ются в этно­гра­фии Лу и Пуня:

Утрата ста­биль­но­сти с посто­ян­ными коле­ба­ни­ями туда-​сюда порож­дает (не-)субъект (не-)исключённых, так как вклю­че­ние всё чаще про­ис­хо­дит за счёт исклю­че­ния, осо­бенно у моло­дых. <…> Мы имеем в виду не только ради­каль­ное исклю­че­ние из рынка труда, но и, глав­ным обра­зом, исклю­че­ние из усло­вий, где есть то, что счи­та­ется «нор­маль­ной» рабо­той, «нор­маль­ной» зара­бот­ной пла­той, «нор­маль­ным» суще­ство­ва­нием.
<…> В дан­ный момент, в усло­виях кри­зиса реструк­ту­ри­ро­ван­ного капи­та­лизма, (не-)субъект ста­но­вится актив­ной силой. Он появ­ля­ется снова и снова, и его методы, как пра­вило, сосу­ще­ствуют «анта­го­ни­стично» с мето­дами воз­мез­дия, в то время как методы воз­мез­дия, как пра­вило, «под­ра­жают» мето­дам бунта, кото­рые неиз­бежно при­тя­ги­вают их, поскольку «соци­аль­ный диа­лог» был уни­что­жен64 .

И отсут­ствие «соци­аль­ного диа­лога» в Китае ста­но­вится всё более оче­вид­ным. Когда Синь и его кол­леги направ­ляют свои жалобы по закон­ным кана­лам, они в конце кон­цов игно­ри­ру­ются на самом высо­ком уровне (речь о пети­циях, адре­со­ван­ных цен­траль­ному пра­ви­тель­ству в Пекине). В конеч­ном счёте «их ответ напол­нил их отча­я­нием» и «они поняли, что они в этой борьбе одни»65 . Чэнь, кол­лега Синя, объ­яс­няет: «Мы должны пола­гаться на себя. Мы не можем дове­рять пра­ви­тель­ству; мы не можем дове­рять руко­вод­ству»66 . В такой ситу­а­ции, когда «про­гресса нет, но и отсту­пать нельзя»67 , пере­се­ленцы вынуж­дены «столк­нуться лицом к лицу со своей трав­мой и напра­вить свой гнев наружу»68 . Внутренние огра­ни­че­ния клас­со­вой дина­мики в Китае всё чаще при­ни­мают форму этих самых внеш­них огра­ни­че­ний. Подавление, управ­ле­ние и соци­аль­ный кон­троль — ничто из этого уже не скры­вает свою жесто­кость. И для загнан­ных в угол един­ствен­ный вари­ант — бороться.

Прошлого нет

Во время преды­ду­щих раз­га­ров ком­му­ни­сти­че­ской дея­тель­но­сти дви­же­ния состо­яли в основ­ном из кре­стьян или поко­ле­ния, кото­рое было непо­сред­ственно ото­рвано от дере­вен­ской жизни, но ещё было зна­комо с народ­ными тра­ди­ци­ями ина­ко­мыс­лия. Это ина­ко­мыс­лие воз­никло из ран­него сопро­тив­ле­ния зем­ле­вла­дель­цам и дру­гим аген­там капи­та­ли­сти­че­ского под­чи­не­ния, поскольку эти пар­ти­заны дей­ство­вали в рам­ках режима накоп­ле­ния, кото­рый был хотя и гло­ба­ли­зо­ван­ным, но едва ли до мак­си­мума, кото­рый всё ещё имел доста­точно воз­мож­но­стей для рас­ши­ре­ния своей тер­ри­то­рии. Оставались зна­чи­тель­ные обла­сти зем­ного шара, где эта система имела только неболь­шой «эффект притяжения».

В Китае, как и везде, это создало усло­вия, в кото­рых работа гло­баль­ных рын­ков соеди­ни­лась с коло­ни­аль­ной дея­тель­но­стью стран капи­та­ли­сти­че­ского цен­тра по деста­би­ли­за­ции мест­ных струк­тур вла­сти и раз­жи­га­нию хао­ти­че­ских, зача­точ­ных форм сопро­тив­ле­ния как новым, так и ста­рым режи­мам. Этот частич­ное под­чи­не­ния эко­но­ми­че­ских про­цес­сов при­нял форму крайне нерав­но­мер­ного раз­ви­тия эко­но­ми­че­ских рай­о­нов; боль­шая часть про­мыш­лен­ной дея­тель­но­сти осу­ществ­ля­лась в несколь­ких пор­то­вых горо­дах, в кото­рых тру­ди­лась лишь неболь­шая часть насе­ле­ния Китая. Большинство же жило в сель­ской мест­но­сти, рабо­тало в сель­ском хозяй­стве, ремёс­лах или неболь­ших мастер­ских, рас­пре­де­лён­ных между плотно раз­ме­щён­ными садо­выми участ­ками, далеко за пре­де­лами шум­ных и ожив­лён­ных мегаполисов.

В более раз­ви­тых пор­то­вых горо­дах сопро­тив­ле­ние рабо­чих пер­во­на­чально при­няло форму анар­хист­ских тру­до­вых син­ди­ка­тов, создан­ных по фран­цуз­скому образцу, а также тай­ных обществ, ино­гда апо­ли­тич­ных, а ино­гда открыто свя­зан­ных с раз­лич­ными левыми или наци­о­на­ли­сти­че­скими про­ек­тами. Опять же, рабо­чие, всту­пав­шие в эти орга­ни­за­ции, часто были крестьянами-​переселенцами или детьми тако­вых, и эти ран­ние формы коор­ди­ни­ро­ва­ния были свя­заны друг с дру­гом через про­стые ксе­но­фоб­ские настро­е­ния и наци­о­на­лизм в той же мере, в какой они были свя­заны через вели­че­ствен­ные уни­вер­са­лист­ские цели, изло­жен­ные в мно­го­чис­лен­ных китай­ских левых газе­тах. Все эти орга­ни­за­ции дей­ство­вали с неко­то­рой сте­пе­нью сек­рет­но­сти, мно­гие были по край­ней мере частично воору­жены (зача­стую в них состо­яли спе­ци­а­ли­сты по бое­вым искус­ствам), и их так­тика варьи­ро­вала от про­стых заба­сто­вок и бой­ко­тов до мас­со­вых бес­по­ряд­ков и убийств фаб­ри­кан­тов и чинов­ни­ков, отста­и­вав­ших ино­стран­ные инте­ресы. В конеч­ном счёте, однако, эти ран­ние формы орга­ни­за­ции в горо­дах были не в состо­я­нии пре­одо­леть при­су­щие им огра­ни­че­ния. Многие тай­ные обще­ства были погло­щены рас­ту­щей наци­о­на­ли­сти­че­ской пар­тией Гоминьдан, под­дер­жи­вав­шейся США, в то время как анар­хист­ские про­екты рух­нули, а их участ­ники раз­де­ли­лись и ушли в наци­о­на­ли­сти­че­ские и ком­му­ни­сти­че­ские силы. Сами ком­му­ни­сты же быстро обна­ру­жили, что их город­ская сеть воору­жён­ных груп­пи­ро­вок и проф­со­ю­зов ока­за­лась сокру­шена наци­о­на­ли­сти­че­скими вой­сками, и были вынуж­дены отсту­пить в сель­скую местность.

Именно здесь впо­след­ствии будут пре­одо­лены изна­чаль­ные огра­ни­че­ния рево­лю­ци­он­ного про­екта. Сельское сопро­тив­ле­ние при­няло форму бан­дит­ских груп­пи­ро­вок, рели­ги­оз­ных куль­тов и, нако­нец, кре­стьян­ских объ­еди­не­ний, осно­ван­ных рево­лю­ци­о­не­рами. Два деся­ти­ле­тия войны и хаоса, про­дол­жав­ши­еся с 1920 по 1940 год, харак­те­ри­зо­ва­лись так назы­ва­е­мым эффек­том ско­ро­варки: все эти методы сопро­тив­ле­ния сплав­ля­лись и объ­еди­ня­лись в кре­стьян­скую армию, что озна­ме­но­вало все­об­щую «мили­та­ри­за­цию» рево­лю­ци­он­ного про­екта. В Китае, а также во Вьетнаме, Корее и дру­гих стра­нах именно кре­стьян­ская армия, а не проф­со­юз­ное или рабо­чее дви­же­ние, ока­за­лась наи­бо­лее успеш­ным сред­ством рево­лю­ции. Это было свя­зано не с какой-​либо про­грамм­ной или идей­ной чисто­той, не с баналь­ными вопро­сами силы, сла­бо­сти или мораль­ной при­вле­ка­тель­но­сти, а с тем про­стым фак­том, что кре­стьян­ская армия при дан­ной сово­куп­но­сти мате­ри­аль­ных усло­вий ока­за­лась наи­бо­лее хорошо при­спо­саб­ли­ва­ю­щейся и устой­чи­вой фор­мой коор­ди­на­ции, спо­соб­ной одно­вре­менно ата­ко­вать как втор­га­ю­щу­юся в страну капи­та­ли­сти­че­скую систему, так и ста­рый поря­док, а также обес­пе­чить инфра­струк­тур­ные сред­ства для обес­пе­че­ния какого-​никакого уровня ста­биль­но­сти и бла­го­по­лу­чия в осво­бож­дён­ных рай­о­нах. Учитывая огра­ни­че­ния той эпохи, кре­стьян­ская армия по мень­шей мере смогла пре­одо­леть их в чисто так­ти­че­ском отношении.

Однако здесь огра­ни­че­ния нужно пони­мать в двух смыс­лах. Во-​первых, это так­ти­че­ские и стра­те­ги­че­ские огра­ни­че­ния в кон­крет­ных кон­флик­тах. Сюда вхо­дит то, что предот­вра­щает отно­си­тельно закры­тые кон­фликты (напри­мер, кон­фликт из-​за задол­жен­но­сти по зара­бот­ной плате на каком-​то из заво­дов), мешает дости­же­нию ими непо­сред­ствен­ных целей или рас­про­стра­не­нию их на дру­гие заводы или жилые рай­оны. Тактические огра­ни­че­ния могут быть отно­си­тельно про­стыми для пони­ма­ния, вроде неспо­соб­но­сти про­ти­во­сто­ять силам вое­ни­зи­ро­ван­ных спец­на­зов­цев. Но суще­ствуют и стра­те­ги­че­ские огра­ни­че­ния для свер­же­ния суще­ству­ю­щего порядка, к при­меру, неспо­соб­ность после­до­ва­тельно кон­ку­ри­ро­вать с китай­ским госу­дар­ством и труд­но­сти в пре­одо­ле­нии цен­зуры, «при­нуж­де­ния к миру» и откры­тых репрес­сий для любых ско­ор­ди­ни­ро­ван­ных дей­ствий. Исторически такое стра­те­ги­че­ское огра­ни­че­ние было видно нево­ору­жён­ным гла­зом в неспо­соб­но­сти город­ских тру­до­вых син­ди­ка­тов и воору­жён­ных левых груп­пи­ро­вок ока­зать доста­точ­ное сопро­тив­ле­ние наци­о­на­ли­сти­че­ским воору­жён­ным силам — то самое огра­ни­че­ние, кото­рое впо­след­ствии ока­жется пре­одо­лено кре­стьян­ской армией.

Во-​вторых, огра­ни­че­ния должны также пони­маться как огра­ни­че­ния для борьбы, при­ни­ма­ю­щей ком­му­ни­сти­че­ский харак­тер. Тактические и стра­те­ги­че­ские огра­ни­че­ния могут быть пре­одо­лены раз­ными спо­со­бами, ни один из кото­рых сам по себе не явля­ется ком­му­ни­сти­че­ским — исто­ри­че­ски кре­стьян­ская армия потер­пела неудачу именно в этом отно­ше­нии. Ряд мер, при­ни­ма­е­мых в опре­де­лён­ном эпи­зоде борьбы, может казаться сов­ме­сти­мым с «левой» поли­ти­кой и, тем не менее, направ­лять путь раз­ви­тия в дру­гую сто­рону. Таким обра­зом, эти огра­ни­че­ния явля­ются ско­рее не идео­ло­ги­че­ски­мии (по типу про­блемы «лож­ного созна­ния»), а мате­ри­аль­ными, явля­ю­щи­мися частью струк­туры кон­фликта. Путь наи­мень­шего сопро­тив­ле­ния в кон­флик­тах крайне редко носит ком­му­ни­сти­че­ский харак­тер, и «про­буж­де­ние созна­тель­но­сти в мас­сах» не может само по себе (если вообще может) пере­ве­сти кон­фликт на пра­виль­ные рельсы. Таким обра­зом, ника­кая куль­тур­ная аги­та­ция не могла под­толк­нуть обще­ство, создан­ное побе­дой кре­стьян­ской армии, на ком­му­ни­сти­че­ский путь раз­ви­тия. Вместо этого такая аги­та­ция стала не чем иным, как гро­теск­ными деко­ра­ци­ями для про­цесса посте­пен­ного ска­ты­ва­ния этого обще­ства в капитализм.

Но в наши дни нет ни кре­стьян­ской армии, ни усло­вий, поро­див­ших её. Как потен­циал, так и огра­ни­че­ния борьбы, кото­рая велась извне капи­та­ли­сти­че­ской системы, сего­дня отсут­ствуют. Нет пути впе­рёд, нет пути назад. Итак, в таком вот мрач­ном насто­я­щем, какие есть теку­щие огра­ни­че­ния у кон­фликта на так назы­ва­е­мой фаб­рике мира? Начнём с того, что суще­ствуют оче­вид­ные так­ти­че­ские и стра­те­ги­че­ские огра­ни­че­ния: бунты и заба­стовки из раза в раз ока­зы­ва­ются неспо­собны про­ти­во­сто­ять их подав­ле­нию. Некоторые круп­ные про­ти­во­сто­я­ния, такие, как недав­няя заба­стовка на Yue Yuen69 , высто­яли чуть дольше обыч­ного только бла­го­даря неглас­ной под­держке цен­траль­ного пра­ви­тель­ства. В дру­гих слу­чаях к тре­бо­ва­ниям при­слу­ши­ва­ются лишь после подав­ле­ния заба­стовки, а тем вре­ме­нем её наи­бо­лее актив­ные руко­во­ди­тели зано­сятся в чёр­ный спи­сок или лиша­ются свободы.

Однако часто бес­по­рядки не имеют кон­крет­ных тре­бо­ва­ний, кото­рые можно было бы легко удо­вле­тво­рить. Они при­об­ре­тают харак­тер фор­ми­ру­ю­щейся поли­тики наси­лия, бес­по­ря­дочно направ­ля­е­мого про­тив отдель­ных лич­но­стей, свя­зан­ных с подав­ле­нием про­те­стов и вла­стью. В Вэньчжоу огром­ная толпа чуть не избила до смерти несколь­ких чэн­гу­а­ней (城管 — спе­ци­аль­ная граж­дан­ская поли­ция) после того, как эти самые чэн­гу­ани стали при­ме­нять наси­лие по отно­ше­нию к лавоч­нице, а затем напали на фото­гра­фи­ро­вав­шего этот инци­дент жур­на­ли­ста70 . В таких слу­чаях так­ти­че­ские и стра­те­ги­че­ские огра­ни­че­ния — это не столько о том, как заста­вить какое-​либо пред­при­я­тие при­слу­шаться к тре­бо­ва­ниям, сколько о том, как под­дер­жи­вать и направ­лять силу самого «стада». Тем не менее, пере­пле­те­ние пря­мого подав­ле­ния и выгод­ных усту­пок обес­пе­чило эффек­тив­ное предот­вра­ще­ние мас­со­вых окку­па­ций жилых рай­о­нов, фаб­рик и пло­ща­дей в ходе мас­со­вых бес­по­ряд­ков в стиле Кванджу71 , Тяньаньмэнь и Тахрира. Однако, по мере того как и репрес­сив­ные, и пере­рас­пре­де­ли­тель­ные меха­низмы госу­дар­ства будут ста­но­виться всё более огра­ни­чен­ными в связи с тре­бо­ва­ни­ями при­быль­но­сти, эти пре­вен­тив­ные меры нач­нут давать сбои.

Помимо этого, суще­ствуют мате­ри­аль­ные огра­ни­че­ния, пре­пят­ству­ю­щие направ­ле­нию этих кон­флик­тов на ком­му­ни­сти­че­ский путь раз­ви­тия. На пер­вый взгляд, наи­бо­лее замет­ной из них явля­ется «про­блема струк­туры». По сло­вам жур­нала Endnotes, «„про­бле­мой струк­туры“ назы­вают про­блему в состав­ле­нии, коор­ди­ни­ро­ва­нии или объ­еди­не­нии про­ле­тар­ских фрак­ций в ходе их борьбы»72 . Эта про­блема воз­ни­кает, когда «нет зара­нее опре­де­лён­ного субъ­екта рево­лю­ции», или иными сло­вами, «нет созна­ния по типу „класса-​для себя“», то есть осо­зна­ния общего инте­реса, раз­де­ля­е­мого всеми рабо­чими»73 . В Китае наи­бо­лее чёт­ким внут­ри­клас­со­вым барье­ром явля­ется апар­те­идо­по­доб­ное раз­де­ле­ние между город­скими и сель­скими жите­лями, осно­ван­ное на системе реги­стра­ции домо­хо­зяйств «хукоу». Но есть много дру­гих важ­ных и замет­ных барье­ров, будь то раз­де­ле­ние по при­знаку ген­дера, наци­о­наль­но­сти, уровня обра­зо­ва­ния или сте­пени инте­гра­ции в струк­туру госу­дар­ствен­ных при­ви­ле­гий. Эти барьеры рас­про­стра­ня­ются прак­ти­че­ски на всех уров­нях одно­вре­менно с суще­ствен­ным раз­де­ле­нием между отрас­лями, реги­о­нами, горо­дами и даже цехами круп­ных заво­дов. Ни один из суще­ству­ю­щих поли­ти­че­ских про­ек­тов (кроме, может быть, наци­о­на­ли­сти­че­ского), похоже, не спо­со­бен объ­еди­нить эти группы в какую-​либо субъективность-для-себя.

В кон­тек­сте город­ских заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков про­блема струк­туры также про­яв­ля­ется в отно­си­тельно раз­гра­ни­чен­ном харак­тере каж­дого «типа» мас­со­вых инци­ден­тов. Экологические про­те­сты обычно оста­ются обособ­лен­ными от тру­до­вой борьбы и сопро­тив­ле­ния при­ну­ди­тель­ным сно­сам или захвату боль­ших участ­ков земли, даже когда в каж­дом слу­чае в про­тест вовле­чено много людей из одних и тех же соци­аль­ных слоёв. Различные типы также имеют свои соб­ствен­ные формы дис­курса, обычно адап­ти­ро­ван­ные к соот­вет­ству­ю­щим раз­но­вид­но­стям пере­го­во­ров. Каждый тип может в неко­то­рой сте­пени пре­успе­вать в этих пере­го­во­рах, но между собой они всё ещё не свя­заны каким-​либо суще­ствен­ным образом.

Все эти кон­фликты, коль скоро они оста­ются в рам­ках опре­де­лён­ной формы пере­го­во­ров, ведут куда угодно, но только не к ком­му­низму. Даже если эти кон­фликты и ста­нут более интен­сив­ными, они, веро­ятно, оста­нутся пере­го­во­рами о пра­вах, луч­шей цене на землю или труд или же о чуть более актив­ном уча­стии в работе системы, над кото­рой такие «участ­ники» не имеют реаль­ного кон­троля. Если ока­жется воз­мож­ным сохра­нить все­объ­ем­лю­щую при­быль­ность, даже бес­пре­це­дент­ный взрыв заба­сто­вок и бес­по­ряд­ков вряд ли вырвется из пороч­ного круга пере­го­во­ров. Только тогда, когда подоб­ный соци­аль­ный диа­лог пол­но­стью раз­ва­лится по мере углуб­ле­ния кри­зиса вос­про­из­вод­ства, смо­жет воз­ник­нуть воз­мож­ность объ­еди­не­ния этих кон­флик­тов в ком­му­ни­сти­че­ский проект.

Это не озна­чает, что «про­блема струк­туры» решится сама собой с обостре­нием кри­зиса. Это ско­рее зна­чит, что нынеш­няя «струк­тура» класса — на самом деле не про­блема. Структуру можно пони­мать либо как суще­стви­тель­ное, где суще­ству­ю­щая струк­тура класса содер­жит или не содер­жит сво­его рода «пред­опре­де­лён­ный субъ­ект рево­лю­ции», либо как гла­гол, в кото­ром рево­лю­ци­он­ная субъ­ек­тив­ность струк­ту­ри­ру­ется через дей­ствие. Приравнивая суще­стви­тель­ное к гла­голу, Endnotes непред­на­ме­ренно делают свою гипо­тезу неод­но­знач­ной в отно­ше­нии раз­ницы между исто­ри­че­скими ввод­ными (некими «пред­опре­де­лён­ными» субъ­ек­тами) и исто­ри­че­скими дей­стви­ями. В чет­вёр­том выпуске Endnotes авторы устра­няют эту неод­но­знач­ность посред­ством исто­ри­че­ского ана­лиза, кото­рый согла­су­ется с нашим соб­ствен­ным. Здесь мы согла­симся с ними: отсут­ствие «пред­опре­де­лён­ного субъ­екта рево­лю­ции» не имеет ничего общего с «про­бле­мой струк­туры». Не это, а только воз­мож­ность «соци­аль­ного диа­лога» между намест­ни­ками капи­тала и неко­то­рыми фрак­ци­ями про­ле­та­ри­ата делает струк­ту­ри­ро­ва­ние про­бле­мой. Разделение внутри про­ле­та­ри­ата будет сохра­няться, но по мере того, как спо­соб­ность к соци­аль­ному диа­логу будет исче­зать, эти раз­но­гла­сия сгла­дятся, и их ста­нет легче пре­одо­леть. Идеи «клас­со­вого созна­ния класса-​для-​себя» и рево­лю­ци­он­ного про­екта, осно­ван­ного на «общем инте­ресе, раз­де­ля­е­мом всеми рабо­чими», все­гда была мифом, о кото­ром тру­бят в уни­сон заблуж­да­ю­щи­еся и власть иму­щие, осо­бенно те, кто дер­жится за штур­вал уми­ра­ю­щих рево­лю­ций. «Единый» субъ­ект рево­лю­ции — это не что-​то, что пред­ше­ствует рево­лю­ци­он­ному импульсу. Он не даётся, он созда­ётся.

Там, где что-​то, при­бли­жа­ю­щее появ­ле­ние такого рода клас­со­вой созна­тель­но­сти, дей­стви­тельно суще­ство­вало исто­ри­че­ски, оно вовсе не было неиз­беж­ным резуль­та­том какого-​либо кон­крет­ного состо­я­ния гео­гра­фии про­из­водств или раз­ме­ще­ния рабо­чей силы. Нет, такая «созна­тель­ность» была сфор­ми­ро­вана через бес­по­ря­доч­ное сме­ше­ние кре­стьян, ремес­лен­ни­ков, ману­фак­тур­ных рабо­чих, пол­чищ без­ра­бот­ных, банд оди­чав­ших детей, сер­ди­тых домо­хо­зяек, мечтателей-​милленаристов, мел­ких гос­слу­жа­щих, сту­ден­тов, сол­дат, мат­ро­сов и бан­ди­тов, вме­сте очу­тив­шихся в пере­гон­ном кубе ран­него капи­та­ли­сти­че­ского города и опи­ра­ю­щихся на раз­лич­ные тра­ди­ции сопро­тив­ле­ния. «Сознательность» была не какой-​то идеей в голо­вах людей, а про­сто ука­за­те­лем, направ­ляв­шим их на сов­мест­ную дея­тель­ность74 .

Точно так же ясно, что любой, кто будет пытаться пре­одо­леть нынеш­ние огра­ни­че­ния борьбы в Китае, дол­жен будет при­ни­мать как свою глав­ную тер­ри­то­рию про­мыш­лен­ный город и дей­ство­вать через раз­де­лён­ные слои про­ле­та­риев, объ­еди­нён­ных в боль­шей сте­пени гео­гра­фи­че­ской бли­зо­стью, чем каким-​либо «врож­дён­ным» осо­зна­нием себя как класса. Впрочем, сего­дня ран­ние народ­ные тра­ди­ции сопро­тив­ле­ния потуск­нели. Сама рево­лю­ци­он­ная тра­ди­ция зача­стую высту­пает в каче­стве сур­ро­гата, и ран­ние китай­ские рево­лю­ци­о­неры сами пре­вра­тили мно­гие из этих ста­рых прак­тик в ком­по­ненты мифо­ло­гии соци­а­ли­сти­че­ского госу­дар­ства. Сегодня сим­волы и методы соци­а­ли­сти­че­ской эпохи часто исполь­зу­ются для оправ­да­ния наступ­ле­ний на власть иму­щих. Вероятно, наи­бо­лее выда­ю­щийся сим­вол этого явле­ния — нынеш­няя попу­ляр­ность покло­не­ния Мао Цзэдуну, кото­рое прак­ти­ку­ется при­мерно две­на­дца­тью про­цен­тами насе­ле­ния (осо­бенно сель­ской бед­но­той) в тра­ди­ци­он­ном стиле китай­ской народ­ной рели­гии75 . В соче­та­нии с народ­ными вол­не­ни­ями эти тра­ди­ции в конеч­ном итоге создали тен­ден­цию как к под­держке левого крыла КПК (напри­мер, «Чунцинского экс­пе­ри­мента» Бо Силая и «Новой сель­ской рекон­струк­ции» Вэнь Тицзюня), так и к сокры­тию реаль­ного потен­ци­ала вос­ста­ния посред­ством созда­ния вво­дя­щего в заблуж­де­ние эффекта носталь­гии по социализму.

Второе клю­че­вое отли­чие — это изме­не­ние мас­штаба и струк­туры капи­та­ли­сти­че­ского города. Огромное коли­че­ство китай­ских про­ле­та­риев живёт и рабо­тает в непо­сред­ствен­ной бли­зо­сти от боль­шого скоп­ле­ния про­из­во­ди­тель­ной инфра­струк­туры. Беспорядки в Синьтане про­изо­шли в про­мыш­лен­ном при­го­роде, про­из­во­дя­щем треть миро­вой джин­со­вой ткани. Аналогичным обра­зом несколько лет бес­по­ряд­ков на заво­дах Foxconn по всему Китаю вызвали угрозу пре­кра­ще­ния поста­вок iPhone по всему миру. На пер­вый взгляд, это похоже на ситу­а­цию во время инду­стри­а­ли­за­ции Европы, где миф об объ­еди­нён­ном про­ле­тар­ском субъ­екте смог рас­про­стра­ниться, именно потому что столь зна­чи­тель­ная часть про­ле­та­ри­ата была задей­ство­вана в непо­сред­ствен­ном про­цессе про­из­вод­ства. Но это не отно­сится к сего­дняш­нему Китаю: изме­не­ния в тех­ни­че­ской струк­туре про­из­вод­ства обес­пе­чили тен­ден­цию к деин­ду­стри­а­ли­за­ции. Таким обра­зом, сли­я­ние в новый субъ­ект рево­лю­ции не может быть осу­ществ­лено путём утвер­жде­ния «куль­туры рабо­чих» (gongren wenhua — 工人 文化), даже если рас­про­стра­не­ние подоб­ных мифов и при­но­сило пользу в прошлом.

Несмотря на эту отно­си­тель­ную деин­ду­стри­а­ли­за­цию, боль­шое коли­че­ство китай­ских рабо­чих по-​прежнему нахо­дятся на жиз­ненно важ­ных пози­циях в миро­вой эко­но­мике. Беспорядки в Афинах, Барселоне, Лондоне и Балтиморе, несмотря ни на что, имеют мало шан­сов раз­бить «стек­лян­ный пол», отде­ля­ю­щий их от про­из­вод­ства. Даже если бы они это сде­лали, в резуль­тате люди запол­нили бы обыч­ные поме­ще­ния логи­сти­че­ских под­раз­де­ле­ний — порты, гипер­мар­кеты, депо, уни­вер­си­теты, боль­ницы и небо­скрёбы — и всё это быстро пре­вра­ти­лось бы в пустые ком­наты и мор­ские кон­тей­неры после того, как маро­дёры при­сво­или бы всё, что им хочется. В луч­шем слу­чае в их руки попали бы высо­ко­тех­но­ло­гич­ные фаб­рики, про­из­во­дя­щие спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ные товары, но вме­сте с ними они бы не полу­чили доступа ни к сырью, ни зна­ниям, необ­хо­ди­мым для управ­ле­ния этими фаб­ри­ками. В Китае, однако, инже­нер­ные зна­ния и базо­вая тех­ни­че­ская инту­и­ция широко рас­про­стра­нены, цепочки поста­вок тесно свя­заны между собой и избы­точны в пре­де­лах про­мыш­лен­ных агло­ме­ра­ций, а при­оста­новка про­из­вод­ства на одном ком­плексе фаб­рик может поме­шать поступ­ле­нию зна­чи­тель­ной доли миро­вой про­дук­ции на рынок.

Между тем, «все­мир­ная фаб­рика», состо­я­щая из логи­сти­че­ской инфра­струк­туры, постро­ена в основ­ном в Китае, где про­из­во­дится 82 % миро­вых кон­тей­не­ров для мор­ской транспортировки:

Китай может похва­статься круп­ней­шими в мире про­из­во­ди­те­лями кон­тей­не­ров и подъ­ём­ных кра­нов, страна в насто­я­щее время нахо­дится на тре­тьем месте по числу судов во вла­де­нии вслед за Германией и на вто­ром месте по объ­ё­мам судо­стро­е­ния вслед за Японией, также явля­ясь лиде­ром по ути­ли­за­ции кораб­лей, обо­гнав по этому пока­за­телю Индию76 .

Способности запад­ных пере­кры­тий улиц при­ду­шить цикл накоп­ле­ния со сто­роны потре­би­те­лей внут­ренне при­суща огра­ни­чен­ность за счёт этих фак­то­ров. Хотя про­из­вод­ство рас­пре­де­лено по гло­баль­ным сетям и пол­но­стью рас­про­стра­ня­ется на соци­аль­ную сферу (так назы­ва­е­мая «соци­аль­ная фаб­рика»), вме­ша­тель­ство в эти сети в раз­ных местах может при­ве­сти к раз­лич­ным резуль­та­там. Даже огром­ные пре­пят­ствия в таких стра­нах, как Греция и Испания, могут быть про­сто обой­дены: про­блем­ные рынки можно поки­нуть, так как боль­шин­ство из них всё равно уми­рают, поскольку у про­ле­та­риев больше нет льгот­ных кре­ди­тов. Автономные зоны и рабо­чие госу­дар­ства могут быть созданы в любой из пусто­шей капи­тала, не созда­вая при этом реаль­ной угрозы: в луч­шем слу­чае они смо­гут пред­ло­жить опре­де­лён­ный уро­вень жиз­не­обес­пе­че­ния для мар­ги­наль­ного насе­ле­ния до сле­ду­ю­щего под­чи­не­ния капи­та­лом во время нового цикла расширения.

Дело всего-​навсего в том, что есть про­ле­та­рии, кото­рые нахо­дятся ближе к рыча­гам миро­вого про­из­вод­ства, чем дру­гие. Цель ком­му­ни­сти­че­ского про­екта состоит не в том, чтобы захва­тить эти рычаги и управ­лять систе­мой на благо всех, потому что система постро­ена для обни­ща­ния в той же мере, в какой она постро­ена для про­из­вод­ства. Цель состоит в том, чтобы окон­ча­тельно раз­ру­шить эту систему, разо­брать её на части и найти новое при­ме­не­ние тому, что может быть при­ме­нено по-​новому. Но для этого необ­хо­димо сло­мать её клю­че­вую точку опоры — непо­сред­ствен­ный про­цесс про­из­вод­ства, где труд встре­ча­ется с капи­та­лом, где про­из­во­дятся вещи. А чтобы разо­брать его на части и найти новое при­ме­не­ние его состав­ным частям, необ­хо­димо иметь зна­ния о том, как рабо­тает этот меха­низм, а также быть тех­ни­че­ски спо­соб­ными гаран­ти­ро­вать, что никто не будет в это время голодать.

Это зна­ние явля­ется не каким-​то абстракт­ным объ­ек­том созер­ца­ния, а, напро­тив, вопло­щён­ным про­дук­том обу­че­ния и опыта в самой сфере про­из­вод­ства. Китайская раб­сила была при­быль­ным источ­ни­ком труда для гло­баль­ного капи­та­лизма именно бла­го­даря этим вопло­щён­ным зна­ниям: соци­а­ли­сти­че­ская система обра­зо­ва­ния поро­дила высо­ко­гра­мот­ную нацию с избыт­ком инже­не­ров сред­него звена. Сегодня, несмотря на высо­кий обо­рот труда пере­се­лен­цев, китай­ский про­ле­та­риат сохра­няет более глу­бо­кую и широко рас­про­стра­нен­ную ком­пе­тент­ность в «тех­ни­че­ских зна­ниях об орга­ни­за­ции этого мира»77 , чем основ­ная масса про­ле­та­риев в таких стра­нах, как Греция, Испания или Соединённые Штаты. Наша про­блема — прак­ти­че­ская. Не имея ни буду­щего, ни про­шлого, мы можем исполь­зо­вать лишь то, что здесь и сей­час нахо­дится у нас под рукой.

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

  1. Обзор этих собы­тий круп­ней­шими новост­ными ресур­сами см.: Yoon, Eunice, «China’s riot town: „No one else is listening“», CNN, June 17, 2011 9:35 pm EDT.
  2. Синьтан про­из­во­дит почти треть от всего денима, за что полу­чил про­звище «миро­вая сто­лица денима». См. также: Li Guang, Jiang Mingzhuo, Lu Guang, «The denim capital of the world: so polluted you can’t give the houses away». Chinadialogue, 13 August, 2013 и Malcolm Moore, «The end of China’s cheap denim dream», The Telegraph, 3:02 PM GMT, 26 Feb 2011.
  3. Для более цель­ной кар­тины см. рисунки. Необходимо, однако, пом­нить что пока­за­тели под­счи­ты­вают дан­ные для Китая в целом. Число бес­по­ряд­ков, заба­сто­вок или пере­кры­тия дорог в густо­на­се­лён­ном и инду­стри­ально раз­ви­том рай­оне Дельты Жемчужной реки пре­вы­шают сред­ние зна­че­ния по стране. Это ста­но­вится видно, когда те же дан­ные нано­сятся на карту.
  4. Сам доклад можно найти здесь. Сводка по нему на англий­ском доступна здесь
  5. Карта тру­до­вых кон­флик­тов Трудового бюл­ле­теня Китая доступна здесь.
  6. Leetaru, Kalev and Schrodt, Philip (2013). GDELT: Global Data on Events, Language and Tone, 1979-2012. International Studies Association Annual Conference, April 2013. San Diego, CA.
  7. Замечательно также то, что GDELT были отме­чены несколько менее извест­ных инци­ден­тов. Волнения кре­стьян в 90-​е — точ­нее, в 97-​м — и в ран­них 2000-​х, кото­рые мы про­ана­ли­зи­ро­вали в работе «Gleaning the Welfare Fields» в этом же номере, явственно при­сут­ствуют на рис. 1.
  8. См.: Phil A. Neel (2014) «Counting Riots», Ultra.
  9. Эти пока­за­тели состав­лены на основе дан­ных GDELT в пере­счёте на общее число миро­вых собы­тий (про­тив общего числа собы­тий в стране) и пре­об­ра­зо­ван­ных про­стым мно­жи­те­лем, дабы быть уве­рен­ными в том, что общее число на оси Y не фигу­ри­ро­вало в экс­по­нен­ци­аль­ном пред­став­ле­нии, с при­ме­не­нием сгла­жи­ва­те­лей Loess — обра­тите вни­ма­ние на то, что такое сгла­жи­ва­ние не явля­ется заме­ной для линии регрес­сии или кри­вой. Эти рисунки слу­жат для того, чтобы в опи­са­тель­ной манере про­де­мон­стри­ро­вать общее направ­ле­ние про­цесса на осно­ва­нии име­ю­щихся дан­ных. Первоначальные дан­ные можно найти по ссылке.
  10. Воспроизведено из работы Phil A. Neel «Counting Riots», Ultra, May 22, 2014. Эти рисунки исполь­зуют линии тен­ден­ций — не сгла­жи­ва­тели Loess, но, опять же, наме­ре­ние заклю­ча­ется не в том, чтобы осу­ще­ствить линей­ную регрес­сию или нечто подоб­ное, а в том, чтобы про­де­мон­стри­ро­вать в опи­са­тель­ной манере общее направ­ле­ние про­цесса на осно­ва­нии име­ю­щихся дан­ных. Также необ­хо­димо пом­нить, что эти пока­за­тели при­ве­дены в пере­счёте на общее число наци­о­наль­ных собы­тий, а не на общее число гло­баль­ных собы­тий. Динамика при­мерно та же, но отно­си­тель­ные высоты со вре­ме­нем меня­ются. Метод явля­ется вер­ным, про­сто раз­ные пока­за­тели делают упор на раз­ных аспек­тах име­ю­щихся дан­ных. На рис. 1 и 2 мы при­вели пока­за­тели в пере­счёте на общее число миро­вых собы­тий, дабы мас­шта­би­ро­вать фено­мен в рам­ках обще­ми­ро­вых тен­ден­ций, в то время как в рис. 3 и 4 мы вклю­чили сами общие линии тен­ден­ций.
  11. Jason E. Smith «Occupy, the Time of Riots, and the Real Movement of History», Scapegoat Journal, Issue 03, 2012.
  12. «The Holding Pattern», Endnotes, Issue 3, 2014.
  13. См.: Joel Andreas. Rise of the Red Engineers: The Cultural Revolution and the Origins of China’s New Class. Stanford University Press, 2009.
  14. Ho-​Fung Hung. «Labor Politics under Three Stages of Chinese Capitalism», The South Atlantic Quarterly, 112(1), Winter 2013, стр. 203-212.
  15. См. Sikander, «Twenty-​Five Years since the Tiananmen Protests: Legacies of the Student-​Worker Divide», Chuang (originally posted on Nao), June 4, 2014.
  16. Для ана­лиза этого про­цесса см: Ching Kwan Lee, Against the Law: Labor Protests in China’s Rustbelt and Sunbelt. University of California Press, 2007, стр. IX-XII
  17. Mouvement Communiste and Kolektivně proti kapitálu, «Worker’s Autonomy: Strikes in China», 2011, p. 28.
  18. Eli Friedman, «China in Revolt», Jacobin 2012 Issue 7-8, 2012.
  19. Mouvement Communiste and Kolektivně proti kapitálu 2011, стр. 32
  20. Lu Huilin and Pun Ngai, «Unfinished Proletarianization: Self, Anger and Class Action among the Second Generation of Peasant-​Workers in Present-​Day China», Modern China, 36(5), 2010, стр. 495
  21. Там же, p. 497
  22. Там же
  23. Там же.
  24. Там же
  25. Там же
  26. Для ана­лиза точно такого же «пере­се­лен­ско­цен­трич­ного» про­цесса про­ле­та­ри­за­ции, имев­шего место в сель­ском хозяй­стве Калифорнии в 19-​м веке и позже, см: Carrie McWilliams Factories in the Field: The Story of Migratory Farm Labour in California. University of California Press 1935
  27. Kam Wing Chan, «The Global Financial Crisis and Migrant Workers in China: ‘There is no Future as a Labourer; Returning to the Village has No Meaning», International Journal of Urban and Regional Research. 34(3), September 2010. p.665.
  28. Там же.
  29. Там же, стр. 667
  30. В Дунгуане 70-80% рабо­чей силы — это пере­се­ленцы, и они состав­ляют более трёх чет­вер­тей от общего насе­ле­ния в 6,5 мил­ли­она. В сосед­нем Шэньчжэне 7 мил­ли­о­нов город­ских, а де-​факто 8, не имеют шэнь­чж­э­нь­ского хукоу (Система реги­стра­ции домо­хо­зяйств в Китае — прим. пер.). (Chan September 2010, pp. 663-665).
  31. См.: «Greece Unemployment Rate», Trading Economics, 2013.
  32. См.: «Spain Unemployment Rate», Trading Economics, 2013.
  33. Это число, взя­тое у Chan (сен­тябрь 2010), также ско­рее всего ниже реаль­ного абсо­лют­ного числа без­ра­бот­ных, так как оно под­ра­зу­ме­вает, что пере­се­ленцы, остав­ши­еся в городе, имеют некую форму заня­то­сти
  34. Стимул был экви­ва­лен­тен одной вось­мой всего объ­ема про­из­вод­ства китай­ской эко­но­мики.
  35. Отметим также, что китай­ское госу­дар­ство было спо­собно на такую фис­каль­ную интер­вен­цию даже в то время, когда начали расти опа­се­ния по поводу кри­зиса внут­рен­него долга, когда воз­ни­кали пузыри на уровне пред­при­я­тий и мест­ных орга­нов вла­сти. Подобные дей­ствия ещё больше укре­пили веру инве­сто­ров в регу­ля­тор­ные воз­мож­но­сти КПК.
  36. Chan 2010, pp. 666-667
  37. Там же, стр. 666-667.
  38. См. Gordon Orr, «What’s Next for Guangdong», Harvard Business Review. Это также сви­де­тель­ствует о попытке госу­дар­ства пол­но­стью изме­нить эко­но­ми­че­скую гео­гра­фию страны в пост­кри­зис­ный период. Объявленный в 2014 г. «План урба­ни­за­ции нового типа» Си Цзиньпина пред­став­ляет собой про­ект «страны горо­дов», осно­ван­ный на огра­ни­че­нии роста суще­ству­ю­щих (в основ­ном при­бреж­ных) мега­по­ли­сов и созда­нии вза­мен на базе малых и сред­них реги­о­наль­ных цен­тров (мно­гие из кото­рых будут нахо­диться во внут­рен­ней части страны) само­сто­я­тель­ных круп­ных город­ских зон. Между тем, суще­ству­ю­щие город­ские цен­тры поощ­ря­ются к тому, чтобы при­ду­мать для себя совер­шенно новую эко­но­ми­че­скую основу, осно­ван­ную на сфере услуг и высо­ко­тех­но­ло­гич­ном про­из­вод­стве.
  39. Белый работник-​мужчина исто­ри­че­ски был про­то­ти­пом наём­ного работ­ника в аме­ри­кан­ском кон­тек­сте, но в дру­гих стра­нах суще­ство­вали дру­гие иерар­хии зара­бот­ной платы, осно­ван­ные на раз­лич­ных соче­та­ниях осо­бен­но­стей исто­рии, ген­дера, этни­че­ской при­над­леж­но­сти и про­сто гео­гра­фии.
  40. См McWilliams 1935
  41. Chen 2013, стр. 203.
  42. Woland/​Blaumachen and friends. «The Rise of the (Non-)Subject», Sic: International Journal for Communisation, Issue 02, 2014, Bell & Bain Ltd., Glasgow. стр. 66
  43. Там же, кур­сив из ори­ги­нала.
  44. Rocamadur/​Blaumachen. «The Feral Underclass Hits the Streets», Sic: International Journal for Communisation, Issue 02, 2014, Bell & Bain Ltd., Glasgow. стр. 99
  45. См. там же.
  46. Endnotes 2, стр. 17.
  47. Banister, Judith. «China’s manufacturing employment and hourly labor compensation, 2002-2009», Bureau of Labor Statistics, June 7, 2013.
  48. См Banister 2013, «Manufacturing in China», рису­нок 8
  49. Theorie Communiste. «The Glass Floor», in Les Émeutes En Grèce. Sononevero, 2009, стр.41-42.
  50. См: Al, Stefan. Factory Town of South China: An Illustrated Guidebook. Hong Kong University Press, 2012.
  51. Этот меха­низм, хотя он и стре­мится к тоталь­но­сти в абстракт­ном выра­же­нии, отнюдь не явля­ется по-​настоящему «тоталь­ным» в смысле его фак­ти­че­ской эффек­тив­но­сти. Наглядным сви­де­тель­ством тому явля­ются и сами бес­по­рядки, и сохра­не­ние таких тру­щоб­ных зон, как 城中村 (chengzhongcun — «деревни внутри города»), и неспо­соб­ность госу­дар­ства обуз­дать кор­руп­цию или хотя бы заста­вить органы мест­ного само­управ­ле­ния сле­до­вать своим основ­ным дирек­ти­вам.
  52. См.: «Employment in Agriculture», International Labor Organization, World Bank. Accessed on: April 8, 2014. Для более широ­кого разъ­яс­не­ния этой же дина­мики по БРИКС см.: Joshua Clover and Aaron Benanav, «Can Dialectics Break BRICs?», The South Atlantic Quarterly, 2014.
  53. Banister 2013, стр. 2
  54. Gwynn Guilford. «Five charts to explain China’s shadow banking system, and how it could make a slowdown even uglier», Quartz, February 20, 2014.
  55. Cм.: Eli Friedman, Insurgency Trap: Labor Politics in Postsocialist China. Cornell University Press, 2014.
  56. Roland Simon, (R.S.). «The Present Moment», Sic: International Journal for Communisation, Issue 01, 2011, Bell & Bain Ltd., Glasgow (p. 104).
  57. См.: Eli Friedman, Insurgency Trap: Labor Politics in Postsocialist China. Cornell University Press, 2014.
  58. Chan 2010.
  59. Lu and Pun, стр. 503.
  60. Там же, стр. 507.
  61. Там же.
  62. Там же, стр. 513
  63. Там же, стр. 511
  64. Woland/​Blaumachen and friends. «The Rise of the (Non-)Subject», Sic: International Journal for Communisation, Issue 02, 2014, Bell & Bain Ltd., Glasgow, стр. 66, 67.
  65. Lu and Pun 2010, стр. 512.
  66. Цитировано оттуда же.
  67. Там же, стр. 514.
  68. Перефразировано оттуда же, стр. 513.
  69. См.: Friends of Gongchao, «The New Strikes in China», 2014.
  70. На англ. см.: Alex Stevens, «Rioting crowd severely beats 5 chengguan for killing civilian», Shanghaiist, April 21, 2014.
  71. Восстание в Кванджу в мае 1980, Республика Корея, см. http://libcom.org/history/1980-the-kwangju-uprising
  72. «The Holding Pattern», Endnotes 2, стр. 47.
  73. Там же, стр. 48.
  74. Если вкратце, то субъ­ек­тив­ность все­гда была (не-)субъективностью в тер­ми­нах Blaumachen, только теперь в ней меньше кре­стьян. Более деталь­ный аргу­мент см. в Endnotes (выпуск 4).
  75. Li Xiangping, «Xinyang, quanli, shichang–Mao Zedong xinyang de jingjixue xianxiang» [李向平:信仰·权力·市场——毛泽东信仰的经济学现象, Faith, power and the market–The economics of Mao worship], January 28,2011, Zhongguo zongjiao xuexhu wang [Academic website on Chinese religion].
  76. Cowen, Deborah. The Deadly Life of Logistics, University of Minnesota Press, 2014, стр. 67.
  77. См.: The Invisible Committee, To Our Friends, Semiotext(e), 2015, стр. 95