«Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно — рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит — интернационального, причём всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса».
И. В. Сталин. «Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 г.»
«Так как Димитров приобрёл известный моральный авторитет своим мужественным поведением в известном берлинском процессе — никаких других прав на политический авторитет у Димитрова не было и нет, — то именно ему поручена была щекотливая миссия возвестить в многословной, но бедной содержанием речи тот факт, что Коминтерн в борьбе с фашизмом стал на путь демократической коалиции и патриотизма.
… можно сказать, что история Третьего интернационала нашла в седьмом Конгрессе своё окончательное завершение».
Л. Д. Троцкий. «Ликвидационный конгресс III интернационала»
Журнал Lenin Crew уже не раз публиковал статьи по вопросам фашизма и борьбы с ним. Основные взгляды нашего коллектива касательно этой темы сформулированы в статьях «Фашизм вчера и сегодня» и «Фашизм и денацификация». Однако тема эта далеко не исчерпана.
Принятое LC и многими коммунистами определение фашизма больше всего известно по докладу Георгия Михайловича Димитрова на Седьмом конгрессе Коминтерна. И хотя доклад достаточно объёмный, цитируют обычно лишь краткое определение:
«Открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала».
Как и любое определение, вырванное из контекста, его можно толковать по-разному. Кто-то делает упор на то, что фашизм — это реакция на надвигающуюся социалистическую революцию. Кто-то подчёркивает слова о террористической диктатуре и определяет фашизм по жестокости режима. Кто-то обращает больше внимания на финансовую сторону фашизма и называет его временным решением проблем в экономике.
Получается странная ситуация: многие левые согласны с «классическим» определением Димитрова, но на деле оно у всех разное. Нет согласия ни в том, какие страны и движения являются фашистскими, ни в том, какой должна быть тактика коммунистов по отношению к ним.
Самый показательный пример — это позиция современных социал-шовинистов. Как правило, при сравнении двух империалистических блоков они заключают, что один блок более реакционный и империалистический, а другой — чуть левее. Следовательно, первый блок является «фашистским», а второй следует поддерживать в борьбе с «фашистами», чтобы всех коммунистов не перебили. В конечном счёте у социал-шовинистов «более реакционными элементами» оказываются враги «менее реакционного» империалистического начальства.
Социал-шовинисты России признают Украину фашистским государством, потому что в ней запрещены коммунистические партии, а также признаются героями эсэсовцы разных мастей и деятели ОУН-УПА, включая Степана Бандеру [признаны экстремистами и запрещены в РФ]. У социал-шовинистов всё выходит «по-Димитровски», хотя о сущности той же экономической программы бандеровцев и их современных сторонников они знают немного.
На этом фоне ряд левых мыслителей признаёт «определение Димитрова» устаревшим. Например, некоторые считают определение попросту ошибочным, потому что видят в нём эмоционально-нравственный, а не чисто марксистский подход к проблеме.
При этом немногие вспоминают про первоисточник. Доклад Димитрова называется «Наступление фашизма и задачи Коммунистического интернационала в борьбе за единство рабочего класса, против фашизма». Этот доклад, как и название, достаточно объёмный и содержательный. Мы с вами не будем изобретать велосипед, а просто разберёмся с источником «классического» определения.
Для более полного и ясного понимания исторического контекста доклада Димитрова необходимо знать историю интернационалов. Поэтому перед непосредственным анализом определения фашизма мы позволим себе маленькую историческую справку.
Исторический контекст
Страсти Первого, трагедия Второго
Ключевые моменты в истории интернационалов так или иначе связаны с войной и, следовательно, с тактикой и стратегией рабочего класса в условиях войны.
Первый интернационал был создан в 1864 году как международная организация пролетариата. Ключевую роль в нём сыграли Маркс и Энгельс.
Со временем интернационал раскололся на марксистов и анархистов. Окончательный упадок Первого интернационала наступил после начала Франко-Прусской войны (1870–1871 года) и последующего кровавого разгрома первой в мире диктатуры пролетариата — Парижской коммуны.
Марксисты осуждали войну, призывали к пролетарскому единству французских и немецких рабочих, отмечали оборонительный характер войны для Германии, но в то же время клеймили позором последующие захватнические притязания на территорию разбитой Франции. Немецкие социал-демократы голосовали против военных кредитов. Именно тогда впервые прозвучали лозунги мира без аннексий и контрибуций. Разворачивалось массовое антивоенное движение.
Интернационал всецело поддерживал Парижскую коммуну — первое в мире пролетарское государство, появившееся на теле павшей Второй Французской Империи. Недавние же враги — правительства Франции и Германии — объединили свои усилия для разгрома парижских рабочих. Международная буржуазия получила первый опыт подавления диктатуры пролетариата, развернулись массовые репрессии и преследования.
В 1872 году анархисты окончательно покинули организацию и создали собственный Анархистский интернационал. В 1876 году Первый интернационал и вовсе был распущен. Однако Маркс отметил, что организация выполнила свою историческую задачу и в будущем будет вновь восстановлена в улучшенном виде.
История Второго интернационала началась в 1889 году, спустя шесть лет после кончины Карла Маркса. Серьёзную роль в его работе играл Фридрих Энгельс вплоть до своей смерти в 1895 году.
Организация просуществовала дольше и отличалась более широким масштабом и влиянием в Европе и США. Именно Второй интернационал учредил известные всему миру праздники: 1 мая и 8 марта.
Конфликт с оставшимися анархистами продолжился, однако их в скором времени полностью исключили из интернационала.
Первые глубокие размежевания между тогдашними социал-демократами произошли аккурат к началу XX века, и касались они диктатуры пролетариата. Часть организации отбрасывала идею революционного захвата власти рабочим классом, уповала на реформизм и демократию, якобы ставшую в то время надклассовым инструментом борьбы за лучшее будущее. Масла в огонь подбросили Русско-Японская война и последовавшая за ней Русская революция 1905–1907 гг. Если в войне все стороны были признаны захватническими, то к Революции у разных отделений организации были разные подходы (правое крыло — оппуртунисты-примиренцы, левое крыло — революционеры, центристы — промежуточная позиция, с уклоном в примиренчество).
В 1914 году начинается Первая мировая война, и Второй интернационал раскалывается. Расколу, сам того не ведая, помог сам Фридрих Энгельс, внеся неясность по поводу характера войны, которую он предсказывал в конце своей жизни.
Энгельс и Первая Мировая война
Энгельс ещё в 1887 году предрекал мировую войну на Европейском континенте1 . Он с удивительной точностью пишет о временных рамках войны, характере боевых действий, масштабах разрухи и потенциальных антагонистах, резюмируя окончание невиданного ранее военного конфликта как «…всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса»2 . При этом неясной остаётся позиция Энгельса по поводу сущности войны: считал ли он её империалистической, и мог ли он вообще предвидеть её империалистический характер?3 4
В 1887 году Энгельс пишет [Здесь и далее выделения в цитатах автора, если не указано обратное — И. В.]:
«И, наконец, для Пруссии — Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны»5 .
Спустя ещё несколько лет, в 1891 году Энгельс в письмах к Бебелю сообщает, что, в случае нападения Франции и России на Германию, необходимо бросить все силы, особенно революционные, против России и любых её союзников6 . Согласно Энгельсу, рабочее движение в Германии сможет прийти к власти в течение ближайших 10 лет, особенно если войны не случится7 . В последующих письмах Энгельс только развивает мысль, называя победу Германии в войне против России и её французских союзников победой революции. И вообще, по Энгельсу социалистическая партия скоро возьмёт большинство в Германии и будет единственной крупной силой, способной удержать власть, но война может замедлить этот процесс8 .
Как бы там ни было, мировая империалистическая война началась и сразу поставила роковое двоеточие в жизни Второго интернационала: произошло размежевание между коммунистами и социал-демократами.
Коммунистами называли себя те, кто выступал с позиций интернационализма и мировой революции. Они ратовали за единство рабочего класса в борьбе с собственными буржуазными правительствами. Коммунисты отказались от имени «социал-демократов», считая его дискредитированным.
Социал-демократами в основном остались те, кто перешёл на социал-шовинистические позиции, то есть поддержал «свою» буржуазию в империалистической войне. Некоторая же часть соцдемов пыталась занимать промежуточную позицию между коммунистами и социал-шовинистами.
В 1915–1916 годах письма Энгельса Бебелю, как и позиции Первого интернационала в период Франко-Прусской войны, становятся оружием в руках социал-шовинистов. Соцдемы ссылаются на призывы Энгельса защищать Германию от России и её союзников ради спасения будущей социалистической революции.
Ленин по этому поводу прямо указывает на ложность подобных ссылок9 . В письмах к Арманд10 Ленин открыто говорил, что гипотетическая война Германии против Франции и России (в 1891 году), имела бы национальный характер и была бы реальной защитой отечества для немцев. В следующем письме Ленин называет Германию 1891 года неимпериалистической11 , т.к. тогда империализма вообще не было (по Ленину он начался в 1903 году). Далее12 Ленин сообщает, что Германия 1891 года — страна передового социализма, а в 1914 году она же уже ведёт империалистическую войну за господство в мире. Следовательно, неисторично уравнивать ситуации 1891 и 1914 годов.
И это действительно так, уравнивать эти ситуации неверно. Однако мы вполне можем предположить также вероятность того, что Энгельс просто ошибся, рассуждая о характере будущей войны, ведь в 1887 году13 Энгельс пишет именно о потенциальной мировой войне и размышляет о том, что немецкое государство «превращается в консорциум аграриев, биржевиков и промышленников». Очевидно, что Энгельс видит победу пролетариата в конце опустошительных боевых действий. Ну чем не «империализм — канун социализма»!
Далее, в 1891 году Энгельс в письмах к Бебелю пишет о потенциальной войне Германии (хорошая сторона) против России (ужасная сторона) и Франции (полуплохая сторона).
Возникает неудобная ситуация: в 1887 году Энгельс открытым текстом писал, что для Германии никакая война, кроме мировой, уже невозможна, а в 1891 году он пишет с оборонческих позиций про потенциальную войну Германии против России с французскими союзниками. Да уж, действительно, подарок будущим социал-шовинистам!
В 1934 году история с письмами Энгельса снова всплывает. Сталин в двух письмах к членам Политбюро14 15 сообщает, что Энгельс в своих сочинениях переоценивает влияние реакционной России на Европу и называет русский царизм чуть ли не главной причиной будущей мировой войны. При этом, по мнению Иосифа Виссарионовича, Энгельс якобы не замечал явных империалистических тенденций в мире, которые уже тогда были видны и отображены в работе Ленина (таблица «Опыт сводки главных данных всемирной истории после 1870 года»).
Резюмируя, товарищ Сталин пишет:
«Едва ли можно сомневаться, что [Энгельсовский] ход мыслей должен был облегчить грехопадение германской социал-демократии 4 августа 1914 года, когда она решила голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг защиты буржуазного отечества от царской России, от «русского варварства» и т.п…
Понятно, что при таком ходе мыслей не остаётся места для революционного пораженчества, для ленинской политики превращения империалистической войны в войну гражданскую».16
Однако Иосиф Виссарионович всё равно отмечает ряд исторических причин, по которым, с его точки зрения, Энгельс мыслил в этих вопросах однобоко. Ну и куда без ремарки, что Энгельс всё равно остаётся нашим великим учителем, и что марксизм — это не догма, а руководство к действию!
Забавная получается история:
- Ленин защищает позиции Энгельса 1891 года, которые относятся не к мировой империалистической войне, а национальному конфликту для Германии против реакционных России и Франции, который мог бы гипотетически произойти в 90-е годы XIX века.
- Сталин же, вооружившись ленинизмом, противопоставляет Ленина и Энгельса, считая, что речь тогда шла уже не об условно локальном конфликте трёх государств, а о империалистическом противостоянии, вот-вот назревавшем в Европе. Мало того: осознанно или нет, но Сталин с ленинских позиций выступает против той трактовки размышлений Энгельса, за которую выступал Ленин;
Однако мы вынуждены признать, что всё-таки доподлинно не известно, об одной ли и той же войне писал Энгельс в 1887 и в 1891 годах? Очевидно лишь то, что раскол Второго интернационала имел глубокие корни и серьёзные последствия: часть вождей пролетариата перешла на сторону буржуазии. В очередной раз война стала финальным рубежом для жизни международной пролетарской организации, только в этот раз более кровавым рубежом.
Коммунистический интернационал и его печальный финал
В 1914 году Второй интернационал фактически перестаёт существовать. После Первой мировой часть социал-демократов создаёт свои подобия интернационалов: Бернский, «двухсполовинный», Социалистический рабочий (в который объединились первые два). А после Второй мировой войны появится Социалистический интернационал, существующий до сих пор, члены которого провозгласили себя преемниками Второго интернационала.
Большевики же после Октябрьской революции создают Третий, он же Коммунистический интернационал, который становится главным оружием подготовки мировой революции. Хоть коммунисты и выигрывают в Гражданской войне, однако в соседних странах верх берёт реакция. Таким образом, образовавшийся Советский Союз остаётся один на один с мировым капитализмом. В 1927 году происходит военная тревога, в результате которой чуть не началась война между СССР и Британией. В этих условиях Коминтерн становится органом международной поддержки и защиты единственного в мире пролетарского государства.
К началу 30-х годов абсолютно всем в Европе и мире становится ясно, что новая мировая война неизбежна. Что уж говорить, если сам Владимир Ильич ещё в 1916 году писал о возможной второй империалистической войне, если мировая революция не победит. Европа всё сильнее и быстрее окутывается в колючее одеяло милитаристской реакции. В этой обстановке созывается 7-ой конгресс интернационала, на котором и выступает товарищ Димитров. Конгресс был последним для Третьего интернационала. В 1943 году интернационал распустили, скорее всего в угоду временным, но жизненно необходимым для коммунистов союзническим отношениям между СССР и «Западными странами» из антигитлеровской коалиции.
Может быть, сама судьба помогла таланту советской дипломатии. В конце концов, часть капиталистических стран встала на сторону рабочего государства для подавления более опасного капиталистического конкурента в лице стран Оси. Возможно, ликвидация Коминтерна была одной из жертв для открытия Второго фронта, однако с окончанием Второй мировой войны всё стало на свои места и бывшие союзники начали новую войну — Холодную.
Как мы видим, большая война красной тонкой нитью проходит через судьбы интернационалов. И чем война крупнее, тем сильнее её влияние на организации. Во время Франко-Прусской войны и Парижской коммуны интернационал смог сохранить единство, но пал под ударами репрессий ввиду недостаточности собственных сил. Первую и Вторую мировые войны интернационалы (включая Четвёртый — Троцкистский) пережить не смогли. Забавный факт, что промышленная компания Крупп смогла отличиться поставками своего оружия во всех трёх войнах и существует до сих пор.
Следовательно, 7-ой конгресс Коминтерна необходимо воспринимать не только с позиций сухой теории, но и с позиции дипломатических манёвров. Середина 30-х годов была финишной прямой перед главным испытанием для рабочего класса и всего человечества. Коммунисты прекрасно помнили опыт разбитой Парижской Коммуны, коммунисты прекрасно помнили Гражданскую войну и международную интервенцию. Однако на этот раз им предстояло столкнуться не с уставшими от Мировой войны империалистами, которые сами дышали на ладан. Теперь предстояло встретиться с упитанными, мощными, дерзкими и отдохнувшими ястребами реакции, у которых были готовы планы раздела «красной добычи» на континенте.
Что такое фашизм и с чем его едят?
Определение Куусинена–Димитрова
Рассмотрим основные положения доклада Димитрова (Москва, 1935 год, 7-ой конгресс Коминтерна)
Начало доклада посвящено определению фашизма. Георгий Михайлович выделяет два основных условия появления фашизма, тенденции к появлению которого можно наблюдать практически во всём мире:
- глубокий экономический кризис. Буржуазия пытается переложить все тяжести кризиса на плечи трудящихся и решить проблемы рынков за счёт усиления колониального гнёта, порабощения народов и передела мира путём войны.
- угроза социалистической революции. Нарастание сил революции вызывает сильнейшую тревогу у капиталистов, поэтому они готовят удар против главного оплота социализма в мире — Советского Союза.
Естественно, Димитров не забывает лишний раз плюнуть в рожу социал-демократам, которые действительно предали рабочих и сыграли серьёзную роль в приходе фашизма к власти, чтобы чисто силовыми методами давить рабочее движение. Всё, как и полагается, приправлено цитатами Сталина. Правда, об ошибках самого вождя, из-за которых фашизм окреп в Европе, тогда говорить могли далеко не все.
Далее, описывая классовый характер фашизма, Димитров выдаёт всем известное определение:
«Фашизм у власти есть, товарищи, как правильно его охарактеризовал ХІІІ пленум Исполкома Коммунистического Интернационала, открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических (выделено Димитровым) элементов финансового капитала».
Здесь же важно уточнить, что Димитров ссылается на XIII пленум Исполнительного комитета Коммунистического интернационала (ИККИ). Оказывается, димитровское определение не совсем димитровское. Достаточно найти документ заседания17 , на которое ссылается Георгий Михайлович, и мы увидим следующее:
«Фашизм, опасность войны и задачи коммунистических партий.
Тезисы, принятые XIII пленумом ИККИ по докладу т. Куусинена
12 декабря 1933 г.
…
I. Фашизм и созревание революционного кризиса
1. Фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала. Фашизм пытается обеспечить за монополистическим капиталом массовый базис среди мелкой буржуазии, апеллируя к выбитому из колеи крестьянству, ремесленникам, служащим, чиновникам и, в частности, к деклассированным элементам крупных городов, стремясь проникнуть также в рабочий класс».
Как мы наблюдаем, за основу в докладе Димитрова взято определение Отто Куусинена. Этого никто и не скрывал, сам Димитров обозначил цитирование.
Существует другой документ, а именно выступление О. Куусинена на заседании политкомиссии XIII пленума ИККИ, обсуждавшей проект тезисов о задачах компартий в условиях роста фашизма и угрозы войны (Москва, 3 декабря 1933 года). В этом документе находится сноска относительно тезисов о фашизме:
«Политкомиссия XIII пленума по обсуждению проекта тезисов была создана на заседании его президиума 30 ноября в составе 33 человек. Председателем комиссии был В. Пик, секретарём — Л. Мадьяр. Она имела пять заседаний в течение 3—11 декабря 1933 г. — РЦХИДНИ, ф. 495, on. 171, д. 284. Редакционная комиссия тезисов состояла из 7 человек: Кнорин, Куусинен, Ленский, Мануильский, Пик, Поллит, Эрколи. До пленума проект тезисов рассматривался в аппарате ИККИ. В частности, 3 ноября проходило совещание у секретаря ИККИ И. Пятницкого с участием Варги, Гопнер, Кнорина, Куусинена, Мадьяра, Смолянского и др. — Там же, д.9. После рассмотрения тезисов политкомиссией проект был представлен Президиуму ИККИ, принят за основу и передан на обсуждение пленума.
Последний единогласно утвердил тезисы на заседании 12 декабря».18
Итак, на пленуме приняты тезисы по докладу Куусинена, откуда и взято определение фашизма. Тезисы разрабатывались и утверждались не только одним Куусиненом, а являются коллективной работой, пусть и основанной на выступлении самого Куусинена.
Конечно, вопрос реального авторства определения фашизма для наших целей не так уж и важен, хоть и интересен. Однако всё равно справедливее назвать привычные нам слова про «открытую террористическую диктатуру» словами Куусинена или Куусинена–Димитрова. Речь Димитрова —это логическое развитие тезисов Отто Вильгельмовича, их более развёрнутое и объёмное раскрытие.
Вернёмся же к докладу Димитрова.
После классического определения мы узнаём, что у фашизма есть градации реакционности и «Самая реакционная разновидность фашизма — это фашизм германского типа».
Абзацем ниже:
«Германский фашизм выступает как ударный кулак международной контрреволюции, как главный поджигатель империалистической войны, как зачинщик крестового похода против Советского Союза, великого отечества трудящихся всего мира».
Все последующие слова этого раздела так или иначе повторяют цитаты, приведённые выше.
Ещё стоит обратить внимание, что Димитров вслед за Куусиненом выделяет разные формы фашизма: где-то фашизм сразу не ликвидирует парламент и оставляет буржуазные и даже социал-демократические партии в легальном поле, а где-то в открытую всех и вся запрещает и терроризирует. Иными словами, в каждой фашистской стране фашизм обладает своим национальным душком.
Хотим обратить внимание и на то, что фашизм — это форма классового господства буржуазии:
«Приход фашизма к власти — это не обыкновенная замена одного буржуазного правительства другим, а смена одной государственной формы классового господства буржуазии, буржуазной демократии, другой его формой — открытой террористической диктатурой».
Эти слова важны, мы их будем держать в голове. Они нам понадобятся позже, когда мы познакомимся с конкретными государствами с фашистским режимом.
Сорта фашизма
Дальнейшие абзацы Димитров посвящает некоторым особенностям фашизма и современного ему положения дел, благодаря которым он завоевал популярность:
- игра на национальных чувствах на фоне всеобщего разочарования рабочих в политике;
- популизм;
- мимикрия под левых;
- предательство социал-демократов, погасивших революцию своим соглашательством с буржуазными властями;
- просчёты коммунистов, которые местами «проспали» фашизм и проиграли борьбу за рабочих.
Перечисляя негативные проявления фашизма, Димитров упоминает жертв фашистских режимов. Фашистскими странами признаются не только Германия и Италия, но и ряд других государств, на некоторых из них мы бы остановились подробнее:
«Можно привести также немало случаев, когда коммунисты были захвачены врасплох фашистским переворотом. Вспомните Болгарию, где руководство нашей партии заняло ”нейтральную”, а по сути дела оппортунистическую позицию в отношении переворота 9 июня 1923 г.; Польшу, где в мае 1926 г. руководство коммунистической партии, неверно оценив движущие силы польской революции, не сумело разглядеть фашистский характер переворота Пилсудского и плелось в хвосте событий; Финляндию, где наша партия исходила из неправильного представления о медленной, постепенной фашизации и проглядела подготовленный руководящей группой буржуазии фашистский переворот, который застал партию и рабочий класс врасплох…
…сейчас не было бы фашизма ни в Австрии, ни в Германии, ни в Италии, ни в Венгрии, ни в Польше, ни на Балканах. Не буржуазия, а рабочий класс был бы уже давно хозяином положения в Европе».
С Австрией, Германией, Италией, да и с Польшей и Балканами всё более или менее понятно: там были полностью свёрнуты институты буржуазной демократии, что и говорило об открытой террористической диктатуре финансового капитала (частичный намёк на буржуазную демократию оставался в Польше и на Балканах, плюс есть вопрос о наличии финансового капитала на тех же Балканах). Но вот с Венгрией и Финляндией всё сложнее. Коммунисты там были загнаны в подполье, но прочие признаки фашизма были выражены слабее.
Венгрия на момент выхода доклада оставалась страной, где существовали парламент, регулярные многопартийные выборы19 и смена премьер-министров20 . Да, там доминировала одна партия, и сам режим регента Хорти21 позволял тому иметь очень широкий спектр власти. Однако институты буржуазной демократии остались, хоть и урезанном виде.
Финляндия на момент конгресса вообще являлась «чистой» буржуазной демократией: там не было ни диктатора, ни авторитарного лидера, постоянно проводились конкурентные выборы в парламент с острым партийным соперничеством22 , регулярно сменялись правящие лица23 .
В 1929 году в стране на фоне кризиса24 особенную популярность получило праворадикальное движение Лапуа. Оно устраивало массовые шествия, уличный террор и политические убийства. Через парламент оно протолкнуло антикоммунистические и антисоциальные законы и даже устроило попытку государственного переворота, но в итоге оказалось под запретом. И где же в таком случае отличие буржуазной демократии от фашизма? Загадка от Жака Фреско…
Подобные примеры в очередной раз заставляют задуматься о точности определения фашизма и о том, где необходимо провести черту между научным определением фашизма и тактической пропагандистской риторикой в интересах защиты социалистического государства («Шеф, всё пропало, вокруг одни фашисты — давайте рабочих по всему миру поднимать!»).
А ведь современные социал-шовинисты могут называть фашистской любую другую «неправильную» буржуазную демократию, опираясь на тот же доклад Димитрова.
Помимо всего прочего, как Димитров, так и Куусинен считают, что фашизм — всё-таки явление временное и очень непрочное, короткое в историческом контексте. В доказательство они приводят два основных аргумента:
- фашизм только обостряет классовые противоречия, подготавливая почву для своего уничтожения:
«Дальше, победа фашизма вызывает глубокую ненависть и возмущение масс, способствует их революционизированию и даёт могучий толчок единому фронту пролетариата против фашизма».
- фашизм подрывает экономику страны, выставляя её на военные рельсы, из-за чего даже внутри фашистских режимов или между ними могут быть разной степени конфликты:
«Власть, которая убивает своих собственных приверженцев, как это было 30 июня прошлого года в Германии, фашистская власть, против которой с оружием в руках борется другая часть фашистской буржуазии (национал-социалистский путч в Австрии, острые выступления отдельных фашистских групп против фашистского правительства в Польше, Болгарии, Финляндии и других странах),—такая власть не может долго иметь авторитет в глазах широких мелкобуржуазных масс».
Естественно, подобные слова имеют спорный характер, особенно когда мы знаем, что было дальше. Некоторые фашистские режимы действительно пали от войны, но их низвержение пришло не изнутри, а снаружи. Более того, есть примеры Испании и Португалии, где фашистские (согласно советской оценке) правительства продержались у власти несколько десятилетий. Впрочем, эти два режима действительно исчезли по воле внутренних буржуазных противоречий, что частично подтверждает следующие слова:
«Фашизм старается установить свою политическую монополию, насильственно уничтожая другие политические партии. Но наличие капиталистической системы, существование разных классов и обострение классовых противоречий ведут неизбежно к расшатыванию и взрыву политической монополии фашизма. Это не советская страна, где диктатура пролетариата также осуществляется монопольной партией, но где эта политическая монополия отвечает интересам миллионов трудящихся и опирается всё больше и больше на построение бесклассового общества. В фашистской стране партия фашистов не может сохранить надолго свою монополию, потому что она не в состоянии поставить себе задачу уничтожения классов и классовых противоречий. Она уничтожает легальное существование буржуазных партий, но ряд из них продолжает сохранять своё нелегальное существование. Коммунистическая же партия и в нелегальных условиях идёт вперёд, закаляется и руководит борьбой пролетариата против фашистской диктатуры. Таким образом политическая монополия фашизма под ударами классовых противоречий должна взорваться».
Фашизм: между дипломатией и наукой
Итак, рассмотрим завершение первого блока доклада, где нас ждут весьма занятные повороты в риторике Димитрова.
Абсолютно весь доклад пропитан вполне справедливыми упрёками в сторону оппортунистической политики социал-демократов. Они расслабили, дезорганизовали рабочий класс, лишили его оружия революционного насилия: мол, нельзя силой брать власть, так можно лишь спровоцировать правых на ответное насилие; подождите, пока мы легальным путём займём большинство, — и вот тогда заживём. Димитров прямо говорит, что если бы не соцдемы со своей политикой одурачивания пролетариев, не было бы сейчас фашизма в Европе, а была бы пролетарская власть.
Правда, Димитров уже не говорит о социал-фашизме. Эта концепция берёт свое начало предположительно с V конгресса Коминтерна, у Куусинена она ещё была в ходу:
«Отдельные буржуазные группы, в частности и социал-фашисты, которые на практике не останавливаются перед любым актом полицейского насилия над пролетариатом, отстаивают сохранение парламентских форм при проведении фашизации буржуазной диктатуры».25 ;
«Фашизм и социал-демократия составляют два острия одного и того же оружия диктатуры крупного капитала. Социал-демократия поэтому никогда не может быть надёжной союзницей в борьбе пролетариата с фашизмом».26
Вот такая штука реальная политика: видимо, когда у коммунистов ещё оставались надежды, силы и инерция на мировую революцию в ближайшем будущем, тогда можно было смело и весьма по делу обвинять и бить абсолютно всех защитников капитализма, осознанных или неосознанных; но когда стало окончательно ясно, что мировая революция откладывается на неопределённое время, что впереди маячит новая империалистическая война и что есть ряд неразрешённых внутренних проблем в Советском Союзе, тогда пришлось выбирать из двух реакций — меньшую… Естественно, выбор был обусловлен только и только защитой единственного в мире социалистического государства. Ведь если социал-демократия была носительницей медленного и поступательного разоружения рабочего класса, то фашизм был реактивным болидом по разгрому пролетарской революции. Димитров продолжает:
«Социал-демократические рабочие могут всё более наглядно убеждаться в том, что фашистская Германия со всеми её ужасами и варварством — это в конечном счёте последствие социал-демократической политики классового сотрудничества с буржуазией. Эти массы всё более уясняют себе, что путь, по которому вели пролетариат вожди германской социал-демократии, не должен быть повторён. Никогда еще в лагере II Интернационала не было такого идейного разброда, как в настоящее время. Идёт диференциация внутри всех социал-демократических партий. Из их рядов выделяются два основных лагеря: наряду с существующим лагерем реакционных элементов, которые всячески пытаются сохранить блок социал-демократии с буржуазией и с яростью отвергают единый фронт с коммунистами, начинает формироваться лагерь революционных элементов, питающих сомнение в правильности политики классового сотрудничества с буржуазией, стоящих за создание единого фронта с коммунистами и начинающих всё в большей степени переходить на позиции революционной классовой борьбы».
Ну вы понимаете, какой интересный манёвр? Димитров закидывает удочку в озеро Второго интернационала, как бы говоря: «Вы, социал-демократы, конечно, очень плохие и вообще пособники фашистов, но вот некоторые из вас могут вполне себе с нами сотрудничать. Никогда не поздно исправляться, переходите на нашу сторону, ведь в вашей среде тоже есть хорошие ребята, главное — нас слушайтесь!»
Понятно, почему Димитров хочет переманить часть Второго интернационала на свою сторону. Перед глазами маячит будущая война, в которой у СССР вообще союзников может и не быть. Но вы только вдумайтесь в этот исторический парадокс!
Трагедия Второго интернационала вылилась в новую ипостась: соцдемы и коммунисты допустили фашистов к власти. Обе стороны обвиняют друг друга в пособничестве фашистам: соцдемов за их бездействие, коммунистов за провокации правых. И вот Димитров сотоварищи пытаются переиграть историю по-новому, намереваясь частично преодолеть раскол периода Первой мировой войны! Оно и немудрено, ведь задача Димитрова состояла не в том, чтобы клеймить соцдемов фашистами. В этот раз нужно было, критикуя общую линию социал-демократии, сделать намёк как массам, так и некоторым её вождям о готовности сотрудничать в борьбе против фашистов, которые ни коммунистов, ни соцдемов жалеть не будут.
Возможно, немалая часть выступления Димитрова — это скорее дипломатическое прощупывание почвы для будущей антигитлеровской коалиции, нежели честный марксистский анализ происходящего. И само определение фашизма хоть и претендует на долю истины, но всё же не является чётким, стройным и унифицированным, т.к. оно может противоречить другим словам в том же тексте.
Ну какая открытая диктатура финансового капитала в Финляндии? Не пахло там открытой террористической диктатурой наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала. После неудачных попыток местных фашистов прийти к власти из Финляндии вышла коричневатая буржуазная демократия, которая записалась в союзники к реальным фашистам, но сама в фашизм так и не превратилась.
Да и в конце концов, что, если террористическая диктатура не открытая, а, допустим, скрытая? В той же Португалии эпохи Салазара не было открытых массовых репрессий. Существовала тайная полиция, которая занималась выборочным террором по отношению к политической оппозиции. Существовала практика подавления антиколониальных восстаний, но это в общем не сильно отличалось от опыта буржуазных демократий того периода.
То же самое в Австрии времён Дольфуса. Действительно ли была наиболее империалистическая буржуазия у власти? В чём она выражалась, какие рынки захватывала, как осуществляла экспансию, передел колоний? Какие монополии диктовали волю правительству? Есть отдельный термин «австрофашизм», но сам по себе он наличие фашизма не доказывает.
Была ли в Болгарии власть наиболее шовинистического финансового капитала? Среди самих болгаров часто встречался «народный» антисемитизм, но почему-то власть этим почти не пользовалась: евреи вплоть до начала ВМВ жили там более или менее безопасно, расистские законы были введены только в 1940 году и даже в годы войны Болгария не выдавала своих евреев немцам?
На момент доклада (1935 год) Димитров называет Болгарию фашистским государством, упоминая фашистский переворот 9 июня 1923 года. В этом перевороте и его подготовке участвовал Кимон Георгиев, человек, который впоследствии в 1934 году захватит власть в Болгарии, возглавит фашистскую Болгарию и усилит её сближение с Германией.
«Фашисты сменили других фашистов», – как бы будут говорить в том же докладе. Историки придумают очередной термин «монархофашизм», который лишь означал, что после фашистского переворота король Болгарии остался на троне. А потом диалектика жизни внесёт свои коррективы. Некогда фашист Кимон Георгиев начнёт дружить с коммунистами, поучаствует как в подготовке, так и в самом перевороте 1944 года, после которого власть в Болгарии возьмут просоветские силы. Георгиев же останется в правительстве уже при коммунистах, при «Болгарском Ленине» Георгие Димитрове.
Вот может же быть определение верным, но недостаточно точным? Ровно настолько недостаточно точным, чтобы в случае чего его можно было подогнать под необходимую политическую ситуацию. Вопрос остаётся открытым…
Народный Фронт, или на заре патриотического поворота
Враг моего врага — мой друг?
К середине 30-х годов XX века человечество уже уверенно шло к новой всемирной империалистической бойне. В таких условиях безопасность СССР как главного оплота социализма в мире была не только вопросом будущего построения коммунизма. Теперь это был вопрос сохранения жизней целых наций и народов, поддержания человеческой цивилизации и сохранения прогресса.
Будущая двухполярная система, которая нашла на некоторое время баланс, позволила существовать людям на Земле в более гуманных условиях, чем это пророчил национал-социализм и другие радикальные формы фашизма. Ведь никто не знает, сколько бы времени потребовалось Третьему Рейху для того, чтобы стабилизировать монополистический капитализм после своей победы в войне, то есть сколько бы времени ещё продержался фашизм перед тем, как снова трансформироваться в буржуазную демократию. Одно известно наверняка: некоторые этносы, народы, нации не смогли бы пережить подобный процесс стабилизации…
Советское руководство, предчувствуя империалистическую бойню, было готово пойти на любые выверты, лишь бы избежать участия в войне. В случае же неизбежного вступления в конфликт коммунисты готовы были договариваться хоть с чёртом, хоть с богом, лишь бы заручиться поддержкой и не оставаться наедине против всего мирового капитализма. Расколоть капиталистический лагерь хотя бы на небольшой отрезок времени, бросить пыль в глаза уверениями о мирном сосуществовании, но выиграть время для себя, для собственного строительства и укрепления социалистической базы.
В данном контексте и прозвучали первые призывы к Народным фронтам. Димитрову было необходимо сделать подобный ход или даже идеологический разворот.
Во второй и, наверное, самой главной части своего доклада Георгий Михайлович сильнее настаивает на идее сотрудничества коммунистов с революционными социал-демократами для борьбы против фашизма:
«Установление единства действий всех частей рабочего класса, независимо от их принадлежности к той или иной партии и организации, необходимо ещё до того, как большинство рабочего класса объединится на борьбу за свержение капитализма и победу пролетарской революции.
Возможно ли осуществить это единство действий пролетариата в отдельных странах и во всём мире? Да, возможно. И возможно сейчас же. Коммунистический Интернационал не ставит единству действий никаких условий, за исключением одного, элементарного, для всех рабочих приемлемого. А именно: чтобы единство действий было направлено против фашизма, против наступления капитала, против угрозы войны, против классового врага. Вот наше условие.»
Народный Фронт подразумевал некоторую коалицию между соцдемами и коммунистами, которая будет работать как в легальном, так и в нелегальном или полулегальном вариантах.
Димитров в отдельных пунктах проходился по Англии, США и Франции, по антиколониальному движению, по вопросам молодёжи, по женскому вопросу, по странам, где социал-демократы уже у власти, и по странам, где у власти фашисты.
По сути, шаблон действий коммунистов везде одинаков: всеми правдами и неправдами сопротивляться фашизму, объединяясь со всеми, кто готов сражаться против фашистов. Для этого можно было привязывать насущные вопросы рабочих, крестьян, молодёжи, женщин, угнетённых народов к борьбе против фашистских элементов и через эту борьбу продвигать идею пролетарской революции.
Коммунисты, говорит Димитров, готовы поддерживать и защищать буржуазную демократию для того, чтобы не дать власть фашистам. Коммунисты сами готовы вступать в коалиционное правительство, если оно по-настоящему антифашистское. Коммунисты сами готовы легальными или окололегальными методами формировать коалиционное правительство в условиях кризиса. Такое правительство даже не надо называть «рабочим правительством», по Димитрову необходимо ввести новое название «правительство единого фронта». Такое правительство должно готовить массы к более смелым действиям, а именно к полноценному переходу к социализму, то бишь к социалистической революции.
Таким образом, Димитров занимает промежуточное положение между ультралевыми и правыми уклонистами. Ультралевыми он называет тех, кто критикует буржуазную демократию с позиций немедленного установления диктатуры пролетариата. Правыми уклонистами — тех, кто считает, что коалиционного правительства соцдемов с коммунистами будет достаточно для решения большинства проблем. В итоге сама позиция Димитрова остаётся расплывчатой и неясной. Создаётся впечатление, что коммунисты за всё хорошее и против всего плохого.
Мы (имеются в виду Димитров и Ко) как бы за буржуазную демократию, но одновременно против неё, — такая диалектика. Мы как бы клеймим позором Второй интернационал, но одновременно с этим готовы вступить в союз с его вождями.
Правильные патриоты
Параллельно с этим Димитров пытается играть на поле фашистов, но по своим правилам. Поднимается национальный вопрос, который будет особенно интересно смотреться на фоне наших знаний о патриотическом повороте сталинской ВКП(б). Димитров критикует фашистскую патриотическую политику и одновременно пытается перетянуть одеяло патриотизма на свою сторону. По сути, Георгий Михайлович говорит, что фашисты — патриоты неправильные, а коммунисты — это правильные патриоты. Естественно, всё это в лучших традициях уже современного красного патриотизма обрамляется цитатами из «Национальной гордости великороссов». Следующую цитату оставим на суд читателям (выделяет сам Димитров):
«Интересы классовой борьбы пролетариата против отечественных эксплуататоров и угнетателей не противоречат интересам свободной и счастливой будущности нации. Напротив: социалистическая революция будет означать спасение нации и откроет ей путь к высшему подъёму. Тем, что рабочий класс в настоящее время строит свои классовые организации и укрепляет свои позиции, что он защищает от фашизма демократические права и свободу, что он борется за свержение капитализма, уже тем самым он борется за это будущее нации».
Есть же правда в этих словах? Безусловно, есть. Однако, если мы будем дальше развивать мысль, то неизбежно придём к выводу, что социализм в конечном счёте не только спасает нацию, но и уничтожает её в процессе общей интернационализации, стирая национальные границы и формируя по-настоящему единое бесклассовое человечество эпохи коммунизма. Видимо, в то время подобные выводы смотрелись бы нелицеприятно, учитывая необходимость наладить контакты с менее реакционными капиталистами.
Здесь же всплывает следующее известное изречение (выделено Димитровым):
«Революционный пролетариат борется за спасение культуры народа, за её освобождение от оков загнивающего монополистического капитала, от варварского фашизма, насилующего её. Только пролетарская революция может предотвратить гибель культуры, поднять её до высшего расцвета как подлинно народную культуру — национальную по форме и социалистическую по содержанию, — что на наших глазах под руководством Сталина осуществляется в Союзе Советских Социалистических Республик.»
В целом весь текст пропитан тезисами о русских большевиках. Подчёркиваем: там, где упоминаются большевики, они обязательно русские. При всём уважении к заслугам предшественников, такие мантры «русскости» — это очень громкий звоночек. Мы думаем, это показатель более глубокой проблемы националистического поворота в СССР — того самого, что извращает левую мысль в России до сих пор.
Критика и самокритика
Отдельной темой у Димитрова проходит анализ ошибок самих коммунистов. Под ошибками подразумеваются:
- недооценка силы и массовости фашистских движений;
- нерешительные действия коммунистов, при участии их в буржуазном правительстве27 ;
- ограничение себя исключительно пропагандистскими методами в странах, где у власти соцдемы;
- недостаточная радикальность коммунистов;
- излишняя радикальность коммунистов в неподходящих для этого условиях.
В общем и целом характеристика ошибок также имеет очень расплывчатый характер. Отдельные примеры Димитрова могут приводить к диаметрально разным выводам. Тем не менее, названо две основных причины: сектантство и уровень теоретической подготовки:
«В ряде стран необходимое развёртывание массовой борьбы против фашизма подменивалось бесплодным резонёрством о характере фашизма “вообще” и сектантской узостью в отношении постановки и разрешения актуальных политических задач партии».
Под сектантством в первую очередь подразумевается оторванность от масс. Георгий Михайлович выделяет следующие признаки секты:
- «детская болезнь» (левизны), которая превратилась в «укоренившийся порок»;
- «доктринёрская ограниченность»;
- «упрощённые методы» /схематичность;
- «сектантская ”принципиальность”».
Естественно, рядом с подобной критикой Димитров наставляет не впадать в правый оппортунизм/реформизм. Заодно он затрагивает вопрос кадров и теоретической подготовки:
«Мы хотим всесторонне вооружить наши партии для разрешения стоящих перед ними сложнейших политических задач. Для этого всё выше поднимать их теоретический уровень, воспитывать их в духе живого марксизма-ленинизма, а не мёртвого доктринёрства.
Мы хотим выкорчевать из наших рядов самодовольное сектантство, которое в первую очередь загораживает нам дорогу к массам и мешает проведению подлинной большевистской массовой политики. Мы хотим всемерно усилить борьбу против всех конкретных проявлений правого оппортунизма, учитывая, что опасность с этой стороны будет нарастать как раз в практике проведения нашей массовой политики и борьбы…
Наши партии в своей практике далеко ещё не осознали, что люди, кадры решают дело».
Однако под теорией Димитров подразумевает её применение на практике, а не научное развитие. Нужные для этого кадры — это самоотверженные представители рабочего класса, которые готовы жертвовать жизнью и бороться до самого конца, до самой победы: умереть, но сделать. Теоретическая подготовка им нужна, но лишь как «вправление мозгов» для бывших или почти бывших социал-демократов, примкнувших к коммунистам.
Димитров продолжает:
«Пренебрежительное отношение к вопросу о кадрах тем более недопустимо, что мы непрерывно теряем часть наших ценнейших кадров в борьбе. Ибо мы не научное общество, а боевое движение, которое постоянно находится на линии огня. У нас самые энергичные, самые мужественные и сознательные элементы находятся в первых рядах. Враг охотится именно за ними, за передовиками, убивает их, бросает в тюрьмы, в концентрационные лагери, подвергает мучительным пыткам, особенно в фашистских странах. Это вызывает с особой остротой необходимость постоянного пополнения, выращивания, воспитания новых кадров, равно как и старательного охранения наличных кадров.
Вопрос о кадрах приобретает особую остроту ещё и потому, что под нашим влиянием разворачивается массовое движение единого фронта, которое выдвигает многие тысячи новых пролетарских активистов. При этом в ряды наших партий притекают не только молодые революционные элементы, революционизирующиеся рабочие, никогда раньше не участвовавшие в политическом движении. К нам зачастую идут и бывшие члены и активисты социал-демократических партий. Эти новые кадры требуют к себе специального внимания, особенно в нелегальных партиях, тем более, что эти теоретически слабо подготовленные кадры нередко уже встают в своей практической работе перед серьёзнейшими политическими проблемами, которые они сами должны разрешать.»
Внимание, вопрос: могут ли коммунисты построить массовое политическое движение, пока в среде самих коммунистов кадровый голод? Враг за нами охотится, ряды редеют, их нужно пополнять, но одновременно мы вступаем в коалицию с соцдемами, претендуя на общенародную массовость по всему миру. Я напомню, что VII съезд Коминтерна — это 35-й год, впереди Большой террор. Итог предсказуем, не так ли?
Поэтому с набором кадров у Димитрова всё достаточно просто: нужно набирать надёжных, смелых, проверенных в боях людей, которые преданы идеалам партии:
«Мы должны, товарищи, тем сильнее подчёркивать необходимость этих условий правильного подбора кадров, потому что на практике очень часто отдаётся предпочтение такому товарищу, который например умеет литературно писать, красиво говорить, но не является человеком дела и не годится для борьбы, перед другим товарищем, который, быть может, не так хорошо умеет писать и выступать, но является стойким, инициативным, связанным с массами, способным идти в бой и вести других на борьбу. (Аплодисменты.) Мало ли случаев, когда сектант, доктринёр, резонёр вытесняет преданного массовика, подлинного рабочего вожака?
Наши руководящие кадры должны сочетать знание того, что им надо делать, с большевистской выдержкой и революционным характером и волей для проведения этого в жизнь (выделено Димитровым)»
Хорошо пишущие и красиво говорящие «сектанты» вытесняют «преданных массовиков». Диванисты против активистов, версия 35-го года. Если отбросить шутки, то в последнем абзаце сказаны, в принципе, хорошие слова, да и в первом немало зёрен правды. Однако как будущий руководящий кадр будет знать, что делать, если он плохо вооружён теорией, если мы его подбирали по принципу активистской и боевой эффективности?
Мы смеялись над миной Ильича, а нашли мину Димитрова…
Как мы знаем, политика Народного фронта перед Второй мировой войной в целом провалилась. С другой стороны, большевики всё-таки смогли на время расколоть или использовать уже созревший раскол в среде империалистов и получить краткосрочных, но очень важных союзников.
Народные фронты смогли победить во Франции, Испании и Чили. Французский народный фронт привёл к власти социал-шовиниста Первой мировой войны — Леона Блюма. Он продержался в президентском кресле два года и ничем, кроме левого реформизма, не отметился. В Испании победа Народного фронта стала одним из катализаторов гражданской войны, неудачно закончившейся для коммунистов. Народный фронт в Чили продержался у власти чуть больше трёх месяцев.
Своеобразную реинкарнацию подобия Народных фронтов получили уже после Второй мировой войны в странах, где к власти пришли коммунисты. Как правило, новые Народные фронты объединяли все левые некоммунистические партии или общественные организации при парламенте и главенствующей роли коммунистической партии.
Ну що тут можна сказати?
В первую очередь нужно отдать дань уважения Димитрову и всем коммунистам того времени, которые вопреки жесточайшим условиям жизни смогли и революцию в России совершить, и в войне победить, и основы социализма в целом ряде других стран заложить. Низкий им поклон, несмотря на их ненужные внутриклассовые расколы и горькие ошибки. Ветер истории действительно развеет мусор с могил абсолютно всех честных марксистов, даже если они и между собой разругались. Наша задача помочь этому ветру.
Однако мы вынуждены признать, что доклад Димитрова носил в большей степени дипломатический характер, соответствующий задачам того времени. Именно поэтому с позиций сегодняшнего дня некоторые тезисы Димитрова могут быть неправильно поняты, а некоторые — ошибочны. Заигрывания с патриотами, как и с побочными левыми движениями, носили тактический характер — все правды и неправды были брошены на защиту СССР, то бишь социалистического государства, и это главный элемент механизма, элемент, без которого сам механизм работать не будет или будет, но неправильно.
Определение Куусинена-Димитрова в своей основе имеет значительные зёрна истины, которые, однако, были хорошо засыпаны не самой благодатной почвой ситуативного политического манёвра. Отсюда и вытекают преувеличения о том, какую страну корректно называть фашистской.
По этой причине нам сегодня необходимо разобраться с уточнением определения фашизма.
По нашему мнению, фашизм вполне себе возможен и без угрозы социалистической революции. Именно реакция на серьёзный экономический кризис в эпоху империализма является первичным фактором появления фашизма. При этом стоит учитывать, что при условии готовности рабочего класса этот же кризис может стать толчком к социалистической революции.
По сути, фашизм и диктатура пролетариата (соц. революция) — это две противоположные стороны одного и того же кризиса системы, это два варианта преодоления кризиса, один из них сохраняет капитализм, другой его упраздняет.
Если подводить итог, предлагаем следующее определение:
Фашизм — это форма классового господства финансового капитала, которая устанавливается методами террора в условиях кризиса монополистического капитализма и смещает классическую буржуазную демократию.
Фашизм включает в себя следующие признаки:
- антимарксизм (преследование коммунистов и левых или стремление установить над ними жёсткий контроль при сохранении легальности псевдокомпартии, которая в реальности отказалась от марксизма; либо же полный запрет даже формальных коммунистов при наличии в легальном поле безопасных и полностью подчинённых режиму соцдемов);
- антипарламентаризм (сворачивание парламентских институтов, их имитация, атрофия или полное подчинение; преследование всех, в том числе и буржуазных конкурентов правящей группировки капиталистов);
- межклассовый солидаризм (отрицание классовой борьбы или попытка заменить, усмирить, сгладить борьбу в интересах якобы всей нации, а на деле в интересах буржуазии и её корпоративного государства);
- национализм (различные формы радикального патриотизма, вплоть до открытого шовинизма).
С нашей точки зрения, фашизм — это в первую очередь капиталистическая реакция на кризис в условиях империалистической эпохи, который несёт прямую угрозу существования системы, над которой он разразился. При этом угроза социалистической революции может быть важной деталью, но вовсе не обязательной. Задача фашизма — сохранить и стабилизировать монополистический капитализм, не допустив его уничтожения или разложения. Сможет ли рабочий класс использовать это шаткое положение монополистического капитализма для превращения его в социализм — вопрос в данном случае побочный.
Угроза социалистической революции исходит из двух основных принципов: готовность рабочего класса взять власть и наличие кризиса системы монополистического капитализма. Чем сильнее кризис, тем более грозным будет оскал фашизма и наоборот. Присутствие левых в данной формуле второстепенно, ибо белый террор или просто террор империалистической буржуазии (что автоматически подразумевает наличие финансового капитала) может быть направлен не только на красных, но и на любые другие слои, от которых может исходить угроза. Фашисты действительно уничтожали и других фашистов, и прочие отряды менее радикальной буржуазии. Для преодоления кризиса фашисты, как правило, разделываются со всеми подряд.
Фашизм — это авангард финансового капитала, который может относиться к остальным капиталистическим отрядам точно так же, как партия коммунистов может относиться к побочным рабочим движениям.
Если условия позволяют, фашизм инкорпорирует в себя другие подобные ему отряды. Если условия не позволяют, фашизм прямо уничтожает, казалось бы, почти идентичные или достаточно похожие ему элементы для сохранения собственной политической монополии. В промежуточном варианте фашизм может единолично осуществлять свою власть, но при этом допускать легальное существование альтернативных партий и организаций. Это уже не будет классическая буржуазная демократия, ибо в данном случае будет закреплено доминирование единственного и передового отряда буржуазии. Подобный пример фашизма — режим Хорти: с высокими полномочиями самого Хорти, но регулярным проведением выборов, где постоянное большинство набирает одна партия, но при этом допускаются другие партии, включая социал-демократов.
Или, допустим, взять Португалию. В 1910 году там происходит буржуазная революция, свергают монархию, объявляют республику. В 1916 году португальская буржуазия вступает в ПМВ на стороне Антанты, для того чтобы сплотить общество и обогатиться. Результат иной: в стране кризис, единого мнения по войне нет, рабочее и профсоюзное движение недостаточно организовано для того, чтобы взять власть. Различные группировки буржуазии борются за главенство в Республике, сменяя друг друга на фоне дичайшей коррупции при общеевропейском послевоенном кризисе.
В 1926 году во время острого экономического кризиса происходит переворот: военные силой захватывают власть, грызутся между собой, страну возглавляет генерал Ошкар Кармоне. Генерал де-факто управляет Португалией до 1933 года (де-юре до самой своей смерти в 1951 году), потом власть переходит к министру финансов Антониу Салазару28 , который устанавливает режим «Нового государства». Этот режим советская историография именовала фашистским, к тому же он частично подходит под определение Куусинена-Димитрова и полностью соответствует нашему обобщённому определению.
При этом сохраняется институт выборов в законодательные органы и президента. С 1949 года на выборы в законодательные органы даже допускается полулегальная демократическая оппозиция29 , которая, естественно, забирает небольшие проценты голосов. А в 1958 году в Португалии даже прошли альтернативные выборы президента30 . На голосовании всё равно побеждает ставленник Салазара, забирая 76% голосов. Салазар же был премьер-министром и фактически всегда управлял страной, в то время как существовала должность президента.
Однако и на момент переворота 1926 года, и тем более на момент передачи власти Салазару в 1933 году социалистической революцией в Португалии не пахнет. Да, коммунистическая партия в те времена пыталась выступать, пыталась сопротивляться, искала различные пути борьбы с режимом, однако она и близко не была к взятию власти. Тем не менее режим Салазара всё равно фашистский, да и предшествующий ему режим (1926–1933 годов), судя по непроверенным источникам, сами португальские коммунисты тоже называли фашистским.
Итак, при Салазаре существовало господство финансового капитала, которое установилось в результате кризиса, при помощи методов террора и замещения буржуазной демократии. Переворот 1926 года был фундаментом будущего «Нового государства». Плюс в дальнейшем руками салазаровской полиции совершались политические репрессии и убийства членов оппозиции в целом, а не только левых31 . И полное соответствие по остальным пунктам: антимарксизм, антипарламентаризм, классовый солидаризм, национализм. Тогда в Португалии существовала своеобразная форма патриотизма, когда португальцами называли даже представителей колонизированных народов.
Можно сказать, что на определённых этапах экономического развития монополистический капитализм сталкивается с кризисом, который пророчит потерять всё и вся, практически полный крах системы. В момент подобного кризиса открывается окно возможностей: либо преодоление кризиса и сохранение капитализма при помощи фашизма (если социал-демократические меры не работают), либо преодоление кризиса и строительство социализма при помощи диктатуры пролетариата, либо не преодоление кризиса со всеми вытекающими последствиями: анархия, разруха, деградация общественной жизни.
Как показывает история, в обоих случаях необходимы диктаторские методы, совмещённые с террором различных степеней и масштабов. Разница в том, что фашисты — это авангард буржуазии, который использует диктаторские методы и террор для стабилизации капитализма и его сохранения в интересах ничтожного паразитического меньшинства, то бишь самой буржуазии; а коммунисты — это авангард рабочего класса, который использует диктаторские методы и террор для ликвидации капитализма и строительства социализма в интересах большинства и, в конечном итоге, в интересах всего человечества.
Иными словами, кризис монополистического капитализма предполагает два пути: первый — фашистский путч, второй — социалистическая революция. История показала, что разные страны двигались по-разному, выбирая либо первый, либо второй. Некоторые страны даже проходили оба пути, которые попеременно сменяли друг друга, оставляя победу за одним из них.
Поэтому фашизм — это в первую очередь реакция на кризис системы монополистического капитализма, со всеми последующими мерами террора и взятия власти в один кулак.
Природа подобного кризиса требует отдельного более глубокого изучения. Кризис может носить как общемировой характер, становясь угрозой для значительной части человечества, так и локальный либо смешанный. Кризис может быть вызван как чисто экономическими причинами, так и побочными факторами: природная или техногенная катастрофы и т.д. Допускается даже такой вариант событий, при котором угроза экспроприации местному финансовому капиталу может исходить извне от иностранной буржуазии, что естественным образом может вызвать кризис как у «жертвы» (при неблагоприятных условиях защиты финансового капитала), так и у «нападающего» (при неудачной попытке экспроприировать конкурента).
Всё это предполагает дальнейшие исследования темы для уточнения характеристик кризиса.
Сам кризис может сопровождаться попыткой пролетариата взять власть, а может и не сопровождаться — фашизм от этого фашизмом быть не перестанет.
Если фашисты приходят к власти, они начинают стабилизировать монополистический капитализм, и по мере успешной стабилизации надобность в фашизме может отпадать вплоть до его полной ликвидации. В случае же неуспешной или кратковременной стабилизации фашизм ещё быстрее сходит с арены истории. Так оно и получается, что фашизм в любом случае обречён; другое дело — издержки, которые он вызывал вчера или может вызвать завтра, что ставит под вопрос выживание человечества вообще в случае нового мирового кризиса капиталистической системы.
Нельзя отрицать и такого сценария, при котором фашизм будет существовать перманентно, пытаясь справиться с всё новыми и новыми волнами кризиса: усмирив одну, фашизм не успеет сойти с дистанции за ненадобностью, как подоспеет следующая кризисная волна.
Естественно, возникает вопрос: возможен ли фашизм сегодня или в ближайшем будущем?
Некоторые исследователи утверждают, что современная буржуазная демократия обладает таким количеством нового инструментария по контролю над массами и экономикой, что ей просто не понадобится фашизм для преодоления кризисов. Современные методы слежки, контроля, подавления, дезинформации, планирования и прогнозирования позволяют правящему классу не сворачивать привычную форму господства даже при серьёзных проблемах системы.
Однако мы не были бы так категоричны.
Дело в том, что кризис капитализма может быть куда больше, чем нам казалось вчера или кажется сейчас. Он может попросту лишить правящий класс большей части его современных инструментов и вынудить прибегнуть к старым добрым методам стабилизации. Учитывая то, насколько сильно глобализирован капитализм сегодня, новый потенциальный кризис скорее всего ещё сильнее охватит планету, что является серьёзной угрозой полного уничтожения всего и вся.
Империалистические противоречия, приправленные природными катаклизмами, эпидемиями, техногенными катастрофами или всем вместе взятым (современные военные технологии в случае их комплексного применения раскроют человечеству своеобразный эффект домино, когда из одной катастрофы будет вытекать следующая) могут стать идеальной почвой для фашистских режимов. В таком случае появление фашизма будет неотъемлемой частью предапокалиптического состояния человечества, когда самые отчаянные отряды буржуазии объединятся в «супергеройский» авангард спасения капитализма в условиях повышенной радиации, демографических катастроф, острых дефицитов, климатических угроз и разрастающихся болезней.
История движется по спирали, своеобразно повторяя себя, однако никто не говорил, что эта спираль бесконечна. И, если история может повториться трижды (трагедия, фарс, комедия), то на четвёртый раз мы все, может быть, получим финальный занавес, и спектакль всего человечества будет окончен.
Однако не стоит унывать и опускать руки. Мы живы, а пока мы живы, жива и надежда как неотъемлемая часть коммунистической борьбы за будущее всего человечества. Мы обязаны продолжать всесторонне развиваться, оттачивая сегодня теоретическое оружие для завтрашних сражений за прогресс. Марксисты здесь и сейчас обязаны становиться генералами без армий, ибо когда-то армии рабочих всё же начнут искать своих командиров для того, чтобы давить реинкарнированную фашистскую заразу вместе с капиталистическим строем. Мы ответственны не только перед будущим, но и перед настоящим.
Сегодня нет стран, чётко подходящих под димитровско-куусиненовское определение, как и не все фашистские режимы прошлого подходили строго под него в своё время. Само это определение выражало специфику той эпохи, служило для сплочения всех, в том числе буржуазных антифашистских сил под эгидой социалистического государства, включая иногда одумавшихся «почти фашистов» типа Кимона Георгиева. Сегодня роль фашистских диктатур могут играть некоторые до боли знакомые нам режимы, пока далёкие от немецких и итальянских образцов, но уверенно идущие по примерам хортистской Венгрии или салазаровской Португалии.
Сегодняшние диктатуры имеют свои особенности: где-то нет единоличного диктатора, вместо него — борьба между сменяющими друг друга у власти группировками, одинаково раздувающими шовинистическую истерию и репрессирующими несогласных; а где-то псевдокоммунистическая партия вполне легально потрясает советской символикой и портретами марксистов прошлого, лакействуя перед властью, служа ей одной из подпорок. Современному коммунистическому движению в ходе своего возрождения придётся научиться противостоять сегодняшним врагам, видеть за внешними формами их сущность, не отличимую от реакционных режимов прошлого века.
Никто не говорил, что будет легко, особенно сейчас, когда есть перспективы увидеть воочию то, о чём писали Димитров и Куусинен. Однако мы должны жить, развивать марксизм и быть достойными продолжателями дела коммунистов прошлого. И даже в самое трудное время, окаменевшей реакции, мы делая, слышим: «Лупайте сю скалу!»32 и повторяем строки: Contra spem spero33 .
Примечания
- ВВЕДЕНИЕ К БРОШЮРЕ БОРКХЕЙМА «НА ПАМЯТЬ УРА-ПАТРИОТАМ» Энгельс Фридрих.1887 ↩
- Там же. ↩
- Там же: «…государство становится всё более и более чуждым интересам широких народных масс и превращается в консорциум аграриев, биржевиков и крупных промышленников для эксплуатации народа» — насколько эта фраза улавливает империалистические тенденции, сказать не берусь. ↩
- Плюс в письмах к Бебелю АВГУСТУ БЕБЕЛЮ, 29 СЕНТЯБРЯ — 1 ОКТЯБРЯ 1891 г.(https://www.marxists.org/russkij/marx/cw/t38.pdf) –- Энгельс роняет мысль о том, что русской буржуазии война нужна, чтобы осуществить «расширение внутреннего рынка при помощи аннексий». ↩
- ВВЕДЕНИЕ К БРОШЮРЕ БОРКХЕЙМА «НА ПАМЯТЬ УРА-ПАТРИОТАМ» Энгельс Фридрих.1887 ↩
- Энгельс Августу Бебелю, Лондон, 24-26 октября 1891 г. ↩
- Там же. ↩
- АВГУСТУ БЕБЕЛЮ, 29 СЕНТЯБРЯ — 1 ОКТЯБРЯ 1891 г.(https://www.marxists.org/russkij/marx/cw/t38.pdf) ↩
- «Социализм и Война» В.И.Ленин - присутствует отдельный небольшой раздел, посвященный тому как соц-шовы ссылаются на Энгельса и Маркса для обоснования своих позиций ↩
- И. Ф. АРМАНД. 30 НОЯБРЯ 1916 г. В.И. Ленин
http://uaio.ru/vil/49.htm ↩ - Там же. ↩
- Там же. ↩
- ВВЕДЕНИЕ К БРОШЮРЕ БОРКХЕЙМА «НА ПАМЯТЬ УРА-ПАТРИОТАМ» Энгельс Фридрих.1887 ↩
- Сталин И.В. Письмо членам Политбюро ЦК ВКП(б),В.И. Адоратскому, В.Г. Кнорину, А.И. Стецкому,Г.Е. Зиновьеву, П.Н. Поспелову
5 августа 1934 года
https://c21ch.newcastle.edu.au/stalin/t18/t18_025.htm ↩ - О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма»: Письмо членам Политбюро ЦК ВКП(б) 19 июля 1934 года
https://www.marxists.org/russkij/stalin/t14/t14_03.htm ↩ - Там же. ↩
- Фашизм, опасность войны и задачи коммунистических партий. Тезисы, принятые XIII пленумом ИККИ по докладу т. Куусинена. 12 декабря 1933 г. Москва
https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/91222-fashizm-opasnost-voyny-i-zadachi-kommunisticheskih-partiy-tezisy-prinyatye-xiii-plenumom-ikki-po-dokladu-t-kuusinena-12-dekabrya-1933-g-moskva#mode/inspect/page/1/zoom/4 ↩ - Выступление О. Куусинена на заседании политкомиссии XIII пленума ИККИ, обсуждавшей проект тезисов о задачах компартий в условиях роста фашизма и угрозы войны. Москва, 3 декабря 1933 года.
https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/101378-vystuplenie-o-kuusinena-na-zasedanii-politkomissii-xiii-plenuma-ikki-obsuzhdavshey-proekt-tezisov-o-zadachah-kompartiy-v-usloviyah-rosta-fashizma-i-ugrozy-voyny-moskva-3-dekabrya-1933-goda#mode/inspect/page/5/zoom/4 ↩ - https://en.wikipedia.org/wiki/1922_Hungarian_parliamentary_election ↩
- https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_prime_ministers_of_Hungary ↩
- Миклош Хорти (1868–1957) - венгерский военный деятель, глава (регент) Венгерского Королевства с 1920 по 1944 годы. ↩
- https://fi.wikipedia.org/wiki/Eduskuntavaalit_1929 ↩
- https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_prime_ministers_of_Finland ↩
- Кризис 1929 года коснулся и Финляндии. В результате чего крупные фермеры начали терять деньги (экспорт пиломатериалов практически прекратился, цены на зерно упали). Что объясняет крестьянский популизм в движении Лапуа. ↩
- Фашизм, опасность войны и задачи коммунистических партий. Тезисы, принятые XIII пленумом ИККИ по докладу т. Куусинена. 12 декабря 1933 г. Москва
https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/91222-fashizm-opasnost-voyny-i-zadachi-kommunisticheskih-partiy-tezisy-prinyatye-xiii-plenumom-ikki-po-dokladu-t-kuusinena-12-dekabrya-1933-g-moskva#mode/inspect/page/1/zoom/4 ↩ - Резолюция «О фашизме»" V конгресса Коминтерна 1925 год
https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/91166-rezolyutsiya-o-fashizme-v-kongressa-kominterna#mode/inspect/page/1/zoom/4 ↩ - Из доклада Димитрова: «[в 1923 году] в Саксонии и Тюрингии можно было видеть наглядную картину правооппортунистической практики «рабочего правительства». Вступление коммунистов в саксонское правительство вместе с левыми социал-демократами (группа Цейгнера) само по себе не было ошибкой. Напротив, революционная ситуация в Германии полностью оправдывала этот шаг. Но, участвуя в правительстве, коммунисты должны были использовать свои позиции прежде всего для того, чтобы вооружить пролетариат. Они этого не сделали. Они даже не реквизировали ни одной из квартир богачей, хотя жилищная нужда у рабочих была так велика, что многие из них вместе с детьми и жёнами оставались без крова. Они не предприняли также ничего для организации революционного массового движения рабочих» ↩
- профессор, в 1940 году получил почетную степень Оксфордского Университета ↩
- https://pt.wikipedia.org/wiki/Elei%C3%A7%C3%B5es_legislativas_portuguesas_de_1949 ↩
- https://pt.wikipedia.org/wiki/Elei%C3%A7%C3%B5es_presidenciais_portuguesas_de_1958 ↩
- Кукушкин, Ю.М. Некоторые особенности португальского фашизма / Ю.М. Кукушкин // Вопросы истории. - 1973. - № 2. - С. 54-70. ↩
- с укр.: «Лупите эту скалу», строки из стихотворения левого украинского поэта Ивана Франко «Каменоломщики». ↩
- с лат.: «Надеюсь вопреки надежде», также название стихотворения левой украинской поэтессы Леси Украинки. ↩