Последний из крестьян
Б. Сергей, де-юре, фермер, как и К., запись беседы с которым я приводил в предыдущей части1 . Однако Б. имеет в своём распоряжении всего 240 гектаров, бóльшую часть из которых арендует у односельчан, «своих» у него порядка 50. Все остальные средства производства находятся в его частной собственности.
Коренным образом от иных фермеров Сергея Б. отличает один существенный момент — он не использует наёмную рабочую силу в принципе. Работают только силами семьи, найм — непозволительная роскошь. Хотя, под современными крестьянами чаще всего имеют в виду совершенно иные категории населения.
Речь о «подсобниках», то есть о сельских жителях, ведущих подсобное хозяйство на приусадебных участках. Часто можно встретить утверждение, что эти люди считаться полноценными крестьянами не могут, т. к. доход с такого хозяйства для них чисто вспомогательный, и они, так или иначе, являются полупролетариями. Или напротив, что они самые настоящие крестьяне и есть. Опишу ситуацию, как я её увидел в ходе своей поездки.
Слой «подсобников» неоднороден. В связи с этим официальная статистика сельских поселений, где определённая часть населения записана в графу «занятые в личном подсобном хозяйстве», даёт мало информации об их реальном положении. Мне даже неизвестно, соблюдаются ли вообще на местах какие-то методологические критерии при подсчёте этой категории населения. Прямых улик нет, но внутреннее чутьё подсказывает, что в сельсовете на 300 человек никто особо не беспокоится о тонкостях.
Судите сами — за время поездки я так или иначе собрал сведения о ряде таких хозяйств. Разнятся они довольно сильно. Есть случаи, когда в подсобничестве занято старшее поколение, еще не дотянувшее до пенсии, но уже безработное, в то время как молодёжь работает по найму. Есть случаи, когда семейное хозяйство имеет 20 соток под огородные культуры и 10 голов скота. В таких семьях молодёжь также занята его поддержанием, если, конечно же, не учится или завершила обучение.
Стандартный рынок первого типа хозяйств и близких к ним — односельчане, целиком занятые по найму и неспособные сами поддерживать свое хозяйство. Бывает, что и жители соседних сёл. Хозяйства второго типа имеют возможность выступать по отношению к первым скупщиками и выходить на рынок вплоть до райцентра (благодаря чему многие «фермерские рынки» скорее подсобнические).
К слову, такую категорию сельских жителей как подсобники земельный вопрос вовсе не волнует. По собственным уверениям, дай им 20 гектаров земли, и они откажутся, так как использовать их под огородные культуры нерационально, а переход к производству зерновых совершенно невозможен в связи с отсутствием и рабочих рук, и навыков самих хозяев, и техники, и тому подобное.
Вообще, при изучении именно этой категории сельского населения есть смысл использовать не только статистику, но и наблюдения с мест. Оренбуржье — не Дальний Восток и не Краснодарский край, и в этом плане люди, желающие сделать то или иное замечание в пику написанному здесь, возможно, будут правы. Конечно, нельзя мерить всю Россию по одному региону. Надеюсь, что будут ещё на наших страницах материалы, которые разберут этот вопрос полностью.
Но вернёмся к нашему герою, Сергею Б. Своей земли совсем немного, вынужден арендовать землю у односельчан-пайщиков с односельчанами-пайщиками. Техника изношенная, но ещё справляется (забавно — прошёл век, а фраза «мало лошадей» всё ещё актуальна). Через сеть перекупщиков Сергей связан с всероссийским зерновым рынком и, возможно, даже с мировым. После того как продаст урожай, расплатится с арендодателями и заплатит налоги, он понимает, что не «поднимется» не только в новый сезон, но и вообще никогда. У Сергея нет средств для того чтобы нанять работников. Трудятся семьёй. Малоземельный крестьянин в современной российской деревне. Вы его искали — вы его нашли.
Одна только проблема: он живой анахронизм, но не столетней давности, а скорее первой половины 90-х. Судя по опросам, которые я провёл в ходе поездки, основная волна перехода на наём рабочей силы и укрупнения хозяйств произошла в районе 1998 года. Ничего удивительного, так как именно в этот период грянул дефолт и произошла резкая девальвация рубля. В связи с этим ввозить зерно из Канады стало невыгодно и пришлось вспомнить о том, что какие-то сельхозпроизводители ещё остались внутри страны.
Найти Сергея Б. я смог в глухом селе, которое входит в состав небольшого сельского округа, который, в свою очередь, из одного села и состоит. На мой взгляд, это хорошее свидетельство низкой распространённости данного типа хозяйствования. В данном районе таких хозяйств точно больше нет, и я не думаю, что по области ситуация тоже сильно отличается.
По разным источникам, в Васильевке живёт от 400 до 600 человек. Мне же во время посещения показалось, что здесь вообще никто не живёт: настолько это поселение выглядит опустевшим. Потерянное в степях и разбитое село, где самый надёжный способ связи с внешним миром — проводной телефон, потому что для появления «палочек» на мобильнике нужно искать достаточно высокий курган, под которым, возможно, лежит не одно поколение древних кочевников. Особый колорит добавлял тот факт, что именно по дороге в Васильевку пошёл жестокий ливень, размывший все дороги. Да, это та самая глубинка, какой её себе представляет среднестатистический «городской».
Именно здесь, на руинах старых хозяйственных корпусов, организовал своё хозяйство наш респондент. Как только мы заявили, что собираем материалы о реформах 90-х, то тут же услышали в ответ возмущение: «Какие это реформы?! Это было преступление!»
Б. Сергей, 1956 года рождения, фермер с 1998 года.
Когда вы начали фермерствовать?
В 1998 году, если не ошибаюсь. Посеял, растил. Засуха, дефолт. Уже тогда подумал, что начало «многообещающее». Начинало нас пятеро в тот год, а уже через год я остался один. Эх, надо было уходить раньше, ещё когда КПСС на это дело звала. Те, кто с самого начала, они всё получили — технику, кредиты. Правда, большинство всё потом распродало и деньги в иные сферы вложило, но оставшиеся единицы — они на плаву. Хотя всё это фермерство в целом было обманом. Все думали, что теперь хозяева будут, будут жить в шоколаде… Идиоты (смеётся).
Часто встречал упоминания о крайне негативном отношении колхозников к фермерам. Помните ли вы нечто подобное?
Это к первым фермерам, когда колхозы были. Когда я начинал, уже всё по-другому было. Я ведь в фермеры пошёл не от жадности, у меня уже выхода не было.
Что произошло с колхозом?
Я потому и пошёл в фермеры, что колхоз, он это, всё… От начальства многое зависело. Кто прогнулся под управление сельского хозяйства, кто под их дудку председателей утверждал, тот и на дне оказался. Вон, колхоз «Калинино» в Новосергиевском районе. Они не стали, и всё у них сохранилось. И сила собрания колхозного, и производство. Я не был там давно, но в 2000-е там всё ещё был обычный колхоз. А у нас… Бардак был, причём шёл он от руководителей. Производством не интересовались, председатели и бригадиры пьянствовали, тащили. Наша ещё дурная голова, что мы, когда стоял вопрос о том, как зарплату будут выплачивать, проголосовали за денежный вариант, а не за натуральный. Вот дураки-то, а? По итогу денег никто и никогда не видел, в то время как зерно было, а уходило мимо. А нам в правлении: «зерно мы продали, но денег у нас всё равно нет». Само собой, долго так не могло продолжаться.
Можно подробнее?
Да куда подробнее…
Расскажите о воровстве. Очень распространено мнение, что колхозники сами свои колхозы и растаскивали, стремясь усилить своё личное хозяйство.
Это… Как тебе объяснить-то… Это не оттого, что люди были такие плохие, а потому, что выбора не было. Вот смотри, я в 90-е годы зарплаты почти никогда не видел. Деньги в доме мы держали только для чрезвычайных ситуаций. Когда можно было бартером — я бартером брал. А что менять? Что на подсобном хозяйстве вырастил. До этих реформ оно мне особо и нужно-то не было. А это, в свою очередь, зависит от того, сколько своровал в колхозе. Открыто имущественный пай забрать боялись, вдруг какое ржавое колесо дадут и на этом всё. Я потому в фермеры и подался — от безысходности. У меня два года даже сигарет не было, самосад курил. Просто купить не мог, берёг те деньги, что ещё лежали. Решил в один момент, что так дальше нельзя — заработаю или ложись и помирай.
А что стало с этими людьми, что развалили производство? С председателем, например?
Сейчас он инспектор Россельхознадзора! Русское село-о-о подымает (с издёвкой). Ха! Ты что думал? Оно не тонет!
Почему этому никто не воспротивился, не сопротивлялся?
Колхоз — структура не самостоятельная, это не частное предприятие, хотя там ООО делали… Ерунда всё. Государство давало нам материалы, в те годы уже мало, но давало. А это что значит? Значит, обязательства. Не так же просто дают. План обязательной сдачи был. Так ещё было в первой половине 90-х. Ну взбрыкнули бы, скинули «посаженного» председателя, а вокруг рынок. Кто нам что даст? Куда мы что сдадим? Что там за ней, за этой победой? Ничего. Люди не видели перспективы и плыли по течению.
Сталкивались ли вы с деятельностью ОПГ?
Да, было. На второй год. Вечером как-то двое молодых парней подъехали к дому, постучались, зовут поговорить. Я их, напротив, в дом позвал, чайник поставил… Говорю — не вырастил ничего, а они всё равно — надо платить. Доводилось слышать, что местный авторитет потом сходняк провёл, чтобы сельских не трогали. То ли потому, что он сам сельский, то ли потому, что бывший глава района к нему на поклон ездил, не знаю. Но больше не трогали.
Было ли такое, что через ОПГ шли кредиты?
Было. Но лично я не использовал, хотя слышал в районе про печальный случай, когда всё по такому «договору» забрали из-за невыплаты.
Не кажется ли вам, что колхозы ликвидировали «сверху» из-за их неэффективности?
Ага, конечно. То-то я сейчас смотрю, все средства на агрохолдинги бросают! Агрохолдинги всё дают… Мелочь вроде нас государству не нужна.
Я беседовал с человеком, у которого около 1,5 тысячи гектаров…
А 15 тысяч не хочешь? Вон, X. Я ещё основателей знал. 15 тысяч, а мелочью так и остались в глазах государства.
Мне ещё приходилось слышать, что агрохолдинги «загибаются». «Иволга-холдинг», например.
Ага! В мечтах! Каждый год загибается, да никак не сдохнет.
Приходилось слышать, что там отвратительные условия труда.
Здесь везде работать не сахар. Да, по сравнению с наймом у фермеров там всё жёстче намного. Там ГЛОНАСС стоит, без штрафа лишний раз не зевнёшь, штрафуют мощно, охраны труда нет. Но ты вдумайся! Там люди получают зарплату без задержек, а если ты ещё и специалист, комбайнёр, например, то зарплата вообще заоблачная. Там сотни тысяч за год можно поднять, не считая тринадцатой зарплаты. Туда работать люди в очереди стоят, сняв шапки. По крайней мере, из наших мест точно. Что туда, что в «Неву». Ваше поколение просто не знало такой жестокой безработицы, вам не понять.
Здесь я сделаю лирическое отступление, дабы подробнее поговорить об агрохолдингах. Обозначать его курсивом не стану, т. к. внутри данного отрывка будет много цитирования. Остановлюсь отдельно на «Иволга-холдинг».
Начнём с того, что «Иволга», которую я уже упоминал в предыдущей части очерка, является самой большой транснациональной аграрной корпорацией в мире, по крайней мере, по количеству земли в собственности. Это казахская фирма, которая в 2000-е начала свою экспансию на российский южный Урал, а оттуда и в остальную Россию. Предприятие с замкнутым циклом производства, в собственности которого как в России, так и в Казахстане находится более 1 миллиона (!!!) гектаров плодородной земли, и только на территории РФ оно объединяет около 50 бывших колхозов2 .
По своим земельным фондам этой казахской корпорации не годятся в подм`тки никакие российские аналоги. Шутка ли, у самого крупного агрохолдинга РФ, «Газпрома» (да-да, «Газпром» ещё и агрохолдинг), обрабатываемой земли всего на 500 тыс. гектаров. У «Иволги» на данный момент есть финансовые проблемы, но я так думаю, что они сулят не распад этого механизма, а его скорое поглощение или как минимум смену собственника.
Отличительная черта холдинга в том, что он представляет собой интегрированное объединение сельскохозяйственных и промышленных предприятий, то есть они не противопоставлены друг другу. Чтобы проиллюстрировать данное утверждение, предоставим слово экономистам:
«В практике работы российских агрохолдингов цены между их структурными подразделениями перестали быть свободными, их заменил внутренний хозрасчёт между отдельными звеньями производственных комплексов холдингов. Главную роль в настоящее время играют уже не рыночные, а административно регулируемые, передаточные, или, как их принято называть, трансфертные цены.
<…>
Таким образом, диспаритет в ценах на продукцию промышленности и сельского хозяйства, который носит практически неустранимый характер при автономных и самостоятельных сделках, преодолим в рамках агрохолдинга»3 .
Пожалуй, нужно пояснить. Агрохолдингу безразлично, какова рыночная цена на зерно или семена подсолнуха. У него в структуре есть предприятия, которые «продадут» за столько, сколько назначит головной офис. Агрохолдингу, особенно такому как «Газпром», безразлично, какова цена на ГСМ, запчасти и прочее, т. к. у него есть структурные подразделения, которые продадут эти товары за столько, сколько назначит головной офис. Они не торгуют ни зерном, ни товарами промышленности на внешнем рынке и аналогично не покупают их извне, а потому им всё равно, какой в рыночном море вокруг них установился паритет-диспаритет. За пределами производственного цикла остаются лишь незначительные операции.
В недавнем прошлом было рассказано очень много сказок о том, что все проблемы диспаритета цен между городом и деревней решит не реформирование плановой системы, а её полная ликвидация и переход к свободному рынку. Причём обязательно с разделом всех крупных хозяйств и раздачей всех фондов, в том числе и земельного. Якобы, для устранения проблемы диспаритета не хватает только «крепкого хозяина» и рыночных отношений. Именно это и есть путь к тому, что российское село станет рентабельным и благополучным. По итогу же диспаритет растёт семимильными шагами, социальная инфраструктура рухнула, а «крепкие хозяева» предпочли землю бросить или сдать в аренду. Хотя всё это имело под собой объективные причины, мнения о том, что всему виной «рабская психология бывшего колхозника», по-прежнему в ходу.
Вот именно поэтому я считаю, что реформы 1990-х годов на селе были самым страшным обманом деревенских жителей со времён 1861 года. Ведь в крупных агрохолдингах, как по классикам марксизма, чисто плановые механизмы регулирования успешно решают проблему! Только теперь эта монополия не та, что в советское время:
«…социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией».
Напротив, это монополия в интересах крупного капитала и для выжимания последних соков из как из конечного потребителя, так и из сельского пролетариата. Относительно положения наёмных работников «Иволги» сошлюсь просто на одну, как ни странно, казахскую статью. Она описывает гибель транспортёрщика Ольги Калёбиной вследствие отвратительных условий труда и нарушения техники безопасности. По ходу повествования затрагиваются и другие случаи, вскрывающие крупные нарушения трудового законодательства, которые на предприятии данного холдинга встречаются неоднократно. Можно возразить, что речь о другой стране и в России всё может обстоять не так, но я ссылаюсь на данную статью лишь потому, что не смог взять свидетельств российских работников под запись4 .
Теперь же вернёмся к интервью:
Что с землёй бывшего колхоза?
Обрабатывается почти вся, но былой урожайности нет. Осталось мало грамотных агрономов, губят землю подсолнухом.
Помните что-то из политических событий в 90-х? Не знаю… Личность Стародубцева вам, например, знакома? Когда он стал «красным губернатором», то доброй памяти о себе не оставил, но в 90-х он, вроде бы, был популярен.
Да, я помню его марш на Москву, когда он пытался привлечь внимание к проблемам села. Его уважали. Казалось, это человек, который знает, что нужно делать. Сам не участвовал в этом марше, но знаю тех, кто участвовал.
А выборы?
Я всегда голосовал за коммунистов, вплоть до середины 2000-х. Потом потерял всякий интерес к выборам вообще, нет им уже доверия.
Странно это слышать от собственника.
Да они в любом случае меня бы не обидели. Они такую мелочь оставили бы в частных руках, перекупов бы убрали, промышленность бы национализировали. Да и собственник я скорее поневоле. Вообще не люблю выражение «работаю на себя». Я ведь работаю на государство, для государства по сути.
Беспокоит ли вас диспаритет?
(Смеётся).
Я всё понимаю (тоже смеюсь), но я должен спросить.
Беспокоит… Душит! Если цена на ГСМ так же будет расти, в то время как закупочные цены на зерно будут прежние, или так же будут еле-еле плестись, то крах будет полнейший, как в 90-е. Я не знаю, бунт, наверное, какой-то будет. Собственники потеряют собственность, рабочие — рабочие места.
Есть мнение, что в позднесоветское время колхозники больше интереса проявляли к ЛПХ (личному пособному хозяйству), чем к работе в колхозе. Что вообще с подсобным хозяйством было? Торговали?
Ерунда. Зачем морочиться? Тяжело это, подсобничать, когда работаешь. Мы излишки сдавали в колхоз по хорошей цене, редко кто приторговывал.
Последний комментарий, который я сделал во время нашей беседы, звучал так: «Вы не выглядите человеком, которого собственность сделала счастливым». Мой собеседник немного помолчал, после чего перевёл тему и повел нас в ближайшие корпусы — показать, что ему удалось восстановить за эти годы. Очень немного. Из некогда огромного комплекса построек он отремонтировал и поддерживает только несколько корпусов. Все остальное представляет интерес только для городских «сталкеров» с их меланхоличной тягой к запустению.
Прежде чем мы уехали, Сергей как-то невзначай вернулся к теме разговора:
— Знаешь, вот нет сейчас интереса к работе, который раньше был. Мотивация вроде бы есть, как ей не быть, когда выживать надо, а интереса нет. Разговаривал давеча с приятелем — тот того же мнения. Не хватает в работе чего-то. Чего-то важного, что раньше было, никак не пойму…
Цех в степях
Мы снова среди ангаров и хозяйственных построек, больше напоминающих промышленный комплекс. Добрый десяток человек тоже занят отнюдь не жатвой — ремонтируют технику. Посреди ангара стоит огромный двигатель. Я даже затрудняюсь определить, какому именно виду техники он принадлежит. В принципе, отдалённо похож на движок КамАЗа, который мне когда-то доводилось перебирать вместе с отцом. Но по габаритам — больше. Трудятся молодые и старые, трудятся молча и сосредоточено. Особое внимание привлекает совсем молодой сельский рабочий, который через каждые две минуты заглядывает в смартфон, ожидая, по-видимому, какого-то сообщения. Кто знает, если бы мои родители не перебрались в большой город, я вполне мог бы быть на его месте… Над цехами из чьих-то динамиков разносится хриплый голос солиста группы «Бутырка».
Наконец, мне дают знак, что с нами готовы говорить. Мы с товарищем проходим в небольшой ангар, где на стуле возле двигателя восседает тучный хозяин производства. Узнав о наших целях, он несколько насторожился и сразу попросил об анонимности. Впрочем, внимание ему явно льстило.
Требование анонимности здесь мы выполняем без особых сожалений, так как беседа была не самой информативной. Разговор откровенно не клеился, и собеседник был явно не настроен на диалог.
Фермерствую я где-то с февраля 1993 года. Отношение со стороны колхозников к нам было крайне враждебное по началу, а сейчас что? Больше идти некуда! (не без удовольствия в голосе)
Состояли ли вы в АККОР (Ассоциация крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России)? Оказывалась ли вам реальная помощь со стороны этой организации?
Да, состоял, но какой-то особой помощи припомнить не могу. Кредиты, к примеру, шли особо приближённым к руководству. Там тоже нужно было по-особому двигаться…
Уже тогда?
Уже тогда.
В это время один из рабочих подходит к слесарному станку, чтобы обработать деталь. Звук механизмов заглушает речь. «Обожди!», — кричит хозяин. Обернувшись, работник выключает станок и уходит. «Потом обточишь…», — говорит мой собеседник, усаживаясь поудобнее.
Сталкивались ли вы с деятельностью ОПГ?
А то! По 3 бригады за день… Но рэкет обычный, ничего особенного.
Шли ли через ОПГ кредиты?
Да, но я в это не ввязывался.
Что именно произошло с колхозом, в котором вы раньше работали? К слову, кем вы были?
Сначала водителем, потом зав. гаражом. Да сверху его правление развалило, ничего особенного с ним не случилось.
Сейчас диспаритет сильнее, чем в 90-е?
Сейчас крах приходит. По всем пунктам крах. Если в этом году зерно останется по той же цене — много народу побросает. Но главное, чего нет — это рабочих квалифицированных. Вон, с кем работать приходится… (кивает в сторону молча выполняющих свою работу людей, и я, честно говоря, так и не понял, что в их внешнем виде сразу должно было говорить об их «некондиции»)
Вы этому не рады? Вроде бы, это устранение конкурентов.
Да какая тут конкуренция… Наоборот, я бы сказал. АККОР — бюрократия, прошлый день — у нас своё братство. Делимся безвозмездно запчастями, новостями (совместно принимаем меры против рабочей силы, мысленно добавляю я, потому что в курсе, что данный человек состоит с К., которого я упомянул в прошлой части, в сговоре), контактами. Нам больше агрохолдинги досаждают.
Давят?
Да, но скорее площадями, чем качеством.
Какие ещё проблемы в сельхозпроизводстве вы видите?
Будущее туманно… Уйдёт наше поколение, а кто землю пахать будет? Новые люди редко приходят. Да и засуха в этом году. Только если бог даст, будет хороший урожай. Да ведь?
Последняя фраза была обращена к уже немолодому мужчине, перебирающему двигатель. Тот рассеяно отозвался: «Да, если бог даст…»
Пришедшие после
По-видимому, ближе к концу моего путешествия фортуна повернулась ко мне как-то в профиль, так как следующее интервью нельзя однозначно назвать ни успехом, ни провалом. С одной стороны, респондент на все мои вопросы с ходу же заявил, что фермерствовать начал в начале 2000-х, чем автоматически отправил мой готовый опросник в мусор. Пришлось импровизировать, и вышло нескладно, благодаря чему чёткой вопросно-ответной формы при изложении можно не ждать. С другой стороны, подобного собеседника я ещё не встречал, что представляло определённый интерес.
Карим С., фермер с 2003 года.
Карим сам родом из города и переехал в село из-за своего дела. Он — самый молодой из всех фермеров, что мне встречались, хотя спросить его по поводу возраста я запамятовал. До того, как начать работать непосредственно на земле, у него уже было предприятие по переработке подсолнечных семян. Земля — это и полный цикл производства, и мечта детства. Сажает подсолнух и только его. В отличие от старых фермеров, с зерном даже не связывается.
Честно говоря, если что-то за время своей поездки я и возненавидел — так это подсолнухи. Маркс когда-то писал о политике огораживаний в Англии:
«Овцы съели людей».
По-видимому, в наших краях трапезничать готовятся растения. Пусть даже и по другому поводу. Судя по отзывам людей с агрономическим образованием — земля под подобными посевами быстро деградирует. Учитывая массовость их выращивания в угоду рыночной конъюнктуре — конец где-то близко. Не с сегодня на завтра, конечно же, но если спроецировать текущую ситуацию на отдалённое будущее, то по мере деградации почв капиталы отсюда просто уйдут, что приведёт к масштабному спаду производства и наделает немало социальных бед. Сельсоветы сильно укрупнятся в силу гибели многих деревень. Но всё же продолжим.
Карим не имеет никакого специального агрономического образования, и длительное время вёл своё дело с помощью советов от многочисленных знакомых и интернета. Вообще, как непрофессионал, ничего не могу сказать по поводу подобного способа хозяйствования, но тот факт, что не раз ему приходилось начинать с нуля, о чём-то, да говорит. Скорее всего, в годы такого бессистемного освоения агрономической науки земля страдала.
Одной из своих самых насущных проблем Карим считает перекупщиков. Они закабаляют производителей, в то время как сами, по его словам, совершенно не заинтересованы даже в их существовании. Перекупщики не пытаются подчинить фермеров, чтобы собрать полный цикл производства, вовсе нет. Они просто выжимают соки до полного уничтожения хозяйства и хорошо «греются» на махинациях с НДС.
Стандартная схема — выдача кредита (более доступного в сравнении с официальными банками) с условием полной продажи урожая данному перекупщику по назначенной им цене. Нужно ли говорить, что цены эти занижены и крайне невыгодны производителю? Самое большое возмущение у фермера вызывает тот факт, что даже государство предпочитает закупать продукцию именно у перекупщиков, втридорога, а не у непосредственного производителя. С централизованной системой закупки со стороны государства Карим не успел столкнуться в силу возраста и места проживания, но находит её необходимой.
Дотации в пользу агрохолдингов Карим С. считает порождением кумовства их владельцев с кем-то во властных структурах. Тем не менее, агрохолдинги безусловно представляют угрозу в будущем. Им компенсируют все неурожаи, у них есть выход на широкий экспорт, они никак не связаны с перекупщиками. Эти фирмы занимают транспортные мощности, в связи с чем взвинчивают общий уровень цен по грузоперевозкам.
Их довольно гибкая структура позволяет им обходить и антимонопольное законодательство. Они как бы не владельцы распахиваемой ими земли, по крайней мере, в России, и их структурные подразделения сохраняют юридическую квазинезависимость.
По отношению к властям Карим С. настроен крайне радикально и не исключает возможность перемен, которые, скажем так, выйдут за пределы правового поля. Я говорю столь обтекаемо в связи с тем, что данный человек в беседе прямо говорит об их крайней желательности, но не был настроен оставлять свои конкретные «пожелания» в сторону российского государства для публикации.
Правда, перестройка общественной жизни беспокоит его только с точки зрения обеспечения честных условий для бизнеса, устранения кумовства, коррупции и прочих сопутствующих нашей общественной системе пороков, которые он мыслит случайными, а не внутренне присущими этой системе. Сами капиталистические отношения, при которых он имеет свои прибыли, его совершенно устраивают.
На этом часть, связанная с изложением собранного нами материала, завершается. Я опубликовал здесь не все записанные мною беседы. Только лишь те, которые показались мне наиболее интересными (пусть и не всегда удачными).
Можно, кстати, возразить, что я общался, в основном, только с фермерами. В моём материале почти нет рабочих, а сельских батраков нет вовсе. Отмечу, что к таким людям надо иметь доступ. Просто так ломиться в чужие ворота — самая проигрышная стратегия. Мой отец, как грузоперевозчик, имел контакты в основном с фермерским сообществом, чем я и воспользовался. Общение с более бедными слоями деревни тоже происходило, но коротко и неформально, от случая к случаю. С незнакомым человеком эти люди говорить отказываются, тем более под запись. Тем более — о работодателе! Социальная мобильность на селе куда ниже, чем в городе, им вполне есть что терять. Ну кто знает, если читающий это — большой энтузиаст, то ни одно КФХ или сельхозкооператив не откажется от рабочих рук. Изнутри, пусть и в локальных масштабах, вы, возможно, увидите то, что я упустил.
Является ли мой репортаж в связи с подобной выборкой менее содержательным? Думаю, что нет. По выражению Лабриолы:
«Тот, кто описывает происхождение и различные фазы роста буржуазии <…>, тот пишет, в то же самое время, историю пролетариата»5 .
Перейдём же к аналитической части.
Программы российских левых в свете увиденного
В прошлом очерке я писал о том, что РРП не имеет своей аграрной программы. Справедливости ради дополню — не они одни. РСД, Левый блок, Социалистическая альтернатива — КРИ… Современные левые активнее пишут про экологию, чем про деревню. Деревня им не интересна. Ну, или, как минимум, это один я не знаю, что нам с российским селом делать. А все остальные околокоммунистические силы — знают, и это для них само собой разумеется. Но даже те немногие варианты преобразований, что будут представлены ниже, на мой взгляд, выглядят крайне скверно.
Вот, например, аграрная программа Левого фронта:
«2.1.3. Частная собственность на землю ликвидируется. Земельные участки должны предоставляться организациям и гражданам во владение и пользование, в том числе пожизненное и наследуемое, при условии и до тех пор, пока землепользователь (его семья) ведут обработку данного участка. Необработанные земельные участки (свыше размера, определённого для дачного отдыха), изымаются и передаются другим владельцам без всякого выкупа»6 .
Начнём с того, что это слегка переработанный Декрет о земле. Мышление методом аналогий: делай как большевики, и успех придёт. Но так ли это оправдано на наши времена?
Итак, если частная собственность на землю ликвидируется через изъятие права распоряжения — ни продать, ни подарить, ни поменять, ни сдать в аренду, — все, от мелких фермеров, до больших агрохолдингов, теряют право обрабатывать всё то, что они обрабатывают согласно арендным договорам. У них останутся только небольшие участки земли, которые до того были их частной собственностью, а теперь же стали участками только с правом пользования. В свою очередь, у пайщиков останутся их совершенно нерентабельные 10 гектаров, которые они даже не станут пахать.
Можно предположить, что вся земля окажется в едином государственном фонде и единственным собственником станет государство. Сколько оно даст отдельным структурам в распоряжение — вопрос отдельный. В принципе, всё это не критично, если предприятия эти всё равно будут национализированы. Но проблема в том, что Левый фронт не выступает за тотальную национализацию, в программе высказана уверенность, что в «соревновании» социалистические предприятия победят частные, а потому экономика будет функционировать «при сохранении значительной доли частной собственности на средства производства». Короче говоря, кулак на деревне останется, только теперь будет пахать не арендованную землю, а отданную ему в пользование.
Условие отъёма земли в случае необработки с последующей передачей иным землепользователям и организациям — рай для кулака. Раньше он арендовал у сельчан и вынужден был им платить (но частной собственности на селе больше нет — аренда запрещена), теперь земля ему сама в руки придёт от государства. Даром. Потому что только он имеет мощности и отлаженное производство, чтобы её обрабатывать. Подавляющее большинство сельских жителей землю просто не возьмут, им с ней нечего делать в текущих условиях. И она автоматически перейдёт к мелким частникам, благодаря чему они только укрепятся.
Одновременно с этим рядовые пайщики лишатся регулярных выплат по своим паям. Ведь земля им больше не принадлежит, они не могут сдавать в аренду государственную собственность. Не думаю, что это будет самый популярный шаг даже среди тех, для кого деревня только место жительства. Эти люди не настолько богаты.
Что же дальше с землёй? Читаем:
«Земельные участки должны предоставляться организациям и гражданам во владение и пользование, в том числе пожизненное и наследуемое, при условии и до тех пор, пока землепользователь (его семья) ведут обработку данного участка».
Каким организациям? Отделению почты или местной кассе Сбербанка? Без утрирования — между различными формами собственности на селе есть существенная разница. Идёт ли речь, например, о том, что вы оставите КФХ какими они есть, просто земля под ними будет теперь государственная, а агрохолдинги национализируете полностью? Нет никакой конкретики, какую именно часть средств производства вы хотите оставить в частных руках на селе.
Но какой смех вызывает вот это:
«…во владение и пользование, в том числе пожизненное и наследуемое, при условии и до тех пор, пока землепользователь (его семья) ведут обработку данного участка».
То есть автор программы всерьёз думает, что где-то сидят по хатам крестьянские семьи и ждут земли, чтобы своим трудом её обрабатывать? На чём? На лошадях? Или как в гайдаровское время — разнесём весь машинный парк всех крупных структур по дворам? Мне сдаётся, что автор данной программы пребывает в убеждении, что трактор и комбайн — такая же неотъемлемая часть сельского двора, как и «кутный угол» с иконостасом — часть самой большой комнаты в избе.
Довольно забавно, что они вообще предлагают кого-то чем-то наделять в условиях, когда ещё при Ельцине было сделано, по сути, то же самое в виде паёв. Статистики по паевым собственникам на сегодняшний день мне найти не удалось, но если пайщиков по России осталось достаточно много, то изъятие паёв превратится в проблему для гипотетического левого правительства. По сути, логика программы Левого фронта такова: «мы отнимаем у вас паи, потом выдаём их вам же, но без права собственности, а если вы не можете обрабатывать — отдадим в крупные организации». Но всё это уже было осуществлено правительством Гайдара, с той лишь разницей, что пай всё же был собственностью с правом распоряжения, и главным критерием сохранения этого права было то, что его обязательно кто-то должен обрабатывать, пусть даже не владелец.
Мало того, всегда поражало убеждение, что на селе все обязательно рождаются с дипломом агронома. Значительная часть сельских жителей давно уже не умеет возделывать культуры вроде пшеницы или ячменя, тем более на больших площадях. Очередная деградация методов ведения хозяйства за эти неполные полвека. Прежде чем такой землепользователь выучится, пусть даже с помощью интернета и массового просвещения, зерно придется импортировать.
Подсобничество — это потолок современной сельской семьи. Но подсобникам «большая» земля не нужна: 20 соток под огородные культуры и менее десяти коров. Им приусадебного участка хватает. И рынок сбыта их — в масштабах односельчан и нескольких соседних деревень — те, кто работают по найму и не имеют возможности вести свое подсобное хозяйство, но хотят ассортимента большего, чем даёт местный магазин. И то не всегда «подсобники» могут полностью обеспечивать семью за счёт доходов с хозяйства — доход большой, но нестабильный. То они детям помогут, то дети им подкинут. Деревню уже не вернуть к мелкой семейной собственности.
А сельские пролетарии? Им земля нужна только как дополнительный источник дохода, не более. В аренду её сдавать. Программа Левого фронта им вообще ничего не даёт, так как вопрос об устройстве, формах и существовании больших сельскохозяйственных организаций повисает в воздухе. Напротив, такая программа только отнимает земельный пай.
Есть там ещё в программе целый «раздел» (из двух подпунктов), «Государственная программы возрождения села» (на 21.07.2018 так и написано с опечаткой), где сказано, что ГОСТы надо возродить, а за плодородие земли нужно бороться. Но это настолько общие фразы, что под ними любая политическая сила на территории РФ подпишется.
Одним словом — землю мы национализируем, но что делать с ней дальше — не знаем. Наверное, крестьянам отдать надо. Звучит очень справедливо, а потому так и запишем. Самое удивительное, что Константин Сёмин в беседе с Олегом Двуреченским (Программа «По-живому» от 22 февраля 2018) передаёт такие слова Удальцова:
«Пока вы всё-таки рассуждаете, народ деградировал уже настолько, что он уже читать и писать не умеет. А вы тут со своим марксизмом-ленинизмом…»
Нет, Сергей, народ вас не понимает не из-за своего низкого интеллектуального уровня, а потому что ваша партия предлагает меры, которые даже на самый поверхностный взгляд неадекватны действительности. В отношении сельского хозяйства — уж точно.
Программа РКРП тоже не обещает ничего выдающегося:
«— прекратить политику деколлективизации сельскохозяйственного производства, способствовать установлению эквивалентных экономических отношений между городом и деревней, оказывать государственную помощь селу в получении беспроцентных кредитов под урожай, в строительстве баз хранения и переработки сельскохозяйственной продукции, развитии социальной инфраструктуры»7 .
В принципе, много ругаться тут не получится, по той причине, что это предложение вернуть всё «как было». Государственная помощь и кредиты найдут одобрение у сельхозпроизводителей и рядовых жителей. Жаль только, нет осознания, что если оно всё так было хорошо, оно бы не развалилось. Такая программа — возврат к смягчённому, советскому варианту диспаритета, который будет гаситься огромными дотациями и списанием долгов. Она будет популярна у людей старшего возраста, которые ещё помнят, о чем говорят подобные строки, и которым не нужно ничего объяснять. Более молодому поколению РКРП ещё придётся доказать, что сворачивание политики «деколлективизации» вообще нужно.
Не хватает здесь и конкретики. Я вообще заметил, что все программы «коммунистических» партий в России — это обязательно «программы-минимум». Такое ощущение, что за программу-максимум даже не берутся, так как есть молчаливое осознание, что никогда она им и не пригодится.
Например, как именно деколлективизация будет «прекращаться»? Что делать с земельными паями? Просто отнять одним росчерком пера? Как поступить с фермерами? Нужно ли делать различие между фермером, который имеет 200 с лишним гектар и не нанимает работников, и фермером, который имеет 1500 гектар, и использует наёмный труд? Что будет с агрохолдингами? Воспользоваться ли их решением проблемы диспаритета, или же напротив, «разрезать» аграрную и промышленную части, снова разведя их как противопоставленных контрагентов, и начать старую песнь заново? Может, есть ещё варианты? Состоится ли возвращение в сельхозпроизводство сельских «контрактников» или их предпочтительнее оставить в прежнем положении? Большинство этих вопросов можно адресовать и Левому фронту.
Где искать выход?
Критиковать всегда легко, а что же можно предложить? Я не любитель давать точные рецепты там, где не обладаю всей полнотой информации. Тема нуждается в глубоких исторических, социологических и статистических исследованиях. Этой огромной работы еще никто не провёл. В данной статье я не претендую на поспешные выводы по поводу проекта аграрной программы в обход исследований. Я могу только дать несколько советов человеку, который хотел бы заняться этим делом: дать российским коммунистам аграрную программу, основанную на изучении действительного состояния дел в российском селе, а не на старательном копировании прошлого опыта без оглядки на новую ситуацию.
Единственное, в чём я уверен безусловно: правильное объяснение диспаритета (о чём ниже), пропаганда воссоздания централизованной государственной системы обеспечения материалами, закупки по твёрдым ценам (о чём ностальгируют все — даже опрошенный Владимир К., «ельцинист» со стажем, находил в этом единственный плюс советской власти) могут стать мощными пропагандистскими козырями уже сейчас. Остальное пока на уровне предположений.
Первой и главной проблемой деревни, причём не только современной, является отсутствие паритета между ценами на продукцию промышленности и продукцию сельского хозяйства. Вопрос требует рассмотрения ещё со времени, предшествовавшего коллективизации 1930-х, и до наших дней. В этом вопросе много разных недомолвок и откровенных фальсификаций. Решительным образом и в доступной форме надо донести до деревенских жителей, что диспаритет — не заговор, не плод деятельности перекупщиков, а глубокая объективная экономическая проблема, что её разрешение в рыночных условиях невозможно. Именно рыночная экономика сама по себе способствует всё большему и большему возрастанию разрыва, а не конкретное наследие Ельцина, политика Путина и тому подобное. Решение же этой проблемы в Советском Союзе, было также не идеальным, но куда более прогрессивным.
Вполне возможно, что возникающие при капитализме агрохолдинги создают почву для верного решения этого вопроса, в силу отсутствия в их рамках противопоставления сельского и промышленного производителя. Поставленное на социалистическую основу, это достижение, быть может, способно не только решить наболевший вопрос, но и создать ту самую реальную предпосылку уничтожения разницы между городом и деревней, о которой так много говорили в прошлом веке.
Не нужно думать, что проблемы паритета актуальны только для сельских собственников и рядовому жителю села неведомы. Всякий наёмный рабочий, занятый в сельском хозяйстве, прекрасно понимает, что оплата его труда зависит, в том числе, и от того, какой у «хозяина» будет урожай и за сколько этот урожай возьмут. Владельцы земельных паёв также связаны с проблемой диспаритета. Для деревни она довольно животрепещущая и потому не удивительно, что в рассуждениях о ней ярче всего выявляются те или иные политические предпочтения собеседника. И пока собственники будут искать её корни во внешних причинах — будь то деятельность отдельных правительственных лиц или «заговор перекупщиков», они успешно будут так или иначе объединять на своей платформе широкие слои сельского населения. Только объяснив её с точки зрения господства частной собственности и дав свою программу решения, мы сможем это влияние подорвать и получить симпатии низов. Но нужно понимать, что схватка эта не будет лёгкой, так как наше решение так или иначе будет лежать в области плана и упразднения этой самой частной собственности.
Следующее направление исследований — это паевая земельная собственность. Этому вопросу почему-то уделяется слишком мало внимания. У нас принято потрясать статистикой и говорить: «Вот доля крупных предприятий, вот доля работников, занятых на этих предприятиях. Ну очевидно же! В деревнях та же ситуация, что и в городах! Пролетарии и буржуа, всё четко разделено. Нужны те же самые меры по национализации и передаче средств производства в руки непосредственного производителя всех благ…» Стоп! Земля. Ключевой компонент аграрного производства. С ней всё не так просто.
Требуются подробные статистические исследования, чтобы выявить ситуацию по России в целом и по отдельным регионам в частности. В случае если паевая собственность ещё сохраняет своё значение, наши представления о поземельных отношениях должны быть существенно скорректированы.
Люди, которые работают в сельскохозяйственном производстве или в городе, или вахтовым методом в других регионах — они вполне могут быть паевыми собственниками, передающими этот пай по наследству. Оказывается, не такое уж прям и предельно чёткое идёт разделение. Собственность-то у рабочих есть! И отъём этих паёв в условиях социальной нестабильности (а смена общественного строя, как показывает история, время не самое спокойное) может сыграть против коммунистических сил.
Главное, на что я хотел обратить внимание — нельзя писать аграрную программу, упуская вопрос о текущем состоянии земельной собственности. Даже если мои опасения совершенно напрасны и концентрация идёт, а то и вовсе уже произошла, то изучение эволюции паевой собственности всё равно представляет первостепенный интерес для понимания того, как именно сложились текущие земельные порядки.
Тем не менее, на данный момент я убеждён в том, что проблемы, связанные с диспаритетом и эволюции паевой земельной собственности, — вот то, что может помочь вернуть целину её жителям.
Примечания
- Проданная целина. Часть 1 // Lenin Crew. Марксистский интернет-журнал (дата обращения: 04.09.2018). ↩
- Бойко В. А. Экономические отношения в агрохолдингах // Известия Оренбургского государственного аграрного университета. 2015. № 1. С. 202. ↩
- Девяткина Л. Н., Абдрахманов Х. Х. Внешнее и трансфертное ценообразование в агрохолдингах // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия экономика и финансы. 2005. № 1. С. 693–694. ↩
- Ковальская Надежда. Маленькие люди против зернового гиганта // Наша газета. 2017. 24 августа. ↩
- Лабриола А. Памяти «Манифеста Коммунистической Партии» // Лабриола А. Исторический материализм: очерки материалистического понимания истории. Пер. с итал. и фр. / Предисл. Э. Э. Эссена. Изд. 3-е. М.: Издательство ЛКИ, 2010. С. 22. ↩
- «Левые у власти». Программа-минимум Левого Фронта // Официальный сайт Левого фронта. ↩
- Программа РКРП — КПСС. Первоочередные задачи Советской власти // Официальный сайт РКРП — КПСС (дата обращения: 16.08.2019). ↩