Мы продолжаем цикл статей, посвящённый проблематике марксистской методологии исторического исследования. Сегодня у нас на очереди работа, которую сложно обойти, поднимая подобную тему, — «Теория исторического материализма» Н. И. Бухарина.
На что она ориентирует рядового исследователя? Как о ней отзывались советские и зарубежные современники? Был ли Николай Бухарин механистом? Наконец, почему определить предмет науки так важно? Поговорим об этом подробнее.
Бухарин как теоретик
Несмотря на то, что текст посвящён анализу конкретной работы, нельзя не сказать пары слов о столь значимом авторе. Николай Бухарин — персонаж не очень-то популярный в среде современных российских коммунистов, у которых есть только два воюющих идола и только два клана. Он, равно как и Зиновьев, Каменев и ряд фигур калибром меньше, так и остался «ненужным» большевиком. Такие вот филлеры советской истории: люди, которые среднестатистическому леваку известны только тем, что их кто-то избрал, кто-то критиковал и кто-то расстрелял. Печальная, на самом деле, ситуация.
Её исторические корни лежат в том, что в перестройку тема массовых репрессий против членов ВКП(б) стала тараном против советской политической системы тех лет. Соответственно, для коммунистов того времени «образы врагов» — в лице антикоммунистической оппозиции 1980-х и антисталинской оппозиции 1920-х — стали сливаться воедино.
Людей того поколения можно понять. Только-только миллионы членов партии потянулись стереть устоявшиеся «расстрельные» характеристики — и тут по ним пришёлся такой удар. Этот негативный опыт 1980-х, наложившийся на так и не отжившие штампы сталинской эпохи, заблокировал даже критическое осмысление теоретического наследия тех лиц, которые были обречены проиграть.
Однако есть одна существенная проблема. Влияние, особенно если речь об интеллектуальной истории, не всегда столь прямолинейно и очевидно, чтобы его можно было отсечь, изъяв все тексты и поместив их в спецхран. Зачастую теоретические веяния со стороны даже не осознаются самим носителем. Так что изучение подобных вещей необходимо, даже если вы относитесь к первоисточнику совершенно негативно, не говоря уже о том, что именно в текущей политической эпохе пришло время собирать камни.
Сразу оговоримся: этот материал не ставит своей целью каким-то образом очернить и без того непопулярный образ Николая Бухарина или же реабилитировать его. Тем более, предстоит ещё определить, какое значение нужно вкладывать в каждое из обозначенных действий. Наша основная задача — рассмотреть его «Теорию исторического материализма» в контексте интеллектуальной среды той эпохи. Во-первых, в силу её чрезвычайной популярности и распространённости в то время. Во-вторых, чтобы рельефнее подчеркнуть выводы, к которым мы приходим, рассматривая менее значимые, но более специализированные методологические работы тех лет.
Вместе с тем, сказать, что наш текст сможет вообще абстрагироваться от личности автора, также было бы чересчур наивно. Рассмотрение воззрений столь крупного деятеля в развитии так или иначе будет всплывать перед нами как второстепенная задача, необходимая для выполнения основной. Тем не менее, мы нисколько её не убоимся: на нашей стороне источники и верный подход.
Общая характеристика работы
В Советской России наиболее ранней работой, в которой была предпринята попытка дать развёрнутое положительное изложение доктрины исторического материализма, стала книга Николая Бухарина под названием «Теория исторического материализма» (1921). Она, собственно, и дала старт дискуссиям о предмете1 . В ней приводится следующее понимание предмета: есть всего две науки, которые берут не какую-то отдельную область общественной жизни, а всё общество целиком, — это история и социология. История занимается изучением конкретных обществ в их временнóй и географической локализации, но другое дело — социология:
«Социология же ставит общие вопросы: что такое общество? от чего зависит его развитие или его гибель? в каком отношении друг к другу находятся различные ряды общественных явлений (хозяйство, право, наука и т. д.)? чем объясняется их развитие? каковы исторические формы общества? чем объясняется их смена? и т. д., и т. д. Социология есть наиболее общая (абстрактная) из общественных наук. Часто её преподносят под другими названиями: „философия истории“, „теория исторического процесса“ и проч.
Из этого видно, в каком отношении друг к другу стоят история и социология. Так как социология выясняет общие законы человеческого развития, то она служит методом для истории. Если, напр., социология устанавливает общее положение, что формы государства зависят от форм хозяйства, то историк должен в любой эпохе искать и находить именно эту связь и показывать, как она конкретно (т. е. в данном случае) выражается. История даёт материал для социологических выводов и обобщений, потому что эти выводы высасываются не из пальца, а из действительных исторических фактов. Социология, в свою очередь, указывает определённую точку зрения, способ исследования или, как говорят, метод для истории»2 .
Чем же для этой конструкции является исторический материализм? Он и есть «марксистская социология». То есть бывают различные разновидности этой дисциплины, различные социологические теории, и одна из них — теория исторического материализма, социологическое учение Карла Маркса.
Точка зрения Н. И. Бухарина подвергалась известной критике на протяжении 1920–1930-х гг. Слишком очевидно было сходство, например, с тем же Н. И. Кареевым:
«Если история изучает отдельные общества, а историческая (или социальная) типология — сходные между собою общественные образования <…>, то социология ставит своею целью изучение общества вообще, т. е. взятого отвлечённо и, так сказать, вне данных мест и данных времён… Другими словами, социология есть общая абстрактная наука о природе и генезисе общества, об основных его элементах, факторах и силах, об их взаимоотношениях, о характере процессов, в нём совершающихся, где бы и когда бы все это ни существовало и ни происходило»3 .
Хотя эту критику часто связывают с политической биографией Н. И. Бухарина, на самом деле процесс развенчания его работы шёл непрерывно с самого момента её выхода4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 , когда положению автора во власти ничего не угрожало. Даже напротив, Бухарин сам нападал на своих критиков с политическими обвинениями, так как подавляющее большинство крупных марксистских философов в СССР имели «неблагонадёжное» меньшевистское прошлое14 . Что примечательно, негативное отношение не распространялось на ряд иных произведений автора. Например, сборники «Атака» и «Энчмениада», вышедшие практически одновременно с рассматриваемой работой, получили положительные отзывы15 16 17 . Факт ранней критики, относящейся ещё к выходу самого первого издания работы, не является совершенно новым выводом и отмечался ещё В. И. Ксенофонтовым в 1975 году18 . Тем не менее, мы живём в стране, пережившей историографическую ситуацию 1980-х годов, и поэтому есть смысл заострить внимание на том, что критика началась так рано: на волне реабилитации Николая Бухарина произошла и некоторая идеализация его работ, которая подразумевала недобросовестность критиков a priori19 . Более того, «Теория исторического материализма» Н. И. Бухарина вызвала резонанс и в зарубежной марксистской среде. Свои рецензии на нее оставили Дьёрдь Лукач20 и Антонио Грамши21 . И по крайней мере со стороны этих двух западных марксистов, составлявших диалектическое (пусть и отличное от советской деборинской школы) направление в марксистских философских дискуссиях начала века, хороших отзывов ждать не пришлось.
Сложно упрекнуть в ангажированном отношении к автору и современного польского историка социологии Ежи Шацкого. Тот солидарен с достоверностью оценок критиков столетней давности, лишь с той разницей, что не видит в ситуации ничего плохого:
«Хотя сам Бухарин был коммунистом и выдающимся большевистским вождём, он парадоксальным образом представлял в теории „позитивистский марксизм” в чистейшем виде»22 .
Что интересно, критиковали Николая Бухарина равным образом и те советские философы, что после будут известны как «диалектики», и те, кого назовут «механистами». Последних, в свою очередь, точно так же будут критиковать за близость к позитивизму.
В понимании Бухариным предмета социологии многое действительно было унаследовано от буржуазной философии, в частности, от контизма. Тут даже можно выделить свою социальную статику и динамику в почти классическом контовском духе. Белорусский профессор-марксист С. З. Каценбоген в 1925 году дал в своих лекциях положительный обзор на труд Бухарина и заимствовал у него ряд положений, но подобного деления даже он принять не мог23 .
Ещё одним признаком разрыва с диалектикой в пользу позитивизма, по мнению советского обществоведа Владимира Николаевича Сарабьянова, стала замена причинности явлений функциональной зависимостью, что мешало Николаю Бухарину проводить чёткую монистическую линию24 . Один из критиков прямо указывает на заимствование подобного понимания из современного автору западного позитивизма25 .
Несмотря на декларации26 , Н. И. Бухарин часто отходит от положения, что целое есть нечто большее, чем сумма частей. Это тоже следы явно немарксистского влияния. Для автора общество — взаимодействие отдельных людей, которое покоится на экономических связях27 . Подобное представление — не что иное, как социальный атомизм, представление об обществе как о механической совокупности индивидов. Такое определение общества действительно для всех общественно-экономических формаций, для всех обществ во все времена и в любом месте, и по этой причине не говорящее ничего конкретного ни об одной из них28 . К слову, оно почти дословно заимствовано у А. А. Богданова. Вообще, таких заимствований достаточно много, и они не укрылись от внимания не только современников29 , но и авторов постсоветского времени, настроенных на ревизию традиционных взглядов30 .
Вот один пример, который позволяет проиллюстрировать, почему данный вопрос вообще считался столь важным:
«Таким образом, политическая фаза революции заключается не в том, что новый класс овладевает остающейся в целости старой машиной, а в том, что он её более или менее (в зависимости от того, какой класс идёт на смену старого общества) разрушает и строит свою новую организацию, т. е. по-новому комбинирует вещи и людей, по-новому систематизирует соответствующие идеи»31 .
Верно переданный тезис, сохраняющийся в марксизме ещё со времён Парижской коммуны, — о том, что пролетариат не может овладеть старой государственной машиной и всегда вынужден начинать с нуля, — находится здесь в глубоком противоречии с той логикой, от которой отталкивается автор. Если та или иная социальная организация не есть нечто большее, чем совокупность составляющих её отдельных людей, то разбивать её на куски просто бессмысленно. Все эти «новые комбинации» обречены срастись тем же самым образом, так как материал для строительства тот же самый. Тем более, что в данном утверждении не прослеживается историзм: эту схему предлагается принять для всех революций во все времена.
Сюда же в качестве примера можно отнести тот факт, что Николай Бухарин целиком разделял взгляд немецкого социолога Зиммеля, утверждавшего, что чем у́же круг взаимодействующих людей, тем теснее их социальные связи32 . Здесь качество напрямую сводится к количеству, не может быть речи о том, чтобы столь распыленное понятие, как класс, было полноценным субъектом. На эту роль в таком случае больше подходят локальные социальные группы.
С методологической точки зрения практикующему историку нужно особенно внимательно приглядеться и к высказываниям о том, что «социология выясняет общие законы человеческого развития», которые у автора носят практически априорный характер:
«Если, напр., социология устанавливает общее положение, что формы государства зависят от форм хозяйства, то историк должен в любой эпохе искать и находить именно эту связь и показывать, как она конкретно (т. е. в данном случае) выражается».
Ничего удивительного в такой постановке вопроса в рамках выдвинутой концепции нет. Неизменному обществу — неизменные законы. Но чем это чревато для реального исследования? К сожалению, перекосы 70-х наглядно продемонстрировали:
«Вместо философского осмысления истории России и всего мира историкам предлагалось изучать „механизм действия социологических законов в конкретных условиях“, т. е. законов исторического материализма, способствовать развитию „исторического материализма, обогащению и углублению многих важнейших его положений“. В этих советах и рекомендациях историкам вновь отводилась роль комментаторов, толкователей общесоциологических законов исторического материализма, что фактически не изменяло позиций историков, а, наоборот, консервировало их прежнее понимание своей роли, не освобождало их от догматизма и начетничества, к отказу от которых вновь призывали докладчики»33 .
Да, в тексте Н. Бухарина есть оговорка, что история поставляет социологии материал для доработки метода. Этот тезис будет разделяться всеми авторами той эпохи. Даже теми, кто будет писать учебные пособия по историческому материализму уже после разгрома всех философских школ. Например, в «сталинском» учебнике под редакцией В. Н. Ральцевича:
«История как наука является не только „пробным камнем”, проверкой положений исторического материализма, но и единственным источником его обобщений»34 .
Хотя даже тут не без ошибок, так как источник этот будет далеко не единственным: истмат — методология всех общественных наук в принципе, то есть, например, экономика и литературоведение относятся к нему на тех же правах, что и история.
Но в случае Бухарина встаёт вопрос: как это возможно, если прямо указано, что функция истории — иллюстративные примеры к уже открытым законам? Впрочем, можно было бы списать это на неудачный оборот речи. Всё-таки учебник был популярным, рассчитанным на широкую аудиторию. Но ведь сам предмет бухаринской социологии обнимает собой общество, закономерности возникновения и гибели различных обществ, внутренние закономерности развития надстроечных явлений (право, наука…) и так далее. Характерно, что, критикуя в 1927 году работу К. Каутского «Материалистическое понимание истории», украинский обществовед В. А. Юринец довольно презрительно именовал её очередной «генетической социологией», «системой социологии». По его мнению, она неотличима от прочих подобных немарксистских концепций общества в силу того, что исторический материализм с пьедестала метода низвели до области истории отдельных социальных институтов35 . Частным наукам и конкретно истории ничего не осталось, кроме как иллюстрировать эти параметры, уже предзаданные в их методе. Более «фундаментальная» область социального знания практически поглотила всё, чем занимаются «прикладные» науки.
Владимир Сарабьянов верно отмечал, что при диалектическом подходе с его переходом количественных изменений в качественные подобная единая марксистская социология должна распасться на целый ряд исторических социологий сообразно периодам. Потому что сколько будет обществ, способов производства, столько будет и ответов на поставленные вопросы. Только у метафизика, для которого все изменения происходят в рамках одного качества, может существовать социология, изучающая это качество в целом36 .
В этом, на самом деле, и есть ключевая ошибка бухаринской модели исторического материализма как социологии. Будучи поставлен в подобные рамки и на подобную философскую основу, истмат превратился в завершённую, застывшую систему, которую оставалось только принять к руководству. Неправильно проведённая предметная граница отсекла методологическую часть, по итогу учение утратило динамизм.
Подобную опасность, пусть и в рамках совсем другой дискуссии, отмечал А. Д. Удальцов:
«Если вы скажете, что это [Исторический материализм. — В. П.] — социология, вы подчёркиваете только одну объективную сторону, но оставляете за бортом методологическое значение исторического материализма. А если вы скажете, что это есть и то и другое, тогда термин „социология“ не подходит»37 .
Особую ценность этому замечанию придаёт тот факт, что оно сделано практикующим историком, видным специалистом в своей области.
При непосредственном ознакомлении с книгой Н. И. Бухарина может показаться, что претензии критиков надуманы и никакой «позитивистской» опасности нет. В «Теории исторического материализма» достаточно моментов, практически пересказывающих классические марксистские работы:
«…во-первых, нужно каждую такую форму общества понять и исследовать в её своеобразии. Это значит: нечего стричь под одну гребёнку все эпохи, все времена, все общественные формы. Нельзя валить в одну кучу и не различать друг от друга крепостных, рабов, рабочих-пролетариев. Нельзя не видеть разницы между греческим рабовладельцем, русским помещиком-крепостником, капиталистическим фабрикантом. Рабский строй — это одно; у него особые черты, особые признаки, у него особое развитие. Крепостничество — другой строй. Капитализм — третий и т. д. А коммунизм — это будущий, тоже совсем особый строй. Переход к нему — эпоха пролетарской диктатуры — тоже особый строй. В каждом таком строе есть эти особые черты, которые и нужно изучить. Только тогда мы и поймём процесс изменения. Ибо, если у каждой формы есть особые черты, значит, есть и особые законы развития, особые законы движения этой формы»38 .
Ещё более способны убедить читателя вот эти размышления:
«По Марксу, „каждый исторический период имеет свои законы… но как только жизнь пережила период данного развития, вышла из данной стадии (стадия = ступень) и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами” (К. Маркс. Капитал. T. I, с. XIV). Для социологии же, наиболее общей социальной науки, которая изучает не отдельные формы общества, а общество вообще, важно установить это положение как своего рода приказ специальным общественным наукам, для которых социология является, как мы знаем, методом исследования»39 .
Впрочем, уже здесь настораживает «приказной» тон социологии по отношению к более частным наукам и вынесение «общества вообще» в сферу интересов исторического материализма.
Тем не менее, опасность есть, хотя она и не столь очевидна. Её корень в теории равновесия, которая на самом деле и составляет действительное ядро повествования, в то время как «классические» марксистские категории и общие декларации наброшены как бы поверх неё.
В параграфе, озаглавленном как «Точка зрения противоречий и противоречивость исторического развития», излагается следующий взгляд: всякий объект, от отдельного камня до человеческого общества, можно представить как систему.
Диапазон охвата подобной системности уже вызывает обоснованную тревогу, даже если подходить к вопросу, отвлекаясь от контекста. Безусловно, что угодно можно представить как систему, но нужно ли? Есть объекты, к которым нецелесообразно применять методы системного подхода: в них сами системные эффекты выражены недостаточно, ибо связи частей носят неустойчивый, внешний характер, а выход элементов из состава системы не оказывает на неё существенного влияния.
Все остальные объекты по отношению к этой системе, как пишет Бухарин, являются средой. Система и среда находятся во взаимодействии, это взаимодействие принимает различные формы: устойчивого равновесия, подвижного равновесия с положительным знаком и подвижного равновесия с отрицательным знаком40 . И вот, от камня до общества, «к этим трём случаям сводятся все мыслимые случаи»41 . То же самое — внутри системы: абсолютного равновесия в ней нет тоже, для внутреннего её строения также характерны противоречия. Но взаимоотношения со средой всё же первичны: впоследствии мы узнаём, что производительные силы есть продукт внешнего взаимодействия общества со средой, и они, в свою очередь, функционально определяют остальные моменты внутреннего развития общества.
И вот эта схема распространяется Бухариным на всё развитие человеческого общества во вневременном контексте. Она якобы действительна для всех временных периодов и всех типов обществ. Стоит ли говорить о том, что отношение между неизменными вещами всегда будет столь же неизменным? Появление подобного рода закономерностей в бухаринской модели исторического материализма было лишь вопросом времени после соответствующего определения предмета этой науки.
Всё сводится к схеме «равновесие „среда — система“», и отсюда берётся «внутрисистемное равновесие». По ходу повествования все «классические» категории Марксова исторического материализма, как-то: «производительные силы», «производственные отношения», «класс» и так далее, будут подключаться к повествованию именно с целью обслужить данную теорию, проиллюстрировать нарушение равновесия. При этом автор даже не считает нужным скрывать, что выстроил свою схему в прямой аналогии с «механическим равновесием, химическим равновесием, биологическим равновесием»42 . То есть это довольно бесхитростная экстраполяция ряда методологических приёмов современного автору естествознания на человеческое общество.
А что же диалектика? Философская часть данного параграфа призывается только для одного: доказать, что прежняя диалектика уже имплицитно содержит в себе теорию равновесия, которую Бухарин лишь высвободил наружу43 . Концепция движения как основного атрибута материи нужна Н. И. Бухарину, чтобы обосновать переход систем из одного состояния равновесия в другое. Когда внутреннее движение общества вторично по отношению к внешним влияниям, а всякое взаимодействие строится по модели маятников, то неизбежно встаёт вопрос о перводвигателе. Владимир Сарабьянов в своей статье язвительно замечает по этому поводу:
«И действительно, если внутреннее строение общества объясняется техникой в каждый данный момент, то откуда может взяться несоответствие экономики технике?»44
Но особенное внимание этому моменту уделил будущий лидер школы «диалектиков» в Ленинграде, Соломон Львович Гоникман. В своей критической рецензии он отмечает, что у такой схемы больше общего с Е. Дюрингом, чем с классиками марксизма. Во-первых, утрачивается имманентность развития общества. Оно в плену природной среды, в которой находится45 . Рецензент не отрицает влияния среды вовсе, но указывает на то, что среда — лишь возможность для реализации того, что заложено во внутренней закономерности явления46 . Проще говоря, географические условия оказывают влияние лишь в рамках общества, соответственно его уровню развития, экономическому строю и т. д. Характеристика того или иного экономико-географического положения исторически изменчива. При одном уровне развития технологий реки обособляют и разъединяют, при другом они становятся главными транспортными артериями. Аграрная экономика раннеклассовых обществ критична к наличию плодородной почвы, но равнодушна к залежам нефти, которую не может использовать, ибо не знает моторов.
Во-вторых, по мнению С. Л. Гоникмана, во взаимодействии системы и среды, то есть, в данном случае, общества и природы, Николай Бухарин выбрал «ведущей» совсем не ту сторону. Ведущей стороной этого противоречия он считает природу, хотя стоило бы считать ей общество. Природа относительно неизменна, в отличие от общества. Только противоречивое развитие общества способно объяснить изменение его отношений со средой. Нельзя идти с другого конца, объяснять изменяемое (отношение природы и общества) от неизменного (природы)47 .
Это можно раскрыть подробнее. В данном случае именно понимание законов развития общества дает нам понимание его взаимодействия со средой. Ведь природа — в обозримом масштабе — среда неизменная, поскольку относительно неё трансформации общества идут стремительно. И даже наличествующие глобальные изменения в природе сегодня, на которые нам могут указать, носят преимущественно антропогенный характер, вторичны от деятельности общества. Они оказывают на общество обратное воздействие, но ведущая сторона противоречия в этом отношении всё же не природа. С учётом издержек того факта, что «субъективная» диалектика — лишь попытка ухватить «объективную» диалектику, реально существующую в действительности, с утверждением С. Гоникмана сложно не согласиться. К слову, в рецензии Д. Лукача этот момент не был отмечен, хотя рецензент подбирался к схожей проблематике48 . По-видимому, отсутствие подобных ошибок на более высоком познавательном уровне помешало увидеть проблему в фундаменте концепции.
На практике этот отрыв собственно исторической концепции марксизма от диалектической философии можно пронаблюдать в параграфе, озаглавленном «Равновесие между природой и обществом, его нарушения и восстановления»49 . Процесс воспроизводства, как простого, так и расширенного, истолкован целиком и полностью как иллюстрация теории равновесия, которая, как уже было отмечено, у Бухарина ко всему приложима. Понятия просто вырваны из системы политэкономических категорий, которые Маркс старательно выстраивал в соответствии со своим методом восхождения от абстрактного к конкретному, и пересажены на почву равновесия между природой и обществом, которое подменило собою сложную объяснительную модель «Капитала».
Советский обществовед Сергей Фёдорович Васильев отмечал и такой практический итог этого взгляда, который мог сказаться на непосредственном историческом исследовании:
«Для доказательства этого [Неправомерности схемы Н. И. Бухарина. — В. П.] можно указать, например, на античную общественную организацию, которая, конечно, располагала солидным прибавочным продуктом и которая, несмотря на это, не была способна к прогрессивному развитию из-за специфической структуры своих производительных сил и производственных отношений. То же самое можно утверждать и об азиатском обществе и о целом ряде других общественных формаций. Подобные примеры показывают, что простая апелляция к количественному соотношению в балансе между средой и системой совершенно недостаточна для уяснения вопроса о причинах развития. Они ясно свидетельствуют, что здесь необходимо обращаться к специфически качественному анализу структуры самой системы»50 .
Вне зависимости от оценки концепции азиатского способа производства, основная проблема приложения системы Николая Бухарина к реальному историческому исследованию в данном примере проиллюстрирована максимально ёмко.
То есть существуют какие-то «законы общества вообще», априорные, присущие любому человеческому обществу в любом месте и времени. Не они выводимы из истории, а история выводится из них. Только их открытие и приложение к истории даёт исследователю подлинное знание. Сравните эту позицию со следующей цитатой:
«Ведь начинать с вопросов, что такое общество, что такое прогресс? — значит начинать с конца. Откуда возьмёте вы понятие об обществе и прогрессе вообще, когда вы не изучили ещё ни одной общественной формации… Это самый наглядный признак метафизики, с которой начинала всякая наука: пока не умели приняться за изучение фактов, всегда сочиняли a priori общие теории, всегда остававшиеся бесплодными»51 .
Здесь уместно привести замечание Григория Константиновича Баммеля, что марксизм не занимается полным отрицанием общих понятий вроде «общество вообще» или «труд вообще», но настаивает на историчности этих категорий. Например, последняя действительна для человеческого общества на всех этапах, но только в капиталистическом обществе может лечь в основу политэкономии данного общества, т. е. ей — категории — присущ историзм52 .
Впрочем, можно проследовать ещё дальше к истокам. Вот фрагмент цитаты русскоязычной рецензии на «Капитал», выписанный самим К. Марксом:
«Иному читателю может при этом прийти на мысль и такой вопрос… ведь общие законы экономической жизни одни и те же, всё равно, применяются ли они к современной или прошлой жизни? Но именно этого Маркс не признаёт. Таких общих законов для него не существует… По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период имеет свои законы… Но как только жизнь пережила данный период развития, вышла из данной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами».
Приведя её в послесловии ко второму изданию своего труда, Карл Маркс резюмирует:
«Автор, описав так удачно то, что он называет моим действительным методом, и, отнёсшись так благосклонно к моим личным приёмам применения этого метода, тем самым описал не что иное, как диалектический метод»53 .
Бухарин тоже говорит в своей книге о недопустимости метафизики (в марксистском понимании), что не мешает ему тут же перейти на её позиции. В. Н. Сарабьянов высказался по этому поводу довольно прямолинейно:
«Как верный рыцарь ортодоксального марксизма, он клянётся формулами марксизма, но тут же их забывает»54 .
И это не просто полемический оборот ради принижения соперника. Это реальная проблема бухаринского текста.
Большинство вопросов, которые ставит перед своим вариантом социологии автор («что такое общество?», «от чего зависит его развитие или его гибель?» и т. д.), в марксистской парадигме могут быть решены только в рамках конкретно-исторического исследования. Уже хотя бы потому, что каждая общественно-экономическая формация имеет свой основной экономический закон, а, стало быть, и собственные закономерности развития и гибели. Но в этом и проблема работы Николая Бухарина: в его книге вообще не нашлось места формационной теории. Уже в постсоветских своих работах В. А. Колосов был совершенно прав, когда рассматривал это в качестве главного доказательства метафизического понимания общества в «Теории исторического материализма»55 .
Оборонялся автор от нападок по этой линии следующим образом:
«Т. С-ов [Сарабьянов. — В. П.], по-видимому, и не прикасался к вопросам о характере законов, общих и частных, общесоциологических и исторических и т. д. Что существуют законы определённых исторических эпох, это верно. Но само это положение уже есть своеобразный общесоциологический закон. Годится для всякого общества положение, что производительные силы — основная пружина движения? Что экономическая структура о-ва [Общества. — В. П.] определяет надстройки? Что производственные отношения изменяются под влиянием изменения обществ. [Общественной. — В. П.] техники? Что наука всегда опирается на практику? Что личности отведены известные границы? И т. д., и т. д. Стоит только поставить эти вопросы, чтобы ответить так, как отвечаю на них я»56 .
Но, как мы видим по цитатам выше, это полемика уже не столько с современными Н. И. Бухарину советскими философами, сколько с самим К. Марксом. Действительно, со стороны похоже на логическую ловушку. Однако в том-то и дело, что речь о существовании общих законов в истории ведётся постольку, поскольку стоит вопрос о характере этих законов, ведь всеобщие законы и всеобщность законов — не одно и то же. Для Николая Бухарина их природа — вопрос абстрактно-аналитического метода: что общего имеют все общества, поскольку они общества? Надо привести их к некоторому единству, вычленив нечто такое, что можно прикладывать ко всякому случаю как шаблон.
С точки зрения истмата таких законов действительно нет, потому что его задача — анализ не «коренного», а всей совокупности общественных отношений. Хорошо это подметил в одной из своих статей современный российский обществовед Борис Федорович Славин:
«Следует заметить, что для Маркса подлинно материалистическим методом является не „сведение”, а „выведение” идеального начала из реального, например, религиозных воззрений из реально существующих противоречий общественной жизни»57 .
Впрочем, подобные мысли можно найти и в первоисточнике:
«Классическая политическая экономия старается посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богатства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в которой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет понять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления. <…> Классическая политическая экономия иногда впадает в противоречия при этом анализе; часто она пытается произвести это сведение и доказать единство источника различных форм непосредственно, без выявления посредствующих звеньев. Но это необходимо вытекает из её аналитического метода, с которого должны начинать критика и понимание. Она интересуется не тем, чтобы генетически вывести различные формы, а тем, чтобы свести их посредством анализа к их единству, так как она исходит из них как из данных ей предпосылок»58 .
Бухарин как раз-таки аналитически свёл различные формы общества к некоторому единству в своей теории равновесия. Изучение конкретных форм общества мало его интересует, они для него данность, но упростить, выбросить из изучаемого предмета всё «лишнее», значит тем самым уничтожить реальный предмет. По меткому выражению одного из советских критиков тех лет, «прежде чем абстрагировать, надо знать, от чего абстрагироваться»59 . Вывести идеальное начало из реального — это значит прежде всего знать реальное во всей его полноте и от этого знания двигаться к общему. Всеобщим закономерностям гносеологически предшествуют частные закономерности конкретных способов производства.
Но и этого мало. Данный подход всё ещё имеет мало общего с классическим марксистским методом, если таковым считать метод, применённый в «Капитале». Потому что индукция, дедукция и т. д. — только половина дела. Существует также долгий путь синтеза, восхождения от абстрактного к конкретному, раскрытия в одном явлении множества понятий в их взаимосвязи. Это и была новация диалектики, которая не выбрасывала, а включала эмпирические методы как подчинённый, начальный момент.
Для тех, кому данный момент показался в понимании несколько сложным, мы отсылаем к полемике Ц. Фридлянда против Д. М. Петрушевского60 . Очень важной в данной статье является мысль о природе исторических понятий. Фридлянд, вслед за Марксом, отстаивает следующее положение:
«… не описание, а анализ конкретной действительности, индивидуальных фактов с помощью политико-экономических и социологических абстракций (производительные силы, производственные отношения, классы и т. д.). С их помощью Маркс сводит историческую индивидуальность к типичному понятию, к „социологической категории“»61 .
Эту точку зрения он протиовопоставляет тому взгляду Петрушевского, что конкретность понятия — не плюс его, а, напротив, изъян. Что если бы тому же термину «капитализм» была присуща внеисторичность, если бы его можно было применить к тем или иным элементам развития на протяжении всей истории, то оно от того только выиграло бы62 . Фридлянд настаивает — присущее данной исторической эпохе и существующее в данных условиях «внеисторическими» категориями объяснить невозможно.
Критика и самокритика
На самом деле, лучшим своим критиком станет сам же Николай Бухарин, только поздний. В своей тюремной рукописи «Философские арабески» он даст совсем другое видение проблемы:
«Итак, если есть первая половина формулы, то необходимо есть и вторая. И это всюду и везде. Но тут и обнаруживается, что этакая „вечность” годится и для всякого общественного закона, например, закона централизации капитала. Сформулируем его так: если есть конкуренция капиталистов, т. е. момента А, В, С, а, р, то крупные будут побивать мелких и наступит X (факт централизации). Где бы ни обнаружились и когда бы ни обнаружились группы условий (и причин), соответствующие первой половине формулы, всюду наступит X. То есть, другими словами, исторический, общественно-исторический закон в этом смысле „вечен” и „независим” от времени и места. Однако это есть абстрактная постановка вопроса. В действительности условия и причины (первая часть формулы) связаны с местом и временем, они историчны, хотя временные масштабы могут быть гигантски огромными, так что самая историчность может ускользать от нашего внимания. Закон расширения тел при нагревании, как мы видели, превращается в свою противоположность в астрофизике, в условиях громадных температур и давлений. Это значит, что „вечный” закон физики на самом деле историчен и связан с местом и временем, ибо связан с наличностью совершенно специфических условий. Исторически закон сжимания тел (исторический закон) сменяется законом расширения тел при повышении температуры (т. е. другим историческим законом). Но так как в привычных условиях, для человеческих обычных масштабов, такая „история” практически, можно сказать, не существует (т. е. не входит в сознание, не отражается, хотя объективный процесс налицо), то и создаётся иллюзия вечности законов природы, в смысле их неисторичности, и историчности одних только бренных законов истории, человеческой истории.
На этой иллюзии и покоится в сущности абсолютное противопоставление теории и истории. Так как писать историю Космоса мы ещё не можем, а его исторические законы представляются „вечными”, то это — область теории par excellence. Между тем, из всего нами вышесказанного вытекает и вся относительность противопоставления»63 .
Можно даже сказать, что процесс переосмысления основных идей «Теории исторического материализма» начался ещё раньше. В 1925 году, во время дискуссии вокруг предмета политэкономии, Ян Стэн отмечал, что Николай Бухарин смотрит на вопрос прогрессивнее того же Михаила Покровского. Первый к тому времени (то есть через 4 года после издания книги, являющейся сейчас предметом нашего рассмотрения) уже признавал, что каждая общественно-экономическая формация должна получить свою политэкономию, в то время как последний цеплялся за попытку распространить конкретные выводы Карла Маркса относительно экономики капиталистического общества на всю обозримую историю64 .
Неизвестный автор из журнала «Под знаменем марксизма» за год до ответа Н. И. Бухарина на критику Владимира Сарабьянова, в 1922, также затрагивал вопрос предмета исторического материализма в своей рецензии65 . Он с иронией замечал: если Николай Бухарин действительно признаёт теорию исторического материализма как часть философии диалектического материализма, применённую к общественным наукам, то с чего бы ей быть какой-то социологией? Почему бы ей не быть «социальной философией диалектического материализма», почему бы не остаться философией общественных наук? Сам термин «исторический материализм» рецензент находит не слишком удачным: будто бы речь идёт о чём-то ископаемом. К тому же сам исторический момент 1920-х годов и характер дискуссий с западным марксизмом, по его мнению, требует подчеркнуть именно диалектический, а не какой-либо иной характер марксистского мировоззрения.
Этот некто, выступивший под псевдонимом Плехановец, связывает возникшую проблему с недавними по тем меркам дискуссиями в европейском марксизме. Так вышло, что в своё время «классики» больше внимания уделяли вопросам теории общества, нежели общефилософским вопросам. Это было более практично с точки зрения того политического момента. Впоследствии это привело к тому, что многие видные теоретики социал-демократии в Европе посчитали, что у марксизма, собственно говоря, есть только теория общества — исторический материализм, политэкономия, — а своей специфической философии нет. Потому тот же исторический материализм им было надо «обосновать» с философской точки зрения, для чего подбирались различные платформы от кантианства до махизма. И только небольшая горстка людей в европейском движении, в том числе Г. В. Плеханов и В. И. Ленин, отстаивала ортодоксальный взгляд, а именно то, что материалистическая диалектика была, есть и должна быть философским ядром марксистской доктрины. Со временем к этой же философской позиции (не всегда политической!) примкнули А. Грамши, Д. Лукач и К. Корш66 . Конечно же, их построения всё равно ушли в сторону от советского марксизма, но исторически они имеют общие антипозитивистские корни.
Кто бы ни скрывался под псевдонимом, он говорил с предельной откровенностью:
«Почему вы думаете, что не найдётся какой-нибудь „умный философ” и не станет обосновывать „экономический”, „исторический” материализм и „социологию” какой-нибудь новейшей философией? — Надо устранить всякую возможность этого»67 .
Почти дословно, но на более широком материале критики австромарксизма, повторял подобные выводы в 1930 году Пётр Иванович Демчук — украинский философ-марксист из числа «диалектиков»68 .
Схожие мотивы в работе Н. И. Бухарина, связанные с попыткой удаления диалектики из марксистской доктрины, отмечал в своей рецензии и Д. Лукач69 . Тут же стоит упомянуть об Антонио Грамши. В своей рецензии, независимо от других авторов, он увидел те же проблемы.
Во-первых, диалектика фактически отделена от конкретной науки, а, стало быть, выброшена. Исторический материализм как социология оказывается построен в соответствии с методом естественных наук, а потому диалектика легко оборачивается метафизикой70 .
Во-вторых, в историческом разрезе он видит проблему так же, как и Плехановец. Истмат лишь кажется набором готовых схем и подходов, готовой системой, и происходит это по той причине, что его создателю часто приходилось отвлекаться на текущие проблемы политики, проработку экономического учения — таково было время. Но это не значит, что его практические разработки не содержат имплицитно оригинального философского метода. Западная социология была попыткой создать аналогичную истмату историко-политическую науку на базе эволюционистского позитивизма, на котором, впрочем, не задержалась, став со временем «философией нефилософов». Её цель — описать и классифицировать общество методами естественных наук, смотря на мир как на беспрерывную эволюцию, которую можно раз и навсегда понять, проведя ряд экспериментов. Цели и методы такого подхода лежат далеко от того, чему учил в своих работах Маркс71 .
И действительно, Бухарин сам было признавался в том влиянии, которое в своё время оказывал на него махизм А. А. Богданова72 , борьбе с которым так много сил отдали Г. В. Плеханов и В. И. Ленин. Книга во всех своих изданиях полна ссылок на его работы, которые включены и в списки рекомендуемой литературы. От критиков того времени конкретные корни этого позитивистского настроя тоже не ушли73 74 75 .
Родство понимания исторического материализма как «марксистской социологии» и позитивизма, которому было уделено столь много внимания, — это не просто малопримечательный курьёз историографии. Оно проявилось и в конкретных построениях Николая Бухарина. На примере понимания природы закономерностей это видно наиболее наглядно. Вместе с тем вопрос о возможности закономерностей в той или иной области, их характере и пределах действия, является базовым для любого конкретного исследования, в том числе и исторического.
Вот как понимал закономерность в историческом материализме Николай Бухарин:
«Задача [Исторического материализма. — В. П.] заключается в том, чтобы показать, как в обществе людей общие законы естественных наук проявляются в особой, только человеческому обществу присущей форме»76 .
Весь «монизм» сведён к тому, что законы общества — это такое специфическое проявление естественнонаучных закономерностей77 . Редуцирование общественных процессов, в конечном счёте, до механики? Или же разрыв на «науки о природе» и «науки о человеке»? Проблемы преодоления ограниченности обоих взглядов, стоявшие перед советскими философами-«диалектиками», для Николая Бухарина не существуют. Он просто сделал выбор в пользу первого варианта.
Это закладывало совершенно иной подход к изучению общества, но самим автором «Теории исторического материализма», по-видимому, не осознавалось:
«Мы считаем вполне возможным переложить „мистический“, как Маркс его называл, язык гегелевской диалектики на язык современной механики»78 .
Или вот ещё очень важный вопрос по поводу сводимости высших форм материи к низшим:
«…нельзя современную механику противопоставлять диалектике. Если механика не диалектична, т. е. недиалектично и всё движение, то что же остаётся от диалектики? Наоборот. Движение составляет, если так можно выразиться, материальную душу диалектического метода и его объективную основу»79 .
В чём здесь коренная разница со взглядами той же школы «диалектиков», например? В том, что базовой формой движения, из которой развивается всё остальное, является движение механическое. То есть движение здесь воспринимается не шире, как всякое изменение в принципе, а как самое настоящее перемещение в пространстве. А это убеждение возможно лишь постольку, поскольку материя воспринимается автором так же, как и материалистами XVIII века, — только как вещество. Некоторые из этих деклараций смущали даже позднесоветских специалистов, которые уже не стеснялись в пересмотре очень многих прежних доктрин80 . Этот вопрос о сводимости высших форм материи к низшим играл, на самом деле, очень большую роль во всех довоенных методологических дискуссиях. Все эти проблемы касались в том числе и исторической науки.
Вот что Н. Бухарин, отталкиваясь от подобных позиций, предлагал для исторического исследования:
«Тип общества можно распознать и по его идеологии, и по его экономике. От феодального искусства можно сделать заключение к феодальным производственным отношениям, от феодальных производственных отношений можно сделать заключение к феодальному искусству или религии или характеру мышления вообще и т. д., и т. п. Поэтому, например, расшифровывая какие-либо литературные памятники, откапываемые археологами, мы можем рисовать себе различные стороны жизни исчезнувших народов, догадываться о их жизненном укладе. Читая кодекс Хаммурапи, мы воскрешаем хозяйственную жизнь Вавилона, по Илиаде и Одиссее можем судить о раннегреческой истории и проч.»81
Здесь видно прямое и весьма топорное сведение надстройки к базису. Чтобы проводить описанную выше операцию столь легко и непринуждённо, как это делает Н. И. Бухарин, надстройка всегда должна сводиться к базису, форма к содержанию, а последнее, по выражению самого К. Маркса, «делало бы всякую науку излишней»82 . В нашем случае — делало бы излишними частно-исторические методы, непосредственные приёмы исторического исследования, историю как таковую. Впервые угроза подобного подхода нами была отмечена ещё на уровне определения предмета; здесь же можно наблюдать её реализацию на конкретном материале.
Философская проблема формы и содержания существует всегда, но в данном случае очень ярким и наиболее подходящим для ответа Н. Бухарину историческим примером является судьба гомеровского эпоса, историческое время которого, в строгом смысле, вообще никогда не существовало, ибо текст полон эклектичного смешения культурных пластов из самых разных эпох древнегреческой истории83 .
Конечно же, проблемы объективной датировки этих литературных памятников оказались для специалистов решаемы, и из них можно извлечь те или иные исторические факты. Но мы оставим в стороне все дискуссии, связанные с этим, чтобы указать на ключевой в нашей ситуации момент: это не принцип монизма в марксистском смысле, а лишь внешняя схожесть.
Однако подобные установки будут распространены в советской философии и за пределами «вульгарного социологизма». Например, видный советский философ-«механист» и математик А. И. Варьяш пытался по тому же принципу вывести все основные понятия и теории рационалистической философии XVII века напрямую из общественного производственного процесса, что вызвало резкий отпор у непосредственных специалистов. Как писал в своей рецензии В. Ф. Асмус, «…монизм историко-философского метода, в том смысле, в каком его понимает т. Варьяш, не существует, так как „однозначная причинная связь” может быть установлена только между историческим фактом появления известных теорий и общественными потребностями, их вызвавшими, но отнюдь не между этими потребностями и содержанием самих теорий. И это потому, что всякое рассмотрение содержания теории есть, говоря опять словами логики, переход в другой род, где масштабом уразумения, оценки и критики будут служить уже не потребности, как факты социальной жизни, но теоретические проблемы как таковые, со своими методами, приёмами, логическими принципами, предпосылками и практическим критерием достоверности»84 .
Есть нечто родственное в подобных этому попытках вывести технику целиком из природы. Немецкий ученый Эрнст Капп активно продвигал идею, что всякое развитие техники есть просто всё более сложное подражание природе, всякое изобретение можно напрямую вывести из существующего естественного прообраза85 .
Совершенно отличную от бухаринской трактовку выводимости надстроечных явлений из базиса общества давал философ-«диалектик» Константин Константинович Милонов:
«Для марксиста, например, ясно, что, насколько такое общественное явление, как борьба идеологий, есть только выражение изменений, происходящих в производственных отношениях общества, а, следовательно, и в его производительных силах, настолько же оно выражает эту сущность односторонне и часто в искажённом виде. „Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное неполно входит в общее“. Вот почему каждое отдельное, индивидуальное явление ещё не даёт нам понимания его сущности: оно лишь ведёт к этому пониманию. Достижение этого последнего и человечеству, в его историческом развитии, и каждому исследователю стоит „тяжёлой работы мысли“ и бездны практических ошибок. Ведь нужно изучить не только данное явление в его обособленности от других, но и — что важнее всего — в его связи с другими, как качественно одинаковыми, так и различными. Говоря конкретно, надо изучить не только все основные черты данной теоретической борьбы, но и другие — также теоретические — сражения. Но и этого одного недостаточно: надлежит изучить все другие процессы общественной жизни. И только тогда, найдя общее во всех этих качественно различных явлениях — в политической борьбе, этических настроениях эпохи, в классовых столкновениях и т. д., и т. п.; — мы сможем «свести» теоретическую борьбу к её основе — изменениям в производственных отношениях людей»86 .
Подобная методологическая установка бесконечно далека от попытки «от феодального искусства сделать заключение к феодальным производственным отношениям», она настраивает исследователя на более глубокий и всесторонний подход. Но, что наиболее значимо в контексте нашей работы, она никак не может исходить из тех философских предпосылок, которые взял на вооружение Бухарин.
Из того же принципа сводимости высших форм материи к низшим, к которому примыкал автор «Теории исторического материализма», также следовало, что процессы общества предсказывать не сложнее, чем метеоритный дождь или погоду: дело в опыте, мы, мол, просто пока недостаточно готовы к этому87 . Что касается случайностей, то Николай Бухарин вообще отрицает их существование: если нам что-то кажется случайным, то только в силу недостаточной развитости нашей науки88 . Он не признаёт объективного характера случайности.
Что интересно, в более поздних работах, отойдя от позитивистских корней, Н. И. Бухарин существенно пересмотрит свои взгляды по этому вопросу. Исходя из мыслей Маркса о том, что история есть «не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека», автор сделал оригинальный для своего времени вывод, что К. Маркса зря записывают в безусловные прогрессисты. Исторические законы — это возвращающийся к людям результат действия этих же самых людей. Они строги только в рамках своей применимости, они не есть «фатум». Таким образом, в рамках марксистской доктрины круговорот, регресс и прогресс равно возможны89 . Это резко отличается от будущих официозных советских изданий, которые чуть ли не до самого краха системы трубили об «окончательной» победе социализма.
Но это произойдёт позже. А к тем положениям, что были заявлены в «Теории исторического материализма», тот же А. Грамши, как представитель диалектического взгляда на ядро марксистской философии, относился крайне скептически:
«Поскольку вследствие странного переворачивания перспективы „кажется”, что естественные науки дают возможность предвидеть развитие природных процессов, то историческую методологию стали считать „научной” только тогда и постольку, когда и поскольку она абстрактно позволяет „предвидеть” будущее общества. Отсюда поиски основных причин, более того, „первопричины”, „причины причин”. Но уже в „Тезисах о Фейербахе” заранее критиковалось это упрощенческое представление. В действительности можно „научно” предвидеть только борьбу, но не конкретные её моменты, которые всегда бывают результатом столкновения противостоящих друг другу сил, находящихся в постоянном движении, не сводимых к фиксированным количественным величинам, потому что в них количество постоянно переходит в качество. Реально можно „предвидеть” что-либо лишь постольку, поскольку совершается определённое действие, прилагается определённое усилие воли и, следовательно, вносится конкретный вклад в достижение того результата, который „предвидится”»90 .
Бухаринский универсализм не имеет ничего общего с ортодоксальной теорией Маркса, которая равноудалена как от позитивистского сведения законов природы и общества к общему знаменателю (например, механике), так и от разрыва общенаучного метода в духе неокантианства. Непосредственную угрозу механического переноса естественнонаучных методов в изучение общества лучше всех обрисовал А. Грамши в рамках всё той же критики бухаринского учебника91 .
Справедливости ради нужно отметить, что философская эволюция Н. И. Бухарина представляла собой всё больший отход от механистических моделей и приближение к ортодоксальному диалектическому пониманию. Да и уже в самой «Теории исторического материализма» есть ряд замечательных вещей, предвосхитивших дальнейшую проблематику развития марксизма в СССР. Например, Николай Бухарин одним из первых заговорил об историчности мышления с точки зрения марксизма92 . К тому же, несмотря на все огрехи рассматриваемой работы, он должен быть признан одним из пионеров системного подхода в советской научной мысли.
Наиболее заметен прогресс в работе «Учение Маркса и его историческое значение» (1933). И хоть это произведение не посвящено специально проблемам исторического материализма, по нему можно проследить изменение взглядов Н. И. Бухарина по этому вопросу.
В данной работе диалектический материализм — и наука, и метод, что сближает взгляды Николая Бухарина с «диалектиками»93 . Более того, здесь, в отличие от «Теории исторического материализма», значительное внимание уделено роли классической немецкой философии в становлении марксизма94 . Большее внимание уделено К. Марксу именно как оригинальному философу и его методу95 .
Исторический материализм теперь — лишь учение о законах общественного развития96 . Не об обществе: это более не социология. Коренным образом пересмотрено само определение общества в пользу той трактовки, на которую указывали критики97 . Взаимоотношения природы и общества теперь выстроены как раз тем самым образом, о котором писал в своей критике С. Л. Гоникман. В данном противоречии ведущей, активной стороной выступает именно общество98 .
В вопросе понимания закономерностей, в том числе и общественных, исторических, Бухарин также теперь занимает совершенно иную позицию. Он неоднократно упоминает о качественной несводимости одного уровня материи к другому99 и вместе с тем приходит к мысли, что специфичность форм движения не означает отделённости каждого нового этапа от другого100 . То есть он приходит к тому пониманию монизма, на отсутствие которого указывали ему критики начала 1920-х.
Соответственно, иное понимание монизма, не связанное со сведением всего и вся, в том числе и общества, к механическому движению атомов, позволяет Н. И. Бухарину поставить проблему о преодолении на основе диалектического понимания равно ограниченных доктрин позитивизма и неокантианства в вопросах исторических законов101 . Автор теперь сам говорит с позиций своих старых критиков:
«Общество рассматривается Марксом, таким образом, как исторически конкретное общество, историческая форма которого есть преходящая форма. „Всеобщие законы” исторического развития включают, следовательно, законы перехода одной общественной формы в другую и предполагают специфически исторические особенные законы различных экономических формаций»102 .
И это положение не было простой декларацией: оно подтверждалось всей предыдущей цепочкой размышлений, выходило из неё.
Можно предположить, что, помимо критики, на эволюцию воззрений Н. И. Бухарина повлиял философ школы «диалектиков» В. Ф. Асмус, с которым тот вместе работал над книгой по истории техники103 . Известен также тот факт, что Николай Бухарин и неформальный лидер «диалектиков», Абрам Моисеевич Деборин были близкими друзьями, что также могло способствовать тому, что Н. Бухарин попал под соответствующее влияние и в философских вопросах104 .
Значение и влияние
Существенная проблема заключается в том, что поздние работы Бухарина не успели получить широкого распространения, а некоторые, вроде «Философских арабесок», так и остались неизвестны массовому читателю вплоть до перестройки. Для большинства людей, принимавшихся за изучение исторического материализма, путеводной нитью была именно «Теория исторического материализма» 1921 года. Вплоть до начала 1930-х было более десятка переизданий (все — стереотипные105 ) только на центральных типографиях страны. Сколько их было в регионах, пожалуй, тема для отдельного исследования. Учебник также был известен за рубежом.
В одной из критических работ прямо указано, что одно время это было единственное учебное пособие по историческому материализму для высших учебных заведений106 . Там же автор отмечал:
«Распространённость книги т. Бухарина, огромная роль, выполняемая ею в деле пропаганды марксистской теории, заставляют особенно остро ставить вопрос о её внутренних достоинствах, т. е. о том теоретическом содержании, которое в ней заключено. Всякая неясность, или ошибка, допущенная в подобной книге, при работе над нею малоподготовленного читателя, обычно возводится в квадрат и воспроизводится в сильно расширенном масштабе»107 .
Как мы уже смогли убедиться, опасения эти имели под собой почву. Взгляды Н. И. Бухарина в начале 1920-х годов и впрямь были далеки от ортодоксального марксизма. О Николае Бухарине после перестройки часто вспоминают, используя ленинскую характеристику «любимец партии», но столь же часто забывают, что она имела такое продолжение:
«…но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нём есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)»108 .
Впрочем, наоборот это тоже работает. Слишком часто ему в истории припоминали обвинительную часть, забывая о первой. Мы здесь лишь хотим ещё раз напомнить, что главный негатив в оценке, данной ему В.И. Лениным, лежал именно в области философских ошибок.
Причем это обстоятельство было столь очевидно современникам, что для констатации его не требовалось быть вождём и писать предсмертное письмо к съезду. Владимир Сарабьянов ещё в своей статье от 1922 года упреждал, что Н. Бухарин, имеющий большой авторитет среди молодёжи, «чрезвычайно опасен в своих ошибках»109 . При этом там же он говорит: если бы книга не была учебником, ей можно было бы простить очень многое, если не всё, но ведь она будет заучиваться наизусть! К слову, Сарабьянов был столь же критичен и к себе. Во втором издании своей научно-популярной книги по историческому материализму, в 1922 году, факт превращения оной в учебник в ряде учреждений он отмечал не иначе как «с ужасом», призывая больше обращаться к классикам марксизма110 .
Дьёрдь Лукач также упоминал излишнее упрощение и переиначивание многих основных положений марксизма как существенный минус книги, но не находил его столь критичным в силу обстановки и времени111 . Определённая доля истины в этом была: чтобы сделать столь сложную философскую систему популярной в стране, где значительная часть населения только учится читать, надо быть проще. Любая популяризация так или иначе подразумевает смысловые потери в сравнении с академическим изложением.
По ходу данного раздела можно заметить, что судьба рассматриваемой книги довольно двояка. С одной стороны, её уже тогда, «на взлёте», не говоря о более позднем времени, громили ведущие советские специалисты-обществоведы. С другой же стороны, её продолжали покупать рядовые граждане и учебные заведения, а тиражи росли.
Ничего удивительно здесь нет, так как специалистам были очевидны корни бухаринских построений, а простые читатели либо не разбирались в вопросах столь глубоко, либо интересовались другим. Те же учебные заведения: в «Теории исторического материализма» был определённый методический аппарат (для того времени большая редкость!), к тому же она действительно была изложена простым языком, а автор пользовался авторитетом видного партийного вождя. Для организации учебного процесса вполне достаточно.
Хотя на сегодняшний день можно встретить и подобные мнения:
«Следует сказать, что в становлении советского марксизма Николай Иванович Бухарин сыграл даже более заметную роль, нежели Сталин. Задним числом, когда Бухарина объявили врагом народа и расстреляли, его перестали называть по имени и прямо цитировать. А вот теоретические его построения продолжали работать во всех советских учебниках. Порой даже прямые цитаты из Бухарина без указания авторства воспроизводились составителями официальных книг, которые уже не знали, откуда они заимствуют фрагменты своего текста.
Прототипом всех этих учебников была книга Бухарина „Исторический материализм”. Этот учебник был под запретом в советское время, но вот в чём парадокс: его запрещали не потому, что читатель мог там узнать что-то крамольное, а из-за того, что, ознакомившись с ним, читатель безошибочно понимал, насколько решающей была роль Бухарина в формировании официальной идеологической доктрины.
Все учебники по историческому материализму на протяжении многих лет фразами, абзацами продолжали переписывать учебник Бухарина. А ведь именно про Бухарина Ленин сказал, что тот никогда не учился, никогда не понимал диалектики»112 .
Заранее оговоримся, что тезис о степени влияния Н. И. Бухарина на становление всего советского марксизма мы оставим специалистам, хотя обратим внимание на выявленную нами эволюцию его историософских взглядов. Стоит задуматься над тем, чьё же влияние испытывал он сам.
Что же касается основной мысли, то подобный взгляд связан, по-видимому, с широким распространением учебника в 1920-х. С этой точки зрения слова о его влиянии правдивы. «Теорию исторического материализма» действительно прочло огромное количество людей, в том числе и те, кто в будущем станут специалистами в той или иной сфере наук.
Но слова о том, что данный учебник оказал влияние на другие учебники, да ещё и о том, что в сравнении с более поздними пособиями в «Теории исторического материализма» читатель не увидит ничего нового, нельзя воспринимать всерьёз.
После изучения всех доступных в РГБ центральных советских учебников по историческому материализму — и части региональных — за период с 1921 по 1931 год удалось обнаружить только один (один!) учебник, который в основных своих положениях был очень близок к тому, что писал Н. Бухарин113 . Все остальные пособия, даже если они положительно отзывались о «Теории исторического материализма», как, например, курс лекций С. З. Каценбогена, всё равно не решаются заимствовать оттуда спорные построения.
Советские учебники по истмату «повторяют» Н. И. Бухарина в той же степени, в какой сам Н. И. Бухарин повторяет истмат за классиками. Для более позднего читателя этот учебник был узнаваем по содержанию лишь в той степени, в которой затрагивал наиболее общие вопросы и не более. А вот оригинальные идеи из него никогда не имели поклонников среди авторов литературы на схожую тему и вполне себе могли удивить неподготовленного читателя в любой более поздний период.
Ни теория равновесия, ни признание колоссальной роли «внеэкономического насилия», в том числе и войн, в классообразовании и возникновении государства114 , ни воскрешение Марксова понятия «способа представления», ни идея о «триединстве» общества как сочетания вещей, людей и идей115 , ни понятие «организованного общества» как общее обозначение для капитализма эпохи монополий и социализма — ничего этого в других советских учебниках не было. Список, на самом деле, можно продолжать и дальше. Даже те представители философской школы «механистов», которые писали об общественных науках, приближались в понимании некоторых вопросов к раннему Н. И. Бухарину лишь постольку, поскольку вообще приближались к позитивизму.
Рецепция некоторых ранних бухаринских идей в советском обществоведении, скорее всего, действительно произошла, но, как нам думается, совсем не теми путями, о которых пишет Б. Ю. Кагарлицкий*. Версию о советских учебниках, тайно занимающихся плагиатом работы Н. И. Бухарина, лучше отбросить. Всё-таки специалисты именно в этом узком вопросе выдвигали иные версии, как-то: невиданный до тех пор размах и новизна задач116 , неизбежно приводящий к упрощению, с одной стороны, и низкий общеобразовательный уровень подготовки целевой аудитории подобной литературы — с другой117 .
*Признан иноагентом и включён в перечень террористов и экстремистов в России.
Ретроспективно сюда можно добавить и научную карьеру непосредственных читателей «Теории исторического материализма». Книгу можно было запретить и сдать в спецхраны, но ничего нельзя было сделать с поколением людей, заучивших её наизусть, воспроизводящих ряд построений в своих конкретных работах, по которым училось следующее поколение, и т. д. Распространению схожих моделей «социологизированного марксизма» способствовали и реальные пережитки дореволюционной общественной мысли. Содержание работы Н. И. Бухарина не пришло откуда-то со стороны: это был плод действительности того времени. Нет ничего странного в том, что в своём долгом «транзите» от махизма к марксизму он был не одинок. Некоторые люди могли излагать нечто похожее, даже не будучи знакомы с первоисточником.
Если уж говорить о каких-то типических вещах, которые можно встретить всюду, от «Теории исторического материализма» до перестроечных учебных пособий, то это сама структура книги. В этом плане Н. И. Бухарин действительно заложил традицию, создал «прототип». В этом может убедиться всякий, сравнив оглавление его работы с более поздними книгами об историческом материализме. Особенно ценно в этом плане свидетельство позднесоветских специалистов, которые в массовом порядке работали с подобными пособиями всю жизнь и познакомились с первоисточником только постфактум, во время перестройки118 .
Однако это не самое большое достижение Николая Бухарина, потому что идея была более чем очевидна — взять предисловие из «К критике политической экономии» и использовать его как план для будущей книги. Использовать сжатое изложение теории исторического материализма от авторов самой идеи, чтобы на его основе сделать расширенное — это, безусловно, хорошая, дельная находка, которая оправдала себя. Но это не значит, что её использование превращает любую книгу, написанную по схожему плану, в плагиат работы Бухарина.
Был ли Николай Бухарин «механистом»?
Ещё один вопрос, который практически не рассматривается в специальной литературе по теме, а вместе с тем, заслуживает повышенного внимания, это вопрос о принадлежности Николая Бухарина к той или иной философской школе. Если рассуждать формально, в смысле участия на стороне одной из сторон конфликта в советской философии 1920-х, то ответ прост — ни к «механистам», ни к «деборинцам» Н. И. Бухарин не примыкал. И вместе с тем, читатель мог заметить, что мы не единожды характеризовали отдельные моменты в работах автора как «механистические». Так в чём же дело? Был ли он «механистом» хотя бы де-факто?
На самом деле, можно встретить разные мнения на этот счёт. В. П. Макаренко безоговорочно причисляет Бухарина к «механистам»119 , в то время как В. А. Колосов считает, что Бухарин имел ошибки механистического толка, но не был «механистом» вполне120 .
Давайте попробуем разобраться на конкретном материале. Возьмём для сравнения работу видного лидера механистического блока Л. И. Аксельрод-Ортодокс «Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории» (1924) и попробуем провести параллели. Причём не на том уровне, что у Любови Исааковны в предисловии есть пара уколов в сторону работы Бухарина, — которые она, к слову, так и не развернула ни в одной отдельной публикации, — а именно что на материале конкретных построений.
Нужно начать с того, что в понимании Л. И. Аксельрод «Исторический материализм… является по существу философией истории»121 . И при этом социология и философия истории у неё отождествляются122 . Последняя занимается «установлением общественно-исторических законов»123 , задаётся целью установить «общие начала, движущие исторический процесс»124 . Как и социология у значительного числа обществоведов того времени. Это и отличает её от собственно истории как науки о фактах.
Тот же пример отождествления социологии и философии истории как «наук о законах» и наличия второго уровня, «науки о фактах», в самом начале повествования можно найти и у Николая Бухарина125 . Мы приводили этот отрывок в самом начале материала, показывая, как Бухарин определяет предмет дисциплины. Несмотря на внешнее отличие от его модели, которое будет декларировать Любовь Аксельрод, критикуя теорию равновесия, в этом узловом пункте её лекции проводят тот же чисто позитивистский взгляд на отношения науки и философии. Есть наука о действительности, эмпирическая наука, а есть обобщающая, теоретическая дисциплина о понятиях. Нам как бы намекают здесь и на то, что понятия от действительности оторваны и произвольны, и если шире, на философский «номинализм» в вопросе общих понятий (как это конкретно проявляется у Бухарина, мы привели на примере его отношения к термину «класс»).
Будь западный неогегельянец Р. Дж. Коллингвуд знаком с подобными тезисами в советских книгах, он бы мог узнать и классифицировать их совершенно безошибочно:
«Всем искажениям истории, возникающим при таком [Натуралистическом. — В. П.] подходе, свойственна одна общая черта — деление исторической науки на два типа: на эмпирическую историю, выполняющую скромные обязанности установления фактов, и философскую, или научную, историю, решающую более благородную задачу открытия законов, связывающих эти факты. Как только мы сталкиваемся с разграничением этого рода, натурализм выдаёт себя с головой»126 .
Он же высмеивал попытку представить «нижний» уровень этой модели, то есть непосредственно саму историю, как науку эмпирическую127 . К слову, с подобным мнением могли бы солидаризироваться и некоторые советские специалисты, стоящие на позициях марксизма. Например, Александр Ильич Тюменев128 и Николай Макарович Пакуль129 .
Относительно вышеприведённого замечания Коллингвуда мы от себя можем отметить, что это черта не только натурализма. В данном случае позитивистская и неокантианская метафизика тесно примыкают друг к другу. Разделение этих влияний для неспециалиста довольно проблематично и вполне может стать предметом отдельного исследования. Схема двухуровневой науки, одна из которых «эмпирическая», а другая «теоретическая», это вместе с тем и один из вариантов обособления наук идеографических и номотетических.
Оба варианта трактовки истмата, что у Бухарина, что у Аксельрод, объединяет тот общий исход, что исторический материализм теряет связь с философией, поскольку оба уровня, — теоретическое обобщение и эмпирическое исследование, — в связке становятся самодостаточны. Есть собственно «история» для фактов, эмпирического материала и изучения конкретики, и есть некий теоретический уровень обобщений, «философия истории», или «социология». Конструкция замыкается. Для понимания того, что терял такой вариант на дальней дистанции, можно обратиться вот к этим словам философа-«диалектика», Ф. Е. Тележникова:
«…общеметодологические категории находят полностью применение в области общественных наук и что категории исторического материализма суть лишь конкретная форма всеобщих диалектических законов. Правильное понимание категорий диалектического материализма в известной степени предохраняет от искажений, которые могут быть часто невольно допущены при исследовании отдельных проблем марксистской теории общества»130 .
В той системе, которую выстраивали обществоведы, примыкающие к «диалектикам», так и было. В той, что выстраивали Николай Бухарин, а затем и Любовь Аксельрод, эти вещи становятся попросту лишними. Наука сама себе философия, ей не нужно никакое руководство со стороны категориального аппарата диалектического материализма.
Но вопрос — почему бы тогда не начать со временем обосновывать исторический материализм какой-то новой, модной философией? Для понимания стоит привести пример, как это выглядело на тот момент в стане западной социал-демократии. Предельное обособление исторического материализма от философии на западе в тот период выглядело примерно так:
«То, что Маркс и Энгельс относились к религии отрицательно, не меняет существа дела, потому что это было их личное дело, их „размежевание с идеализмом“. Современный социализм вообще не является мировоззрением: исторический материализм есть только метод, пригодный для изучения истории. Вопросы о боге, о последних судьбах человеческого прошлого [По-видимому, имеется в виду противостояние креационизма и эволюционной теории. — В. П.] — лежат вне социализма»131 .
Позитивизм, неокантианство и даже, как было показано выше, религия, для представленной двухуровневой схемы гуманитарного знания вполне подходят. Всё это иллюстрирует близость «механистов» к традиции марксизма II Интернационала, к западной социал-демократии132 . С той лишь разницей, что для того же К. Каутского «философский довесок» марксизма мог быть любым, в том числе махистским133 , а советские «механисты» подобных выводов никогда не излагали, напротив, считая вопрос о философских основах марксизма решённым134 135 . Другое дело характер этого решения, его несущественность для этой школы.
Субъективно концепция классической, позитивистской социологии, у Л. И. Аксельрод явно вызывает отторжение. Третья лекция в сборнике полностью посвящена критике контовской социологии136 . Однако формально такую критику осуществлял и Н. И. Бухарин. А его критику, в свою очередь, осуществляли многие будущие представители «механистического» направления. Например, уже упомянутые в прошлой главе В. Н. Сарабьянов и С. Ф. Васильев137 138 .
Куда важнее то сходство, что и Николай Бухарин, и Любовь Аксельрод ключевым предметом рассмотрения исторического материализма считают «общество вообще». Автор «Критики основ…» прямо заявляет в разделе, посвящённом критике Спенсера:
«Что такое общество? Этот вопрос должен быть разрешён с самого начала всякого социологического рассмотрения»139 .
Причём контекст повествования не оставляет сомнений, что сказанное относится к историческому материализму в том числе. Но в этом плане она отходит от воззрения своих соратников по философскому блоку и представляет собой исключение. Большинству «механистов» был присущ взгляд на исторический материализм сугубо как на метод исследования.
Тем не менее, у Л. И. Аксельрод исторический материализм — не только метод, он имеет ещё и вполне определённый предмет. Помимо неё останутся на подобных онтологических позициях, пожалуй, только Шандор (Александр Игнатьевич) Варьяш140 и Иван Адамович Боричевский141 .
Теперь же стоит обратиться к вопросу о различиях между взглядами Н. И. Бухарина и Л. И. Аксельрод, которые не позволяют нам относить их к единому направлению внутри марксистской мысли. Наиболее близко к проблемам исторической науки данная задача может быть решена на примере подхода к вопросам общественных закономерностей.
В «Критике основ…» проводится линия против механического перенесения законов естествознания в сферу общества, что было одним из краеугольных камней мировоззрения автора «Теории исторического материализма». Вот наиболее важный момент этой критики. Цитирование объёмно, но необходимо:
«В области механики законы устойчивого и неустойчивого равновесия вытекают, как это и подобает истинному закону, из самой сущности вещей, которой и определяется данный закон… Знание положений устойчивого и неустойчивого равновесия делает возможным обратное действие на тела, согласно нашей определённой цели, т. е. даёт возможность, в зависимости от нашего желания, привести тела в устойчивое и неустойчивое равновесие. Но какое, спрашивается, значение имеют и могут иметь эти принципы механики в применении к общественным явлениям, отличающимся по существу от физических тел и их взаимоотношения? Кроме образной иллюстрации, решительно никакого. Наоборот, когда эти принципы механики провозглашаются в качестве законов общественных явлений, они теряют характер поясняющей иллюстрации, а лишь затемняют сложную и своеобразную, совершенно отличную от механики природы сущность общественно-исторического движения… Законы из области естествознания, в частности законы механики, перенесённые на область общественных явлений, совершенно бессильны что бы то ни было объяснить. А раз нельзя при помощи этих законов объяснить общественные явления, то этим самым исключается всякая возможность обратного, сознательного воздействия на общественно-исторический ход вещей. Социология же, как справедливо рассуждает Спенсер, ставит определённые практические задачи. Её задача, как и всякой отрасли науки, — это возможность руководствоваться в социальной практической жизни определёнными законами. А для осуществления этой цели законы должны быть выведены на основании тех явлений, на которые данные законы должны оказать свое обратное действие»142 .
Книга Н. И. Бухарина просто не названа прямо, на деле же критикуется его теория равновесия и проводится мысль о том, что законы естествознания в приложении к обществу способны создать лишь видимость научности.
Это положение довольно прочно разводит Л. И. Аксельрод и «вульгарный позитивистский социологизм» Николая Бухарина по разные стороны баррикад. Казалось бы, это даже позволяет усомниться в «механистичности» понимания общественных законов у Л. И. Аксельрод, так как здесь нет признаков сводимости одного уровня материи к другому или целого к простой сумме частей. Однако в рамках «Критики основ…» есть в рассуждениях автора одно место, которое позволяет утверждать обратное и четко определить её взгляды как механистический материализм. Речь о перенесении экспериментального метода из естествознания в область общественных наук.
В первой лекции, обосновывая саму возможность обнаружения исторических закономерностей, автор приводит и нижеследующий аргумент:
«История также полна экспериментов, и в известном смысле и она представляет собою лабораторию, в которой производятся опыты. Но исторический эксперимент отличается от естественнонаучного эксперимента тем, что экспериментатор-естествоиспытатель, имея дело с неодушевлёнными телами или животными, отчётливо сознаёт, что он производит опыт, и потому с самого начала готов на неудачу. Исторический деятель, руководящий теми или иными событиями, экспериментирует бессознательно»143 .
В совокупности с рассуждениями о повторяемости исторических явлений, эти положения можно считать своеобразным предвидением широкого распространения сравнительно-исторического метода, исторической компаративистики, или, как его ещё называют в наше время, «естественного эксперимента в истории». Правда, современные концепции всё же далеко ушли от того, что излагает Л. И. Аксельрод. Достаточно сказать, что для неё эксперименты подобного рода «творимые в истории» какой-то личностью, в то время как для современных авторов они «творимые историей», то есть бессубъектны. Вариант Л. И. Аксельрод представляет собой практически немодифицированный перенос естественнонаучного эксперимента в историю.
Возникает вопрос — если перенос законов естествознания в сферу общества по аналогии это лишь видимость научности, как это утверждает автор, то почему не является такой же видимостью перенос в обществознание и тех методов, с помощью которых законы естествознания были получены? Как мы показываем в наших статьях о взглядах «механистической» школы на исторический материализм — это тоже было фатальной ошибкой. Слепой перенос методов вместо столь же категоричного переноса уже готовых законов — просто более высокая ступень механицизма, о чём мы уже писали в предыдущих статьях, к которым и отсылаем.
Да, мы нашли гораздо бо́льший список сходств, и при желании их можно найти ещё больше, но это одно-единственное различие, на наш взгляд — коренное. Таким образом, мы примыкаем к позиции В. А. Колосова. Николай Бухарин не был «механистом».
Ну вот, казалось бы, обещали не реабилитировать, а «отмазали». Спешим успокоить сторонников ортодоксии, уже набравших вглубь воздуха. Николай Бухарин в 1921 году стоял ниже обозначенной философской школы, на более низкой ступени «механицизма», так скажем. Где-то наравне с людьми, пытавшимися всё общество объяснить из законов рефлексологии или термодинамики. Так что весьма сомнительная эта наша «реабилитация». Не «механист» — хуже!
И вместе с тем, именно на примере Бухарина нагляднее всего можно продемонстрировать, что общефилософские ошибки — ещё не всё. Тот, кто слеп в философии, не может быть успешен и в частных вопросах, это бесспорно. Но вместе с тем, философские ошибки не могут затмевать полностью работы по частным вопросам. Утверждать подобное, а в 1930-х этим и занимались, было бы чрезмерным методологическим упрощением с нашей стороны. Как писал М. А. Киссель, обосновывая методологический принцип социальной установки:
«Факты историко-философского исследования свидетельствуют и о том, что одни и те же философские принципы допускают социально-политическую интерпретацию в очень широком диапазоне значений. Это становится возможным ввиду чрезвычайной абстрактности философских основоположений, от которых нет однозначного перехода к конкретным социальным оценкам… Кроме того, надо учитывать, что социально-политические воззрения философов далеко не всегда определяются объективной логикой их принципов»144 .
В конце концов, теоретическое развитие вознесло его так высоко, как не стояли сравниваемые с ним оппоненты-«механисты».
Примечания
- Исторический материализм в СССР в переходный период 1917–1936 гг. : Ист.-социол. очерк / Б. А. Чагин, В. И. Клушин; Отв. ред. А. А. Федосеев; АН СССР, Науч. совет по истории обществ. мысли. — М. : Наука, 1986. С. 206. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 21–22. ↩
- Кареев Н. И. Общие основы социологии. Петроград: Наука и школа, 1919. С. 8–9. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 62–76. ↩
- Гоникман С. Л. Диалектика т. Бухарина // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 77–85. ↩
- Плехановец. Заметки читателя о книге тов. Бухарина «Теория исторического материализма» // Под знаменем марксизма. 1922. № 11–12. С. 171–183. ↩
- Айнзафт С. С. Диалектика в марксизме и теория равновесия т. Бухарина // Октябрь мысли. 1924. №3–4. С. 67–79. ↩
- Луппол И. К. Основные моменты социальной методологии В.И. Ленина // Воинствующий материалист : сборники. Кн. 2: О Ленине. / О-во воинствующих материалистов. Москва : Материалист, 1925. С. 54–79. ↩
- Баммель Г. К. К постановке проблем исторического материализма в реконструктивный период // Под знаменем марксизма. 1929. № 3. С. 15–43. ↩
- Рудаш, В. Механистическая и диалектическая теория причинности (Теория причинности т. Бухарина) // Вестник коммунистической академии. 1929. № 35–36. С. 74–193. ↩
- Кривцов С., Разумовский И. Критика теоретических основ бухаринской концепции исторического материализма // Вестник коммунистической академии. 1929. № 35–36. С. 227–296. ↩
- Луппол И. К. К вопросу о теоретических корнях правого уклона // Большевик. 1929. № 18. С. 11–25. ↩
- Карев Н. А. К вопросу о теоретических корнях правого уклона // Большевик. 1930. № 2. С. 27–47. ↩
- Бухарин Н. И. По скучной дороге (ответ моим критикам) // Красная новь. 1923. № 1. С. 275. ↩
- Карев Н. А. Н. Бухарин. Энчмениада. «К вопросу об идеологическом вырождении» // Большевик. 1924. № 1. С. 141–143. ↩
- Капитонов И. Н. Бухарин. Атака. Сборник теоретических статей. ГИЗ. Москва // Большевик. 1924. № 10. С. 87–89. ↩
- Луппол И. К. Н. Бухарин. Атака. Сборник теоретических статей. Гос. Изд. Москва 1924. Стр. 303. [Рецензия] // Печать и революция. 1924. №6. С. 136–137. ↩
- Ксенофонтов В. И. Ленинские идеи в советской философской науке 20-х годов (дискуссия «диалектиков» с механистами). Л. : Издательство ленинградского университета, 1975. С. 31. ↩
- Емельянов Ю. В. Заметки о Бухарине: Революция. История. Личность. — М. : Молодая гвардия, 1989. С. 94–99. ↩
- Лукач Д. Рецензия на книгу Н. Бухарина «Теория исторического материализма» // Политические тексты. М.: Три квадрата, 2006. С. 197–213. ↩
- Грамши А. Критические заметки о попытке создания «Популярного очерка по социологии» // Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. С. 149–201. ↩
- Шацкий Е. История социологической мысли. Том 2 / Ежи Шацкий; пер. с польского; общая редакция А. Васильева. М. : Новое литературное обозрение, 2018. С. 36. ↩
- Каценбоген С. З. Марксистская социология. Часть I и II. Курс лекций, читанных в 1924|25 акад. году на Педагогич. Фак. БГУ проф. С. З. Каценбогеным. Минск : Издание Профкома Рабпрос БГУ, 1925. С. 22. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 72–73. ↩
- Васильев С. Ф. Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина / С. Ф. Васильев; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. — 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 15. ↩
- См. Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 112. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 104–105. ↩
- Карев Н. А. Исторический материализм как наука // Под знаменем марксизма. 1929. №12. С. 21–22. ↩
- С. С. Айнзафт вообще ставил в упрёк Бухарину, что тот оставил Богданова в списке рекомендуемой литературы, но при использовании конкретных его положений не даёт сносок. Подробнее см.: Айнзафт С. С. Диалектика в марксизме и теория равновесия т. Бухарина // Октябрь мысли. 1924. № 3–4. С. 79. ↩
- Грецкий М. Н. Н. И. Бухарин в оценках западных исследователей // Был ли у России выбор? : (Н. И. Бухарин и В. М. Чернов в. соц.-философ. дискус. 20-х гг.) : сборник статей / отв. ред. Б. В. Богданов. М.: ИФРАН, 1996. С. 86–87. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 313. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 110–111. ↩
- Алексеева Г. Д. Некоторые вопросы развития исторической науки в 60–80-е гг. // Историческая наука России в XX веке. М. : Научно-издательский центр «Скрипторий», 1997. С. 290. ↩
- Исторический материализм / Авторский коллектив Ин-та красной профессуры философии под ред. В. Н. Ральцевича. М. : ОГИЗ — Моск. рабочий, 1931. С. 117. ↩
- См. Юринець В. А. Останнє слово ревізіонізму Кавтського // Прапор марксизму. 1928. № 2. С. 6. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 75. ↩
- Дискуссия о марксистском понимании социологии // Историк-марксист. 1929. № 12. С. 206. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 80. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 81. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 88–90. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 91. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 86. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 88. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 74. ↩
- Гоникман С. Л. Диалектика т. Бухарина // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 77–78. ↩
- Гоникман С. Л. Диалектика т. Бухарина // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 81. ↩
- Гоникман С. Л. Диалектика т. Бухарина // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 79–80. ↩
- Лукач Д. Рецензия на книгу Н. Бухарина «Теория исторического материализма» // Политические тексты. М.: Три квадрата, 2006. С. 202–203. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 139–141. ↩
- Васильев С. Ф. Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина [Текст] / С. Ф. Васильев ; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. — 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 24. ↩
- Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? // Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. / В. И. Ленин ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 5-е изд. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1967. — Т. 1. — С. 141. ↩
- Баммель Г. К. Проблема логики в современной философии // Вестник коммунистической академии. 1923. № 5. С. 224. ↩
- Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I: процесс производства капитала // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения : в 30 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 2-е изд. — М. : Госполитиздат, 1960. — Т. 23. — С. 20–21. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 63. ↩
- Колосов В. А. Социальная философия: методологические проблемы : (Из истории отеч. философии 20-х — начала 30-х гг.) : Учеб. пособие. Архангельск : Арханг. гос. техн. ун-т, 1999. С. 122. ↩
- Бухарин Н. И. По скучной дороге (ответ моим критикам) // Красная новь. 1923. № 1. С. 289. ↩
- Славин Б. Ф. Бухарин и Грамши: два взгляда на историю // Свободная мысль. 2012. № 1/2 (1631). С. 132. ↩
- Маркс К. Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала») // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения : в 30 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 2-е изд. — М. : Госполитиздат, 1964. — Т. 26. Ч. 3. — С. 525–526. ↩
- Колоколкин, В. О теоретических ошибках тов. Н. И. Бухарина [Текст] / В. Колоколкин. — Самара, 1930. С. 74. ↩
- Фридлянд Ц. Два шага назад // Под знаменем марксизма. 1928. № 2. С. 147–161. ↩
- Фридлянд Ц. Два шага назад // Под знаменем марксизма. 1928. № 2. С. 154. ↩
- Фридлянд Ц. Два шага назад // Под знаменем марксизма. 1928. № 2. С. 155–156. ↩
- Бухарин Н. И. Философские арабески // Узник Лубянки. Тюремные рукописи Николая Бухарина. Сб. документов. [Текст]. Предисловие С. Бабурина. Введение Ст. Коэна. Под ред. Г. Бордюгова. — Изд. 2-е, дополн., измен. и расшир. — М.: АИРО-XXI, 2008. С. 624–625. ↩
- Стэн, Я. Э. Выступление в прениях по докладу И. Степанова «Что такое политическая экономия?» 31 января 1925 г. // Статьи и выступления по философии / Сост. С. Н. Корсаков, М. В. Бахтин. М. : Издательский дом «Энциклопедист-Максимум»; СПб. : Изд. Дом «Мiръ», 2015. С. 76–77. ↩
- Плехановец. Заметки читателя о книге тов. Бухарина «Теория исторического материализма» // Под знаменем марксизма. 1922. № 11–12. С. 171–183. ↩
- Тут нужно отметить, что общность философских корней с Лукачем и Коршем для представителей «диалектиков» в СССР была скорее проблемой. Подобное родство позволяло «механистам» экстраполировать политические обвинения, направляемые против западных «гегельянствующих марксистов», на всех советских философов, кто особенно подчёркивал диалектическое ядро марксистской философии. Тот факт, что последние сами выступали с критикой того же Д. Лукача, не играл особой роли. См. например: Перельман Ф. М., Рубановский Л. М., Великанов И. М. Два уклона в марксистской философии // Диалектика в природе. Сборник по марксистской методологии естествознания. Сборник второй. — Вологда: Северный печатник, 1927. С. 300. ↩
- Плехановец. Заметки читателя о книге тов. Бухарина «Теория исторического материализма» // Под знаменем марксизма. 1922. № 11–12. С. 173. ↩
- Демчук П. І. До філософії сучасної соціяль–демократії // Прапор марксизму. 1930. № 3. С. 27. ↩
- Лукач Д. Рецензия на книгу Н. Бухарина «Теория исторического материализма» // Политические тексты. М.: Три квадрата, 2006. С. 200. ↩
- Грамши А. Критические заметки о попытке создания «Популярного очерка по социологии» // Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. С. 162. ↩
- Грамши А. Критические заметки о попытке создания «Популярного очерка по социологии» // Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. С. 155–156. ↩
- Шевченко В. Н. Н. Бухарин как теоретик исторического материализма. М. : Знание, 1990. С. 17–18. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 76. ↩
- Плехановец. Заметки читателя о книге тов. Бухарина «Теория исторического материализма» // Под знаменем марксизма. 1922. № 11–12. С. 171. ↩
- Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина [Текст] / С. Васильев ; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. — 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 22. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 73. ↩
- Были попытки иначе интерпретировать это утверждение, дабы отгородить его от тотального биологизаторства в духе бехтеревской рефлексологии, но, учитывая рассмотренный нами контекст, они явно были обречены на провал. Подробнее см.: Омельченко А. П. Экспериментальная социология (о новом труде В. М. Бехтерева) // Записки научного общества марксистов. 1923. №5. С. 201. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 88. ↩
- Бухарин Н. И. К постановке проблем теории исторического материализма (Беглые заметки) // Атака: сборник теоретических статей / Н. И. Бухарин. — Изд. 2-е. — Москва : Гос. изд-во, 1924. С. 117–118. ↩
- Шевченко В. Н. Н. Бухарин как теоретик исторического материализма. М. : Знание, 1990. С. 13. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 281. ↩
- Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том третий. Книга III: процесс капиталистического производства, взятый в целом // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения : в 30 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 2-е изд. — М. : Госполитиздат, 1962. — Т. 25. Ч. 2. — С. 384. ↩
- Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М.: Издательство АН СССР, 1963. С. 225. ↩
- Асмус В. Ф. Спорные вопросы истории философии // Под знаменем марксизма. 1926. № 7–8. С. 216–217. ↩
- Эрнст Капп, Людвиг Нуаре, Альфред Эспинас. Роль орудия в развитии человека. — Л., 1925. // Электронная публикация: Центр гуманитарных технологий. — 25.05.2009. ↩
- Милонов К. К. Против механического миропонимания // Вестник коммунистической академии. 1926. № 16. С. 174–175. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 57–58. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 52. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 162–163. ↩
- Грамши А. Критические заметки о попытке создания «Популярного очерка по социологии» // Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. С. 165. ↩
- Грамши А. Критические заметки о попытке создания «Популярного очерка по социологии» // Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. С. 157–158. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 246–248. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 146. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 126–127. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 132, С. 141. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 127. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. —– Л. : Наука, 1988. С. 165. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 167, С. 170–171. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 133, С. 141, С. 157. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 157. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 155–156. ↩
- Бухарин, Н. И. Учение Маркса и его историческое значение / Н. И. Бухарин // Избранные труды : История и организация науки и техники / Ред. Е. П. Велихов. — Л. : Наука, 1988. С. 170. ↩
- Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин о технике : Сб. материалов / Предисл. Н. И. Бухарина ; Сост. В. Ф. Асмус. — Москва ; Ленинград : Гос. техн.-теорет. изд-во, 1934. 635 с. ↩
- Корсаков С. Н. Политические репрессии в Институте философии (1930–1940-е годы) // Философский журнал. 2012. № 1 (8). С. 134. ↩
- Шевченко В. Н. Н. Бухарин как теоретик исторического материализма. М. : Знание, 1990. С. 11. ↩
- Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина [Текст] / С. Васильев ; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. — 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 7. ↩
- Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина [Текст] / С. Васильев ; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. — 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 7. ↩
- Ленин В. И. Письмо к съезду // В. И. Ленин. Полное собрание сочинений : в 55 т. / В. И. Ленин ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 5-е изд. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1969. — Т. 45. — С. 345. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 62. ↩
- Сарабьянов В. Н. Исторический материализм : Популярные очерки. Изд. 2-е. М. : Московский рабочий, 1922. С. 6. ↩
- Лукач Д. Рецензия на книгу Н. Бухарина «Теория исторического материализма» // Политические тексты. М.: Три квадрата, 2006. С. 197–198. ↩
- Кагарлицкий Б. Ю. Марксизм: Введение в социальную и политическую теорию. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. С. 42. ↩
- Садынский, Д. С. Социальная жизнь людей : Введение в марксистскую социологию Пособие для учащихся высш. учеб. заведений, раб. фак. и для самообразования / Д. С. Садынский. — Харьков : Изд-во ВСНХ УССР, 1923. 203 c. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 315. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 182. ↩
- Исторический материализм в СССР в переходный период 1917–1936 гг. : Ист.-социол. очерк / Б. А. Чагин, В. И. Клушин; Отв. ред. А. А. Федосеев; АН СССР, Науч. совет по истории обществ. мысли. — М. : Наука, 1986. С. 133. ↩
- Исторический материализм в СССР в переходный период 1917–1936 гг. : Ист.-социол. очерк / Б. А. Чагин, В. И. Клушин; Отв. ред. А. А. Федосеев; АН СССР, Науч. совет по истории обществ. мысли. — М. : Наука, 1986. С. 168–169. ↩
- Шевченко В. Н. Н. Бухарин как теоретик исторического материализма. М. : Знание, 1990. С. 19. ↩
- Макаренко В. П. Бюрократия и сталинизм. Ростов н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1989. С. 216–219. ↩
- Колосов В. А. Социальная философия: методологические проблемы : (Из истории отеч. философии 20-х — начала 30-х гг.) : Учеб. пособие. Архангельск : Арханг. гос. техн. ун-т, 1999. С. 23. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Идеалистическая диалектика Гегеля и материалистическая диалектика Маркса. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. С. 89. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 22, С. 28, С. 30, С. 73. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 16. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 19. ↩
- Бухарин Н. И. Теория исторического материализма : Популярный учебник марксистской социологии. М. : Вече, 2008. С. 21–22. ↩
- Коллингвуд, Р. Дж. Идея истории; Автобиография. М. : Наука, 1980. С. 169. ↩
- Коллингвуд, Р. Дж. Идея истории; Автобиография. М. : Наука, 1980. С. 169. ↩
- Тюменев А. И. Индивидуализирующий и генерализирующий методы в исторической науке // Историк-марксист. 1929. №12. С.177. ↩
- Пакуль Н. М. Кг. Erslev. Historische Technik // Прапор марксизму. 1930. №1. С. 159. ↩
- Тележников Ф. Е. [Рецензия] С. А. Оранский, Основные вопросы марксистской социологии, т. I // Вестник Коммунистической академии. 1929. № 32. С. 258. ↩
- Цит. по: Баммель Г. К. Макс Шелер, католицизм и рабочее движение // Под знаменем марксизма. 1926. № 12. С. 42. ↩
- Исторический материализм в СССР в переходный период 1917–1936 гг. : Ист.-социол. очерк / Б. А. Чагин, В. И. Клушин; Отв. ред. А. А. Федосеев; АН СССР, Науч. совет по истории обществ. мысли. — М. : Наука, 1986. С. 205. ↩
- Отвечая в 1909 г. на вопрос одного из своих корреспондентов, Каутский писал:
«Вы спрашиваете, является ли Мах марксистом. Это зависит от того, что понимать под марксизмом. Я марксизм рассматриваю не как философское учение, а как эмпирическую науку, как особое понимание общества. Это воззрение, правда, несовместимо с идеалистической философией, но оно не противоречит теории познания Маха».
Цит. по: Деборин А. М. К истории «Материализма и эмпириокритицизма» // Под знаменем марксизма. 1927. № 1. С. 12;
Из письма Каутского к Плеханову (1901 г.):
«Философия никогда не была моей сильной стороной… У меня есть свои философские убеждения, и они те же, что и были: убеждения моих учителей, диалектический материализм. Только я думаю, что можно быть в некотором смысле неокантианцем и признавать историческую и экономическую доктрину марксизма».
Цит. по: Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова, т. II. М. : Наука, 1973. С. 172. ↩ - Степанов И. И. Исторический материализм и современное естествознание : Марксизм и ленинизм : Очерки современного мировоззрения / И. Степанов. М. : Гос. изд-во, 1925. С. 5–9, 23-24 ↩
- Сарабьянов В. Н. Введение в диалектический материализм. Харьков: Юношеский сектор издательства «Пролетарий», 1925. С. 6. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 28–41. ↩
- Сарабьянов В. Н. Диалектика и формальная логика // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 62–76. ↩
- Васильев С. Ф. Теория исторического материализма в освещении Н. И. Бухарина [Текст] / С. Ф. Васильев ; Азербайджанский ГНИИ, Философское отделение. - 2-е изд., с доп. и изм. — Баку : Изд. АзГНИ, 1930. С. 24. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 48. ↩
- Варьяш А. И. История философии и марксистская философия истории // Вестник коммунистической академии. 1924. № 9. С. 270–272. ↩
- Боричевский И. А. Российская метафизика в походе против науки // Книга и революция. 1922. № 6 (18). С. 4. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 68–69. ↩
- Аксельрод (Ортодокс) Л. И. Критика основ буржуазного обществоведения и материалистическое понимание истории : курс лекций. Изд. 2-е. М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. С. 12. ↩
- Киссель, М. А. О понятии социальной установки в истории философии // Методологические проблемы истории философии и общественной мысли / отв. ред. Б. В. Богданов. М. : Наука, 1977. С. 167–168. ↩
