~ 49 мин

Является рас­ши­рен­ной вер­сией пуб­ли­ка­ции Мочалов Д. П. Вспоминая метод. Исторический мате­ри­а­лизм в рабо­тах Владимира Сарабьянова // Научно-​популярный жур­нал «Proshloe». (дата обра­ще­ния: 04.06.2020)

Мы про­дол­жаем цикл, откры­тый ста­тьёй «Философия и мето­до­ло­гия исто­рии в «меха­ни­сти­че­ской» школе совет­ской фило­со­фии». Пришло время перейти от общих поло­же­ний к рас­смот­ре­нию кон­крет­ных авто­ров. Первым на оче­реди будет извест­ный обще­ство­вед и марк­сист­ский попу­ля­ри­за­тор сво­его вре­мени — Владимир Николаевич Сарабьянов. 

Как поло­же­ния меха­ни­сти­че­ской школы кон­кре­ти­зи­ро­ва­лись в рабо­тах этого автора? Что ори­ги­наль­ного было в его постро­е­ниях? На что ори­ен­ти­ро­вал буду­щего исто­рика и социо­лога учеб­ник по исто­ри­че­скому мате­ри­а­лизму, напи­сан­ный Сарабьяновым? 

Об этом и поговорим.

Мера всех вещей…

Начнём с того, что, помимо явного вли­я­ния меха­ни­сти­че­ского мате­ри­а­лизма домарк­со­вой поры, В. Н. Сарабьянов в ряде постро­е­ний тяго­тел к нео­кан­ти­ан­ству. Вероятно, его вли­я­ние Сарабьянов испы­тал через лидера блока меха­ни­стов Л. И. Аксельрод: фило­соф­ские про­тив­ники часто винили её в том, что она вольно или невольно пыта­лась при­вне­сти в марк­сизм чисто кан­ти­ан­ские вещи¹ . Впрочем, у нас нет пря­мых дока­за­тельств этого. Есть и аргу­мент про­тив: Сарабьянов не сразу при­мкнул к меха­ни­сти­че­скому блоку. По край­ней мере, в 1925-​м он ещё кри­ти­ко­вал Л. И. Аксельрод за её пони­ма­ние кате­го­рии «каче­ство»:

«Некоторая часть марк­си­стов, как, напри­мер, т. Аксельрод, счи­тают, что каче­ство — субъ­ек­тив­ная кате­го­рия. Они, конечно, не правы, счи­тая, что мир можно све­сти только к коли­че­ству. Подобное све­де­ние стра­дает боль­шой схо­ла­стич­но­стью, ибо как можно мыс­лить коли­че­ство без каче­ства»² . 

А вот на II Всесоюзной кон­фе­рен­ции марксистско-​ленинских учре­жде­ний, Сарабьянов, напро­тив, уже реши­тельно при­чис­лял себя к механистам:

«Мне сле­до­вало бы раньше вме­шаться на той сто­роне, на кото­рой я нахо­жусь теперь»³ .

Как мы уви­дим далее, субъ­ек­тив­ное пони­ма­ние каче­ства он к тому вре­мени тоже пере­нял, и для этого уже в 1925 году были все необ­хо­ди­мые предпосылки.

Так какие же кон­крет­ные мар­керы кан­ти­ан­ского вли­я­ния можно отме­тить у Владимира Сарабьянова? 

Прежде всего это сле­ду­ю­щее допу­ще­ние в обла­сти тео­рии познания:

«Приходя непо­сред­ственно в сопри­кос­но­ве­ние с внеш­ним миром, мы делаем откры­тия: откры­ваем спо­соб добы­ва­ния огня, откры­ваем маг­не­тизм, элек­три­че­ство, ренту, сто­и­мость товара. Открывать мы можем и новое по суще­ству (каче­ство), и новые част­но­сти, детали (коли­че­ство).
„Собственным же умом“, т. е. неза­ви­симо от прак­тики, от непо­сред­ствен­ного обще­ния с миром, мы в состо­я­нии доду­мы­ваться до спо­со­бов коли­че­ственно изме­нять ста­рые каче­ства, до этого момента уже откры­тые»^{4 5} .

Данное место кажется осо­бенно подо­зри­тель­ным, если при­нять во вни­ма­ние про­чие воз­зре­ния автора. А именно:

«Не имея воз­мож­но­сти охва­тить пред­мет во всех его про­яв­ле­ниях и в связи со всеми окру­жа­ю­щими его вещами, мы должны ста­вить субъективно-​практические задачи: рас­смат­ри­вать его в тех функ­циях и в тех свя­зях, кото­рые нас в дан­ный момент, в дан­ном месте инте­ре­суют»⁶ .

Это весьма похоже на типично кан­ти­ан­ский тезис о том, что упо­ря­до­чен­ность и логич­ность миру, в том числе и исто­ри­че­ским собы­тиям, при­даёт сам наблю­да­тель пост­фак­тум, свя­зы­вая хаос в еди­ную систему в своём разуме.

Но всё не так одно­значно: с той же уве­рен­но­стью можно отне­сти дан­ное выска­зы­ва­ние и к праг­ма­тизму. Ключевым фак­то­ром все же должно быть при­зна­ние внеш­него мира и, вме­сте с тем, ука­за­ние на его непознаваемость.

«Определить каче­ство про­цесса можно только в отно­ше­нии к дру­гому или к сово­куп­но­сти (к един­ству) дру­гих про­цес­сов. Качество не лежит в основе отно­ше­ния, как думает т. Столяров, так как вне отно­ше­ния вещь бес­ка­че­ственна, хотя и обла­дает бес­чис­лен­ным коли­че­ством свойств»⁷ .

Итак, в пред­став­ле­нии Сарабьянова каче­ство — это не опре­де­лён­ность, а отно­ше­ние. Как мы уви­дим далее, Сарабьянов не вклю­чает отно­ше­ния в поня­тие мате­рии, поэтому и каче­ство он пред­став­ляет не как каче­ство внеш­него мира, а лишь как мне­ние о мире⁸ . Сарабьянов заяв­ляет прямо, что при­знает тео­рию субъ­ек­тив­но­сти вто­рич­ных качеств⁹ . Красное, холод­ное, мяг­кое — всё это лишь в нашей голове. А истин­ная сущ­ность всего нами чув­ству­е­мого — одно­об­раз­ная, бес­цвет­ная и без­звуч­ная сверх­чув­ствен­ная суб­стан­ция. По край­ней мере, так пред­по­ла­га­ется авто­ром. Однако весьма непро­сто дока­зать, что чело­век познает вещи, суще­ству­ю­щие объ­ек­тивно, «сами по себе», когда един­ственно доступ­ные нам каче­ства суще­ствуют только в нашей голове. 

Что это зна­чит? Это зна­чит, что вопрос о том, что́ есть каче­ство, когда коли­че­ство пере­хо­дит в иное каче­ство, нельзя решить «в отрыве от человека»:

«В прак­тике своей чело­ве­че­ство усло­ви­лось пони­мать под живым чело­ве­ком суще­ство с такими-​то про­цес­сами, а под тру­пом с эта­кими… Человечество усло­ви­лось счи­тать тру­пом чело­века с оста­но­вив­шимся серд­цем и не рабо­та­ю­щими опре­де­лен­ным обра­зом лёг­кими»¹⁰ .

Нет, мол, ника­кого не зави­ся­щего от чело­ве­че­ства содер­жа­ния в наших представлениях. 

Любопытно, что пере­осмыс­лен­ная Гегелем и явля­ю­ща­яся также важ­ной кате­го­рией марк­сист­ской фило­со­фии кате­го­рия «мера» авто­ром совер­шенно не исполь­зу­ется. Мерой для него явля­ется совсем иное:

«Считается дол­гом науч­ной чести выска­заться про­тив антро­по­цен­три­че­ского отно­ше­ния к миру. А между тем, именно к этому, если угодно, антро­по­цен­тризму, к субъ­ек­ти­визму, звал Маркс в цити­ро­ван­ном выше тезисе о Фейербахе. [Имеется в виду пер­вый тезис: „Главный недо­ста­ток всего пред­ше­ству­ю­щего мате­ри­а­лизма — вклю­чая и фей­ер­ба­хов­ский — заклю­ча­ется в том, что пред­мет, дей­стви­тель­ность, чув­ствен­ность берётся только в форме объ­екта, или в форме созер­ца­ния, а не как чело­ве­че­ская чув­ствен­ная дея­тель­ность, прак­тика, не субъ­ек­тивно“ и т. д. — В. П.]  <…> Не совсем был неправ Протагор, гово­рив­ший, что чело­век — мера вещей. Да, в извест­ном смысле он дей­стви­тельно — мера вещей. Во вся­ком слу­чае, реше­ние вопроса о каче­стве вне „антро­по­цен­три­че­ской“ поста­новки его невоз­можно»¹¹ .

Хотя тут не только в исто­ри­че­ской науке дело: про­блема антро­по­цен­три­че­ского отно­ше­ния к миру много шире.

Многих очень пугает вопрос об отно­ше­нии марк­сизма к так назы­ва­е­мой «смене типов науч­ной раци­о­наль­но­сти». Если вкратце, появи­лась кван­то­вая меха­ника, коты Шрёдингера зависли в своих короб­ках — и выяс­ни­лось, что резуль­тат неко­то­рых экс­пе­ри­мен­тов якобы зави­сит от пози­ции наблю­да­теля. Это дало иде­а­ли­стам и поверх­ност­ным попу­ля­ри­за­то­рам науки, посто­янно впа­да­ю­щим в иде­а­лизм под мас­кой ате­изма, повод снова объ­явить о зави­си­мо­сти внеш­него мира от созна­ния. Всё, мол, настолько отно­си­тельно, что реаль­ность зави­сит от нашего восприятия. 

Однако эта антро­по­цен­трист­ская пози­ция роди­лась много ранее дости­же­ний физики. Достижения физики — новы, их иде­а­ли­сти­че­ская интер­пре­та­ция — стара как мир. Того же Протагора, опять-​таки, в зна­ком­стве с физи­кой начала XX века точно не упрек­нёшь, а вме­сте с тем у него, пусть и в заро­дыше, вся эта «неклас­си­че­ская раци­о­наль­ность» уже про­щу­пы­ва­ется. О Новом вре­мени с его Беркли и Юмом же и гово­рить нечего.

Что зна­чит всё выше пере­чис­лен­ное? Как бы пафосно ни про­зву­чало, но всё это — ещё одно под­твер­жде­ние ленин­ского тезиса: нельзя сме­ши­вать реше­ние фило­соф­ского вопроса о мате­рии с реше­нием вопроса о её физи­че­ском стро­е­нии, иначе мате­ри­а­лизму смерть. Увы, это не мешает мно­гим кри­ти­кам и сего­дня пред­став­лять «Материализм и эмпи­рио­кри­ти­цизм» как конъ­юнк­тур­ную работу, рож­ден­ную фрак­ци­он­ной борь­бой и денеж­ным интересом.

«Механисты», как мы уже знаем из преды­ду­щего мате­ри­ала, сто­яли как раз на пози­ции отож­деств­ле­ния фило­соф­ской и физи­че­ской сто­рон вопроса о мате­рии. Для них смена физи­че­ской кар­тины мира была чрез­вы­чайно важ­ным собы­тием. Кто-​то, как Тимирязев-​младший, рас­стра­и­вался и боролся с ОТО до самого конца, а кто-​то, как Владимир Сарабьянов, не рас­стра­и­вался, а под­стра­и­вался.

Да как изящно! Именно «Тезисы о Фейербахе», их антро­по­цен­трист­ская сто­рона, в буду­щем ста­нут тем сте­но­бит­ным тара­ном, с помо­щью кото­рого будут ломать марк­сизм в сто­рону иде­а­лизма, мас­ки­руя это под раз­ви­тие марк­сизма и «ответ на совре­мен­ные вызовы смены науч­ной кар­тины мира». 

Антропоцентризм постав­лен в центр, но этого мало. Он в марк­сизме есть и так, про­сто в иной ком­би­на­ции. Нужно идти дальше. Но что дальше? А дальше под всё это под­во­дится кате­го­рия «прак­тики» как основ­ная в системе фило­соф­ских кате­го­рий, иду­щая выше «мате­рии» или «бытия». 

Что из этого сле­дует? А тут «сни­ма­ется» про­ти­во­по­став­ле­ние между субъ­ек­том и объ­ек­том, диа­лек­тика изы­ма­ется из при­роды и оста­ётся только в сфере обще­ствен­ных явле­ний: ведь в при­роде самой по себе нет чело­века, нет прак­ти­че­ского, дея­тель­ност­ного отно­ше­ния. Таким обра­зом, марк­сизм ухо­дит из есте­ство­зна­ния. Что при этом ждёт гума­ни­та­ри­стику, уви­дим далее.

Самое уди­ви­тель­ное в Сарабьянове то, что если не все его тезисы, то боль­шин­ство их возь­мут на воору­же­ние фило­соф­ские реви­зи­о­ни­сты через много лет. А то, что уже было в его время у иных авто­ров, ещё не успело стать «мейн­стри­мом» даже на западе. В каком-​то смысле в своих ошиб­ках Владимир Николаевич был поис­тине гени­а­лен. Он в зачатке, в заро­дыше, в прин­ципе уга­дал всё раз­ви­тие этой реви­зии. Увы, не ради критики.

Возвращаясь к оценке того вреда, кото­рый гипер­тро­фи­ро­ван­ный антро­по­цен­тризм может нане­сти исто­ри­че­скому иссле­до­ва­нию: какое зна­че­ние всё это могло иметь для исто­рика, воору­жив­ше­гося подоб­ной фило­соф­ской систе­мой? Антропоцентризм всё-​таки доку­мен­тов в архиве не ест. В чём же угроза?

В тоталь­ном реля­ти­визме и отри­ца­нии истины. Например, по мне­нию Сарабьянова, Февральская рево­лю­ция была рево­лю­цией лишь отно­си­тельно ста­ро­ре­жим­ной России, а а отно­си­тельно Октябрьской рево­лю­ции Февральская ника­кой рево­лю­цией не явля­ется¹² . Никакого объ­ек­тив­ного зна­че­ния у исто­ри­че­ских собы­тий с этой точки зре­ния вообще нет. 

В пол­ном согла­сии с этой уста­нов­кой В. Н. Сарабьянов декла­ри­ро­вал и реля­ти­визм истины вообще:

«Прежде всего ого­ворю, что ника­кой объ­ек­тив­ной истины вообще не суще­ствует. Всякая истина субъ­ек­тивна, так как она есть не что иное, как „отра­же­ние“ в голове субъ­екта опре­де­лен­ного про­цесса… Абсолютная или отно­си­тель­ная истина оди­на­ково истины субъ­ек­тив­ные, т. е. „отра­же­ние“ объ­екта в наших голо­вах, т. е. непро­стран­ствен­ное яблоко, соот­вет­ству­ю­щее (не похо­жее) яблоку про­стран­ствен­ному»¹³ .

И исто­ри­че­ской истины в том числе:

«По-​вашему, борьба с чем-​то начи­на­ется в тот момент, когда это что-​то ста­но­вится „нера­зум­ным“. Но не будете же вы отри­цать, что борьба с капи­та­лиз­мом в соро­ко­вых годах была разумна („Коммун. Манифест“). Не будете же вы отри­цать, что в сере­дине XIX в. капи­та­лизм тоже был „разу­мен“, ибо далеко не изжил себя и являлся фор­ма­цией, спо­соб­ству­ю­щей росту про­из­во­ди­тель­ных сил. Неужели вы не пони­ма­ете, что борьба с капи­та­лиз­мом и борьба за капи­та­лизм в соро­ко­вых годах были „разум­ной“ борь­бой… Неужели вам неясно, что в девя­но­стых годах XIX в., когда рус­ская про­мыш­лен­ность только что начи­нала ста­но­виться машин­ной инду­стрией, когда капи­та­лизм начи­нал своё „про­грес­сив­ное шествие“ осо­бенно ско­рым шагом, правы были и либе­ралы, и марк­си­сты, каж­дый с точки зре­ния сво­его класса»¹⁴ .

В более ран­ней ста­тье — то же:

«Буржуазия может высту­пать про­тив нас вполне науч­ными спо­со­бами, она может в борьбе с нами ста­вить научно обос­но­ван­ные цели (напр., не закре­пить на веки капи­та­лизм, а лишь задер­жать про­цесс его раз­ло­же­ния), так же как и про­ле­та­риат в борьбе с бур­жу­а­зией будет ста­вить цели в согла­сии с объ­ек­тив­ной необ­хо­ди­мо­стью (не сразу к ком­му­низму, а через пере­ход­ную эпоху). И бур­жу­а­зия права, и про­ле­та­риат прав. Созерцатель, объ­ек­ти­вист пожмет пле­чами: чего борются? Ведь оба правы!
Но мы акти­ви­сты. Мы ска­жем: именно потому, что бур­жу­а­зия дей­ствует науч­ными мето­дами, что ее цели не уто­пичны, а научно обос­но­ваны, мы должны еще реши­тель­нее бороться с бур­жу­а­зией. Мир знает не одну правду, а мно­же­ство их. Монархия разумна, но и борьба с ней тоже разумна, — гово­рил Герцен. Не угодно ли выби­рать!»¹⁵

Позиция наблю­да­теля тут меняет не про­сто оценку — это вполне в рам­ках клас­си­че­ского типа раци­о­наль­но­сти, — но и само содер­жа­ние собы­тия. А вот это уже неклас­си­че­ская наука в исто­рии во всём её вели­ко­ле­пии. Вот это всё «кон­стру­и­ро­ва­ние исто­ри­че­ской реаль­но­сти», все эти «дис­курсы», «исто­ри­че­ский источ­ник не про объ­ек­тив­ную дей­стви­тель­ность, а про созна­ние автора и созна­ние иссле­до­ва­теля», — это всё уже есть здесь, в 1920-​х. Просто сей­час это зву­чит вот так:

«„Реконструируя“ исто­рию, вме­сте с тем её „сочи­няют“. Средневековые хро­ни­сты и поэты засе­ляли древ­ность рыца­рями и сеньо­рами, при­пи­сы­вали древним кур­ту­а­зию и фео­даль­ный образ жизни, а совре­мен­ные исто­рики нахо­дят в далё­ком про­шлом классы, их борьбу, раз­ви­тие част­ной соб­ствен­но­сти, раз­ви­тие про­из­во­ди­тель­ных сил, борьбу мате­ри­а­лизма с иде­а­лиз­мом, „реак­ци­он­ную роль рели­гии“ и даже ате­изм…»¹⁶

Решительно воз­ра­жал такой пози­ции А. К. Столяров:

«Вопреки Сарабьянову, но в духе диа­лек­ти­че­ского мате­ри­а­лизма, мы счи­таем, что объ­ек­тив­ной исти­ной явля­ется то, что суще­ствуют объ­ек­тивно реак­ци­он­ные классы и классы объ­ек­тивно рево­лю­ци­он­ные и что объективно-​исторической ролью того или иного класса опре­де­ля­ется общий харак­тер его „морали“. Подобно этому, вопреки фило­со­фии т. Сарабьянова, я счи­таю, что мы, ком­му­ни­сты, как в тео­ре­ти­че­ском, так и в прак­ти­че­ском „споре“ с бур­жу­а­зией явля­емся объ­ек­тивно пра­выми (в смысле правоты, разу­ме­ется, а не в смысле „пра­визны“. То, что пред­ла­гает т. Сарабьянов, есть субъ­ек­тив­ная диа­лек­тика, иными сло­вами: софи­стика. Это есть пря­мая дорожка к поверх­ност­ному скеп­ти­цизму и к ниги­лизму»¹⁷ .

Он же отме­чал ещё ряд кан­ти­ан­ских момен­тов в более общих постро­е­ниях Сарабьянова¹⁸ . 

Вполне нео­кан­ти­ан­ской вещи­цей в духе Виндельбанда у Владимира Сарабьянова явля­ется и деле­ние наук на идио­гра­фи­че­ские и номо­те­ти­че­ские. Причём в слу­чае Владимира Николаевича линия раз­гра­ни­че­ния про­хо­дила не между гума­ни­тар­ным и есте­ствен­но­на­уч­ным зна­нием, а между исто­ри­че­ским мате­ри­а­лиз­мом как мето­дом и част­ными обла­стями иссле­до­ва­ния как чистой эмпирикой:

«Но что зна­чит изу­чать обще­ство, изу­чать исто­рию? <…> Когда мы изу­чаем обще­ствен­ные явле­ния, мы — обще­ствен­ники — берём мас­со­вые явле­ния, а не еди­нич­ные, не исклю­чи­тель­ные. Это знать осо­бенно важно, так как мно­гие из моло­дёжи, зани­ма­ю­щи­еся исто­ри­че­ским мате­ри­а­лиз­мом, бес­плодно бьются над вопро­сом, почему, напри­мер, из боль­ших писа­те­лей „мрач­ной ночи“ самый мрач­ный именно Достоевский, а не кто-​нибудь дру­гой. Общественник не может отве­чать на такие вопросы, так как не дело обще­ствен­ных наук зани­маться изу­че­нием еди­нич­ных или исклю­чи­тель­ных, нети­пич­ных явле­ний»¹⁹ .

Данная трак­товка сохра­ни­лась вплоть до 8-​го изда­ния без изме­не­ний²⁰ . То есть име­ется одна область зна­ния, кото­рая зани­ма­ется соб­ственно зако­нами, и есть ещё дру­гая, кото­рая опи­сы­вает кон­крет­ные еди­нич­ные явления.

Советский историк-​марксист А. И. Тюменев, пусть и в дис­кус­сии с дру­гими авто­рами, напро­тив, дока­зы­вал нераз­рыв­ную связь инди­ви­ду­а­ли­зи­ру­ю­щего и гене­ра­ли­зи­ру­ю­щего метода как про­яв­ле­ние фило­соф­ского вопроса общего и осо­бен­ного в каж­дой обла­сти: как обще­ствен­ных, так и есте­ствен­ных наук²¹ .

Вместе с тем Тюменев отме­чал, что отно­си­тельно двух раз­ных объ­ек­тов изу­че­ния — при­роды и обще­ства — инди­ви­ду­а­ли­зи­ру­ю­щий метод, будучи равно под­чи­нён­ным по срав­не­нию с обоб­ще­нием, тем не менее, нахо­дится в раз­ных поло­же­ниях. В есте­ствен­ных нау­ках роль его много скром­нее, «инди­ви­ду­аль­ная сто­рона схо­дит на нет, совер­шенно отсту­пая…», а в обще­ствен­ных нау­ках и кон­кретно в исто­ри­че­ском иссле­до­ва­нии «инди­ви­ду­аль­ная сто­рона его может нас инте­ре­со­вать сама по себе, на что име­ются не только субъ­ек­тив­ные, отме­ча­е­мые рик­кер­тов­ской шко­лой, но и извест­ные объ­ек­тив­ные при­чины…»²²

Эта ситу­а­ция, к слову, нагляд­нее всего иллю­стри­рует связь общих фило­соф­ских вопро­сов с мето­до­ло­ги­че­скими уста­нов­ками част­ных иссле­до­ва­ний. Демонстрируемое В. Н. Сарабьяновым пре­не­бре­же­ние к инди­ви­ду­аль­ному в обще­ствен­ных нау­ках, попытка дать ему ту же роль, что и в нау­ках есте­ствен­ных, явля­ется зако­но­мер­ным след­ствием избран­ной им фило­соф­ской системы. Её внут­рен­няя логика под­тал­ки­вает к меха­ни­че­скому пере­носу естественно-​научных мето­дов на гума­ни­тар­ные области.

… не более чем машина

Теперь самое время пере­ки­нуть мостик от инди­ви­ду­аль­ных осо­бен­но­стей системы Сарабьянова к общим пози­циям «меха­ни­стов». Как нам уже известно из преды­ду­щей ста­тьи, обще­фи­ло­соф­ские взгляды меха­ни­стов вели к пере­носу естественно-​научных мето­дов иссле­до­ва­ния на обще­ствен­ные про­цессы. Это одна из кра­е­уголь­ных черт меха­ни­сти­че­ского миро­воз­зре­ния, когда дело идёт об обще­ствен­ных нау­ках. И по этой стезе рас­смат­ри­ва­е­мый нами автор шёл много дальше боль­шин­ства своих коллег:

«Обычно гово­рят, что меха­ни­кой и дви­же­нием не объ­яс­нишь духов­ных явле­ний, что орга­ни­че­ское необ­хо­димо отли­чать от меха­ни­че­ского. Я счи­таю, что такая точка зре­ния ведёт либо к плю­ра­лизму, либо к иде­а­лизму. Животное — машина, чело­век — машина, свой­ство ощу­щать есть свой­ство особо орга­ни­зо­ван­ного меха­низма»²³ .

Достаточно интри­гу­ю­щая пози­ция, к кото­рой у вся­кого чело­века, зна­ко­мого с марк­сиз­мом и исто­рией фило­со­фии в прин­ципе, может воз­ник­нуть целый ряд вопро­сов. Но нач­нём издалека.

Для Владимира Сарабьянова у исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма нет соб­ствен­ного пред­мета как тако­вого: все обла­сти зна­ния уже заняты част­ными нау­ками, для какой-​то осо­бой пред­мет­ной обла­сти места нет. Исторический мате­ри­а­лизм — лишь метод²⁴ . Более того, даже не само­сто­я­тель­ный, а лишь сово­куп­ность мето­дов отдель­ных обще­ствен­ных наук. Их част­ные методы раз­ви­ва­лись до опре­де­лён­ного пре­дела, а потом выде­ли­лись, а точ­нее, «све­лись» к исто­ри­че­скому мате­ри­а­лизму²⁵ . Таким обра­зом, послед­ний есть итог, но само­сто­я­тель­ного зна­че­ния не имеет. Философски это целое, кото­рое не более чем сумма своих частей, — это одно из клю­че­вых поло­же­ний «меха­ни­стов». Тут пря­мая ана­ло­гия с диа­лек­ти­че­ским мате­ри­а­лиз­мом, кото­рый меха­ни­сты свели до сово­куп­но­сти дости­же­ний совре­мен­ного им есте­ство­зна­ния²⁶ . Положения эти в посо­бии В. Сарабьянова также без изме­не­ний дуб­ли­ро­ва­лось вплоть до 8-​го изда­ния вклю­чи­тельно²⁷ .

Как мы уже выяс­нили в преды­ду­щей ста­тье и не раз повто­рили в дан­ном мате­ри­але, един­ствен­ная суб­стан­ция мира с точки зре­ния «меха­ни­стов» — это физи­че­ская мате­рия и не более того. Все, что суще­ствует, — лишь раз­лич­ные коли­че­ствен­ные ком­би­на­ции. Всякое новое каче­ство, таким обра­зом, можно рас­кла­ды­вать и сво­дить к сво­ему более низ­кому уровню: био­ло­гию к химии, химию к физике и т.д. В таком слу­чае ни о какой пред­мет­ной основе наук гово­рить не при­хо­дится: пред­мет все­гда в сути своей один. Не уди­ви­тельно, что пред­ста­ви­тели дан­ной школы при­бе­гали к раз­де­ле­нию наук по методу. Но так как сам смысл науч­ного иссле­до­ва­ния для них — в све­де­нии слож­ного к про­стому, то и это временно:

«Идеалистическая фило­со­фия воз­можна только при более или менее рез­ком отде­ле­нии друг от друга обще­ствен­ных наук и есте­ство­зна­ния, с одной сто­роны, и отдель­ных отрас­лей есте­ство­зна­ния — с дру­гой… Не может быть под­вер­жено ника­кому сомне­нию, что про­цесс, кото­рый начался вме­сте с объ­еди­не­нием физи­че­ских дис­ци­плин, рас­тя­нется на много сто­ле­тий. Осталось еще объ­еди­не­ние физики и химии, затем химии и био­ло­гии, после био­ло­гии и пси­хо­ло­гии. Мы, таким обра­зом, нахо­димся только в самом начале этого пери­ода»²⁸ .

Что же каса­ется опре­де­ле­ния мате­рии у В. Н. Сарабьянова, то здесь он вопреки ленин­ской трак­товке в «Материализме и эмпи­рио­кри­ти­цизме» «кон­кре­ти­зи­рует» поня­тие мате­рии до веще­ства, чем успешно воз­вра­щает его от Ленина даже не к Марксу и Энгельсу, а сразу в XVIII век. 

«…под мате­рией пони­ма­ется всё то, что, дей­ствуя на наши чув­ства, вызы­вает в нас те или иные ощу­ще­ния. Материя — это всё то, что мы можем уви­деть, услы­шать, ося­зать, обо­нять, почув­ство­вать вкус, если оно нахо­дится в пре­де­лах нашей дося­га­е­мо­сти»^{29 30} .

Сарабьянов пони­мал зри­тель­ное ощу­ще­ние как воз­дей­ствие на органы зре­ния волн эфира³¹ . Это поз­во­ляет нам отверг­нуть пред­по­ло­же­ние, что автор вклю­чал в свое поня­тие мате­рии и поле­вую физи­че­скую форму наряду с веще­ствен­ной, и таким обра­зом под­твер­дить, что мате­рия у него сво­дится к веществу.

На фоне этого — несколько цитат про монизм в пони­ма­нии Сарабьянова:

«Переходя к кри­тике плю­ра­лизма, мы пер­вым дол­гом уста­нав­ли­ваем сле­ду­ю­щее поло­же­ние: вза­и­мо­дей­ствие воз­можно только между мирами, име­ю­щими общие свой­ства. Об этом нам гово­рят есте­ствен­ные науки, и это можно пока­зать на ряде при­ме­ров»^{32 33} .

«Мир — един, а потому и науч­ный метод — мони­сти­чен»^{34 35} .

Последнее, в прин­ципе, верно, но не с тем пони­ма­нием мате­рии, что есть у автора.

Самые боль­шие про­блемы начи­на­ются тогда, когда речь идёт соб­ственно об обществе:

«Но какое отно­ше­ние всё это имеет к обще­ству, к исто­рии чело­ве­че­ства? Почему мы свой исто­ри­че­ский метод назы­ваем мате­ри­а­ли­сти­че­ским? Да потому, что исто­рия обще­ства явля­ется в то же время и исто­рией мате­ри­аль­ных и духов­ных явле­ний обще­ствен­ной жизни, что духов­ные явле­ния суть не что иное, как про­дукт обще­ствен­ной мате­рии… Под мате­рией, в при­ло­же­нии к обще­ству, Маркс пони­мает все дей­ствия как между людьми, так и людей в отно­ше­нии к при­роде»^{36 37} .

По сути, здесь речь о «базисе», эта кате­го­рия здесь попро­сту не названа так. Вот только если мате­рия есть веще­ство, её можно строго «услы­шать, ося­зать, обо­нять…», то появ­ля­ются осо­бые огра­ни­че­ния, кото­рые спо­собны при­ве­сти в ловушку. Проследуем же в неё изда­лека, оце­нив сна­чала послед­ствия подоб­ных постро­е­ний на практике.

Когда В. Н. Сарабьянов осу­ществ­ляет ком­мен­ти­ро­ван­ное изло­же­ние К. Маркса, он отре­ка­ется от фата­лизма, гово­рит об обрат­ном вли­я­нии над­стройки на базис, о воз­мож­но­сти для людей менять послед­ний^{38 39} . А вот что было напи­сано в пре­ди­сло­вии к тре­тьему изда­нию «Очерков…», когда от ком­мен­ти­ро­ва­ния клас­си­ков марк­сизма нужно было перейти к полемике:

«…утвер­ждаю, что базис пере­хо­дит от одного каче­ства к дру­гому только в силу своих внут­рен­них про­ти­во­ре­чий, над­стройка же в силу послед­них может изме­няться только в пре­де­лах сво­его каче­ства, т. е. коли­че­ственно, и стать новым каче­ством над­стройка может лишь под вли­я­нием каче­ственно нового базиса.
Надстройка, далее, обратно вли­яет на базис, но лишь в пре­де­лах его соб­ствен­ного каче­ства; она изме­няет его лишь коли­че­ственно, не будучи в силах и по соб­ствен­ной при­роде пре­вра­тить каче­ство базиса в новое»⁴⁰ .

Рецензент из жур­нала «Под зна­ме­нем марк­сизма» отре­а­ги­ро­вал на это место сле­ду­ю­щим образом:

«Хорошо, что тов. Сарабьянов, ана­ли­зи­руя в мно­гих местах своей книги нашу рево­лю­ци­он­ную прак­тику, пред­по­чи­тает при этом поль­зо­ваться дру­гой тео­рией „вза­и­мо­дей­ствия“, а то вышел бы боль­шой кон­фуз. В самом деле, из его „более точ­ной фор­мулы“ можно сде­лать только один вывод, что про­ле­та­ри­ату вовсе не надо браться за ору­жие. Зачем? История сама будет делаться, рабо­чий класс тут не при­чём. Сначала базис сам собой изме­нится и ста­нет соци­а­ли­сти­че­ским (новое каче­ство), потом тем же поряд­ком нач­нут над­стройки меняться. Из такого меха­ни­че­ского при­ла­жи­ва­ния над­стройки к базису ничего, кроме без­жиз­нен­ной мень­ше­вист­ской тео­рии, полу­читься не может. В дей­стви­тель­но­сти про­ис­хо­дит дру­гое. В рево­лю­ци­он­ную эпоху про­ле­та­риат, орга­ни­зо­ван­ный в про­цессе раз­ви­тия капи­та­ли­сти­че­ского обще­ства, захва­ты­вает поли­ти­че­скую власть для того, чтобы сло­мать капи­та­ли­сти­че­ские про­из­вод­ствен­ные отно­ше­ния и дать пол­ный про­стор ско­ван­ным про­из­во­ди­тель­ным силам. Период рево­лю­ци­он­ного пере­устрой­ства обще­ства явля­ется сле­до­ва­тельно тем момен­том, когда базис пере­хо­дит от одного каче­ства к дру­гому под вли­я­нием над­строек. С дру­гой сто­роны, рево­лю­ци­он­ные клас­со­вые орга­ни­за­ции про­ле­та­ри­ата созда­ются в нед­рах ста­рого капи­та­ли­сти­че­ского обще­ства. Таким обра­зом на капи­та­ли­сти­че­ском базисе посте­пенно воз­дви­га­ется отри­ца­ю­щая его над­стройка»⁴¹ .

На стра­ни­цах жур­нала «Красная новь» схо­жие с пози­цией рецен­зента вопросы ста­вил Николай Бухарин: авто­ма­ти­че­ская смена над­строек как про­стая про­из­вод­ная от вызре­ва­ния базиса лишает исто­рию вся­кой пла­стич­но­сти, а собы­тия вроде Октябрьской рево­лю­ции, когда поли­ти­че­скую власть захва­ты­вают ради корен­ного пре­об­ра­зо­ва­ния базиса, стро­и­тель­ства нового обще­ства, и вовсе делает немыс­ли­мыми⁴² . 

От себя доба­вим, что в схему Владимира Сарабьянова совер­шенно не укла­ды­ва­ются и так назы­ва­е­мые «рево­лю­ции сверху», гран­ди­оз­ные реформы, кото­рые, без­условно, были под­го­тов­лены всем преды­ду­щим эко­но­ми­че­ским раз­ви­тием страны, но вме­сте с тем пред­став­ляли собой воле­вое вме­ша­тель­ство госу­дар­ствен­ной вла­сти в корен­ные обще­ствен­ные отно­ше­ния, как то, напри­мер, созда­ние новой соци­аль­ной базы пра­вя­щего курса. Упускается из виду и тот факт, что даже клас­си­че­ские бур­жу­аз­ные рево­лю­ции, не говоря уже о соци­а­ли­сти­че­ских, после победы вынуж­дены были завер­шать ломку уна­сле­до­ван­ных эко­но­ми­че­ских отно­ше­ний. Собственно, для этого им и нужен был захват власти.

Поразительно, что В. Сарабьянов даже не стал оправ­ды­ваться и, более того, взял под свою защиту немец­кого социал-​демократа и про­тив­ника боль­ше­визма Генриха Кунова, имев­шего те же взгляды на соот­но­ше­ние над­стройки и базиса⁴³ . Но защита была, конечно, только в плане мето­до­ло­гии. В оцен­ках пер­спек­тив стро­и­тель­ства соци­а­лизма В. Сарабьянов с Г. Куновым рас­хо­ди­лись. Конкретные выводы автора были таковы, что в Советской России есть весь необ­хо­ди­мый эко­но­ми­че­ский базис соци­а­лизма, он давно созрел и строго в соот­вет­ствии с ним в 1917 году в дви­же­ние при­шли «над­стройки». Получается вывер­ну­тая на изнанку мень­ше­вист­ская пози­ция: рево­лю­ция про­изой­дет не раньше, чем «пол­но­стью созреет базис», но по идео­ло­ги­че­ским сооб­ра­же­ниям добав­ля­ется, что он пол­но­стью уже созрел.

Сарабьянов отме­чал, что стро­и­тель­ство нового обще­ства, кото­рое про­ис­хо­дило в совре­мен­ное автору время, есть лишь коли­че­ствен­ное уве­ли­че­ние нового каче­ства, уже несу­ще­ствен­ное. Все сомне­ния по поводу такой схемы якобы идут от мно­го­уклад­но­сти эко­но­мики Советской России и не более того⁴⁴ . Характерно также наме­рен­ное стрем­ле­ние автора рас­смат­ри­вать Россию изо­ли­ро­ванно, вне связи с рево­лю­ци­ями в Германии, Венгрии и т. д.

К слову, в вопросе о мно­го­уклад­но­сти автор попы­тался опе­реться в тек­сте на Ленина, что нельзя счесть удач­ным ходом. Его можно было при­звать в сви­де­тели самой мно­го­уклад­но­сти, ибо он и был тем, кто ввёл такую кате­го­рию как «общественно-​экономический уклад»⁴⁵ , но гово­рить о том, что В. И. Ленин счи­тал базис России гото­вым для соци­а­лизма, никак нельзя⁴⁶ .

Взгляд В. Сарабьянова на вопрос о соот­но­ше­нии базиса и над­строек нельзя рас­це­нить иначе, как попытку схе­ма­ти­зи­ро­вать исто­ри­че­ский про­цесс. Мы всё же наста­и­ваем: общее поло­же­ние о том, что про­из­во­ди­тель­ные силы при­хо­дят в кон­фликт с про­из­вод­ствен­ными отно­ше­ни­ями, их ско­вы­ва­ю­щими, слу­жит мето­до­ло­ги­че­ским ори­ен­ти­ром, но ещё ничего не гово­рит о кон­крет­ных путях пере­хода к новому спо­собу производства.

Как это свя­зано с фило­со­фией? А так: узкое пони­ма­ние исто­ри­че­ского раз­ви­тия у дан­ного автора есть в том числе про­яв­ле­ние общей тен­ден­ции «меха­ни­сти­че­ского» направ­ле­ния к сведе́нию всех слож­ных про­цес­сов до более про­стых. К слову, у ран­него Н. Бухарина тоже была одно­об­раз­ная схема для всех рево­лю­ций, когда-​либо быв­ших или буду­щих, без раз­ли­че­ния их при­роды и кон­крет­ного соци­аль­ного содер­жа­ния. Якобы суще­ствует абстракт­ная схема «рево­лю­ции вообще», кото­рая утвер­ждает, что вся­кая рево­лю­ция про­хо­дит через четыре фазы: рево­лю­цию идей­ную, поли­ти­че­скую, эко­но­ми­че­скую, и, нако­нец, тех­ни­че­скую. Несмотря на то, что в изло­же­нии Николая Бухарина явно уга­ды­ва­ется кон­кретно соци­а­ли­сти­че­ский пере­во­рот в обще­ствен­ных отно­ше­ниях, выводы, осно­ван­ные на этом мате­ри­але, рас­про­стра­нены на все схо­жие исто­ри­че­ские собы­тия вплоть до англий­ской бур­жу­аз­ной рево­лю­ции⁴⁷ . Несмотря на то, что Бухарин высту­пал непо­сред­ствен­ным оппо­нен­том Сарабьянова, в дан­ном слу­чае мате­риал из «Теории исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма» можно исполь­зо­вать для иллю­стра­ции всё той же про­блемы — пре­не­бре­же­ния осо­бен­ным в исто­ри­че­ском про­цессе ради созда­ния уни­вер­саль­ной схемы. 

Теперь, когда мы, как и обе­щали выше, рас­смот­рели послед­ствия подоб­ных фило­соф­ских постро­е­ний на прак­тике, уместно снова вер­нуться к вопросу о том, как же пони­ма­ние фило­соф­ских кате­го­рий, в част­но­сти, кате­го­рии мате­рии, спо­собно повли­ять на мето­до­ло­ги­че­ский под­ход к исто­ри­че­скому иссле­до­ва­нию. Материя, в том числе и соци­аль­ная мате­рия⁴⁸ , в пони­ма­нии школы «диа­лек­ти­ков», напри­мер, суще­ствует не сама по себе, а только через опре­де­лён­ные объ­екты, высту­па­ю­щие суб­стра­том. У них мате­ри­альны в том числе и отно­ше­ния, и их сле­дует отли­чать от вещей, потому что для них мате­рия — это кате­го­рия не физи­че­ская, а философская.

Совсем иное дело — меха­ни­сты. Случай В. Н. Сарабьянова — весьма пред­ста­ви­тель­ный при­мер «меха­ни­сти­че­ского» взгляда на вопрос, когда про­блема вза­и­мо­от­но­ше­ния общего и еди­нич­ного реша­ется в сто­рону свое­об­раз­ного «номи­на­лизма»: общее игно­ри­ру­ется как абстракт­ное, в дур­ном смысле нере­аль­ного, несу­ще­ствен­ного, чего-​то, суще­ству­ю­щего сугубо в созна­нии, а реаль­ность при­зна­ётся только за еди­нич­ными, кон­крет­ными вещами. Это поз­во­ляет Сарабьянову поста­вить знак равен­ства между мате­рией и её субстратом:

«Мы уже раньше ука­зы­вали, что под мате­рией марк­сизм так же, как и мате­ри­а­ли­сты  XVIII в. [Позднесоветские обще­ство­веды могли бы впасть в сту­пор уже здесь: ни Энгельс, ни Ленин, надо пони­мать, ничего нового в эту кате­го­рию в срав­не­нии с фран­цуз­скими про­све­ти­те­лями, ока­зы­ва­ется, не при­внесли! — В. П.], разу­меет всё то, что вызы­вает в нас ощу­ще­ние, если про­ис­хо­дит в сопри­кос­но­ве­ние с нашими орга­нами чувств. Отсюда нетрудно выве­сти заклю­че­ние, что́ надо пони­мать под „мате­ри­аль­ными усло­ви­ями суще­ство­ва­ния“. Это — все те усло­вия, кото­рые носят чув­ствен­ный харак­тер, т. е. кото­рые мы видим, слы­шим, ося­заем и т. д., и в первую оче­редь те усло­вия, в кото­рых мы добы­ваем сред­ства сво­его суще­ство­ва­ния»^{49 50} .

Рассуждая об иной сфере, а точ­нее, о монизме, В. Н. Сарабьянов по ходу повест­во­ва­ния при­во­дит сле­ду­ю­щие суж­де­ния, кон­кре­ти­зи­ру­ю­щие эти пред­став­ле­ния о мате­ри­аль­ном на при­ме­рах обще­ствен­ной жизни:

«…нет этики, как чего-​то само­сто­я­тель­ного, а есть люди, так-​то дума­ю­щие о „долж­ном“; нет тру­до­вых про­цес­сов, а есть люди зани­ма­ю­щи­еся про­из­вод­ством»⁵¹ .

Вот это самая нагляд­ная иллю­стра­ция такого фило­соф­ского «номи­на­лизма», когда слож­ная фило­соф­ская кате­го­рия сво­дится до её еди­нич­ных проявлений.

Из подоб­ного пони­ма­ния идёт реду­ци­ро­ва­ние кате­го­рии «про­из­во­ди­тель­ные силы» до тех­ники, то есть до одной из сто­рон^{52 53} . Если про­из­во­ди­тель­ные силы обще­ства — это прежде всего вещи, а чело­век берётся и сам как вещь, только со сто­роны абстракт­ной рабо­чей силы, а не в целом, то и отно­ше­ния про­из­вод­ства — прежде всего отно­ше­ния между вещами. И то, учи­ты­вая всё ска­зан­ное выше, отно­ше­ния не само­сто­я­тель­ные. Вспоминаем, что для меха­ни­стов мате­ри­альны только вещи, так как един­ствен­ная суб­стан­ция мира именно что физи­че­ская мате­рия, соот­вет­ственно суб­стра­том высту­пают только вещи, отно­ше­ния сюда не вхо­дят. Мы это про­сле­дили и на при­мере пони­ма­ния света в есте­ствен­но­на­уч­ном зна­нии и на при­мере про­из­во­ди­тель­ных сил в сфере обще­ствен­ных наук.

Конвейерное про­из­вод­ство, таким обра­зом, пре­вра­ща­ется в авто­ма­ти­че­скую гаран­тию конца капи­та­лизма. Но ста­но­вится тогда совер­шенно не ясно: в чём же несо­от­вет­ствие про­из­во­ди­тель­ных сил и про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний, если из схемы устра­ня­ется чело­век как целое, устра­ня­ются отно­ше­ния как самостоятельное?

Таков внут­рен­ний меха­низм кри­ти­ку­е­мой рецен­зен­том из жур­нала «Под зна­ме­нем марк­сизма» исто­ри­че­ской пас­сив­но­сти в схеме В. Сарабьянова, этой неса­мо­сто­я­тель­но­сти над­стройки перед само­дви­жу­щейся тех­ни­кой. И эта кри­тика нахо­дится в пол­ном согла­сии с тем, что писал в своё время Энгельс:

«Следовательно, эко­но­ми­че­ское поло­же­ние не ока­зы­вает сво­его воз­дей­ствия авто­ма­ти­че­ски, как это для удоб­ства кое-​кто себе пред­став­ляет, а люди сами делают свою исто­рию, однако в дан­ной, их обу­слов­ли­ва­ю­щей среде, на основе уже суще­ству­ю­щих дей­стви­тель­ных отно­ше­ний, среди кото­рых эко­но­ми­че­ские усло­вия, как бы сильно ни вли­яли на них про­чие — поли­ти­че­ские и идео­ло­ги­че­ские, — явля­ются в конеч­ном счёте всё же реша­ю­щими и обра­зуют ту крас­ную нить, кото­рая про­ни­зы­вает всё раз­ви­тие и одна при­во­дит к его пони­ма­нию».

Любопытно, что один укра­ин­ский автор, Николай Иванович Перлин, шёл ещё дальше и упре­кал В. Н. Сарабьянова за то, что тот вообще вво­дит какую-​то широ­кую кате­го­рию «обще­ствен­ных отно­ше­ний», в кото­рую в каче­стве веду­щих вхо­дят эко­но­ми­че­ские отно­ше­ния и в каче­стве под­чи­нён­ных — про­чие. Всякое отно­ше­ние, по его заме­ча­нию, есть отно­ше­ние эко­но­ми­че­ское⁵⁴ . Тот же Перлин, к слову, одним из пер­вых пред­ло­жил поло­жить кате­го­рию «прак­тика» в основу марк­сист­ской фило­со­фии, до чего даже Владимир Сарабьянов ещё не дошёл⁵⁵ .

Нужно отдать долж­ное: в этой поле­мике В. Н. Сарабьянов ока­зался защит­ни­ком орто­док­саль­ного взгляда. Он заме­чал, что подоб­ный под­ход ведет к отож­деств­ле­нию базиса и над­стройки, бытия и созна­ния. В конце кон­цов, как же быть с отно­ше­нием друг к другу детей, как быть с кате­го­рией вне­эко­но­ми­че­ского при­нуж­де­ния и т. д.? Владимир Сарабьянов особо отме­чал, что бояться стоит не выде­ле­ния раз­лич­ных фак­то­ров обще­ствен­ной жизни, а эклек­тики «мно­го­фак­тор­но­сти исто­рии». Монизм, осно­ван­ный на без­дум­ном све­де­нии всего и вся к эко­но­мике, — дур­ная стра­ховка для иссле­до­ва­теля⁵⁶ . Тем не менее, после­до­ва­тель­но­сти и раз­вёр­ну­то­сти в воз­ра­же­нии не хва­тало, так как Перлин по сути лишь более после­до­ва­тельно про­во­дил линию самого Сарабьянова на нату­ра­ли­за­цию общества.

Именно пред­став­ле­ние обще­ства как системы вещей, а не мыс­ля­щих и дей­ству­ю­щих людей, имеет в виду Сарабьянов, назы­вая чело­века маши­ной. Именно здесь — наи­бо­лее фаталь­ная ошибка. «Мерило всех вещей» у него само должно быть изме­рено и все­цело под­чи­нено пред­ме­там сво­его измерения.

По неко­то­рым отдель­ным местам можно пред­по­ло­жить, что идей­ная эво­лю­ция в сто­рону при­зна­ния правоты Н. И. Перлина к началу 1930-​х годов у Сарабьянова всё же произошла:

«Как все про­цессы обще­ствен­ной жизни марк­сизм сво­дит к про­из­вод­ству, рас­смат­ри­вая их в каче­стве выра­же­ний про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний, так и есте­ство­зна­ние сво­дит всё к дви­же­нию послед­них извест­ных нам частиц»⁵⁷ .

И ничего уди­ви­тель­ного в таком акцен­ти­ро­ва­нии на суб­страте, учи­ты­вая общее пони­ма­ние мате­рии авто­ром, нет.

Всё это также зако­но­мерно и с точки зре­ния историко-​философских взгля­дов «меха­ни­стов», при­ни­жав­ших роль клас­си­че­ской немец­кой фило­со­фии в зарож­де­нии марк­сизма; между тем, дру­гой пра­ро­ди­тель уче­ния, меха­ни­сти­че­ский мате­ри­а­лизм, в рам­ках марк­сизма все­гда кри­ти­ко­вался как раз за свой созер­ца­тель­ный, пас­сив­ный харак­тер⁵⁸ .

Такой мате­ри­а­лизм тер­пит фиа­ско во всём, что каса­ется соци­аль­ной мате­рии, от исто­рии до пси­хо­ло­гии: у В. Н. Сарабьянова даже мысли в пря­мом смысле мате­ри­альны. Опираясь на Л. Фейербаха, автор констатирует:

«…мысль как нема­те­ри­аль­ное пред­став­ля­ется только самому мыс­ля­щему субъ­екту, а для нас, наблю­да­ю­щих за ним, его мысль явля­ется не чем иным, как опре­де­лён­ным мате­ри­аль­ным про­цес­сом. Может быть, в буду­щем мы сумеем, наблю­дая за моз­гом чело­века, читать по моз­го­вым про­цес­сам его мысли»⁵⁹ .

Категория «реаль­ное» авто­ром отрицается:

«Отвергая же мате­ри­а­ли­сти­че­скую поста­новку вопроса и при­ни­мая енч­ме­нов­скую⁶⁰ , ничего не оста­ётся сде­лать, как стать субъ­ек­тив­ным иде­а­ли­стом, при­зна­вая всё реаль­ное суще­ству­ю­щим, а под реаль­ным ока­жутся и ощу­ще­ния, ощу­ще­ние же есть субъ­ек­тив­ная „реаль­ность“, „дан­ность“. Марксизм, как науч­ный мате­ри­а­лизм, давно рас­про­стился с такими тер­ми­нами, как „явле­ние“, „реаль­ность“, вообще… Марксизм строго раз­ли­чает объ­ек­тив­ное явле­ние от субъ­ек­тив­ного, объ­ек­тив­ную реаль­ность от субъ­ек­тив­ной»⁶¹ .

Вот то же ещё более прямо и откровенно:

«Тот, кто не хочет раз­ли­чать субъ­ек­тив­ную сто­рону и объ­ек­тив­ную, тот, кто вме­сто поль­зо­ва­ния ясными тер­ми­нами: „субъ­ек­тив­ная реаль­ность“ и „объ­ек­тив­ная реаль­ность“, при­бе­гает к тём­ному, дву­смыс­лен­ному тер­мину „реаль­ность“, тот, кто гово­рит об явле­ниях, не умея, или не желая явле­нию объ­ек­тив­ному про­ти­во­по­ста­вить явле­ние субъ­ек­тив­ное, — тот запу­ты­вает совер­шенно ясный вопрос, затем­няет его, отда­ва­ясь во власть обы­ва­тель­ских суж­де­ний и обы­ва­тель­ской тер­ми­но­ло­гии»⁶² .

Как пока­зала пуб­ли­ка­ция наброс­ков к «Диалектике при­роды» (1925), с Ф. Энгельсом как одним из осно­ва­те­лей системы подоб­ные взгляды рас­хо­ди­лись фатально:

«Мы, несо­мненно, „све­дём“ когда-​нибудь экс­пе­ри­мен­таль­ным путём мыш­ле­ние к моле­ку­ляр­ным и хими­че­ским дви­же­ниям в мозгу; но разве этим исчер­пы­ва­ется сущ­ность мыш­ле­ния?»⁶³

Ну вот. А нам ещё снис­хо­ди­тельно гово­рят «дались вам эти споры о Спинозе!» История фило­со­фии, как и вся­кая исто­рия, мстит за своё незнание.

Справедливости ради, если смот­реть на ситу­а­цию с немного иной историко-​философской точки зре­ния, ситу­а­ция ока­зы­ва­ется несколько глубже. Уже у Гегеля был вывод о том, что не может быть абстракт­ной схемы для всех эпох и обществ, что вся­кое исто­ри­че­ское иссле­до­ва­ние должно быть кон­кретно, а это невоз­можно без того, чтобы фик­си­ро­вать инди­ви­ду­аль­ное, осо­бен­ное. Соответственно, уже у Гегеля было раз­ли­че­ние моде­лей раз­ви­тия в при­роде и обще­стве. История при­роды и исто­рия обще­ства с его точки зре­ния, конечно же, состав­ляла нераз­рыв­ное един­ство, но не была одним и тем же⁶⁴ . И обще­ство, и при­рода дви­жутся, они оба порож­де­ния духа, и это их род­нит. Но в обще­стве воз­ни­кает нечто новое, в то время как дви­же­ние при­роды — это дви­же­ние по кругу⁶⁵ . В обще­стве есть место и инди­ви­ду­а­ли­за­ции, и обоб­ще­нию. С учё­том исто­рич­но­сти, конечно же⁶⁶ . В при­роде, в свою оче­редь, гос­под­ствует только обобщение.

В связи с этим атака «меха­ни­стов» на геге­льян­ство и пере­жи­ток его метода, как нам кажется, зако­но­мерна: совре­мен­ное им есте­ство­зна­ние уже дока­зало, что при­рода — это в том числе и воз­ник­но­ве­ние нового. Казалось бы, совре­мен­ни­кам было бы логично при­вне­сти поня­тие осо­бен­ного в при­роду, но вышло иначе: осо­бен­ного было лишено обще­ство. Если «осо­бен­ное» есть всюду, то не так уж оно осо­бенно, а зна­чит, осо­бен­ного нет нигде. Это могло про­изойти, потому что выше­ука­зан­ный вывод о нали­чии и в при­роде, и в обще­стве осо­бен­ного, уни­каль­ного был постав­лен на опре­де­лён­ную фило­соф­скую основу: мате­рия — то же, что и веще­ство, кате­го­рия каче­ства субъ­ек­тивна, объ­екты сво­димы от выс­шего к низ­шему, онто­ло­гия задви­га­ется на зад­ний план. Закономерным ито­гом таких постро­е­ний явля­ется то, что берётся лишь факт един­ства при­роды и обще­ства, а про­ти­во­по­став­ле­ние отпа­дает. И един­ство это осу­ществ­ля­ется на базе гос­под­ства обоб­ще­ния, гене­ра­ли­зу­ю­щего метода, кото­рый на тот момент достиг своей вер­шины в есте­ство­зна­нии и экс­пе­ри­менте. Даже напро­тив, любые попытки ука­зать на извест­ное раз­ли­чие вос­при­ни­ма­лось как отказ от при­зна­ния исто­ри­че­ского в при­роде, как тот самый «воз­врат к геге­льян­ству»⁶⁷ . Своеобразный лука­чизм, пере­вер­ну­тый на 180 гра­ду­сов: зачем кому-​то нужны каче­ственно отлич­ные методы в обще­ствен­ных нау­ках, когда всё — механика?