В последние годы у российских левых профсоюзников в моде отстаивание прав так называемых прекарно занятых рабочих. Это, в общем, неудивительно: именно борьба «прекариев» — казалось бы, относительно живая по нынешним меркам. К участию в трудовых конфликтах «платформенно занятых» такие левые призывают всё движение, во всеуслышание объявляя о важности и прогрессивности такой работы. Однако мы, по своему обыкновению, для начала хотели бы проанализировать ту деятельность, что нам навязывают.
Так называемая прекарная занятость — непостоянная, с подённой заработной платой, где отношения работника и работодателя не регулируется трудовым кодексом. В современных условиях речь идёт об оформлении трудящегося как самозанятого или по договору гражданско-правового характера. Особенно заметны среди таких работников в последнее время курьеры и таксисты. При этом категория так называемых прекариев на деле весьма размытая, к ней можно отнести и ряд работников с вполне приличным общественным положением, что ранее рассмотрел в своей заметке Игорь Дубнов. Впрочем, обычно, говоря о прекариях, имеют в виду именно незащищённую часть неквалифицированных рабочих, в частности, так называемых платформенно занятых работников, о которых далее и пойдёт речь.
Мы покажем, что спекулятивно выведенный экономистом Гаем Стэндингом в 2011 году «прекариат» — вовсе не «новый опасный класс», а лишь продолжение давно известных процессов и тенденций в капитализме, а также разберём, почему излишнее внимание к нему лишь вредит марксистской теории и практике.
I
Вполне ясно, что не устраивает «прекарных» рабочих: полное отсутствие социальных гарантий, незащищённость от произвола работодателей, тяжёлые условия труда, переработки. Однако некоторые минусы здесь, как ни странно, перетекают в плюсы. Возможность до определённой степени планировать собственный график позволяет совмещать работу с чем угодно, а отсутствие строго определённых трудовых отношений подразумевает, что и у рабочих нет обязательств в отношении компании. Скажем, захотел — не вышел на работу или ушёл когда вздумается — и никаких серьёзных последствий не будет, никаких отработок в две недели или увольнений за прогулы с записями в трудовую. Минимальна и рутинная регламентация деятельности. Вместе с тем можно перерабатывать и поднимать весьма большие суммы. Ценой собственного здоровья, конечно, — но для тех, кто сознательно идёт на такие места, это не аргумент.
Здесь хотелось бы сделать небольшой экскурс в историю и посмотреть на период, когда основная масса трудовых отношений носила такой «прекарный» характер — хотя бы на Великобританию начала XIX века. Благодаря чему массовый подённый труд ушёл в прошлое? И чем он, применявшийся так долго, стал мешать капиталистам?
Причин этому было сразу несколько. Так, работодателю приходилось терпеть «беспорядочные привычки самих рабочих, в особенности там, где господствует сдельная оплата и прогул некоторой доли дня или недели может быть восполнен последующим сверхурочным или ночным трудом» («Капитал», т. 1, стр. 489). Маркс отмечает, что такая работа — отупляющая сама по себе и при этом не способствующая выработке какой-либо дисциплины — приводит к тому, что анархия производства дополняется здесь анархией приложения труда, беспорядочным расходованием рабочей силы. Отсюда следствия — худшая её восстанавливаемость, быстрое угасание, а также частые поломки оборудования, снижение качества товаров и услуг из-за переработок и истощения сил рабочего. Разумеется, это проявляется ещё более остро, когда речь идёт об обращении с механизмом или точной, скрупулёзной работе, требующей повышенных затрат внимания.
При достаточном предложении труда капиталист, конечно, может эксплуатировать рабочих по-варварски. Но закономерный ход развития производства создаёт здесь проблемы. Стихийные колебания рынка, сезонность спроса и внезапные заказы могут на первых порах делать подённый труд выгодным, но позже они же могут разорить капиталиста. Во-первых, здесь ничем, кроме случая, не регулируется приток рабочей силы нужной квалификации, и нет никаких гарантий, что её окажется достаточно, когда рынок будет на подъёме. Во-вторых, постоянная текучка кадров означает, что нужно каждый раз обучать новоприбывших; пока те будут включаться в процесс труда и набивать руку, они не смогут создавать столько же прибавочной стоимости, сколько опытные рабочие. Понятно, чем сложнее труд и чем больше он требует работы с механизмами, тем выше указанные издержки. Более того, нерегулярное использование техники приводит её в негодность быстрее обычного, не позволяет точно просчитывать наперёд объём и интенсивность её использования. Наконец, непостоянный труд оказывается для собственника чрезвычайно неудобным обстоятельством с точки зрения хоть каких-то расчётов на перспективу. Всё это заставляет формировать на предприятии постоянный кадровый состав, и чем больше степень механизации и чем сложнее труд на нём, тем больше потребность в подобных нововведениях.
При этом Маркс в первом томе «Капитала», в главе «Машины и крупная промышленность», отмечает, что анархия производства при капитализме препятствует введению рационального применения рабочей силы даже тогда, когда очевидны смысл и необходимость этого с точки зрения отдельного буржуа. Это связано со старым либеральным требованием (и непреложным законом капитализма) — законом равенства условий конкуренции, или, иначе говоря, равенства условий и границ эксплуатации труда. Капиталист, вводящий на своём предприятии нормированный труд, терпит относительные убытки в конкурентной борьбе, рискует быть вытесненным с рынка: те, кто себя не ограничивает, первое время смогут получать с рабочего больше. Наносится ущерб его производству и в абсолютном выражении: рабочие, протянув какое-то время лямку в его деле, будут уходить работать сверхурочно в ненормированной области приложения труда. Это грозит потерей тех преимуществ, которые имел в виду наш капиталист, — лучшего восстановления рабочей силы его работников, повышающего эффективность и интенсивность их труда и позволяющего избежать несчастных случаев и поломок вследствие истощённости их нервных и физических сил.
Понятное дело, этот капиталист начинает роптать, но в рамках законов свободного рынка ничего сделать с конкурентом не может. Здесь ему остаётся либо отменять прибыльные в перспективе нововведения, либо… бороться за права рабочих. Тем более, что рабочие сами не прочь побороться за нормированный рабочий день, социальные и трудовые гарантии и так далее. Занимательный феномен: интересы капиталистов и рабочих смыкаются в совершенно неочевидной точке. Вместе с тем (что очень важно!) введение законодательного контроля труда в отраслях, где до того регулирования не было, вызывает разорение мелких предпринимателей, у которых нет денег на обеспечение нормальных условий труда, и увеличивает концентрацию капитала в руках немногих.
Но как собственникам преодолеть эту гнетущую анархию производства? Томас Гоббс им в помощь. Точнее, Левиафан. То есть государственная система, способная действовать в интересах всего класса капиталистов в целом и подчинять своей воле отдельных предпринимателей и заодно способствующая монополизации и верно ей прислуживающая. А потому на знамени — всеобщий и обязательный трудовой закон! Или, если таковой уже имеется, внесение в него коррективов.
Получается, введение всеобщего и равного для всех капиталистов в отрасли рабочего законодательства подразумевает сглаживание стихийных колебаний рынка, ибо к новым условиям вынуждены приспосабливаться сразу все собственники и покупатели. А главное — оно позволяют равномерно распределить во времени и пространстве применяемую массу труда, то есть капиталист теперь сможет организовать производство более рационально и прибыльно, а значит, вести его более стабильно, регулярно. Условием современного крупного производства является предсказуемость того, что на данном промежутке времени будет достигнут тот или иной полезный результат, а для этого надо, чтобы на предприятии всегда было достаточно рабочих нужной квалификации.
Таким образом, в развитых странах весь квалифицированный труд так или иначе исторически оказался подведён под трудовое законодательство (разной степени прогрессивности) не только благодаря самоотверженной классовой борьбе пролетариата, но и по причине производственной необходимости в регламентированном стабильном труде высокого качества ради повышения производительности труда и увеличения темпов роста капитала. Конечно, были ещё неоколониализм и конкуренция с социализмом, но сейчас о них не будем.
II
Теперь немного поговорим о самих платформах.
Всякая аутсорсинговая компания подобна рассеянной мануфактуре. В центре — капиталист, выступающий в качестве торговца (или купца). Он является организатором, рекламщиком, скупщиком труда, поставщиком средств производства для рабочих, которые при этом разделены во времени и пространстве. В современных условиях капиталист нередко имеет платформу-агрегатор, рекламные мощности, иногда программу для организации труда рабочих.
При этом такое предприятие основано на самой простой (механической) кооперации труда. В данном случае капиталист берёт и отчасти объединяет разрозненных рабочих, которые ранее нередко занимались тем же самым без него.
Например, ещё недавно водители «таксовали» стихийно: подбирали в прибыльных местах (на вокзалах, в аэропортах) людей и договаривались об оплате по факту. Существует такое и сейчас, но в значительной мере это явление вытеснено «Яндекс.Такси» и подобными платформами.
Есть и другие примеры. Так, ранее каждый сетевой магазин имел в штате продавца, выполнявшего функции мерчандайзера. Например, в сети «Красное & Белое» такой продавец ходит на мониторинг конкурентов (узнаёт цены у них, чтобы корректировать их у себя), выкладывает товар, контролирует ценники, оформляет помещения, и лишь после всего этого он выполняет непосредственно функции продавца. Но иные сети сняли эти обязанности со своих сотрудников: появились аутсорсинговые компании, которые по заказу присылают мерчандайзеров, специализирующихся сугубо на задачах в рамках своей специальности и способных работать в любом магазине, — независимо от того, чем в нём торгуют. В общем, разделение труда прогрессирует.
Однако всякой рассеянной капиталистической фирме всё-таки выгодна централизация и кооперация работников там, где это представляется возможным в той или иной степени, так как это позволяет увеличить производство стоимости за единицу времени без увеличения нагрузки на каждого отдельного рабочего (говоря языком Маркса, увеличить относительную прибавочную стоимость). Например, в «Яндексе» созданы партнёрские автопарки, из которых водителям сдаются в лизинг машины. Это уже больше похоже на современное концентрированное капиталистическое предприятие. Платежи по лизингу таксист закрывает развезёнными пассажирами. Не закроет платежи — отберут машину и именно из-за того, что таксист, как фактический наёмный работник, по бумагам отделён от яндекса и работает как предприниматель и коммерческий посредник. Тем не менее, здесь тенденция к кооперации работников пока выражена куда слабей, чем на предприятиях традиционного типа.
Во многих отраслях с подобной «прекарной», а лучше говорить — нерегулируемой подённой, занятостью всё ещё не окончена активная борьба за то, кто станет в них монополистом. Да, курьеры и таксисты трудятся в отраслях, где монополизация осуществлена. Но есть ещё самые разные аутсорсинговые компании, предоставляющие те или иные услуги в своих небольших нишах. Например, группа компаний «DKRS Outsorsing» предлагает услуги уборщиков, курьеров, комплектовщиков, кассиров, упаковщиков, грузчиков. Здесь немало дикого капитализма с непосредственными договорными отношениями и налицо разгул тенденций, описанных мною выше.
Из всего этого, видно, что «платформенные» отрасли, развивающиеся в последнее время и использующие подённый труд вне трудового законодательства, сконцентрированы преимущественно в области неквалифицированного труда. А это значит, что посылки, которые когда-то привели к победному шествию всеобщего трудового законодательства, тут гораздо менее применимы. В этом случае капиталу не столь необходима строгая регламентация труда и повышение эффективности рабочего посредством стабильной занятости с нормальными условиями воспроизводства. Легко набрать новых людей на простую рутинную работу курьером или таксистом. В тех же сферах, где уже есть компании-монополисты, последним зачастую нет причин использовать трудовые права рабочих как средство уничтожения более мелких конкурентов. Отсюда получается, что добиваться трудовых прав в них пролетариату придётся в одиночку, что уже усложняет дело.
III
Но нужна ли эта борьба самим «прекарным» рабочим? Иными словами, нужны ли стабильность и социальные гарантии временщикам, в большинстве своём не рассматривающим своё место работы как постоянное, как такое, за улучшение условий труда на котором им стоило бы бороться? Ответ здесь напрашивается сам собой.
Отсюда очевидно, например, почему курьерский протест, несмотря на все усилия профсоюзных организаторов, не объединяет надолго больших масс трудящихся в этой отрасли. Даже временный успех будет сводиться на нет фактом текучки: люди приходят и уходят, и в таком непостоянном коллективе не формируется устойчивой традиции солидарности. Также надо иметь в виду разобщённость, атомизацию самих трудящихся, что следует из того, что здесь имеет место лишь простая кооперация труда: каждый «прекарий» выполняет свою работу от начала и до конца самостоятельно и не зависит от своих товарищей по цеху, в то время как на предприятии со сложной кооперацией для создания продукта совместная работа строго необходима, что способствует формированию сплочённого коллектива. Наконец, никакие групповые чаты не могут полноценно заменить живое человеческое общение. Всё это никак не способствует формированию коллективов и осознанию необходимости совместной борьбы за свои права.
Да и сами перспективы борьбы не особенно яркие. Данная сфера производства — далеко не первой необходимости. Это значит, что забастовки неквалифицированных непостоянных рабочих — «прекарно занятых» пролетариев — едва ли вызовут общественный резонанс и каскад протестов. В то же время от этих рабочих будет легко отказаться, заменив их новыми или перераспределив нагрузку на сотрудников из соседних городов или регионов. Скажем, бастующие работники склада могут оказаться в ситуации, когда их работа переброшена на другие точки, где на это время резко повышаются расценки. В теории с этим может справиться всеобщая забастовка, но в такой отрасли поди её организуй!
Уже сейчас левые начинают признавать, что их надежды в отношении подённых рабочих не оправдались. Так, в статье «Профсоюзы сегодня…», написанной представителем Организации коммунистов-интернационалистов, есть слова:
«Совершенно типична ситуация, когда ряды профячейки пополняются на фоне какой-то острой проблемы — и резко „сдуваются“, как только проблема решена.Такая модель оказалась типичной не только для возникших в 00-е профсоюзов на иностранных предприятиях, но и, например, для „Профсоюза ‚Курьер‘“. В последнем случае описанная тенденция ещё и усугубляется нестабильным характером курьерской занятости: по большому счёту профсоюз не имеет постоянного массового членства».
Действительно, ведь нельзя было заранее предположить такой исход! Надо было тратить время, силы активистов, выгорать в борьбе, чтобы выяснить это!
IV
Выходит, с точки зрения борьбы за сильные профсоюзы последовательно «обрабатывать» постоянно сменяющихся рабочих «прекарной» или «платформенной» занятости, выведенных за пределы трудового законодательства, не имеет смысла. Речь не только о курьерах или таксистах, но и об уборщиках, складских рабочих, мерчандайзерах и т. д. Более того, даже если мы предположим, что их борьба достигнет успеха, то не стоит ожидать ничего хорошего для коммунистов. Элементы трудового законодательства (трудовой договор) удовлетворят бóльшую часть требований этих рабочих — и вряд ли они тогда пожелают продолжения профсоюзной борьбы. Причин для таковой будет на порядок меньше, учитывая упомянутую заинтересованность этих людей в подённой работе.
При этом левые, активно тратящие силы на такие коллективы, объективно могут играть в интересах отдельных капиталистов, которым повышение организованности производства посредством регламентации труда (гарантия стабильности переменного капитала) тоже принесёт определённые выгоды. Буржуа получает гарантию наличия определённого количества рабочих необходимой квалификации, стабильное функционирование предприятия. Это, к примеру, позволит ввести контроль нагрузок на тех же водителей такси: они всё же работают с опасным механизмом — и при аварии машина, часть постоянного капитала, будет сломана. Здесь даже представляются производственно важными ограничение переработок и медицинские гарантии. В случае с курьерами исчезнут репутационные издержки вроде смертей их на работе или аварий с участием прохожих, в которые они попадают, опять же, вследствие переработок и отсутствия регламентации труда.
Другой вопрос, что здесь ситуация очень зависима от прочих условий (отличных от внутренних нужд производства капитала) вроде борьбы пролетариата или общей политической ситуации в стране. Вариант с трудовыми правами либо повременная эксплуатация — выбор делается в зависимости от комплекса моментов. Как бы то ни было, нельзя однозначно сказать, что регламентация труда в этих отраслях будет для капиталистов чем-то нежелательным.
Достаточно сильное сопротивление рабочих и левых может стать поводом для парламентского решения вопроса. С одной стороны, это будет рассчитанная на широкие массы реклама будто бы социально ориентированной политики государства по борьбе с монополиями. С другой стороны, капиталист будет блюсти свою выгоду, ведь закон принудит всех в отрасли действовать одинаково и не ударит по прибыли; к тому же он послужит монополизации (аутсорсинг уборщиков, грузчиков, складских рабочих, кассиров ещё не монополизирован). С третьей стороны, требования подённых рабочих окажутся удовлетворены и их протестная активность снизится. Это значит, что, если предположить такой победный исход, от обслуживших их экономические интересы левых они отойдут. Ну и не забудем интересы собственно государственные: уменьшение серой налоговой зоны, улучшение контроля за состоянием правовых отношений в стране и прочее.
То есть если серьёзное поражение «платформенно занятых» в правах, которое хоть как-то вынуждает их сплачиваться в борьбе за лучшую долю, будет ликвидировано и они получат основные гарантии примерно на уровне остальных трудящихся (либо просто социальные права, улучшающие их условия труда), закономерно возрастёт негативное влияние их атомизации. Все рабочие разобщены территориально, работает каждый из них единолично, они не зависят друг от друга в рамках производственного процесса, да ещё и в чём-то конкурируют друг с другом. Если короче, в этой сфере просто отсутствует рабочий коллектив как таковой — а ведь именно его наличие является реальной предпосылкой солидарности. К объединению после получения социальных гарантий не останется никаких стимулов, ведь сам труд такого характера способствует маргинализации — «каждый сам за себя». Вследствие этого устойчивый протестный потенциал растает.
И мне кажется, что примерно по такому сценарию дела и движутся. Проблемы неквалифицированного труда характерны не только для России. Вот, например, здесь говорится об изменениях в казахстанском трудовом законодательстве, позволивших официально включать «платформенных» курьеров и таксистов в разряд наёмных работников, если они того пожелают. Из материала новости:
«В поправках говорится, что при заключении трудового договора с таким работником должны соблюдаться все нормы трудового законодательства. При этом режим работы, продолжительность ежедневной работы, учёт рабочего времени, система и условия труда определяются по согласованию сторон и устанавливаются в коллективном или трудовом договорах, а также актах работодателя».
Такие поправки были приняты совсем недавно в связи с чередой забастовок курьеров в 2021 году и позднее. Теперь те из них, кто заключит трудовой договор, подключатся к социальному (пенсионные отчисления) и медицинскому обеспечению. Подозрительно, что в стране, где легко решались давить забастовки в Жанаозене и разгоняли войсками либеральные протесты, так легко решились на изменение законодательства. Подобные же сомнения возникают из-за нехарактерно живой реакции Госдумы РФ на забастовки Wildberries. Объявление о решении вопроса через парламент, разработка поправок к законодательству — не слишком ли легко даётся успех? Да, по имеющимся данным, «платформенную занятость» хотят вывести за пределы ТК, но обещают, что в её рамках будет возможно включение в договор с работодателем пунктов о социальных гарантиях, что выглядит как некоторая уступка. Подобные ситуации в других странах отмечены в обзорном материале Masa.Media:
«…в 2021 году Верховный суд Великобритании обязал Uber официально трудоустраивать сотрудников. Это произошло через 5 лет после начала протестов, идущих с 2016 года. Однако так происходит далеко не везде — а сами компании нередко подают ответные иски, пересматривая отдельные требования или совсем отменяя предыдущие заключения суда».
V
Главное во всём этом то, что вкладываться в экономическую борьбу подённых рабочих что сейчас, что в случае их гипотетической победы в борьбе за трудовые гарантии бесперспективно с точки зрения формирования устойчивого профсоюзного движения и тем более — коммунистической работы. Каков будет выхлоп от такой деятельности? Устойчивый левый профсоюз не создаётся, приток кадров из среды курьеров мизерный, если он вообще есть, сама отрасль не является ключевой ни в каком отношении, чтобы был смысл бороться за влияние на работников в ней любой ценой, надеясь на будущий политический вес их забастовочной борьбы, — не будет никогда у неё такого значительного веса. В случае их победы нет никакой надежды на сохранение объединённого движения этих подённых рабочих. Большой вопрос, насколько активно капиталисты вообще захотят сопротивляться этой борьбе. Вполне вероятно, они будут против только до определённого момента, а после из-за возросших издержек произойдёт относительно безболезненный для них переход к нормированию труда.
К тому же мне видится опасным то, что левые по наивности записывают успехи протестного движения «прекарно» занятых людей (например, победы казахстанских курьеров и таксистов) сугубо на свой счёт, не учитывая ни потенциальной выгоды капиталистов, ни того, что для функционирования рабочего движения не нужно ни политических активистов, ни сочувствующих их идеям рабочих. Опасным, потому что позже, используя будто бы доказанные методы профсоюзного активизма и фотографий с плакатами «профсоюз — не преступление», они легко смогут попасть впросак, когда противостояние уже пойдёт всерьёз — в политическом поле и действительно вразрез с интересами сильных мира сего.
Но здесь есть и другой неприятный момент: левые, сами того не осознавая, становятся пешками в руках капиталистов в рамках их экономических и политических игр, так как мнимый удар по капиталу трудовым законодательством для «платформенно занятых» на деле оказывается в том числе и средством развития производств этих капиталистов. Это не значит, что подённым рабочим не нужно бороться. Но это значит, что с точки зрения борьбы коммунистов против капитала такая деятельность имеет совсем уж мало смысла — даже по сравнению с прочей экономической борьбой. Тем более если подобная безболезненная для капитала трудовая реформа станет очередным отвлекающим манёвром в рамках показной государственной социальной политики.
По итогу это выглядит просто-таки до крайности непрактичной благотворительностью со стороны левых. Думается мне, что их повышенное внимание к курьерам и так называемому прекариату связано с тем, что они устали ходить к аполитичным рабочим со стабильной занятостью, мало заинтересованным в профсоюзной борьбе. Устали от имитации бурной деятельности и от разочарований, неизбежных в эпоху реакции и упадка классовой борьбы… И кинулись на первых попавшихся за долгое время активно протестующих трудяг, обосновывая это как попало. Это именно что неосознанный, необдуманный бросок туда, где происходит хоть что-то. Оценивать перспективы собственной деятельности, соотношение затрат ограниченных ресурсов и сомнительного результата — нет, это не про них!
Стоит ли коммунистам при всех озвученных выше издержках топить свои ничтожно малые силы в бескорыстной помощи рабочим? Особенно если мы говорим про совершенно нелепые ситуации, например, когда левые активисты, не будучи курьерами, составляют основу курьерского профсоюза? Неужели мы считаем, что рабочие не смогут додуматься до профсоюзной борьбы и начать вести её самостоятельно, когда к тому появятся материальные предпосылки?
Давайте не будем забывать и о том, что экономическая борьба имманентна капитализму, проще говоря, она не ведёт ни к чему, что выходило бы за его рамки. Политическая борьба, к которой может вывести экономизм, — это борьба за реформирование трудового кодекса и прочие уступки в рамках капитализма, то есть борьба социал-демократическая, а не коммунистическая; в российском политическом спектре ближе всего к этому были либералы. Главная польза для коммунистов от такой борьбы — то, что рабочие учатся сплачиваться, но само по себе это ещё ни на пядь не приближает этих рабочих к коммунизму.
Политическая же агитация коммунистов — хоть в рабочих коллективах, хоть где-либо ещё — это совершенно отдельный вопрос, который на экономическую борьбу никак не завязан. Для успешной массовой агитации нужно сперва пройти через выработку теории, анализ обстановки и строительство дееспособной партии, состоящей из действительных коммунистов.
Можно, конечно, и обслуживать профсоюзы из гуманистических соображений.
Но вы уверены, что это действительно то, чем сейчас необходимо заниматься коммунистам?
Постскриптум
Николай Белкин, Давид Ростомян
В сентябре 2023 года представители коллективов Lenin crew и Союза марксистов провели дискуссию о прекариате. По итогам состоявшегося обсуждения мы бы хотели ещё раз обозначить наши позиции.
Мы убеждены в том, что концепции Стэндинга и других сторонников выделения «прекариата» как отдельного социально-экономического класса не имеют отношения к марксизму. Их корни лежат в идеях западной социал-демократии и в теории общественной стратификации. Прекариат выделяется здесь спекулятивно вместе с другими слоями общества (салариат, средний класс), исходя из множества признаков, произвольно надерганных из области производственных отношений. Среди них выделяют наличие уверенности в завтрашнем дне, положение в рамках отношений собственности, перспективы карьерного роста, величину заработной платы, наличие трудового договора с социальными гарантиями, а также место в системе распределения привилегий, гарантий и ресурсов. Легко заметить, что при таком взгляде теряются из виду вопрос об отношении к средствам производства и фундаментальное противоречие между трудом и капиталом.
При этом в прекарии записывают людей с весьма различными условиями труда, к примеру, курьеров, программистов, мигрантов, пенсионеров и бюджетников. Под это определение можно подвести и ряд представителей мелкого бизнеса, фрилансеров, рабочей аристократии (менеджеров, не работающих по трудовому договору), то есть людей, не относящихся к пролетариату. Нередко понятийность тут и вовсе подменяется метафорами. Всё это делает термин очень размытым и не вполне научным и осмысленным: это люди с самым разным опытом и социальным поведением, условиями труда и жизни.
Да и нельзя привязываться только к факту наличия социальных гарантий — наличию трудового договора или официальной зарплаты. Нужно рассматривать ситуацию шире. Ведь положение курьера, программиста и подрабатывающего пенсионера никогда не будет одинаковым. К тому же все они различаются квалификацией и социальным поведением. Да и официальная зарплата величиной в прожиточный минимум вряд ли сделает из вчерашнего прекария социально защищённого работника. Таким образом, понятие прекариата недоработано даже в рамках социологии.
Социологи противопоставляют прекариат прежнему рабочему классу. Но было бы ошибкой вслед за западными социал-демократами определять некий «классический рабочий класс» как квалифицированных трудящихся, имеющих социальные гарантии и профсоюзы. Марксисты должны обращать внимание на исторический процесс развития классов, а не уподобляться буржуазным социологам, которые не имеют понятия о положении рабочего класса в XIX веке и удивляются тому, что в их странах, ещё недавно бывших оплотом «социального государства», вновь возникает то, что в странах Африки, Юго-Восточной Азии никогда и не исчезало.
Буржуазные социологи определяют прекариат и пролетариат как понятия одного уровня, как два общественных класса. Но мы не видим такого отличительного признака прекарного труда, который позволил бы выделить прекариат как класс с точки зрения марксизма. Та часть «прекариев», что продаёт свою рабочую силу буржуазии, то есть рабочие-подёнщики — лишь слой пролетариата, а не отдельный класс. Это такие же наёмные рабочие, лишённые собственности на средства производства и потому вынужденные продавать свою рабочую силу. Те же «прекарии», что владеют средствами производства либо получают долю от чужой прибавочной стоимости, относятся к мелкой буржуазии и рабочей аристократии соответственно.
Концепция прекаризации и стратификационная модель, противопоставляя одни слои пролетариата другим, не отвечают духу марксизма. Мало того, что тут затушёвываются реальные отношения имущих и неимущих классов. Эти концепции способны распылять усилия рабочих, разделять и сталкивать «подклассы» между собой в конкурентной борьбе: «классические» рабочие против подёнщиков, мигрантов, студентов, пенсионеров и т.п. Всё это выгодно лишь апологетам буржуазной пропаганды. Эта модель лишь усугубила самоидентификацию рабочего класса и привела к тому, что уже сейчас далеко не все наёмные работники осознают себя пролетариями.
Нет никакого смысла выделять и искать отдельный путь решения проблем «рискованной занятости» для тех трудящихся, которых называют «прекариями». Есть одно общее решение — для пролетариата в целом. Сегодня мы видим возвращение пролетариата Первого мира к условиям XIX века, когда ему было «нечего терять, кроме своих цепей». Количественное расширение неформальной занятости в мире (по некоторых данным, до 50%) — не аргумент для обоснования концепции прекаризации как формирования нового класса, а показатель изменения положения всего рабочего класса в сторону обнищания.
Для процесса прекаризации нет необходимости придумывать новые термины, это понятие не дает ничего нового марксистской науке и попросту излишне. Это подмена социологическим термином политэкономии. Явление «рискованной» занятости существовало уже во времена Маркса и Энгельса. Они называли это пауперизацией. Отдельные элементы того, что сейчас объявляется прекариатом, они исследовали в рамках анализа подённого труда. Сегодня мы наблюдаем подтверждение марксистской теории, а те явления, которые буржуазные социологи считают свидетельствами прекаризации, нужно рассматривать как признаки исторического наступления капитала на пролетариат, падения его уровня жизни после поражения социалистического движения ХХ века. В этом качестве описания этих процессов, безусловно, ценны.
Развитие общества в XXI веке показывает, что существование тенденции к абсолютному и относительному обнищанию пролетариата подтверждается вновь. Движение общества в сторону предоставления больших прав и свобод пролетариату, из-за которого, в частности, возникли такие явления, как средний класс или государство всеобщего благосостояния, было лишь следствием существования в других странах движения к более прогрессивному бесклассовому обществу. Тот регресс, который мы наблюдаем сейчас, означает лишь откат к XIX веку после поражения социалистических движений в конце прошлого века, развала СССР и соцблока.