«В течение года мы уйдем от централизованного распределения материально-технических ресурсов для села…»1
Виктор Николаевич Хлыстун,
Министр сельского хозяйства и продовольствия Российской Федерации,
31 декабря 1991 года
«Сегодня у нас период не роста и даже не стабилизации, а — выживания. 92-й год село должно пройти максимально ужавшись, рационально расходуя все, что имеет. Но при этом и государство должно селу помочь — тоже максимально»2
Виктор Николаевич Хлыстун,
Министр сельского хозяйства и продовольствия Российской Федерации,
10 июня 1992 года
Либерализация цен и ход реформ
Посевная 1992 года стала первой для нового государства, однако не одна эта символическая черта отличает её от последнего советского сева 1991 года. Главное событие, коренным образом изменившее отношения сельхозпроизводителей и государства, произошло, конечно же, в рамках дальнейшего продвижения экономической реформы. Как же она повлияла на углубление диспаритета между ценами на продукцию сельского хозяйства и товарами промышленности, на «конфликт города и деревни», о котором мы писали в прошлой части?
Начнём с того, что, несмотря на объявленную свободу торговли, государство продолжало де-факто удерживать низкие цены на продукцию сельхозпредприятий, как бы отодвигая колхозы и совхозы как основного производителя от общего «праздника жизни». При этом зачастую всё делалось неофициально. Главы областных и районных администраций давали распоряжения предприятиям переработки выше определенной цены сырьё не принимать, а правительство в Москве делало вид, что не знало, что происходит в стране3 .
Тот начальный период рыночных реформ после 2 января 1992-го, когда прилавки ещё оставались по-прежнему пустыми, а цены уже стали по-новому высокими, оказался выигрышным только для перерабатывающих предприятий АПК и торговли, которые во время отпуска цен смогли выкачать из населения и непосредственного производителя немалые средства. Шутка ли! Ещё в декабре 1991 в Ростове-на-Дону мясо стоило по 7 рублей за килограмм, а в январе 1992 — уже по 100 рублей4 .
Кое-как выплыли лишь те колхозы, которые после выполнения всех условий продналога и госзакупки смогли придержать какие-то товары и выбросить их на рынок после отпуска цен в обход государственной монополии. Это позволило выплатить зарплаты, покрыть какие-то долги. Те же, кто отдал государству последнее, остались в дураках. Вот что констатировал председатель Крестьянской партии России на страницах одной из газет:
«Кто оказался послушным и план сдал досрочно, тот уже потерял миллион на новом прыжке нефтяных цен. Кто хлеб от губернатора прячет, кто рискует пятикратным штрафом за саботаж, тот, как думается, скот бережёт и баланс свести сумеет. Не может же быть, чтобы кошмар не кончился»5 .
Честно говоря, выигрыш даже самых запасливых колхозов — и тот был сомнительным. Благодаря усилиям государства цены на сельскохозяйственную продукцию и сырьё выросли «всего» в 5-7 раз. На материалы промышленности для села же, которые отпустили в свободный полёт, — в 15-30 раз6 . Министр сельского хозяйства оглашал такой расклад: цены на сельхозпродукцию выросли в 4-6 раз, а на одну только сельхозтехнику в 15-70 раз7 . В статистике была и позиция, показавшая рост в 179 раз. Высокотехнологичный комбайн? Нет. Коленчатый вал. Простой коленвал. За 1 штуку. Стоил 35 рублей, стал 6272 рубля. Председатель «Росагроснаба» только разводил руками: возвращайте, мол, прямые государственные дотации8 . Ни с какой рентабельностью никакому, даже самому эффективному, хозяйству таких цен не поднять.
Помните, в предыдущем материале мы приводили данные тогда ещё советского чиновника Б. Пошукса о том, что в 1991 году в Советском Союзе разница между реальными затратами на производство сельхозпродукции и выручкой от её реализации по директивным государственным ценам составляла 18 млрд рублей? Не в пользу колхозов, разумеется: государство, учитывая его монополизм в этой сфере, в убыток себе закупать не станет. И государственная комиссия по продовольствию и закупкам СССР характеризовала эту ситуацию как безвыходную для большинства хозяйств. Так вот, в начале 1992 года эта разница для России составила 200 млрд рублей9 . В 1991 году колхозы и совхозы сопротивлялись, но всё же продали зерно по твердым, и при этом в разы заниженным ценам, а с января 1992 вынуждены были покупать всё необходимое уже по свободным ценам, взлетевшим до небес. Именно по итогам такого хитрого трюка работники этих хозяйств оказались нищими, так как их зарплата не индексировалась по уровню инфляции, а сами хозяйства — банкротами.
Животноводство, например, в этих условиях вообще стало нерентабельным, какие меры ни принимай. В Самарской области в 1992 году, уже после отпуска цен, продолжала действовать фиксированная цена на молоко — не более 4 рублей 50 копеек за литр. Звучит здорово, даже «социально», но на что содержать коров, которые его дают, когда только один килограмм комбикорма стоит в два, а то и в несколько раз больше? И комбикормом содержание стада, между прочим, совсем не исчерпывается! Согласно заверениям местных хозяйств, молока от стада в 1200 голов хватало только на содержание местной котельной10 . Итог — стадо под нож.
На весну 1992 года покрытие расходов и выгодность производства крестьянам обеспечила бы закупочная стоимость килограмма мяса, равная двумстам рублям. Комбинаты брали по 35-40 рублей. Государство дотировать больше 7-15 рублей не могло11 . Потом, надо полагать, цена упала еще ниже. Пошёл массовый забой скота, и мяса на рынке стало так много, что им больше не дорожили и перестали брать вообще12 .
Уж сколько ругают коллективизацию за удар по животноводству, которое чуть ли не до середины века не могло оправиться от сталинских перегибов, а этот эпизод своей оценки всё ещё не получил.
Самое интересное, что на всём этом новые власти прямо делали деньги. Пользуясь административными методами, они закупили у хозяйств зерно ниже рыночной цены, по несколько сотен рублей за тонну, а продавали комбикорма по 8-12 тысяч рублей за тонну13 . Разница — в казну: России нужны деньги на реформы! И что с того, что ценовые ножницы оставляют Россию без мяса и молока?
Математика выживания в эпоху торжества общечеловеческих ценностей подразумевала не только спекуляцию как высшую благодетель, но и намеренное ограничение роста производства. Важно было не только иметь что-то на продажу, но ещё и никуда не вкладываться. И горе тем, кому для нового сельскохозяйственного сезона что-то нужно! Потому что цены на автотранспорт, горючее, электричество, сельхозтехнику, стройматериалы стали просто неподъёмными. Даже строгая «автаркия» богатых хозяйств — решение временное. Столкновение с новыми ценами в ближайшей перспективе было делом неизбежным.
Само собой, что в этой обстановке обострилась борьба за имущественный пай, на который могли претендовать фермеры, которые ранее были членами колхозов. Земельный пай, как правило, отдавали при выходе, а вот имущественный — нет. И, как выяснилось, не зря. Теперь же битва за технику и материалы приобретала характер битвы за выживание. Купить невозможно — значит, надо отсудить, украсть, отобрать14 … Несложно увязать с этим обстоятельством описанную нами ранее низовую, бытовую неприязнь, которую испытывали друг к другу колхозники и фермеры и которая теперь выливалась в настоящий террор.
Конечно, проблемы аграриев не могли не отразиться на смежных отраслях экономики. Так, в течение года нарастал не только торговый, но и производственный кризис в сфере техники и материалов15 . Дважды за год останавливался «Ростсельмаш»16 17 , к концу года встал тракторный конвейер Кировского завода18 . Ещё в мае экономист Владимир Грищенко писал, что благодаря реформам появился «хоть какой-то» (здесь, видимо, намёк на галопирующий рост цен) рынок производственных ресурсов19 . К концу года этот рынок начал стремительно сворачиваться. Власти, по-видимому, это предвидели, потому что почти сразу же после отпуска цен был установлен запрет на экспорт… практически всего. Это едко прокомментировала «Независимая газета»:
«Таким образом, само российское правительство солидаризировалось со своими оппонентами в оценке проводимой им „либерализации цен“»20 .
Торговля, точнее, её реально рыночный сегмент, а не очередной «снаб» — вообще отдельная песня. К осени 1992 года производители собрали отличный урожай овощей, но сдать его в торговые сети не могли. Не брали. Почему? Слишком дёшево!
«Магазины Ростова заключили договоров на половину того, что брали в прошлом году. Торговлю вполне устраивает старая добрая система: в хозяйстве капусту покупают по полтора рубля, а на прилавок выставляют по семь. Зачем им количество? Важно цену держать. И держат»21 .
Сетям было намного выгоднее, чтобы прилавки были пустее, но цены покруче. В позднесоветское время не могли убрать, так как хозяйства на низовых уровнях были разлажены — гнило в поле. В новое время убрали, но не приняли в торговлю — гниёт в поле.
Вот «экспертный» комментарий к той же статье:
«Понятно, что рост цен чреват ростом социального напряжения. Ясно, что рассчитывать на сохранение даже нынешнего, не очень высокого уровня лояльности народа к правительству так же трудно, как богатому попасть в рай.
Но в одно искушение мы не имеем права себя вводить. А именно — утверждать, что напряжение порождено рынком, приоткрывшейся экономической свободой. Оно порождено как раз её недостаточностью. Даже «вредительская» позиция тульских, ростовских и владимирских магазинов вызвана не первородным грехом торговых занятий, а ограниченностью торговой надбавки».
Но это была популярная экономика для домохозяек и электората «Демократической России». В реальности правительству пришлось принуждать магазины покупать дешёвую продукцию и тем самым сбивать цены, уменьшая прибыли, чтобы избежать нового продовольственного дефицита и вместе с тем обеспечить производителям хоть какой-то сбыт22 23 . Региональным властям было предписано удерживать рентабельность хлебопекарных предприятий на уровне 10-15 процентов, не выше24 . Для цен на топливо, кстати, использовались те же меры25 . Все эти мероприятия были явно далеки от политики рыночного регулирования, а посему возникает закономерный вопрос: в чём состоял смысл «либерализации цен» при таком огромном количестве чисто плановых механизмов? Такова была критика реформ со стороны крайних либералов.
Вместе с тем другие отечественные эксперты критиковали правительство за то, что оно продолжало идти путём, который ему предначертали Международный валютный фонд и Всемирный банк, хотя теоретические конструкции западных советников, по их мнению, не работали на деле. Переход к рынку не дался с наскока, писали они, надо было готовиться к тому, что реформы — это всерьёз и надолго. Конкретно для сельского хозяйства это значило возвращение к государственному вмешательству, без которого его нигде — ни в Европе, ни в США — давно не мыслили. Причём речь не только о прямых финансовых вливаниях: инструменты поддержки могли быть многообразны. Вместо этого руководство страны продолжало строго соблюдать бюджетный баланс, что, по мнению авторов одного из обращений, было попросту бессмысленно в этой ситуации26 . Ещё один образчик подобной критики — текст Андрея Сизова, который участвовал в исследованиях сельскохозяйственного рынка бывшего СССР в рамках Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединённых Наций и был международно признанным экспертом27 .
Некоторые экономисты, впрочем, правительство поддерживали: мол, твёрдый рубль — основа всего остального, будет уверенность в валюте — будет и нормальная торговля. Надо было, мол, отрезать от экономики куски в виде банкротящихся предприятий и отраслей в надежде как можно скорее к прийти к твёрдому курсу, к бездефицитному бюджету28 . Финансы — наше всё. Реальное производство? Чёрт с ним. Для представителей этой позиции вся российская промышленность была не более, чем огромной свалкой устаревшего оборудования.
Что это было? Незнание своей страны или же, наоборот, очень даже справедливая оценка? Ответ еще предстоит выяснить. Но пока примем как факт то, что это отношение разделило позиции правительства и Верховного Совета, так как парламентское большинство как раз саботировало программу бездефицитного бюджета и предпочитало поддержку национального производителя любой ценой. Как вы понимаете, такие расхождения множились и привели по итогу к политическому противостоянию.
Нельзя при этом сказать, что правительство полностью следовало такому курсу. В принципе, дотационные меры принимались, этого отрицать нельзя. Но, опять-таки, проблема была не в более или менее эффективном менеджменте. Проблема, как бы ни банально это звучало для левого издания, была в капитализме. Егор Гайдар с его извечным скепсисом к любым мерам государственной поддержки был по-своему прав.
Ну выделило правительство 60 млрд рублей отечественному животноводству29 . Ну и что? Для бюджета это был ощутимый удар, для товаропроизводителей — капля в море. Эта мера только помогла снизить убыточность, но не сделала производство рентабельным. Даже автоматическое повышение дотаций в зависимости от роста уровня рыночных цен правительство себе позволить не смогло. Кого может поддержать мера, благодаря которой работа продолжается в убыток себе, только теперь уже в меньший?
Впрочем, давайте посмотрим на причины этой убыточности.
Как бы плохо ни были склеены аграрный сектор и промышленность в советское время, к тому же при помощи силы административного принуждения, но эта «склейка» существенно снижала уровень диспаритета цен. Разорвать их, противопоставить друг другу как рыночных контрагентов, а потом тушить огонь бензином, прекрасно зная, что стоимость продукции одного неизбежно входит в стоимость продукции другого… Эти меры со стороны больше похожи на чисто политические уступки. Отвлечение на них скорее было инструментом дискредитации позиции политических оппонентов, ведь так можно было сказать: «Вот видите, мы попробовали. Не помогло».
Кто-то может возразить, что, судя по данным из предыдущего материала, причин для напряжённости не было вовсе. По крайней мере, так должно было бы быть в период лета-осени 1992, потому что тогда вместо продналога должна была начать действовать контрактация, учитывающая рыночную цену зерна на момент закупки. Да, принудительность закупок при такой схеме остаётся, но цена более не имеет силы закона. Но когда срок сдачи зерна колхозами подошёл, то возник интересный вопрос: рыночная цена — это какая? Такая, которая установлена местной зерновой биржей, или та, о которой удастся договориться председателю колхоза с директором элеватора? Разница между этими «свободными ценами», по уверениям журналистов, — в 2-3 раза30 .
Государство долго предпочитало хранить молчание. Но ближе к концу июля сам Борис Ельцин всё-таки огласил: рыночная цена зерна в России составляет 10 000 рублей за тонну. Но это была «рыночная» цена того зерна, которое закупит по «рыночной» цене государство. А «рыночная» цена того зерна, что хозяйства будут продавать сверх этого, могла быть любой31 .
Вот такая вот «рыночная» экономика в нашей стране строилась. Это несмотря на то, что в правительственном распоряжении, подписанном Е. Гайдаром, содержалось прямое указание на свободную цену. Впрочем, само распоряжение очень жёсткое и напоминает скорее что-то в духе декретов военного коммунизма, нежели контракт между равными партнёрами. Это директивная установка: сдать продукты — и всё тут.
Этим заявлением президент, кстати, здорово подставил В. Н. Хлыстуна, заявлявшего еще за месяц до того о 12-16 тысячах за тонну32 . Тем не менее, и эти цифры производителей не устраивали. Требовали чуть ли не 20 тыс., и даже это была почти себестоимость33 . Впрочем, это известная уже практика. Так же в 1991 году было с покупкой зерна «по мировым ценам», когда «российские мировые цены» внезапно оказались ниже таковых на остальном земном шаре.
На самом деле, цифру в 10 тысяч рублей за тонну правительство взяло не совсем уж с потолка. Это действительно была рыночная цена, но по состоянию на июнь — июль. Причём это была выжидательная, предположительная цена на биржах, потому что по факту никаких сделок не было34 . А контрактация, если вы помните из прошлой части, предполагала закупку по рыночной цене непосредственно на момент осуществления сделки. Учитывая разгоняющуюся инфляцию, к осени это было уже не 10 тысяч рублей. В общем, опять обманули, и «бой абсолютно неизбежен».
Нельзя не подивиться тому, как на фоне этих событий газеты сменили свой тон с перестроечного «всё плохо в родном отечестве» на «реформа продвигается успешно». Успешно идёт весенний сев, злобные домыслы распространяют лишь депутаты-паникёры! Посевные площади растут, работа спорится, с каждым днём всё радостнее жить!35 Это был апрель… а к июню те же «Известия» как бы между делом упомянули, что 90 % (!) сельхозпроизводителей всех форм собственности в России стали убыточными36 . Вспоминайте, что мы писали в прошлой части о судьбе хозяйств касательно принудительной реорганизации.
Постановление о принудительной реорганизации, которым грозил В. Н. Хлыстун ещё 31 декабря 1991 года, пришлось в этих условиях отложить. Законы всё-таки не статьи на передовицах, им следовать приходится. Сначала было коллективное письмо Хлыстуна и Чубайса со списком коллективных предприятий, которые освобождаются от реорганизации в индивидуальном порядке, несмотря на их финансовое положение. Потом и вовсе было постановление Геннадия Бурбулиса, разрешающее оставить всё как есть37 . За 1992 год тему ликвидации всех колхозов и совхозов за три месяца успешно замяли, растянув её на более длительный срок с более мягкими условиями перерегистрации.
Здесь очень показателен пример Башкирии, где, пользуясь слабостью центра, отказались от предусмотренных его планами мер с самого начала. И тому был целый ряд причин. Во-первых, местный Совет блокировал законы о частной собственности на землю. Во-вторых, если бы разогнали колхозы и совхозы, то сорвался бы весенний сев. В-третьих, начало решительно протестовать сельское население, угрожая забастовками38 . Разумеется, всё это было проблемой и в других регионах.
Добавим сюда то, о чём мы упоминаем почти в каждом материале: акционирование и без того коллективной советской собственности всеми современниками рассматривалось как фактический уход от реформы, т. к. колхоз менял форму собственности только на бумаге, де-факто продолжая функционировать, как в советское время39 40 41 . Впрочем, этот тезис, несмотря на очевидность для современников, по-прежнему вызывает много сомнений у некоторых читателей. В связи с этим мы предлагаем им ещё пару новых свидетельств. Вот собрание АККОР в Вологодской области:
«… реформирование колхозов и совхозов в коллективно-долевые хозяйства, что распространяется на Вологодчине, — это закамуфлированная неоколлективизация…»42
Вот цитата из «Российской газеты» за апрель 1992:
«Уже прошумели два собрания, на которых пытались определить паи и будущую форму существования. Скорее всего, полюбившееся всем акционерное общество. А за то полюбившееся, что за его вывеской можно ещё долго жить по старинке»43 .
Наконец, сам В. Хлыстун отмечает проблему того, что новые, «демократические» местные власти зачастую просто отказывались регистрировать хозяйства в прежней, коллективной форме собственности. Этот фактор, возможно, существенно влиял на выбор хозяйством своего пути44 .
И всё же на январь 1993 года из 32 тысяч колхозов и совхозов по всей стране 50 % было преобразовано в собственно рыночные структуры, а другие 50 % остались на прежней платформе коллективного хозяйствования. Можно даже сказать, что осталось чуть больше, так как из первых 50 % порядка 5 644 предприятий выбрали в качестве нового статуса то самое ложное акционирование45 . К маю 1993 года соотношение несколько изменилось: на тот момент перерегистрацию прошли 87% всех бывших колхозов и совхозов РСФСР. Из них треть сохранила свой прежний статус, остальные предпочли «прочие формы собственности», которые в публикации не уточняются46 . Правда, в этом же материале общее число хозяйств упало с 32 до 22 тысяч.
Нельзя отрицать, что мероприятия правительства так или иначе колхозы подточили. Вот что писал Валерий Коновалов:
«Предпринятая правительством реорганизация колхозов и совхозов значительно облегчила и стимулировала процесс выхода крестьян из коллективного хозяйства. Именно на март, когда завершался основной этап реформирования большинства колхозов-совхозов, приходится львиная доля прироста фермеров»47 .
Ему же в августе вторила «Российская газета»: рост числа фермеров за период в большинстве случаев связан с тем, что колхоз ликвидировался/самоликвидировался/перерегистрировался, а вовсе не с добровольным выходом48 .
Отталкиваясь от всех указанных данных, мы делаем вывод: нет оснований утверждать, что галопирующий рост числа фермеров — с 49 тысяч на 1 января 1992 до 100 тысяч на начало марта — был явлением, во-первых, столь уж добровольным, а во-вторых, подкреплённым реальными ресурсами рынка и государственной поддержкой. В ситуации, когда люди с земельным и (не всегда) имущественным паем поставлены в условия «заработай или умри», нет ничего хорошего. Это были люди во многом обречённые на разорение и пролетаризацию Для них фермерство стало лишь промежуточной остановкой, ловушкой, миражом.
Так беспристрастно писал Игорь Филоненко:
«Конечно, не у всех дело ладится. Есть среди фермеров и те, кто через год, два плюнет на самостоятельное хозяйствование и пойдёт в наём к соседу. От этого выиграет и сосед — получит, может, безынициативного, но исполнительного работника, и он сам, в том числе, материально, потому что сам никогда не смог бы самостоятельно наладить нормальное прибыльное хозяйство»49 .
Само собой, для реализации подобных планов колхозы нужно было ликвидировать. Быть батраком или членом колхоза? Для сельского жителя, реального, а не в качестве цифры в столбике, выбор был очевиден50 .
Взять, например, историю из Вышневолоцкого района Тверской области, изложенную в «Известиях» за 21 июля 1992 года. Здесь борьба забастовочного комитета за повышение закупочных цен на молоко с 4 до 6 рублей была просто актом отчаяния, потому что его производство обходилось в сумму более 10 рублей за литр. Несколько колхозов в районе распустились, не потому что так захотел председатель или коллектив, а потому что иного выхода не было. Никто не хотел перемен, но хозяйство стало банкротом и оставался только один вариант — разделить общий пирог каждому по куску, а дальше — выполнять приказ «пробиваться из окружения по одному, мелкими группами».
Власти успешно навязали местному населению свой взгляд на будущее российской деревни. Но получилось в итоге то, чего вообще ни одна из сторон не хотела. Люди взяли землю, ничтожный имущественный пай, и с полного согласия председателя ушли в неизвестность. Теперь они фермеры. Но разве это реформа?
Даже правительственная журналистка вынуждена была отметить, что порождаемые этим процессом фермеры — это убожество даже в сравнении с подсобными хозяйствами некоторых колхозников. Эти люди себя-то не всегда могут прокормить. Их хозяйство попросту не товарно. Впрочем, автор занята доказыванием, что и это не страшно. Не колхозы, так фермеры, не фермеры, так приусадебные участки по 2-3 га. Главными спасителями России теперь назначаются подсобники51 . Вот ещё один призыв на эту же тему52 . И смех, и грех.
Андрей Сизов за голову хватался от таких выкладок:
«Если мы сейчас увлечёмся „философией шести соток“, которые якобы накормят страну, это плохо кончится. Полной парцелляцией, дроблением всех относительно крупных товарных единиц: с увеличением объёма производства на каждом отдельном участке, с увеличением потребления каждой отдельной семьи, которая этот участок имеет, но с уменьшением эффективности производства и снижением товарности в целом в сельском хозяйстве. Лозунг „Даёшь каждому шесть соток!“ — это не к капитализму рывок, а, скорее, ностальгия по феодализму»53 .
Хотя Сизов, между прочим, был «политически благонадёжен» и последовательно отстаивал право частной собственности на землю.
К слову, о политическом фронте…
Политическая борьба
Волна кризиса была такой большой, что накрыла даже тщательно оберегаемых государством фермеров. Во-первых, в грядущую осень они подпадали под контрактацию и должны были государству 25 % всего производимого. Учитывая, что многие из них ещё не встали на ноги и ранее вообще были освобождены от всех налогов и сборов, частных земельных собственников мера не обрадовала. Во-вторых, фермерам тоже были нужны тракторы, горючее, электричество и так далее. В этом плане «шоковая терапия» ударила по ним так же, как и по коллективным предприятиям54 .
Правда, коренная разница была в том, что АККОР на прямой конфликт с новой властью не шла, прекрасно понимая, что она — «своя», а реставрация прежних порядков может угрожать фермерам уничтожением их «как класса». Первые лица государства в ответ тоже умасливали встревоженных частников различными послаблениями и демонстративно шли на уступки55 .
Правда, даже тут не всё гладко. В правительстве обещали процентные ставки по кредиту не более восьми процентов, в то время как в реальности они остались на уровне 25-35 %56 . Реальное снижение ставки кредитования произошло только тогда, когда в ряде регионов посевная уже была завершена57 58 . Это позволило и банки не обидеть, и политическое обещание вроде как выполнить. Для колхозов, кстати, таких послаблений изначально не предусматривалось59 . По итогу договор был выполнен сполна только со стороны фермерства. Правительство — как всегда60 . Очень и очень примечательно, что неформально одним из пунктов выполнения называлось и неприсоединение АККОР ни в каком виде к требованиям Аграрного Союза61 .
Не растерялись в новых условиях и коллективные предприятия, хотя обстановка менялась стремительно. Ещё в начале года разрозненный протест стал структурироваться во всероссийском масштабе. При участии «Трудовой России»62 , хотя и только в качестве наблюдателей, колхозники из Аграрного союза России параллельно с фермерами провели свой съезд, на котором впервые декларировали намерение создать Аграрную партию России. Но пока только намерение.
На этом съезде так же, как и в случае с АККОР, присутствовали Министр сельского хозяйства Виктор Хлыстун и Госсекретарь РФ Геннадий Бурбулис. Правда, тут их выступления были встречены без какого-либо благодушия. Более того, съезд демонстративно избрал в Совет колхозов члена ГКЧП В. Стародубцева. Заочно, конечно же: сам Стародубцев в тот момент мерил шагами камеру в Матросской тишине. Надо ли думать, какой приступ бешенства у новых властей вызывал этот факт?
Тем не менее, даже правительственные обозреватели были вынуждены признать, что реальные поводы для негодования у колхозников есть. Несоразмерность цен на ресурсы для села и сельхозпродукцию, зависимость крестьян от монополистов, непомерное налогообложение — всё это точки соприкосновения колхозов и фермеров.
Несмотря на бешеную атмосферу съезда, «колхозные генералы» согласились на проведение переговоров с правительством и избрали делегацию, то есть путь к соглашению со стороны колхозов не был закрыт63 . С колхозами у правительства тоже были договоры, но кончилось всё так же, как и с фермерством64 . Только, в отличие от фермерства, колхозы просто не дали себя обмануть. Процесс подготовки всероссийской стачки не был свёрнут.
Параллельно с этим власти вели наступление на местное самоуправление в регионах, дабы отодвинуть и без того малочисленное российское село от политического процесса. Учитывая общее повышение политической активности на селе, от поджогов и избиений фермеров до аграрных стачек и политических заявлений, в правительстве быстро смекнули, что в плане демократии наобещали слишком много. Сегодня это «бытовуха» и экономические требования — а завтра? Начался очень тихий, но весьма показательный процесс упразднения сельского местного самоуправления, функции которого передавались главам администраций65 . Если сельское население, как показал опыт 1991 года, симпатизирует «красным консерваторам» и не голосует за реформы, то и голосовать вообще оно не должно. Вполне логично.
А журналист «Известий» всё возмущался:
«Итак, закон нарушен. И как объяснить, почему у селянина в отличие от жителей, скажем, Питера или Тулы, забирают право избирать и быть избранным в местные органы самоуправления, как бы они ни назывались? <…> После нескольких лет восторженных разговоров о принципах демократии, о правовом государстве, о разделении властей и об их балансе это, конечно, мягко говоря, удивляет. Связь власти с избирателями, и без того не слишком крепкая, истончается до предела. То, что представительная выборная власть требует совершенствования, ни у кого не вызывает сомнений, но перемены должны происходить законным путём»66 .
«Российская газета», напротив, злорадствовала, выискивая по глухим деревням неудачные примеры работы местных советов67 .
Удобнее и быстрее, конечно, чтобы многие вопросы решало одно лицо. Тем не менее, нисколько не оправдывая формализм в работе подобных советов, отметим, что они были площадкой для развития самоуправления, пусть и в ограниченной сфере хозяйственных вопросов. «Решать, где вырыть колодец, органу власти? Это несерьёзно!». Возможно. Но как же тогда можно сегодня всерьёз жаловаться на отсутствие низовой традиции самоуправления, если даже власть, которая якобы только и держалась на пассивности рядовых граждан, эту традицию поощряла, а «демократизация» её отвергла?
Впрочем, политическая сила села в тот период всё равно опиралась не на это.
Особый вес Аграрному Союзу в 1992 году придавал тот факт, что у него появился неожиданный покровитель на самой вершине политического Олимпа — А. В. Руцкой. В это время он стал курировать аграрную политику от имени Верховного Совета. Уже в начале года было обозначено, что на аграрные проблемы он смотрит иначе, чем его недавние политические союзники. В марте 1992 года глав правительств и администраций облетела правительственная телеграмма вице-президента РФ, которую многие на местах восприняли как сигнал к сворачиванию рыночных реформ на селе68 .
Вот что там было:
«Общие результаты начавшегося сельскохозяйственного года будут во многом зависеть от стабильной и эффективной работы рентабельных колхозов и совхозов… Вызывает обоснованную и серьёзную озабоченность информация с мест о попытках под лозунгом приватизации, акционирования и поощрения фермерства растащить рентабельные хозяйства… Переход к фермерским формам на селе не имеет ничего общего с кампанией разрушения налаженного производства сельскохозяйственной продукции в колхозах и совхозах. Ни в коем случае нельзя допустить повторения ошибок коллективизации. …Требую самым решительным образом и в срочном порядке разобраться с положением, складывающимся вокруг государственных и коллективных хозяйств. Поручаю… обеспечить нормальную работу этих хозяйств, отменив все распоряжения и административные решения, препятствующие эффективной деятельности колхозов и совхозов. Примите все возможные меры, гарантирующие выполнение ими посевных и уборочных работ»69 .
Прямо «головокружение от успехов». И даже усы есть. Воистину, второй раз всегда в виде фарса…
Конечно же, это шло вразрез с намерениями команды Б. Н. Ельцина продвигать фермерство вопреки всему. Впрочем, о Руцком как о радетеле плановой экономики говорить не стоит. Развитие фермерства в его программе тоже занимало определённое место, но, по-видимому, только на правах батрачества у всемогущей государственной монопсонии70 71 .
Аграрная альтернатива Верховного Совета вообще может служить предметом отдельного исследования. Это всё ещё был капитализм на селе, но явно не тот, который двигали правительства Силаева и Гайдара. Был ли он перспективнее, предпочтительнее с точки зрения левых? И, что самое главное, был ли он в конечном счёте осуществлён, или «альтернативой» стоит считать как раз путь первых реформаторов?
Интересно то, как характеризовал программу А. В. Руцкого заместитель председателя правительства РФ А. Х. Заверюха, который курировал сельское хозяйство с 1993 по 1997 год:
«И всё-таки главное, с чего хочу начать, — это оказание финансовой помощи селу. Такие мои первые шаги в новой должности, а что касается программы, то она практически разработана А. Руцким, хотя, возможно, её придется несколько детализировать, но в ней, по моему мнению, заключена вся идеология развития российского села. <…> К тому же, у нас во многом схожи взгляды на развитие сельского хозяйства. Думаю, мы сработаемся»72 .
Верховный Совет, конечно же, расстреляли, но какие его разработки власти приняли на вооружение, а какие так и остались нереализованными вариантами? От решения этих вопросов зависит в том числе и восприятие нами противостояния октября 1993 года. Была ли альтернатива курсу Б. Н. Ельцина реальной или это был очередной фантом, который лишь в силу романтического ореола раздут до «иного пути»?
Впрочем, говорить о диаметральной противоположности взглядов здесь я бы в любом случае не стал. Все чисто плановые меры, направленные на поддержание сельской экономики, о которых мы уже упоминали и ещё упомянем по ходу повествования, подписывал в том числе и Е. Т. Гайдар своей собственной рукой. Одному из авторов «Московских новостей» даже приходилось «отмазывать» реформатора, потому что возникал закономерный вопрос: зачем свалили коммунистическое правительство Николая Рыжкова, если продолжаем следовать его же курсом на «социалистическую рыночную экономику»?73 Примечателен тот факт, что Егор Гайдар при урегулировании зернового кризиса 1992 года по сути использовал все те инструменты, которые в своё время высмеял тот же самый автор в аграрной политике КПСС последнего периода74 .
Скорее всего, разница между Руцким и Гайдаром была в том, что для последнего всё это было лишь пережитком, вынужденно необходимым, чтобы какое-то время удерживать на плаву «допотопную экономику советского типа», в то время как вице-президент видел сильное государственное регулирование желаемым образом будущего. К тому же правительство не видело ничего плохого, в том чтобы душить отечественного производителя импортом в силу его политической неблагонадёжности и хозяйственной затратности. Нефть есть? Значит, купим. Главное — бюджет, главное — финансы. Логика, простая и доступная что при Брежневе, что при Ельцине, да и в наши дни. А вот Руцкой в этом плане был категоричен: есть исторический шанс вытащить национального производителя — нужно вообще избавляться от импорта любой ценой75 .
Как бы то ни было, на тот момент «Совет земельной и агропромышленной реформы» при вице-президенте РФ играл на стороне антирыночной оппозиции, раскритиковав ельцинские реформы как «ставку на сплошную фермеризацию», «превращение приватизации в сплошную антиколлективизацию»76 . Стоит отметить, что председатель Аграрного комитета ВС РФ, Валентин Агафонов, также был противником курса реформ, который проводило правительство И. С. Силаева, а затем подхватило правительство Е. Т. Гайдара. Его программа развития сельского хозяйства на 1992-1995 годы прямо солидаризировалась с тем, что предлагали депутаты-аграрники77 .
Этот шаткий союз позволил Съезду успешно блокировать все попытки президентской команды протолкнуть частную собственность на землю в обход референдума, через парламент. На VI Съезде, в апреле 1992 года, была предпринята попытка ввести пункт о разрешении купли-продажи земли в очередную редакцию и без того настрадавшейся от переписываний в перестройку Конституции РСФСР. Не вышло. VII Съезд всё-таки введёт полную частную собственность на землю (декларативно, а затем и просто ограниченно, она существовала в законодательных актах и ранее), но с мораторием на продажу в течение 10 лет (в отдельных случаях — 5 лет), если земля была получена физическим или юридическим лицом бесплатно78 . Пару корректив в сторону рынка внёс и президент79 . Но всё же и это была далеко не победа рыночных сил: всё это затрагивало городскую землю, дачные и огородные участки, но не сельскохозяйственные угодья.
К слову, дотации и вопрос о земле — это как раз те точки соприкосновения, которые сближали колхозы и фермерство. Казалось бы, кто, как не фермеры, должны быть главными радетелями скорейшей, немедленной купли-продажи безо всяких условий? В принципе, так оно и было в большинстве случаев, но даже тут были скептики в лице Московской ассоциации фермеров. По их мнению, рынок земли к 1992-му уже де-факто сложился, и наиболее «сочные» куски уже были переданы в руки спекулянтов через дыры в законодательстве. Разрешение купли-продажи земли в таких условиях, писали они, станет катастрофой. И это не говоря о законной возможности отводить ценнейшие для сельскохозяйственного оборота земли под коттеджи и прочее. По их мнению, государство сначала должно было довести реформу в аграрной сфере до конца, сформировать требующийся ему ландшафт землепользования в соответствии с целями преобразований, а уже потом дать старт свободным сделкам с землёй для свободных же производителей. Если поступить иначе — хорошего, говорили они, не выйдет80 . Вообще в центральной прессе над критикой идеи частной собственности на землю перестают смеяться быстро, уже в 1992 году81 .
Но, опять-таки, требуется подробнее разбираться в земельном вопросе, чтобы оценить эти события по достоинству. Судя по газетным публикациям, в то время ни сторонники, ни противники толком не знали, за что или против чего они голосуют. Немудрено: на дворе июнь 1992, о земельной реформе говорят уже года два, но при этом до сих пор нет консолидированного проекта. Гайдар смотрит на дело по-своему, Руцкой по-своему, еще ряд депутатских групп по-своему82 .
Тем не менее, для нас эти события выступают лишь необходимым контекстом. Мы здесь ради другой борьбы, которая была далека от трибун Съездов в столице, но от этого не становилась менее важной.
Аграрная стачка 1992-го
«Когда некоторые профсоюзы формулируют отношения с нами таким образом, что они защищают интересы трудящихся, а правительство эти интересы игнорирует, мы бы хотели сказать: „Хватит дурить российского трудящегося“. Коренной интерес россиянина сегодня: на развалинах затратной экономики создать свободного в рамках закона российского предпринимателя. В этом наш общий интерес»83
Г. Э. Бурбулис. Государственный секретарь РСФСР. Февраль 1992 года
В одной из публикаций есть информация о том, что весной 1992 года правительство обязалось было повысить закупочные цены на зерно в 10 раз по сравнению с предыдущим годом, то есть где-то до 3-4 тыс. рублей за тонну84 . Если сравнить это повышение с ростом цен, который произошёл на рынке материалов, то оно окажется абсолютно ничтожным. Держим в уме тот факт, что простой коленчатый вал в таком случае стоил бы практически как две тонны (!) зерна. Колхозы объявили, что эта цена даже ниже себестоимости и нужно не менее чем за 15-20 тыс. рублей за тонну. Но на это уже не могло пойти правительство. Началось долгое и далеко идущее противостояние.
В апреле 1992 года колхозники Вологодской области первыми предъявили свой ультиматум местным властям. Претензии были просты, ничего нового: затраты на производство стараниями правительственной политики стали больше выручки, зарплата не дотягивает даже до прожиточного минимума, перерабатывающие и торговые предприятия из рядового звена в плановой производственной цепи превратились в монструозных монополистов… В общем, всё о том, что колхозы идут к краху, и не они одни: фермеры следом за ними.
Требования просты по форме, но сложны для исполнения: обеспечить паритет цен, реальное равенство всех форм собственности, отменить НДС и увеличить финансирование социальных программ, направленных на развитие сельской местности. В противном случае колхозники угрожали тем, что поставок в города не будет85 . Угроза, кстати, была выполнена. Колхозы и совхозы области прекратили поставки в города области, за исключением детских и медицинских учреждений86 . Более того, бастующие одержали как минимум частичную победу: местные власти были вынуждены повысить закупочные цены за счёт местного бюджета87 .
В тот же месяц подал голос ЦК профсоюза работников агропромышленного комплекса Российской Федерации. Те же ультимативные требования, но уже к руководству страны, а до их выполнения ЦК объявляет «предзабастовочную ситуацию»88 .
Из региональных проправительственных политиков на упреждение действовал Борис Немцов — в ту пору он ещё был нижегородским губернатором. Уже в январе 1992 года попытку Аграрного Союза говорить о каких-то твёрдых закупочных ценах он расценил как «ультиматум местной власти в период перехода к рынку»89 . Нельзя у нас было производителю о твёрдых ценах говорить. Уникальную операцию по «утверждению свободных цен» в России тех лет имел право проводить только Б. Н. Ельцин.
В конце апреля 1992 года три района Ростовской области отказались от обязательных госпоставок продуктов сельского хозяйства. Требования — установить реальные закупочные цены, уменьшить уровень обязательных поставок зерна, обеспечить ответные поставки горюче-смазочных материалов на льготных условиях. Угроз «что будет, если» как таковых не было. Бастующие просто констатировали факт, что первым умрёт животноводство как отрасль, ибо не будет иного выхода, кроме массового забоя90 .
В мае к колхозам присоединился неожиданный союзник — часть фермерства. Как сообщали газеты, «Московский крестьянский (фермерский) союз обратился к правительствам России и Московской области с заявлением-ультиматумом. Если его требования не будут выполнены до 1 июня, обещаны акции гражданского неповиновения, в частности блокада сельскохозяйственной техникой всех магистралей, ведущих в Москву»91 . Московская ассоциация, к слову, объединяла не только этот регион, но и ряд представителей регионов нечерноземья вообще92 . Хотели почти того же, что и колхозы — низких процентных ставок по кредитам, дотаций, отмены налога на добавленную стоимость. Из политических сил забастовку поддержала Крестьянская демократическая партия России, отколовшаяся в 1991 году от проправительственной Крестьянской партии России Ю. Черниченко.
Это был мощный пропагандистский удар по правительственной политике. Во-первых, теперь нельзя было безоглядно обвинять колхозы и совхозы в том, что они «просят есть» только в силу своей неэффективности и ресурсозатратности. Фермерство, которое «наше будущее», как оказалось, «есть просит» не меньше, так что не в одной эффективности было дело — проблема реально требовала срочного вмешательства. Во-вторых, рушился миф об «атмосфере партнёрства между правительством и крестьянином». Официальные газеты не скрывали досады по поводу того, что угрозы теперь раздавались не только со стороны колхозно-совхозной системы, к чему уже все порядком привыкли, но и со стороны тех, кому ещё недавно первые лица государства жали руки.
Это был тревожный знак того, что новая власть начинала терять социальную опору даже среди тех, чьё существование было кровно связано с курсом реформ. Даже проправительственная КПР, не поддержавшая ни одной стачки, тем не менее, разразилась в лице своего председателя грозным материалом, в котором сравнивала проводимую государством политику с коллективизацией93 . Не от любви к колхозам, конечно, а потому что под неё подпадал и фермер. Хочешь ты или нет, а на элеватор зерно вези — иначе штраф! Пока что только штраф…
Российская газета в ту пору писала:
«Колхозы и совхозы обещают стране голод, а фермеры считают, что сельскохозяйственный год уже провален. Что за странную аграрную реформу учудило правительство, коли некоторые её аспекты умудрились примирить если не в бытовом, житейском, то в философическом плане даже таких антагонистов, как председатель колхоза и фермер?»94
Аграрный Союз не растерялся и тут же вошёл в контакт с «мятежниками» от фермерского крыла. В июне 1992 года было проведено совместное заседание структур для выработки дальнейшей тактики. Требовали компенсации «ножниц цен» и возврата долгов за 1990-1991 годы95 . Да, не только колхозы были должны своим контрагентам: правительство им тоже было должно за прошлые годы, и немало. Как же власти смели требовать больше, если до сих пор были должны? В этом плане Россия начала 90-х от России начала 20-х отличалась мало.
Несмотря на то, что звучали призывы всё же развернуть всероссийскую забастовку сейчас же, обеспечив немедленную продовольственную блокаду всем крупным промышленным центрам, вновь возобладал умеренный курс на поиск соглашения96 .
Что самое интересное, наиболее радикально выступали именно примкнувшие к колхозникам фермеры, хотя как раз они были довольно неустойчивой частью этого протеста. Например, обещанная было акция по перекрытию дорог Москвы тракторами так и не состоялась. Увы, как ни увещевала КДПР своих подопечных, что надо идти протестовать, ибо «наобещать сейчас могут всё на свете, а выполнять (точнее, не выполнять) всё равно по осени», протест правительству всё же удалось загасить. Обещали деньги, обещали ускорить выдачу земли… Если протеста не случится, само собой. И его не случилось. Ну а КДПР была заклеймлена как «источник социальных неприятностей»97 .
Тут же яростно огрызнулась проправительственная ассоциация:
«Президиум АККОР (фермерского союза России) выступил с заявлением, в котором выразил своё несогласие с недавними угрозами представителей профсоюза АПК и Аграрного союза начать продовольственную блокаду городов. По мнению АККОР, это — неоправданное силовое давление на правительство с целью поставить его на колени и свернуть аграрную реформу»98 .
Правда, было бы забавно посмотреть, что смогли бы противопоставить фермеры колхозно-совхозной системе в такой ситуации, учитывая их ничтожную долю в производстве. К тому же в обращении АККОР можно было прочесть, что она тоже не всем довольна. Видимо, это была своего рода уступка протестным настроениям, но, опять же, руководство призывало подождать и не протестовать99 .
К слову, «полезные идиоты» своё в итоге получили. Мало того, что договор с правительством со стороны последнего не был выполнен в полном объёме, так ещё и случилась весьма анекдотичная история.
Тамбовские фермеры в дни VII Съезда народных депутатов приехали постоять в массовке в поддержку курса реформ и правительства Е. Гайдара. Было очень весело: скандалили с пикетчиками из коммунистической «Трудовой России», агитировали за демократию и либерализм — и параллельно выясняли вопрос о финансовой помощи на 40 миллиардов рублей, обещанной от правительства для АККОР. Тамбовским фермерам эта помощь была нужна особо в силу региональной специфики. Съезд прошёл, фермерство надули. Оставшиеся 30 представителей Тамбова остались на голодовку протеста, но, по собственным уверениям, проводили её, «не привлекая внимания из опасений, что это может навредить Гайдару»100 . Судя по комплекции Егора Тимуровича, голодовка фермеров ему в итоге никак не повредила.
История ещё раз учит: бастующие могут проигрывать, могут выигрывать — это дело спорное. Но судьба любого штрейкбрехера всегда идёт к тому, чтобы быть обманутым своими «благодетелями». А давление на бастующих было велико.
Глава администрации Вологодской области даже лично обратился по телевидению к сельскому населению с просьбой воздержаться от «политических игр»101 . В области, уже пережившей одну успешную забастовку аграрников, знали цену их гнева. О том же толковала статья «Известий» за 4 августа 1992-го: абстрактные злые силы, мол, хотят «превратить нормальный торг в политическое действо», не дайте себя использовать!102
Ну смешно же ведь звучит. Государство не погасило чеки «Урожай-90» (затея, может, и общесоюзная, но РФ взяла на себя все долги общего центра как правопреемник), не оплатило «валютные» закупки зерна у внутреннего производителя за прошлый год, обанкротило хозяйства через скачок цен в начале года… Но «использовать» и «обмануть» крестьянство хотят стачкомы! Впрочем, об этом в отдельном разделе.
В июне, помимо Вологодчины, своё поражение перед аграрными стачкомами признала Ярославская область. Местные власти были вынуждены «выбросить белый флаг» и повысить закупочные цены на мясо и молоко. Победившие хозяйства сделали символический взнос в Фонд защиты члена ГКЧП В. А. Стародубцева, что также было весьма хлёсткой пощечиной властям103 . К слову, сам факт освобождения Стародубцева в июне 1992 года пресса связывала с попытками правительства уступить аграриям в малом, чтобы в конечном счёте не уступать в большем104 .
В июле 1992 ускорился процесс создания региональных стачечных комитетов. Облегчалась ситуация по их формированию тем, что все эти стачкомы были завязаны на аппарат профсоюза АПК, который держали в руках люди из Аграрного Союза105 . К началу августа аграрными забастовочными комитетами были охвачены 60 регионов РФ106 . Кое-где, впрочем, старый аппарат всё же дал трещину и ряд отделений профсоюза предпочли нейтралитет107 , но в целом надежды на старые советские структуры себя оправдали. Вопреки многим современным критикам слева, историческая практика показывает, что структуры эти по-прежнему могли служить для мобилизации протеста широких слоёв населения. Тут же встаёт вопрос о том, были ли они так «страшно далеки от народа», как любят нам рисовать.
Только 20 регионов в РФ в итоге отказались от стачки108 . К сожалению, их географию выяснить не удалось, но речь явно о незерновых территориях. Ростовский, Ставропольский и Краснодарский стачкомы были костяком протеста и образовали самый крупный региональный «блок», что во многом способствовало их большей устойчивости. Сыграла свою роль и погода, резко ударившая по урожайности. В 1992 году местным хозяйствам терять уже было нечего — только идти до конца109 .
Сама всероссийская акция протеста была проведена 5 августа 1992 года. В большинстве случаев это были пикеты и митинги, организованные в областных и районных центрах. В Санкт-Петербурге даже удалось заблокировать тяжёлыми тракторами мэрию города110 . На этих акциях протеста впервые прозвучали политические лозунги, связанные с требованием отставки правительства111 , но они, впрочем, не были ведущими и более нигде не фиксировались. И, что самое главное, сила колхозов была не в этих хороводах на площадях вместе с активистами «Трудовой России», а в отказе от поставок.
В Чувашии с 5 августа на 3 дня была прекращена продажа молока, на месяц — мяса и до повышения закупочных цен — зерновых112 . В Ставрополье уже на начало августа убрали 3 миллиона тонн зерна, но в госресурсы закуплено только 300 тысяч. Колхозы хлеб не сдают, штрафов нагло не боятся, ибо взять с них нечего, а городу нужна не стремительно обесценивающаяся бумага, а хлеб.
Администрации увещевают: обещают индексации, обещают индекс надбавки за скорость продажи113 . Обещают скидку на технику до 40 % за усиленную и ускоренную сдачу хлеба114 . Всё это типичная штрейкбрехерская тактика, направленная на то, чтобы рассорить ряды бастующих. Кто раньше сорвётся в объятия государства, тому более жирный кусок упадёт. Точнее, даже не государства, а региональных властей: центральное правительство предпочло поначалу отдать проблему на откуп провинции.
Шла позиционная война: кто первый дрогнет? Колхозы или правительство? Правительство убеждало, что 10 000 за тонну — справедливая цена115 . Колхозы настаивали на том, что рубли — бумага. Сельское хозяйство — это отрасль, которая расчёт получает осенью, а тратит весной. А что станет весной с российским рублём, не знали даже ведущие экономисты.
Правительство надеялось, что из-за отсутствия в хозяйствах мощностей для хранения зерно на элеваторы всё равно повезут: не могут не везти, иначе пропадёт. Колхозы же строили навесы над горами зерна прямо на полях, рискуя потерять его вовсе, но не сдавались116 .
По итогу дрогнуло правительство. Закупочные цены были подняты до 10-12 тысяч. Тем не менее, натиск протестующих не ослаб.
Газеты рекламировали Орловскую область, как в 1970-х. Какие они, мол, молодцы: ещё только август, а уже сдали государству положенные 360 тысяч тонн зерна по плану, даже чуть больше — вот им и дали скидку за это на технику! «Будьте, как Орловская область», — говорили они. Но «как Орловская область» никто быть не хотел.
Ростовская область выполнила контрактацию в середине августа лишь на 50 %, Кубань — на 36 %, Ставропольский край — на 38 %. Всего государство смогло купить на октябрь 5,8 миллионов тонн зерна117 . Председатель комитета по хлебопродуктам России Л. Чешинский называл цифру в 7 миллионов тонн закупленного зерна118 — тоже не сильно лучше. Нужно ведь было 32 миллиона тонн! По оценкам Жореса Медведева, это была самая провальная госзакупка, начиная с 1940-го года119 . Даже в 1991 году к этому времени государству продали в три раза больше.
Правительство тоже сделало свой ход. В случае попытки совершить любую торговую операцию до погашения долга по госзакупкам вся прибыль коллективного хозяйства от неё стала конфисковываться120 . Сам указ мне, правда, найти не удалось, но на оригинальный текст посмотреть было бы интересно. Интересно, потому что это одна из немногих репрессивных мер того периода, известная с такой достоверностью. Остальные известны, скажем так, по слухам: например, многие руководители хозяйств уверяли, что государство просто ворует зерно с хранения121 .
Существовал ли у властей соблазн решить проблему административными методами, сколотив нечто вроде продотрядов? Сложно сказать. Есть несколько аргументов за, но весьма и весьма шатких.
Во-первых, для этого существовала соблазнительная база в виде мотобатальонов, или, как их ещё называли, «хлебных батальонов». Это были действующие военнослужащие и резервисты, мобилизованные региональными администрациями по коммерческим контрактам с Министерством обороны. Никакого оружия у них не было, они просто выполняли роль неквалифицированной и, честно говоря, плохо мотивированной рабочей силы при уборке и транспортировке урожая. Использование армейских автомобильных батальонов в сельском хозяйстве было стандартной практикой даже для последних лет существования СССР122 123 . В «новой России» от этого не отказались124 .
В 1992 году автобатальоны также были привлечены для проведения уборочной кампании, но на этот раз армии были рады не везде. Где-то от её услуг отказывались из-за того, что не имели средств на оплату контрактов с Минобороны, а где-то присутствию военных препятствовали забастовочные комитеты, хотя на привлечении военных при уборке настаивали местные власти. Дело было в том, что обязательным условием участия армии в сборе урожая был перевоз собранного на государственные элеваторы, сдача государству. Само собой, что бастующие этого делать не собирались125 . Звучит серьёзно. Только столкни…
Во-вторых, были желающие во власти. Существовал проект президентского указа за авторством А. Руцкого, в котором предлагалось привлечь правоохранительные органы к уборке, хоть и вроде как только для контроля за продажей и перевозками зерна и других сельхозпродуктов126 . С практикой милицейских кордонов для ограничения торговли между регионами страна уже была знакома, но что значило «для контроля за продажей», сказать сложно. Оперативный штаб по уборке урожая под руководством Руцкого также хотел создать особую «чрезвычайную комиссию», но так как дело до этого не дошло, при помощи имеющихся материалов нельзя точно определить, что бы она собой представляла — силовой инструмент или очередную бюрократическую инстанцию127 . Надо смотреть на сам проект, но вряд ли он есть в свободном доступе.
В газеты тех лет также просочилось такое любопытное свидетельство с мест:
«Я побывал недавно на двух крупных совещаниях, которые проводил глава областной администрации Леонид Полежаев с руководителями совхозов и колхозов. Говорил он одно и то же: НАДО сдавать хлеб, не НАДО дожидаться продотрядов»128 .
Главным аргументом против этих измышлений может быть то, что «оказывать силовое давление» было некем и нечем. Даже попытка предотвратить отделение Чечни осенью 1991 году путём введения чрезвычайного положения на территории республики окончилась полным провалом. Борис Ельцин довольно быстро осознал, что в его непосредственном подчинении находятся лишь те части, которые перешли «на сторону демократии» уже во время событий августа 1991 в Москве. Начать наводить «конституционный порядок» в южной республике помешало не отсутствие новой конституции, а отсутствие боеспособных воинских частей. Какие тут продотряды?
Огромная военная машина, находившаяся на территории с неопределённым названием «бывший СССР», в печати именовалась не иначе как «советско-российская армия». Советская — потому что вроде как всё ещё одна на все республики. Российская — поскольку именно эта республика была основным претендентом на наследование военного имущества, никакого общего командования у этой армии больше не было, а все провода вели в российский Генштаб. В 1992 году у Российской Федерации дела в военном плане более-менее пришли в порядок, что позволило даже постепенно подключаться к вспыхнувшим на территории СССР локальным войнам, но армия и общество по-прежнему были слишком негативно настроены к любым силовым мерам.
Выходит, очень сложно сказать, были ли эти затеи всерьёз. Егор Гайдар в своих мемуарах писал, что угроза силового решения аграрных проблем со стороны новой власти была, но только во времена правительства И.С. Силаева. Естественно, под этим подразумевается «…но пришёл кое-кто и всех спас». Один из авторов «Эха Москвы», Андрей Илларионов, вообще считает, что никакой угрозы продразвёрстки не было и Егор Тимурович сгущает краски. Рекомендую ознакомиться с его позицией, несмотря на возможные предубеждения.
В любом случае, всё это здесь представлено лишь для общего развития, потому что со всей серьезностью такие вопросы должны решаться на документах, а не на газетных вырезках. Вернёмся к основной колее повествования.
К середине августа 1992 Аграрный Союз начал искать контакты с «Промышленным союзом», одной из фракций Верховного совета, стоявшей на демократических, но вместе с тем антиельцинских позициях129 . Учитывая то, что Аграрный Союз принадлежал к условно прокоммунистическому блоку «Российское единство», а «Промышленный Союз» к центристскому блоку «Созидательные силы», сближение уже этих сил в дальнейшей перспективе могло нести угрозу курсу реформ в целом.
Тем временем, «стоимость килограмма мяса сравнялась со стоимостью килограмма зерна — животноводство стало не просто нерентабельно и не просто убыточно — с экономической точки зрения его больше нет»130 . Правительство отступает дальше: от 12 до 24 тысяч за тонну зерна — цена зависит от качества и региона. Это — последнее предложение. Вдобавок государство обещает предоставить свои мощности для хранения того зерна, которое колхозы собираются продавать позже131 .
Этот подъём цен всё же подвинул дело в пользу правительства и внёс раскол в ряды бастующих. На начало сентября государство продвинулось в закупках до 13,5 миллионов тонн132 , то есть почти в два раза. К середине сентября закупили уже 17 миллионов тонн133 . Наибольшую слабость проявили Тамбовская, Нижегородская, Курская и Белгородская области. Более прочно держались основные поставщики — Кубань, Дон, Ставрополь. Зерно там не сдавали134 . Очень прочно держались башкиры. Несмотря на то, что сверх всероссийских дотаций там действовала и система региональных, из положенных по плану 1 млн 300 тысяч тонн зерна на середину сентября (!) было сдано только 600 тысяч135 .
Очередная всероссийская акция протеста прошла 15 сентября 1992. Она охватила ряд региональных центров, куда съехались колхозники, а главный митинг прошел в Москве, у здания правительства. Туда, кстати, вместо ожидаемых 2 тысяч человек, неожиданно для организаторов, прибыло в два раза больше. Проигнорированные рядом официальных лиц, бастующие колхозники, однако, были приняты А. Руцким, который их требования всецело поддержал, а вот сам протест осудил136 137 .
Сельскохозяйственный год закончился просто разрушительно. Государство смогло закупить только 21 миллион тонн зерна, из которых 9 миллионов было вынуждено пустить на комбикорм. При этом только для населения, без учёта комбикорма, требовался минимум 31 миллион тонн138 . Голода, конечно, не случилось, ведь был импорт. Очень дорогой, но всё же был, — при этом и внутренние закупки обошлись недёшево. Учитывая, насколько фанатично правительство стремилось к бездефицитному бюджету, это было настоящее поражение.
Жорес Медведев со страниц «Независимой газеты» констатировал победу «коллективного и государственного социалистического сектора в сельском хозяйстве»139 . Закон «О земельной реформе» от 27 декабря 1990 года и Указ Президента РФ «О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в Российской Федерации» от 27 декабря 1991 требовали расформировать большую часть колхозов и совхозов уже в 1992 году, раздав землю и технику крестьянам для создания, как предполагалось, более производительных небольших семейных ферм по американскому образцу. Итог? 111 943 семейные фермы, занимающие 3 % всех сельскохозяйственных земель и дающие 1-2 % от товарной продукции. Ни один из 27 тысяч российских колхозов и совхозов не исчез, пишет Медведев, хотя многие из них и заставили пройти перерегистрацию.
Впрочем, тут известный диссидент, на наш взгляд, сгущает краски. Всё-таки были примеры ликвидации хозяйств в связи с банкротством, особенно по требованиям банков, были примеры «мутации» в чисто рыночные структуры вроде ассоциаций крестьянских хозяйств. Тут нужно разделять реальное изменение и «камуфлирующее». Около половины устояло, но половина — это явно не все.
Подведём некоторые промежуточные итоги конкретно по аграрной стачке 1992 года. Конечно же, материалы прессы, да ещё проправительственной, — это отнюдь не исчерпывающий источник, тем не менее, лучшего у нас нет.
«Профсоюзный органайзинг» всякий российский левый любит. Вводить в оборот новые источники и попытаться осмыслить опыт постсоветского времени — за уши никого не вытащишь. Потому, скорее всего, сколь бы плоха и ненадежна была наша реконструкция, быть ей единственной ещё довольно долго. Даже откровенно отстаивающая позиции АПР монография «Трагедия радикально-либеральной модернизации российского аграрного строя»140 , выпущенная в 2004 году ИСПИ РАН, упоминая структуры вроде ЦК профсоюзов АПК, хоть какого-то осмысления забастовочной активности не предоставляет. Не теряя надежды, что об этих событиях ещё можно где-то почитать, надо всё же готовиться к худшему. А именно — к тому, что об этих событиях можно только написать.
Но к каким выводам мы всё же можем прийти на этом скудном материале?
Во-первых, протест был сосредоточен на сугубо экономических требованиях, а прокоммунистические силы тех лет действовали так же, как наши современные «экономисты». И потому можно сказать, что действовали все они, как пьяные. Единичный случай требования отставки правительства, зафиксированный 5 августа, дела не меняет: даже если требования эти в реальности были массовыми и повсеместными, это не есть нечто определяющее. Как только хозяйства получали «своё» в плане региональных дотаций и послаблений, они отваливались от протеста, потому что цель забастовки оказывалась выполнена!
Внезапно-то как! Дальше требования денег никто не шёл, а суть-то была не в этом. Даже то самое робкое требование отставки правительства было удовлетворено — и то не их усилиями, куда больше постарался Съезд. Ну ушёл Гайдар, ушёл, стало легче?
На наш взгляд, ситуация открывала реальную перспективу «раскачать» ситуацию в стране вплоть до гражданской войны, если бы аграрники сгруппировались с радикальными силами и целью ставили бы не сиюминутное облегчение своей участи, а полный отказ от рыночных реформ. На такой платформе «торг» невозможен, тут только «или-или». Продовольственную блокаду нельзя было бы снять уступками, потому что уступка такому требованию означала бы отречение от власти, а позволила бы международная обстановка прорвать более последовательную блокаду импортом при условии неблагоприятной конъюнктуры мирового рынка? Это ещё вопрос! Либерализация цен и начало явно провальной приватизации очень сильно ударили по рейтингу правительства в том числе и в городах. От плана реформ «отваливались» социальные группы, следом за ними — блоки в Верховном Совете. Здесь все карты были на руках, можно было и рискнуть.
Политическое руководство забастовкой было поставлено скверно. Члены запрещённой на тот момент КПСС и новоиспечённых коммунистических партий занимались обслуживанием профсоюзов через предоставление своих кадров на региональном уровне, созданием массовки на митингах в райцентрах и поддержкой платформы Аграрного Союза в Верховном Совете.
Забегая вперёд, аграрники все свои проблемы решили, а коммунистам помахали ручкой. По крайней мере, правая их часть. Они и фермерство потеснили, проведя что-то вроде «малого раскулачивания», и аграрное ведомство надёжно оккупировали, лоббируя свои интересы. Почти до самого начала 2000-х кадры для российского Минсельхоза поставляло именно правое крыло АПР. Радикалы свой шанс прощёлкали, правительство с реформированными колхозами дружно спелось, а потом отдало их на заклание агрохолдингам.
Вот он, доведённый до предела опыт того, «как левые могут помочь построить профсоюз». Очень эффективно, спору нет. Но это ли революция?
Во-вторых, даже эти выступления имели огромное влияние на ход аграрной реформы. Они по факту заставили правительство отказаться от плана фермеризации всего российского сельского хозяйства, то есть за год просто повернули всю реформу вспять. Это был прорыв… Но куда? Явно не в социализм. Прорыв этот вёл к иному варианту капитализма на селе. Государство разрешило сохранить колхозы и совхозы, откусив кусок в виде половины хозяйств, которые стали рыночными структурами. Вернее, доля была даже чуть меньше, учитывая природу акционерных обществ на тот момент. Но дальше-то что?
Как раз-таки партия должна была направить все силы на то, чтобы донести до всех и каждого: борьба за прежние формы хозяйствования неотделима от политической борьбы за прежнюю власть, без этого всякая победа будет миражом. Так и вышло на деле. Сначала отрезали половину для рынка, а потом и вовсе всех превратили в «акционеров». А «акционерные общества» уже следом трансформировались в «нормальные» капиталистические предприятия. С уставом, ужимающим рядового труженика, с начальством, теперь уже даже формально не связанным с подчинёнными.
Это всё должна была объяснять коммунистическая партия. По итогу же Аграрный Союз создал свою партию и успешно интегрировался в официозную политическую систему под ручку с КПРФ. Ни одна из политических целей не была достигнута, а экономические обернулись не тем, чем казались изначально. Мы же можем разве что утешать себя тем, что «они хоть что-то делали, а не сидели сложа руки».
Но их-то всех оправдывает тот факт, что и партии никакой не было! КПСС потерпела сокрушительное поражение, и в том вина тех, кто проиграл борьбу за партию в конце 80-х. Первые постсоветские левые работали с тем, что имели. Констатировать ошибку можно и нужно, упрекать в ней нельзя. К тому же в условиях запрета деятельности. А вот современные экономисты такой отмазки не имеют!
В-третьих, как ни странно, Егор Гайдар — большой молодец. Конечно же, в своём разрушительном, контрреволюционном ремесле. Изучать мы должны историю «низов», но учиться — не только у них. Наши враги тоже нас учат.
Смотрите, как ловко и красиво нас били.
Они раскололи единую компартию, навязали наиболее крупному и вменяемому на тот момент куску судебное разбирательство за само право существования и, оставшись без реальной оппозиции, творили что хотели, потому что альтернативы на политическом поле и вправду не нашлось. Вновь образующиеся партии и движения, даже правого толка, были слабы, неопытны, бедны и малочисленны. Группы в Верховном Совете — расколоты. Простор — открыт. Все недовольны, но альтернативы вроде как нет. Знакомое состояние, не правда ли?
Далее они успешно не давали сблизиться фермерству и колхозно-совхозной системе на почве общих требований, а потом раскололи и самих колхозников. Это при том, что левое движение до сих пор (!) пыхтит только над тем, как бы хотя бы мелкого собственника от крупного отколоть, да и на этом поприще успехи мало зависят от усилий самого движения. Оно как было «объектом» чьей-то политики, так и осталось. До «субъекта» не доросло.
А использование плановых методов в решении проблемы диспаритета между городом и деревней? Всю перестройку населению приседали на уши, что аграрная политика большевиков — это преступление, что был другой путь — через рынок. Когда рынок пришёл, выяснилось, что единственно верное решение — действовать «по большевистским методичкам», и либералы во многом действовали даже с большей фантазией, чем авторы этих «методичек». В критический момент ничто другое просто не работает. Теперь мы можем говорить, что это доказано историей.
Можно возразить, что российские реформаторы были в более лёгких условиях. Они не пережили две масштабные войны на территории своей страны, у них не было военной угрозы извне, а ведущие страны мира их кредитовали, даже несмотря на просрочку платежей. Собственно говоря, да, это так. Именно по этим причинам до продотрядов не дошло. Но нельзя отрицать того, что были свои сложности. Ведь тот же импорт был очень дорог и ограничен. Нельзя обходить вниманием то, что само правительство Гайдара придумало более широкий инструментарий для того, чтобы вытягивать хлеб из крестьянства за бесценок в условиях, когда продавать его было вообще экономически нецелесообразно. Это и залоговые цены, и внутренние закупки за валюту, и встречные поставки материалов, и система скидок и иных стимулирующих мер за скорость и объём сдачи зерна, и так далее, и так далее.… Не только внешняя обстановка определила куда более успешный выход из аграрного кризиса у реформаторов 1990-х — это ещё и заслуга гибкой политики, основанной — вот так новость! — на жёстком государственном регулировании.
Вполне возможно, что она сработает и в обратную сторону: не только в условиях нарождающегося рынка, но и в условиях стремительно сворачивающегося.
Конъюнктура «свободной» прессы
В предыдущем материале мы не уделили особенного внимания пропагандистскому обеспечению правительственных мероприятий по той причине, что это было бы довольно бесплодно. По ходу повествования я неоднократно приводил примеры риторики первого послесоветского года, и там всё довольно топорно и без фантазии. Оголтелый рыночный романтизм, замешанный на поиске врагов там, где их нет. Вдобавок всё это было изложено типично «совковым» стилем, только вывернутым наизнанку.
Наиболее крупным рецидивом этой глупости была статья народного депутата Александра Гаврилова, опубликованная в «Российской газете» за 6 марта 1992 года:
«Предоставление колхозам и совхозам свободных условий хозяйствованияСвободных? — В. П. было ими использовано для сокращения объёмов производства и резкого повышения цен, не обоснованного затратами на производство»141 .
Ну разве не бред? Как повышение цен в 5-7 раз может быть необоснованным, когда материалы, необходимые для производственного цикла, подорожали в 30, 70 и более раз?
Автор уверяет, что колхозы утаивают то, что и денежная масса, направленная в агрокомплекс, возросла в 8 раз. Из текста нельзя точно сказать, имеется ли в виду действие инфляции или просто увеличение номинальной суммы вслед за инфляцией. В первом случае выходит, что автор — хоть и народный депутат, но… инфляционных механизмов не понимает. Во втором — это простая индексация того немногого, что было, а не дополнительная помощь. Однако увидев далее обвинение колхозов в том, что они забивают скот по злой воле, а не в связи с рыночной конъюнктурой, сомнения по поводу добросовестности автора можно отбросить.
Далее по тексту идут политические обвинения в прямом саботаже реформы и антигосударственной деятельности, в том, что зерно у колхозов есть ещё с того года, но они его прячут по подвалам или сохранили деньги, купив какое-либо имущество. Автор точно знает, что все крестьяне хотят брать землю. Абсолютно все. А их добровольный выбор сохранения колхозов вовсе не добровольный, им его навязывают злые коммунисты-председатели. Потому колхозы надо принудительно распустить, чтобы люди могли сделать правильный добровольный выбор. Вишенка на торте — открытый донос на ряд местных общественных деятелей, которые повинны были лишь в том, что вышли из КПСС недостаточно рано.
Читаешь — дух захватывает. Рекомендую не лениться и ознакомиться с первоисточником лично, благо сайт «Ельцин-центра» позволяет. Эти люди нас пугали «путчем» и «возвратом к лагерям». Но, как показала история, у кого что болит… Сложно сказать, что хуже — откровенность ядовитых речей прессы предыдущего года или елейные уговоры 1992-го: ненависти стало меньше, но больше — лицемерия.
Валерий Коновалов из «Известий» прямо признаёт: да, ребята, государство вас обманывает. Заставляет принудительно покупать зерно по невыгодной цене. По бумагам требуется потерпеть всего-то на треть, а на деле больше, потому что рыночной инфраструктуры в стране нет, и всё равно государство почти единственный покупатель. Но бастовать нельзя, понимаете, мы с вами в одной лодке, реформы рано или поздно предполагают демонополизацию…142
Штрейкбрехерские статьи имели уже не столь истеричный тон — их авторы явно не чуяли под собой прежней почвы. От диких деклараций о поиске врагов перешли к вкрадчивому увещеванию, что требование контроля промышленных цен — фактически требование отказа от реформы. Пойти на это для нынешней власти — самоубийство, а потому забастовка не нужна. В колхозах нет условий для хранения продукции, а торговля и перерабатывающие предприятия сами производителей накажут, если не станут принимать. Потому забастовка не нужна… И так далее143 . Статьи всех изданий в целом стали на тон спокойнее, ибо журналисты уже более-менее вникали в то, что нужды АПК были реальны и записать всех в «путчисты», решив на том все моральные дилеммы, уже не выйдет.
Даже Елена Токарева, призывавшая власть в прошлом году «вытрясать зерно силой» и «насильственно приватизировать» в качестве наказания, как-то умерила пыл:
«Даже если взгляды наших аграрников, тесно спаявшихся с коммунистической идеей и коммунистической номенклатурой, кажутся сегодня ретроградскими и антирыночными (они такие и есть), всё равно необходим комплекс специальных мер, направленных на выживание сельского хозяйства в условиях рыночной политики. Если невозможно в один момент заменить этих аграрников на «настоящих хозяев», то надо работать с этими»144 .
Вот что забастовка животворящая делает!
Евгения Пищикова тоже вынуждена была признать, что требования колхозов и совхозов имели под собой почву. Государство за прошедшие два года оказалось должно колхозам 150 миллионов рублей, да не своих, а инвалютных, должно обещанные компенсации за тот, ещё относительно скромный диспаритет между товарами города и деревни в 1991 году, должно промышленные товары по чекам «Урожай-90»… Кстати, ещё одна причина для государства избавиться от колхозов. Не только политического оппонента устранить в лице прокоммунистических аграриев, так ещё и долги им не платить. В конце концов, государство всем обещало рынок. И всем его дало, кроме колхозов, с которых продолжало драть продукцию за бесценок.
Но тут же оговорка:
«Такая постановка вопроса далеко не оригинальная, хотя вряд ли имеет непосредственное отношение к истине. Нужно заметить, что правительство действительно защищает и себя, и потребителя от колхозов, но только как от монополистов»145 .
Никак социальное государство проснулось? После того как отняли у всей страны вклады и выбросили основную часть населения за черту бедности?
Но меньше патетики: давайте проясним, кто монополисты. Разве колхозы? Коллеги Е. Пищиковой из «Российской газеты» и других изданий писали не раз и не два грустные репортажи о том, что мяса и овощей — горы. Они, такие дешёвые (я подчеркну — именно что дешёвые!), от производителя, не нужны торговле. Торговле надо держать цену. Рыночная инфраструктура для непосредственного производителя не была налажена, попытка одного из омских колхозов купить магазин в городе и выйти на покупателей без посредников кончилась тем, что его задушили монополисты от торговли. А кто может быть виновен в этом? Разве не люди, которые объявили приватизацию без предварительного разукрупнения структур? Они не понимали, что ли, что бывшие звенья плановой цепи сразу превратятся в монстров?
Сама же журналистка ведь напишет месяц спустя:
«Колхозы… сдают мясо по цене 30-40 рублей за килограмм. Далее стоимость накручивается следующим образом. Комбинат плюсует к этой цене 28 процентов, прибавляет стоимость работ, процент рентабельности и еще двадцать восемь процентов — уже на свою продукцию. Затем торговля прибавляет к цене еще двадцать пять процентов торгового сбора. Сельхозтехнику ребята покупают так: родная цена трактора, плюс двадцать восемь процентов, плюс двадцать пять снабженческих»146 .
Это тот же автор! Ну вот, вот же! Значит, понимают люди, как ценообразование в отрасли работает!
Никуда не делась в 1992 году и насквозь лживая традиция тенденциозного подбора «писем из народа». Возможно, в начале XX века для прессы это и был какой-то реальный шаг вперед, действительная связь с читателем, но эта традиция выродилась. Что в позднесоветское время, что в постсоветскую эпоху вот это терешковское «Люди, простые люди просили!» раздражает просто бесконечно. Особенно этот приём любила «Российская газета», и она довела его буквально до совершенства тошнотворности.
В течение года можно было наблюдать «письма из народа» и с горячей поддержкой приватизации земли147 .
Хочу сразу сказать: я не ставлю под сомнение само существование оригинальных писем, реальность их авторов и так далее. Для таких заявлений надо побывать в архиве газеты, надо искать заявленных авторов или родственников. Только в случае каких-то нестыковок мы сможем предполагать что мы имеем дело с подлогом. Здесь дело не в том, что «их содержание мне не нравится, значит они поддельные». Дело в другом.
Я обращаю внимание именно на тенденциозный подбор. Когда «Российская газета» начнёт разворот на антиправительственную платформу, внезапно найдутся другие письма, с осуждением реформ, тоже исправно приходящие в редакцию148 . А вот письма с поддержкой внезапно со страниц исчезнут. Писать перестали, что ли?
К слову, о «патриотическом развороте» Российской газеты. Несмотря на то, что я не уделял этому вопросу особого внимания и не сравнивал линию издания в комплексе, конкретно по аграрным делам довольно заметен «крен» в сторону оппозиционности.
Сначала статьи с проправительственной позицией оказались просто «разбавлены» альтернативным мнением. Стали публиковаться статьи аграриев, прямо нападавшие на курс реформ149 150 151 , статьи, о ужас, позволяющие себе сомневаться в курсе на фермеризацию152 153 .
Причём речь не только о том, что новый взгляд появляется «наряду с…». «Разворачиваются» даже конкретные авторы. Елена Токарева, например, развернулась почти на 180 градусов. Вы только прочтите:
«И проект нового президентского Указа о земельных банках, и попытка собрать референдум с лукавым призывом ввести собственность на землю — это поторапливание радикального превращения национального достояния, землиМатушки! Больше, больше пафоса! — В. П., в товар. <…> Наше правительство можно назвать „невидимым правительством“. Оно вместо того, чтобы встречаться со средствами массовой информации и регулярно отвечать на неприятные вопросы о последствиях тех или иных действий, предпочитает прятаться за народ, за референдумы, письма трудящихсяРаботнику ли Российской газеты писать с ёрничаньем о «письмах трудящихся»?! — В. П. или десять минут в день говорить монологом по телевидению.
От имени народа проводить радикальные реформы нельзя. Ведь когда Гайдар повёл страну по пути, предначертанному МВФ, он не спрашивал мнения народа на референдумах»154 .
Браво. С таким слогом раньше в состав обкома избирали, не запросив характеристики. В декорациях 1992-го это претензия на передовицу «Советской России» или газеты «День».
Забегая вперед, конкретно у репортажей о сельском хозяйстве, помимо общей линии, меняются и авторы. Появляются новые имена, которые раньше никогда в газете по сельской тематике не публиковались, и исчезают прежние. Все эти перемены наверняка были малозаметны для читателя-современника, получающего новый выпуск с определенным интервалом и испытывающего на себе влияние хода времени. Однако, сидя на одном месте и листая выпуск один за одним, замечаешь разительную разницу.
Когда твой учредитель конфликтует с правительством, прежний курс держать негоже. Свободная пресса? Свободная касса!
Под конец провального с точки зрения зерновых закупок 1992 года вышла довольно скромная по размеру, почти незаметная статья «Аграрная реформа нуждается в государственных подпорках». В ней журналист Михаил Ланцман транслировал мнения лидера Российского союза промышленников Аркадия Вольского и председателя экспертного совета при президенте РФ Олега Лобова. Первый говорил о том, что Б.Н. Ельцину во имя благополучия бизнеса лучше равняться на КНР (пламенный привет сторонникам китайского «социализма»), второй больше рассуждал о тайваньском опыте, а именно о поддержке местного сельхозпроизводителя государством. Ключевая мысль статьи — «надо бросать играться с фермерством и обратить внимание на колхозы и совхозы. Если мы не можем их победить, надо трансформировать их в рыночные структуры»155 . Взять, так сказать, изнутри.
Журналистка из «Российской газеты» была более откровенна:
«По мнению фермеров, их, как коней, поменяли на переправе. На колхозы и совхозы. В правительстве нет ни одного человека, реально занимающегося аграрной реформой, кроме Руцкого.Ну вы понимаете. Меньше года до «Чёрного октября», отношения парламента и президента уже очень натянутые, издание принадлежит Верховному Совету России… Кого ещё хвалить-то? Хлыстуна, что ли, который «человек Ельцина», но, несмотря на все косяки, эту реформу вёл ещё с советских времен? — В. П. А он пришел к логически понятному, но для фермеров чрезвычайно печальному выводу, что реальными субъектами сева и уборки в ближайшие двадцать лет останутся крупные коллективные землепользователи. В связи с чем и выпустил ряд соответствующих распоряжений (скажем, о резервных земельных фондах), которые дали понять фермерам, что безоговорочное их признание главной надеждой землепашества даже только на законодательном уровне и то прекращено. Это обстоятельство совершенно лишило фермерство пространства политического маневра. Ещё полгода назад президент Ассоциации крестьянских и фермерских хозяйств Башмачников, осознав первую денежную недостачу, высказывался в том плане, что пока фермеры поддерживают левую, остро реформистскую часть правительства, а могли бы и перейти к центристам — к Руцкому. Выяснилось, что не могли.
Что касается Гайдара, то он продолжает оставаться для фермеров символом государственного патронажа. А фермеры, видимо, продолжают оставаться для него символом аграрной реформы. Но своё мнение, судя по всему, он имеет лишь относительно политической философии этой самой реформы, а относительно гораздо более приземлённого вопроса „кто еду растить будет“ суждение Егора Тимуровича вряд ли может быть конструктивным»156 .
Вот так и прошёл бесславный девяносто второй.
Следующий год откроет новую главу аграрной реформы.
Примечания
- Коновалов В. Хотел бы обнадёжить горожан и не испугать крестьян [Интервью с В. Н. Хлыстуном] // Известия. № 308 (23574). 31 декабря 1991. ↩
- Хлыстун В. Я не понимаю председателя колхоза, который требует финансовой помощи, а в коровнике у него средь бела дня горят киловаттные лампы // Известия. № 135 (23709). 10 июня 1992. ↩
- Яковлева Е. Без закона о земле российская деревня остаётся во власти местного произвола // Известия. № 130 (23704). 4 июня 1992. ↩
- Коновалов В. От того, что продукты дорогие, их больше не становится // Известия. №17 (23591). 21 января 1992. ↩
- Черниченко Ю. В плену оброка // Известия. №222 (23796). 7 октября 1992. ↩
- Коновалов В. Фермер становится партнёром правительства // Известия. № 31 (23605). 6 февраля 1992. ↩
- Коновалов В. В Минсельхозе встречают весну, на сей раз — без паники // Известия. № 40 (23614). 17 февраля 1992. ↩
- Фурс А. П. Техника для АПК подорожала в десятки раз // Известия. № 56 (23630). 6 марта 1992. ↩
- Коновалов В. В Минсельхозе встречают весну, на сей раз — без паники // Известия. № 40 (23614). 17 февраля 1992. ↩
- Жигалов С. Человек с ружьём на скотном дворе // Известия. № 65 (23639). 17 марта 1992. ↩
- Пищикова Е. Маленькие подарки большого дома // Российская газета. № 113 (449). 19 мая 1992. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Жигалов С. Человек с ружьём на скотном дворе // Известия. № 65 (23639). 17 марта 1992. ↩
- Жигалов С. Самарские фермеры не верят правительству // Известия. № 51 (23625). 29 февраля 1992. ↩
- Соловьёв А. К посевной готовятся заводы // Известия. №70 (23644). 23 марта 1992; Если есть урожай — будет и битва // Российская газета. № 157 (493). 10 июля 1992. ↩
- Огурцов В. И «Ростсельмаш» встал // Российская газета. № 152 (488). 4 июля 1992. ↩
- «Ростсельмаш» остановился // Известия. № 257 (23831). 26 ноября 1992. ↩
- Краюхин С. Остановлен тракторный конвейер Кировского завода // Известия. № 278 (23852). 25 декабря 1992. ↩
- Грищенко В. Весна — 92: осенний счет // Московские новости. № 18 (613). 3 мая 1992. ↩
- Запрёщен вывоз из России // Независимая газета. № 7 (178). 14 января 1992. ↩
- Увы, нас ждёт новый рост цен на продовольствие // Известия. № 189 (23763). 21 августа 1992. ↩
- Коновалов В. Хлыстун предлагает Ельцину улучшить продовольственное снабжение // Известия. № 215 (23789). 28 сентября 1992 ↩
- Филиппов В. Высокая цена дешевого хлеба // Известия. № 35 (23890). 24 февраля 1992 ↩
- Яковлева Е. Как удержать цены на хлеб // Известия. № 244 (23818). 6 ноября 1992. ↩
- Цены на топливо повышены. Дотации тоже. Мина хорошая. Игра плохая // Независимая газета. № 181 (352). 19 сентября 1992. ↩
- Федоренко Н., Петраков Н., Перламутров В., Дадаян В., Львов Д. Штурм рыночных редутов пока не удался // Известия. № 66 (23640). 18 марта 1992. ↩
- Яковлева Е. Как обеспечены зерном страны бывшего СССР // Известия. № 216 (23790). 29 сентября 1992. ↩
- Грищенко В. Весна — 92: осенний счёт // Московские новости. № 18 (613). 3 мая 1992. ↩
- Коновалов В. Дотации животноводам — это ещё не продукты покупателям // Известия. № 112 (23686). 14 марта 1992. ↩
- Яковлева Е. Крестьяне не хотят продавать хлеб государству по низкой цене // Известия. № 164 (23738). 17 июля 1992. ↩
- Коновалов В. Цену на зерно называет президент, дату акций протеста — агроначальники, а будем ли мы с хлебом — решит крестьянин // Известия. № 169 (23743). 24 июля 1992. ↩
- Хлыстун В. Я не понимаю председателя колхоза, который требует финансовой помощи, а в коровнике у него средь бела дня горят киловаттные лампы // Известия. № 135 (23709). 10 июня 1992. ↩
- Леонтьева Л. Над Кубанью тучи ходят хмуро // Московские новости. № 31 (626). 2 августа 1992. ↩
- Пищикова Е. Рынок зерна. У кого сдадут нервы? // Российская газета. № 167 (503). 24 июля 1992. ↩
- Коновалов В. Пока депутаты спорят, крестьяне работают // Известия. № 88 (23662). 13 апреля 1992. ↩
- Яковлева Е. Без закона о земле российская деревня остаётся во власти местного произвола // Известия. № 130 (23704). 4 июня 1992. ↩
- Пищикова Е. Редкий кредит долетит до середины России // Росийская газета. № 90 (426). 18 апреля 1992. ↩
- Зиновьев А. Башкортостан сохранит колхозы и совхозы // Известия. № 36 (23610). 12 февраля 1992. ↩
- Леонтьева Л. «Россия» меняет вывеску. И только? // Московские новости. № 24 (619). 14 июня 1992 ↩
- Правительство принимает дополнительные меры // Российская Газета. № 131 (467). 9 июня 1992 ↩
- Ждакаев С. Диктатура ленивых // Известия. № 248 (23 822). 13 ноября 1992 ↩
- Соловьёв А. Сыновья раскулаченных просят вернуть земли отцов // Известия. № 60 (23634). 11 марта 1992. ↩
- Миронихина Л. А сахара оторвали по мешку // Российская газета. № 80 (416). 7 апреля 1992. ↩
- Коновалов В. В Минсельхозе встречают весну, на сей раз — без паники // Известия. № 40 (23614). 17 февраля 1992. ↩
- Яковлева Е. Все больше земли переходит от государства к крестьянам // Известия. № 11 (23866). 20 января 1993. ↩
- Нефедов В. Число фермерских хозяйств в СНГ возросло до 540 тысяч // Известия. № 95 (23950). 22 мая 1993. ↩
- Коновалов В. Фермеров уже 100 тысяч // Известия. № 100 (23674). 27 апреля 1992. ↩
- Нефедов В. Фермер жив! Совхоз — тоже // Российская газета. № 185 (521). 19 августа 1992. ↩
- Филоненко И. Колхозники, военные и аферисты формируют новый класс // Независимая газета. № 83 (254). 29 апреля 1992. ↩
- Неудивительно тогда, что за колхозы действительно боролись. Как могли, как умели. Не всегда эта борьба была чистой и непорочной. Не все колхозники были в равной степени инициативны, не все председатели жили интересами коллектива. Кто-то использовал движение, чтобы решить свои частные проблемы. Но это жизнь, а не учебник для средней школы. Здесь «чистого» социального процесса в вакууме не бывает. Всё это опять возвращает нас к вопросу, который я поднимал в первой части цикла: был ли советский труженик действительно настолько «отчуждён» и «атомизирован», как это нам рисуют критики СССР слева? ↩
- Яковлева Е. Куда крестьянину податься в Вышнем Волочке // Известия. № 166 (23740). 21 июля 1992. ↩
- Старчиков Н. Дайте людям землю // Российская газета. № 40 (376). 19 февраля 1992. ↩
- Сизов А., Яковлева Е. Зачем нам всё-таки нужна купля-продажа земли // Известия. № 269 (23843). 14 декабря 1992. ↩
- Коновалов В. У крестьян всё больше съездов, постановлений, партий // Известия. № 28 (23602). 3 февраля 1992. ↩
- Коновалов В. Фермер становится партнером правительства // Известия. № 31 (23605). 6 февраля 1992. ↩
- Жигалов С. Самарские фермеры не верят правительству // Известия. № 51 (23625). 29 февраля 1992. ↩
- Коновалов В. Фермерам дают землю, но не дают денег // Известия. № 107 (23681). 7 мая 1992 ↩
- Писарев Е. В зоне рискованного земледелия фермер рискует вдвойне // Российская газета. № 120 (456) 27 мая 1992. ↩
- Жигалов С. Фермеры вступили в уборку без техники и надежд // Известия. № 170 (23744). 27 июля 1992. ↩
- Жигалов С. Фермеры возвращают землю // Известия. № 258 (23832). 27 ноября 1992. ↩
- Коновалов В. С крестьянами можно договориться, труднее выполнять договор // Известия. № 214 (23788). 25 сентября 1992. ↩
- Коммунистическая организация, образованная осенью 1991 года и самая массовая из крайне левых в описываемый период. ↩
- Коновалов В. Председатели колхозов создают партию, а фермеры заключат договор с правительством // Известия. № 38 (23612). 14 февраля 1992. ↩
- Пищикова Е, Токарева Е. Земельная реформа: довести бы до ума хоть одно дело // Российская газета. № 130 (466). 8 июня 1992. ↩
- Ершов А. Ликвидируются сельсоветы // Известия. № 56 (23630). 6 марта 1992. ↩
- Тарасов А. Прощание с советской властью? // Известия. № 51 (23625). 29 февраля 1992. ↩
- Карякина Т. Хочется мира и гармонии // Российская газета. №101 (437). 1 мая 1992 ↩
- Тэн В. Угробили, как обещали // Российская газета. № 96 (432). 25 апреля 1992. ↩
- Нельзя «подождать» с реформами на время сева, уборки, зимовки // Известия. № 74 (23648). 27 марта 1992. ↩
- Коновалов В. Готовится ещё один пакет аграрных документов // Известия. № 96 (23670). 22 апреля 1992 ↩
- Гавричкин В., Коновалов В. Образован центр по аграрной реформе. Не станет ли он новым госагропромом? // Известия № 159 (23733) 11 июля 1992. ↩
- Гаврилюк А. Я пришел дать вам деньги [Интервью с Александром Заверюхой] // Российская газета. № 40 (656). 27 февраля 1993. ↩
- Гуревич В. Гайдар и не его команда // Московские новости. № 10 (605). 8 марта 1992. ↩
- Гуревич В. Хлебная монополия // Московские новости. № 33. 18 августа 1991. ↩
- Ельцин устал бороться с парламентом, а Руцкой — с правительством // Российская газета. № 235 (571). 28 октября 1992. ↩
- Коновалов В. Крестьяне продолжают жатву, агроначальники — борьбу // Известия. № 198 (23772). 3 сентября 1992. ↩
- Коновалов В. Аграрную реформу можно «улучшать»… Вплоть до её полной отмены // Известия. № 85 (23659). 9 апреля 1992. ↩
- Яковлева Е. Половинчатое решение вопроса о земле // Известия. № 265 (23839). 8 декабря 1992. ↩
- Яковлева Е. Что даст россиянам новый земельный закон // Известия. № 277 (23851). 24 декабря 1992. ↩
- Пищикова Е. Новых партий будет много. И все — крестьянские // Российская газета. № 129 (465). 6 июня 1992. ↩
- Пыхтин С. Формула референдума насквозь политизирована // Независимая газета. № 220 (391). 14 ноября 1992. ↩
- Машонин Ю. Прежде чем сказать «Да» // Российская газета. № 136 (472). 16 июня 1992. ↩
- Коновалов В. Фермер становится партнёром правительства // Известия. № 31 (23605). 6 февраля 1992. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Соловьев А. Под Вологдой собираются не пахать, а бастовать // Известия. № 79 (23653). 2 апреля 1992. ↩
- Соловьев А. Прекращена доставка мяса и молока в Вологду // Известия. № 91 (23665). 16 апреля 1992. ↩
- Яковлева Е. Без закона о земле российская деревня остаётся во власти местного произвола // Известия. № 130 (23704). 4 июня 1992. ↩
- Коновалов В. ЦК аграрного профсоюза сообщил, что его терпению есть предел // Известия. № 95 (23669). 21 апреля 1992. ↩
- Шишов А. Хлеб и водка есть, с остальным — проблемы // Российская газета. № 9 (345). 13 января 1992. ↩
- Бут В. Дон против продразвёрстки // Известия. № 99 (23673). 25 апреля 1992. ↩
- Коновалов В. Подмосковные фермеры грозят перекрыть тракторами все дороги к столице // Известия. № 116 (23690). 19 мая 1992. ↩
- Пищикова Е. Где съезд, там и партия // Российская газета. № 145 (481). 26 июня 1992. ↩
- Черниченко Ю. В плену оброка // Известия. № 222 (23796). 7 октября 1992. ↩
- Пищикова Е. Они не проведут сев без пожарной помощи государства // Российская газета. № 76 (412). 2 апреля 1992. ↩
- Яковлева Е. Крестьянину выгоднее торговать, чем бастовать // Известия. № 145 (23719). 23 июня 1992. ↩
- Яковлева Е. Без закона о земле российская деревня остаётся во власти местного произвола // Известия. № 130 (23704). 4 июня 1992. ↩
- Пищикова Е. Где съезд, там и партия // Российская газета. № 145 (481). 26 июня 1992. ↩
- Яковлева Е. Если города окажутся в продовольственной блокаде, фермеры вряд ли её прорвут // Известия. № 134 (23708). 9 июня 1992. ↩
- Заявление Президиума Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России (АККОР) // Российская газета. № 131 (467). 9 июня 1992. ↩
- Яковлева Е. 30 тамбовских фермеров голодают, чтобы крестьяне России получили обещанные им 40 миллиардов рублей // Известия. № 266 (23840). 9 декабря 1992. ↩
- Дзюба О. Глава вологодской администрации призвал крестьян работать, а профсоюз аграриев — бастовать // Известия. № 174 (23748). 31 июля 1992. ↩
- Коновалов В. Битву за урожай на полях России сменила битва за цены на урожай // Известия. № 176 (23750). 4 августа 1992. ↩
- Пушкарь Д. Закурил — помог ГКЧП // Московские новости. № 23 (618). 7 июня 1992. ↩
- Виноградова В, Пищикова Е. Следующим на волю выйдет Тизяков // Российская газета. № 134 (470). 12 июня 1992. ↩
- Коновалов В. Крестьяне угрожают забастовками, меняют партнеров, но работают // Известия. № 157 (23731). 8 июля 1992. ↩
- Остапчук А. Крестьянство протестует // Независимая газета. № 149 (320). 6 августа 1992. ↩
- Пушкарь Д. Серп и сабля // Московские новости. № 33 (628). 16 августа 1992. ↩
- Пищикова Е, Токарева Е. Земельная реформа: довести бы до ума хоть одно дело // Российская газета. № 130 (466). 8 июня 1992. ↩
- Леонтьева Л. Над Кубанью тучи ходят хмуро // Московские новости. № 31 (626). 2 августа 1992. ↩
- Остапчук А. Крестьянство протестует // Независимая газета. № 149 (320). 6 августа 1992. ↩
- Токарева Е. Аграрный терроризм накануне конца денег // Российская газета. № 178 (514). 8 августа 1992. ↩
- Остапчук А. Крестьянство протестует // Независимая газета. № 149 (320). 6 августа 1992. ↩
- Коновалов В. Битву за урожай на полях России сменила битва за цены на урожай // Известия. № 176 (23750). 4 августа 1992. ↩
- Токарева Е. Хлеба будет не более чем всегда, а сенсаций еще меньше // Российская газета. № 163 (499). 18 июля 1992. ↩
- Ланцман М. Битва за урожай или за колхозы? // Независимая газета. № 137 (308). 21 июля 1992. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Казаков И., Гусаров О. Покупая зерно, мы помогаем западу // Российская газета. № 225 (561). 14 октября 1992. ↩
- Дзюбло А. Закупочные цены на зерно стали выше, цена хлеба в магазинах под вопросом // Известия. № 184 (23758). 14 августа 1992. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Пищикова Е. Хлеб государству не сдаётся. Пока // Российская газета. № 184 (520). 18 августа 1992. ↩
- Леонтьева Л. Над Кубанью тучи ходят хмуро // Московские новости. № 31 (626). 2 августа 1992. ↩
- Пьянков Б. Армия вновь готовит десант на поля // Известия. № 159 (23425). 5 июля 1991. ↩
- Гавричкин В. Неотложные меры принял комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР // Известия. № 210 (23476). 3 сентября 1991. ↩
- «Хлебные батальоны» // Российская газета. № 114 (450). 20 мая 1992. ↩
- Литовкин В. Батальоны брошены в битву за урожай. Село — сопротивляется // Известия. № 159 (23733). 11 июля 1992. ↩
- Коновалов В. Мрачные прогнозы о производстве продовольствия не подтверждаются // Известия. № 187 (23761). 19 августа 1992. ↩
- Яхлакова Т. Оперативный штаб хочет свою «ЧК» // Московские новости. № 33 (628). 16 августа 1992. ↩
- Сусликов С. В Омской области выращивают лучшую в мире пшеницу, а хлеб пекут из американского зерна // Известия. № 3 (23858). 10 января 1993. ↩
- Коновалов В. Антиправительственные идеи «Промышленного Союза» овладели массами агроначальников // Известия. № 183 (23757). 13 августа 1992. ↩
- Пищикова Е. Хлеб государству не сдаётся. Пока // Российская газета. № 184 (520). 18 августа 1992. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Коновалов В. Крестьяне продолжают жатву, агроначальники — борьбу // Известия. № 198 (23772). 3 сентября 1992. ↩
- Казаков И., Гусаров О. Покупая зерно, мы помогаем западу // Российская газета. № 225 (561). 14 октября 1992. ↩
- Коновалов В. Крестьяне продолжают жатву, агроначальники — борьбу // Известия. № 198 (23772). 3 сентября 1992. ↩
- Не видать зерна как своих ушей // Российская газета. № 204 (540). 15 сентября 1992. ↩
- Яковлева Е. Колхозные генералы встали на тропу политической войны с правительством // Известия. № 208 (23782). 17 сентября 1992 ↩
- Осень, крестьяне протестуют // Независимая газета. № 178 (349). 16 сентября 1992. ↩
- Пищикова Е. Государство и еда [Интервью с Петром Карповым] // Российская газета. № 10 (626). 16 января 1993. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. № 187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Староверов В. И., Захаров А. Н. Трагедия радикально-либеральной модернизации российского аграрного строя. М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2004. — 264 с. ↩
- Гаврилов А. Коллективно-долевая свобода… // Российская газета. № 54 (390). 6 марта 1992. ↩
- Коновалов В. Цену на зерно называет президент, дату акций протеста — агроначальники, а будем ли мы с хлебом — решит крестьянин // Известия. № 169 (23743). 24 июля 1992. ↩
- Яковлева Е. Крестьянину выгоднее торговать, чем бастовать // Известия. № 145 (23719). 23 июня 1992. ↩
- Токарева Е. Забастовки вместо переговоров // Российская газета. № 121 (457). 28 мая 1992. ↩
- Пищикова Е. А могут и не посеять // Российская газета. № 59 (395). 13 марта 1992. ↩
- Пищикова Е. Они не проведут сев без пожарной помощи государства // Российская газета. № 76 (412). 2 апреля 1992. ↩
- Например см. Письма о земле // Российская газета. № 128 (464). 5 июня 1992 ↩
- См. наприример Кузин Г. Последний бык // Российская газета. № 234 (570). 27 октября 1992. ↩
- Кондратьева О. Ломать не любят. Потому что собрались строить // Российская газета. № 264 (600). 9 декабря 1992 ↩
- Гаврилюк А. Деревенскую землю будут делить в городе. // Российская газета. № 276 (612) 25 декабря 1992 ↩
- Кузин Г. Последний бык // Российская газета. № 234 (570). 27 октября 1992. ↩
- Нефедов В. Фермеры не верят в завтрашний день // Российская газета. № 235 (571). 28 октября 1992 ↩
- Пищикова Е. Фермер, я тебя больше не люблю // Российская газета. № 263 (599) 8 декабря 1992. ↩
- Токарева Е. Невидимое правительство России опять прячется за народ // Российская газета. № 238 (574). 31 октября 1992. ↩
- Ланцман М. Аграрная реформа нуждается в государственных подпорках // Независимая газета. № 227 (398). 25 ноября 1992. ↩
- Пищикова Е. Фермер, я тебя больше не люблю // Российская газета. № 263 (599) 8 декабря 1992. ↩