Несмотря на то, что многие вопросы Октябрьской революции остаются малоизученными, этот важнейший эпизод российской и мировой истории непопулярен среди современных историков.
После краха Советского Союза в отечественной историографии произошёл кардинальный разворот. Советскую точку зрения, и без того не идеальную, заменили на крайне мифологизированный взгляд девяностых. Не исправили дело и нулевые: вместе с общим «примиренческим» курсом российской власти неудобная тема постепенно стала просто замалчиваться в научных кругах. Лишь изредка всплывают на поверхность и сразу же стремительно набирают популярность в рядах «интеллектуальной элиты» откровенно идеалистические книги по типу «Красной Смуты» Булдакова, который, например, пишет:
«Любые революции и смуты — время наиболее интенсивной работы информационно-энергетического пространства через насилие. В известном смысле и те и другие — это акты самонастройки систем, ощутивших себя в тупиковой ситуации. Так не открывает ли в таком случае изучение многообразия революционного насилия возможность посмотреть на взаимодействия человеческой генетики и Идеи?»
В то же время в сфере искусства (хотя и крайне сложно называть спонсируемые государством российским фильмы и сериалы искусством) активно продавливается линия демонизации революции: обзоры на подобные опусы уже стали привычной рубрикой на левых ресурсах.
Тем интереснее выглядят исследования социальных процессов раннего Советского Союза, выполняемые школой левых историков, сформировавшейся вокруг Бориса Колоницкого в Санкт-Петербурге. Одним из представителей этой школы является Константин Тарасов, исследующий солдатское движение в Петрограде во время революции. Проблеме взаимодействия различных солдатских организаций и партии большевиков посвящена его книга «Солдатский большевизм. Военная организация большевиков и леворадикальное движение в Петроградском гарнизоне (февраль 1917 — март 1918 г.)», вышедшая в 2017 году.
Для начала уделим внимание общей методологии исследования исторических процессов, которая используется в книге. Она подробно описана в предисловиях к книгам Тарасова и Александра Резника — другого ученика Колоницкого. Так, кроме истории элит, которая зачастую сужается до небольшого списка имён, рассматривается «история низов», то есть активность людей из рядового состава различных партий и движений. Уделяется внимание механизмам взаимодействия между субъектами (в данном случае, например, между Военной организацией большевиков и солдатскими массовыми организациями — комитетами, советами и т. п.) — а понимание способов взаимодействия авангардной партии и стихийно возникших органов самоуправления особо важно для побед будущего.
Как же Тарасов использует эту методологию? Посмотрим в саму книгу.
В феврале 1917 г. в Петрограде были сконцентрированы значительные военные силы, они составляли, по оценке автора, 10 % от общего населения города. Будучи столицей чрезмерно централизованной империи, варившейся в затянувшейся войне, Петроград совмещал множество функций: здесь располагались резервные и тренировочные полки, высшее военное командование и госпитали. При этом состав и солдатской, и офицерской частей гарнизона был неоднороден.
Среди солдат автор выделяет 3 значительные группы, разнящиеся по своему положению в обществе и, как следствие, занимающие различные политические позиции. Наиболее многочисленными были т. н. «сорокалетние» — лица, из-за своего возраста не попавшие в первые наборы русской армии. В основном это были крестьяне, и весь их интерес на службе заключался в скорейшем возвращении домой. Новобранцы досрочного призыва, находившиеся в лучшей физической форме и из-за этого особо опекавшиеся начальством, не помнившие, в отличие от старших, событий революции 1905 года. Наконец, «эвакуированные» — солдаты, перемещённые с линии фронта из-за ранений или болезней. Последняя группа имела наиболее сильные антивоенные настроения.
Из-за больших потерь на фронте офицерский состав в основном был укомплектован не профессиональными военными, а «офицерами военного времени», которые не могли поддерживать дисциплину среди солдат на должном уровне. Распространено было «палочное» воспитание посредством ожесточённой муштры, взысканий, а порою и рукоприкладства. Лучше всего ситуацию в Петрограде описывает чешский писатель Ярослав Гашек, воевавший по ту сторону фронта, но крайне точно передавший абсурдность устройства империалистических стран во время войны:
«Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом. Ореол былого могущества и славы оберегался судами, полицией, жандармерией и продажной сворой доносчиков».
Условия жизни у рядовых были не ахти. Нехватка у большей части полков обмундирования, сон на соломе, общая скученность личного состава вызывали вспышки болезней и даже эпидемии. Не раз возникавшие проблемы с едой служили причиной для распространения слухов о присвоении денег офицерским составом, что лишь подливало масла в огонь.
С победой Февральской революции в стране воцарилось двоевластие: с одной стороны Временное правительство, с другой — Петроградский совет (ПС) рабочих и солдатских депутатов. Эта неопределённость полномочий распространялась практически на все сферы общественной жизни. Для Петроградского гарнизона это выражалось в борьбе между Военной комиссией Временного комитета Государственной думы (ВКГД) и солдатскими советами, появившимися согласно приказу № 1 ПС.
В этом приказе содержались следующие строки:
«…во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам».
Таким образом, Временное правительство формально не имело контроля над политической жизнью солдат. Кроме того, приказ № 1 сильно ударил по офицерам, лишив их многих привилегий и введя выборность младших чинов.
Между тем, положение большевиков к февралю 1917-го было незавидным. По оценке Зиновьева, на тот момент в партии большевиков состояло всего около 5000 человек. Это ещё при том, что кто-то был в эмиграции за границей, кто-то в ссылке в Сибири, а оставшаяся часть была задействована на подпольной работе по всей России. Петроградская же ячейка в 1916 году неоднократно подвергалась разгрому, и первое своё собрание в 1917-м Петроградский комитет большевиков проводил на чердаке Петроградской биржи труда. На этом собрании, помимо прочего, было решено усилить агитацию среди солдат. 10 марта 1917-го, сразу после свержения самодержавия, Петроградский комитет большевиков создал особую Военную организацию для работы с войсками (ВО ПК).
Важность этого события становится понятна при сравнении действий большевиков во время революций 1905 и 1917 годов. В декабрьском восстании 1905 г. в Москве большевики отводили армии лишь вспомогательную роль в деле революции. Они предполагали, что вооружённые силы поддержат требования рабочих выступлением или снабдят пролетарские дружины оружием. Несмотря на то, что лишь треть московского гарнизона была лояльна царскому режиму, большевики даже не ставили себе целью активное взаимодействие с армией. Неудивительно, что московские баррикады продержались лишь десять дней, перед тем как их задавили введённые войска из иных городов. Но большевики не зря подвергли тщательной оценке 1905-й год: из теоретического анализа тогдашних провалов родились победы 1917-го. Так, один из руководителей ВО ПК Подвойский на всероссийской конференции фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б) сказал:
«Нам необходимо создать такой организационный аппарат, через который могло бы проникнуть наше влияние на солдат, чтобы создать материальный оплот революции. Гегемония в революции принадлежит пролетариату, гаубицами революции являются солдаты. Одной из главных целей военной организации является уничтожение постоянной армии и вооружение всего народа. Наша цель — зарядить возможно больше голов, чтобы они, возвращаясь в деревню, являлись там бродильным грибком, тем организующим началом, посредством которого мы можем достигнуть влияния в деревне».
Большевики учли, что солдаты в основном были крестьянами в шинелях, которым после войны предстояло вернуться домой, в деревни, где влияние большевиков изначально было крайне малым.
Но ведь политические оппоненты РСДРП(б) не могли сидеть сложа руки, не так ли?
Действительно, с солдатами активно взаимодействовали эсеры и меньшевики, стоявшие на позициях «революционного оборончества». Военная комиссия Государственной думы вела линию «солдаты — к окопам, рабочие — к станкам», направленную на разъединение революционной связи пролетариата с войсками. Для противодействия этому большевики вели агитацию среди солдат, устраивали митинги, организовывали делегации военных частей на заводы.
Вообще, вопреки упрощенческой мифологии, все социалистические партии в 1917 г. были далеки от единства. Многим, разумеется, известно, что у эсеров имелось сильное левое крыло, которое стало союзником большевиков в первые месяцы после Октябрьской революции. Гораздо реже вспоминают о меньшевиках-интернационалистах, которые, как, например, философ Абрам Деборин, не поддержали курса руководства партии на защиту буржуазного отечества и были также близки к большевикам. У большевиков, в свою очередь, выделялся правый, «умеренный» фланг, бывший сильным в Москве и на Урале, и левый, зачастую примыкавший к анархистам. Некогда некритические разногласия, разные позиции по, казалось бы, не столь важным вопросам среди членов одной партии при реальной работе приводили к диаметрально противоположным подходам. Лишь жёсткая централизация, подчинение всех «недовольных» единой линии, помогла большевикам завоевать и удержать власть.
Критикуя милитаристскую политику Временного правительства, большевики много писали о насущных проблемах солдат. Именно поэтому, несмотря на крайне скудное финансирование, большевистская газета «Солдатская правда» пользовалась признанием в гарнизоне. Но против партии большевиков развернулась мощнейшая кампания по очернению, прежде всего, её лидеров. Агитаторов неоднократно арестовывали и избивали. Из-за этого доведение линии партии до масс было серьёзной проблемой. Кроме того, резкий рост популярности большевиков родил понятие «мартовский большевик», обозначавшее лицо, только-только пришедшее в партию и, как правило, не имеющее глубокого представления о марксизме. Для проведения ликбеза среди обновившегося состава партии в газетах начали печататься заметки с советами по агитации, организовывались клубы по обучению марксизму.
Но Временное правительство также не сидело сложа руки. После провала заявлений Милюкова о войне до победного конца военно-морским министром был назначен Керенский. После ряда популистских ходов он крайне быстро снискал популярность.
Однако все эти меры были лишь подготовкой к провальному июньскому наступлению на фронте. Это событие вызвало радикализацию левых большевиков вообще и Военной организации в частности. Несмотря на прямые запреты несогласованных выступлений со стороны ЦК, на местах большевистские «радикалы» взяли инициативу в свои руки. Первые выступления начались на митинге 3-го июля в 1-м пулемётном полку, когда анархисты убедили солдат выйти с оружием против власти. Это решение было поддержано рядовыми большевиками, многие члены Военной организации выводили свои полки на демонстрацию, что привело к потере контроля над ситуацией: неорганизованную толпу легко разбили части, верные Временному правительству. Наиболее точно об этом выступлении написал большевик Сулимов в своих воспоминаниях:
«Июльское выступление, превратившееся из демонстрации в попытку восстания, потом в наше временное поражение — это фактически попытка раньше времени, не учтя соотношения классовых сил, захватить власть… Попытка в первую голову со стороны нас, военных работников. Мы как таковые были исключительно под влиянием массовых настроений. Пожалуй, теперь правильно будет определение — не мы вели массу — шли за этой активной, но стихийной вооруженной массой».
Отсутствие дисциплины в Военной организации объясняется её нечётким статусом внутри РСДРП(б). Из-за особенности работы Военной организации ей были предоставлены широкие автономные права, что привело к отрыву её членов, чересчур «левых», от центра партии. Участие большевиков в июльском выступлении привело к началу масштабных репрессий против РСДРП(б). Из-за ухудшения ситуации большевики были вынуждены искать новые формы работы с массами и прибегнули к возобновлению теоретической работы и более тщательной работе с новыми кадрами.
Сейчас в нашей стране партии большевиков нет, как и коммунистических партий вообще. Зачем нам читать такие истории столетней давности? Таких конкретных условий больше никогда не будет — и чем,в таком случае, подобная литература отличается от фантастических рассказов?
Тем, что в такой литературе тщательно разбираются причинно-следственные связи и обстоятельства, в которых жили и действовали коммунисты прошлых лет. Нечёткая структура организации, необразованность, потакание сиюминутным желаниям масс… До боли знакомая картина: всё это в зачаточном состоянии мы видим и сейчас. И тогда именно жёсткая дисциплина смогла собрать партию воедино и позволила ей быстро восстановиться после поражения.
Коммунисты не должны повторять ошибок прошлого. Лишь так мы сможем привести обществу к такому состоянию, когда «из 100 русских 80 — сторонники большевиков, остальные 20 — большевики стыдливые».
