Примечание редакции LC от 17.05.2024: первоначально статья была опубликована в рамках открытой полемики о российском левом движении в девяностых под названием «Ответ Прибою. Часть 1» (вторая часть материала так и не увидела свет) в ответ на статью Владимира Прибоя «Времена не выбирают. Отзыв на Манифест научного централизма». Однако содержание статьи ценно и вне контекста полемики, поэтому мы изменили название материала на такое, которое будет лучше отражать его суть: «Московская приватизация и левая оппозиция».
Вместо предисловия
Главная причина наших разногласий состоит в том, что В. Прибой даёт неверную оценку объективному и субъективному факторам развития России 1990-х гг. в целом и её левого движения в частности. Из-за этого он делает неправильный вывод о том, что авторы манифеста погорячились с огульным охаиванием левых сил — наших невезучих правопредшественников.
Приведём несколько цитат (в явном и неявном виде), которые отражают основные мысли автора.
«Были ли какие-то объективные предпосылки к тому, чтобы быстро осуществить возврат к советской модели социализма, или же это была вредная, неосуществимая утопия?»
Мы это понимаем так: только что случилась реставрация капитализма, но вместе с тем, возможно, появились объективные условия для возврата обратно к строю, который был 70 лет до этого. Возврат к социализму по Марксу-Энгельсу для нового, только формирующегося крупного капитала и находящихся при нём высших госчиновников — прямая угроза уничтожения буржуазии как правящего класса в ходе революционной ситуации и следующей за ней революции. Про объективные условия, формирующие в ближайшей перспективе революционную ситуацию, применительно к верхам писал Ленин в «Маёвке революционного пролетариата»:
«Одно угнетение, как бы велико оно ни было, не всегда создаёт революционное положение страны. Большей частью для революции [В данном случае считаем, что здесь продолжается мысль о рев. ситуации, а не о собственно революции. — Ф. К.] недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для неё требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде».
Если перевести это с русского на русский и приложить к началу 1990-х, то, согласно представлениям В. Прибоя, мы можем рассмотреть два варианта.
В первом из них в СССР произошла реставрация капитализма, новые буржуазные верхи для укрепления своего положения начали оперативно проводить реформы по всем направлениям политики (в первую очередь, социально-экономической), и вдруг сразу же оказалось, что таким путём доверие низов не удержать и надо переводить мероприятия в более «щадящее» русло, например, в «реформы по кейнсианскому типу», а то и собственноручно вернуть социалистические методы управления государством. Если рассматривать такой сценарий, то, по автору, более значительную роль здесь должны были играть радикалы как авангард масс, которые своими противозаконными действиями довели бы до населения, что дальше так жить нельзя. Поскольку массы и так были на грани, они должны были бы быстро дозреть.
Если же рассматривать другой вариант, при котором объективные условия слабо подходили для революции или отсутствовали вообще, на первый план выходят умеренные как авангард масс, которые посредством данных им полномочий в органах власти, а также с помощью своих, сторонних частных или государственных СМИ, опять же, должны были доводить до масс реальное положение дел, чтобы взбудоражить их потенциальное классовое сознание. Так как массы в этом варианте прошлого политически инертны, то и времени на это ушло бы больше, но в этом нет ничего страшного.
В обоих вариантах, таким образом, требуется посредник между верхами и низами в лице некоей прогрессивной группы лиц.
О том, что про сами массы нельзя забывать, т. к. их состояние определяет субъективные условия революции, Ленин писал в «Крахе II Интернационала» и «Детской болезни „левизны“ в коммунизме», соответственно:
«Потому, что не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь из такой ситуации, когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не „упадёт“, если его не „уронят“».
«Значит, для революции надо, во-1-х, добиться, чтобы большинство рабочих (или во всяком случае большинство сознательных, мыслящих, политически активных рабочих) вполне поняло необходимость переворота и готово было идти на смерть ради него».
Отметим также, что при обоих сценариях, которые задаются объективным фактором, возникает зависимость субъективного фактора от объективного, чего автор и не отрицает. Это уже неплохо.
Проблема в том, что, по автору, и экстремисты, и «вежливые коммунисты» имели в 90-х общую стратегическую цель — уничтожение капитализма. Кто прав, а кто не прав, говорит он нам, — зависело не от них, а от объективного фактора. Следовательно, взятки с них гладки при любом раскладе.
Это, по нашему мнению, неубедительный аргумент в защиту левых сил. Более того, это уход от ответа на главный вопрос: какие истинные цели преследовал массив левых сил в лихие 90-е?
Такая постановка вопроса позволяет говорить о наших разногласиях с В. Прибоем уже под другим углом.
Мы считаем, что объективные условия для революции не были созданы, а весь спектр левой швали как гарантов субъективного фактора в одних случаях из-за количественных (если тогда и существовали какие-либо грамотные левые группы, то их маргинальность позволяет ими здесь пренебречь), а в других — из-за качественных недостатков (теоретическая неграмотность и/или политическая нестабильность и продажность и вытекающее из них следование личным интересам) не замечал отсутствия таких условий и играл в радиоигру с массами на протяжении всех 90-х годов. Из-за этого субъективные условия для революции также не были созданы.
То же касается и различных сценариев капитализма от якобы враждующих группировок правящего класса: гаранты объективного фактора технично манипулировали общественным сознанием посредством молниеносно развивавшихся и подконтрольных им СМИ, точно так же играя в радиоигру и анонсируя друг друга как спасителей России и политических преступников. На самом же деле это просто была борьба за экономическое и вытекающее из него политическое влияние.
Отметим отдельно: мы не правоприменители из органов буржуазной власти, поэтому для нас неважно, осознанно действовали левые силы или «по неосторожности». Мера ответственности в обоих случаях одинаковая — отрицание нашего правопреемства по отношению к тем, кому, по мнению автора, «просто не повезло», и забвение этих несчастных в одностороннем порядке.
Всё это мы и собираемся жесточайшим образом доказывать с помощью данного цикла заметок.
Немного по поводу верхов.
Под верхами мы понимаем консолидировавшихся для решения общих фундаментальных задач представителей крупного капитала и высших государственных чиновников как исполнителей воли капитала. Интересуют нас, соответственно, их действия по отношению к массам.
У автора достаточно много текстов о недавнем российском прошлом, однако в них он ни разу не рассматривал эти самые действия верхов подробно. В текстах, конечно, есть намёки на то, что «что-то там буржуазия делает», но что конкретно — неясно: это остаётся за кадром. Критика МНЦ не стала исключением.
С чем это связано, неизвестно, но это и неважно.
Важно то, что рассмотрение именно этих действий может прояснить состояние верхов — могут они что-то или ещё (уже) нет. А при наличии такой информации будет легче сделать правильные выводы и о низах.
Выше мы отметили, что объективный фактор — в том числе и действия группировок правящего класса, которые забывали старые обиды и консолидировались для решения общеклассовых задач. Внесём тут уточнение: явная консолидация в 1990-х происходила только перед выборами 1996 года. Остальные же «разборки» такого уровня происходили при участии разобщённых группировок. При этом каждая из них во время противостояний представляла общественности свои действия как единственно правильные и искренние, как то, благодаря чему новая капиталистическая Россия очень быстро поднимется с колен.
Известные нам разногласия такого рода были в:
Во время этих событий массам навязывалось посредством СМИ, что что-то должно измениться: приватизацию отменят или хотя бы изменят и народное добро сохранят, сначала арестуют плохого мэра Попова (1991–1992), потом — снимут с работы плохого федерального приватизатора Чубайса (1994), спустя два года — арестуют его же, уже как политического преступника (1996), Зюганов, а если не он, то Примаков — Лужков, победит, коммунизм вернут (1996/1999) и тому подобное…
В этом тексте мы рассмотрим прелюдию к 1994 году.
«Моя приватизация лучше твоей!»
До Лужкова мэром Москвы с лета 1991 по лето 1992 был его коллега и соратник по предшествовавшим событиям Гавриил Попов. Сам же Лужков занимал тогда пост вице-мэра и председателя Правительства Москвы — эти должности в рассматриваемый период были заземлены на него.
Но этими двоими городская власть тогда не ограничивалась: в столичной мэрии была, в частности, госпожа Пияшева, которая разрабатывала проект реформ, связанных с приватизацией в Москве. В постсоветское время Лариса Ивановна Пияшева была убеждённой сторонницей крайне либеральных взглядов, причём впоследствии она даже критиковала команду Гайдара за «жёсткое, часто умышленно гипертрофированное государственное регулирование» при осуществлении либеральных реформ:
«Множеству просоветски настроенных российских граждан, для которых и ныне „что Гайдар, что Явлинский, что Попов — одна шайка-лейка“, трудно себе представить, что есть такие радикальные либералы, для которых и Гайдар — социалист, и Ельцин — советский человек. К числу таких либералов принадлежала и Лариса Пияшева. <…> В своих последних интервью Пияшева „прикладывала“ Гайдара и Чубайса так, как не всякому коммунисту удавалось»1 .
Сейчас люди с подобными взглядами на слуху: они преимущественно не очень зрелого возраста, отзываются на всем известную кличку «либертарианцы» и ведут маргинальный образ жизни. А тогда такие экземпляры, да ещё и в столичных органах исполнительной власти, были в диковинку.
Где-то к ноябрю 1991 Пияшева дозрела и предложила следующее ноу-хау: за два месяца (по другим источникам — за две недели) раздать предприятия торговли и сферы услуг трудовым коллективам с оплатой в рассрочку (по другим данным — бесплатно), после чего сразу приступить к приватизации по этой же схеме оптовой торговли, госпоставок и крупной столичной собственности — промышленности, в том числе оборонных предприятий. Хочешь купить? Нет ничего проще: подал заявку во вновь созданный центр приватизации Москвы во главе с Ларисой Ивановной, заключил акт купли-продажи — и ты становишься честным предпринимателем со своим помещением, только рассрочку выплачивай потихоньку да не меняй вид деятельности своего предприятия в течение года. А чтобы действительно уложиться в обозначенный срок и подстегнуть частную инициативу, было заявлено, что если трудовые коллективы не сделают первый шаг, их места работы уйдут через аукционы в чужие и нечестные руки.
Всё в этой схеме хорошо, да только есть противоречие. Зачем надо было создавать под приватизацию новую структуру, подчинённую только мэру, да ещё и давать ей расширенные полномочия — и на приём заявок на приватизацию, и на продажу? Ведь уже были и Москомимущество (приём заявок), и Фонд имущества (продажа). Да, Фонд имущества находился в подчинении якобы «чуждому и совковому» Моссовету, но ведь Москомимущество — свои, детище мэрии. Журналисты попытались сделать выводы из этого, но недокрутили ситуацию до конца и остановились на этом:
«…Вероятны два варианта. Это может быть просто тактическим обходом российского закона о приватизации, где функции комитета по имуществу определены достаточно чётко и не позволяют придать ему ещё и функции фонда (то есть продавца). Совершенно новая организация — центр приватизации — не предусмотрена никакими законами и, следовательно, при определённых юридических воззрениях, может быть наделена любыми правами.
Не исключён и другой вариант — разногласия с руководством Москомимущества»2 .
Если посмотреть первоисточник — Распоряжение от 6 сентября 1991 года 231-РВМ «О Комитете по управлению городским имуществом Москвы», то оказывается, что лицо, ответственное за создание этой структуры, — вице-мэр Юрий Лужков, и вновь созданное Москомимущество находится в его подчинении. В этом случае отпадает вопрос о причине якобы излишней абстрактности рассуждений начальника этой структуры — Елены Викторовны Котовой — на тему справедливости приватизации в «Московских новостях»: её мысли и действия были согласованы с будущим «членом семьи своей жены». Ниже — полная версия сентябрьской статьи в столичной газете. Просмотрите её: дальше мы будем на неё ссылаться.
19 ноября на заседании мэрии программу форсированной приватизации Пияшевой «завернули» и постановили, что «…торговля и общепит передаются в частные руки, но хозяева торговых и ресторанных фирм могут быть лишь арендаторами занимаемых помещений»3 . По мнению мэрии, ограниченное право пользования помещением должно было помешать собственнику бизнеса менять профиль, сдавая свою площадь в аренду деятелям по типу Сергея Мавроди, и, таким образом, помочь сохранить сферу услуг в Москве.
Сразу возникает вопрос: что мешает предпринимателю-арендатору сдавать своё помещение в субаренду кому угодно? Похоже, ничто. Это ставит под сомнение серьёзность аргументации правительства Москвы: скорее уж им просто надо было сказать хоть что-то, чтобы убрать с административной поляны либерального романтика г-жу Пияшеву, дабы та не мешала воплощать в жизнь интересы другой группировки правящего класса. Тем более, в её программе вообще не было никакой конкретики по поводу реализации — сплошные декларации.
Лужков ожидаемо высказался резко против программы Пияшевой.
На первый взгляд, эти события выглядят как серьёзные идеологические разногласия между мэром и вице-мэром:
У нас другое мнение.
26 ноября Попову всё-таки удалось продавить два официальных документа — Распоряжение и Постановление. Они были анонсированы как компромисс между программами Попова — Пияшевой и Лужкова — Котовой. С полным текстом актов читатель может ознакомиться по ссылкам, здесь же — главные штрихи.
- Согласно распоряжению, «Магазины площадью менее 150 кв. м и предприятия питания менее 50 посадочных мест, павильоны, палатки, киоски, торговые автоматы и другая мелкорозничная сеть, а также предприятия бытового обслуживания (с первоначальной балансовой стоимостью активных фондов менее 300 тыс. рублей), — приватизируются рабочими группами, создаваемыми Центром при префектурах и муниципальных округах». Все, что выходит за рамки, «приватизируются Центром, совместно с рабочими группами, создаваемыми при префектурах и муниципальных округах». Объекты же уровня ГУМ или ЦУМ, а также предприятия оптовой и оптово-розничной торговли приватизируются только Центром. Это тот самый Центр приватизации из программы Пияшевой, только сама Пияшева уже не имеет к нему отношения. Переводим на русский: за реализацию приватизированных незначительных объектов собственности отвечали территориальные отделения Центра, за чуть более солидные активы — ТО вместе с Центром, за самые лакомые куски — только Центр. Это, мягко говоря, не соответствует концепции Пияшевой «взял всё и отдал».
- То, что чуть солиднее, изначально передавалось не в собственность, а в ограниченное право пользования с правом выкупа через год. А вот ГУМы и «Детские миры» акционировались, причём новоявленные предприниматели пускались во владение, пользование и распоряжение только на четверть или меньше: другая четверть оставалась за мэрией, а оставшаяся половина и то, что не смог взять предпринимательский коллектив (часть от его четверти), реализовывались Центром через аукционы «в порядке, определяемом Центром», то есть непонятно как и непонятно кому (или же известно, как и кому — как посмотреть).
- Если на любое приватизируемое предприятие до 8 декабря 1991 не поступит заявка на приватизацию, его реализует Центр через аукционы.
- Забавно, что предпринимателям-собственникам запрещено в течение 1 года менять профиль, но предприниматели-арендаторы могут передать свои права и обязанности другому предпринимателю — сдать помещение в субаренду, например. А уж субарендатор может менять что угодно, и профиль в том числе: для субарендаторов-то права и обязанности в документе не регламентируются.
- Ещё забавная деталь. Основание для приватизации — заверенный отделом кадров протокол собрания трудового коллектива, фиксирующий 51 процентом голосов состав предпринимательского коллектива. Например, на мелком предприятии, подлежащем приватизации, 10 работников — 6 подчинённых и 4 начальника (директор, главбух, завхоз, начальник отдела кадров). Подчинённые хотят стать такими же собственниками, как остальные. Начальники считают иначе. Что мешает им вписать самих себя в протокол, добавить двух совершенно посторонних людей для кворума и заверить самих себя, а потом, во время регистрации уже капиталистической фирмы, распределить доли/акции под себя, а тех посторонних — выкинуть? Ничего, потому что московскими актами не раскрыты подробности корпоративных действий внутри предприятий: просто не было этих самых действий тогда, как и буржуазного корпоративного права в целом.
- В Постановлении — тоже весёлые вещи: до 5 декабря 1991 «Москомимуществу надлежит обеспечить передачу ранее принятых заявок на приватизацию в Центр по приватизации». Помните, под чьим началом работает эта структура?
- Центр имеет широкие полномочия и производит приватизацию «под ключ» — от приёма документов до принятия решения о том, в какой форме будет тот или иной частный бизнес.
Дальше начались проводы Попова на почётную политическую пенсию, замаскированные под затяжное и хаотичное политическое банкротство. Сначала продвинутые им официальные документы были отменены Мосгордумой (в то время — орган внутри Моссовета)4 , затем он вставал в позу, говоря, что ни Мосгордума, ни Моссовет, ни кто-либо другой ему не указ, потом выяснилось, что по факту приватизацией занимается Москомимущество… Чуть позже продолжились5 словесные дуэли с Моссоветом при посредстве президента: на словах последний указал Попову расширить полномочия, Моссовет же распустить. В январе следующего года его ненадолго взял6 под защиту Ельцин, однако это не имело каких-либо положительных последствий для Попова и его интересов. А тут параллельно и Лужков начал перетряхивать7 состав столичного правительства под себя. В итоге всё это завершилось8 отставкой Попова.
Первый (в обоих смыслах) мэр новой России просто хотел заземлить часть финансовых потоков, которые получались бы от доходов с приватизации в его исполнении, на себя. Для этого он и планировал создать структуру со своим человеком во главе и подчинённую ему самому. Вице-мэр, в свою очередь, не поддерживал такое развитие событий и методично оттягивал одеяло на себя. Правда, Лужков, будучи в то время по документам вторым номером, действовал не напрямую, а через Котову: программа анонсировалась как её собственная и не имела нормативного закрепления в виде московских актов (после отставки Попова Лужков исправил это недоразумение). При этом программы приватизации у того и другого существенно не отличались и по смыслу во многом перекликались друг с другом. Тем не менее, для масс это выглядело, как серьёзная борьба за лучшее будущее для Москвы.
Не надо думать, что вице-мэр действовал в своём противостоянии с начальником единолично — это будет явным преувеличением его роли в этой истории как отдельной личности. Но тогда встаёт вопрос: кто же дёргал за верёвочки?
Выше мы показали, как Лужков продвигал свои интересы через Москомимущество и Котову, строчившую статьи. К сожалению, нам не удалось установить собственника «Московских новостей» по состоянию на сентябрь 1991: такой факт был бы хорошим вещественным доказательством тому, что находящаяся за кадром буржуазия сразу же после разрушения СССР начала прибирать к рукам ключевые СМИ, чтобы влиять на редакционную политику и укреплять своё положение. Есть сведения только об одном из акционеров (или участников) газеты — Горбачёв-фонде, но они нам ничего не дают.
Впрочем, мы откопали кое-что другое, не менее интересное.
Есть такой деятель — Михаил Полторанин. В начале 1991 он был министром печати, и ему для его структуры нужны были помещения. Он пришёл к Попову на приём, тот отослал его к Лужкову… Далее приводим цитату из книги Полторанина:
«…А в тот день Гавриил Харитонович на мою просьбу о помещениях сказал:
— Конечно, надо помочь. Но все хозяйственные вопросы я передоверил Лужкову. Решай с ним.
Он позвонил Юрию Михайловичу, и через несколько минут я был у того в кабинете.
Тоже дружеский приём: чай, приказание секретарше пока ни с кем не соединять. Но разговор какой-то ватный, неопределённый:
— Да, московская власть обязана решать, но свободных площадей нет.
Я назвал первый адрес: многоэтажное здание пустует, его только что освободило упразднённое министерство.
— Трудно, — сказал Лужков, — здание уже передано советско-американской группе „МОСТ“.
Назвал ему второй адрес — там уже тоже „МОСТ“. Назвал третий — и снова „МОСТ“».
Что это за мост такой? Идём дальше:
«Было начало 91-го, и до встречи с Юрием Михайловичем я никогда не слышал об этой фирме. Гораздо позже её название стало у всех на слуху, а владелец „МОСТа“ Владимир Гусинский превратился в крупного олигарха и полухозяина Воруй-города.
<…>
…я спросил у Лужкова: что же это за всесильная структура, если из-за неё похериваются договорённости с российской властью.
<…>
Юрий Михайлович изобразил на лице глубочайшее сожаление и сказал, что он здесь ни при чём. Он был бы рад сделать для нас доброе дело, да его возможностей не хватает. А „МОСТ“ вместе с Гусинским ему ни сват ни брат — ничего общего у руководства столицы с ним нет».
Большинство думает, что Владимир Гусинский начал агрессивный захват столичной собственности под брендом АО «Группа „Мост“» (тогда уже — без иностранного участия) и при попустительстве Лужкова-мэра, начиная где-то с 1992–1993 годов, в результате чего появился на свет его самый известный актив — НТВ. Но нет: первую и удачную попытку взять под контроль высших государственных чиновников, заложив первые кирпичи в строение российского государственно-монополистического капитализма, буржуазия предприняла почти параллельно с разрушением СССР. Однако самое интересное вот:
«…в ноябре того же года эта „зараза“ выдала себя с головой: в Консульское управление МИДа России поступили две заявки от Владимира Гусинского на поездку в Великобританию большой группы консультантов „МОСТа“.
Приглашение было оформлено адвокатской конторой „Camecon Markby Hewwitt“, активно сотрудничавшей с „МОСТом“. Сроки поездки совпадали с рождественскими праздниками в Лондоне. Но не в этом соль.
Кого же за прилежную работу поощрил Гусинский такой командировкой? Вот состав выезжавших: Юрий Лужков с женой Еленой Батуриной, его зам. Владимир Ресин с женой Галиной Фроловой, председатель комитета по управлению имуществом Москвы Елена Котова с сыном Юрием, управделами правительства столицы Василий Шахновский и др. официальные лица. Железный принцип олигархов: „Покупай чиновников, а собственность придёт тебе в руки сама!“, оказывается, действовал ещё до явления народу Чубайса!»
И до явления народу Березовского, надо заметить, который позже вывел этот принцип на федеральный уровень. Напомним: статья Котовой вышла в сентябре 1991, а уже через два месяца и она, и её коллеги и начальники были заслуженно награждены спонсорами. Как раз в это же время инициативы Попова были отменены. Что это, как не чистая и незамутнённая диктатура буржуазии? Обычно-то капитал очень техничен в своём старании быть за кадром: массы должны быть уверены, что это экономика обслуживает политику, и проблема, соответственно, в плохих политиках, которые задают неправильное направление капитализму. Но, как мы видим, в 90-е представители новоявленной буржуазии вообще были лишены таких недостатков, как скромность и конспиративность.
Дадим последний штрих к портрету Попова. Он, в общем, тоже зря времени не терял и в течение всей своей пролонгированной отставки вершил дела:
«…В начале 90-х новые „демократические“ власти прославились целым рядом фантасмагорических прожектов. Одним из самых показательных был проект „КНИТ-Калужская застава“, по которому город передавал в аренду на 50 лет Нескучный сад и прилегающие территории за… 99 долларов США некоему советско-французскому предприятию. Под какую-то невразумительную застройку, якобы чрезвычайно выгодную городу. Причём тогдашний мэр, популярный профессор-экономист Гавриил Попов уверял и горожан, и особенно депутатов Моссовета, что имеет место обычная, принятая в цивилизованном мире практика. Но на самом деле эта практика имела место только в России.
<…>
В кулуарах Моссовета ходили слухи о фантастических „откатах“, которые получили столичные чиновники за лоббирование проекта „КНИТ-Калужская застава“, я сам как пресс-секретарь Моссовета писал разгромные статьи в „Московской правде“ и других столичных газетах. Но пока не появилась статья во французском еженедельнике „Эвенман дю Жеди“, а затем в Москву с лекцией для депутатов Моссовета приехал Кен Ливингстон, теперешний мэр Лондона, а тогда депутат британского парламента, и не заявил, что в любой цивилизованной стране авторы такого проекта (он назвал имя Г. Попова) сидели бы в тюрьме, проекты ещё пытались протолкнуть»9 .
Эта весенняя акция 1992 года — финальный аккорд Попова на своей должности, уже перед самой отставкой. И хотя в учредительных документах совместного предприятия с российской стороны стояли подписи и Попова, и Лужкова, условия сделки, судя по её романтическому духу, видимо, продиктованы воззрениями мэра, а не его заместителя.
После отставки Попов не стал диссидентом, узником совести, журналистом-разоблачителем, да и вообще не стал бедствовать: Лужков подарил ему, уже как учёному и общественному деятелю, более чем солидный актив в центре Москвы:
Да, это был именно актив. И здание, и помещения в нём, и земельный участок, на котором расположено здание, стали не только собственностью научной структуры Попова: всё это хозяйство могло сдаваться в аренду, чем товарищ профессор оперативно и воспользовался. Вот информация об одном из таких арендаторов:
Неплохие отступные за годовую игру во внутреннюю оппозицию.
Таким образом, мы видим, что в этот период гаранты объективного фактора сделали всё для укрепления своего положения и, соответственно, минимизации шансов на возникновение революции. Гарантировали невозникновение объективных её условий, другими словами. Этому способствовали оперативное налаживание буржуазией связей с высшими столичными чиновниками и последующий захват ключевых объектов собственности. Причём если, забежав вперёд, взять начало лужковского периода, то ситуация стала более многогранной: столичные активы отчуждались как частным структурам Владимира Гусинского или, к примеру, Владимира Виноградова (знаменитый ИНКОМБАНК), чуть позже — структурам Михаила Ходорковского (МЕНАТЕП) (все трое — будущие члены так называемой Семибанкирщины), так и продавались мэрией самой себе через множественные частные фирмы, учредителем которых она в той или иной мере являлась.
Более подробно о московской приватизации со всеми её нюансами можно прочесть, например, у представителя совсем не левых сил Андрея Савельева в его книге «Мятеж номенклатуры». В те времена он был в Моссовете и наблюдал всю ситуацию изнутри. Это довольно полезный фактический материал — безотносительно взглядов г-на Савельева, — после прочтения которого окончательно раскрывается сущность государственно-монополистического капитализма — сращение частных структур с государственными (в данном случае — региональными) для совместного получения прибыли.
Моссовет как таковой тоже был не прочь приватизировать10 собственность под нужды своих подопечных и, конечно, собачился11 по не очень значительным вопросам со столичным правительством. Вообще не надо думать, что московские рудименты советских органов власти, взятые в целом, предпринимали хоть что-то для отмены приватизации вообще. Главной их миссией было не допустить вывода из-под приватизационной кормушки своего Фонда имущества и сохранить функции Москомимущества, мотивируя это тем, что обе структуры действуют в соответствии с Законом РСФСР «О приватизации…», в отличие от фокусов Попова — Пияшевой.
Из этого выходит, что условной группировке Лужкова такие действия Моссовета, как отмена12 поповских тезисов, были выгодны, т. к. моссоветовцы преследовали общие с Лужковым и компанией цели — приостановить поповскую приватизацию, а за выгаданное время выработать свою конкретную программу и на её основании выпустить в свет новые акты по приватизации. Моссовет, таким образом, в этой истории был союзником будущего отца московских народов, а не третьей силой.
Пара слов о левых
А что же субъективный фактор?
Наши оппоненты скажут: пусть всё так, но ведь наверняка были левые силы, которые пытались воспрепятствовать действиям вышеозначенных лиц. Что ж, давайте их поищем.
В 1991–1992 годах были депутаты «первого в истории демократически избранного» Моссовета, среди которых, надо полагать, и должен был заседать этот авангард субъективного фактора. Если говорить про отдельных более-менее известных персон, из столичных левых в Моссовете базировались Виктор Анпилов, Анатолий Баранов и Борис Кагарлицкий*. Двое последних тогда действовали в Моссовете в составе так называемых «Московских левых» и «Фракции труда», Анпилов же состоял во фракции коммунистов «Москва». Какое у них было мнение на счёт московской приватизации, какие действия они предпринимали, чтоб воспрепятствовать ей? Попробуем найти их показания, из которых будет видна их реакция на происходящее.
*Признан иноагентом и включён в перечень террористов и экстремистов в России.
Когда около 10 лет назад Попов получил почётную должность советника Собянина, Борис Кагарлицкий высказывался по этому поводу и заодно выдал такую ретроспекцию:
«Попов — это то, избавление от чего сделало Лужкова популярным. <…> Могу вам сказать, это было тогда очень важным событием. Потому что с Поповым связан развал города, а с Лужковым связаны некоторые всё-таки шаги к нормализации жизни. Другой вопрос, насколько развал был исключительной заслугой Гавриила Харитоновича, а восстановление — заслугой Юрия Михайловича. Это, конечно, не так просто. Но, тем не менее, в сознании москвичей, это очень чётко было тогда связано. Уход Попова означал надежду, что придёт мэр, который не будет всё ломать и разрушать, а что-то, наконец, построит».
«Я помню, когда я был депутатом, мы с коллегой Владимиром Кондратовым на первых страницах одной из первых программ приватизации прочли, что один корпус гостиницы „Центральная“ на Тверской будет приватизирован за $1 тыс. Мы пошли в эту гостиницу, обнаружили там — люстра роскошная XIX века висит в фойе. Спросили у антиквара, сколько стоит люстра. Он ответил: $1200. Мы прикинули, что можно проникнуть в гостиницу, снять люстру, донести её до ближайшего антикварного магазина, продать и получить 20 % прибыли и саму гостиницу в придачу. Это я изложил потом на заседании Моссовета. Гавриил Харитонович был очень мрачен. Пункт поставили на пересмотр, а меня больше никогда за время правления Попова никогда не пускали на московское телевидение»13 .
Вот так несчастье: Попов лишил Кагарлицкого возможности торговать лицом на МТК14 , а ведь иначе Борис Юльевич обязательно бы рассказал московскому рабочему классу, что… А что бы он сказал?
Бойкотировать приватизацию, не подавать заявки? Но тогда собственность будет идти с молотка. Или, может, он считает своим достижением попытку завернуть один из пунктов плана романтичной приватизации? Так это ничего не изменило: приватизация началась и продолжала осуществляться, Москомимущество ломилось от заявок, город заполнялся коммерческими структурами будущих олигархов.
Занятно, что г-н Кагарлицкий в этих событиях считает Попова плохим, а Лужкова — хорошим, разумеется, не без своего фирменного «не всё так однозначно». Мы успели затронуть спасательские качества Лужкова уже в этой внутримосковской предыстории, а ведь впереди разборки уже между Москвой и федеральными органами государственной власти по этому же вопросу. А механическое разделение по признаку «либерал-разбазариватель земель московских/государственник-их собиратель» свойственно большинству левых вообще, и Борис Юльевич здесь — не законодатель мод.
Также Кагарлицкий засветился в акции, целью которой было опоздание сотрудников мэрии на работу в означенную дату. Правда, в лозунгах выступления не было ничего про приватизацию:
«…Политический авангард московских профсоюзов — Партия труда — провела совещание, в котором приняли участие представители других левых партий и движений. „Потолок зарплаты еще не подняли, а крыша уже поехала у всех“, — определил ситуацию в Москве лидер Партии труда Борис Кагарлицкий. Собрание левых партий одобрило лозунг „Никакого доверия правительствам Ельцина-Гайдара, Попова-Лужкова“ и наметило план конкретных действий. 6 декабря рабочие пикеты блокировали подъездные пути в мэрию. Чтобы попасть на работу, сотрудникам аппарата мэра приходилось вылезать из своих машин и пробираться сквозь толпу, настроенную не слишком дружелюбно. Как сообщают очевидцы, префект Центрального округа Москвы Александр Музыкантский надвинул меховую шапку на глаза и попытался проникнуть в мэрию инкогнито. Однако эта мера предосторожности не помогла. Префект был разоблачён, после чего ему пришлось долго слушать, что думают рабочие Москвы о мэрии и ее префектах»15 .
Довольно смелый и отчаянный поступок. Тем более, что позже авангард был оперативно локализован прибывшими сотрудниками милиции, предположительно — в просторных салонах милицейских автобусов, где профсоюзников предупредили, что в следующий раз будет хуже и их посадят. Правда, здесь представители мэрии с угрозами просчитались: Борису Юльевичу сидеть было не привыкать.
Через пять дней была предпринята вторая попытка объяснить столичным массам, как жить дальше, на сей раз — у стен Моссовета и Белого Дома. Сам Кагарлицкий в новости не упоминается, зато первый раз было произнесено слово «приватизация»:
«…Собравшиеся развернули лозунги: „Приватизация без участия профсоюзов недопустима“, „В отставку Лужкова и Попова“, „Обеды рабочим по доступным ценам". Малое количество участников пикета было объяснено нежеланием спровоцировать „несанкционированный митинг“ и вызвать милицейские репрессии: как заявили профактивисты, у МФП имеется возможность вывести на улицы весь шестимиллионный отряд членов профсоюзов. Вечером к пикетчикам вышли представители Думы и проинформировали собравшихся, „что их требования услышаны и можно расходиться“. Дума поддержала позицию профсоюзов, а правительство Москвы согласилось сесть за стол переговоров. По московскому каналу ТВ было распространено сообщение, что Моссовет и мэрия, а также Конвенция предпринимателей наконец нашли компромисс и договорились о совместных действиях в кризисной ситуации»16 .
Если Кагарлицкий был на этом мероприятии, то в том числе и он постриг под одну гребёнку и Попова, и Лужкова, как видно из цитаты, верно? Спустя 20 лет же он разделяет их на зло и добро. Непоследовательное какое-то выражение гражданского протеста.
«Приватизация только с разрешения профсоюзов» — нам в этом видится недовольство профсоюзных структур. Учитывая, что ФНПР, в которую входили и московские профсоюзники, параллельно с этим проводила17 18 процедуру безвозмездного наследования имущества своего правопредшественника ВЦСПС, недовольство было вполне оправданным: а вдруг кто-то уведёт из под профсоюзных носов активы советского наследодателя?
В любом случае, бунт был плавно сведён на нет:
«Однако на следующий день эйфория, вызванная совместным заявлением, улеглась.
Ни мэрия, ни Моссовет, ни профсоюзы пока не дезавуировали свои предыдущие заявления, свидетельствующие о том, что противостояние в московских структурах власти будет продолжаться — и не только на почве еды. Вице-мэр Юрий Лужков заявил, что лидеру МФП Шмакову через суд будет предъявлен иск за проведение в Москве несанкционированных демонстраций и митингов»19 .
Хорошо, пойдём дальше. Виктор Анпилов. Он не вертелся в советский период в лево-диссидентских кругах, а принадлежал к числу «ортодоксальных коммунистов» из КПСС. В описываемый период он более крепко дружил с головой, чем некоторые другие «старые большевики». Этому есть подтверждение в виде его мнений (тоже, правда, в порядке ретроспекции) о мэре и вице-мэре, ещё когда они были председателями Моссовета и Мосгорисполкома соответственно (1990 год):
«Лужкова закидали вопросами. Анпилов, прошедший в Моссовет под девизом „Родину не продавать!“, поинтересовался, за какую экономику выступает Лужков — рыночную или социалистическую. „Я не только за рыночную экономику, я считаю, если рынок товаров — значит, и рынок капитала, а если рынок капитала — значит, и рынок труда“, — отрезал Лужков под недовольный гул коммунистов из фракции „Москва“. Анпилов в возмущении вышел из зала — в Лужкове он безошибочно разгадал непримиримого классового врага. „Попов тихо и вкрадчиво говорил о какой-то рыночной экономике, — рассказывает Анпилов. — А Лужков выразил идеи демократов гораздо сильнее, ярче, понятнее. Ни у одного здравомыслящего слушателя не оставалось сомнений, что с такими руководителями социализм обречён“».
Точное и лаконичное выражение мысли. И это полностью согласуется с тем, что мы доводим до читателей: Попов как временная прокладка между массами, радикальными демократами и бывшим советским функционером, который и совершал все реальные дела по укреплению капитализма в отдельно взятой столице. Странно, что только выражением мнения всё у него и ограничилось — мы не нашли каких-либо фактов активного сопротивления Анпилова-депутата приватизационным мероприятиям. Кроме того, его последнее мнение о Лужкове укладывается во взгляд типичного российского «патриотического левого» на окружающий мир:
«Лужков всё-таки значительно перешел влево, в первую очередь по вопросам выборности. Затем это вопрос не вступления в ВТО, Лужков отстаивал самостоятельный путь России не вступать в ВТО, вот что послужило основным толчком отрешения Лужкова от власти. Мы также одобряем и всегда будем помнить о том, что Лужков защищал русский Севастополь».
Да, в начале 1992 года РКРП под руководством Анпилова возглавила столичную демонстрационную стихию, в лозунгах которой в том числе звучали слова против приватизации. Но по сути никакой конкретики про сущность московской приватизации он до масс не доводил. Подтверждение наших слов — заметка из Независимой газеты о предстоящем митинге:
Всё в духе постсоветского Анпилова: эмоциональные декларации и создание теневого красно-коричневого кабинета (чуть позднее этот элемент буржуазной политтехнологии перенял Владимир Жириновский и его «официальная оппозиционная» партия).
Ну да Маркс ему судья.
Позицию Анатолия Баранова по этому вопросу мы приводили выше: именно он написал статью про сдачу московским правительством в аренду Нескучного сада за 99 долларов на 50 лет.
Негусто? Да. Напомним, что в Моссовет избралось порядка 500 депутатов (учитывая двукратные повторные выборы).
К сожалению, рытьё в открытых источниках по больше ничего моссоветовским не дало. Это при том, что существуют проекты типа «Наследия Моссовета». В таких местах соболезнуют умершим депутатам «первого демократического», составляют списки депутатов-участников ВОВ, обозревают мероприятия с участием заслуженных слуг народа и так далее. Всё, как видите, очень «полезно».
Правда, есть там и раздел с книгами. И вот там в наличии неплохие материалы про московскую приватизацию. Среди них — уже упоминавшаяся книга Андрея Савельева, а также дайджест газеты Моссовета «Дума». Обе мы рекомендуем к прочтению, если есть желание изучить столичную приватизацию подробно. Но только есть одна проблема: и Савельев, и депутаты — авторы публикаций про первые шаги приватизации, что из дайджеста — не имеют к левым силам никакого отношения.
Были, однако, и другие источники, которые всё-таки журчали якобы в левом направлении. Журнал «Альтернативы» был создан как раз в 1991 году, и один из его номеров был почти целиком посвящён приватизации в целом и московским мероприятиям в частности. Нам удалось тайно вынести экземпляр сего номера из редакции «Альтернатив», что на Старой площади, дом 4. Как же просчитывали ситуацию тогдашние люди, похожие на марксистских теоретиков?
Наибольший интерес вызывает текст некоего г-на Маренича Ю.20 — «Распродажа Москвы». Первые две трети текста пестрят полезной информацией о сути московской приватизации, причём среди участников хитроумных схем попадаются юридические лица со знакомыми названиями, к примеру, ВЭА «Интеррос». Это структура тогда ещё начинающего, но уже весьма успешного предпринимателя Владимира Потанина. В том же 1991, что и Гусинский, он начал захватывать московские активы под свою молодую и динамично развивающуюся внешнеторговую деятельность (разумеется, в связке с Поповым и Лужковым). Вот ещё одно доказательство оперативной перегруппировки вчерашних мелких позднесоветских/позднепартийных функционеров, кооператоров, фарцовщиков и цеховиков в будущий правящий класс. Причём доказательство не из описанных выше мемуаров Полторанина, к которым можно придраться («Полторанин под Ельциным, он ангажирован»), а из теоретического журнала левой направленности.
Верна его позиция и в отношении новоявленных демократических политиков, которые до получения депутатских мандатов и министерских портфелей говорили одно, а после занятия ответственных постов отказывались от прежних показаний. Советские трудящиеся не были в курсе передовых буржуазных политтехнологий, обычных за океаном, и такой ликбез мог бы пойти наёмным работникам на пользу: например, они бы не проголосовали за этих самых демократов. Правда, здесь встаёт уже другой вопрос: кто читал издания по типу «Альтернативы» в 1991 году?
А вот с выводами у Маренича не очень. Всё это безобразие, оказывается, из-за того, что приватизацию надо было проводить по-другому, через демонополизацию советской собственности. А кто был её фактическим собственником? Верно, высшее партийное руководство. Очевидно в связи с этим, что вопрос о потребности в хоть какой-нибудь приватизации не ставится.
Старая песня про госкап в СССР, бюрократию как класс и молодую Россию как продолжательницу советских полусоциалистических-полукапиталистических-полуфеодальных (нужное подчеркнуть) дел. Да ещё с примесью либеральной риторики — намёками на тоталитаризм и правильный капитализм за океаном.
В частности, по Мареничу, В СССР система советов была прокладкой между партийным руководством региона и жителями региона в вопросе совместного пользования собственностью с помощью органов народного представительства. Это позволяло простым советским трудящимся хоть на какую-то часть участвовать во владении общенародной собственностью, но, конечно, тоталитарного госкапа не отменяло. А после разрушения СССР советы стали лишними, потому что якобы препятствовали получению нужными людьми бывшей общенародной собственности (фактически — не общенародной, по Мареничу) в обычную частную собственность. Оставляя за скобками не марксистский подход к освещению проблемы, отметим, что в случае с московскими «советчиками» это, мягко говоря, не так: они, повторимся, и сами не прочь были поучаствовать в приобретении столичного имущества и были помехой правительству Москвы только как конкуренты в борьбе за экономическое влияние.
Завершим нашу повесть парой слов о московских профсоюзах.
Нам доступны свидетельства Александра Тарасова о наличии рациональной критики ситуации от людей из газеты «Солидарность»: в ней были, в частности, те же Баранов и Кагарлицкий, а главредом на тот момент был анархист-единоросс Андрей Исаев. Касаемо нашего вопроса, «… „Солидарность“ ещё в конце 1992 года печатала очень резкие статьи, обличавшие Лужкова как коррупционера …»21 На тот момент, если верить Тарасову, издание старалось быть независимым от ФНПР, несмотря на давление последней через свою «дочку» и одновременно учредителя газеты — Московскую федерацию профсоюзов, привлекало к себе талантливых левых публицистов и в целом выходило за рамки политики освещения только трудовых новостей.
Мы не можем проверить информацию о качестве критических зарисовок о московской приватизации, просто потому что в открытых источниках нет сканов «Солидарности» за лето 1991-лето 1992 года. Однако свидетельства Тарасова, тем не менее, дают нам косвенные улики в пользу того, что редакционная политика газеты, какой бы она ни была, являлась следствием проявления личных амбиций Исаева. И он их успешно начал реализовывать, по ходу деятельности издания войдя в правление МФП. Приведём предыдущую цитату в более полном виде:
«Пока ФНПР медленно и неуверенно превращалась в самостоятельную политическую силу, пугая правительство своей „излишней“ независимостью, МФП превращалась в покорный придаток московских властей. Руководство МФП заключило Трёхстороннее соглашение с правительством Москвы во главе с Юрием Лужковым и с Московской конфедерацией промышленников и предпринимателей (которая в реальности также полностью зависела от Лужкова).
Несмотря на то, что „Солидарность“ ещё в конце 1992 года печатала очень резкие статьи, обличавшие Лужкова как коррупционера <…>, М. Шмаков [На тот момент — председатель МФП. — Ф. К.] поставил от имени МФП подпись под соглашением, которое фактически превратило московские профсоюзы в тотально зависимого от Лужкова „младшего брата“ <…>. Впоследствии соглашения аналогичного содержания перезаключались между Лужковым и МФП каждый год»22 .
Чем не подтверждение того, что сия газета — всего лишь средство достижения личных целей конкретными людьми? Критика якобы по существу (которая прекратилась сразу же после того, как редакции и МФП были предложены лучшие условия к существованию)? Талантливые литературные негры (которых по достижении цели разогнали)?
На это ведь можно взглянуть и с другой стороны. Печатаешь нарочито острые критические материалы — закономерно привлекаешь внимание столичных властей, не так ли? Но 1992-й ведь не 1937-й, вовсю расцветают сто цветов демократии, не надо никого убивать, можно договориться, верно? И вот после проведённых дипломатических мероприятий ты обеспечиваешь себе безопасность в условиях новой формации, разменяв бурную багрово-чёрную удаль на личную стабильность, правильно?
Правильно.
Впоследствии «Солидарность» превратилась в обычный рупор московского отделения ФНПР. А ещё немного погодя — и вовсе монополизировала повестку жёлтой профсоюзной деятельности, став органом ФНПР.
Сам Исаев поднялся до зампреда ФНПР и заодно пролез в Госдуму, в которой пребывает по сей день, став обычным для российского политического мэйнстрима дебоширом федерального масштаба. Удачный же политический старт ему обеспечило молодое и динамично развивающееся Отечество.
Казалось бы, при чём тут Лужков?..
Считаем, что вышесказанное позволяет нам заочно поставить под сомнение пользу от материалов «Солидарности», выходивших по интересующей нас теме.
Что тут сказать? Как мы видим, действия гарантов субъективного фактора ограничивались скромной или вовсе беззубой критикой и рабочим активизмом. Первое в силу скромности и беззубости массами игнорировалось, второе оперативно пресекалось столичными властями. Как мы уже говорили, раз объективных условий в этот период не было (а всё, как мы видим, на это указывает), главную роль в борьбе должны были играть не уличные радикалы, а умеренные деятели. При этом для нас вовсе не удивительно, что представители умеренно левого спектра в целом не дёргались и потихоньку накапливали свой личный политический капитал.
Те же люди, которые давали подробный обзор ситуации в Москве, предназначенный для широкой аудитории (книги, газеты), тоже погоды для масс не сделали, поскольку:
- Во-первых, к левому спектру они или имели условное отношение (Маревич), или не имели его вовсе (Савельев).
- Во-вторых, материал того же Савельева, как и многие другие, ретроспективен: это 1995 год выпуска.
- В-третьих, во всех текстах из верных фактов следуют неверные выводы или не следует выводов вовсе, а просто идёт подробное описание (например, дайджест моссоветовской газеты).
На это можно возразить что-то типа «это тебе легко говорить из 2020-го, а тогда из-за недостатка информации дать оперативную марксистскую точку зрения было сложно».
Господа левые, так вы были не абы где, а в органах столичной власти, в журналах, которые создавались членами ЦК КПСС, и доступ к оперативной информации имели, поскольку в той или иной мере были встроены в систему. Но обладать информацией — одно дело, и совсем другое — то, как её будут преподносить массам, и будут ли вообще.
А вдруг это окажет отрицательное воздействие на политическую карьеру?
Продолжение следует.
Примечания
- Леонид Смирнов: Зигзаги экономической свободы // Росбалт, 2011. ↩
- Антон Любомудров: Лариса Пияшева раздаст всё в две недели // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 44 от 18.11.1991. ↩
- Михаил Рогожников, Виктория Харнас, Глеб Пьяных: Приватизация в Москве // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 45 от 25.11.1991. ↩
- Антон Любомудров: Приватизация в Москве: форсированная уже кончилась. Настоящая пока готовится // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 47 от 09.12.1991. ↩
- Сергей Митрофанов: Заканчивается отставка Попова // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 50 от 30.12.1991. ↩
- Леонид Злотин, Лев Сигал: Ельцин опять расширил полномочия Попова // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 101 от 06.01.1992. ↩
- Сергей Митрофанов, Лев Сигал: Новое правительство Москвы: рокировка пешками? // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 102 от 13.01.1992. ↩
- Лев Сигал: Беспоповщина // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 123 от 08.06.1992. ↩
- Анатолий Баранов: Не надо подправлять Бога решением префектуры // Pravda.ru, 22.11.2001 11:10. ↩
- Виктория Харнас: Лужков пожалел партийных и продал им крышу по дешёвке // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 33 от 19.08.1991. ↩
- Николай Лукьянчук: Московские приватизаторы подрались, а попадёт, кажется, предпринимателям // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 44 от 18.11.1991. ↩
- Виктория Харнас, Михаил Рогожников: Приватизации в Москве снова не будет // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 46 от 02.12.1991. ↩
- Леонид Смирнов: Второе пришествие Попова // Rosbalt.ru, 26 сентября 2011, 23:58. ↩
- Предтеча современного ТВЦ, московский канал в собственности мэрии — Ф. К. ↩
- Александра Китаева: Московские рабочие на грани бунта // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 47 от 09.12.1991. ↩
- Сергей Митрофанов: Рабочий бунт в Москве переносится на 25 декабря // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 48 от 16.12.1991. ↩
- Екатерина Мирная: Богатые бедные труженики. Куда уходят профсоюзные взносы? // Еженедельник «Аргументы и Факты» № 36. Когда закон слепоглухонем 04/09/2013. ↩
- Александр Тарасов. «ФНПР Corp.» // Saint-Juste, 11 октября 1998 — 25 октября 2006. ↩
- Сергей Митрофанов: Рабочий бунт в Москве переносится на 25 декабря // Журнал «Коммерсантъ Власть» № 48 от 16.12.1991. ↩
- Тоже депутат Моссовета, но непонятно, кто по жизни — Ф. К. ↩
- Александр Тарасов. «ФНПР Corp.» // Saint-Juste, 11 октября 1998 — 25 октября 2006. ↩
- Александр Тарасов. «ФНПР Corp.» // Saint-Juste, 11 октября 1998 — 25 октября 2006. ↩