«…колбаса растёт на дереве свободы, а не на чахлых кустах административного принуждения»1 .
Виктор Николаевич Хлыстун,
председатель Государственного комитета РСФСР по Земельной реформе,
начало 1991 года
«…реальные возможности для достаточно быстрого оздоровления сельской экономики и предотвращения голода пока ещё есть»2 .
Виктор Николаевич Хлыстун,
Министр сельского хозяйства Российской Федерации,
конец 1991 года
Политические пристрастия
В прошлой части материала мы рассказали о том, как колхозное крестьянство сопротивлялось принудительной «фермеризации» на бытовом уровне. Однако сопротивление рыночным реформам на селе приобретало и системный характер, переходя в противостояние с государством в целом. Об этом мы и будем вести речь в этой и последующих главах.
Но для начала напомним читателю, что политически сельское общество начала 1990-х было расколото на две большие организации: АККОР (Ассоциация крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России)3 и Крестьянский Союз СССР. Первая выражала интересы малочисленного, но пользующегося поддержкой новых властей фермерства. Вторая — колхозов и совхозов. По поводу последней злые языки либеральной прессы утверждали, что речь не о всех работниках, а только о сотрудниках административного аппарата4 . Тем не менее долгая жизнь данной организации в постсоветское время позволяет в этой оценке усомниться.
Политически фермеры безоговорочно поддерживали Б. Н. Ельцина: продолжение реформаторского курса было необходимо для их выживания как класса мелких собственников. Однако АККОР как организация лишь отчасти носила политический характер: целиком эти функции взяла на себя Крестьянская партия России (а также её небольшой откол — Крестьянская демократическая партия России)5 6 7 . Эта партия входила в правящие коалиции 1990-х, но с началом путинской эпохи попыталась отойти к Союзу Правых Сил. Сей неразумный шаг привёл к тому, что отечественное фермерство перестало существовать как единая самостоятельная политическая сила и оказалось раздроблено между существующими партиями. Безусловно, тому виной наверняка были ещё и социально-экономические причины и эволюция самого российского фермерства. Впрочем, это задача для отдельного исследования.
Крестьянский Союз СССР, который затем переименуют в Аграрный Союз России, в свою очередь, является прямым предком небезызвестной Аграрной партии России — надёжного союзника КПРФ. Симпатии колхозного крестьянства к коммунистам в ранний постсоветский период были настолько распространены8 9 , что после путча некоторым даже приходилось напоминать, что председатель колхоза — не обязательно коммунист10 . В политической истории «аграрников» тоже однажды наступил момент, когда они захотели качнуться вправо. Но тут это попросту привело к гибели всей партии, которую разорвало центробежной силой между КПРФ, куда ушёл основной актив, и рядом групп, перешедших в иные парламентские партии.
Весьма символично, что заклятые враги закончили одинаково. Правда, одно время «Аграрную партию России» пытались воскресить на провластной платформе, но это был очередной политический зомби, от которого ныне не осталось и следа.
Помимо вопроса о власти, важнейшим полем противоборства этих двух сил был вопрос о земле, точнее, о разрешении частной собственности на землю, возможности её наследования, свободной купли-продажи, залога и так далее. Оппозиция — а после провозглашения суверенитета РСФСР таковой стали уже антиперестроечные силы — требовала проведения референдума по этому вопросу, справедливо полагая его определяющим для судьбы страны. Сторонники демократических перемен, напротив, предлагали решить вопрос в пользу частной собственности директивным путем. Отчего так?
Несколько «пробных бросков» выявили, что вопрос был крайне прост только для академических экономистов. Во-первых, предварительные голосования в регионах показали, что инициатива о разрешении приватизации земли не проходит, не получает большинства. Во-вторых, среди тех, кто всё-таки ставил галочки за куплю-продажу земли, большинство составляли городские жители, которые находились под впечатлением от посулов «свидания с Америкой», но в аграрных вопросах понимали плохо. В то же время сельское общество было склонно голосовать против частной собственности11 12 . В-третьих, разрешение частной собственности на землю саботировали советы всех уровней — от субъектов РСФСР13 до Верховного Совета14 .
В первой части мы уже упоминали, что КПСС и вообще «красных консерваторов» в начале 1990-х больше всего поддерживали именно на селе, в то время как городское население в основной массе голосовало за Б. Н. Ельцина. Так как горожан в стране было большинство, в такой ситуации честное голосование не должно было грозить сторонникам реформ поражением. Но, по-видимому, глаза у страха были велики, и поэтому они избрали иную тактику.
Была развёрнута грандиозная пропагандистская кампания, в рамках которой всякий ратовавший за проведение референдума о частной собственности на землю выставлялся в прессе человеком отсталым и недальновидным15 16 17 18 . А вот желание немедленно и, что подчёркивалось, без всякой «демократической волокиты» начать продавать землю, выставлялось как некий глас народа. Возрождался уже потерянный, казалось бы, советский жанр подставных писем, отражавших «настойчивые просьбы трудящихся»!19 Чрезвычайная срочность и «очевидность» вопроса подавались как повод для того, чтобы отдать проблему целиком и полностью на откуп уже избранным органам власти. При этом всякому было очевидно, что за то время, пока правительство упиралось, можно было бы провести три референдума, причём за те же самые деньги при условии совмещения, например, с выборами Президента РСФСР в 1991 году.
Можно только похвалить команду реформаторов за политическую волю и дальновидность. Если наше мнение является самым правильным, но за него не голосуют, то отчего бы его не навязать? Это тактика, которая не может быть осуждена сама по себе, вне контекста. Уже хотя бы потому, что в следующем году противники и сторонники частной собственности на землю… поменяются местами. Первые, обретя большинство среди парламентариев, будут уверять, что воли съезда достаточно, а правительственная команда через инициативные группы «Демократической России» начнет сбор подписей в пользу референдума. Разворот «свободной прессы» на 180 градусов при всем этом — просто уморительный. Но в тот момент с этим была известная проблема: населению обещали отход от подобных методов.
Простота некоторых авторов настолько святая, что всерьёз вызывает сомнения в искренности. Не мог же человек писать подобное в здравом уме:
«На словопрения нет времени. Надо дать землю. Если возьмут — вот вам и весь „референдум“. „Фермеры не накормят страну“ — выбрасывался очередной козырь. Да. Пока не накормят. Но покажут выход из тупика. Возрождая свободного крестьянина, — мы стелим настил по болоту»20 .
А как только кто-то из депутатов-аграрников на Съезде высказывал мнение о том, что колхозная система тоже имеет потенциал при иных к ней подходах, например, если начать нормально, а не как придётся, поставлять ей технику и топливо, то те же публикации взрывались возгласами, что население хочет есть здесь и сейчас.
Вообще статья, из которой были взяты эти цитаты, рекомендуется каждому к самостоятельному ознакомлению, как самый матёрый образец позднеперестроечной публицистики, пытающейся пропихивать западные ценности чисто советскими штампами. Вот ещё один такой образец, для затравки:
«Самое наипервейшее — должно прекратиться запугивание населения рынком, непомерными ценами, безработицей и прочими ужасами капитализма. Всё это делалось не так просто. Впрочем, как и бесконечные разговоры о всемогущей мафии, готовой скупить наши „Магнитки“ и ЗИЛы»21 .
Спустя четыре месяца, та же газета, тот же редакторский состав, но другой автор:
«Для того, чтобы попытаться избежатьСоциального. — В. П. взрыва и проскочить этот тяжелый, но, к сожалению, неизбежный период, необходима максимально быстрая приватизация и притом — любой ценой. Пусть, по выражению наших „патриотов“, раскупают страну все, кто имеет деньги, в том числе мафиозные группы (об иностранном капитале нечего и говорить — только бы захотели приобрести). Во-первых, это неизбежно, а во-вторых, ничего страшного в том нет. Воры, бездельники или дураки быстро разорятсяА возможно, не разорятся и даже соберут свою партию, которая станет правящей. Но это не точно. — В. П., а по-настоящему деловые люди преуспеют. Но ведь мы именно этого и хотим. Предприниматели дадут нам возможность работать для себя, а не на социалистическую перспективу»22 .
Мафиозная приватизация — фантом, которым пугает оппозиция, или, напротив, желанный результат? Не сомневаемся, что у редакции «Известий» существовала по этому вопросу чёткая позиция. Вот только она менялась в зависимости от курса новых властей.
К истории с референдумом нам ещё придется вернуться в следующих частях. Но пока хватит того, чтобы читатель просто держал диспозицию в голове.
Теперь о самих реформах.
С возвращением, продналог!
Оговоримся заранее: ни ранее, ни сейчас, ни в будущих материалах мы не претендуем на полное понимание колхозно-совхозной системы советского образца. Для этого, безусловно, требуется совсем иная источниковая база и привлечение работ совсем иного масштаба, чем аналитические статьи в прессе. Однако дефицит и того, и другого по данной теме заставил нас обращаться к периодике, и потому наши возможности ограничены.
Критикуя действия новых российских властей, мы ставим своей целью доказать три тезиса:
- Политика первого постсоветского правительства не только не ставила себе целью облегчение жизни сельских жителей, но, напротив, была направлена на самую хищническую эксплуатацию колхозного крестьянства.
- Рыночные реформы практически никак не затрагивали сельскохозяйственную сферу в вопросах взаимоотношений коллективных предприятий с государством. Декларируя приверженность рыночным идеалам на словах, власти предпринимали самые жёсткие меры по «выдавливанию» продукции из колхозов и совхозов теми внерыночными, принудительными методами, о которых давно уже забыли даже в Советском Союзе.
- В каком бы состоянии ни были колхозы до перестройки, процветали ли они или действительно дышали на ладан, власти взяли целенаправленный курс на их уничтожение.
Ещё раз: мы не можем сейчас ответить на вопрос о том, были колхозы эффективны или нет, имели они будущее или нет. Это тема для отдельного исследования. Мы ставим себе задачу показать: они не «сами упали». Их развалили, причём не без выгоды для новой власти.
Итак, главным страдальцем российской деревни, по версии прессы тех лет, был фермер. Колхозы и совхозы, раз они к кормильцам якобы не относились, должны были умирать молча. Но они не хотели, а потому радетели рынка ставили вопрос ребром: если не хотите ходить по струнке, как прежде, мы вас просто распилим на мелкие хозяйства23 .
Что значило «как прежде?»
Это значило, что ещё в 1990-1991 годах, пользуясь старыми, «неэффективными» плановыми механизмами, можно было заставить предприятие засеять площади по госзаказу, затем не обеспечить уборку топливом, техникой, запчастями, короче говоря, всем, а потом стребовать с предприятия урожай по той цене, которую назначит государство и которая никак не соотносится ни с реальной себестоимостью, ни с уже существовавшей рыночной конъюнктурой24 Тем более, что даже выкупить у колхозов в конечном счёте можно не всю заказанную продукцию. Госзаказ в начале года и госзакупка в конце сезона — события совершенно разные и одно за условия другого совершенно не в ответе.
Чем это оборачивалось на практике? В 1991 году по всему Советскому Союзу расходы сельскохозяйственных организаций и предприятий, включая приобретение у государства топлива, прочих материалов и компенсацию рабочей силе очередного повышения розничных цен, составили 80 млрд рублей. Закупки, которые это же государство соглашалось произвести осенью, предварительно (то есть еще не факт!) оценивались в 62 млрд рублей. Итого 18 млрд рублей разницы. Диспаритет между сельскохозяйственной и промышленной продукцией преследует любое современное сельское хозяйство, это была проблема не только Советского Союза. Но в данный год и в данный момент советский вариант проблемы достиг своего пика. Даже заместитель председателя Государственной комиссии по продовольствию и закупкам СССР, Б. Пошукс, был вынужден констатировать безвыходность такой ситуации для рядовых колхозов и совхозов, то, что это была работа на износ25 .
При этом за 80 млрд, удержанные с сельхозпредприятий, они получили даже не все положенные им фонды, а жалкие огрызки. Комбайны без кабин, тяжелые тракторы без гусениц или колес, грузовики без двигателей…26 27 При этом, если бы и зерно городу в обмен на подобное тоже доставалось с паразитами, то вряд ли кто-то счёл бы это нормальной поставкой.
Итог был закономерен. Пермская область, апрель 1991 года:
«Повышение оптовых цен и тарифов, резкое увеличение платежей колхозов и совхозов за банковские кредиты, незначительный объём реализации сельскохозяйственной продукции по новым закупочным ценам и другие негативные явления фактически поставили всё сельское хозяйство области на грань катастрофы. Уже сейчас многие хозяйства не в состоянии заплатить за семена зерновых культур и картофеля, нефтепродукты и минеральные удобрения, ремонт техники и электроэнергию. А это значит, что и весенние полевые работы, и судьба нового урожая находятся под угрозой»28 .
Спешим заверить, что ничего добровольного в этом процессе не было. 12 июня 1990 года Председатель Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцин подписывает декларацию о суверенитете РСФСР. Он же 23 ноября 1990 года подписывает Постановление № 376-1 «О продовольственном налоге на 1991 год». Согласно постановлению, продналогом облагались все предприятия сельскохозяйственного производства, кроме крестьянских (фермерских) хозяйств, личных подсобных хозяйств и подсобных хозяйств предприятий, как — цитата — «не производящих товарную сельскохозяйственную продукцию». Это всё к вопросу о стенаниях по поводу того, что Россию накормит фермер, что Россию вообще давно уже кормят «подсобники». Власти, в отличие от журналистов, знали цену всем этим «новациям».
Что ещё было в документе?
«В состав продовольственного налога включаются зерно и зерновые культуры, маслосемена, сахарная свёкла, скот и птица, молоко и яйца.
Объёмы продовольственного налога доводятся до землевладельцев и землепользователей (кроме птицефабрик и животноводческих комплексов) в расчёте на один гектар сельскохозяйственных угодий с учётом экономической оценки земли.
Продукция, поставляемая в счёт продовольственного налога, оплачивается по государственным закупочным ценам, кроме яиц, оплата которых производится по розничным ценам».
В документе сказано, что меры эти осуществляются сугубо в рамках социальной защиты населения при переходе к рынку: во имя обеспечения больниц, школ и т. д. Однако же, согласно последовавшему за данным документом Постановлению Совета Министров РСФСР, была озвучена цифра, что под «больничные обеды» со страны собирался продналог в размере 30,8 млн тонн зерна. Это совсем чуть-чуть меньше, чем все закупки предыдущего, 1990-го года29 . В постановлении Совета Министров РСФСР от 20 декабря 1990 г. № 590 конкретизировался ряд отдельных аспектов, а в приложениях приводилась развёрстка продналога и госзаказа (он не был отменён) по регионам. Пункт 3 данного постановления гласит:
«Общий объём поставок сельскохозяйственной продукции в счёт продовольственного налога и государственного заказа для землевладельцев и землепользователей, ведущих сельскохозяйственное производство, не должен превышать, как правило, 70 процентов её среднегодового производства в 1988-1989 годах».
Учитывая, что подобные ограничения должны были отталкиваться от практики, 70% — это звучит внушительно. Стало быть, на наличие таких случаев рассчитывали. Однако, сколько бы ни было на бумаге, реально всё равно было больше, так как разверстали все эти объёмы в том числе и на Чечено-Ингушетию: учитывая происходившие там события, скорее всего, эти поставки были раскиданы между остальными регионами. Имейте это в виду, если возьметесь всё-таки разбираться в вопросе подробнее. Общие поставки, судя по одному из материалов прессы, выглядели для среднестатистического колхоза так: 40 % продукции уходило на продналог, 40 % — на госзакупки, и только 20 % оставалось для свободной реализации30 .
Хотелось бы сразу обозначить самую страшную вещь, раскрывающую весь драматизм этой меры для рядовых хозяйств нашей необъятной родины, потому что по ходу текста нам придётся часто возвращаться к теме принудительных государственных закупок и их сопоставлению с перспективами свободного сбыта.
Государственная цена зерна и договорная — что это за величины? Может быть, там разница рублей 50 — и с чего тогда такой шум? Так вот, в 1991 году государство установило закупочную цену на зерно в 200 рублей за тонну. Попытайтесь, не дочитывая, предположить, сколько стоила тонна зерна в свободной продаже… Хотя нет, лучше не надо.
Стоило зерно от 1200 рублей на московской товарной бирже и до 5–7 тысяч рублей при торговле с незерновыми субъектами бывшего СССР31 . И это всё в условиях набирающей обороты инфляции. Индексация закупочных цен, конечно, проводилась32 , но, во-первых, не компенсировала всего, во-вторых, ещё сильнее эту инфляцию раскручивала.
Особо я хотел бы обратить внимание на пункты 18 и 19 Постановления Совета Министров РСФСР. Дело в том, что колхоз и совхоз, даже вырываясь из плена нового государства, всё равно сталкивались с проблемой отсутствия сформированной рыночной инфраструктуры. Торговать по договорной цене, безусловно, было возможно, но сложно. Стоило бы подумать, что правительство, держащее курс на рынок, будет всячески упрощать этот процесс. Упрощало ли? Да как сказать…
«18. Министерству сельского хозяйства и продовольствия РСФСР, Министерству хлебопродуктов РСФСР, Министерству торговли РСФСР, Роспотребсоюзу для организации сбыта продукции, остающейся в распоряжении колхозов, совхозов, арендаторов, крестьянских и других хозяйств, пищевых и перерабатывающих предприятий, провести работу по созданию необходимых условий для организации и эффективного функционирования товарных бирж, торговых ярмарок, посреднических торгово-заготовительных организаций, кооперативов и прогрессивных организационных форм реализации продукции.
19. Рекомендовать колхозам, совхозам, пищевым и перерабатывающим предприятиям создавать собственную торговую сеть по реализации остающейся в их распоряжении продукции путём организации и создания торговых точек, кафе, баров, закусочных, выкупа существующих торговых предприятий».
Первое звучит хорошо, но реализация этого пункта по меньшей мере сомнительна. По крайней мере мне неизвестна роль государства в создании региональных зерновых бирж и их распространенность в провинции. А без рыночной инфраструктуры в то время было просто никуда.
Второе же скорее похоже на издевательство. Куда сбыть несколько тонн зерна, да ещё в условиях стремительно обесценивающейся валюты? Разумеется, кафе в посёлке открыть, особенно если весь поселок в том же колхозе работает. Предложение выкупить торговую точку в городе, пожалуй, звучит реалистичнее. Но как показала практика, только звучит33 .
В Постановлении Президиума Верховного Совета РСФСР и Совета Министров РСФСР «О повышении ответственности предприятий, объединений и организаций за недопоставку материально-технических ресурсов агропромышленному комплексу РСФСР и сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия в государственные ресурсы в 1991 году»34 было прямо оговорено, что отказаться от поставок государству колхозы и совхозы могли… сначала уплатив по действующим закупочным ценам стоимость поставки, в которой отказали.
В июле 1991 года Совет Министров РСФСР предпринял новые шаги по преодолению «кризиса хлебозаготовок»:
- стимулирование продажи государству зерна сверх продналога встречной продажей дефицитных товаров35 ;
- оплата до 50 % зерна, предоставляемого сверх продналога, валютой «по ценам фактических закупок хлеба за рубежом». Но государство оставляло за собой право отсрочки оплаты до 1 марта 199236 ;
- необходимость лицензирования для вывоза зерна и продуктов его переработки за пределы РСФСР37 . По сути это значило ограничение экспорта.
Тут надо заметить, что «мировые цены на зерно» в РСФСР и «мировые цены на зерно» в остальной части земного шара оказывались разными величинами. Власти «новой России» почему-то точно знали, что мировая цена за тонну зерна равнялась 100 долларам, в то время как весь остальной мир был убеждён, что это 200 долларов и не меньше38 . Обещанный же дефицит в виде холодильников и телевизоров за зерно отказывались поставлять равно и общесоюзное, и российское правительство. Чеки «Урожай-90» оставались без оплаты.
Но отнесём это к лирике жизни. Важно то, что ответственность за эти меры несли Б. Н. Ельцин и И. С. Силаев лично. Это не было нечто навязанное союзным центром, это была целенаправленная политика уже суверенной республики, от которой пострадали рядовые сельские труженики.
В ответ село взяло на вооружение старую как мир, но от того не менее эффективную тактику: колхозы начали прятать зерно. Лучше, чем В. Коновалов, и не скажешь:
«Мы как-то просмотрели самую, пожалуй, массовую и повсеместную забастовку, о начале которой никто не объявлял, но и сигнала к отбою пока не слышно. Гигантскую акцию протеста вот уже долгое время ведут крестьяне всех республик. Очень так по-мужицки — молчком, но основательно, бескомпромиссно»39 .
Он очень правильно оценил это не просто как стихийные, само собой разумеющиеся действия, но и как саботаж, имеющий политический подтекст. Потому что там, где зерно не могли спрятать, его уничтожали. Уничтожали, лишь бы не досталось властям. Такого в России не было уже очень давно.
Интересный документ по этому поводу приводится в публикации «Российской газеты» за 25 октября 1991 года. В статье ссылаются на докладную записку генерального инспектора РСФСР (скорее всего, ошибка автора статьи, правильно «главный государственный инспектор») В. Махарадзе, которая была составлена по сообщениям представителей Президента из аграрных областей. Процитируем только часть:
«По сообщению из ряда областей там уничтожается хлеб. Зерно, находящееся на хранении, становится непригодным даже для животных. Проверка, проведённая специалистами Министерства заготовок РСФСР, установила факт порчи 3,5 тыс. тонн хлеба в Белгородской области. При этом со стороны местных органов власти предпринимается всё для сокрытия данного преступления. Комиссия для проверки фактов на месте сформирована не была, представитель прокуратуры на место проверки не прибыл.
В колхозе «Авангард» Навлицкого района Брянской области была предпринята попытка уничтожить 150 тонн хлеба. Система управления АПК остаётся жёстко централизованной — от Министерства сельского хозяйства и продовольствия РСФСР до районного звена. В органах управления на местах, как показывает проверка, проведённая представителями Президента (в частности, Челябинской области, Краснодарском крае и других), остаются первые секретари райкомов и другая партийная номенклатура.
Первые фермеры поставлены в тяжёлые условия, любые ростки самостоятельности пресекаются. Фермерам дают возможность что-то делать только под жёсткой опекой агропромовского руководства. Всё происходит на фоне того, что объём закупок на 30 сентября 1991 года по продналогу составил 46 процентов выполнения. В целом с учётом продналога и госзаказа закуплено на 11,5 миллиона тонн меньше, чем на ту же дату в прошлом году, хотя план закупок был уменьшен»40 .
Государство платило не только мало, но и с задержкой, что в условиях инфляции никуда не годилось41 : от момента сдачи зерна государству до момента траты полученных в итоге денег сумма могла порядком «похудеть» в реальном отношении.
Но куда в таком случае девали удержанное? Использовали для натурального обмена между самими хозяйствами, для продажи на свободном рынке (что в отсутствии развитой рыночной инфраструктуры было проблематично, но всё же возможно), внутреннего потребления, в конце концов:
«…сегодня многие хозяйства бойкотируют продналог, предпочитая съедать собранное зерно и казённое стадо»42 .
Всё, как в старые добрые времена. Только на этот раз, учитывая политические симпатии колхозного крестьянства, этот аграрный саботаж играл на стороне коммунистов и антиперестроечных сил.
Падение союзного правительство в августе 1991 года способствовало существенному ослаблению государственного аппарата, и это сделало возможным торг с властями. Сюда же прибавился распад единого экономического пространства, который снимал вопрос о зависимости колхозов и совхозов от государственного снабжения. Вот что будет, если не продать продукцию государству? Откажут в снабжении? Но у них его и так нет после того, как большинство предприятий единой производственной цепочки оказались в «ближнем зарубежье». Хозяйство разорится в рыночных условиях? А разве не разорится, продав? Это раньше разница цен между товарами промышленности и сельского хозяйства могла быть условной: будет Съезд партии — всем долги спишут. Теперь же старая проблема диспаритета заиграла новыми красками: цены на продукцию сельского хозяйства зафиксировали, а на товары промышленности — отпустят в начале следующего года. Невидимая рука рынка, конечно, всё решит, но зерно подавай по фиксированной государством цене!
Неудивительно, что, несмотря на все грозные декларации, госзаказ 1991 года стал наиболее провальным. Если советское государство более-менее справлялось с закупками, несмотря ни на что: валютой, натуральным бартером, централизованно меняя зерно на «дефицит»43 , — то в руках новой власти те же методы по началу не работали. В качестве бонуса к обретённому суверенитету Борис Ельцин первым «приветом от трудящихся села» получил отказ поставлять хлеб. Госзакупки по зерну был выполнены только на 51 %, и… это была самая успешная графа. Дальше — только хуже.
Дело было не в какой-нибудь засухе, ни при чём была и урожайность. Более того, тот же обозреватель отмечал, что в существовавших на тот момент экономических условиях держать зерно на собственном хранении было невыгодно. Всё дело было именно в крестьянском саботаже.
Параллельно с этим разворачивалась ситуация, хорошо знакомая каждому, кто интересовался историей Гражданской войны в России. В условиях отсутствия фактической «сцепки села с городом» стали утрачивать интерес к обмену не только непосредственные производители, но и регионы в целом. Местные власти начали стремительно закрывать границы для вывоза продовольствия.
Ситуацию, когда промышленность, парализованная цепочкой взаимных неплатежей, была не способна предложить коллективному «селу» что-либо, кроме недоделанных остовов техники, и так нельзя было назвать здоровой. С окончательным падением государственных структур Советского Союза и отстранением от власти КПСС треснул последний шов, сцепляющий двух этих контрагентов — сила партийного и государственного принуждения. Возник закономерный вопрос: а зачем нам, регионам, такая торговля? Да и торговля ли это вообще? Зачем вообще кормить соседей, если они не накормят нас?
Сохранение централизованных закупок в тех условиях лишь на бумаге звучало неплохо. Но никто уже реально не верил в то, что у государства есть деньги платить. А даже если найдутся, то на вновь зачатом рынке будет нечего на них купить. Обеспечить соответствующими материалами не могли даже в Советском Союзе, с его ресурсами. В том числе и административными. Вопросы обеспечения села материалами вращались вокруг вопросов распределения, но их корни были в производстве44 45 .
Сентябрь 1991 года — краевые власти Барнаула выставляют милицейские кордоны по административным границам области, досматривают железнодорожные грузы. Ищут запрещённые к вывозу картофель и овощи46 .
Октябрь 1991 года — в Краснодарском крае подписано постановление «О временном ограничении вывоза сельхозпродукции за пределы края и РСФСР»47 . Отряды различных силовых структур — МВД, КГБ и Вооруженных сил — установили круглосуточное дежурство на контрольно-пропускных постах, в аэропортах, на железнодорожных вокзалах. У выезжающих из региона ищут запрещённые к «экспорту» в остальную Россию товары: зерно, мясо, масло, сахар… Особый гротеск атмосфере развала придавал тот факт, что даже такие общесоюзные структуры, как армия и КГБ, предпочитали подчиняться местным властям, а не условному «Центру». А где он, этот Центр? А будет ли он существовать завтра? «Центр» такой постановкой вопроса был недоволен, но среагировал только в декабре, признав постановление недействительным48 .
С этой последней мерой связан, кстати, очень интересный случай. В декабре 1991 года вышел Указ Президента РФ, где одним из пунктов прямо воспрещалось любое ограничение свободного перемещения товаров и услуг по России. Лица, прибегавшие к подобным мерам, должны были нести должностную ответственность. Так вот, буквально на следующий день омский губернатор своим указом отменяет указ президента и грозит должностной ответственностью всем региональным чиновникам, которые распоряжение претендента будут выполнять, то есть способствовать свободному передвижению товаров и услуг к соседним областям. Продолжалась эта позиционная война два месяца и закончилась поражением губернатора, на которого давили полномочный представитель президента в регионе и прокурор49 .
Ноябрь 1991 года — в Ставропольском крае организованы контрольно-пропускные пункты и подвижные посты милиции, призванные ограничить вывоз сельскохозяйственной продукции и продовольственных товаров за пределы региона50 .
Были и менее радикальные шаги, преследующие всё ту же цель — не допустить перекачивания продовольственных ресурсов в соседние регионы. Это было, например, повышение закупочных цен на региональном уровне. Правда, в таком случае эффект достигался не милицейскими кордонами, а превращением еды в дорогое удовольствие: желающих вывозить её становилось много меньше, но значительная часть населения перемещалась за черту бедности51 . Но в таком случае «более дешёвым» становился уже соседний регион, потоки контрабанды перенаправлялись… Такая «таможенная война» истощала прежде всего реальные доходы населения.
В Москве всё, как водится, было не так, как в России. Здесь подобные кордоны были организованы в 1992 году по большей части для обеспечения беспрепятственного ввоза и охраны грузов. Впрочем, они работали и на недопущение вывоза продовольственной продукции из города52 : тот самый случай, когда другим регионам запретили, но опыт взяли на вооружение.
Все эти потрясения были столь мощными, что оставили свой след в демографии. Пусть и небольшой, но сам по себе факт показателен. Не всякое историческое событие обладает столь глубоким влиянием. В современной и достаточно урбанизированной стране второго мира внезапно началась… Деурбанизация. Да не такая, как в первом мире, когда люди из города переселяются в пригород ради качества жизни и социального статуса, а в духе социальных потрясений начала XX века: горожане начали бежать в сельскую местность, потому что там легче выжить53 . Правда, не вся статистика складывается из переезда конкретных лиц. Свою роль сыграло стремление ряда городских поселений получить статус села ради льгот.
Нужно отметить ещё кое-что в особенностях экономического федерализма того периода. Когда в 1990 году впервые за почти 70-летний период был осуществлён возврат к обязательному продналогу, регионы начали стремительно «объедать» республиканский центр, оставляя некоторую величину в своём распоряжении. По-видимому, это было своего рода платой за то, что они обеспечивали меры по соблюдению обязательности продналога, озвучивать которые отказывались в разговоре с журналистами большие министры54 . Тут есть потенциальное поле для исследования. Как же удавалось без винтовки наперевес, но при этом и без всякого экономического стимулирования изымать зерно?
В каком-то смысле можно трактовать как победу регионов тот факт, что, вопреки вышеупомянутому Указу Президента РФ, российский Совмин в конце 1991 года параллельно с разработкой плана рыночных реформ (это придает происходящему оттенок сюрреализма) предписывает облисполкомам вручную, путём лицензирования, контролировать вывоз продовольствия за пределы субъекта55 . Не «планового», собранного по продналогу, а «свободного». Плановые колхозы хотят выйти на рынок, рыночное государство загоняет колхозы в план…
Журналист «Известий» сокрушался:
«За многие десятилетия государство привыкло всё, что нужно, брать у колхозов-совхозов силой. Если не силой приказа, то через грабительские цены или неэквивалентный обмен. Результат известный. Не повторяем ли старое, обрядив в псевдорыночную одёжку?»56 .
Тем не менее, в своём сочувствии к селянину этот автор оказался одинок. Большинство из них встали на позицию Елены Токаревой, которая взялась комментировать Псковскую забастовку аграриев следующими словами:
«Беспрецедентный случай. Банкроты, чьи хозяйства полностью находятся в долгу у государства, вдруг вообразили, что у них есть право выставлять экономические требования…»57
Да кто же их туда загнал?!
Предположим, что в этом виноваты все 70 лет советской власти. Прекрасно. Но в начале девяностых был реальный шанс сделать подавляющее большинство колхозов и совхозов прибыльными, и этот шаг обошёлся бы правительству в цену машинописных листов, на которых был бы написан соответствующий закон: достаточно было отменить любые государственные интервенции в эту область и освободить цены на продовольствие. Но иллюзии свободного рынка отступили перед вполне осязаемыми последствиями этого решения: цены стали бы такими, что простая смена правительства власть бы уже не спасла.
Свободный рынок был желанен для производителя, но чрезвычайно дорог для потребителя. Правительство реформаторов, пусть оно и имело огромный кредит доверия, не хотело этот кредит разбазаривать. Дорогой хлеб этому не способствовал.
Можно было бы компенсировать расходы потребителя из бюджета на стадии закупок, как бы уплатив производителю часть суммы за конечного покупателя. Можно было пойти с другого конца и просто раздать деньги непосредственным потребителям, что имеет свои плюсы и минусы. Но эти средства нужны были на реформы. А потому оставался наиболее удобный и доступный вариант: просто изъять хлеб из колхозов административными методами.
Даже отъявленным романтикам рыночных отношений было очевидно, что отмена госзакупок не приведёт к тому, что «невидимая рука рынка» всё исправит сама. Методы плановой экономики в отношении сельхозпроизводителей обуславливались самой нестабильностью денежного обращения. Как отмечали зарубежные эксперты, только в случае устранения этой нестабильности отпуск цен на сельхозпродукцию приведёт к их установлению на приемлемом уровне между текущими государственными и рыночными ценами. Эти две цены, в свою очередь, являли собой две недопустимые крайности58 . Я просто напомню: 200 рублей за тонну и 1200.
Либеральные журналисты вынуждены были уступать, видя в плановом регулировании единственное спасение для населения:
«Я, в отличие от моих коллег из радикальных изданий, не могу с уверенностью осуждать российское правительство за старомодное стремление ввести продналог на зерно, ибо у всех нас перед глазами интересный феномен так называемых свободных цен на плодоовощную продукцию. Сегодня все города Союза завалены дынями и арбузами по свободным ценам, которые превышают прошлогодние в десять раз. Продукция по причине недоступности основной массе населения гниёт, впрочем, и качество её большей частью отвратительно — содержание нитратов превышает все допустимые нормы. Но цены не снижаются…»59
Можно, конечно же, кивать на бывший союзный центр. Но разве не ради самостоятельной политики руководство России объявило о своём суверенитете в 1990 году? А за такую политику нужно нести ответственность.
Сам Виктор Хлыстун отвечал в интервью «Московским новостям» от 27 октября 1991:
«Вклад фермерских хозяйств сейчас составляет 1-2 проц. от всей производимой агросектором продукции»60 .
На том же развороте, но другая врезка: в 1991 году фермерам выделили 1 млрд рублей, в 1992, мол, дадут 10 млрд. Правда, столько по итогу не нашли: дали 6,5 млрд61 .
Вот так и жили: финансировали фермерство, потому что они друзья, хоть и неэффективные — и одновременно давили на политически враждебные колхозы, хоть они и были основным производителем. Это одна сторона новой аграрной политики.
А другая — декларировать приверженность рынку, возвращаясь к методам выкачивания ресурсов из села, скорее характерным для 1930-х. Так тоже можно. А вот колхозникам шантажировать государство тем, что если посевная не будет обеспечена топливом и техникой, то и посевные площади будут сокращены — нельзя!62
Уничтожение колхозника как класса
«Аграрные забастовочные комитеты» в советско-российской деревне упоминаются в прессе только вскользь, в основном в штрейкбрехерских статьях. Это, по-видимому, означает их исключительно местное, локальное значение. По крайней мере на период 1991 года. Более массовой волна аграрных забастовок станет в следующем году, и об этом мы тоже постараемся рассказать позже. А пока — небольшая предыстория.
Не без участия прокоммунистических структур63 стихийный протест хозяйств стал достаточно быстро принимать организованные формы. Например, в мае 1991 года 600 колхозников в Курганской области провели предупредительную двухчасовую забастовку, выражая несогласие с решением местного суда, который всё-таки отнял у коллективного хозяйства часть земли в пользу новоявленных фермеров64 . При этом хоть земля и была отнята, но план остался прежним. Автор статьи — между прочим, не какой-то низкопробный журналист, а Министр юстиции РСФСР Н. Федоров — со страниц «Известий» угрожает участникам и организаторам уголовным преследованием. Половину текста он посвящает нотациям о том, что всякий, попытавшийся оспорить решение нового, демократического суда — большевик, которого должно судить. С кемеровскими шахтёрами так не разговаривали… По крайней мере, до тех пор, пока они были нужны.
В 1991 году был и ряд случаев, когда колхозы выдвигали требование поднять закупочные цены и улучшить материально-техническое обеспечение. В противном случае бастующие угрожали отказать государству в выполнении госзаказа и искать пути к самостоятельному сбыту произведенной продукции по рыночным ценам. Само собой, что потом эти акции объявлялись «…предвестниками августовского путча»65 . Учитывая степень демонизации ГКЧП на момент публикации, в тех условиях это было чуть ли не сродни «врагам народа».
В августе 1991 года в Омске аграрный стачком требовал разрешить реализацию сельскохозяйственной продукции, изготовленной сверх продналога, по рыночным ценам66 , иначе предприятия угрожали прекратить поставки в союзный и республиканский фонды. Хорошая реплика с собрания бастующих:
«Если шахтёры поставили на колени металлургию, то крестьяне поставят на колени всю страну»67 .
Или вот вам ещё одна штрейкбрехерская статья под умилительным названием «Бастовать собрался, а рожь сей!». В ней автор с таким упоением расписывает успехи весеннего сева по всей стране (кроме «мятежных» южных областей РСФСР), что впору вырезать и вклеивать в аналогичный выпуск за 1975 год. А что до забастовок?
«Угрозы и ультиматумы — это неумные и недальновидные политические игры управленческой агропромовской «верхушки». А крестьянам бастовать некогда»68 .
Самое забавное, что статья о том, что с посевной по тем же овощам и картофелю в РСФСР всё неблагополучно, причём прежде всего из-за отсутствия снабжения деревни из городов, вышла на первой полосе в следующем же номере69 . Но без каких-либо политических выводов, конечно же.
Вот ещё из той же оперы:
«Для нихКоммунистов — В. П. стачком — прекрасная ширма, за которой можно не просто бюро обкома спрятать, но и хоть подпольный обком партииНа момент публикации КПСС уже была вне закона — В. П.. И оттуда, из подполья, бить по зубам и фермеров, и сельских предпринимателей, да и меня, председателя облисполкома, тоже»70 .
Ещё один фрагмент из того же материала:
«Мы должны наконец понять, что предпринимателю Шойхету и его партнёрам — как настоящим, так и будущим — нужны не стачкомы, а свобода».
Вот как «Российская газета» среагировала на образование отделения Аграрного Союза в Смоленской области и его угрозы объявить стачку:
«Вот какой „кулак“ приготовили смоленские партаппаратчики. Кого же призывает бойкотировать первый секретарь? Городского рабочего, служащего — бывшего крестьянина? Он, что ли, назначает цены на комбайны и бензин? С него ли драть три шкуры? Или грозные призывы партаппаратчиков к бойкоту голодных российских городов…»71
Мог ли автор писать в таких тонах о бастующих шахтёрах, призывающих голосовать за Б. Н. Ельцина? «Эти манкурты, оставляющие без угля простого сельского труженика…» Или о польской «Солидарности»? Да такая статья не прошла бы с порога.
Это не журналистика. Это пропаганда. Не то чтобы пропаганда — сама по себе что-то плохое, но вещи надо называть своими именами. И когда ваша газета обслуживает конкретную депутатскую фракцию Верховного совета и движение «Демократическая Россия», не должно на ней быть написано «Издание Верховного Совета России». Не надо.
Кстати говоря, сохранились свидетельства об угрозах со стороны аграрных стачкомов бастующему шахтёрскому пролетариату72 .
Тут надо отвлечься, чтобы заметить: буржуазия в принципе довольно малочисленна. Такова неотъемлемая специфика этого класса: в силу самого своего объективного производственного положения, особенно в современном мире с его централизацией, буржуа не может быть много по отношению к остальной массе населения. Это всегда заставляет их действовать чужими руками. Так было во все времена, от ранних буржуазных революций до польской «Солидарности». Вот только второе, в отличие от первого, мало изучено «сверху», в плане механизмов сцепки, и совсем не изучено снизу, в плане раскола внутри самого рабочего класса.
Раз уж отвлеклись, заодно обращу внимание на подлог, допущенный автором статьи «Продовольственный бойкот»:
«40 % фондов общественного потребления молока и 30 % мяса дают маленькие, очень личные, основанные на ручном труде подсобные хозяйства граждан. Вот они-то и снабжают рынок и магазины потребительской кооперации. Так кого же защищать? Кому обеспечивать режим наибольшего благоприятствования?»73 .
Явно не фермерам. Это не ошибка, а именно что подлог: нельзя смешивать фермерское и подсобное хозяйство только по той причине, что и то, и то «частное». Регулярный автор Российской газеты по вопросам сельского хозяйства не мог не понимать разницы. Но ещё более возмутительно в этом смешении то, что существование подсобных хозяйств прямо, непосредственно было связано с благосостоянием тех колхозов и совхозов, где трудились их владельцы. Комбикорма, техника, семена — всё это подаренное, купленное или, чего уж там лукавить, украденное у родного предприятия. Нет колхоза — нет подсобного хозяйства. Можно забыть. Об этом писали в то время даже либеральные экономисты74 . Даже само правительство, как мы убедились в начале материала, прекрасно знало истинную цену и фермерам, и подсобникам, даже не рассчитывая получить с них сколько-нибудь ощутимые поставки по продналогу.
Вот ещё кое-что об эффективности подсобников:
«Сомнения вызывает ещё один достаточно известный аргумент: маленький островок получастной собственности под названием личное подсобное хозяйство, занимая три процента российской земли, обгоняет огромный общественный сектор по производительности и эффективности. Если не относиться к этому утверждению как к “символу веры”, а покопаться в статистике, то придётся признать обратное: эффективность производства основных сельскохозяйственных культур (зерновых, масличных, сахарной свеклы), животноводства на подворьях ниже, чем в колхозах и совхозах, как бы неожиданно это ни звучало. Лишь те сельскохозяйственные культуры, которые требуют значительного ручного труда (ягоды, овощи, плоды, фрукты) дают в личном подсобном хозяйстве более высокую эффективность производства в расчёте на единицу площади»75 .
Но вернёмся к теме.
Ещё одна аграрная стачка произошла в Псковской области в марте 1991 года76 . Помимо описания региональной специфики, в статье чётко указано:
- Зарплаты работников всех остальных отраслей индексируются, а труд селянина все так же безмерно дешёв. Бастующие требуют повышения зарплат.
- С 1 января 1991 выросли цены на все виды товаров и услуг, необходимых селу: на технику, на горючее, на услуги хранения и переработки продукции со стороны предприятий АПК, в то время как государство хочет покупать хлеб по старым ценам. Бастующие требуют поднять и закупочные цены.
- Также бастующие требовали компенсировать скачки цен пенсионерам и инвалидам, чья трудовая деятельность была связана с сельским хозяйством.
- По решению властей, которые пока ещё регулируют ценообразование директивно, продукты питания в сёлах до сих пор стоят дороже, чем в городах. Бастующие требуют прекратить дискриминацию и ввести единые цены для села и города.
Неизвестно, чем кончилась забастовка, но удалось найти упоминание о том, что в июне 1991 года в Псковской области были введены карточки, причём именно для сельского населения77 : город по-прежнему снабжали лучше. Это косвенно свидетельствует о том, что проблема, поднятая бастующими, действительно была серьёзной.
Вот вам на фоне этого ещё одна убийственная характеристика:
«Государственные сельхозпредприятия в данной ситуации ведут себя подобно кулакам сталинского времениРоссийская газета! 1991 год! Неделя после подавления ГКЧП! — В. П., придерживая хлеб и время от времени ставя ультиматумы структурам власти»78 .
Воистину, выражение «кулацкий колхоз» приобретает буквальный смысл. Действительно, чего же это псковские колхозники-кулаки, живущие на 400 граммов хлеба в день по карточкам, решительно негодуют?!
Из этого же текста:
«Сегодня на вопрос „что делать с зерном?“ ответ может выйти очень жёсткий — зерно, видимо, придётся вытрясатьКогда «Российская газета» и «Правда» перепутали методички… За 1932 год примерно. — В. П. из колхозов и совхозов. Конечно, не с помощью вооруженных отрядов. А методами сугубо экономическими. Надо признать, что, несмотря на монополизм АПК как производителя, зерно ему не принадлежитО как! — В. П.. Это продукт общенародныйРынок! они строят рынок! — В. П., произведённый на технике, ГСМ и прочем материале, полученном по госпоставкам, убранный с помощью горожан и солдат… Есть идеи жёсткие: к примеру, те хозяйства, которые не пожелают выполнять продовольственный налог, будут насильственно приватизированыЧего? Это как поместье с «душами» раньше продавали? или это как расстрел, только «методами сугубо экономическими»? — В. П., то есть из казённых предприятий системы АПК превращены в ассоциации свободных производителей по соответствующему Земельному кодексу республики».
Вынуждены извиниться перед читателем за перегруженность цитаты комментированием, но удержаться просто невозможно. Одна только приватизация как средство наказания чего стоит. Тем не менее, остановимся, пока цепочкой таких размышлений автор от общественного характера труда и частного характера присвоения не пришла к идее общественной собственности на средства производства, а то опять какая-то аграрная программа КПСС получится.
На подобные акции со стороны отдельных хозяйств, как и на прокоммунистические выступления депутатов-аграрников в Верховном Совете, власти отвечали «взаимностью». В декабре 1991 года было объявлено, что колхозы и совхозы имеют не более 3 месяцев в запасе, чтобы определить свою дальнейшую судьбу79 . Причём Министр сельского хозяйства сам отмечал, что на местах эту меру воспринимают как политическую кампанию по типу 1930-х годов, только вывернутую наизнанку — этакую насильственную «деколлективизацию».
Нет, хозяйствам предоставляется выбор в определении будущей формы собственности. Можно ничего не менять. Но правительство прямо считает такое решение «неправильным». К слову, в одной из своих последних прижизненных статей видный историк-аграрник В. П. Данилов прямо указывал, что эта временная уступка была вызвана, а затем и продлена именно нарастающей волной протестов снизу. Это к вопросу о значении происходивших аграрных стачек.
Но такая свобода была предоставлена только доходным хозяйствам: за убыточные должно было решать государство. Благо министр сам называет их число: 2 600 хозяйств на конец 1991 года. Это каждое десятое на территории России. Для них вопрос о добровольности снимается сам собой.
Само собой, вследствие политики госзакупок, принятой уже при Б. Н. Ельцине, шансов на уменьшение этого числа нет, напротив, оно будет только расти. Потому что нельзя сдавать государству зерно по 200 рублей за одну тонну, а потом, после отпуска цен 1 января 1992 года, иметь достаточно денег на новую посевную.
В. Н. Хлыстун сделал оговорку: министерство, мол, учтёт тот факт, что не все хозяйства оказались на грани разорения по своей воле, но без конкретики. Только на конференции 17 января 1992 в вопросе была поставлена точка. Все убыточные хозяйства обязаны расформироваться в 3 месяца — и точка80 .
Теперь я просто процитирую здесь «Российскую газету» за 25 января 1991 года:
«… никто не собирается волевым методом распускать нерентабельные совхозы… Но смоленским бюрократам от земли приятнее рисовать российское правительство как монстров большевизма, которые придут, отнимут, заставят и прочее»81 .
А вот высказывание самого В. Н. Хлыстуна в марте того же года:
«…не можем же мы заставить людей выходить из колхозов вопреки их собственной воле»82 .
Неловко как-то получилось, согласитесь.
Ещё хотелось бы отметить, что в документах тех лет разницы между колхозами и совхозами практически не проводится. То есть, когда мы говорим о свободной коммерческой деятельности после уплаты продналога или праве на «самоопределение» в плане формы собственности, это касается и совхозов. Но, скорее всего, так было только на бумаге: де-факто государство их не считало за независимого контрагента. И если приватизация промышленных предприятий воспринималась как само собой разумеющийся процесс, то попытки тех же совхозов действовать как самостоятельные экономические единицы пресекались83 .
Чем это было страшно? В чём вообще трагедия роспуска колхозов? А трагедия в том, что хозяйства были доведены до состояния банкротства. Даже если предположить, что новые власти лишь унаследовали уже сотворённое, то, облагая коллективные предприятия продналогом и госзакупкой по ценам ниже себестоимости, да ещё в нестабильных рыночных условиях, добра колхозам они явно не делали.
И вот, когда хозяйство в долгах как в шелках, Минсельхоз объявляет, цитирую:
«…каждый член колхоза и работник колхоза имеет право на долю стоимости производственных фондов, за вычетом сумм непогашенных долгосрочных кредитов и стоимости фондов, созданных за счет бюджетных средств»84 .
Даже журналистка провластной «Российской газеты» в недоумении. Ведь в колхозе много чего бюджетного, помимо дорог и фонарных столбов: жильё, например, иногда техника и помещения. И, само собой, в колхозах большие долги. Списанные в последний раз Верховным Советом РСФСР 23 миллиарда — капля в море. Крестьянам, потерявшим колхоз, ничего не останется!
Министр тогда ответил: да, так и есть, имущественного пая от колхозов селянин скорее всего не получит, только землю. Мы же заметим, что даже «голую» землю — и то не всю отдали! Местные власти получили право произвольно «отрезать» у колхозов и совхозов участки в свою пользу и для распределения новым землевладельцам. Справедливости ради, ни один из видов землепользователей не был защищён: фиксировались и необоснованные случаи отказа фермерам в выделении заброшенных земель, и отрезание у прибыльных колхозов и совхозов лучшей земли85 . Потому после «освобождения» колхознику была прямая дорога в кабалу, брать кредит. Либо, как вариант, застенчиво сжимая шапку, идти на поклон к новым хозяевам некогда коллективной/государственной собственности. По мнению журналистки «Российской газеты», всё это… нечестно.
А мы бы сказали, что это грабёж. Это не фермеризация, не создание «среднего класса» на селе, это массовая пролетаризация населения в худшем смысле этого слова. Никаким фермерским, американским путём развития сельского хозяйства такой подход обернуться не мог.
В этом же обращении Виктор Хлыстун объявил, что существенно изменяется система отношений между государством и хозяйствами. Продналог и госзакупки будут отменены, вместо них будет введена система контрактации.
В чем её суть? Между государством и сельскохозяйственным предприятием заключается договор об обязательном сбыте продукции. Колхоз государству в обязательном порядке должен 25 % со всей продукции земледелия, 40 % продукции животноводства, кроме мяса и молока (из последнего нужно сдать 50 % от полученного в данный год). Фермерам, кстати, опять льготы: они обязаны сдать государству каждого вида продукции по 25 %. Впрочем, на этот раз они хотя бы охвачены этой системой. Учитывая их ничтожный вес в производстве, этот ход был скорее политическим. Самих фермеров факт «не оброка, а гарантированного сбыта» почему-то не обрадовал от слова совсем86 . То, что производится сверх плана, по закону стало можно сбыть государству уже на условиях добровольной, а не принудительной контрактации, или же выставить на рынок. Этим колхоз распоряжается сам.
Ключевым отличием этих принудительных поставок от предыдущих было то, что контрактация должна была учитывать рыночную цену в каждый данный период времени. То есть закупка, осуществляемая в ноябре, должна была и идти по ценам ноября. На деле так не будет, но в конце 1991 года звучало красиво.
Как это не обзывай, но это все равно не есть свободное распоряжение своей продукцией. Нужно заметить, что принудительная закупка зерновых все же будет поднята с 20 % до 35 % в середине 1992 года87 . И, так как «рыночную цену» будет на деле устанавливать само государство, в прессе контрактацию всё равно продолжили называть продналогом88 .
Тогда же В. Н. Хлыстуном было анонсировано ещё одно изменение. В связи с тем, что земельные комиссии при местных советах де-факто саботируют реформу, отказываясь проводить выделение частников, этим теперь займутся государственные органы своим волевым решением.
Оценить этот шаг сложно. В исследованных мной источниках, оценка противостояния между земельными комитетами и местной администрацией разнится вплоть до диаметральных противоположностей. То земельные комитеты оказываются рассадниками коррупции и партбюрократии, саботирующими земельную реформу, то, напротив, партбюрократия из местных администраций давит на неподкупные земельные комитеты, честно проводящие политику президента. Этот вопрос ещё ждёт своего исследователя.
«Угроза голода» и роль международной помощи
Есть ещё одна расхожая байка, которая родилась, по-видимому, уже в более позднее время: стране якобы угрожал голод, потому что поля не сеяны и в Советском Союзе просто не хватало продовольствия, чтобы прокормить население. Вспоминание этого тезиса обычно призвано показать всю мнимую убогость колхозно-совхозной системы, которая, мол, даже на самой плодородной земле ничего не могла вырастить.
На деле вопрос о продовольственной безопасности страны в начале 1990-х годов ещё ждет разностороннего исследования. Global Hunger Index появился только в 2006 и ретроспективно вывел индекс для нашей страны только для 1997 года на уровне 3.8089 .
Чтобы вы понимали, о чём речь, в 1997 индекс глобального голода в России был 3.80, в 2003 — 2.93, и всё это очень и очень хорошо: в 2003 году Россия находилась 13 месте по обеспеченности продовольствием из 119 стран рейтинга. К 2019 году наша страна «отъехала» на 22 место, её индекс составил 5.8 пунктов90 . Но даже это абсолютно несущественная подвижка, потому что, согласно методологии составления, всё, что ниже 9.9 пунктов, считается хорошей обеспеченностью населения едой.
Держим в уме эти данные и обращаемся к данным United States Department of Agriculture — я надеюсь, ни у кого не возникнет претензий к источнику. В 1999 году, когда наша страна была на подъёме к тому самому уровню 2003 года, средняя калорийность питания в России была на 3% меньше (!), чем в 1992 году (2 880 ккал против 2 940 ккал) при минимальной норме в 1 970 ккал, установленном для данной местности Продовольственной и сельскохозяйственной организацией ООН 91 . Конечно же, формальное количество калорий еще не говорит о качестве этого питания, влиянии социального неравенства и т.д. Тут спору нет: эти голые цифры — ещё не всё. Но одно они показывают точно: это не голод. Можно, конечно, попытаться найти старые данные FAO (Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН), — для этого надо поднимать архивы, так как на их официальном сайте статистика для России идёт в лучшем случае с 1999 года, — но откровением они наверняка не станут.
Попытки доказательства голода в России рубежа 80–90-х — поиск того, чего нет.
Тем временем, «угроза» голода — по-настоящему знаковая политическая «пугалка» того периода92 93 , которую в равной степени использовали и демократы, и коммунисты. Одни уверяли, что голод нас накроет, если не дадим АККОР миллиард. Смешно, конечно, но в те времена это говорили вполне серьёзно. Другие уверяли, что голод Россию накроет, если колхозам не отпустят по льготным ценам солярку. Это было ближе к истине, но не намного.
На самом деле дефицит продовольствия в СССР, если верить выкладкам современников, вообще мало связывали с таким понятием, как «урожайность». Она была неизменно высокой. В конце 1991 года валовой сбор зерна, по оценкам специалистов, составил около 180 миллионов тонн94 . Это было на 24 % меньше, чем в предыдущем году. Учитывая тот факт, что и 1990 год — не лучший в советской истории, похоже на повод для паники. Но на деле паника тут беспочвенна: урожай 1990 года был чуть ли не рекордным за всю историю страны, а 180 млн тонн зерна — это столько же, сколько производилось на тот момент во всех странах ЕЭС вместе взятых. Другие называли цифру итогового урожая 1991 года в 165 млн тонн95 . Но даже если и так, нормальным среднегодовым сбором в первой половине 80-х годов была цифра в районе 160 млн тонн. Узкое место находилось в иных сферах - в технической оснащенности и системе снабжения.
Не всё выращенное попадало в магазины и на стол гражданам. Часть зерна сгнила в поле в силу недостаточной технической вооруженности предприятий: сломанных комбайнов, не заводящихся машин и т. д. Сгнило немало — 20-25 миллионов тонн на 1991 год96 .
Однако проблема в девяносто первом не появилась, а всего лишь обострилась. Критикам советской системы на самом деле было за что ухватиться, объективно проблема была: мы вынуждены были покупать зерно из-за рубежа, просто потому что не могли навести порядок в низовых хозяйствах, отремонтировать сломанное, произвести недостающее… Свой хлеб гнил, а мы его покупали в Канаде. Так, по информации из той же статьи, в СССР было завезено из-за границы 20 миллионов тонн зерна даже в рекордном 1990-м.
А если бы промышленность могла дать 400–450 тысяч новейших по тем временам комбайнов «Дон», то это позволило бы решить часть проблем, просто потому что убирали бы в срок. Вдобавок переход на производство этих машин сулил огромную экономию: минус 400 тысяч механизаторов по всей стране, минус 2,4 миллиона тонн металла, экономия 70 тысяч тонн резины… Но такого количества так и не появилось. Да в тех условиях их уже было и невозможно произвести. С этим попросту опоздали.
Да и зачем это было в годы застоя, когда дождь из нефтедолларов позволял не решать ни одну из проблем, а просто взять и купить за рубежом? Никто не думал не то что о коммунистическом будущем, но и о будущем вообще.
А ведь теряли не только здесь! Ещё один такой импорт, то есть ещё 20-25 миллионов тонн, теряли при производстве комбикормов по устаревшим технологиям и на устаревшем оборудовании, которое давно уже «надёжно обеспечивало» не современные корма, а бешеный перерасход зерна при производстве97 .
И, несмотря на всё это, в 1991 году в уже бывшем СССР было произведено молока в 1,5 раза больше, чем в США, а картофеля — в 2-3 раза больше, чем в Америке98 . Более того, урожай картофеля в 1990 году был настолько большим, а он сам был настолько дёшев и доступен (10 копеек за килограмм!), что он, уже собранный, горами гнил у полей по всей стране. Просто закончились складские площади для его хранения. Да и не хотела его торговля: раз он такой дешёвый — только цену им сбивать.
Даже этот урожай в долгосрочной перспективе обернулся бедствием99 . Сам собой назревает ответ на вопрос: как же можно быть с зерном, но без хлеба?
Один из экспертов на странице «Независимой газеты» высказался кратко и верно:
«Нашему продовольственному обеспечению угрожает не столько спад в сельскохозяйственном производстве, сколько нарастающий развал государственной системы заготовок и распад межреспубликанских связей в агропромышленной сфере»100 .
В точку.
У Жореса Медведева это же описано куда более красочно:
«Советский Союз к концу 1980-х годов вышел на западноевропейский уровень по производству зерна, мяса, молока и яиц на одного человека. <…> Но этот объём просто не доходил до потребителя. Зерно терялось при уборке из-за плохих комбайнов, недостатка зерносушилок и другой техники, при транспортировке из-за неприспособленных грузовиков, в основном мобилизованных военных мотобатальонов, и на железной дороге. Плохие картофелеуборочные машины повреждают клубни, и почти 50% запасенного картофеля и овощей сгнивает каждый год на городских овощехранилищах. Переработка продовольственного сырья пищевой промышленностью ведётся всё ещё на техническом уровне 1950-х годов. Наконец, в городах просто не хватает торговых площадей…»101
Именно развал этой системы угрожал россиянам. Что касается урожаев, то они, как и раньше, были на вполне приемлемом уровне, а урожай 1990 года — вообще будто бы в насмешку рекордным. Финансовая же проблема была в том, что в 1990 году госзаказ на зерно составлял 85 млн тонн, а реальные госзакупки — всего 67,8 млн тонн. Государство просто переоценило свои возможности и не смогло скупить всё, что заказало.
В конце 1991 года уже новое государство объявило, что сможет купить у производителей не более 42-43 миллионов тонн зерна. Это было уже на 40 процентов меньше, чем в советское время. Причём из этих 40 с лишним миллионов тонн непосредственно на хлеб планировалось пустить не более 20 миллионов. Это уже по-настоящему мало. В стабильные советские годы на эти цели расходовалось в два раза больше102 103 . О централизованных государственных закупках фуража для животноводства и птицеводства при таких объёмах речи вообще не идёт.
Выходит, можно сидеть почти на 200 миллионах тонн зерна, но не иметь финансов, чтобы запустить экономический цикл. Поэтому реверансы вроде «государственной сельхозпродукции в последнее время только и хватает, чтобы обеспечить столовые так называемых бюджетных организаций…»104 — это, скажем так, не совсем корректная формулировка. Государственной сельхозпродукции (фермеры, напомним, дают 1 % всего производимого, а подсобники без колхоза не живут) как таковой более сотни миллионов тонн. Вот только у страны нет денег, чтобы её купить, и желающих её продавать тоже не находится. Вот в этом плане «государственной» продукции в самом деле нет.
Кто-то может спросить об импорте и задаст весьма интересный вопрос: зачем завозить продовольствие и получать гуманитарную помощь, если и своего в достатке? Ответ прост: своё обходится дороже импортного даже с учётом того, что благодаря колхозной системе своё обходится задарма. Импорт и получение помощи были способами ухода от проблем с внутренним производителем. Особенно двусмысленной делает данную ситуацию тот факт, что «колхозные генералы» были сторонниками свергнутой КПСС. Режим благоприятствования собственному производителю означал, по сути, финансовую поддержку своих политических противников.
Собственно, что это я? Можно ведь и более простыми словами:
«Думается, что особенно плодотворной в данной ситуации ажиотажа с хлебом была бы возможность наводнить рынок страны продовольственными товарами из стран Восточной Европы, например, из Польши, а также из Китая, если, конечно, не помешают это сделать идиотские таможенные налогиЭкие они дурацкие! Извините, просто стиль такой, что нельзя удержаться. Ведущая правительственная газета страны! — В. П., введённые особо умными союзными структурами. Приток более качественного продовольствия из стран, которые им затоварены, позволит в отсутствие конкурента внутри страны показать нашему слабому производителю — АПК, что в его услугах не очень-то нуждаются»105 .
В 1992 году это было самое милое дело. Животноводство стало нерентабельно, скот начали массово забивать. Но магазины были забиты мясом по гуманитарной помощи, а российское мясо, которым были завалены все мясокомбинаты страны, просто сжигали в крематориях106 . Это же намного эффективнее, чем Госплан, верно?
На дальней дистанции уничтожение животноводства поможет российскому правительству существенно облегчить ситуацию с зерном. Если не надо тратить его на производство комбикормов, то, само собой, сырья станет больше. Но всё это чревато изменением структуры питания в худшую сторону за счет сокращения потребления продуктов животного происхождения, что в итоге и получилось107 . Было ли это изобилием в сравнении с худшими годами советской власти? Да. Но нельзя забывать, что всё это был путь «дешёвого» изобилия, изобилия при нищете108 .
Вот для чего спали и видели и гуманитарную помощь, и импорт. Не потому что на советской земле колос не родится, а потому что было надо «наказать» производителя, «наказать» прокоммунистических аграрников.
Грозить городу из села — возмутительно! Против кого бастуют, против своих же?! А разорять целую отрасль, в которой заняты миллионы рабочих рук?.. Уходя от эмоций, можно констатировать: если колхозы шли на стачки, то такие действия правительства — это самый настоящий «локаут».
Тому факту, что с отечественным сельхозпроизводителем в начале 1990-х вообще кто-то стал договариваться, способствовало несколько факторов.
Во-первых, начало 1990-х — время резкого падения посевных площадей в США и Канаде109 , традиционных уже экспортеров зерна в СССР. Это означало рост цен на зерно. «Экспортхлеб» в лице председателя Олега Климова увещевал: договаривайтесь с производителями в стране, на внешний рынок надеяться не приходится110 . Сокращение сельскохозяйственного производства в тот период накрыло и формирующийся Европейский Союз, что лишало страну возможности просто сменить торгового партнера111 . И этот рост цен не остановился в 1991 году. Он становился всё масштабнее, так как подпитывался огромным спросом стран СНГ112 . Соответственно, зерно становилось всё менее доступным.
Во-вторых, валютные запасы страны были уже истощены за годы перестройки. Долги были огромными, и торговые партнеры смотрели на Россию с недоверием (в отличие от Советского Союза, чья платежеспособность даже в тяжелой ситуации редко ставилась под сомнение). Вытрясти из своих впервые за долгое время стало просто реальнее. Им ведь можно платить не настоящими деньгами, а в рублях. И потому тот факт, что импорт продовольствия в 1991 году сократился почти вдвое113 , вряд ли можно считать поводом для радости. Это означало более серьёзный нажим на внутреннего производителя, потому что от импорта отказывались не в силу благосостояния, а во имя экономии.
В-третьих, уже существовало межреспубликанское соглашение о продовольствии (временно действовавшее до окончательного размежевания республик бывшего СССР), которое затрагивало в том числе и вопросы импорта в сторону его ограничения. Гибель союзного центра и зарождение новых государств создали проблемы для многих экспортёров в бывший Союз, которые ещё ориентировались на единого контрагента и с опаской смотрели на новоявленные субъекты международного права. До тех пор, пока не был окончательно решён вопрос «размежевания», всякий импорт продовольствия в политический смерч, образовавшийся на месте бывшего СССР, был общим114 . Это, пусть и совсем ненадолго, всё же исключало получение адресной помощи для той же России или Украины по отдельности.
В завершение сделаем важную оговорку.
Стоит учесть, что показатели девяносто первого года, приведённые в статье — это цифры в масштабах СССР. Без остального Союза у России успехи были много, много скромнее. Валовой сбор РСФСР со всеми потерями составлял 95 миллионов тонн зерна115 . В своем стремлении расчленить единое государство и выделить свою вотчину российское руководство не могло этого не понимать.
Впрочем, и это относительно. Сравнивая с остальными республиками бывшего Союза, Россия была обеспечена зерном хуже, чем Казахстан, который единственный был способен ещё и на экспорт, но лучше, чем Украина. Как ни странно, но это так. Там проблемы с продовольствием были не в пример серьёзнее116 .
Честно говоря, большой вопрос, ввели ли бы в Российской Федерации продналог или нет и как пошла бы дальше вся аграрная реформа, если бы удалось сохранить прежний уровень импорта или хотя бы единое экономическое пространство.
Вся ситуация с «ножницами цен», «диспаритетом между товарами города и деревни» способна навеять определенные параллели. Вот и В. Гавричкин в своей статье не выдержал и в сентябре 1991 года провёл пророческую параллель:
«Согласитесь, ситуация чем-то напоминает „хлебный кризис“ 20-х годов, закончившийся, как известно, гражданской войной, развязанной Сталиным против крестьянства, истреблением лучшей его части и насильственной коллективизацией»117 .
Что же, судя по материалам прессы тех лет, «лучшая часть крестьянства» воскресла и требовала бой-реванш. Теперь уже с насильственной деколлективизацией и прочими радостями жизни. И она его получила. Следующий раунд выпадет уже на правительство Е. Т. Гайдара…
Примечания
- Петров М. Россия начинает земельную реформу [Интервью с В. Н. Хлыстуном] // Известия. №3 (23269). 3 января 1991. ↩
- Коновалов В. Хотел бы обнадёжить горожан и не испугать крестьян [Интервью с В. Н. Хлыстуном] // Известия. №308 (23574). 31 декабря 1991. ↩
- Расшифровка аббревиатуры менялась. При создании это была «Ассоциация крестьянских хозяйств и малых товаропроизводителей России». ↩
- Гордиенко В. Филиал компартии на селе обанкротился // Известия. №226 (23492). 21 сентября 1991. ↩
- Корольков И. Создаем крестьянскую партию [Интервью с Ю. Д. Черниченко] // Российская газета. №39 (85). 27 февраля 1991. ↩
- Обращение крестьянской партии к третьему съезду народных депутатов РСФСР // Российская газета. №52 (98). 19 марта 1991. ↩
- Миронихина Л. Партия, обреченная на успех // Российская газета. №52 (98). 19 марта 1991. ↩
- Токарева Е. Есть ли дно у колодца? // Российская газета. №91 (137). 30 апреля 1991. ↩
- Токарева Е. Мечта о крестьянском царе // Российская газета. №111-112 (157-158). 28 мая 1991. ↩
- Айдак А. Не каждый председатель — предатель // Известия. №214 (23480). 7 сентября 1991. ↩
- Сабиров А. Марийский крестьянин не хочет быть хозяином? // Известия. №70 (23336). 22 марта 1991. ↩
- Гаврилюк А. Деревенскую землю будут делить в городе. // Российская газета. №276 (612) 25 декабря 1992. ↩
- Зиновьев А. Открывая путь к рынку. // Известия. №70 (23336). 22 марта 1991. ↩
- Леонтьева Л. «Россия» меняет вывеску. И только? // Московские новости. 14 июня 1992. № 24 (619). ↩
- Тарасов А. С мольбою о воле // Известия. №182 (23448). 1 августа 1991. ↩
- Коновалов В. Беларусь признала частную собственность на землю // Известия. №235 (23501). 2 октября 1991. ↩
- Черниченко Ю. О русская земля, опять ты за холмом… // Московские новости. №43 (587). 27 октября 1991. ↩
- Гавричкин В., Коновалов В. Российский фермер становится на ноги // Известия. №32 (23298). 6 февраля 1991. ↩
- Земля — земледельцу! // Российская газета. №54 (100). 21 марта 1991. ↩
- Пушкарь А. На своей земле // Известия. №125 (23391). 27 мая 1991. ↩
- Гонзальез Э. Незавидное наследство // Известия. №206 (23472) 29 августа 1991. ↩
- Бергельсон Б. Приватизация — враг бездельников и дураков // Известия. №302 (23568). 20 декабря 1991. ↩
- Гавричкин В. Пора спасать будущий урожай // Известия. №71 (23337). 23 марта 1991. ↩
- Гавричкин В. Пора спасать будущий урожай // Известия. №71 (23337). 23 марта 1991. ↩
- Коновалов В. Производить продукты — себе дороже [Интервью с Б. Пошуксом] // Известия. №114 (23380). 14 мая 1991. ↩
- Дергачёв А. С помощью чрезвычайных мер // Известия. №115 (23381). 15 мая 1991. ↩
- Петров М. «В принципе горючее у нас есть…» // Известия. №175 (23441). 24 июля 1991. ↩
- Шаталов Ю. Опять чрезвычайное положение // Российская газета. №90 (136). 27 апреля 1991. ↩
- Пищакова Е. Гарантирован ли нам кусок хлеба // Российская газета. №153 (199). 24 июля 1991. ↩
- Корольков И. Создаем крестьянскую партию [Интервью с Ю. Д. Черниченко] // Российская газета. №39 (85). 27 февраля 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Распоряжение Председателя Верховного Совета РСФСР и Председателя Совета Министров РСФСР «О выполнении решений второго и третьего (внеочередных) Съездов народных депутатов РСФСР по обеспечению индексации цен и тарифов и компенсации хозяйствам и предприятиям агропромышленного комплекса неучтенных повышений цен на материально-технические ресурсы и тарифов на услуги» // Российская газета. №121 (167). 8 июня 1991. ↩
- Сусликов С. Объединившиеся монополисты изгнали из Омска совхозный магазин // Известия. №152 (23726). 1 июля 1991. ↩
- Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР и Совета Министров РСФСР «О повышении ответственности предприятий, объединений и организаций за недопоставку материально-технических ресурсов агропромышленному комплексу РСФСР и сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия в государственные ресурсы в 1991 году» // Российская газета. №95 (141). 7 мая 1991. ↩
- Стимулы для хлеборобов // Российская газета. №142 (188). 9 июля 1991. ↩
- Стимулы для хлеборобов // Российская газета. №142 (188). 9 июля 1991. ↩
- Делягин М. Ни купить — ни отнять, или кое-что еще о зерновом кризисе // Независимая газета. №86. 23 июля 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Коновалов В. Необъявленная забастовка крестьян всех республик // Известия. №265 (23531). 6 ноября 1991. ↩
- Пищикова Е. Хлеб уничтожим, но не сдадимся // Российская газета. №222 (268). 25 октября 1991. ↩
- Черкасов В. Волгоград. Хлеб сдают, но не весь // Российская газета. №158 (204). 30 июля 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Хотя погасить свои долги по кампании «Урожай-90» старое государство так и не успело, а новое так и не захотело. ↩
- [Петров М. Кабинет министров думает о весеннем севе // Известия. №64 (23330). 15 марта 1991. ↩
- Петров М. Станет ли больше продуктов? // Известия. №69 (23335). 21 марта 1991. ↩
- Проверки на дорогах // Российская газета. №197 (243). 21 сентября 1991. ↩
- Дергачёв А. С Кубани не будут вывозить зерно, мясо, масло, сахар, рыбу, яйца и т. д. // Известия. №247 (23513). 16 октября 1991. ↩
- В Контрольном управлении администрации Президента РСФСР // Российская газета. №264-265 (310-311). 4 декабря 1991. ↩
- Сусликов С. Власть комиссарская // Известия. №130 (23704). 4 июня 1992. ↩
- Олиянчук В. Из Ставрополя // Известия. №273 (23539). 16 ноября 1991. ↩
- Соловьев А. Вологда: цены почти освобождены // Известия. №276 (23542). 20 ноября 1991. ↩
- Кочубей А. Столица ставит овощные кордоны // Независимая газета. №164 (335). 27 августа 1992. ↩
- Елизаров В. Нас, увы, не 150 миллионов // Московские новости. №14 (661). 4 апреля 1992. ↩
- Делягин М. Ни купить — ни отнять, или кое-что ещё о зерновом кризисе // Независимая газета. №86. 23 июля 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Гавричкин В. Пора спасать будущий урожай // Известия. №67 (23333). 19 марта 1991. ↩
- Токарева Е. С ультиматумом на перевес // Российская газета. №55 (101). 22 марта 1991. ↩
- Францева И. Только свободный рынок спасет наше сельское хозяйство [Интервью с Майклом Трейси] // Известия. №275 (23541). 19 ноября 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Этапы большого пути // Московские новости. №43 (587). 27 октября 1991. ↩
- Коновалов В. У крестьян всё больше съездов, постановлений, партий // Известия. №28 (23602). 3 февраля 1992. ↩
- Гавричкин В. Бастовать собрался, а рожь сей! // Известия. №128 (23394). 30 мая 1991. ↩
- Пищикова Е. Хотя Тамбов не накормил… // Российская газета. №256 (302). 23 ноября 1991. ↩
- Фёдоров Н. Дело о защите демократии // Известия. №128 (23394). 30 мая 1991. ↩
- Коновалов В., Сабиров А. Колхоз имени первого ГКЧП // Известия №236 (23502) 3 октября 1991. ↩
- Как мы помним, сверх продналога были госзакупки, которые государство могло оплатить валютой к марту 1992 или же холодильниками и телевизорами… никогда, как показала практика. ↩
- Омские крестьяне создали стачком // Независимая газета. №97. 17 августа 1991. ↩
- Гавричкин В. Бастовать собрался, а рожь сей! // Известия. №128 (23394). 30 мая 1991. ↩
- Коновалов В. Будем ли зимой с овощами и картошкой? // Известия. №129 (23395). 31 мая 1991. ↩
- Сусликов С. Чтобы уцелеть, аграрное ведомство готовилось к перевороту // Известия. №218 (23484). 12 сентября 1991. ↩
- Миронихина Л. Продовольственный бойкот // Российская газета. №16 (62). 25 января 1991. ↩
- Демченко И., Шипитько Г. Придётся собирать ещё один съезд? // Известия. №79 (23345). 2 апреля 1991. ↩
- Миронихина Л. Продовольственный бойкот // Российская газета. №16 (62). 25 января 1991. ↩
- Тимофеев Л. Аппарат против капитала // Известия. №111 (23966). 16 июня 1993. ↩
- Сизов А., Яковлева Е. Зачем нам всё-таки нужна купля-продажа земли // Известия. №269 (23843). 14 декабря 1992. ↩
- Токарева Е. С ультиматумом наперевес // Российская газета. №55 (101). 22 марта 1991. ↩
- Пьянкова В. А у крестьян — хлеб по карточкам // Российская газета. №129 (175). 21 июня 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Коновалов В. Хотел бы обнадежить горожан и не испугать крестьян [Интервью с В. Н. Хлыстуном] // Известия. №308 (23574). 31 декабря 1991. ↩
- Пищикова Е. О сельском хозяйстве замолвили слово // Российская газета. №13 (349). 17 января 1992. ↩
- Миронихина Л. Продовольственный бойкот // Российская газета. №16 (62). 25 января 1991. ↩
- Пищикова Е. …Но сделать это будет не так-то просто // Российская газета. №52 (98). 19 марта 1991. ↩
- Еремеев С. Нищий совхоз рискует и… пока не выигрывает // Известия. №299 (23565). 17 декабря 1991. ↩
- Пищикова Е. …Но сделать это будет не так-то просто // Российская газета. №52 (98). 19 марта 1991. ↩
- Степовой А., Чугаев С. Как проходит земельная реформа // Известия. №123 (23389). 24 мая 1991. ↩
- Коновалов В. У крестьян всё больше съездов, постановлений, партий // Известия. №28 (23602). 3 февраля 1992. ↩
- Хлыстун В. Я не понимаю председателя колхоза, который требует финансовой помощи, а в коровнике у него средь бела дня горят киловаттные лампы // Известия. №135 (23602). 10 июня 1992. ↩
- Ланцман М. Фермеры требуют от Ельцина выполнения его «генеральского долга» // Независимая газета. №26 (197). 8 февраля 1992. ↩
- The Challenge of Hunger. Global Hunger Index: Facts, determinants, and trends. Bonn, 2006. C. 12. ↩
- Global Hunger Index. Russian Federation // The Global Hunger Index (дата обращения: 12.05.20). ↩
- Liefert, William. Food Security in Russia: Economic Growth and Rising Incomes are Reducing Insecurity // Food Security Assessment/GFA-15, 2004. С. 36. ↩
- Дергачёв А. Просим то, чего нет // Известия. №179 (23445). 29 июля 1991. ↩
- Гавричкин В., Коновалов В. Российский фермер становится на ноги // Известия. №32 (23298). 6 февраля 1991. ↩
- Сизов А. Горы неоплаченных счетов вместо импорта зерна // Известия. №269 (23535). 12 ноября 1991. ↩
- Сизов А. Голодная зима // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Песков Ю. Опять серпом или всё же комбайном // Российская газета. №276 (322). 17 декабря 1991. ↩
- Сизов А., Яковлева Е. Почему рушится животноводство в России и как можно остановить его крушение? // Известия. №22 (23877). 5 февраля 1993. ↩
- Сизов А. Голодная зима // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Подробнее см. Пищикова Е. Ничто так не сохранит картошку, как высокая цена // Российская газета. №197 (243). 21 сентября 1991. ↩
- Сизов А. Голодная зима // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. №187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Сизов А. Горы неоплаченных счетов вместо импорта зерна // Известия. №269 (23535). 12 ноября 1991. ↩
- Сизов А. Голодная зима // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Токарева Е. Рынок цен, а не рынок продовольствия // Российская газета. №181 (227). 31 августа 1991. ↩
- Медведев Ж. Колхозы и совхозы научились игре в капитализм // Независимая газета. №187 (358). 29 сентября 1992. ↩
- Продовольственное обеспечение населения России с начала года резко ухудшилось, считает комитет по социальному развитию села, аграрным вопросам и продовольствию // Российская газета. №252 (588). 21 ноября 1992. ↩
- Казаков И., Гусаров О. Покупая зерно, мы помогаем западу // Российская газета. №225 (561). 14 октября 1992. ↩
- Делягин М. Ни купить — ни отнять, или кое-что ещё о зерновом кризисе // Независимая газета. №86. 23 июля 1991. ↩
- Климов О. Проблемы с импортом // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Дейниченко Г. Страны ЕС сокращают субсидии сельскому хозяйству // Известия. №134 (23708). 9 июня 1992. ↩
- Казаков И., Гусаров О. Покупая зерно, мы помогаем западу // Российская газета. №225 (561). 14 октября 1992. ↩
- Климов О. Проблемы с импортом // Независимая газета. №155. 4 декабря 1991. ↩
- Сизов А. Горы неоплаченных счетов вместо импорта зерна // Известия. №269 (23535). 12 ноября 1991. ↩
- Хлыстун В. Я не понимаю председателя колхоза, который требует финансовой помощи, а в коровнике у него средь бела дня горят киловаттные лампы // Известия. №135 (23602). 10 июня 1992. ↩
- Яковлева Е. Как обеспечены зерном страны бывшего СССР // Известия. №216 (23790). 29 сентября 1992. ↩
- Гавричкин В. Хлеба у нас достаточно. Но где он? // Известия. №218 (23484). 12 сентября 1991. ↩