«Мировоззрение исследователя будет всегда
определять направление его работы»
(Макс Планк)
Введение
«Идеология и наука несовместимы», «учёные стоят выше всякой идеологии», — знакомые фразы, не правда ли?
Я работаю в науке, и мне довольно часто приходится выслушивать сетования коллег: «в СССР было плохо — учёному нельзя было слова сказать против идеологии, генетику уничтожили, кибернетику загубили!»
Какая ирония: волей-неволей именно эти «страдальцы», сами того не осознавая, являются жертвами другой идеологии — буржуазной.
Недавний диалог с товарищем показал мне, что необходимо разъяснить широкой аудитории некоторые аспекты научной работы.
Ни для кого не секрет, что из-за деградации отечественной системы образования всё большую роль в формировании картины мира человека начинают играть различного рода шарлатаны и псевдоучёные. Как ни странно, в один ряд с ними сегодня становятся популяризаторы науки. О них стоит рассказать подробнее.
В лучшем случае популяризаторы — это те, кто когда-то получил профильное высшее образование, а затем перешёл в научную журналистику. В худшем — люди, вовсе не имеющие профильного образования, но умеющие эффектно преподнести материал. Жаль, не всегда это выходит грамотно. Естественно, их цель — не сделать из обывателя учёного: в буржуазном обществе их деятельность превращается в очередной бизнес-проект, направленный на увеличение продаж очередной научно-популярной макулатуры. Начитавшись этих книжек, большинство обретает лишь поверхностный и при этом идеалистический взгляд на науку. Они заворожены красотами Вселенной, восхитительной сложностью многоклеточных организмов, великолепием инженерной мысли. Мозг неподготовленного человека бомбардируют красивые фотографии клеток, галактик и бескрайних земных ландшафтов, зрелищные HD-видео и яркие анимации… и, конечно, призывы к «критическому мышлению». Но это может дать только иллюзию познания. Жертва научпопа не имеет системного понимания сложных вопросов, а главное — не понимает фрагментарности своей картины мира. Зато как она гордится своим «критическим мышлением»! Вот только критиковать она способна лишь тех, кого уже раскритиковали её кумиры.
Сама идея популяризации науки вовсе не плоха — вспомним тот же советский опыт организации подобной пропаганды науки, о котором можно прочесть в статьях «Нужна ли наука для популяризации науки?» и «Страна, победившая научпоп». Я лишь хочу показать, что наука зависит от экономики сильнее, чем это может показаться на первый взгляд. Если бы от неё зависела только возможность купить приборы с реактивами или провести дорогостоящий эксперимент! Нет, влияние экономики намного глубже, оно проникает в саму суть науки, влияя на самих исследователей и их научные труды. Легенды об учёных, стремящихся к истине вопреки недостатку финансирования, — лишь жалкая идеализация настоящей ситуации. Распространённое мнение, что настоящий учёный свободен от навязываемой ему идеологии, — не более чем метафизика, рисующая нам застывшего во времени индивида, не взаимодействующего ни с чем и ни с кем. Конечно, в реальности такого не бывает.
Немного философии
Чтобы разобраться в проблеме, введём несколько определений. Вначале определимся, что такое идеология.
Нам навязывают ошибочное мнение, что всеобщая идеология существует лишь в так называемом «тоталитарном обществе», а следовательно, представляет собой нечто плохое, созданное для обмана людей, и от неё обязательно надо избавляться. Науку же нам рисуют чем-то свободным от всяких влияний извне: раз наука ищет истину и избавляет от лжи, то чем меньше в ней идеологии, тем лучше.
Но никто не даёт чётких определений идеологии и науки!
В процессе развития как общества, так и отдельного индивида происходит накопление фактов об окружающем мире. Для этого накопления мы сначала должны воспринять какое-либо явление нашими органами чувств. В дальнейшем мы выделяем для себя те или иные черты данного явления, то есть занимаемся абстрагированием: к примеру, ребёнок, выделяя у нескольких многократно увиденных машин общие признаки, создаёт для себя абстрактное понятие «машина». Затем, по мере накопления знаний, мы начинаем связывать различные понятия друг с другом. Мы формируем систематическую связь понятий и категорий (наиболее общих понятий) и строим собственный взгляд на мир и вещи в нём, который называется мировоззрением.
Каждый человек помимо непосредственного наблюдения за окружающим миром постоянно опирается на опыт всего человечества, данный в книгах, фильмах, лекциях и т. д. Поэтому было бы слишком самонадеянно считать, что наше сознание, мышление и мировоззрение формируются только нами самими. Наше индивидуальное сознание в большей мере детерминировано общественным сознанием, чем какими-либо глубоко внутренними личностными факторами.
«Суверенно ли человеческое мышление? Прежде, чем ответить „да“ или „нет“ — мы должны исследовать, что такое человеческое мышление. Есть ли это мышление отдельного единичного человека? Нет. Но оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей…
…Другими словами, суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно…»1
Действительно, человек не может занять такую точку в пространстве и времени, с которой он мог бы независимо созерцать всю реальность. Необходимость добывать хлеб, обеспечивать себя материально, отягощает мировоззрение человека теми или иными объективными интересами, сужая его взгляд на вещи. Возьмем, скажем, буржуа. Основой его существования является его собственный капитал. Капитал должен постоянно возрастать, получать всё большие дозы прибыли. Нет смысла тратить силы и время на предприятия, которые не приносят дохода и выходят в ноль: деньги с тем же успехом могли бы лежать в банке. А убыточное дело — и вовсе бессмысленная трата финансов. Значит, независимо от собственных чувств и хотелок, капиталист обязан обеспечить главный, объективный интерес — приумножение капитала. Все остальные его фантазии стоят следующими в очереди. Так классовый интерес оказывает решающее воздействие на формирование среди определённых групп людей того или иного классового мировоззрения.
Возникает идеология, выражающая точку зрения того или иного класса, либо части этого класса. Она обслуживает его интересы, ставит те или иные задачи, устанавливает моральные нормы, определенные представления о справедливости, добре, зле.
Если тот или иной класс господствует в обществе, у него есть возможность силой или агитацией навязать свои собственные классовые интересы всему остальному обществу, формируя господствующую идеологию. К услугам феодальной аристократии — святая церковь. Ссылаясь на христианский миф, она обосновывает существующий уклад божьей волей и утешает угнетённого предвкушением рая. А если проповедь расходится с интересами господ, она неизбежно будет объявлена ересью. Вспомним, например, лютеран. На стороне современных буржуазных господ воюет армия интеллигентов, то воспевающая идеалы либерализма, то призывающая встать на защиту интересов национального капитала. Но в современном светском обществе, после секуляризации и громадных успехов в науке, идеология не может ссылаться на идеалистический миф и слепую веру. Одной ногой она опирается на классовые интересы, а другой — на объективное знание о мире, на науку. Поэтому, хотя в идеологии содержится зерно истины, она болеет различного рода иллюзиями, продиктованными, во-первых, классовыми интересами, во-вторых, ограниченностью нашего знания о мире, и в-третьих, необходимостью упрощать знание для массовой публики.
Наука — область человеческой деятельности, направленная на установление и систематизацию фактов об окружающем мире и выявление объективных законов, по которым мир изменяется и развивается.
Это основная форма человеческого познания. Наука всегда выполняет определённые социальные функции, которые не есть что-либо постоянное — они меняются вместе с обществом. Философ Иван Фролов выделял три группы функций науки: культурно-мировоззренческие, функции непосредственно производительной силы и функции социальной силы, выраженные в использовании науки для решения различных проблем, возникающих в жизни общества.
В наше время наука, следовательно, необходима для формирования идеологии, и последняя тем убедительнее, чем сильнее опирается на научные достижения. Однако людям со стороны здесь может быть не совсем понятно, как в таком случае идеология может влиять на науку, если не брать в расчёт прямое административное давление в «тоталитарном» государстве.
В данной работе я попытаюсь показать, как экономический базис капиталистического общества создаёт предпосылки для возникновения, мягко говоря, некачественных научных работ, которые, в свою очередь, становятся фундаментом для идеологии, оправдывающей капитализм.
Субъект науки — это научный сотрудник, учёный-специалист, получивший профессиональное образование, понимающий и умеющий использовать различные методы исследования интересующего его объекта. Учёный в своей повседневной деятельности решает, какой метод необходимо применять, чтобы исследовать ту или иную сторону изучаемого объекта, ставит эксперименты, производит измерения, создаёт теорию и т. д.
С точки зрения обывателей, увязших в метафизике, совсем неважно, каким образом учёный стал тем, кем он является, как шёл процесс его становления. Они ограничиваются рассмотрением некоего идеализированного учёного в единичный момент времени, не учитывая его окружение, воспитание и условия работы.
Этот подход в корне неверен. Лишь последовательно применяя диалектический метод, можно глубже понять обсуждаемую нами тему.
Становление учёного
Учёные, как и прочие специалисты, не падают с неба и не появляются по взмаху волшебной палочки. Они — результат долгого обучения в высших учебных заведениях обычных людей со свойственными им недостатками, комплексами, слабостями и прочими отрицательными качествами.
Рассмотрим процесс становления отдельного учёного в капиталистических реалиях. Вначале мы будем немного идеализировать ситуацию, абстрагируемся на время от различных пока не интересующих нас вещей. Допустим, речь идёт о стране с передовой наукой и экономикой, а изучаемый нами субъект науки, назовём его Иван, может позволить себе качественное образование. Также допустим, что он честен, насколько это возможно, и идёт в науку не ради карьеры или каких-либо денежных выгод. При этом со школы и до самого конца аспирантуры его обучают лучшие специалисты своего дела, стоящие на передовой научного фронта.
Закончив общеобразовательную школу, кандидат в учёные имеет некоторые знания из числа тех, которыми обладает человечество на данном этапе развития. Среди них есть как истинные, правильно отражающие объективную реальность, так и ложные. Избежать последних мы не можем: если бы мы полностью и верно обладали абсолютной истиной, то никакой науки нам бы и не требовалось. И истинные, и ложные знания совместно формируют мировоззрение нашего будущего светила науки.
Стоит напомнить, что мир бесконечен, а мы, как и наш Иван, конечны; конечны и наши знания о мире. Иван на данном этапе имеет большие пробелы в знаниях, смотрит на мир слишком поверхностно. Ему не хватает и умения фильтровать получаемую информацию. Помимо школьной программы на Ивана воздействует агитация и пропаганда в СМИ, мнение окружающих, воспитание родителей… Из-за недостатка знаний Иван не может критически отнестись ко всей информации, получаемой извне. Волей-неволей он впитывает её, и она, во всём своём многообразии, формирует его мировоззрение на данном этапе.
После школы Иван поступает в университет, начинает получать специализированные углублённые знания, умения и навыки. Важно, что на каждом этапе обучения он обладает багажом информации немного меньшим, чем это необходимо для проверки новых данных! Вот представьте: вы изучаете какой-нибудь сложный предмет, к примеру, эмбриологию. Вначале вам необходимо запомнить хотя бы названия различных структур: аллантоис, ромбомеры, сомиты, прехордальная пластинка и т. д. Согласитесь: критиковать предмет, не выучив хотя бы терминологию, довольно затруднительно. Кроме того, требуется осознать, как эти термины соотносятся со структурами реального организма и как эти структуры преобразуются в процессе эмбриогенеза. Затем необходимо научиться определять их под микроскопом на реальном эмбрионе, а не только на схемах красиво разукрашенного атласа. Естественно, к нахлынувшему количеству новой информации, которую надо усвоить в ограниченные сроки, невозможно относиться критически по объективным причинам: слишком многое нужно запомнить, неизбежно приняв на веру, ввиду невозможности всё проверить на опыте. Заметим, речь идёт о человеке, для которого изучение предмета — основной род занятий! Поэтому призывы популяризаторов науки развивать критическое мышление, обращённые к дилетантам, как минимум, смешны и наивны.
К этому стоит добавить, что изучается в семестре не одна, а целый ряд дисциплин, к которым надо постоянно готовиться за ограниченные промежутки времени. Конечно, нашего Ивана обучают лучшие профессора, но их знания тоже ограничены временем, в котором они живут и, стало быть, содержат пробелы, домыслы и различные ложные данные. И каким бы ни был честным, умным и критически мыслящим наш Иван, он всё же не может постоянно сомневаться и перепроверять каждую фразу, исходящую из уст преподавателя. Таким образом, будущий учёный усваивает целый пласт систематически получаемой информации, отдельные фрагменты которой всегда неправильно отражают объективную реальность. Из-за особенностей человеческой психики подобная давно зашедшая в память информация, воспринятая от авторитета, не будет восприниматься критически: она будет гармонично встраиваться в картину мира.
Иван заканчивает университет и наконец-то становится полноценным учёным. Он работает научным сотрудником, пишет диссертацию. Несмотря на всю передовую мощь науки нашей абстрактной страны, Иван ограничен во времени для написания научных работ. Ему необходимо публиковать статьи, делать доклады и постеры (плакаты с результатами научной деятельности), отчитываться о сделанном. Для этого ему требуется ещё больше углублять знания в своей узкой области.
Как же молодой учёный выбирает тему исследования? Романтизирующие науку идеалисты, не работавшие сами в ней ни одного дня, считают, что выбор происходит «по зову сердца». На самом деле, чем сильнее развита наука, тем больше ресурсов требуется для постановки точных экспериментов, создания новых прорывных работ, а поэтому молодой учёный Иван, не имеющий нескольких миллионов условных денежных единиц в кармане, вынужден искать лабораторию с наиболее близкими его «зову сердца» направлениями исследований. Тему для его будущей диссертации выбирает его непосредственный руководитель. Конечно, иногда интересы молодого сотрудника, руководителя и грантодателя могут совпадать, но чаще руководитель вынужден в условиях ограниченных ресурсов и времени спустить Ивана с небес на землю, назначив ему другую тему.
На данном этапе Иван обладает определёнными навыками и систематизированными знаниями, соответствующими современному уровню развития человечества. У него есть тема, цель и задачи работы, он последовательно проводит исследования и получает определённые данные — новые факты о мире. Допустим, что под чутким руководством своего наставника методологически он выполняет всё идеально, а следовательно, в полученные данные не вкралось ни одной ошибки. Но мало получить данные: их надо как-то трактовать и в соответствии с этим либо разрабатывать новую теорию, либо дополнять какую-либо из существующих.
Здесь и происходит самое интересное. Факты — это лишь отрывочные элементы общего, поэтому изолированный единичный факт вне связи с другими фактами не может сколь-либо значимо пошатнуть нашу картину мира. Поэтому трактовку полученной группы фактов, если они не противоречат ключевым образом имеющейся теории, мы производим с учётом этой самой теории.
Отдельный учёный может за ограниченный период получить лишь столь же ограниченное количество фактов, которые он будет интерпретировать с учётом современных ему теорий. Зачастую в развитии теории, помимо самих фактов, которые можно трактовать по-разному, имеет место субъективная точка зрения конкретного учёного, который в процессе своего становления приобрёл тот или иной взгляд на мир. Именно поэтому даже в этом идеализированном, абстрагированном от различного рода вмешательств примере невозможно отрицать влияния идеологии на деятельность учёного. Результаты Ивана будут интерпретированы им определённым образом и дополнят старые теории. Его ученики же будут добывать новые факты и продолжать дело учителя, зачастую не относясь к его мыслям критично, будучи очарованы его харизмой и авторитетом.
Вспомним полный расистскими предрассудками XIX век. Учёный того времени методично и честно занимается измерением масс мозга различных рас, набирает тысячи образцов мозга и выясняет, что мозг чернокожих в среднем легче, чем представителей европеоидной расы. Из этого делается закономерный вывод, «подтверждающий» правильность теории расового превосходства, а учёный ещё больше убеждается в правоте своего учителя и его коллег. В качестве наиболее яркого примера можно привести итальянского учёного, врача-психиатра Чезаре Ломброзо. Своей работой Ломброзо пытался доказать, что определённые внешние морфологические признаки, такие как форма черепа или цвет волос, влияют на поведение человека и склонность последнего к совершению преступлений. Даже принятие человеком той или иной религии Чезаре объяснял через призму своей теории, развиваемой в дальнейшем его учениками. Естественно, любые идеи об отсталости ряда народов и врождённой склонности к совершению преступлений были на руку тогдашней правящей элите, искавшей любые пути оправдания своей колониальной политики. Если на определённых этапах массам было достаточно лишь религиозных объяснений, то по мере развития человечества к пропаганде всё больше подключалась наука. Причём даже в настоящее время правящий класс одновременно пользуется как религией, так и наукой. Наука активно используется буржуазией и в классовой борьбе, ведь любых революционеров и борцов за социальную справедливость в глазах рабочих можно представить не просто «нехристями» и нигилистами, а вырожденцами и атавизмами далёкого эволюционного прошлого.
Но наука и политическая обстановка не стоят на месте. После длительного накопления новых фактов, которые именно во взаимосвязи друг с другом, а не по отдельности, не могут уложиться в стройную теорию, происходит очищение науки от ложной теории. Так и случилось с теорией, на которой строилась вся идеология расизма. Не стоит также отрицать, что свою лепту во всеобщее признание ложности расовой теории внесли неимоверные усилия революционеров XX века. Именно строительство нового коммунистического общества дало возможность честным учёным Советской России приступить к объективному изучению данного вопроса. Однако контрреволюция и откат к капитализму поставил крест на работах советских учёных. Их не цитируют, не упоминают в прессе, а сами работы так и продолжают пылиться на полках библиотек.
Теория парадигм
Кто-то из читателей может заметить, что пример выше напоминает теорию парадигм Куна, сделавшего упор на субъективном характере развития науки. Он считал, что наука развивается скачками путём научных революций, каждая из которых меняет существующую в науке парадигму на другую. Выбор парадигмы зависит от самих исследователей, которые руководствуются определёнными социальными, моральными и этическими предпочтениями. Естественно, как и любая теория, теория Куна отчасти отражает реальность, но делает это, опираясь на вырванную из объективной реальности группу фактов. Данный упрощённый подход отрицает преемственность развития науки.
Например, к созданию теории относительности вело множество предпосылок, причём предшествовавшая ей теория Ньютона не была полностью низвергнута и забыта, а оказалась лишь частным случаем, упрощением теории относительности на малых скоростях. Таким образом, теория относительности объединила множество новых фактов, накопившихся за несколько столетий после Ньютона, а не свалилась с неба.
Сами учёные подмечают нестыковки в своих теориях, видят их разногласия с новыми фактами ещё до какой-либо смены парадигмы. Кажущаяся внезапная смена парадигм на деле является лишь результатом многолетних усилий целых поколений учёных, причём зачастую новая теория не отрицает старую полностью, а лишь углубляет и уточняет её, отбрасывая ложное и впитывая новое истинное. Лишь в глазах далёких от науки людей признание новой теории кажется полным отрицанием того, что было до неё.
Кун верно подметил определённую роль субъективного фактора в развитии науки, однако сделал на этом чересчур сильный акцент. Тем самым Кун свёл различные теории, исторически сменяющие друг друга, до полностью несовместимых и отрицающих одна другую; он слишком вульгаризировал проблему развития науки. Это заметили и сами буржуазные философы, такие как Лакатос. Однако даже он, пытаясь решить проблемы, с которыми столкнулся Кун, не смог выйти за рамки конвенционализма. Именно поэтому учёные, по его мнению, не занимаются поиском объективной истины в своей научной деятельности, а значит, различные противоречащие друг другу теории не претендуют на какую-либо объективную истину и могут быть приняты или откинуты на основе соглашения между самими учёными.
Всё это лишь ещё раз подчёркивает классовый характер науки, ведь, согласно теориям философов позитивистов, одновременно может существовать плюрализм мнений по поводу той или иной теории. Эта брешь в современной западной философии может использоваться буржуазией при активном насаждении той или иной идеологии. Но марксистам не следует самим совершать ошибки, слепо отбрасывая наработки буржуазных философов. Несмотря на общий ошибочный посыл данных теорий, они дают определённые эвристические возможности в понимании преемственности научного знания.
Реальная наука
Нельзя отрицать, что субъективизму подвержены как сами учёные, так и лица, занимающиеся финансированием и организацией науки. Мы уже разъяснили, что человек во время обучения, чтения и просмотра чего-то нового просто не может включать по мановению волшебной палочки критическое мышление. Из телевизора, учебников, статей и прочих источников информации человек получает массивы ложных данных, которые, будучи усвоенными, уже не воспринимаются критично. Грубо говоря, если простому обывателю, ничего не знающему об истории СССР, сказать, что кровавый Сталин расстреливал десятки миллионов советских граждан, то обыватель за неимением каких-либо контраргументов вынужден будет поверить подобной информации, если он никак не ангажирован. Напротив, рассказ о десятках миллионов расстрелянных у специалиста в области демографии, обладающего данными о численности населения СССР за различные годы, вызовет лишь лёгкую улыбку — он не поверит подобным байкам, даже если до этого и не знал о репрессиях и перегибах НКВД. Демограф знает изменения численности населения за определённые периоды, и эти данные говорят о невозможности подобного числа жертв. Таким образом, для того чтобы критически мыслить, необходимо либо заранее иметь какие-то систематизированные знания, либо иметь возможность постановки экспериментов лично, причём для последнего также необходимы знания, умения и навыки.
Казалось бы, при чём здесь капитализм?
На телевидении, в различных пабликах и на ютубе полным-полно роликов, где упорно продвигаются различные теории заговора. Согласно последним, есть некая мировая закулиса, которая плетёт заговоры, подкупает учёных и врачей и так далее. Но реальность намного грустнее и прозаичнее.
Естественно, что там, где крутятся большие деньги, всегда были, есть и будут различные махинации, грязь и обман, но речь не о подкупленных учёных, пропагандирующих с больших экранов. Современная наука всё больше превращается в бизнес, следовательно, всё больше учёных из части совокупного работника становятся напрямую производительными работниками, то есть начинают создавать прибавочную стоимость для капиталиста (для анализа данного процесса требуется отдельная статья).
Капиталисты же ищут методы оценки эффективности работы научного сотрудника. Что бы ни говорили экономисты австрийской школы и прочие сторонники свободного рынка, «…потребительную стоимость никогда нельзя рассматривать как непосредственную цель капиталиста. Равным образом не получение единичной прибыли является его целью, а её неустанное движение»2 . Не сами открытия волнуют капиталиста, не величие или красота научной истины, а лишь прибыль, которая может быть получена в результате.
Если для её получения требуется знать, как вещи устроены на самом деле, то цели капиталиста и идеализированного искателя истины совпадают: к примеру, производство новой модели микропроцессоров требует знания свойств полупроводников и иных материалов. В данном случае именно честность и добросовестность исследователя, инженера или конструктора будут критерием его эффективности; чем быстрее сотрудник создаёт новые приборы, чертит новые чертежи, разрабатывает новую программу, тем он эффективнее.
Но если для получения прибыли этого не требуется, то поиск истины для капиталиста будет не более, чем приятным бонусом. Например, издателю научной литературы не обязательно надо, чтобы все статьи его журнала были написаны честно, — главное, чтобы их покупали другие учёные, библиотеки и университеты. В данном случае критерием эффективности учёного является не его вклад в науку, а количество его печатных работ, то есть количество денег, которых он принёс издателю. Цитируемость, авторитет учёного и прочая шелуха являются лишь показателем для капиталиста: у того, у кого они выше, статьи будут расходиться активнее. Конечно, у централизации научного знания в руках немногих издательств есть и прогрессивные черты: объединение множества работ учёных в одну базу данных, ускорение обмена опытом, открытиями, достижениями. Однако надо помнить, что для капиталиста это лишь побочный эффект на пути получения прибыли.
В капиталистическом обществе любая прогрессивная вещь ведёт лишь к усилению эксплуатации пролетариата. Для того, чтобы работать и получать зарплату, учёный должен делать определённое количество публикаций в год. Число последних растёт с каждым годом, меняются требования журналов, увеличивается нагрузка на каждого отдельного учёного.
Типичный учёный — это вовсе не наш Иван, самоотверженный борец за истину, а довольно небогатый среднестатистический гражданин, который работает по контракту, заключённому на несколько лет. Каждый год ему надо публиковать определённое количество статей, которое с каждым годом растёт, а правила их публикации усложняются. После истечения сроков контракта ему нужно заключать новый, а для этого он должен иметь определённое количество публикаций в нужных журналах, выступлений на конференциях и симпозиумах и участия в грантах. Без этого судьба учёного окажется печальной: его ждёт либо низкооплачиваемая работа, либо полное её отсутствие. К тому же ему нередко приходится переезжать из страны в страну в поисках более выгодных условий труда.
Искать истину? На это нет времени.
Когда вскрывается ложь в статье или докладе учёного, вокруг него сразу же разгорается скандал. Его раскручивают и СМИ, и научное сообщество, и к человеку накрепко прилипает ярлык фальсификатора. Но критиковать-то проще всего!
Да, нередко бывает, что во лживости результатов виновата личная нечистоплотность, алчность или жажда славы нашего учёного. Но бывает и так, что его вины в этом по сути нет. Вспомните себя! Часто ли вы говорите начальнику, что его решение некомпетентно? Часто ли спорите с руководством или кем-то ещё, от кого зависит ваше положение в обществе? Вот и у учёного тоже вечно горят сроки, а дома ждут дети и жена, которым нужны еда, одежда и кров. И если от учёного что-то требуют, ему просто приходится подчиняться, даже если он видит, что результаты не совсем корректны: если он не опубликуется до конца отчётного периода, то потеряет работу. Многие ли из нас способны пойти на жертву ради истины, когда родным требуются деньги?
Вернёмся к нашему Ивану. Ему необходимо писать статьи в сжатые сроки, причём он должен быть уверен, что их обязательно напечатают. Для этого они должны быть на популярную тему и не сильно противоречить «общепринятому» мнению (точнее, мнению редакции журнала, где будет напечатана статья). К тому же результат должен обязательно быть положительным: какому редактору будет интересно, что Иван исследовал ингибитор каких-нибудь рецепторов в течение двух лет, а оказалось, что он не работает?3 Наконец, преимущество всегда будет за статьёй с красивым результатом, доказательная база — дело десятое. Из-за всего этого Ивану приходится выбирать лишь те направления исследований, которые дают гарантированный результат в короткие сроки, хотя нередко они довольно бессмысленны.
Его руководитель понимает, что от публикаций зависит доход лаборатории, поэтому он будет всячески намекать, что необходимо сделать работу так, а не иначе, а что-то лучше не исследовать вообще. Иногда руководитель может лукавить по тем или иным вопросам, иногда может воспроизводить предрассудки и штампы из буржуазной пропаганды, и всё это тоже будет влиять на его требования к работе.
Зачастую для написания статьи Ивану совершенно не требуется глубокий анализ окружающего мира. Например, возьмем ситуацию: ему срочно надо проанализировать, как у людей проявляется влияние множества взаимодействующих генов. Сначала он в срочном порядке собирает данные, причём не совсем хорошо освоив методику. Дальше он эти данные трактует, и трактовка может зависеть как от мировоззрения автора, так и от его желания отправить статью в определённый журнал.
К примеру, для журнала, специализирующегося на генах, мозге и поведении, отлично подойдёт статья, повествующая о влиянии генов на успешность человека или его социализацию. Иван публикует статью, из которой следует, что однонуклеотидный полиморфизм4 (SNP) в гене, кодирующем окситоциновый рецептор (OXTR), влияет на агрессивность детей5 . Работа мастерски выполнена, данные достоверны, да и полностью отрицать вклад генетики в социализацию человека довольно глупо (на эту тему тоже требуется отдельная статья). И, как обычно, дьявол кроется в деталях.
Будучи поборником научной истины, Иван с соавторами понимает, что исследование может быть ошибочно. Он честно пишет, что выборка6 мала, а значит, невелика и статистическая мощность исследования.
Но кого это волнует, когда 90 % читателей сразу переходят к выводам? А вывод тут — «единичная(!) нуклеотидная замена значимо влияет на развитие асоциального поведения», простая корреляция, как это обычно и бывает у позитивистов. И только во вторую очередь упомянуто, что социальные факторы вроде насилия в семье делают вклад в развитие асоциального поведения. Авторов не смутили даже замеченные ими выраженные половые различия: одна замена была значимо связана с агрессивностью только у женщин, а другая — только у мужчин. Пытаясь объяснить данный феномен, они останавливаются лишь на влиянии половых гормонов, которые могут изменять экспрессию окситоцина.
Ограниченность объёма статьи, недостаток времени и прочие факторы не дают им продолжить рассуждения. А ведь стресс в семье и агрессия со стороны взрослых также могут менять уровень гормонов, в первую очередь — гормона стресса кортизола, который, в свою очередь, будет изменять экспрессию окситоцина. Таким образом, внешние факторы могут полностью нивелировать какой-либо вклад отдельной замены нуклеотидов. Повторимся, отрицать само влияние SNP на поведение довольно глупо, нельзя объяснить всё социальной средой: при этом как минимум теряется сам механизм взаимодействия внутренних и внешних факторов. Но ещё глупее было бы впадать в биологизаторство и забывать о роли социальных факторов: обстановки в семье, социального положения родителей, окружения, в котором растёт ребёнок.
В общем, нужен комплексный подход, учитывающий обе составляющие. Но на это нужно много времени, сил и денег, поэтому такое исследование никогда не окупится за счёт публикаций. Работы таких масштабов проводятся только на заказ, а тут результат никак не сможет принести прибыли отдельному капиталисту. Потому у нас в руках вместо систематического анализа и оказывается множество мелких обрывков данных, каждый из которых интерпретируется его авторами без учёта общей картины.
Дальше работу Ивана цитируют другие учёные. Естественно, пересказывают они не всё, а лишь некоторые ключевые положения, то есть то, что удобно им. И тут снова речь о деньгах: реактивы, расходники и приборы нынче дороги, и для покупки всего этого нужно объяснять в различных инстанциях, которые распределяют деньги, ради чего учёные на этот раз собираются просадить эту кругленькую сумму. Чем более ограничено финансирование, тем ожесточённей борьба за него, и в этих условиях учёные вынуждены сглаживать некоторые шероховатости и противоречия, чтобы их заявка на грант выглядела идеальной.
Именно поэтому, когда генетик Сергей цитирует Ивана в обзоре на получение гранта, он проигнорирует многие авторские замечания. В его статье будет ссылка лишь на то, что гены определяют наше поведение, из чего будет выведено, что работа Сергея поможет в разработке фармакологических методов лечения асоциальных элементов общества. Последнее же принесёт прибыль фармкомпаниям, которые данное исследование и профинансируют.
В итоге мы имеем интересную ситуацию. Вроде бы и Иван, и Сергей, будучи специалистами в своей области, знают о том, что социальные факторы могут нивелировать генетические различия, о чём пишут и в своих статьях. Но когда они цитируют друг друга, занимаясь составлением обзоров и аннотаций, они об этом скромно умалчивают.
Естественно, на уровне цитат и краткого резюме невозможно осветить проблему полностью, да этого и не нужно. Но, к сожалению, из-за гонки за цитированием, импакт-факторами и прочей наукометрией теряется сама суть науки. У учёных нет времени, чтобы теоретически осмыслить весь полученный массив данных, здраво оценить вклад разных факторов, их совместное влияние на организацию и функционирование организма и найти оптимальную комбинацию фармакологической и нефармакологической терапии. Именно поэтому большинство обзоров в медико-биологической сфере ограничивается позитивистским подходом: отбирается куча работ, соответствующих определённым критериям, а затем математически вычисляется достоверность влияния определённого препарата на пациентов при той или иной болезни. Бывает даже так, что обзор поверхностно перечисляет все статьи подряд на данную тему, вообще не углубляясь в какие-либо теоретические построения.
Наука и капитал
Заметим: пока что мы рассматривали абстрактных идеализированных учёных, которым чужды алчность, амбиции, обман и прочие человеческие пороки. В реальности всё куда печальнее, и это надо учитывать. Помимо этого, мы проигнорировали интересы крупного капитала, который постоянно вмешивается в научную жизнь, приспособляя достижения науки для своих целей, — как производительных, так и непроизводительных, то есть агитации и пропаганды.
Что ж, давайте посмотрим на менее идиллическую картину.
Возьмём для примера Алексея, заведующего лабораторией молекулярной биологии. Он считает, что открыл новый рецептор, регулирующий обмен глюкозы в организме. Помимо придания финансовой уверенности, это открытие тешит его самолюбие. Он делает множество докладов, пишет десятки статей, рассказывающих о сияющих перспективах и будущих прорывах в лечении сахарного диабета.
Проходит время, но новые лекарства всё не появляются, а его подчинённые замечают, что белок Алексея почему-то обнаруживается лишь в клеточной культуре, но никак не в живой ткани. Появляются новые факты, и они говорят в пользу того, что сотни докладов и статей были преждевременной радостью. Это не только сильно бьёт по возможным финансовым перспективам и авторитету Алексея, но и ущемляет его эго. Чтобы не остаться в дураках, он будет блокировать выпуск опровергающих его статей в журналах, где он дружит с редакторами или имеет ещё какие-то рычаги влияния.
В лучшем случае тему «замнут», Алексей займётся другими исследованиями, а про рецептор научная общественность забудет, переключившись на какую-нибудь новую сенсацию. В худшем случае, используя свою власть, Алексей будет третировать учёных, которые посмели усомниться в гениальности его открытия, а этим учёным, у которых есть семьи, ипотеки, кредиты и прочее бремя, ничего не останется, как облегчить себе жизнь, пойдя на мировую с Алексеем и дав обет молчания.
Возьмём для следующего примера учёного Ричарда. Будучи сыном биологов, Ричард с детства грезил биологией, не признавая иные дисциплины. Уклад обучения и ограниченное время на усвоение материала не дали ему возможности глубже погрузиться в основы других наук. Из-за этого, начав свою работу в области нейрофизиологии, Ричард решил, что следует редуцировать все социальные явления до чисто биологических и тем самым, по его мнению, совершить интеграцию социальных «псевдонаук» с подлинной наукой биологии.
Исследуя уровни интеллекта у различных рас, Ричард отметил, что у лиц негроидной расы IQ в среднем меньше, чем у европеоидов, а масса мозга у первых уступает ей у последних. Естественно, не вдаваясь ни в какие иные подробности, он делает вывод, что вся нищета, несправедливости и войны Африканского континента обусловлены чисто биологическими факторами. Его совершенно не смущает, что данная, если так можно выразиться, «оценка» интеллекта некорректна: измерения IQ здесь изначально проводятся у людей, воспитанных в разных обществах и получивших совсем разное образование.
Естественно, как и работы предыдущего учёного Алексея, труды Ричарда могут вызывать критику со стороны его коллег. Однако стоит вспомнить, что часть учёных может быть по тем или иным причинам зависима от Ричарда, и поэтому они будут обходить данную тему стороной.
Дело еще больше осложнится, если труды нашего нейрофизиолога найдут поддержку в риторике буржуазных политических сил. Ведь в пропаганде куда эффективнее обращаться не к мнению человека с улицы, а к словам известного на весь мир учёного! Его работы могут дать необходимое научное обоснование несправедливостям капиталистической системы, обосновать чудовищный уровень неравенства в современном мире. Это отлично сыграет и на чувствах привилегированной рабочей аристократии, снимет с «белого воротничка» терзающую его в редкие минуты жизни ответственность за несправедливость, боль и страдания миллиардов людей, чьи товары он потребляет по низким ценам. Что, мол, с них взять, если они генетически не способны работать в офисе и получать высокую зарплату, не могут организовать прибыльное производство, а вместо этого устраивают ненужные войны и межплеменные разборки?
Это поддерживает расистское мировоззрение внутри стран Первого мира. Как известно, большинство преступников в США — афроамериканцы и мексиканцы. Естественно, с точки зрения буржуазной науки в этом виновата не система, вынуждающая людей идти на преступления, а генетика — надо лишь найти эти «гены преступности». Данный стереотип ещё больше затрудняет получение хорошей высокооплачиваемой работы некоторым группам населения, что вынуждает нацменьшинства соглашаться на работу за более низкую зарплату.
Одновременно с этим буржуазия в данном вопросе неоднородна. Часть капиталистов крайне не заинтересована в чересчур сильных расистских настроениях населения, так как различного рода запреты на въезд мигрантов, поддерживаемые расистами, могут снижать количество рабочих, готовых трудиться практически даром. Плюс активные действия неонацистов с привлечением насилия могут отпугнуть часть нацменьшинств, заставив уехать в другие страны, что также может поднять стоимость рабочей силы. Поэтому буржуазия вынуждена лавировать между этими двумя крайностями, поддерживая как труды учёных, придерживающихся расистских выводов, так и тех, кто отрицает какие-либо различия между расами. Это особенно видно по росту уровня политкорректности в западных странах, когда говорить о каких-либо различиях на официальном уровне становится неприлично.
Чем больше интересов капитала может затронуть какое-либо научное направление, тем больше капитал будет вмешиваться в дела науки. Причём ему даже не нужно подкупать добросовестных учёных за большие деньги: система образования при капитализме сама готовит подобных Ричарду учёных, чьё фрагментарное мышление и узкая специализация не позволяют им взглянуть на вещи шире. Они сами искренне верят в то, что пишут, и капиталу остаётся лишь пропиарить в СМИ данные работы и умолчать о существующей критике.
В итоге в обществе складывается определённая идеология, влияющая на мировоззрение как учёных, так и далёких от науки людей. Это происходит без всякого контроля со стороны какого-нибудь тоталитарного режима — сама система капиталистических отношений в самых что ни на есть демократических странах постоянно поддерживает оправдывающую её идеологию. Она использует любые инструменты от вырывания цитат из действительно честных научных работ до прямой лжи и фальсификаций.
Чем ближе научное направление к гуманитарной сфере, тем больше интересов капитала может пострадать от честных и качественных исследований. Многие «учёные» в этих областях щедро финансируются буржуазными правительствами и частными фондами для навязывания ложных постулатов о благе буржуазной демократии, невозможности построения коммунизма, популяризации всякого рода исторических мифов и т. д.
И не стоит удивляться двуличности «учёных», которые изменили научной истине: в капиталистической системе каждый выживает так, как может. Перед многими стоит выбор: либо лишиться работы и пойти мести улицы, либо за гарантированное вознаграждение оправдывать своего грантодателя. Особенно легко выбрать второй вариант, если ты уже подвергся воздействию буржуазной пропаганды и под её влиянием всё сильнее убеждаешься в справедливости своей точки зрения.
Заключение
Подводя итоги, мы можем кратко схематизировать ситуацию.
Будущий учёный развивается и растёт в определённом окружении, неотъемлемой частью которого является некоторая идеология. Из-за особенностей обучения, недостатка времени и денег учёный не может всё проверять на своём опыте, не может вместить в себя все факты, которые получила наука, не может разобрать множество теорий и найти в них противоречия. Его мировоззрение не может быть полностью основано на точных научных знаниях, ведь для этого ему бы пришлось идеально знать все науки. Поэтому, приступая к самостоятельной деятельности, учёный будет трактовать полученные данные, ориентируясь на ограниченную картину мира со всеми её минусами.
Недостаток финансирования и ограниченные сроки приводят к снижению качества научных статей и подстраиванию научной работы под популярные направления. Быстрый темп, в котором приходится работать, и боязнь за своё будущее не дают учёному осмыслить проблемы его отрасли. Он живёт от гранта до гранта, задумываясь лишь, как получить новый и отчитаться за старый. В итоге мы имеем посредственные работы и кучу вырванных из них цитат, которые, кочуя из статьи в статью, формируют идеологию, под которую будут подстраиваться новые поколения учёных.
Это ни в коем случае не умаляет важность самой науки. Через множество преград, путём отбраковки тысяч гипотез учёные даже в таких условиях делают открытия, приближающие нас к пониманию объективного устройства мира. Наука постепенно очищает себя от лжи и фальсификаций, но чем больше интересов затрагивает эта истина, тем труднее путь к ней. Чем больше противоречий будет возникать внутри капиталистической идеологии, тем больше будет давление на учёных, тем больше капитализм будет тормозить развитие науки. Особенно хорошо это прослеживается в гуманитарных науках. Ещё в XIX веке, наблюдая за развитием политической экономии, Маркс писал:
«Начиная с этого момента [Завоевания буржуазией политической власти. — Д. П.], классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой»7 .
Именно поэтому так остро необходимо сотрудничество прогрессивной прослойки учёных с марксистами. Лишь сообща мы сможем решить нелёгкую задачу очищения зерен истины от плевел пропаганды, пропитавшей как социальные, так и естественные науки. Лишь преодолев свой снобизм по отношению к гуманитарным наукам и марксизму, учёные будут способны осознать, в чём причина упадка многих отраслей науки. И наоборот, лишь с помощью учёных марксисты смогут насытить новыми фактами и развить марксистское учение.
Любое общество имеет свою идеологию, но лишь пролетариат заинтересован в том, чтобы его идеология постоянно очищалась от лжи во всех сферах, а не только в тех, которые приносят прибыль. Ведь только объективное знание даёт человечеству возможность обрести свободу.
Примечания
- Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Собрание сочинений. Т. 20. — С. 35–36. ↩
- К. Маркс. «Капитал», т. 1, глава IV.1. ↩
- Для таких работ существуют отдельные журналы, созданные, чтобы исследователи не повторяли чужих ошибок. Однако такие публикации особых денег учёным не приносят. ↩
- Различные изменения одного азотистого основания на данном участке цепочки ДНК. ↩
- Malik, A. I., Zai, C. C., Abu, Z., Nowrouzi, B., & Beitchman, J. H. (2012). The role of oxytocin and oxytocin receptor gene variants in childhood-onset aggression. Genes, brain and behavior, 11(5), 545–551. ↩
- Совокупность людей, участвующих в исследовании. ↩
- К. Маркс. «Капитал», т. 1, послесловие ко второму изданию. ↩