У кого Хирш больше? Научные издательства, наука и закат учёных-романтиков

«Мало кто способен внести значительный вклад в экономическое знание. Но все разумные люди должны ознакомиться с учениями экономической теории. В нашу эпоху в этом заключается главный гражданский долг»
(Людвиг фон Мизес «Место экономической науки в обществе»)

Введение

Учёные любят порассуждать за чашечкой чая о некоторых вечных вопросах. По каким неведомым причинам в стране, которая первой покорила космические пространства и лидировала во многих научных и технических областях, наука представляет собой столь жалкое зрелище? Почему, несмотря на все целевые программы и национальные проекты, экономика России продолжает зависеть от экспорта сырья, а российская наука медленно, но верно загибается? Кто виноват во всём этом — продажные чиновники или западные шпионы-вредители, неправильный капитализм или остатки «совка»? Или всё же что-то другое?

Если вы это читаете и узнаёте себя, мне есть что вам сказать. Давайте, коллеги, отставим в сторону чашки с недопитым чаем и подойдём к разрешению этих важных вопросов по-серьёзному, в соответствии с нашим научным призванием.

К несчастью, современные реалии ставят меня в довольно затруднительное положение. За последние сто лет люди стали намного образованнее, многократно выросли знания человечества о мире, но при этом специализация учёных становилась всё уже, а самих специальностей появлялось всё больше. Несколько веков назад крупный учёный был специалистом сразу во всём: знаний было накоплено меньше, и при этом он мог посвящать уйму времени наукам и искусствам. При этом таких было немного: большинство людей не умело даже писать. Сейчас же мы имеем массу специалистов в различных отраслях науки и техники, каждый из которых в своей области на голову опережает любого учёного и инженера прошлых веков. Однако, углубляя свои знания в чём-то одном, теперь мы неизбежно теряем широту кругозора. Даже работники близких специальностей не всегда могут понять друг друга: терапевт практически ничего не знает о работе лаборанта-гистотехника, а нейрохирург из элитного медицинского центра — о работе общего хирурга из глубинки. Стоит ли говорить о специалистах совсем разных направлений? Физик не знает, что делает медик, химик, — что делает экономист. Вне сферы своей деятельности мы не только не понимаем тонкостей, — мы даже приблизительно не представляем, что делают все эти люди.

И это ещё полбеды. Длинный рабочий день, куча отчётов и переработок оставляют специалисту совсем немного свободного времени, которое он мог бы потратить на саморазвитие и расширение кругозора. Добавим сюда усталость после рабочего дня, и станет понятно, что даже работникам умственного труда не хватает ни времени, ни сил вникать в то, чем живут люди других специальностей.

Эта статья направлена, в первую очередь, на прогрессивную прослойку научных сотрудников, которые понимают, что с наукой что-то не так, которые пытаются разобраться в проблеме, опираясь на научный метод, а не на предрассудки или снобизм. Известный физик Ричард Фейнман однажды сказал:

«…когда он [учёный] говорит о том, что не связано с наукой, он рассуждает столь же наивно, сколь и любой другой, не подготовленный к такому вопросу»¹ .

Мне хочется дополнить эту фразу. Пока специалист ставит свою область выше других, он никогда не поймёт, что все науки связаны, никогда не сможет увидеть мир во всём его единстве, никогда не сможет судить о нём, как учёный, а не как обыватель.

Современные проблемы науки — это не просто проблемы физиков или химиков, медиков или биологов. Это симптомы болезни современного общества. А его, в свою очередь, изучает целый ряд дисциплин: политическая экономия, история, социология… Учёный, который относится к ним с пренебрежением, считая, что здесь всё и без науки понятно, напоминает крестьянина из позапрошлого века, который бежал к знахарю, пренебрегая официальной медициной.

Я понимаю, что не каждый учёный, инженер или врач для осмысления моей работы полезет подробно изучать общественные науки. Поэтому я постарался коротко и ясно описать здесь основные достижения марксистской политической экономии и применить некоторые её положения к сфере научной деятельности. Полноценный анализ всей научной сферы невозможно провести в рамках одной статьи. Поэтому я ограничусь анализом современного состояния науки (преимущественно фундаментальной) и её связей с экономикой и промышленностью.

Я стремился показать, что марксистская политическая экономия — отнюдь не мёртвая дисциплина, опровергнутая, маргинальная и забытая, а живая и до сих пор развивающаяся наука (к примеру, смотри труды Джона Смита² , Зака Коупа³ и др.). И изучение её обязательно для всех, кто хочет действительно заниматься наукой, а не заботиться лишь о гонке за индексом Хирша и высоких импакт-факторах. Марксизм — это наука, которая, как бы её не поливали грязью, способна дать верный анализ действительности и ключ к пониманию современного общества.

Надеюсь, мне удастся показать, почему в условиях современного капитализма любая фундаментальная наука будет стагнировать и превращаться в имитацию бурной деятельности, а единственным выходом из сложившейся ситуации будет создание нового, более прогрессивного общественного строя, основанного на обобществлении средств производства.

Так как не все читатели знакомы с основными достижениями марксизма, мне пришлось пожертвовать краткостью и написать длинную вводную главу. 1–3 пункты — это краткий ликбез по основным положениям марксистской политической экономии. Те, кто уже знаком с этими основами, могут пропустить их и начать чтение с 4 пункта первой части, посвящённого исследованию производительного и непроизводительного труда.

Основы марксистской политической экономии

Метод восхождения от абстрактного к конкретному

Марксистская политическая экономия основана на трудовой теории стоимости, изложенной в четырёх томах всем известного «Капитала». При написании этого бессмертного труда Маркс использовал метод восхождения от абстрактного к конкретному. Исследование у него начинается с наиболее простых и абстрактных понятий. Для этого в изучаемом объекте (в нашем случае — в капиталистическом обществе) выделяются отдельные стороны, свойства, связи и отношения, и сперва они изучаются отдельно от других сторон, свойств, связей и отношений, а затем между ними ищут взаимосвязи. Одно понятие за другим, одно отношение за другим — до тех пор, пока мы не получим как можно более полную систему взаимосвязанных абстракций, которая будет отражать в нашем мышлении объект в единстве его многообразных сторон и связей, выражающих его сущность, внутреннюю структуру и процесс развития.

Чтобы вам было понятнее, я приведу простую аналогию.

Многие видели, как люди летают на воздушных шарах. Человеку, который никогда не изучал физику, могло бы показаться, что эти шары нарушают закон тяготения. И действительно: нагревая воздух в шаре, воздухоплаватель взлетает в небеса словно назло всем законам, как будто никакой гравитации и нет для него. Однако на деле все законы здесь в силе, а самое интересное заключается в том, что полёт возможен как раз благодаря гравитации. Но как? Гравитация же должна тянуть объекты к земле, а не в небо!

Что ж, давайте разбираться. Рассмотрим это явление, начиная с простых абстракций.

Начнём с механической абстракции — двух материальных точек. Допустим, что масса первой точки гораздо больше массы второй и равна массе Земли. Согласно закону всемирного тяготения, между этими точками действует сила притяжения, прямо пропорциональная обеим массам и обратно пропорциональная квадрату расстояния между ними. Расположив эти точки на некотором расстоянии, мы сможем наблюдать, как они будут притягиваться друг к другу. Траектория движения каждой точки в данном абстрактном случае — прямая линия.

Перейдём к описанию внешних факторов, влияющих на движение точек. Например, возьмём и приложим ко второй точке силу, направленную перпендикулярно силе притяжения. Теперь траектория будет меняться. Если новая сила будет невелика, вторая точка начнёт двигаться по траектории в виде спирали, приближаясь к первой. Постепенно увеличивая силу, мы получим ситуацию, при которой вторая точка будет вращаться вокруг первой на определённом расстоянии, не приближаясь к нему, как планеты вокруг Солнца. При ещё большей величине силы вторая точка улетит от первой и никогда не вернётся.

Теперь добавим больше характеристик данным точкам. Пускай первая точка — это вовсе не точка, а огромный шар размером с Землю, а вторая точка — маленький шарик размером с шар воздухоплавателя. Маленький шарик падает на большой шар с постоянным ускорением. Добавим к огромному шару газообразную атмосферу и обозначим его «Земля». Увидим, что атмосфера будет оказывать сопротивление падению маленького шара. Но этого нам мало: пускай маленький шар имеет полую структуру и заполнен горячим воздухом. Мы знаем, что горячий воздух имеет меньшую плотность по сравнению с холодным, то есть имеет меньшую массу в равном объёме. Это значит, что под действием силы притяжения один литр холодного воздуха будет притягиваться к Земле с большей силой, чем один литр горячего воздуха. А если так, то холодный воздух будет выталкивать заполненный горячим воздухом шар вверх.

Таким образом, начав исследовать нашу систему с простых абстракций, мы пришли к совершенно неожиданным выводам: именно благодаря, а не вопреки закону тяготения воздухоплаватель взлетает на своём воздушном шаре в небеса. Помимо этого, мы можем добавить к системе горизонтальные и вертикальные потоки воздуха, воздействующие на воздушный шар, аэродинамические характеристики самого шара. Тогда мы сможем описывать и предсказывать все сложные движения, которые будет проделывать воздухоплаватель.

Аналогичное проделал Маркс в «Капитале». В первом томе этой книги он исследовал наиболее абстрактные понятия: товар, труд, стоимость и потребительная стоимость, деньги, капитал и так далее. Здесь же он провёл анализ процесса производства капитала. Во втором томе Маркс раскрыл процесс обращения капитала, а в третьем проанализировал процесс капиталистического производства в целом. Постепенно он добавлял в исследование новые «переменные», которые видоизменяли, порой до неузнаваемости, выведенные ранее фундаментальные законы капиталистического общества. Начиная с анализа товара и наиболее базовых характеристик последнего, Маркс в итоге объяснил отклонения цен производства от стоимостей, возникновение средней нормы прибыли, дифференциальной и абсолютной ренты, банковского процента и функционирование торгового капитала. Значимым стало объяснение закона тенденции нормы прибыли к понижению и его следствий: тенденцию к понижению ставки процента и изменение нормы ренты по мере неравномерного развития сельского хозяйства по отношению к промышленности. Кроме того, Маркс показал тенденцию капиталов к централизации и постепенному образованию монополий, рост влияния финансового капитала, что мы с вами сегодня и наблюдаем. Из «Капитала» напрямую следовало предсказание постепенного отказа буржуазии от золотого стандарта.

Стоит подчеркнуть, что свою работу Карл Маркс не вывел чисто «из головы», как любят утверждать его противники. Даже поверхностное ознакомление с «Капиталом» покажет, что Маркс пользовался в своём исследовании огромным количеством первоисточников и передовой научной литературы того времени. Вот что писал Фридрих Энгельс Адольфу Зорге в письме от 29 июня 1883 г.:

«Не будь такой массы американского и русского материала (по одной только русской статистике более двух кубических метров книг), второй том был бы давно напечатан. Это детальное исследование задержало его на многие годы; у него, как всегда, должны были быть собраны полностью все материалы вплоть до последнего дня…»

Располагая статистическими данными из различных официальных отчётов и прочих официальных публикаций, он тщательно проанализировал изменения цен на различные товары, изменения ренты и процента на больших промежутках времени. На этих эмпирических данных он и построил свою теорию. Поэтому любые попытки обвинить Маркса в «сочинении сказок», якобы совершенно не относящихся к реальности, рассчитаны на тех, кто не в состоянии открыть книгу и найти список литературы.

Что изучает политэкономия?

Этот короткий пункт я выделил не случайно: непонимание этих моментов ведёт к фундаментальным ошибкам.

Марксистская политическая экономия рассматривает прежде всего отношения людей в обществе. Закон стоимости, цены в магазинах и на бирже, рента и процент — не свойства самих вещей, а формы отношений между людьми. Из-за того, что некоторые последователи Маркса не понимают этого, пропагандисты-антикоммунисты получают преимущество: они могут доказывать несостоятельность марксистской теории, просто искажая её положения.

Важно подчеркнуть, что обычно в обществе одновременно существуют различные способы производства, но лишь один из них является господствующим. К примеру, в нашу эпоху доминирует капиталистический способ производства, но существуют и докапиталистические способы обмена и производства, о которых мы скажем ниже. Те «марксисты», которые не понимают этого, занимаются «натягиванием совы на глобус», когда пытаются анализировать некапиталистические явления как капиталистические. На этом их подлавливают апологеты капитализма, выставляя марксизм лженаучной, нереалистичной или бредовой теорией, а самих марксистов — сектантами, которые ничего не понимают в реальных общественных процессах.

Суть и основные понятия, используемые в марксистской политической экономии. Основы капиталистического производства

Всё богатство капиталистического общества представлено в совокупности производимых товаров. При этом товар — это не обязательно вещь: помощь врача, услуга по перевозке груза, услуги таксиста или водителя автобуса тоже могут являться товарами⁴ .

Один и тот же предмет может как быть товаром, так и не быть им. Когда бабушка вяжет носки для своей внучки на день рождения, носки товаром не являются. Когда бабушка вяжет носки для продажи на рынке, носки — это товар. В обоих случаях бабушка совершает один и тот же труд, но общественные отношения, в которые вступает бабушка, здесь разные. Напомню, что в «Капитале» Маркс анализирует в первую очередь именно капиталистическое производство и связанные с ним отношения.

Каждый товар представляет собой единство стоимости и потребительной стоимости. Для новичка не совсем понятны эти похожие термины.

Потребительная стоимость — это способность товара удовлетворять какую-нибудь потребность человека. Это качественная характеристика товара, это благо, которое может получить потребитель в результате его потребления: бутылка воды и молоток качественно отличаются друг от друга и удовлетворяют различные потребности людей. Потребительная стоимость создаётся конкретным трудом, имеющим определённые качественные характеристики. Чтобы сделать бутылку с водой, требуется одна последовательность действий, чтобы сделать молоток, — совершенно другая, качественно отличная от первой.

Но как можно сравнить бутылку с водой и молоток? В каком отношении один товар будет обмениваться на второй? Чтобы количественно сравнивать разные товары друг с другом, нам необходима мера, позволяющая это делать. Мы не можем сказать, что синий цвет больше или меньше красного, но мы можем сравнить длины волн этих цветов. Для сравнения товаров друг с другом такая мера тоже есть: это стоимость.

Стоимость создаётся абстрактным трудом, для которого не важны его качественные характеристики. Один рабочий создаёт бутылку с водой, другой — молоток. Они совершают разные последовательности действий, то есть занимаются разными видами труда. Но у этих видов труда есть кое-что общее: если мы начнём шаг за шагом абстрагироваться от качественных характеристик той или иной деятельности, то увидим, что любой труд является затратами человеческой рабочей силы вообще. Действительно, какие бы действия ни совершали эти рабочие, их объединяет то, что они при этом расходуют своё время, свои умственные и физические силы. Таким образом, количество абстрактного труда, необходимого для изготовления определённой потребительной стоимости, измеряется его продолжительностью, или рабочим временем.

Многие могут возразить: выходит, чем ленивее работник, тем дороже предмет? Кроме того, стоит учесть, что кто-то может быть более способным в какой-то деятельности, а кто-то — менее. Как быть с этим?

Маркс, вопреки расхожим в псевдоинтеллектуальных кругах мифам, никогда не отрицал различий между людьми. Один человек может быть сильнее, другой — умнее. Однако если мы возьмём одновременно несколько десятков рабочих, то заметим, что большие коллективы из одной культурной среды будут работать в среднем с одинаковой скоростью и сноровкой. В каждом коллективе будет сколько-то менее искусных работников, сколько-то более искусных, но больше всего будет работников со средней сноровкой: возникает типичное для больших выборок нормальное распределение. Именно это будет сводить коллективы рабочих к определённой средней продуктивности, с которой они могут создавать товары. То есть при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда для изготовления определённой потребительной стоимости требуется определённое количество общественно необходимого рабочего времени⁵ . Затраты общественно необходимого рабочего времени различны для разных товаров. Товар, требующий для своего производства большего количества общественного труда, обладает большей стоимостью.

Согласно трудовой теории стоимости, лишь человеческий труд создаёт стоимость, благодаря которой возможен обмен товарами. Но не каждый труд создаёт стоимость, а лишь общественно необходимый: если Вы затратили несколько месяцев на производство никому не нужной вещи, её стоимость будет равна нулю.

Стоимость товара, выраженная во всеобщем эквиваленте — в деньгах — называется ценой товара.

Здесь возникает любопытный нюанс. Допустим, обществу для изготовления одной единицы товаров А и Б требуется по часу общественно необходимого рабочего времени. Такое же количество времени требуется для изготовления одной золотой монеты М. Таким образом, стоимость товара А и Б и стоимость золотой монеты равны (1А = 1Б = 1М), следовательно, цена товара А и цена товара Б равняются одной золотой монете. Предположим теперь, что всему обществу требуется некое количество товара А и Б, например, по 2000 штук. Несложно подсчитать, что на изготовление этого количества товара А и товара Б потребуется по 2000 часов. Но представим, что по какой-то причине общество изготовило не 2000, а 3000 штук товара А, то есть затратило на это лишние 1000 часов труда. В итоге общество имеет 1000 невостребованных товаров, которые будут залёживаться на складах. Это вынудит производителей снижать цены, чтобы хоть как-то продать свой товар. В итоге снижение цен приведёт к тому, что 3000 товаров А будет продано суммарно за эквивалент не в 3000 часов, а всего лишь в 2000. Таким образом, каждая единица товара А будет обмениваться уже не на полноценную золотую монету, а всего лишь за две трети от неё, или за 2/3 М. Но производительные силы общества не бесконечны: если общество затратило на 1000 часов больше времени на производство товара А, значит, оно нерационально распределило силы и затратило на 1000 часов меньше времени на производство товара Б, и последнего стало меньше необходимого. Следовательно, цена единицы товара Б возрастёт до 2 золотых монет, или 2М. Этот эффект лежит в основе отклонения цены товара от его стоимости, подробное рассмотрение которого не входит в нашу задачу.

В капиталистическом обществе пролетарий продаёт капиталисту свою рабочую силу, т. е. способность к труду. Стоимость рабочей силы определяется стоимостью вещей, которые нужны рабочему, чтобы он мог продолжать трудиться по-прежнему. Её величина различна для разных стран и эпох, она зависит и от культурного уровня той или иной прослойки рабочих. Это стоимость не только средств, необходимых для удовлетворения физиологических потребностей организма рабочего, но и предметов потребления и услуг, удовлетворяющих «духовные» потребности. Для производства этой суммы средств требуется определённое количество времени, допустим, 4 часа в день (необходимое рабочее время). Капиталист же нанимает рабочего на работу с большей продолжительностью рабочего дня, например, в 8 часов. Из этих 8 часов 4 часа идёт на воспроизводство самой рабочей силы рабочего, а оставшиеся 4 часа работы (прибавочное рабочее время) создают прибавочную стоимость (m), которую присваивает капиталист.

Стоимость рабочей силы, покупаемой капиталистом, составляет его переменный капитал — v. Кроме того, капиталист тратит средства на покупку средств производства (это оборудование, расходные материалы, помещения, системы коммуникаций и т. д.), которые составляют его постоянный капитал — c. Средства производства не создают стоимость, а лишь переносят в процессе износа свою собственную стоимость на продукт. Таким образом, произведённый товар имеет стоимость, включающую в себя затраты потреблённых постоянного и переменного капиталов плюс созданную прибавочную стоимость: W = c + v + m.

Отношение прибавочного рабочего времени к необходимому называется нормой прибавочной стоимости — m′. Рассчитывается она по формуле:

где m — прибавочная стоимость, а v — стоимость рабочей силы, или переменный капитал.

В нашем примере пролетарий работает 8 часов, но получает оплату лишь за 4 часа. То есть норма прибавочной стоимости равняется

Чем выше норма прибавочной стоимости, тем выше эксплуатация, то есть степень присвоения чужого труда. Увеличение эксплуатации может происходить двумя способами: либо через увеличение продолжительности рабочего дня, то есть увеличение абсолютной прибавочной стоимости, либо через снижение стоимости рабочей силы, то есть увеличение относительной прибавочной стоимости. Суть последнего — удешевление необходимых рабочему предметов потребления: если в сутки вам нужна сумма товаров, на производство которых требуется 4 часа, а завтра время производства этих товаров сократится до 2 часов, то стоимость вашей рабочей силы упадёт вдвое. Одновременно с этим прибавочное рабочее время возрастёт с 4 до 6 часов. Восприятие этого факта затрудняет иллюзия, создаваемая современными фиатными деньгами: увеличение количества ничем не обеспеченных денег в обращении приводит к тому, что цены товаров, выраженных в этих деньгах, возрастают, хотя реальная их стоимость может даже падать.

В наши дни благодаря техническому прогрессу и удешевлению производства необходимое рабочее время значительно сократилось, следовательно, прибавочное рабочее время, за счёт которого и создаётся прибавочная стоимость, увеличилось многократно⁶ .

Современное капиталистическое производство гораздо сложнее, чем эта абстрактная схема. Из-за постоянных отклонений цен от стоимостей и других факторов и вмешательств очень сложно вычислить реальную норму прибавочной стоимости. Кроме того, в реальности отдельный капиталист не присваивает себе всю прибавочную стоимость: часть её уходит на ренту, уплачиваемую земельным собственникам, процент, уплачиваемый кредиторам, и налоги, уплачиваемые государству. Поэтому экономическая наука ввела целый ряд показателей, по которым капиталисты могут оценивать эффективность своего бизнеса, но через которые очень сложно рассчитать норму эксплуатации. К таким показателям относятся чистая прибыль, операционная прибыль, выручка, добавленная стоимость, рентабельность активов, операционная рентабельность и так далее. Таким образом, прибавочная стоимость предстаёт в глазах экономистов лишь в своей видимости, внешней форме, которая зачастую скрывает истинное содержание.

Главной целью капиталистического производства является производство прибавочной стоимости. Не потребительная стоимость волнует капиталиста, не сама полезность товаров и блага, которые они приносят. Капиталиста в первую очередь волнует увеличение прибыли. Производство благ, то есть потребительных стоимостей — лишь вынужденная мера на пути к цели⁷ .

Нельзя спорить с тем, что капитализм для своего времени принес много пользы. Он дал личную свободу работнику как носителю рабочей силы и вывел её на рынок. Он сконцентрировал рабочую силу на предприятиях, способствовал росту производительности труда за счёт кооперации работников, концентрации и централизации средств производства. Именно погоня за прибавочной стоимостью вынуждала капиталистов производить полезные товары, снижать издержки и цены, делая вещи доступнее для потребителя. Даже сейчас некоторые отрасли производства развиваются умопомрачительными темпами благодаря капитализму: к примеру, повсеместно внедряемые автоматика и цифровые технологии. Но это происходит лишь в той мере, в какой это позволяет капиталисту увеличивать присвоение прибавочной стоимости и обогащаться. Если капиталист с меньшими издержками сможет получать прибыль, не производя реальных благ и потребительных стоимостей, именно так он и будет поступать. Если капиталист получит больше прибыли, применив труд неграмотных рабочих Индии, а не высококвалифицированных европейских специалистов, он так и сделает.

В нашу задачу не входит подробное изложение процессов производства капитала, его обращения и различных явлений, наблюдаемых во время этого. Главное — то, что стоимость создаётся трудом лишь в производстве, а не во время обращения капитала. Труд, создающий стоимость, называется производительным трудом. На этом надо остановиться поподробнее.

Производительный и непроизводительный труд в условиях капитализма

Вопрос «какой труд следует считать производительным?» ставил в тупик многих политэкономов. Споры об этом не утихают и до сих пор. Карл Маркс уже решил вопрос о производительном труде в IV томе «Капитала», однако многие горе-марксисты до сих пор об этом не знают и предлагают свои оригинальные решения. Вопрос о производительном труде уже был разобран в статье «Политэкономия ночной бабочки»⁸ , но обсуждаемые здесь вопросы напрямую связаны с ним, поэтому мы кратко осветим эту проблему и тут.

В первую очередь избавимся от путаницы, которая закономерно возникает в головах. Часто производительным трудом называют любой труд, который что-либо производит физически, т.е. материально. Из этого следует, что труд по приготовлению себе каши на завтрак является производительным, а любой человек без определённого места жительства, занимающийся приготовлением себе еды возле подъезда хрущёвки, может гордо называться производительным работником. Некоторые считают вообще любой человеческий труд производительным: бандит производит преступления, а значит, создаёт работу для юристов и полиции; военный производит ранения, а значит, создаёт работу для военных медиков… Уходя в подобные безграмотные рассуждения, мы перестаём заниматься наукой и начинаем давать определения без всякой систематики и научного анализа.

Как было упомянуто выше, политическая экономия исследует в первую очередь отношения людей, возникающие при определённом способе производства. Карл Маркс на страницах «Капитала» постоянно подчёркивал, что предметом его исследования был капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена⁹ . При данном способе производства не каждый труд может считаться производительным, а лишь тот труд, который, обмениваясь на переменный капитал (1), производит прибавочную стоимость (2) вне зависимости от самой потребительной стоимости, в которой данный труд воплощается¹⁰ .

Рассмотрим общую схему кругооборота капитала, во время которого происходит постоянная смена форм промышленного капитала:

Здесь Д — денежный капитал, Т — товарный капитал, Р — рабочая сила, Сп — средства производства, П — производительный капитал, «′» означает возрастание капитала на величину прибавочной стоимости (m), а «…» означает прерывание процесса обращения капитала на период производства.

Из схемы видно, что капиталист на имеющийся у него денежный капитал приобретает товар, включающий в себя рабочую силу и средства производства. В процессе производства рабочая сила не просто переносит часть стоимости использованных средств производства на товар, но и создаёт новую стоимость, которая делится на стоимость затраченной рабочей силы и прибавочную стоимость, которая включается в конечный продукт. Таким образом, полученный товарный капитал Т′ = Т + m. Для реализации прибавочной стоимости капиталист должен продать товар, то есть обменять его на всеобщий эквивалент стоимости — деньги. В конце всего этого метаморфоза капиталист будет обладать большим количеством денег Д′ = Д + m.

Однако не каждый вид капиталистического производства проходит «вещную» стадию товара. К примеру, бордели, транспортные компании и частные медицинские клиники не создают «вещных» форм товаров. Здесь товаром является услуга, оказываемая работниками этих капиталистов. «Ночная бабочка», машинист и врач своей деятельностью приносят прибыль капиталисту, не создавая никакого вещного товара. Здесь процесс потребления товара неразрывно связан с самим производством. Схема кругооборота капитала в этом случае выглядит так:

Из обеих схем видно, что процесс создания прибавочной стоимости происходит лишь во время пребывания капитала в производстве, но реализация её осуществляется в процессе обращения. Производительный труд — это труд, который создаёт прибавочную стоимость для капиталиста в капиталистическом обществе вне зависимости от создаваемой им потребительной стоимости.

С точки зрения капиталистического производства что врачи, проститутки и машинисты, что рабочие заводов, инженеры и программисты являются производительными работниками. Капиталист обменивает способность к труду всех этих работников на свой переменный капитал (1) и принуждает их работать больше необходимого рабочего времени, то есть создавать прибавочную стоимость (2). Капиталисту всё равно, используется ли его капитал для лечения пациентов, создания ракет или половых утех. Его волнует лишь возрастание его капитала, а всё остальное — лишь препятствия, которые нужно преодолеть.

Вопрос о производительном труде имеет первостепенную важность не только как теоретическое мудрствование. Фундаментальные для капиталистической системы различия между производительным и непроизводительным трудом приводят к существенной разнице в организации работы производительных и непроизводительных работников. Это напрямую касается проблем современной науки и работающих в ней учёных.

Так что насчёт науки? Являются ли учёные производительными работниками? И что из этого следует?

Фундаментальная академическая наука при капитализме

Постановка проблемы

Для занятий наукой нужны деньги. И немаленькие. Во-первых, учёный должен где-то жить и что-то есть. Во-вторых, большинству из них нужны приборы, реактивы и прочее оборудование.

До того, как возник и окреп капитализм, учёные либо работали в государственных университетах, которые содержались феодалами, либо сами были феодалами или купцами. Иногда кто-нибудь из знати желал иметь придворного учёного, и тогда он нанимал себе одного-двух для обучения своих детей или ради забавы и утоления жажды знаний. Много здесь сделала, как ни странно, и церковь, особенно католическая: вспомним Григорианский календарь или шедевры культовой архитектуры, которые требовали от создателей поистине высокого знания инженерного дела. Более того, предшественниками многих университетов были монастырские школы.

Говоря политэкономическим языком, до капитализма целью научных изысканий была потребительная стоимость, то есть сама сущность трудов учёных, информация, которая в этих трудах содержалась. Конечно, она не всегда отражала реальность объективно: грех не вспомнить ту же самую церковь, пытавшуюся при помощи учёных мужей оправдать своё учение. Но суть от этого не меняется.

Сегодня же все сферы жизни либо целиком подчинены капиталистическому способу производства, либо на пути к этому. Там, где процесс подчинения не завершён, мы можем наблюдать переходные формы общественного производства. Этой участи не избежала и наука.

По мере развития науки в ней появлялись новые направления, развивалась её методология. Менялись и стоящие перед ней задачи: промышленникам на заре капитализма для развития производства тоже потребовалась наука, причём дающая знания, точно отражающие реальность. Именно так сейчас многие науку и воспринимают: открытия учёных, по их мнению, должны объяснять мир и в перспективе позволять изменять его согласно нашим желаниям, то есть наука должна познавать истину. Но капиталисту это интересно лишь постольку, поскольку это способствует возрастанию его капитала, его прибавочной стоимости. Если благодаря объективному знанию можно получить прибыль, то оно полезно. Если объективное знание прибыль не приносит, то им можно и пренебречь. Если же объективное знание представляет опасность для капитала, то капиталист пойдёт на всё, лишь бы избавиться от этого знания.

С прикладными исследованиями всё с самого начала было проще простого: если какой-нибудь новый закон физики или химии мог быть использован в промышленности и при этом уменьшал издержки производства или увеличивал доходы, он находил применение на фабрике. При этом на само открытие закона капиталист не тратил ни копейки.

Академическая наука тоже испытывала на себе влияние развивающегося капитализма. Но это влияние долгое время было только косвенным. Например, финансирование определённых отраслей производства приводило к открытию новых явлений, которые тотчас же вызывали интерес и пристальное внимание учёных, меняя приоритеты в развитии наук. Ещё один пример — утечка мозгов из фундаментальных дисциплин: наиболее смекалистые капиталисты были готовы платить учёным, чтобы они занимались развитием их средств производства, то есть прикладными исследованиями, а не высокими материями.

В то же время непосредственно фундаментальная наука долгое время оставалась незатронутой капитализмом. Здесь учёных тоже надо содержать, их экспериментальные установки требуют умопомрачительных средств, а эффект от их открытий заметен лишь в долгосрочной перспективе — ну и кому это нужно? Это накладывает значительные ограничения для капиталистического способа производства, так как более длинный период оборота капитала (читай — получения выхлопа от вложенных средств) требует применения капитала большего размера. Как получать прибыль из того, что не принесёт денег, может быть, ещё несколько столетий?

Оказалось, это ещё как возможно.

Принцип работы научных издательств

Когда ученый совершает открытие, он хочет донести его до научного сообщества. Для этого он пишет статьи, монографии, тезисы, делает доклады, читает лекции… Доносить идеи устно — не проблема. А вот когда речь идёт о публикации, уже нужны типография, корректура, вёрстка, художественное оформление. Если всем этим будет заниматься сам учёный, процесс получения научного знания резко затормозится: на это нужны и средства, и время. Поэтому в рамках разделения труда эти задачи берёт на себя издатель.

Теоретически, помимо технических аспектов, в задачи издателя должен входить отбор качественных научных работ, их публикация и распространение. Но не всё так радужно в капиталистическом мире.

Современные издатели научной литературы — это не типографии за углом, а корпорации с миллиардной прибылью. Возьмём для примера компанию RELX plc, владеющую известным издателем научной литературы Elsevier, и проанализируем её финансовую деятельность, пользуясь официальной отчётностью¹¹ .

За 2018 г. компания RELX plc заработала 7,5 млрд фунтов стерлингов выручки. Это больше выручки группы Аэрофлот в 2018 г, оперировавшей флотом более чем в 350 воздушных судов¹² . При этом RELX plc куда более коммерчески успешна с точки зрения рентабельности бизнеса (рисунок 1).

Высокая операционная рентабельность (26,2 %) выгодно отличает RELX plc не только от российского национального авиаперевозчика, но и, главное, от большинства мировых компаний, связанных с печатными медиа и книгоиздательством: средняя рентабельность по операционной прибыли по данной отрасли в 2018 г. составляла всего 13,45%¹³ .

Причём главный сегмент бизнеса RELX plc — Scientific, Technical and Medical, который приносит им 33,9% выручки (2,5 млрд фунтов стерлингов в год) и 40,2% операционной прибыли (0,9 млрд фунтов стерлингов в год) (Рисунок 2).

Отметим, что RELX plc при таком обороте делает мизерные капиталовложения в основные средства (здания, оборудование и прочее подобное). Иными словами, компания имеет устойчивую бизнес-схему, которая не требует больших затрат на «производство продукта». Более половины операционных затрат компании приходится на коммерческие и административные расходы (53%), в том числе на «эффективных менеджеров», вероятно, с огромными окладами. RELX plc практически делает деньги из воздуха, и деньги неплохие: свободный денежный поток до распределения дивидендов в 2018 г. — 1,6 млрд фунтов стерлингов.

Как же такое возможно? Как компания, занимающаяся выпуском научной литературы, может иметь рентабельность по операционной прибыли в 26,2%, тогда как издательства, печатающие (выпускающие) ненаучную литературу, имеют рентабельность всего в 13,45%?

Если говорить языком Маркса, издатели научной литературы представляют собой реликты докапиталистических отношений. Это по сути купеческий, или торговый, капитал, который существовал задолго до того, как капитализм завоевал господствующее положение¹⁴ .

При этом важно понять следующее.

Издательства, как и прочий купеческий капитал, массово получали своё развитие в капиталистическом обществе как агенты, снижающие издержки. Торговый капитал снимает с производителей транспортные расходы, бремя строительства больших складов, содержания магазинов и т. д. Такое разделение труда значительно снижает издержки обращения самих производителей: продав товар оптом, они сразу получают деньги для нового производства, а не ждут, пока распродастся предыдущая партия — производство не будет простаивать, а прибыль упускаться¹⁵ ¹⁶ ¹⁷ . За это купец присваивает часть прибавочной стоимости, созданной производительным капиталом. По сути производитель делает уступку купцу, продавая товар ниже его стоимости¹⁸ .

Но издатели научной литературы не являются купцами в капиталистическом смысле. Ускорение и упрощение непроизводительного труда учёных работой издательств не равно описанному выше ускорению кругооборота капитала. Цель науки, с точки зрения государства, — всё ещё результаты, а не прибыли, и именно для улучшения научного результата тут применяют подобный «аутсорсинг». В итоге учёные занимаются исключительно производством знания, а его оформление и прочие технические вещи даются на откуп издателям, которых интересует в первую очередь прибыль.

Потому-то издатели ближе к купцам докапиталистического этапа, вносящим капиталистические элементы в докапиталистические отношения.

Купцы прошлого не занимались производством товаров: они скупали по всему миру излишки продукции либо напрямую занимались грабежом, а затем, делая эти вещи товарами, продавали их, зачастую — по завышенным ценам. Как отмечает Маркс в третьем томе «Капитала», при этом купцы имели колоссальные нормы прибыли (прибыль на единицу вложений)¹⁹ . Научные издательства, подобно купцам, не вкладывают ни копейки в сам процесс написания научных статей: они просто присваивают себе права на них, а затем продают их по высоким ценам.

Получается парадоксальная ситуация.

Работа учёных финансируется за счёт бюджета государства. Деньги в бюджет поступают из налогов граждан. Затем эти деньги либо напрямую поступают в научные институты, либо распределяются по ним, проходя через научные фонды и различные инстанции. На эти деньги закупается научное оборудование, реактивы, ремонтируются здания и помещения, выплачивается зарплата учёным и вспомогательному персоналу. Итогом всей этой работы становится написание и публикация научной статьи. Издательство при этом не тратит ни доллара на протяжении всего этапа подготовки материала: статью оно не покупает, а получает бесплатно, а иногда ещё и требует от учёного заплатить за публикацию.

Получив статью, издательство направляет её на рецензию специалисту нужного профиля. Рецензирование является важной частью научной деятельности. Грамотная и вдумчивая проверка текста статьи отнимает массу времени и сил у рецензента. Однако издательство зачастую не оплачивает его работу, а лишь предоставляет рецензентам льготные условия публикации их собственных статей²⁰ .

Короче говоря, научные издательства не участвуют в процессе написания самих работ, а присваивают готовые тексты. Они лишь редактируют, оформляют их и на выходе продают готовый товар — научную статью. Журналы с так называемым открытым доступом мы пока оставим в стороне.

В данном случае приведённые выше классические схемы оборота капитала неполны и заменяются следующей:

В этой схеме мы видим две части, представляющие собой государственный (1) и частный, или издательский (2), сектора экономики. Д_г — деньги, затрачиваемые государством на закупку Т_г (товаров), в которые входит рабочая сила (Р — учёные, вспомогательный персонал) и средства производства (Сп), П_г — процесс производства научной статьи учёными, включающий в себя постановку экспериментов, исследования, написание самого текста статьи, создание иллюстраций (фотографий, видео, графиков, таблиц) и т. д.

Обратите внимание, что в данном случае ни Д_г, ни Т_г не являются формами существования капитала: на этом этапе некапиталистическое по своему содержанию производство лишь облекается в капиталистическую форму. Здесь не создаётся товар, а значит, и прибавочная стоимость. Государство не обменивает рабочую силу учёных на переменный капитал. Оно фактически безвозмездно, если говорить о прибыльности дела, вкладывает в них деньги из своего дохода (налогов). Это иной процесс, хотя при этом и присутствуют отношения обмена, то есть происходит найм рабочей силы.

Д_и — денежный капитал, принадлежащий издателю. На него издатель покупает Т_и — товарный капитал. Он включает в себя Р и Сп. Р — рабочая сила, представленная программистами, дизайнерами, менеджерами, корректорами и прочим обслуживающим персоналом. Сп — средства производства (офисы, компьютеры, серверы).

Синяя вертикальная стрелка обозначает перенос продукта из непроизводительной сферы П_г (производство самого научного знания) в производительную сферу П_и (производство статьи как товара — Т′_и). Издатель присваивает права на текст, оформляет, корректирует его, осуществляет вёрстку и прочие технические манипуляции, придаёт научной работе форму товара и продаёт его всем желающим приобщиться к научному знанию.

Таким образом, с плеч издателя спадает огромный пласт расходов, которые оплачивает государство. Причём государство, за редким исключением, когда издательство принадлежит ему, никакого дохода от этого не получает (о налогах скажем в третьей части работы). Вся выручка Д′_и достаётся издателю.

Так как рабочая сила учёного не обменивается на переменный капитал издателя, а оплачивается из дохода государства, его труд не является для государства производительным с точки зрения капиталистического способа производства, следовательно, не создаёт государству ни стоимости, ни прибавочной стоимости. Следовательно, стоимость статей создаётся не учёными, а работниками издательства в части (2) нашей схемы. Там же статьи облекаются в товарную форму и выходят в итоге на рынок.

Отношения учёного сообщества с издателями — это сложный сплав некапиталистических и капиталистических отношений, в которых издательский капитал эксплуатирует не создающий стоимости труд научных сотрудников. Одновременно, снижая чисто технические издержки учёных, связанные с публикационной деятельностью, капитал эксплуатирует трудящихся путём присвоения и последующей продажи самим же производителям результатов их трудов.

Это требует особого пояснения во избежания путаницы и разночтений. То, что учёные в данной схеме не являются производительными рабочими для капиталиста, ни в коем случае не значит, что их труд бессмысленный или бесполезный. С точки зрения всего общества труд учёного, безусловно, является производительным: он создаёт новое знание, способствует развитию общества, способствует увеличению общественного богатства. Но «это определение производительного труда, получающееся с точки зрения простого процесса труда, совершенно недостаточно для капиталистического процесса производства»²¹ . Недостаточно того, что труд просто что-то производит: капиталу необходима прибавочная стоимость, позволяющая ему самовозрастать²² . Любой труд, не создающий её, будет для капитала непроизводительным, каким бы полезным он ни был для общества.

Так откуда же берутся такие большие прибыли издателей? Разве можно заработать на труде, который не создаёт стоимости?

Взгляд Бузгалина и Колганова на производительный и непроизводительный труд «креативного класса» (отступление)

Прежде чем ответить на поставленные вопросы, рассмотрим теорию двух современных отечественных экономистов — Александра Владимировича Бузгалина и Андрея Ивановича Колганова.

В своих трудах они вводят специальный термин «креатосфера» и описывают капиталистическую эксплуатацию пролетариата, занимающегося творчеством. Они поднимают интересные и важные вопросы, касающиеся современного капитализма, а также развивают целый ряд интересных гипотез. Несмотря на это, понятия производительного и непроизводительного труда работников научной сферы Бузгалин и Колганов трактуют совершенно неверно.

К сожалению, современная система капитализма с монополиями и эксплуатацией некапиталистических элементов общества сбила их с толку. Они запутались в понятиях абстрактного и конкретного труда и, игнорируя данные Марксом определения, решили, что производительный или непроизводительный характер труда определяется особым качеством самого труда, а не отношениями между людьми в процессе производства. Эта путаница привела их к навешиванию ярлыка «непроизводительный» на любой творческий труд²³ ²⁴ на основании его особых качественных характеристик, что неверно.

Бузгалин и Колганов говорят: творческий работник использует во время своего творчества разного рода творения, являющиеся общественным богатством, а значит, его труд не является трудом обособленного производителя. Поэтому он якобы и не создаёт стоимость²⁵ . Следуя такой логике, мы получим, что учителя, обучающие учеников в частных школах, также не создают стоимости, так как они используют накопленные человечеством знания, которые составляют общественное богатство. Это напрямую противоречит тому, что писал Маркс в первом и четвертом томах Капитала:

«Так, школьный учитель, — если позволительно взять пример вне сферы материального производства, — является производительным рабочим, коль скоро он не только обрабатывает детские головы, но и изнуряет себя на работе для обогащения предпринимателя. Вложит ли этот последний свой капитал в фабрику для обучения или в колбасную фабрику, от этого дело нисколько не меняется. Поэтому понятие производительного рабочего включает в себя не только отношение между деятельностью и ее полезным эффектом, между рабочим и продуктом его труда, но также и специфически общественное, исторически возникшее производственное отношение, делающее рабочего непосредственным орудием увеличения капитала. Следовательно, быть производительным рабочим — вовсе не счастье, а проклятие»²⁶ .

«Например, учителя могут быть в учебных заведениях простыми наемными работниками для предпринимателя, владельца учебного заведения; подобного рода фабрики для обучения весьма многочисленны в Англии. Хотя по отношению к своим ученикам эти учителя вовсе не являются производительными рабочими, но они являются таковыми по отношению к нанявшему их предпринимателю. Последний обменивает свой капитал на их рабочую силу и обогащается путём этого процесса»²⁷ .

Описанная Бузгалиным и Колгановым преемственность творческой деятельности, сотворчество разных творческих работников является лишь качественной характеристикой труда, но ничего не говорит о том, будет ли он производительным или нет. То, что труд «креативного класса» использует знания, созданные сотнями учёных до того, ничего не значит при решении вопроса о производительном и непроизводительном характере труда — так же, как не имеет значения, откуда рабочие завода берут руду для выплавки стали. Будь эта руда добыта трудом независимых друг от друга производителей либо чудесным образом подарена каким-либо меценатом — это ничего не меняет в отношении самого труда рабочих завода.

Подчеркнём ещё раз! Не качественные характеристики труда делают его производительным. Не то, какие инструменты или знания использует творческий работник в своей деятельности. Не то, на какие работы предшественников он опирается. Производительным творческий труд делают отношения, в которые вступает творец с капиталистом.

Если допустить, что издатель научной литературы приобрёл себе НИИ, то выйдет интересная ситуация. Сам издатель будет вкладывать в производство статей постоянный капитал, закупая для своих учёных реактивы, литературу, оборудование. Он будет вкладывать свой переменный капитал в самих учёных, то есть покупать их рабочую силу. Следовательно, производя для издателя научные статьи, учёные будут заниматься не чем иным, как производительным трудом.

Таким образом, тезис Бузгалина и Колганова о непроизводительном характере творческого труда в корне неверен. Другое дело, что подобная организация производства будет вести к колоссальным затратам при довольно низкой рентабельности. Поэтому ни один издатель не возьмётся за такую авантюру. Им легче присваивать уже готовые тексты статей, на которые затратило деньги государство, а затем придавать им форму товара.

Отношения, возникающие между государством и издателями, можно объяснить на довольно простом вымышленном примере.

Допустим, вы живёте в закрытой от внешнего мира стране, в которой волею судеб нет собственного производства носков. Однако у вас есть бабушка, которая любит вязать носки в свободное время. После сотой партии подаренных носков вы решаете продавать их на рынке. Таким образом, вы будете иметь реальную прибыль.

Допустим, что не вы один такой предприимчивый и продажей подаренных носков занялись и другие люди. Если допустить, что производительность бабушек сможет покрывать потребность этого общества в носках, то в этом случае все торговцы, вступая в конкуренцию друг с другом, придут к такой цене товара, в которой выражена стоимость носков. В данном случае она будет определяться затраченным трудом. Но не трудом бабушек, так как бабушки бесплатно дарили эти носки своим внукам, а трудом наших импровизированных дельцов по транспортировке носков до рынка. По сравнению с носками, связанными капиталистическими производителями других стран при прочих равных условиях, стоимость этих подаренных носков будет гораздо ниже, ведь дельцы не тратились на непосредственное производство носков.

Нечто подобное мы видим в отношениях между государством и издателями. Но это лишь верхушка айсберга: такой схемы организации бизнеса недостаточно для обеспечения такой высокой прибыли. Конкуренция между издателями должна была бы приводить к падению цен примерно до уровня их цен производства, которые, в свою очередь, подчиняются закону стоимости. Однако со статьями такого не происходит, и цены будто бы упрямо противоречат этому закону.

Так почему научные статьи имеют ценники, значительно превышающие их стоимость? Как решить такой парадокс?

Монополизация рынка издательских услуг. Права собственности. Интеллектуальная рента

Проанализируем рынок издательских услуг в целом.

Если в 1973 году на пять крупных издательств приходилось немногим более 20% опубликованных научных работ по естественным и медицинским наукам, то к 2013 году их доля увеличилась до 53 %. Столь же быстро выросла монополизация в социально-гуманитарной сфере: на эти пять издательств в 1973 году пришлось около 10 % научных работ — и больше 51 % в 2013²⁸ . К 2002 году на три издательских гиганта — Reed Elsevier (ныне RELX plc), Springer, Wiley — приходилось 42 % всех опубликованных научных статей²⁹ , к 2013 году это число возросло до 47 %: на Reed-Elsevier приходилось 24,1 % статей, на Springer — 11,9 %, на Wiley — 11,3 %³⁰ . Увеличение доли крупных издательств связано как с созданием ими новых журналов, так и с приобретением уже существующих (Рисунок 3)³¹ .

Рисунок 3. Процент статей, приходящийся на пятёрку крупнейших издателей³² .

Как отмечают Vincent Larivière, Stefanie Haustein и Philippe Mongeon, исследовавшие монополизацию рынка научной литературы, вместе с ростом монополизации резко увеличивались как прибыль, так и рентабельность бизнеса научных издателей (Рисунок 4). Анализ финансовой деятельности показывает, что они стоят наравне с такими гигантами, как Pfizer, the Industrial & Commercial Bank of China, оставляя далеко позади Hyundai Motors³³ .

Рисунок 4. Доход и рентабельность Reed-Elseiver (A — по всей компании, B — по Научному, техническому и медицинскому подразделению)³⁴ .

Монополизация усугубляется тем, что каждая статья, написанная учёными, с какой-то стороны уникальна. Приобретая права на публикацию научного труда, издатель получает монополию на этот материал. Возникает ситуация, очень схожая с естественными монополиями, появляющимися из частной собственности на земельные участки. Для описания этого явления, на мой взгляд, очень удачным является предложенный Бузгалиным и Колгановым термин «интеллектуальная рента»³⁵ ³⁶ . Хотя их анализ творческого труда и возникающих из него отношений и неверен, они правы в том, что возникновение права на интеллектуальную собственность неизбежно влечёт за собой появление монополий на знание. Возникают монопольные цены, которые создают интеллектуальную ренту, подобную абсолютной ренте, возникающей в земледелии³⁷ . Однако если землевладельцы присваивают прибавочную стоимость, создаваемую производительным капиталом, то научные издатели высасывают результаты труда, стоящего вне капиталистических отношений. Право на земельную собственность позволяет землевладельцу продавать участки девственной земли, леса или реки, в которые не было вложено ни крупицы труда, за вполне реальную цену. Аналогично этому, получая право на тот или иной результат интеллектуального труда, не имеющий стоимости, издатели превращают его в товар, который имеет цену.

Происходит это не из-за особой специфики творческого труда, как считают Бузгалин и Колганов, а из-за особой специфики присвоения его результатов. Научные издатели современности присваивают продукты творчества точно так же, как купцы древности, зачастую будучи по совместительству разбойниками, присваивали результаты труда аборигенов и превращали их в товар. Только если купцы древности грабили и обманывали другие народы, используя смекалку, хитрость и прямую силу, то научные издательства эксплуатируют общество на законных основаниях. Некапиталистический и капиталистический способы производства вступают во взаимодействие, и последний в нём побеждает.

Общество тратит огромные ресурсы на создание научных работ, однако само не обладает этими работами и вынуждено затрачивать дополнительные ресурсы, чтобы воспользоваться результатами собственного труда. При этом обмен не подчиняется закону стоимости напрямую в связи со спецификой отношений, возникающих при создании научного труда не в товарной форме. Для капиталиста-издателя нет никакой разницы, сколько времени затратил учёный на свою работу, ведь текст статьи в любом случае достался ему бесплатно. Ценник статьи, на которую затрачено 10 лет работы, может стоять ниже ценника статьи, на которую затрачена неделя.

Так «титул собствености» издателей на статьи позволяет устанавливать им монопольные цены, которые определяются только стремлением купить и платёжеспособностью покупателей³⁸ . Это даёт им возможность высасывать из общества, «превращать» в стоимость столько прибавочного труда, сколько общество готово отдать издателям. При таких отношениях возрастание капитала издателей возникает не благодаря труду учёных или текстам статей, которые не имеют стоимости, а благодаря стремлению общества получить результаты научного творчества в обмен на определённое количество нового труда, которое общество готово потратить ради этого.

Другими словами, в рамках капитализма мы имеем общественные отношения, отрицающие саму капиталистическую форму отношений. В нормальном процессе капиталистического производства рабочий получает в виде зарплаты эквивалент стоимости своей рабочей силы и покупает на неё необходимые ему товары. В случае научного творчества общество вначале затрачивает определённое количество труда на создание продукта, а затем вынуждено затратить ещё одну порцию труда, чтобы купить результаты своей же научной работы.

Неважно, сколько труда было потрачено на ту или иную статью. Цена статьи будет определяться тем, сколько государство или другие участники рынка готовы будут заплатить за неё. Это прямое следствие интеллектуальной ренты и монополии, позволяющих высасывать из общества большее количество труда, чем необходимо для развития науки. Следствием этого может быть лишь падение общей нормы прибыли в других секторах экономики, из-за того, что статьи, которые приходится покупать, могут входить в производство как постоянный капитал. Кроме того, средства, которые общество тратит на покупку уже оплаченных из своего кармана статей, могли бы пойти на развитие производства, улучшение инфраструктуры, социальные пособия и прочие полезные вещи.

Открытая наука

Естественно, подобное паразитическое поведение вызывает сопротивление как со стороны самого общества, так и со стороны капиталистов из других сфер экономики. Активно растёт движение за открытую науку (Open Science), суть которого заключается в предоставлении открытого доступа к науке (Open Access).

В этой модели научного производства статьи учёных выкладываются в открытый доступ на сайтах издательств, научных сообществ или институтов. Все расходы на публикацию статьи — редактуру, вёрстку, оформление — чаще всего берут на себя научные коллективы, написавшие эту статью. То есть если при традиционной схеме учёные бесплатно предоставляют статью издателю, а тот облекает её в форму товара и продаёт, то в случае Open Access коллектив учёных платит издателю (обычно значительную сумму), но после статью может свободно скачать любой желающий.

За последнее время, согласно научным исследованиям, количество статей, опубликованных таким способом, возрастает³⁹ ⁴⁰ . К 2017 году около 27,9 % статей находилось в открытом доступе⁴¹ . К развитию открытого доступа к науке приложили руки не только общественные объединения учёных и различные государственные структуры: не обошлось и без крупных капиталистов. Так, фонд Билла и Мелинды Гейтс активно выступает за активное развитие открытого доступа к науке и финансирует целый ряд исследований, результаты которых затем размещаются открыто⁴² .

Однако, несмотря на всю прогрессивность открытой науки, тут есть и ложка дёгтя: капитал не побрезговал воспользоваться возможностями, которые даёт Open Science. Статьи, выложенные в открытый доступ, закономерно имеют большее количество прочтений и цитирований, что подтверждается рядом научных исследований⁴³ ⁴⁴ ⁴⁵ ⁴⁶ . Следовательно, данные, лежащие в открытом доступе, быстрее дойдут до общественности и распространятся шире. Это открывает обширные возможности для продвижения интересов отдельных капиталистов.

Не каждый научный коллектив может позволить себе опубликовать статью в открытом доступе: это дополнительные расходы. Однако, если научный коллектив имеет спонсора, например, фармакологическую компанию, опубликовать статью становится гораздо легче. И, что интересно, процент Open Access Article среди медицинских и биомедицинских статей довольно высок (выше 50 %)⁴⁷ . Стоит, конечно, учесть и большой вклад государственных исследовательских программ (чаще всего американских), позволяющих учёным выкладывать статьи в открытый доступ, однако тут нельзя отрицать вклад фармкомпаний.

К примеру, согласно исследованию Cole Wayant с соавторами, за проведение клинических испытаний фармакологических препаратов 344 онколога получили в общей сложности $216 627 353, причём 110 из них (32 %) не раскрыли полностью источники финансирования. Подчеркнём, что их работы были опубликованы в авторитетнейших медицинских журналах мира: The Lancet Oncology, The New England Journal of Medicine и The Lancet⁴⁸ . По данным Noam Tau с соавторами, ситуация ещё хуже: 198 авторов клинических исследований из 247 не раскрыли полностью или частично источники своего финансирования⁴⁹ . К сожалению, авторы не сообщают, какой процент этих статей был опубликован в открытом доступе, но это не меняет сути дела. Когда 40 % клинических испытаний и 70 % испытаний лекарств финансируется из частных источников⁵⁰ , доля непредвзятых, честных исследований катастрофически падает.

Капитал активно использует закрытый доступ для заработка на продаже самих статей, а открытый — для продвижения своей продукции. И никакие воззвания к отмене частной собственности на продукт творческого труда не исправят ситуацию. Отмена собственности на продукт творческого труда станет лишь полумерой, и, пока существует частная собственность на средства производства, капитал будет существовать. В этой связи удивляет наивность некоторых сторонников «копилефта», чья позиция напоминает позицию «радикального» буржуа XIX века, робко выступающего против частной собственности на землю.

«Однако на практике у него не хватает храбрости, так как нападение на одну форму собственности — на одну форму частной собственности, на условия труда — было бы очень опасно и для другой формы»⁵¹ .

Кроме того, несмотря на рост популярности открытого доступа, издатели «большой пятёрки» не сильно сдали свои позиции. Умело воспользовавшись изменившимися обстоятельствами, они переориентировали часть своего бизнеса под новую схему. Используя приёмы, описанные в следующей главе, издатели продолжили наращивать своё влияние даже под эгидой открытого доступа, что заметно на более высоком уровне цитирования статей, опубликованных в журналах этих издателей⁵² .

Власть издательского капитала

Так почему же учёные, несмотря на всю свою передовую науку, склонность ко всему новому и технологичному, продолжают пользоваться услугами агентов докапиталистических отношений? Разве новейшие цифровые технологии не могут помочь учёным распространять статьи без посредников?

Не всё так просто.

Крупные издатели на протяжении нескольких десятилетий скупали разрозненные научные издательства, увеличивая своё представительство на рынке литературы. Огромные прибыли позволили им добиться существенного влияния не только в научных сферах, но и в политике.

Современный государственный аппарат видит в учёных непроизводительных работников, которые не приносят непосредственной прибыли, но на которых тратятся миллиарды из бюджета. В связи с этим у чиновников закономерно возникает вопрос: на что идут деньги? И чтобы на этот вопрос отвечать, нужно хоть как-то измерять выхлоп от вложений.

Как оценить эффективность работы научных сотрудников? Если работу инженера в процессе производства, например, того или иного узла или детали, мы можем оценить по разработанной им технической документации — чертежам, инструкциям и т. д., — то для оценки фундаментальных работ требуется что-то другое. На помощь приходят всевозможные наукометрические индексы. Но куда сильней, чем государству, они помогают издательствам: подмяв под себя рынок журналов и создав различные базы данных научной литературы, они активно лоббируют (проще говоря, проплачивают) свои критерии оценки эффективности. Это, например, индексы цитируемости и количество публикаций в журналах, включённых в специальные базы данных — Scopus, Web of Science и т. д.

Таким образом, если ты начинающий учёный, для обеспечения своей карьеры ты обязан публиковаться в строго определённых журналах. То же касается и более опытных коллег и руководителей. Никакие крупные гранты немыслимы, если у руководителя проекта нет определённого количества статей в нужных журналах⁵³ . Ты можешь публиковать сколько угодно статей высокого качества у себя на страничке в контакте, на своём личном сайте или даже в сообществе учёных, но до тех пор, пока у тебя не будет статей там, где нужно, твоя эффективность для государства и научных фондов будет считаться нулевой. Поэтому удивляться консерватизму учёных, отказывающихся публиковать свои результаты вне научных издательств, — наивно.

Этим и объясняется поддержание сверхвысоких прибылей научных издательств. Можно сказать, они являются паразитами, высасывающими соки из богатства общества. Обладая монополией на знания, научные издательства получают прибыль, несопоставимую с их вкладом в создание публикации.

Но если бы проблема была только в этом!

Раз издателей интересует увеличение прибыли и только оно, то им всё равно, какую статью они публикуют, какая информация в ней содержится, какие проблемы исследовали в ней учёные, — главное, чтобы статья приносила прибыль. А чем больше статей пишут учёные, тем больше их можно продать и, следовательно, тем больше заработать. Отсюда и необоснованный рост требований к количеству статей: «опубликуй три статьи за год или не продлим контракт» — типичное требование к научному сотруднику в современной лаборатории, а качество этих статей — уже дело десятое. Это не нужно ни учёным, ни обществу: только издателям.

Естественно, на этом поприще растёт множество игроков, желающих заработать на невыполнимых требованиях к учёным. В последние годы увеличилось число так называемых «хищнических» журналов⁵⁴ . Они предлагают за деньги опубликовать научные труды с ускоренной процедурой рецензирования, а иногда совсем без него. Надо ли объяснять, что в результате теряется сам дух науки? Учёные стремятся опубликоваться во что бы то ни стало, лишь бы отчитаться о проделанной работе. Тем временем, уровень статей падает.

Но не стоит думать, что низкий уровень статей — удел низкосортных «хищнических» журналов, как любят рассказывать издатели-монополисты, хвастаясь своей мощной системой рецензирования. Вспомним известный скандал с более чем 120 публикациями, созданными в программе SCIgen и опубликованными Springer и Институтом инженеров электротехники и электроники (Institute of Electrical and Electronics Engineers)⁵⁵ . Это не шутка. Тексты, скомпонованные генератором научных текстов, прошли рецензирование в ведущих журналах мира.

Более того, издатели не брезгуют за определённые суммы рекламировать всяческие «чудодейственные» фармакологические препараты. Например, уже упомянутое издательство Elsevier специально создало журнал по заказу фармацевтической компании Merck для рекламы препаратов последней⁵⁶ . Конечно, издатели понимают, что подобные скандалы сильно бьют по их репутации, и стараются избежать подобных эксцессов. Но гонка за прибылью и наукометрия делают своё дело.

Двое российских учёных, доктор химических наук Павел Фёдоров и кандидат химических наук Анатолий Попов, писали в журнале «Химия и жизнь»:

«Рыночный характер науки влечёт за собой жёсткую необходимость рекламы, в том числе саморекламы, и пиара, чтобы завернуть залежавшийся товар в новую яркую оболочку и придать ему вид новизны. Примеры высокого искусства формирования новых сегментов и рынков сбыта научной продукции — у всех перед глазами. Критическое обсуждение исчезает. Поскольку истина не так важна, как финансирование, дискуссия становится опасной и неприличной, выходит из моды и осуждается как неполиткорректное поведение.
Именно с этой точки зрения следует рассматривать проблему цитирования научных работ. Во-первых, требование новизны как одного из критериев оценки товара заставляет игнорировать старые работы, которые по глубине постановки проблем и дотошности анализа и обсуждения результатов сплошь и рядом превосходят современные скороспелки. По этой причине в публикациях зачастую повторяется то, что давным-давно твердо установлено. Причём без ссылок, хотя во многих случаях очевидно, что именно авторы читали и откуда что заимствовали. Во-вторых, это приводит к игнорированию работ реальных или потенциальных конкурентов, самоцитированию и цитированию работ коллег из своего клана»⁵⁷ .

Важна ли тут суть работы ученого? Нет. Теперь учёный — это не его идеи и гениальное решение научной проблемы, учёный — это его импакт-фактор и квартиль журнала, где он опубликовал статью.

Естественно, сама по себе возможность оценивать эффективность работы не есть что-то плохое. Почему, скажем, мы должны оценивать эффективность работы токаря, но будем закрывать глаза на ленивых научных сотрудников, посещающих рабочие места только ради разговоров с коллегами или не посещающих их вовсе, что нередко встречается в ряде отечественных НИИ?

Конечно, и сама деятельность издателей имеет прогрессивные стороны: единые базы данных, площадки, где учёные со всего мира концентрируют свои знания и говорят на одном языке…

Но делается всё это не ради самих учёных и науки: это лишь средство, позволяющее наращивать капитал издателей. Кроме того, наука в капиталистическом мире становится ещё одним средством эксплуатации стран периферии странами центра.

Наука как средство эксплуатации стран периферии и полупериферии странами центра

На первый взгляд кажется, что большие вложения в науку и образование — это всегда хорошо: ведь, развивая науку, государство способствует техническому прогрессу, а значит, улучшает жизнь своих граждан.

Этим пользуются политики-популисты. Наши президент и премьер время от времени вещают о том, как нам необходимы качественные прорывы в науке, обещают, что сокращения финансирования не будет и нас ждёт очередное увеличение расходов на науку. Обыватель постоянно видит сюжеты о том, как наши учёные то открывают какое-то чудодейственное лекарство, то бьют рекорды по написанию научных статей. Кажется, что ещё чуть-чуть — и мы догоним и перегоним Америку.

Обратимся к статистике публикаций в журналах, индексируемых в базе данных Web of Science (WoS). За период с 2001 по 2012 годы количество статей, опубликованных отечественными учёными, колебалось от 27494 до 31340 в год, то бишь разница была невелика. Но удельный вес России в общемировом числе публикаций снижался: с 3 % до 1,86 %. Однако после 2012 года появилась колоссальная тенденция к увеличению числа публикаций: с 33092 в 2013 году до 40206 в 2015 году. При этом доля РФ на международной научной арене возросла с 1,87 % до 2,38 %⁵⁸ . Впечатляет, не правда ли? Вы только посмотрите на этот график! (рисунок 5)

Рисунок 5. Динамика публикаций отечественных авторов в научных журналах, индексируемых в WoS⁵⁹ .

Но давайте посмотрим на другие страны. В эти же годы стал отмечаться значительный рост публикаций «союзников» России по группе БРИКС. Учёные Поднебесной смогли увеличить количество публикаций аж в 7,2 раза⁶⁰ .

Несмотря на рост финансирования отечественной фундаментальной науки в рублях, после поправки на изменение курса доллара получается, что финансирование, наоборот, просело (Рисунок 6)⁶¹ . Особенно пострадали от ослабления рубля отрасли, которые сильно зависят от импортных комплектующих, оборудования и расходных материалов.

Рисунок 6. Расходы на фундаментальную гражданскую науку в России в долларах США (среднегодовой курс доллара взят по данным Fincan.ru).

Кроме того, продолжает снижаться количество научных организаций. Согласно отчёту счётной палаты РФ:

«По состоянию на 1 июня 2019 года общее число организаций, выполняющих научные исследования и разработки в России, составило 3 822, что на 128 меньше, чем в 2018 году.
С 1990 года сохраняется тенденция уменьшения числа конструкторских бюро, проектных и проектно-изыскательских организаций, промышленных предприятий и роста числа высших учебных заведений. Так, в период с 2000 по 2018 год число научно-исследовательских организаций уменьшилось с 2 686 до 1 574, в том числе конструкторских организаций — с 318 до 254, проектных и проектно-изыскательских — с 85 до 20»⁶² .

То есть при фактическом снижении финансирования отечественной науки и сокращении количества научных учреждений мы наблюдаем резкий взлёт числа опубликованных статей. Удивительно!

Впрочем, это можно легко объяснить несколькими факторами. Вот основные:

Учёные, ранее публиковавшиеся в отечественных журналах, не индексируемых WoS, действительно стали чаще отправлять свои статьи в западные журналы.
Ряд отечественных журналов был включен в базы WoS и Scopus.
В базах данных WoS и Scopus увеличилось число «мусорных» низкорейтинговых журналов, принимающих низкокачественные статьи. Это подтверждают данные Счётной палаты, говорящие о том, что рост количества статей идёт в основном за счёт публикации в журналах третьего и четвёртого квартилей⁶³ .
Заключение трудовых договоров с иностранными учёными, по которым последние обязуются (не бесплатно, естественно) включать в свою аффилиацию российские институты, а некоторых отечественных авторов — в число соавторов.
Отток российских учёных за рубеж, точнее, те случаи, когда они при этом продолжают формально числиться за отечественными институтами и университетами.
Введение обязательным условием для защиты кандидатских и докторских диссертаций наличия определённого количества статей в Scopus.
Также, вероятно, это объясняется увеличением доли обзоров по отношению к исследовательским статьям.

Рассмотрим внимательнее второй пункт.

Зачастую для включения отечественного журнала в базы WoS и Scopus происходила простая его продажа западному гиганту. После этого рейтинг журнала взлетал в небеса, и это при абсолютно неизменном коллективе редакторов, рецензентов и корректоров. Да, теперь стали выполняться чисто формальные требования, но едва ли можно сказать, что это повысило качество содержания выходящих в журнале статей: это могло разве что отсеять совсем низкопробные материалы.

Увеличение количества статей, опубликованных российскими учёными в иностранных журналах, в том числе выкупленных российских, закономерно увеличивает прибыль иностранных издательств. Последние, в свою очередь, продают эти статьи, которые ничего им не стоили, в том числе и российским учёным. Но самое интересное, что налоги, которые платят издательства, в своей массе поступают не в российскую казну, а в казну того государства, в котором зарегистрировано издательство.

Выходит, страны периферии и полупериферии, в том числе Россия, вкладывают деньги в приборы, реактивы, зарплату учёных, да ещё и в покупку статей, написанных своими же учёными, а зарабатывают на этом иностранные издатели и государства, в чью казну последние платят налоги. Мы имеем следующую схему для России — или любой другой страны полупериферии или периферии:

На схеме видно, что Д′_и представляет собой сумму Д_и, то есть первоначально вложенного издателем капитала, и д_и — добавленной стоимости (видимая форма прибавочной стоимости), часть которой идёт непосредственно издателю в виде прибыли, часть — в казну государства через налоги.

Из всего этого можно сделать простой вывод: все потуги нашего Минобрнауки по «выведению российской науки на мировой уровень» едва ли могли значительно повысить качество российских статей, зато значительно усилили отток денег за рубеж. Таким образом, «увеличивая эффективность» российской науки, чиновники лишь увеличили вливания в экономику стран Центра.

Но это ещё не всё.

Настоящий учёный должен постоянно стоять на передовых позициях науки, находиться на грани неизведанного. Для этого мало одного чтения статей: необходим непосредственный обмен опытом и непрерывное общение между учёными разных стран. Очень сложно развивать какую-либо действительно новую область, если ты находишься на периферии научного мира и не можешь прочувствовать новейшие веяния в науке. Для восполнения этих пробелов учёный постоянно вынужден ездить в командировки для выступления на конференциях, обучения новым методикам и усвоения всего нового, чего в его родной стране пока нет. Очевидно, что для обучения новым методам секвенирования генома ехать в Зимбабве или Нигерию абсурдно: новые методы надо осваивать там, где эти методы применяются. Естественно, чаще всего это страны Центра.

На всякий случай уточним: для учёного такие командировки — необходимая часть работы практически в любой науке, даже стопроцентному патриоту, если он хочет что-то из себя представлять как учёный, приходится хотя бы на время уезжать за границу. Разница между патриотом и космополитом тут только в том, что первый вернётся назад и попытается применить новые знания на благо родины.

С точки зрения обывателя или учёного-идеалиста, новые знания в родной стране — это очень хорошо. Но с точки зрения политической экономии за этим чаще всего скрывается ещё один элемент эксплуатации. Мало подать заявку и написать тезисы для зарубежной конференции. Необходимо уплатить вступительный взнос, который зачастую не ограничивается $500–1000. Помимо этого, необходимо оплатить проживание сотрудников, питание, не забыть про расходы на транспорт, перелёт из одной страны в другую и оплату визы. Всё это опять оседает в карманах иностранцев.

А что до пользы родине… Полученные знания следует как-то применять. А что ждёт учёного-романтика по возвращении? В родной стране, где промышленность разрушена и фрагментирована, максимум — повышение авторитета среди коллег как человека, побывавшего на стажировках. В условиях, когда в стране не возникают наукоёмкие отрасли, когда единственные развивающиеся отрасли экономики — это сфера услуг и добыча полезных ископаемых, такой специалист остаётся обузой. Зато он может использоваться буржуазной властью для пропаганды в стиле «жить стало лучше, жить стало веселее» — для вещания с экрана о сотнях учёных, возвращающихся на родину!

Да, сейчас есть мода на строительство всяких научных центров типа «Сколково» или «Иннополиса» с приглашёнными иностранными учёными — лауреатами различных научных премий. Удивительно, но в них действительно могут делать настоящую науку. Даже в целом провальный «Роскосмос» имеет отдельные успехи. Но эти единичные центры и локальные достижения — лишь капля в море и не спасают ситуацию в общем. Никакого внедрения на родине результаты их работы не получат: для этого требуются слишком высокие затраты, которые местная буржуазия позволить себе не может.

Но неужели нельзя исправить ситуацию? Посадить в тюрьму кого надо, заставить бизнес вкладываться в нужные для государства отрасли? Почему нельзя построить полные циклы производства? Ведь тогда промышленности страны будут необходимы свои фундаментальные и прикладные разработки!

Как ни странно, здесь прекрасно подойдёт выражение «у них трава зеленее».

В первом томе «Капитала» Маркс акцентировал внимание на том, что природные условия, географическое расположение, факторы пространственной удалённости производителей друг от друга влияют на соотношение необходимого и прибавочного рабочего времени⁶⁴ . В неблагоприятных условиях сама стоимость рабочей силы выше: нужна тёплая одежда, большая калорийность питания, транспортировка рабочих на большие расстояния и т. д. Растут расходы на постройку предприятий, их отопление, транспортировку грузов…

Более того, помимо природного и географического факторов большое значение имеет и исторический. Счастье для страны оказаться в нужное время в нужном месте: завоевать колонии, выкачать из них ресурсы, подчинить другие страны, свести их экономику к обеспечению страны-эксплуататора дешёвым сырьём, а в это время развивать у себя высокотехнологичное производство. И вот уже другие страны не могут конкурировать с ней, так как вынуждены соревноваться на неравных условиях.

При капитализме, когда капиталы свободно перетекают из одной отрасли в другую, задержать капитал в нужной для государства сфере становится трудно. Более того, повышенные издержки здесь приведут к тому, что предприниматели будут иметь гораздо меньшие нормы прибыли, а, следовательно, и меньший прирост капитала, необходимый для дальнейшего развития предприятия. А конкуренты, находящиеся в более благоприятных условиях, будут вкладывать излишки в усовершенствование предприятий и развиваться гораздо быстрее.

Это приводит к тому, что государство, находящееся в неблагоприятных условиях, вынуждено активно поддерживать бизнес. Последний едва ли растёт от этого быстрее: подобные дотации от государства начинают восприниматься просто как ещё один источник обогащения, а сажать в тюрьму своих же бизнесменов за растрату бюджетных денег буржуазное государство не хочет — оно и его чиновники являются слугами правящего класса, а не его надсмотрщиками. Поэтому продолжаются дотации на убыточные единичные наукоёмкие предприятия. На этом «пилятся» деньги, обогащаются некоторые капиталисты, но экономика страны не развивается.

В том виде, что мы сейчас описали, это проявляется в наибольшей степени в России. Однако ситуация в других странах полупериферии и периферии имеет, как правило, схожие черты.

Вот в итоге и выходит, что, вкладываясь в науку, государства периферии и полупериферии больше вкладываются в экономику стран центра. Тратя деньги на образование, но не развивая свои предприятия, государство получает ненужных для её экономики специалистов. Через последних идёт прямой поток денег за рубеж, а затем, как итог, отток самих специалистов туда, где они востребованы. И это не заговор или прихоть продажных чиновников. Это результат объективных процессов, сложившихся исторически.

Под шумок красивых фраз и лживых обещаний между странами усиливается рост неравенства: как финансового, так и интеллектуального. Пока пролетарии периферии и полупериферии деградируют и нищают, совместно обогащается буржуазия стран первого мира и компрадорская буржуазия стран периферии и полупериферии. Выкачивая сверхприбыли из периферии, крупнейшая буржуазия подкупает работников в своих странах, делясь с ними частью прибавочной стоимости, и тем самым снижает революционный настрой общества.

Выводы

Со времён Маркса капитализм проделал долгий путь в своём развитии. Начав свою эволюцию с овладения промышленностью, капитализм подмял под себя практически все сферы материальной и духовной жизни по всему земному шару. Отрасли, в которых из-за специфичности производства невозможно прямое подчинение капиталу, капитализм видоизменяет и ставит себе на службу.

Одной из таких отраслей стала фундаментальная наука. Будучи по своей сути источником объективного знания о мире, фундаментальная академическая наука превратилась в инструмент увеличения капитала издателей.

С одной стороны, труд научных сотрудников, как мы выяснили, является непроизводительным для государства. Их труд не создаёт прибавочной стоимости, не увеличивает капитал, а от всякого непроизводительного труда любой капиталист, в том числе и государство, стремится избавиться. С другой стороны, издатели имеют огромную прибыль, занимаясь торговлей научными статьями. Им выгодно получать от учёных больше статей.

В обществе назревает противоречие. Государство всеми путями пытается оптимизировать непроизводительные расходы. В то же время, лоббируя свои интересы через правительство, издатели проталкивают нужные им критерии оценки деятельности научных сотрудников. Это противоречие разрешается путём принуждения научных сотрудников писать больше статей в нужных журналах. В отраслях науки, где невозможно удовлетворить аппетиты издательств, урезается финансирование. Сокращение и так небольшого финансирования ещё больше затрудняет работу учёных. Перед учёными встаёт выбор: прогнуться под систему и начать писать тонну бесполезных статей-пустышек или сохранить верность научным принципам и остаться без работы.

Да, капитал действительно строит научную инфраструктуру будущего. Создаёт все условия для обмена информацией, повышает мобильность учёных, объединяет их одним информационным полем, автоматизирует множество процессов. Но этим он преследует лишь одну цель — возрастание своей стоимости. Всё это вынужденные меры, стоящие между ним и прибылью. Он приводит к расслоению общества, всё больше и больше подчиняет страны периферии и не даёт им развиваться независимо. Растущие год за годом требования увеличивать количество научных работ приводят к обесцениванию их внутреннего содержания. Всё чаще открытия совершаются вопреки системе, когда какому-то научному коллективу случайно удалось поймать след истины.

Капитал высасывает соки из общества. Миллиарды простых рабочих потом и кровью создают прибавочную стоимость, присваиваемую капиталистами. Часть этой прибавочной стоимости идёт в бюджеты государств и направляется на научные исследования лишь для того, чтобы издатели бесплатно получили результаты работ учёных. И, чтобы вернуть себе их обратно, общество вынуждено снова принести в жертву пролетариат, обменивая на новую порцию прибавочной стоимости статьи своих же учёных.

Из-за сокращения финансирования деградирующая наука перестаёт облегчать жизнь простых рабочих. Из инструмента, освобождающего человека от власти природы, наука становится инструментом угнетения в руках господствующего класса. Простой народ, не видя выхлопа от науки, не понимает, куда идут его налоги: зачем нужны учёные, проедающие огромные средства, но не способные спасти человечество от насущных проблем? За этими вопросами скрывается непонимание того, как на самом деле скудно финансируется наука, как современная организация исследований ставит крест на поиске объективной истины.

Эта ситуация вызывает в среде учёных всё более сильные «анархистские» настроения. Всё чаще слышны лозунги отмены прав на интеллектуальную собственность и требования открытого доступа к знаниям. Создаются пиратские сайты типа Sci-Hub и Libgen, на которых можно свободно получить доступ к платным статьям. Но это всё не решает проблему, а лишь сглаживает противоречия.

Надо чётко понять, что без коренного изменения общественного строя никакого развития не предвидится. Капитал, когда-то давший огромный скачок для развития человечества, теперь выступает тормозом научного и технического прогресса. И уже нет былых прорывов. Расходы на НИОКР падают даже в США — одной из самых высокотехнологичных держав мира⁶⁵ .

Рост благосостояния неравномерно распределяется среди населения, кроме того, отмечается даже снижение реальной заработной платы у ряда работников⁶⁶ . Активно продолжает расти неравенство между богатыми и бедными⁶⁷ .

Но главный порок капитализма — не то, что кто-то от него страдает. Для науки неуместны моральные оценки и назидательные рассуждения о том, что хорошо и плохо:

«…в мире людей, как и в мире животных и растений, интересы рода всегда пробивают себе путь за счёт интересов индивидов, и это происходит потому, что интерес рода совпадает с интересом особых индивидов, в чём и состоит сила этих последних, их преимущество»⁶⁸ .

На заре капитализма жизни миллионов пролетариев были принесены в жертву во благо развития производственных мощностей всего человечества. И, тем не менее, в то время класс капиталистов безусловно являлся прогрессивным классом. На данный же момент само существование капитализма всё сильнее угрожает мировой экономике, а подчинение им сфер научной деятельности и искусства убивает их внутреннее содержание.

Отныне интерес всего общества идёт вразрез с интересами класса буржуазии. И от того, насколько успешной будет борьба пролетариата с капиталом, будет зависеть исход для всего человеческого рода.

Люди не могут отменить законы объективной реальности, частью которых являются законы развития общества. Но мы можем использовать их во благо всего человечества. Нас ожидает ещё множество потрясений и войн, много голода, нищеты и разрухи. И то, насколько быстро человечество сможет преодолеть эти родовые муки и построить общество будущего, зависит от усугубляющегося кризиса капитализма и сознательности трудящихся всей планеты.

В этом велика роль прогрессивных учёных, осознающих всю серьёзность положения. Марксистам как никогда нужна помощь специалистов различных отраслей. Карл Маркс, как бы ни велики были его заслуги, дал нам лишь самые основные законы функционирования капиталистического общества. Нужно дополнять и развивать его учение, обогащать конкретикой, внедрять новые методики исследования. Поэтому даже незначительные консультации и помощь от специалистов невероятно ценны для любого марксиста. Нам требуется впитать всё богатство современной научной мысли. Нам необходимо выработать адекватные представления о капитализме нашей эпохи, чутко прислушиваться к тенденциям его развития и анализировать противоречия.

Буржуазия имеет огромные ресурсы и не брезгует пускать их в ход. Специалисты вещают о невозможности коммунизма, обосновывая это то эволюционной теорией, то индивидуальной изменчивостью людей. В ход идут как прямые подлоги, так и игра на ошибках коммунистов прошлых лет. Им вторят псевдоинтеллектуалы, заявляя, что новое общество построится само собой.

Настоящий учёный должен найти в себе силы и суметь отделить правду от лжи. А если он — настоящий человек, то его долг — объединиться с теми, кто борется за правду.

Только объединяя силы трудящихся всей планеты, мы сможем начать строительство нового мира. Мира, где главным будет не прибыль, которую человек может принести капиталисту, а то ценное, что он создаёт своим трудом.

Нашли ошибку? Выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

Публичная речь Р. Фейнмана, произнесённая на осеннем заседании Государственной Академии Наук в 1955 г. ↩
Smith, J. (2016). Imperialism in the twenty-first century: Globalization, super-exploitation, and capitalism’s final crisis // NYU Press. ↩
Cope, Z. (2015). Divided World. Divided Class: Global Political Economy and the Stratification of Labour Under Capitalism // Montreal: Kersplebedeb, 2012, 202. ↩
Гордон Тросман, Егор Радайкин: «Политэкономия „ночной бабочки“, или производительность с точки зрения капитализма». ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава I.1, стр. 47. ↩
Фёдор Афанасьев: Как высчитать угнетение. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава IV.1, стр. 163–165. ↩
Гордон Тросман, Егор Радайкин: «Политэкономия „ночной бабочки“, или производительность с точки зрения капитализма». ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, предисловие к первому изданию, стр. 6. ↩
Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том „Капитала“)» (1955), Часть I, приложения, 12б, стр. 377–381. ↩
Relx: Annual Report and Financial Statements 2018. ↩
Aeroflot Group: Q4 and 12M 2018 Financial Results, 5 March 2019. ↩
Print Media & Newspaper Publishing Industry Profitability. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1985), т. 3, глава XX, стр. 357. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1984), т. 2, глава XVI, стр. 346. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1984), т. 2, глава XVII, стр. 359. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1985), т. 3, глава XVIII, стр. 339. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1985), т. 3, глава XVII, стр. 319. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1985), т. 3, глава XX, стр. 363–364. ↩
Russel, R. D. (2008). The business of academic publishing: A strategic analysis of the academic journal publishing industry and its impact on the future of scholarly publishing // Electron J Acad Spec Librarianship, 9(3), 1–5. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава V, стр. 192. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава XIV, стр. 517. ↩
Бузгалин А. В., Колганов А. И. «Глобальный капитал» (2015), т. 2, стр. 336. ↩
Бузгалин А. В., Колганов А. И., Барашкова О. В. «Классическая политическая экономия» (2019), стр. 432. ↩
Бузгалин А. В., Колганов А. И. «Глобальный капитал» (2015), т. 2, стр. 336–337. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава XIV, стр. 517. ↩
Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том „Капитала“)» (1955), Часть I, приложения, 12з, стр. 396. ↩
Larivière, V., Haustein, S., & Mongeon, P. (2015). The oligopoly of academic publishers in the digital era // PloS one, 10(6), e0127502. ↩
Russel, R. D. (2008). The business of academic publishing: A strategic analysis of the academic journal publishing industry and its impact on the future of scholarly publishing // Electron J Acad Spec Librarianship, 9(3), 1–5. ↩
Larivière, V., Haustein, S., & Mongeon, P. (2015). The oligopoly of academic publishers in the digital era // PloS one, 10(6), e0127502. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Бузгалин А. В., Колганов А. И. «Глобальный капитал» (2015), т. 2, стр. 331. ↩
Бузгалин А. В., Колганов А. И., Барашкова О. В. «Классическая политическая экономия» (2019), стр. 432–433. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XLV, стр. 812–839. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1986), т. 3, глава XLVI, стр. 842. ↩
Laakso, M., Welling, P., Bukvova, H., Nyman, L., Björk, B. C., & Hedlund, T. (2011). The development of open access journal publishing from 1993 to 2009 // PloS one, 6(6). ↩
Piwowar, H., Priem, J., Larivière, V., Alperin, J. P., Matthias, L., Norlander, B., … & Haustein, S. (2018). The state of OA: a large-scale analysis of the prevalence and impact of Open Access articles // PeerJ, 6, e4375. ↩
Там же. ↩
BILL & MELINDA GATES FOUNDATION OPEN ACCESS POLICY. ↩
Harnad, S., & Brody, T. (2004). Comparing the impact of open access (OA) vs. non-OA articles in the same journals // D-lib Magazine, 10(6). ↩
Antelman, K. (2006). Do open-access articles have a greater research impact? ↩
Piwowar, H., Priem, J., Larivière, V., Alperin, J. P., Matthias, L., Norlander, B., … & Haustein, S. (2018). The state of OA: a large-scale analysis of the prevalence and impact of Open Access articles // PeerJ, 6, e4375. ↩
Li, Y., Wu, C., Yan, E., & Li, K. (2018). Will open access increase journal CiteScores? An empirical investigation over multiple disciplines // PloS one, 13(8). ↩
Piwowar, H., Priem, J., Larivière, V., Alperin, J. P., Matthias, L., Norlander, B., … & Haustein, S. (2018). The state of OA: a large-scale analysis of the prevalence and impact of Open Access articles // PeerJ, 6, e4375. ↩
Wayant, C., Turner, E., Meyer, C., Sinnett, P., & Vassar, M. (2018). Financial conflicts of interest among oncologist authors of reports of clinical drug trials // JAMA oncology, 4(10), 1426–1428. ↩
Tau, N., Shochat, T., Gafter-Gvili, A., Amir, E., & Shepshelovich, D. (2019, November). Undisclosed Financial Conflicts of Interest of Authors of Clinical Drug Trials Published in Influential Medical Journals: A Cohort Study // In Mayo Clinic Proceedings (Vol. 94, No. 11, pp. 2272-2276) // Elsevier. ↩
Lundh, A., Boutron, I., Stewart, L., & Hróbjartsson, A. (2019). What to do with a clinical trial with conflicts of interest // BMJ evidence-based medicine, bmjebm-2019. ↩
Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том „Капитала“)» (1957), Часть II, глава 8.3в, стр. 34. ↩
Li, Y., Wu, C., Yan, E., & Li, K. (2018). Will open access increase journal CiteScores? An empirical investigation over multiple disciplines // PloS one, 13(8). ↩
Biesta, G. (2012). Knowledge/democracy: Notes on the political economy of academic publishing // International Journal of Leadership in Education, 15(4), 407–419. ↩
Shen, C., & Björk, B. C. (2015). «Predatory» open access: a longitudinal study of article volumes and market characteristics // BMC medicine, 13(1), 230. ↩
Van Noorden, R. Publishers withdraw more than 120 gibberish papers // Nature, feb 2014. ↩
Grant, B. (2009). Merck published fake journal // The Scientist, 30(4). ↩
Фёдоров П. П., Попов А. И. (2017) У кого Хирш больше // Химия и жизнь, № 5. ↩
Фурсов, К. С. (2016). Основные показатели публикационной активности. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Дмитрий Перевозов «Естественные науки, медицина и марксизм». ↩
Отчёт о результатах экспертно-аналитического мероприятия «Определение основных причин, сдерживающих научное развитие в Российской Федерации: оценка научной инфраструктуры, достаточность мотивационных мер, обеспечение привлекательности работы ведущих ученых». ↩
Там же. ↩
Карл Маркс «Капитал» (1983), т. 1, глава XIV, стр. 521–524. ↩
Владимир Ткаченко «Научно-технический прогресс и общественно-экономическая формация». ↩
Там же. ↩
Zucman, G. (2019). Global wealth inequality // Annual Review of Economics, 11, 109–138. ↩
Карл Маркс «Теории прибавочной стоимости (IV том „Капитала“)» (1957), Часть II, глава 9.2, стр. 111. ↩