Красная пыль. Переход к капитализму в Китае

Красная пыль. Переход к капитализму в Китае
~ 125 мин

Источник

Представляем вашему вни­ма­нию пере­вод вве­де­ния и пер­вой части круп­ной работы китай­ского кол­лек­тива «Chuǎng», опи­сы­ва­ю­щей пере­ход Китая от так назы­ва­е­мого про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима к капи­та­лизму. Эта работа — свое­об­раз­ное про­дол­же­ние ста­тьи тех же авто­ров «Сорго и сталь» о стро­и­тель­стве соци­а­лизма в КНР; к сожа­ле­нию, послед­няя пока не пере­ве­дена на рус­ский. Оригинальное назва­ние можно интер­пре­ти­ро­вать дво­яко: «dust» — не только «пыль» (как в китай­ской пого­ворке), но и «прах» (про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима).

В пер­вой главе авторы уде­ляют вни­ма­ние не столько Китаю, сколько окру­жа­ю­щим его стра­нам и их раз­ви­тию в XX веке. Приведённые ими све­де­ния необ­хо­димы для кор­рект­ного ана­лиза ситу­а­ции, кото­рый пуб­ли­ци­сты про­во­дят в после­ду­ю­щих гла­вах. Кроме того, они будут инте­ресны чита­телю, не зани­ма­ю­ще­муся тема­ти­кой Дальнего Востока, и сами по себе.

Обитель отшельника

Отшельничество

Когда коче­вые армии при­шли с севера, дабы заво­е­вать то, что ещё оста­лось от импе­рии Западной Цзинь, часть пра­вя­щего класса пере­шла Хуанхэ, напра­вив­шись в южные рай­оны своей раз­ва­ли­ва­ю­щейся импе­рии. Там они вос­со­здали импе­ра­тор­ский двор в Цзянькане (совре­мен­ном Нанкине), объ­явив его новой сто­ли­цей дина­стии. Но новая импе­рия так назы­ва­е­мой Восточной Цзинь суще­ство­вала ско­рее на бумаге, чем в дей­стви­тель­но­сти. Власть оста­ва­лась децен­тра­ли­зо­ван­ной, что обу­слов­ли­ва­лось посто­ян­ными тре­ни­ями между раз­лич­ными груп­пи­ров­ками бежав­ших севе­рян. Обосновавшись в раз­ных реги­о­нах юга, пред­ста­ви­тели пра­вя­щего класса замкну­лись в авто­ном­ные воен­ные и эко­но­ми­че­ские еди­ницы. Сами эти груп­пи­ровки зави­сели от хруп­ких сою­зов с южными фео­да­лами (отли­чав­ши­мися от них в куль­тур­ном плане) и раз­лич­ными груп­пами корен­ных наро­дов, посте­пенно спа­ян­ных друг с дру­гом через бра­ко­со­че­та­ния и воен­ные походы. В раз­гар этой «бал­ка­ни­за­ции» стрем­ле­ние вер­нуть уте­рян­ные север­ные земли лишь незна­чи­тельно спла­чи­вало охва­чен­ный пара­нойей двор. Едва спо­соб­ный моби­ли­зо­вать власт­ный ресурс, необ­хо­ди­мый для сбора нало­гов, он был ещё меньше спо­со­бен собрать армию, спо­соб­ную про­ти­во­сто­ять «вар­вар­ским» коро­лев­ствам, воз­ник­шим на севере. Оглядываясь назад, можно ска­зать, что недол­гое прав­ле­ние этой дина­стии озна­ме­но­вало собой один из послед­них эта­пов в мно­го­по­ко­лен­че­ском упадке импе­рии, сле­до­вав­шем за кра­хом дина­стии Хань и пред­ше­ство­вав­шем вос­хож­де­нию дина­стии Тан1 .

Но именно в кон­тек­сте этого упадка и децен­тра­ли­за­ции и появился архе­тип восточ­но­ази­ат­ского «отшель­ника». Несмотря на то, что прак­тика отшель­ни­че­ства имеет дол­гую исто­рию, вос­хо­дя­щую ещё ко вре­ме­нам задолго до импе­рии2 , именно в период Восточной Цзинь импе­рия и отшель­ни­че­ство стали нераз­рывно свя­зан­ными явле­ни­ями. Оставшись без дела при немощ­ном дворе в Цзянькане, боль­шин­ство севе­рян бежали в свои огром­ные вла­де­ния во влаж­ных лесах Юга в сопро­вож­де­нии слуг, рабов и налож­ниц, где они создали отно­си­тельно авто­ном­ные сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ком­плексы с пре­красно воз­де­лан­ными про­гу­лоч­ными марш­ру­тами и пар­ками. Свободные от тягот импер­ского адми­ни­стри­ро­ва­ния, они про­во­дили время с дру­зьями в пре­крас­ных рез­ных пави­льо­нах, постро­ен­ных над их пар­ками и план­та­ци­ями, пре­да­ва­ясь пир­ше­ствам и воз­ли­я­ниям и сочи­няя стихи о кра­со­тах про­стой жизни в еди­не­нии с при­ро­дой. Такие поэты, как Се Линъюнь (он при­над­ле­жал к двум вид­ным родам Восточной Цзинь), могли пред­ста­вить себя в образе отшель­ни­ков и древ­них муд­ре­цов, даже несмотря на то, что их (часто желан­ная) ссылка про­хо­дила в рос­кош­ных особ­ня­ках, постро­ен­ных руками под­не­воль­ных рабо­чих. Таким обра­зом, пра­вильно было бы ска­зать, что отно­ше­ния между отшель­ни­ками и импе­рией в дей­стви­тель­но­сти нико­гда не носили анта­го­ни­сти­че­ский харак­тер. Сам Се видел эти вла­де­ния как мини­а­тюр­ные импе­рии, постро­ен­ные по образцу пав­шей дина­стии Хань3 . Тем вре­ме­нем, почти все круп­ней­шие поэты этого пери­ода посто­янно цир­ку­ли­ро­вали между дво­ром и дерев­ней, а отшель­ни­че­ство всё более пре­вра­ща­лось в типич­ный этап жизни импер­ского чиновничества.

К моменту окон­ча­тель­ного вос­со­еди­не­ния под эги­дой дина­стии Тан отшель­ни­че­ство стало повсе­мест­ной прак­ти­кой: буду­щие долж­ност­ные лица сорев­но­ва­лись между собой в доб­ро­де­те­лях уеди­не­ния в надежде запо­лу­чить ту или иную долж­ность при дворе. Такие зна­ме­ни­тые поэты, учё­ные и чинов­ники, как Ли Бай, соби­ра­лись, к при­меру, в ски­тах в горах Чжуннань, часто в сопро­вож­де­нии импер­ских вер­бов­щи­ков. Централизация поли­ти­че­ской вла­сти, таким обра­зом, сопро­вож­да­лась ещё более энер­гич­ным сли­я­нием отшель­ни­че­ского и импер­ского, сли­я­нием, в кото­ром даже отшель­ни­кам, отстра­нён­ным от при­двор­ной жизни, пору­ча­лось сле­дить за бес­пе­ре­бой­ным пото­ком дани из пери­фе­рий­ных рай­о­нов импе­рии. Тем не менее, в про­дол­же­ние этого про­цесса лите­ра­торы по-​прежнему исполь­зо­вали внеш­ние атри­буты своих пред­ше­ствен­ни­ков из Восточной Цзинь, вос­хва­ляя духов­ное уеди­не­ние дере­вен­ской жизни и осуж­дая сто­лич­ные и при­двор­ные интриги. Несмотря на то, что Ли Бай был вер­ным слу­гой импе­ра­тора при дина­стии Тан, он мог пред­ста­вить себя в «мире, нахо­дя­щемся за пре­де­лами крас­ной пыли жизни» — это мета­фора для состо­я­ния отстра­нён­но­сти, так харак­тер­ного и для буд­дист­ского уче­ния, и для сель­ского отшель­ни­че­ства вда­леке от суеты город­ских улиц.

Нация отшельников

На ана­ло­гич­ных про­ти­во­ре­чиях стро­ился и про­цесс фор­ми­ро­ва­ния Китая в рам­ках соци­а­ли­сти­че­ского про­екта. Изоляционизм Китая, одно­вре­менно плац­дарма для миро­вой рево­лю­ции и автар­ки­че­ской нации, закры­той для капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­мики (а позже и для тор­говли с быв­шими совет­скими союз­ни­ками), носил про­ти­во­ре­чи­вый и обман­чи­вый харак­тер. На излёте соци­а­ли­сти­че­ского изо­ля­ци­о­низма лозунг «опоры на соб­ствен­ные силы» (自力更生) педа­ли­ро­вался с осо­бым усер­дием. Стремление к само­до­ста­точ­но­сти, однако, сопро­вож­да­лось око­сте­не­нием про­из­вод­ства, вслед­ствие кото­рого на местах всё чаще раз­да­ва­лись при­зывы к устра­не­нию автар­кии как на наци­о­наль­ном, так и на меж­ду­на­род­ном уровне. Экономика под­верг­лась все­про­ни­ка­ю­щей децен­тра­ли­за­ции, кол­хозы и город­ские про­мыш­лен­ные зоны пре­вра­ти­лись в подо­бие затвор­ни­че­ских мона­сты­рей: рабо­чие и кре­стьяне стали зави­сеть от мест­ных про­из­вод­ствен­ных цен­тров, предо­став­ля­ю­щих им про­пи­та­ние, жильё и основ­ные потре­би­тель­ские товары. Они ото­рва­лись и от непо­сред­ствен­ного обес­пе­че­ния со сто­роны пра­ви­тель­ства, и от кос­вен­ного — со сто­роны наци­о­наль­ного рынка. В то же время самое широ­кое рас­про­стра­не­ние полу­чил чёр­ный рынок, важ­ней­шие виды средств про­из­вод­ства ста­но­ви­лись всё менее доступ­ными или про­сто исче­зали, а китайско-​советский рас­кол пре­вра­тил почти всю гра­ницу в потен­ци­аль­ный воен­ный фронт. Эти позд­ние отшель­ни­че­ские деся­ти­ле­тия соци­а­ли­сти­че­ской эпохи были одно­вре­менно пери­о­дом под­го­товки к гря­ду­щему «откры­тию» Китая для гло­баль­ного рынка.

Эпоха реформ часто изоб­ра­жа­ется как неслы­хан­ный пово­рот, осу­ществ­лён­ный узкой про­слой­кой пар­тий­ной элиты и закон­чив­шийся «китай­ским чудом», — ката­пуль­ти­ро­ва­нием страны на пере­до­вую гло­баль­ного про­из­вод­ства. В дей­стви­тель­но­сти же стре­ми­тель­ное под­чи­не­ние Китая капи­талу было под­го­тов­лено струк­тур­ными усло­ви­ями, про­ни­зы­ва­ю­щими и опо­я­сы­ва­ю­щими отшель­ни­че­скую нацию, её автар­ки­че­скими устрем­ле­ни­ями в рам­ках соци­а­ли­сти­че­ского про­екта, кото­рые, в конеч­ном счёте, были отде­лены от устрем­ле­ний гло­баль­ного капи­тала лишь в той же мере, в кото­рой прак­тика отшель­ни­че­ства среди китай­ских сред­не­ве­ко­вых лите­ра­то­ров была отде­лена от при­двор­ных интриг их капи­та­лов в сто­лице. И если работа «Сорго и сталь», пер­вая часть нашего иссле­до­ва­ния эко­но­ми­че­ской исто­рии страны4 , иссле­до­вала внут­рен­ний харак­тер соци­а­ли­сти­че­ского про­екта и фор­ми­ро­ва­ние китай­ской нации, то в дан­ной работе мы фоку­си­ру­емся на тех гло­баль­ных усло­виях, кото­рые в конеч­ном счёте сумели зата­щить отшель­ни­че­скую страну соци­а­ли­сти­че­ского про­екта в крас­ную пыль капи­та­ли­сти­че­ского про­из­вод­ства. Наш основ­ной тезис заклю­ча­ется в том, что, так же, как в слу­чае с отшель­ни­ками Восточной Цзинь, прак­тика отшель­ни­че­ства и импер­ский экс­пан­си­о­низм совсем не обя­за­тельно должны про­ти­во­ре­чить друг другу. Возвышение рефор­мист­ской фрак­ции в Коммунистической пар­тии Китая (КПК) пред­став­ля­ется вне­зап­ным только для тех, кто при­ни­мает поэ­зию отшель­ника за чистую монету, забы­вая о том, что часто отшель­ни­че­ство явля­ется лишь одним из эта­пов в жизни импер­ских бюрократов.

Здесь мы обра­ща­емся к исто­рии Китая с учё­том её места в гло­баль­ной сети резер­вов рабо­чей силы и сто­и­мост­ных цепо­чек. Наше вни­ма­ние, таким обра­зом, сме­ща­ется с внут­рен­них вопро­сов, рас­смот­рен­ных в работе «Сорго и сталь», на внут­рен­ний и внеш­ний ракурсы, кото­рые будут необ­хо­димы нам для пони­ма­ния тех парал­лель­ных орга­ни­за­ци­он­ных струк­тур, функ­ци­о­ни­ро­ва­ние кото­рых спо­соб­ство­вало посте­пен­ным рефор­мам в Китае. Мы изу­чим как внут­рен­ние, так и внеш­ние фак­торы, кото­рые под­тал­ки­вали Китай к откры­тию своей эко­но­мики в послед­ние годы соци­а­ли­сти­че­ской эпохи, а также нерав­но­мер­ный и непол­ный харак­тер запу­щен­ного в 70-​е пере­хода к капи­та­лизму. Эта исто­рия, несмотря на неко­то­рый туман, напу­щен­ный «еван­ге­ли­че­ским» либе­ра­лиз­мом про­шлого века, не была под­верг­нута столь зна­чи­тель­ным иска­же­ниям, как это было с исто­рией пред­ше­ство­вав­шего ей про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима. Бо́льшая часть исто­рии эры реформ уже отлично задо­ку­мен­ти­ро­вана в науч­ных рабо­тах эко­но­ми­че­ского мейн­стрима. Таким обра­зом, здесь мы попы­та­емся обоб­щить суще­ству­ю­щие иссле­до­ва­ния и поме­стить их в рамки каче­ствен­ного марк­сист­ского ана­лиза, особо под­чёр­ки­вая те аспекты, кото­рые могли бы помочь нам понять миро­вой капи­та­лизм в его нынеш­ней форме.

Сходящиеся кризисы

Ниже мы попы­та­емся после­до­ва­тельно разо­брать клю­че­вые темы, сво­бодно сгруп­пи­ро­ван­ные в тема­ти­че­ские раз­делы. Эти раз­делы в общем отра­жают хро­но­ло­гию пере­хода к капи­та­лизму в Китае. Так или иначе, глав­ной темой нашей работы явля­ется идея схо­дя­щихся кри­зи­сов. Мы стре­мимся рас­ска­зать исто­рию мно­же­ства непред­ви­ден­ных обсто­я­тельств, кото­рые легли в основу «китай­ского чуда», явле­ния, кото­рое не было ни чудес­ным, ни в пол­ной мере китай­ским. В рам­ках подоб­ной интер­пре­та­ции «чудо» пони­ма­ется нами как обыч­ная реак­ция на двой­ствен­ный кри­зис, пере­жи­ва­е­мый, с одной сто­роны, про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ским режи­мом Китая, с дру­гой, — гло­баль­ной капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­ми­кой. Эндогенный кри­зис китай­ского режима достиг своей выс­шей точки в 70-​е, что в зна­чи­тель­ной сте­пени было обу­слов­лено внут­рен­ними огра­ни­че­ни­ями соци­а­ли­сти­че­ского про­екта, уже изу­чен­ными в работе «Сорго и сталь»5 ; кри­зис этот, однако, уси­ли­вался за счёт уси­ли­ва­ю­щейся гео­по­ли­ти­че­ской изо­ля­ции вкупе с мая­ча­щей угро­зой войны с СССР. В то же время гло­баль­ное капи­та­ли­сти­че­ское про­из­вод­ство столк­ну­лось с пер­вым зна­чи­тель­ным замед­ле­нием тем­пов роста со вре­мён Великой депрес­сии. К концу 70-​х все попытки спра­виться с нарож­да­ю­щимся кри­зи­сом при помощи обыч­ных для после­во­ен­ного пери­ода сти­му­ли­ру­ю­щих мер про­ва­ли­лись. По мере того как рост замед­лялся, без­ра­бо­тица росла, а инфля­ция гало­пи­ро­вала, струк­тур­ные реформы, кото­рые были про­ве­дены в бли­жай­шее время в попытке вос­ста­но­вить уро­вень при­бы­лей (позже эти реформы полу­чили назва­ние «нео­ли­бе­раль­ные»), начали выри­со­вы­ваться на гори­зонте. Но наряду с этим в среде пра­вя­щего класса было и пони­ма­ние того, что если эти реформы охва­тят только страны капи­та­ли­сти­че­ского ядра, то это при­ве­дёт к пони­же­нию зар­плат, выхо­ла­щи­ва­нию системы соци­аль­ного обес­пе­че­ния, создаст опас­ные объ­ёмы дол­гов и тем самым спро­во­ци­рует мас­со­вое недо­воль­ство. Социальные дви­же­ния и вос­ста­ния позд­них 60-​х уже могли дать общее пред­став­ле­ние о послед­ствиях такой деста­би­ли­за­ции; в кон­тек­сте же Холодной войны деста­би­ли­за­ция несла с собой реаль­ную угрозу ката­стро­фи­че­ского воору­жён­ного конфликта.

Чтобы капи­та­ли­сти­че­ское накоп­ле­ние смогло про­дол­жаться, эко­но­мика должна была совер­шить небы­ва­лый ска­чок, под­чи­няя сла­бо­раз­ви­тые страны и созда­вая такие про­мыш­лен­ные ком­плексы, кото­рые соот­вет­ство­вали бы всё уве­ли­чи­ва­ю­щимся объ­ёму и ско­ро­сти про­из­вод­ства. Ожидалось, что эти про­цессы смо­гут вос­ста­но­вить (хотя бы на время) пада­ю­щую при­быль­ность и помо­гут осла­бить недо­воль­ство в стра­нах ядра, предо­став­ляя дешё­вые потре­би­тель­ские товары и доступ­ные кре­диты в обмен на уре­за­ние соци­аль­ных рас­хо­дов и паде­ние зар­плат. Этот про­цесс уже был запу­щен в Восточной Азии с опо­рой на эко­но­ми­че­ский подъём Японии и актив­ную под­держку Соединённых Штатов. По мере того как кри­зис нарас­тал, капи­тал всё более скло­нялся в сто­рону Азиатско-​Тихоокеанского реги­она. Важную роль в обо­зна­чен­ном про­цессе сыг­рали гео­по­ли­тика Холодной войны в соче­та­нии с той новой эко­но­ми­че­ской ролью, кото­рую играла Япония в вос­хож­де­нии «ази­ат­ских тиг­ров», осу­ществ­ляв­шемся под руко­вод­ством анти­ком­му­ни­сти­че­ских дик­та­тур (или коло­ни­аль­ных режи­мов, как в Гонконге), а также при помощи при­то­ков американо-​японских инвестиций.

Это момент, когда внут­рен­ний кри­зис китай­ского режима пере­се­ка­ется с затяж­ным кри­зи­сом гло­баль­ного капи­та­лизма. Если поль­зо­ваться тер­ми­но­ло­гией эко­но­ми­че­ского мейн­стрима, китай­ская дешё­вая рабо­чая сила могла предо­ста­вить «срав­ни­тель­ное пре­иму­ще­ство» на клю­че­вых эта­пах про­из­вод­ствен­ного про­цесса в лёг­кой про­мыш­лен­но­сти. Но этот взгляд отра­жает только часть кар­тины. Открытие Китая было нача­лом широ­ко­мас­штаб­ного про­цесса под­чи­не­ния китай­ского труда гло­баль­ному капи­талу, про­цесса, дви­жи­мого нарас­та­ю­щей потреб­но­стью экс­пор­ти­ро­вать товары пер­вой необ­хо­ди­мо­сти, а позже и капи­тал, из раз­ви­тых эко­но­мик, стра­да­ю­щих пере­про­из­вод­ством. Вслед за ран­ним раз­ви­тием капи­та­ли­сти­че­ского про­из­вод­ства в дру­гих восточ­но­ази­ат­ских стра­нах Китай смог предо­ста­вить огром­ные про­стран­ства для инве­сти­ций, а также обу­чен­ную и дешё­вую рабо­чую армию, бес­пре­це­дент­ную по своим раз­ме­рам. Трудовой ресурс, бро­шен­ный в гло­баль­ное капи­та­ли­сти­че­ское про­из­вод­ство, по своей чис­лен­но­сти почти рав­нялся сумме всех тру­до­вых ресур­сов раз­ви­тых стран6 . Более того, эта рабо­чая сила была про­дук­том соци­а­ли­сти­че­ского про­екта, поэтому зна­чи­тель­ная часть пер­во­на­чаль­ных издер­жек не сто­ила капи­та­ли­сти­че­ской системе ров­ным счё­том ничего. В то же время издержки, свя­зан­ные с её (рабо­чей силы) вос­про­из­вод­ством, можно было спих­нуть во внут­рен­ние рай­оны, где всё ещё гос­под­ство­вало нату­раль­ное хозяй­ство (по край­ней мере, на пер­вых порах). Таким обра­зом, огром­ная масса китай­ского рабо­чего насе­ле­ния помогла воз­ро­дить ста­рую, вос­хо­дя­щую к вре­ме­нам импе­рии Мин, мечту Запада о без­гра­нич­ном рынке, спо­соб­ном не только дви­гать капи­та­ли­сти­че­ское про­из­вод­ство, но и погло­щать рас­ту­щий изли­шек, обра­зу­ю­щийся в этом процессе.

Пытаясь выяс­нить при­роду обо­зна­чен­ных про­цес­сов, мы все­гда рис­куем при­пи­сать слиш­ком боль­шую роль пре­зи­ден­там, дирек­то­рам и мил­ли­ар­де­рам. Реальность, однако, такова, что реше­ния, при­ни­ма­е­мые за штур­ва­лом госу­дарств и кор­по­ра­ций, чаще всего явля­ются лишь ответ­ной реак­цией на те реаль­ные пре­делы, с кото­рыми стал­ки­ва­ются слож­ные политико-​экономические системы. «Правящий класс» — это лишь кодо­вое слово для неод­но­род­ной группы лиц, зани­ма­ю­щих руко­во­дя­щие пози­ции в этих цита­де­лях политико-​экономической вла­сти, для кото­рых сохра­не­ние статус-​кво явля­ется пер­во­сте­пен­ной зада­чей. Тем не менее, поло­же­ние этих лиц нахо­дится в пря­мой зави­си­мо­сти как от поже­ла­ний акци­о­не­ров (ради повы­ше­ния при­были), так и от тре­бо­ва­ний пра­вя­щих кру­гов (сохра­нить мини­маль­ный уро­вень ста­биль­но­сти и бла­го­со­сто­я­ния — тре­бо­ва­ние не столько того, чтобы поло­же­ние вещей стало лучше, сколько того, чтобы оно не ухуд­ши­лось слиш­ком быстро). За подоб­ными реше­ни­ями мы не обна­ру­жим какого-​то злого умысла. Более того, те, кто при­ни­мают подоб­ные реше­ния, вообще не спо­собны изме­нить эту систему или выйти за её рамки. Они при­ко­ваны к ней так же, как и мы, только вот при­ко­ваны они к её вершине.

Весь про­цесс, таким обра­зом, пред­став­ляет собой ско­рее после­до­ва­тель­ный ряд при­спо­соб­ле­ний, нежели некий заго­вор пра­вя­щего класса. Результаты этого про­цесса офор­ми­лись в про­цессе дли­тель­ного экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния, в ходе кото­рого раз­лич­ные фрак­ции пра­вя­щего класса пыта­лись раз­ре­шить про­блему нарас­та­ю­щего кри­зиса. Не спра­вив­шись с этой зада­чей, они усту­пили своё место новому поко­ле­нию лиде­ров с прин­ци­пи­ально новыми реше­ни­ями, кото­рые, в свою оче­редь, имели свои далеко иду­щие послед­ствия. Весь про­цесс пред­став­лял собой дли­тель­ный мета­мор­фоз, совер­шав­шийся в ответ на мест­ные про­яв­ле­ния гло­баль­ного пони­же­ния при­быль­но­сти. «Неолиберализм», таким обра­зом, явля­ется не пол­но­стью про­ду­ман­ной поли­ти­че­ской про­грам­мой, как счи­тают неко­то­рые авторы7 , но ско­рее лишь тер­ми­ном, обо­зна­ча­ю­щим рых­лый кон­сен­сус вокруг ряда локаль­ных реше­ний по поводу уре­гу­ли­ро­ва­ния кри­зиса, — реше­ний, кото­рые на тот момент, как каза­лось, рабо­тали. Тем не менее, про­дол­жи­тель­ный рост и уси­ли­ва­ю­ща­яся мили­та­ри­за­ция гос­ап­па­рата явля­лись симп­то­мами зна­чи­тель­ной шат­ко­сти такого кон­сен­суса, поскольку регу­ли­ро­ва­ние вечно рас­ту­щего, вечно откла­ды­ва­е­мого, однако вечно при­сут­ству­ю­щего кри­зиса с каж­дым годом ста­но­ви­лось всё более тяжё­лой зада­чей. Сегодня мы, нако­нец, достигли той точки, когда этот кон­сен­сус раз­ру­ша­ется на фоне ухуд­ше­ния состо­я­ния миро­вой тор­говли и рас­ту­щего попу­лизма. Но раз­ви­тие этого ухо­дя­щего ныне в про­шлое кон­сен­суса оста­ётся исто­ри­че­ским фоном для про­цесса под­чи­не­ния эко­но­мики Китая цик­лам гло­баль­ного накоп­ле­ния капитала.

В период, кото­рый мы рас­смат­ри­ваем ниже, гео­по­ли­тика играла клю­че­вую роль в сбли­же­нии двух кри­зи­сов. Более того, это был один из тех корот­ких момен­тов в китай­ской исто­рии, когда реше­ния отдель­ных лиде­ров (хотя и дей­ству­ю­щих в ответ на вызовы сво­его вре­мени) дей­стви­тельно изме­нили курс исто­рии на после­ду­ю­щие деся­ти­ле­тия. И если в дей­стви­тель­но­сти был момент, когда схо­дя­щийся кри­зис при­об­рёл ося­за­е­мые черты, то этот момент сле­дует отне­сти к собы­тиям погра­нич­ного кон­фликта на ост­рове Даманский в 1969 году. В нём было задей­ство­вано два­дцать пять диви­зий совет­ской армии (порядка 200 тысяч сол­дат), раз­вёр­ну­тых на китай­ской гра­нице. Эти собы­тия при­вели Китай и СССР на грань пол­но­мас­штаб­ной ядер­ной войны, и, даже несмотря на то, что войны уда­лось избе­жать, именно после этого инци­дента советско-​китайские отно­ше­ния были окон­ча­тельно разо­рваны, что поло­жило конец пяти­де­сяти годам сомни­тель­ной дипло­ма­тии между двумя круп­ней­шими дер­жа­вами в соци­а­ли­сти­че­ском блоке. В кон­тек­сте Холодной войны эти собы­тия также озна­ме­но­вали собой ран­ний пово­рот Китая в сто­рону Соединённых Штатов.

В про­ти­во­вес тем, кто счи­тает нача­лом эпохи реформ 1976 г., год смерти Мао Цзэдуна, а также тем, кто этим нача­лом счи­тает при­ход к вла­сти Дэн Сяопина в 1978 году, мы наста­и­ваем на том, что пово­рот к капи­та­лизму в дей­стви­тель­но­сти начался в 1969 году, в конце «корот­кой» Культурной рево­лю­ции, когда погра­нич­ный кон­фликт на ост­рове Даманский при­вёл к окон­ча­тель­ному раз­рыву отно­ше­ний с СССР и ини­ци­и­ро­вал начало нефор­маль­ного диа­лога с Соединёнными Штатами, за кото­рым уже в 1971 г. после­до­вал диа­лог офи­ци­аль­ный. Несмотря на то, что про­ве­де­ние реформ нача­лось только при Чжоу Эньлае и завер­ши­лись под руко­вод­ством Дэн Сяопина, важно пони­мать, что важ­ней­шие гео­по­ли­ти­че­ские реше­ния, кото­рые были при­няты ещё при жизни Мао, под­вели доста­точно широ­кую базу для тех дей­ствий, кото­рые были пред­при­няты пар­тий­ной вер­хуш­кой после его смерти. Будучи изна­чально эле­мен­том более гло­баль­ной поли­ти­че­ской стра­те­гии, наце­лен­ной на обре­те­ние пере­до­вых средств про­из­вод­ства для того, чтобы при­оста­но­вить эко­но­ми­че­скую стаг­на­цию про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима — частич­ное «откры­тие», дабы сохра­нить статус-​кво, — эти меры вызвали к жизни некон­тро­ли­ру­е­мый про­цесс, в ходе кото­рого эко­но­мика страны ста­но­ви­лась всё более зави­си­мой от поста­вок с миро­вого рынка (в основ­ном сель­ско­хо­зяй­ствен­ных средств про­из­вод­ства), что в даль­ней­шем при­вело к тре­бо­ва­ниям ещё боль­шей либе­ра­ли­за­ции. Несмотря на то, что подоб­ный поли­ти­че­ский манёвр быстро обра­тился в пол­но­мас­штаб­ную капи­ту­ля­цию перед гло­баль­ным рын­ком, поли­тика частич­ного откры­тия ухо­дила сво­ими кор­нями в соци­а­ли­сти­че­скую эпоху, к неод­но­крат­ным попыт­кам пра­ви­тель­ства пре­одо­леть огра­ни­че­ния пере­ход­ного режима.

Камень за камнем

Вслед за тем как регион пере­стра­и­вался под дав­ле­нием капи­тала, Китай начал пере­ори­ен­ти­ро­ваться на восток, на побе­ре­жье. Несмотря на то, что рыноч­ные реформы про­хо­дили в форме корот­ких цик­лов (2−4 года) экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ния и эко­но­мии, нам пред­став­ля­ется воз­мож­ным раз­де­лить этот период на три ста­дии при­мерно по десять лет. Ни в коем слу­чае они не были про­ду­ман­ными эта­пами какой-​то еди­ной стра­те­гии. Но завер­ша­ясь, каж­дая ста­дия вно­сила в систему всё новые эле­менты, под­тал­ки­вав­шие страну к про­дол­же­нию реформ. Первая ста­дия, с 1969-​го по 1978-​й, опре­де­ля­лась поли­ти­че­скими реше­ни­ями. Внутри это был период рас­ту­щего око­сте­не­ния. После кру­ше­ния «корот­кой» Культурной рево­лю­ции в 1969-​м про­из­вод­ство, рас­пре­де­ле­ние, а с ними и само обще­ство всё больше регу­ли­ро­ва­лись госу­дар­ством при помощи воен­ных сил. Кадровый состав в этот период вырос до небы­ва­лых раз­ме­ров, а эко­но­мика страны при­об­рела отчёт­ливо вое­ни­зи­ро­ван­ный харак­тер. Все эти изме­не­ния про­хо­дили в рам­ках т. н. стра­те­гии «Третьего фронта», направ­лен­ной на то, чтобы пере­не­сти про­мыш­лен­ность Китая в более защи­щён­ные гор­ные рай­оны. Это деся­ти­ле­тие было озна­ме­но­вано послед­ним «боль­шим рыв­ком» про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима. В то же время были пред­при­няты пер­вые попытки импор­ти­ро­вать обо­ру­до­ва­ние из капи­та­ли­сти­че­ских стран — этот про­цесс стал воз­мож­ным только бла­го­даря более зна­чи­тель­ным гео­по­ли­ти­че­ским сдви­гам, упо­мя­ну­тым ранее. Страна всё ещё сохра­няла черты соци­а­ли­сти­че­ского про­екта, но этот период стал вре­ме­нем поли­ти­че­ского откры­тия и пер­вых осто­рож­ных эко­но­ми­че­ских реформ. Тем не менее, если не счи­тать неболь­шого импорта в клю­че­вых отрас­лях, вза­и­мо­дей­ствие с гло­баль­ной капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­ми­кой по сути пока ещё не имело места.

Вторая ста­дия оха­рак­те­ри­зо­ва­лась рефор­мами наци­о­наль­ной эко­но­мики. Этот период может быть при­мерно дати­ро­ван от при­хода Дэн Сяопина к вла­сти в 1978-​м до собы­тий на пло­щади Тяньаньмэнь в 1989-​м. Главными вехами этих реформ можно назвать вве­де­ние системы ответ­ствен­но­сти домо­хо­зяйств в аграр­ной сфере, воз­рож­де­ние сель­ских рын­ков и вос­хож­де­ние сель­ских, посёл­ко­вых и дере­вен­ских пред­при­я­тий (乡镇企业) в каче­стве наи­бо­лее быстро рас­ту­щего сек­тора про­мыш­лен­но­сти. Внутренний рост всё ещё зна­чи­тельно пре­вы­шал внеш­нюю тор­говлю. Китай сохра­нил несколько слоёв изо­ля­ции от гло­баль­ного рынка, лока­ли­зи­руя пря­мые кон­такты в спе­ци­аль­ных эко­но­ми­че­ских зонах (СЭЗ), самой глав­ной из кото­рых был Шэньчжэнь, поскольку он играл роль буфера между мате­ри­ком и Гонконгом. В этот период у Китая не было своей фон­до­вой биржи, права соб­ствен­но­сти на мест­ные ком­па­нии зача­стую оста­ва­лись раз­мы­тыми, а ино­стран­ные права соб­ствен­но­сти всё ещё суще­ство­вали только в пре­де­лах СЭЗ — и даже там они были сильно огра­ни­чены. Гонконг был основ­ным источ­ни­ком пря­мых инве­сти­ций на про­тя­же­нии всего этого пери­ода. На него при­хо­ди­лось более поло­вины всех пря­мых ино­стран­ных инве­сти­ций за каж­дый год с 1979-​го по 1991-​й, и он обо­гнал в этом Японию с боль­шим отры­вом8 . Помимо пря­мых инве­сти­ций, зна­чи­тель­ная часть вло­же­ний в Гонконг состо­яла из кос­вен­ных инве­сти­ций с Тайваня и капи­тала, при­над­ле­жав­шего чле­нам китай­ской диас­поры за рубе­жом. Эти инве­сти­ции про­во­ди­лись через слож­ную финан­со­вую систему Гонконга, дабы избе­жать запре­ти­тель­ных мер со сто­роны пра­ви­тель­ства. Таким обра­зом, вто­рая ста­дия реформ про­хо­дила при актив­ном содей­ствии как ази­ат­ского капи­тала, так и капи­тала, извле­чён­ного из более широ­кого «Китайского мира» и зача­стую коор­ди­ни­ру­е­мого сетями, про­сти­рав­ши­мися за гра­ницу9 . Именно в этот период обрела свою окон­ча­тель­ную форму вер­хушка капи­та­ли­сти­че­ского класса, поскольку раз­рос­ши­еся сети капи­тала начали сли­ваться со ста­рым бюро­кра­ти­че­ским клас­сом, сумев­шим закре­питься у рыча­гов власти.

Третья ста­дия реформ дати­ру­ется при­мерно с 1990-​го до ран­них 2000-​х. Этот период отчёт­ливо харак­те­ри­зу­ется меж­ду­на­род­ным харак­те­ром вза­и­мо­от­но­ше­ний и может рас­смат­ри­ваться как окон­ча­тель­ный пере­ход к капи­та­лизму с точки зре­ния как инте­гри­ро­ва­ния в рынок, так и фор­ми­ро­ва­ния клас­сов, несмотря на остатки нату­раль­ного хозяй­ства в деревне10 . Подавление про­те­стов в 1989-​м закон­чи­лось выбо­роч­ным вклю­че­нием мятеж­ных сту­ден­тов в ряды пар­тии и отныне кон­тро­ли­ру­е­мого ею пра­вя­щего класса. Это было деся­ти­ле­тие, когда вер­хушка про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима начала дей­ство­вать как руко­во­дя­щий центр капи­та­ли­сти­че­ского класса в соот­вет­ствии с основ­ным инте­ре­сом капи­тала — непре­рыв­ным накоп­ле­нием. И это несмотря на пря­мое сли­я­ние этого пра­вя­щего класса с госу­дар­ством (по факту же — бла­го­даря ему). Этот период также озна­ме­но­вался пол­ной инте­гра­цией китай­ского про­из­вод­ства в систему гло­баль­ного капи­та­лизма. Последовавшие за рез­нёй на пло­щади Тяньаньмэнь девя­но­стые откры­лись всплес­ком инве­сти­ций из Японии, Тайваня и Республики Корея. Важную роль про­дол­жал играть и Гонконг. Первые фон­до­вые биржи были офи­ци­ально открыты в Шэньчжэне и Шанхае в 1990-​м11 . Несмотря на то, что пря­мое инве­сти­ро­ва­ние из Европы и США всё ещё состав­ляло лишь малую долю от общего числа инве­сти­ций, эко­но­мика Китая ста­но­ви­лась всё более экспортно-​ориентированной, а пункты назна­че­ния для её про­дук­ции всё чаще нахо­ди­лись на Западе. Множество этих сель­ских пред­при­я­тий, нахо­див­шихся в при­бреж­ной зоне, под­верг­лись серьёз­ной реор­га­ни­за­ции, чтобы как можно лучше обслу­жи­вать новые сто­и­мост­ные цепочки. Это, в свою оче­редь, при­вело к мас­со­вой волне инду­стри­а­ли­за­ции при­го­ро­дов, в про­цессе чего обра­зо­ва­лись рас­пол­за­ю­щи­еся китай­ские мега­по­лисы, кото­рые мы можем наблю­дать сегодня.

Этот период — как и вообще эра реформ — был отме­чен потро­ше­нием ста­рого соци­а­ли­сти­че­ского про­мыш­лен­ного пояса на северо-​востоке. Закрывались фаб­рики, про­во­ди­лись мас­со­вые уволь­не­ния. Вслед за рефор­мой сель­ского хозяй­ства, начи­ная с 1997 года, после­до­вало уни­что­же­ние системы «желез­ной миски риса», при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние про­мыш­лен­ных рабо­чих, питав­шихся зер­ном, быстро сошло на нет, а клас­со­вая струк­тура ста­рого режима была окон­ча­тельно раз­ру­шена. Правительство сумело осла­бить урон, нане­сён­ный рабо­чим рефор­мой, вре­менно уста­но­вив твёр­дые заку­поч­ные цены на зерно и пере­ло­жив часть груза реформ на плечи сель­ского насе­ле­ния, но это был лишь так­ти­че­ский ход, пред­при­ня­тый, дабы умень­шить риск бес­по­ряд­ков в горо­дах. В то же время мно­гие сель­ские пред­при­я­тия, воз­ник­шие в бед­ных рай­о­нах в 1980-​х, обанк­ро­ти­лись, после чего были при­ва­ти­зи­ро­ваны или про­сто закрыты госу­дар­ством в рам­ках более широ­кой волны лик­ви­да­ции фаб­рик. Сельские пред­при­я­тия, таким обра­зом, высту­пали в каче­стве пере­ход­ного звена, сыг­рав тем самым клю­че­вую роль в про­цессе рефор­ми­ро­ва­ния про­мыш­лен­ного сек­тора, поскольку при­ва­ти­за­ция этих пред­при­я­тий спо­соб­ство­вала росту рыноч­ной эко­но­мики в неко­то­рых сфе­рах и краху в дру­гих, что спо­соб­ство­вало фор­ми­ро­ва­нию зна­чи­тель­ных скоп­ле­ний резерв­ной рабо­чей силы в сель­ской мест­но­сти, кото­рая затем могла быть погло­щена про­из­вод­ствен­ными узлами побе­ре­жья. Потрошение «ржа­вого пояса» сопро­вож­да­лось зна­чи­тель­ной реструк­ту­ри­за­цией госу­дар­ствен­ных отрас­лей: пред­при­я­тия и отделы пла­ни­ро­ва­ния были объ­еди­нены в несколько боль­ших «кон­гло­ме­ра­тов» (集团). Эти «кон­гло­ме­раты» были спро­ек­ти­ро­ваны при под­держке запад­ных финан­со­вых кру­гов и про­фи­нан­си­ро­ваны путём пуб­лич­ного раз­ме­ще­ния акций (IPO) на миро­вых бир­жах. Предприятия, ещё оста­вав­ши­еся госу­дар­ствен­ными, вме­сте с пред­при­я­ти­ями из част­ного сек­тора всё чаще дей­ство­вали по логике капи­та­ли­сти­че­ских отно­ше­ний. В то же время окон­ча­тельно офор­ми­лась китай­ская рабо­чая сила — ком­би­на­ция из пролетариев-​переселенцев, запо­ло­нив­ших част­ные пред­при­я­тия восточ­ного побе­ре­жья, и новых про­ле­та­риев, нани­ма­е­мых c санк­ции буржуа-​бюрократов из КПК кон­гло­ме­ра­тами, финан­си­ру­е­мыми из-​за рубежа.

Мы можем (конечно же, при­мерно) назвать кон­цом этой финаль­ной ста­дии реформ 2001 год, когда Китай наконец-​то вошёл во Всемирную тор­го­вую орга­ни­за­цию, а заня­тость в обра­ба­ты­ва­ю­щей про­мыш­лен­но­сти из-​за оче­ред­ной реструк­ту­ри­за­ции достигла сво­его исто­ри­че­ского мини­мума (11% от чис­лен­но­сти рабо­чей силы), после чего новая волна экспортно-​ориентированного роста на восточ­ном побе­ре­жье вер­нула её на новую, уже в пол­ной мере капи­та­ли­сти­че­скую, высоту. Но пери­о­ди­за­ция все­гда харак­те­ри­зу­ется нерав­но­мер­ным харак­те­ром раз­ви­тия. Утверждая, что пере­ход к капи­та­лизму в Китае был завер­шён к пер­вым годам нового тыся­че­ле­тия, мы не хотим тем самым ска­зать, что капи­та­ли­сти­че­ские отно­ше­ния окон­ча­тельно про­никли во все сферы обще­ства. В деревне и неболь­ших внут­рен­них горо­дах пол­ный пере­ход всё ещё не был в пол­ной мере завер­шён к 2008-​му и даже позже. Мы выбрали 2001 год, хоть эта дата в неко­то­рой сте­пени и условна, поскольку он явля­ется доста­точно пока­за­тель­ным во всём ряде лет пере­хода к капи­та­лизму. Географически про­цесс этот был сосре­до­то­чен в круп­ней­ших при­бреж­ных горо­дах, но не огра­ни­чи­вался ими. Тем не менее, именно в ука­зан­ный период эти города стали цен­траль­ным зве­ном китай­ской эко­но­мики. Переход был завер­шён именно в эти годы, поскольку уни­что­же­ние системы «желез­ной миски риса» и зна­чи­тель­ный рост мигра­ции из деревни спо­соб­ство­вали окон­ча­тель­ному обра­зо­ва­нию нового класса про­ле­та­риев. Закончился период созре­ва­ния капи­та­лизма, и теперь, когда окон­ча­тельно сло­жился новый клас­со­вый состав китай­ского обще­ства, раз­вёр­ты­ва­ние капи­та­ли­сти­че­ских про­ти­во­ре­чий смогло полу­чить ход. Переход на боль­шей тер­ри­то­рии Китая ока­зался завер­шён, и рано или поздно при­бреж­ные города всё равно бы зата­щили даже самые упря­мые обла­сти страны на рынок. Попытка Китая осто­рожно зайти на орбиту капи­та­ли­сти­че­ского мира потер­пела неудачу, и рез­кое откры­тие эко­но­мики стало неминуемо.

Мы раз­де­лили этот мате­риал на четыре части, чере­дуя повест­во­ва­ние о внеш­них и внут­рен­них собы­тиях этих трёх деся­ти­ле­тий. Каждая часть охва­ты­вает опре­де­лён­ный период вре­мени без чёт­ких раз­гра­ни­че­ний между ними, чтобы чита­тель мог лучше сори­ен­ти­ро­ваться в тек­сте, однако мы часто делаем прыжки во вре­мени, дабы лучше осве­тить неко­то­рые общие тен­ден­ции. В целом же повест­во­ва­ние будет вестись в хро­но­ло­ги­че­ском порядке. В пер­вой части мы рас­смат­ри­ваем серию исто­ри­че­ских пре­це­ден­тов в реги­оне (начи­ная с XIX века), мед­лен­ное пере­ме­ще­ние капи­тала на Восток и кри­зисы, кото­рые ему спо­соб­ство­вали, закан­чи­вая вос­хож­де­нием Японии и эко­но­мик при­мкнув­ших к ней стран в 1970-​е. Во вто­рой части мы обра­ща­емся к внут­рен­ним про­бле­мам, ана­ли­зи­руя кри­зис про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима в 60-​х, затем иссле­дуем деся­ти­ле­тие око­сте­не­ния, реформ и ряда гео­по­ли­ти­че­ских кон­флик­тов. Затем мы дви­жемся через после­до­вав­ший этап частич­ных реформ 80-​х, когда рынок ещё только начал скла­ды­ваться. В тре­тьей части мы воз­вра­ща­емся к меж­ду­на­род­ной ситу­а­ции в конце 70-​х, иссле­дуя вос­хож­де­ние «бам­бу­ко­вой сети» капи­та­ли­стов, сумев­ших создать про­ти­во­вес геге­мо­нии Японии в реги­оне и завер­шить серию эко­но­ми­че­ских кри­зи­сов, спо­соб­ство­вав­ших вкли­ни­ва­нию мате­ри­ко­вого Китая в сердце про­из­вод­ствен­ных цепо­чек, закан­чи­вая пери­о­дом, сле­до­вав­шим за ази­ат­ским финан­со­вым кри­зи­сом 1997−1998 гг. Далее, в чет­вёр­той части, мы завер­шаем мате­риал, воз­вра­ща­ясь к обста­новке в самом Китае в послед­ние два деся­ти­ле­тия пере­хода к капи­та­лизму, и рас­смат­ри­ваем те циклы взлё­тов и паде­ний, кото­рые в конеч­ном счёте при­вели к опу­сто­ше­нию деревни, мас­со­вому пере­се­ле­нию в новые при­бреж­ные цен­тры про­из­вод­ства, потро­ше­нию ста­рых про­мыш­лен­ных рай­о­нов и скла­ды­ва­нию нового, капи­та­ли­сти­че­ского, клас­со­вого состава в начале 2000-х.

Материальная общность

В наши дни эпоха отшель­ни­че­ского соци­а­лизма канула в Лету. Все отшель­ники вер­ну­лись к крас­ной пыли города, а их уто­пии рас­па­лись и были инте­гри­ро­ваны в мате­ри­аль­ную общ­ность капи­тала. Но это также зна­чит, что суще­ству­ю­щая струк­тура гло­баль­ной капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­мики была сфор­ми­ро­вана под вли­я­нием погло­ще­ния им про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима. Дабы понять бли­жай­шее буду­щее капи­та­ли­сти­че­ского спо­соба про­из­вод­ства, нам, сле­до­ва­тельно, необ­хо­димо понять этот пере­ход­ный про­цесс. Особый инте­рес пред­став­ляют те эле­менты соци­а­ли­сти­че­ского режима, кото­рые про­шли про­цесс экзапта­ции в рам­ках пере­хода к капи­та­лизму. Термин «экзапта­ция», поза­им­ство­ван­ный из эво­лю­ци­он­ной био­ло­гии12 , обо­зна­чает про­цесс, когда у какого-​либо вида те или иные струк­туры, изна­чально при­спо­соб­лен­ные для одних целей (напр. перья, исполь­зо­вав­ши­еся для регу­ли­ро­ва­ния тем­пе­ра­туры) впо­след­ствии задей­ству­ются для того, чтобы слу­жить совер­шенно дру­гим целям (перья для полёта). Схожим обра­зом мно­гие осо­бен­но­сти про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима были задей­ство­ваны, дабы играть важ­ную роль в капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­мике. Учёт успеш­ного исполь­зо­ва­ния этих экзапти­ро­ван­ных меха­низ­мов помо­жет нам объ­яс­нить уди­ви­тель­ные темпы роста в капи­та­ли­сти­че­ский пере­ход­ный период, а также задать направ­ле­ние для пони­ма­ния того, как само капи­та­ли­сти­че­ское про­из­вод­ство про­хо­дит ряд эво­лю­ци­он­ных сту­пе­ней в ответ на про­дол­жи­тель­ный кризис.

Описывая внут­рен­ний кри­зис и после­до­вав­шие за ним реформы, мы уде­ляем про­цессу экзапта­ции цен­траль­ное место в нашем повест­во­ва­нии. Экзаптация этих черт, позже став­ших пре­дельно важ­ными для китай­ского капи­та­лизма, была в зна­чи­тель­ной сте­пени свя­зана с пере­ком­по­нов­кой клас­со­вого состава Китая на капи­та­ли­сти­че­ский манер. Внизу это пред­по­ла­гало исполь­зо­ва­ние системы hùkǒu (реги­стра­ции права на житель­ство) для того, чтобы создать попу­ля­цию сель­ских переселенцев-​пролетариев, кото­рыми можно было бы нашпи­го­вать стре­ми­тельно раз­ви­ва­ю­щи­еся про­мыш­лен­ные пред­при­я­тия восточ­ного побе­ре­жья. Точно так же кол­лек­тив­ное хозяй­ство сохра­ни­лось в виде системы ответ­ствен­но­сти домо­хо­зяйств до тех пор, пока права на землю окон­ча­тельно не вошли в обо­рот в 2008-​м. Подобный манёвр сильно облег­чил пра­ви­тель­ству про­ве­де­ние рыноч­ных реформ на селе. Вверху все эти про­цессы были сопря­жены с опри­хо­до­ва­нием соци­а­ли­сти­че­ской пар­тий­ной системы; этот про­цесс харак­те­ри­зо­вался сли­я­нием поли­ти­че­ских и про­фес­си­о­наль­ных элит в еди­ный пра­вя­щий класс, тесно свя­зан­ный с КПК, и закон­чился наплы­вом пред­при­ни­ма­те­лей в пар­тию в конце 90-х.

Рядом с этими изме­не­ни­ями имела место дру­гая клю­че­вая экзапта­ция — в про­мыш­лен­ной сфере. В то время как в госу­дар­ствен­ном сек­торе про­ис­хо­дила реструк­ту­ри­за­ция, мно­гие пред­при­я­тия в таких клю­че­вых сфе­рах про­мыш­лен­но­сти, как метал­лур­ги­че­ская, гор­но­до­бы­ва­ю­щая и энер­ге­ти­че­ская, так и не были окон­ча­тельно при­ва­ти­зи­ро­ваны. Вместо этого госу­дар­ствен­ная соб­ствен­ность была экзапти­ро­вана, и новые кон­гло­ме­раты были пере­обо­ру­до­ваны и река­пи­та­ли­зи­ро­ваны, дабы оста­ваться кон­ку­рен­то­спо­соб­ными на меж­ду­на­род­ном рынке. В то же время эти кон­гло­ме­раты сохра­няли поли­ти­че­скую лояль­ность пар­тии, став­шей теперь руко­во­дя­щим орга­ном капи­та­ли­сти­че­ского класса. Несмотря на то, что пред­ста­ви­тели ста­рого рабо­чего класса посте­пенно выхо­дили на пен­сию или про­ле­та­ри­зи­ро­ва­лись, а мно­гие малень­кие или нерен­та­бель­ные пред­при­я­тия просто-​напросто закры­ва­лись, гос­пред­при­я­тия в конеч­ном счёте сыг­рали клю­че­вую роль на позд­них эта­пах пере­хода. Сегодня эти пред­при­я­тия имеют нема­ло­важ­ное зна­че­ние для миро­вой экс­пан­сии китай­ской эко­но­мики. В то же время они явля­ются местами, в кото­рых одно­вре­менно схо­дится мно­же­ство кри­зи­сов: рас­ту­щий долг, пере­про­из­вод­ство и эко­ло­ги­че­ские ката­строфы вытес­ня­ются за пре­делы част­ного сек­тора и кон­цен­три­ру­ются на участ­ках, более-​менее под­кон­троль­ных правительству.

Это исто­рия о том, как мно­гие черты отшель­ни­че­ского соци­а­лизма Китая стали фун­да­мен­таль­ными ком­по­нен­тами его кос­мо­по­ли­ти­че­ского капи­та­лизма. Анализ соци­а­ли­сти­че­ской эпохи, предо­став­лен­ный нами в работе «Сорго и сталь», явля­ется недо­ста­точ­ным, поскольку рас­смат­ри­ва­е­мый период ни в коем слу­чае не про­ис­хо­дил в ваку­уме. Отшельник вер­нулся из леса, но теперь, по про­ше­ствии вре­мени, можно с уве­рен­но­стью ска­зать, что уход этот нико­гда не носил абсо­лют­ного харак­тера. В обще­стве капи­тала не может быть ника­кого насто­я­щего отшель­ни­че­ского коро­лев­ства. Всё окру­жено капи­та­ли­сти­че­ским накоп­ле­нием — этой крас­ной пылью живых мерт­ве­цов, и все, кто пыта­ется сбе­жать, в конце кон­цов воз­вра­ща­ются к нему. Будущему ком­му­ни­сти­че­скому про­екту, таким обра­зом, не найти спа­се­ния в отшель­ни­че­стве. В этой части нашей эко­но­ми­че­ской исто­рии мы пыта­емся лучше понять совре­мен­ное обще­ство в надежде на то, что такое пони­ма­ние помо­жет нам покон­чить с ним раз и навсегда.

Азиатско-​Тихоокеанский регион. Мировая обстановка с 1870-​х по 1980-е

Обзор. Окружение

Дабы пол­но­стью понять схо­дя­щи­еся кри­зисы, в резуль­тате кото­рых Китай был инкор­по­ри­ро­ван в капи­та­ли­сти­че­скую систему, нам нужно соста­вить себе чёт­кое пред­став­ле­ние как об общих тен­ден­циях гло­баль­ного капи­та­лизма, так и о тео­ре­ти­че­ских нара­бот­ках на тему того, как сле­дует пони­мать обо­зна­чен­ный пере­ход. В пер­вой части мы акцен­ти­руем вни­ма­ние на мас­штабе этой исто­рии и рас­смат­ри­ваем общее раз­ви­тие капи­та­лизма в Восточной Азии. В то же время мы зна­ко­мим чита­теля с неко­то­рыми клю­че­выми поня­ти­ями, име­ю­щими реша­ю­щее зна­че­ние для нашего повест­во­ва­ния, поскольку они свя­заны с цен­траль­ными про­ти­во­ре­чи­ями, с необ­хо­ди­мо­стью при­су­щими капи­та­ли­сти­че­скому спо­собу производства.

Общее поло­же­ние дел можно оха­рак­те­ри­зо­вать сле­ду­ю­щим обра­зом: воз­мож­ность пере­хода к капи­та­лизму при дина­стии Цин была задав­лена быст­рым раз­ви­тием капи­та­лизма в Японии — глав­ном кон­ку­ренте в реги­оне в конце XIX века. В резуль­тате обра­зо­вался регион, поде­лён­ный между тор­го­выми полу­ан­кла­вами, с пре­об­ла­да­нием евро­пей­ского капи­тала и быстро инду­стри­а­ли­зи­ру­ю­щи­мися коло­ни­ями Японской импе­рии. Первая миро­вая война только уси­лила наме­тив­шу­юся тен­ден­цию, что в даль­ней­шем при­вело к битве за Тихоокеанский регион между Японской импе­рией и вос­хо­дя­щим геге­мо­ном в лице США. Несмотря на пора­же­ние Японии, начи­на­ю­ща­яся Холодная война обес­пе­чила даль­ней­шее раз­ви­тие япон­ского про­мыш­лен­ного про­екта, теперь, правда, под кры­лыш­ком аме­ри­кан­ской воен­щины. В резуль­тате всего этого был зало­жен фун­да­мент для оче­ред­ного этапа стре­ми­тель­ной меж­ду­на­род­ной экс­пан­сии. Эта экс­пан­сия обрела мате­ри­аль­ную форму в Тихоокеанском территориально-​производственном ком­плексе, в кото­ром всё боль­шую роль играли новые логи­сти­че­ские тех­но­ло­гии, самой важ­ной из кото­рых было кольцо кон­тей­нер­ных пор­тов и при­ле­га­ю­щих к ним инду­стри­аль­ных узлов.

Поскольку наше вни­ма­ние в этом раз­деле заост­рено на дол­го­сроч­ных тен­ден­циях капи­та­ли­сти­че­ской системы, норма при­были и её отно­ше­ние к кри­зи­сам будет играть здесь глав­ную роль. Мы не зани­маем одно­знач­ных, жёст­ких пози­ций по вопро­сам, каса­ю­щимся нормы при­были: как лучше всего её изме­рять, насколько силь­ной явля­ется её тен­ден­ция к пони­же­нию, каковы отно­ше­ния между мик­ро­эко­но­ми­че­скими про­цес­сами, свя­зан­ными с функ­ци­о­ни­ро­ва­нием отдель­ных ком­па­ний, и мак­ро­уров­не­выми тен­ден­ци­ями в норме при­были. Вместо этого мы делаем упор на самых базо­вых тео­ре­ти­че­ских поня­тиях. Как уже было неод­но­кратно эмпи­ри­че­ски дока­зано, норма при­были имеет тен­ден­цию со вре­ме­нем умень­шаться (дви­же­ние это вол­но­об­разно). Особенно под­чёр­ки­ва­лось её паде­ние в про­из­вод­ствен­ном сек­торе эко­но­мики — паде­ние, кото­рое неод­но­кратно вызы­вало кри­зисы. Стоит пом­нить и о неко­то­рых про­ти­во­дей­ству­ю­щих при­чи­нах, таких как рас­ши­ре­ние рын­ков и поиск новых источ­ни­ков рабо­чей силы, кото­рые могут быть под­вер­жены сверх­экс­плу­а­та­ции, — это явле­ние часто обо­зна­ча­ется как «про­стран­ствен­ная при­вязка» (spatial fix).

Эта про­стран­ствен­ная при­вязка при­во­дит к появ­ле­нию новых территориально-​производственных ком­плек­сов. Так как абстракт­ная логика капи­тала все­гда раз­во­ра­чи­ва­ется в реаль­ном мире, она неиз­бежно раз­во­ра­чи­ва­ется про­стран­ственно. Под дав­ле­нием, кото­рое ока­зы­вает паде­ние нормы при­были, фор­ми­ру­ются отдель­ные блоки основ­ного капи­тала. В более широ­ком мас­штабе это дви­же­ние часто при­ни­мает форму меж­на­ци­о­наль­ного сопер­ни­че­ства, поскольку новые эко­но­ми­че­ские игроки, не обре­ме­нён­ные ста­рыми поме­ще­ни­ями и обо­ру­до­ва­нием, могут исполь­зо­вать самую луч­шую тех­нику, чтобы бро­сить вызов про­мыш­лен­ни­кам дру­гих стран. Это, в свою оче­редь, при­во­дит к уста­ре­ва­нию заво­дов и машин «ста­рой гвар­дии» и, сле­до­ва­тельно, к паде­нию уровня её дохо­дов, что вле­чёт за собой локаль­ные кри­зисы, часто про­яв­ля­ю­щи­еся в виде тор­го­вых войн между бло­ками, даже несмотря на часто про­дол­жа­ю­щу­юся гло­баль­ную экс­пан­сию. Но те же самые про­цессы про­ис­хо­дят на более локаль­ном уровне: внутри самих стран новые территориально-​производственные ком­плексы меняют эко­но­ми­че­скую гео­гра­фию реги­она в соот­вет­ствии с тре­бо­ва­ни­ями капи­тала. Этот про­цесс часто при­во­дит к мас­со­вой мигра­ции в клю­че­вые цен­тры дея­тель­но­сти, узлы и кори­доры. Тем не менее, когда такие ком­плексы уста­ре­вают, они быстро пре­вра­ща­ются в «ржа­вые пояса», а их в корне бес­че­ло­веч­ная при­рода ста­но­вится ещё более наглядной.

Восхождение Японии и «ази­ат­ских тиг­ров» (Гонконга, Сингапура, Тайваня и Республики Корея) было не столько про­дук­том вза­и­мо­вы­год­ного сотруд­ни­че­ства, сколько резуль­та­том кри­зиса, войн и коло­ни­за­ции. Ниже мы иссле­дуем их исто­рию, осве­щая то, как вос­хож­де­ние стран Азиатско-​Тихоокеанского реги­она было свя­зано с паде­нием при­быль­но­сти и посте­пен­ным пере­ме­ще­нием капи­тала на восток, пере­ме­ще­нием, созда­ю­щим вдоль своих гра­ниц новые тер­ри­то­ри­аль­ные ком­плексы и остав­ля­ю­щим на своём пути выпо­тро­шен­ные «ржа­вые пояса». Именно этот про­цесс «окру­же­ния» и после­до­вав­ших за этим кри­зи­сов открыл окно, сквозь кото­рое око­сте­нев­ший китай­ский про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ский режим смог попасть в маня­щий мир капитала.

Неудавшийся переход

Китай начал мед­лен­ный и нерав­но­мер­ный пере­ход к капи­та­лизму в период позд­ней Цин. Процесс этот был отме­чен низ­ким уров­нем инду­стри­а­ли­за­ции и про­дол­жи­тель­ной поли­ти­че­ской неста­биль­но­стью. Эта пер­вая попытка пере­хода при­вела в даль­ней­шем к поли­ти­че­скому кол­лапсу, граж­дан­ской войне и росту рево­лю­ци­он­ного дви­же­ния, кото­рое затем офор­ми­лось в соци­а­ли­сти­че­ский про­ект, тем самым при­оста­но­вив погло­ще­ние реги­она капи­та­ли­сти­че­ским рын­ком. Несмотря на неудач­ный исход, этот пер­вый период пере­хода необ­ра­тимо изме­нил мигра­ци­он­ную струк­туру, тор­го­вые марш­руты и про­мыш­лен­ную гео­гра­фию реги­она, высво­бо­див такую инер­ци­он­ную силу, кото­рую не смог сдер­жать даже про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ский режим. Этот период (дати­ру­е­мый от позд­ней Цин до рес­пуб­ли­кан­ской эры и япон­ской окку­па­ции) оста­вил после себя глу­боко раз­дроб­лен­ную струк­туру про­мыш­лен­но­сти, спо­соб­ствуя мно­же­ству пери­о­ди­че­ских кри­зи­сов, кото­рые в даль­ней­шем тер­зали про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ский режим13 . В каком-​то смысле эта инер­ци­он­ная сила пере­жила и сам этот режим. Когда в начале 70-​х начался вто­рой период пере­хода к капи­та­лизму, Китай стал сви­де­те­лем воз­рож­де­ния мно­гих ста­рых про­мыш­лен­ных кла­сте­ров, тор­го­вых марш­ру­тов и сетей мигра­ции, опре­де­ляв­ших пер­вый период веком ранее.

Этот пер­вый пере­ход­ный период опре­де­лялся как отно­си­тельно новыми исто­ри­че­скими собы­ти­ями, так и более ста­рыми тор­го­выми струк­ту­рами в реги­оне. Южная бере­го­вая линия очень долго играла важ­ную роль в реги­о­наль­ной тор­говле, и после упадка Шёлкового пути (и паде­ния дина­стии Тан в 907 г. н. э.) при­бреж­ная тор­говля заняла доми­ни­ру­ю­щее поло­же­ние в дока­пи­та­ли­сти­че­ских тор­го­вых отно­ше­ниях. В период прав­ле­ния каж­дой дина­стии, однако, суще­ство­вали и про­ти­во­дей­ству­ю­щие тен­ден­ции, помо­гав­шие осла­бить силу нарас­та­ю­щей тор­говли14 . Постоянная угроза того, что эти полу­ле­галь­ные тор­го­вые сети пре­вра­тятся в неза­ви­си­мые пират­ские флоты, все­гда нави­сала над дина­сти­ями китай­ских импе­ра­то­ров. В период Цин (1644−1912) эта угроза обрела форму борьбы про­тив мань­чжур­ских заво­е­ва­те­лей. Эта борьба велась под пред­во­ди­тель­ством пре­дан­ного дина­стии Мин Чжэн Чэнгуна (также извест­ного на Западе как Коксинга), бежав­шего в море, когда армии Цин вторг­лись в Фуцзянь. Чжэн сверг­нул гол­ланд­ское прав­ле­ние на Формозе (Тайвань), пре­вра­тив ост­ров в базу для сво­его повстан­че­ского флота. В ответ пра­ви­тель­ство Цин не только запре­тило всю мор­скую тор­говлю (поста­вив, таким обра­зом, бо́льшую часть меж­ду­на­род­ной тор­говли вне закона), но и опу­сто­шило при­бреж­ную линию, высы­лая насе­ле­ние в глубь страны и уни­что­жая опу­стев­шие деревни, дабы отре­зать Чжэна от про­до­воль­ствен­ных поста­вок15

Когда вос­ста­ние Чжэна было подав­лено (с захва­том Тайваня в 1663 году), при­бреж­ная зона была посте­пенно засе­лена, а судо­ход­ство — вос­ста­нов­лено. Это при­вело к откры­тию мате­ри­ко­вого рынка для зарож­да­ю­щихся евро­пей­ских тор­го­вых сетей, и этот про­цесс вскоре начал при­ни­мать отчёт­ливо капи­та­ли­сти­че­ский харак­тер16 . В годы рас­цвета дина­стии мате­ри­ко­вый Китай не только вёл сба­лан­си­ро­ван­ную тор­говлю с Западом, экс­пор­ти­руя чай, фар­фор, шёлк и раз­лич­ные ману­фак­тур­ные изде­лия, но также зани­мал цен­траль­ное место в реги­о­наль­ной тор­говле, и даже изо­ля­ци­о­нист­ская Япония зави­села от импорта сырья из Цин17 . Но со вре­ме­нем госу­дар­ство стало более насто­ро­женно отно­ситься к тор­говле, испы­ты­вая страх перед рас­ту­щими воз­мож­но­стями купе­че­ства, веро­ят­но­стью нового вос­ста­ния и рас­ту­щей силой евро­пей­цев. Администрация решила вве­сти жёст­кую моно­по­лию на клю­че­вые товары и огра­ни­чила меж­ду­на­род­ную тор­говлю несколь­кими тамо­жен­ными пор­тами. Этот курс достиг сво­его пика с вве­де­нием кан­тон­ской системы, дей­ство­вав­шей с 1757 по 1842 гг., когда вся меж­ду­на­род­ная тор­говля велась через один порт с при­мы­ка­ю­щими к нему склад­скими поме­ще­ни­ями («три­на­дца­тью фаб­ри­ками») в Кантоне (Гуанчжоу). Система эта была уни­что­жена только после совер­шенно бес­це­ре­мон­ного втор­же­ния евро­пей­цев, стре­мив­шихся напря­мую выйти на рынок мате­ри­ко­вого Китая. Результатом этих втор­же­ний, самые дра­ма­тич­ные из кото­рых вошли в исто­рию под назва­нием «Опиумные войны» (1838−1842 и 1856−1860), стало заклю­че­ние нерав­ных дого­во­ров между Цин и евро­пей­скими дер­жа­вами. Одним из пунк­тов этих согла­ше­ний явля­лось воз­об­нов­ле­ние тор­говли через несколько «дого­вор­ных пор­тов», раз­бро­сан­ных вдоль бере­го­вой линии18 .

Всё более частые воен­ные пора­же­ния вкупе с внут­рен­ними вос­ста­ни­ями со вре­ме­нем свели Цин в могилу. Волны бежен­цев с мате­рика были бро­шены для удо­вле­тво­ре­ния всё силь­нее рас­ту­щих аппе­ти­тов ран­ней капи­та­ли­сти­че­ской про­мыш­лен­но­сти (осо­бенно это каса­ется Америки). В то же время внут­рен­ние тру­до­вые ресурсы (а также сырьё и земля) всё силь­нее при­вле­кали евро­пей­ских коло­ни­стов и сосед­ние госу­дар­ства. В круп­ней­ших при­бреж­ных горо­дах были осно­ваны новые про­мыш­лен­ные рай­оны. Особую роль в этом про­цессе играли Шанхай и Гуанчжоу. Медленно вли­ва­ясь в гло­баль­ную сеть капи­тала, такие города де-​факто ста­но­ви­лись авто­ном­ными от Цин обра­зо­ва­ни­ями. Именно эти города и стали цен­трами про­дол­жи­тель­ной модер­ни­за­ции как при мили­та­ри­стах, так и при рес­пуб­лике. В то же время часть тер­ри­то­рии Шаньдуна по факту была пере­дана нем­цам, финан­си­ро­вав­шим мно­же­ство новых про­мыш­лен­ных пред­при­я­тий по всему миру. Ранняя капи­та­ли­сти­че­ская инфра­струк­тура в реги­оне, таким обра­зом, по боль­шей части нахо­ди­лась в руках ино­стран­цев, а при­бреж­ные города были по сути своей высоко интер­на­ци­о­на­ли­зи­ро­ван­ными коло­ни­ями, свя­зан­ными с сетью внут­рен­них про­из­водств. Доминирующее поло­же­ние в этих «коло­ниях» зани­мали евро­пей­ский и япон­ский капи­талы: рядом с чрез­вы­чайно при­быль­ной тор­гов­лей опи­умом «к 1907 году 84% пере­во­зок, 34% хлоп­ко­пря­де­ния и 100% про­из­вод­ства нахо­ди­лись в руках ино­стран­цев. Европейцы кон­тро­ли­ро­вали даже самые жиз­ненно важ­ные отрасли, вла­дея не менее чем 93% желез­ных дорог»19 . Даже несколько круп­ных внут­рен­них про­мыш­лен­ных кон­гло­ме­ра­тов, таких как Hanyeping Coal и Iron Company, пол­но­стью зави­сели от немецко-​японского импорта обо­ру­до­ва­ния и капи­тала20

К меж­во­ен­ному пери­оду Шанхай стал цен­тром как тор­го­вого капи­тала, так и ран­него рабо­чего дви­же­ния, а Гуанчжоу (также извест­ный как «крас­ный Кантон») нена­много отста­вал от него. Но без свя­зу­ю­щей силы силь­ного наци­о­наль­ного госу­дар­ства эти ран­ние цен­тры пере­хода к капи­та­лизму ста­но­ви­лись вот­чи­нами ино­стран­ного капи­тала или исклю­чи­тельно пара­зи­ти­че­ского класса наци­о­наль­ных капи­та­ли­стов, дей­ству­ю­щих в каче­стве посред­ни­ков и суб­под­ряд­чи­ков для евро­пей­ских и япон­ских фирм. Неудавшийся пере­ход к капи­та­лизму на мате­рике, таким обра­зом, был не только резуль­та­том уду­ша­ю­щей поли­тики Цин, но и про­дук­том капи­та­ли­сти­че­ского раз­ви­тия в Европе, дав­ших начало эпохе импе­ри­а­лизма. Проводниками этой эпохи стали жесто­чай­шие режимы гра­бежа и экс­плу­а­та­ции, рас­ки­нув­ши­еся по всему Тихоокеанскому реги­ону. Совершенно звер­ский харак­тер таких режи­мов спро­во­ци­ро­вал ряд анти­им­пе­ри­а­ли­сти­че­ских вос­ста­ний, кото­рые на время засто­по­рили пере­ход к капи­та­лизму на мате­рике. Тем не менее, насле­дие этого пер­вого неудав­ше­гося пере­хода в даль­ней­шем повли­яло на харак­тер и гео­гра­фию вто­рого пере­хода, после­до­вав­шего за эпо­хой социализма.

Создавая Восточную Азию

В Японии, напро­тив, дав­ле­ние евро­пей­ских дер­жав при­вело не к поли­ти­че­скому кол­лапсу, а к Реставрации Мэйдзи (1868−1912), поло­жив­шей начало пол­но­мас­штаб­ному пере­ходу к капи­та­лизму, вклю­чая уско­рен­ную инду­стри­а­ли­за­цию и осу­ществ­ле­ние широ­ких поли­ти­че­ских и соци­аль­ных реформ21 . Успех реформ там стал оче­ви­ден после победы Японии в японо-​китайской войне (1894−1895). Эта война, кото­рая велась за гос­под­ство над Корейским полу­ост­ро­вом (на тот момент — госу­дар­ство, нахо­дя­ще­еся в дан­ни­че­ской зави­си­мо­сти от Цин), про­ти­во­по­ста­вила неболь­шую, но модер­ни­зи­ро­ван­ную япон­скую армию воен­ным силам дина­стии, кото­рая на про­тя­же­нии сто­ле­тий явля­лась геге­мо­ном в реги­оне. На тот момент мно­гие про­ро­чили Японии ско­рое пора­же­ние. Но самая пере­до­вая воен­ная сила Цин, Бэйянская армия, не могла про­ти­во­сто­ять захват­чи­кам, сумев­шим при­брать к рукам не только Корейский полу­ост­ров, но и Ляодунский, про­тя­нув свои щупальца глу­боко в Маньчжурию, родину пра­вя­щей дина­стии. Под конец войны Цин была вынуж­дена усту­пить своё вли­я­ние в Корее и пере­дать япон­цам Тайвань, несмотря на силь­ней­шее мест­ное сопро­тив­ле­ние. Япония захва­тила ост­ров в 1895 г., после чего на про­тя­же­нии несколь­ких лет вела войну про­тив пар­ти­зан­ских отря­дов, подав­ляя целый ряд вос­ста­ний в начале XX века.

Победа в Корее и втор­же­ния в Маньчжурию были вос­при­няты сосед­ними импе­ри­а­ли­сти­че­скими дер­жа­вами, Россией и Германией (послед­няя кон­тро­ли­ро­вала Циндао непо­да­лёку), как пря­мая угроза их инте­ре­сам в реги­оне. На тот момент Япония заняла при­ми­ри­тель­ную пози­цию, усту­пив Ляодунский полу­ост­ров, при­няв уча­стие в обра­зо­ва­нии фор­мально неза­ви­си­мой Корейской импе­рии и ока­зав запад­ным стра­нам актив­ную под­держку при подав­ле­нии Ихэтуаньского (Боксёрского) вос­ста­ния в 1900 году. Но рас­ту­щая напря­жён­ность вскоре выли­лась в русско-​японскую войну (1904−1905), закон­чив­шу­юся ещё одной неожи­дан­ной побе­дой япон­цев, на этот раз — над одной из круп­ней­ших импе­ри­а­ли­сти­че­ских дер­жав. Мирный дого­вор, заклю­чён­ный с рус­скими, был, однако, всё равно направ­лен на уми­ро­тво­ре­ние про­тив­ника. Никаких зна­чи­тель­ных тер­ри­то­рий Японии пере­дано не было, и России не при­шлось пла­тить каких-​то серьёз­ных репа­ра­ций. Это спро­во­ци­ро­вало широ­кие наци­о­на­ли­сти­че­ские про­те­сты в Японии, сиг­на­ли­зи­руя не только о широ­кой оппо­зи­ции запад­ному коло­ни­а­лизму в реги­оне, но и о сли­я­нии этого анти­ко­ло­ни­а­лизма с соб­ствен­ным импе­ри­а­ли­сти­че­ским про­ек­том Японии. 

Несмотря на то, что Япония не предъ­яв­ляла откры­тых коло­ни­аль­ных пре­тен­зий на Корею или Маньчжурию, Корея пози­ци­о­ни­ро­ва­лась как «про­тек­то­рат», и вскоре на её тер­ри­то­рии была сфор­ми­ро­вана полу­ав­то­ном­ная Квантунская армия. Вскоре она стала эффек­тив­ным инстру­мен­том для того, чтобы вме­ши­ваться во внут­рен­нюю поли­тику реги­она, не при­бе­гая к откры­той интер­вен­ции. В то же время в Корее посте­пенно про­во­ди­лись реформы, кото­рые предо­став­ляли Японии всё больше и больше поли­ти­че­ской и эко­но­ми­че­ской вла­сти, пока нако­нец в 1910 г. тер­ри­то­рия не была аннек­си­ро­вана пол­но­стью. Нечто похо­жее про­ис­хо­дило и в Маньчжурии: за ростом эко­но­ми­че­ского вли­я­ния после­до­вало несколько воен­ных интер­вен­ций про­тив мест­ных клик. Вторжение 1931 г. закон­чи­лось уста­нов­ле­нием мари­о­не­точ­ного пра­ви­тель­ства Маньчжоу-го. 

В Японии всё это сопро­вож­да­лось быст­рым ростом мили­та­рист­ских настро­е­ний, отра­зив­шихся в кон­цеп­ции «Великой восточ­но­ази­ат­ской сферы сопро­цве­та­ния», кото­рая должна была быть орга­ни­зо­вана в стро­гой этни­че­ской иерар­хии, во главе с Японией и под пред­во­ди­тель­ством «расы Ямато». Несмотря на то, что эти пред­став­ле­ния ухо­дили кор­нями в само­быт­ные тео­рии рас, широко рас­про­стра­нён­ные в Восточной Азии, явле­ние япон­ского импе­ри­а­лизма нельзя све­сти к его куль­тур­ным ком­по­нен­там, так же как его сущ­ность нельзя выве­сти из авто­ри­тар­ного харак­тера пере­жит­ков «фео­даль­ного» класса Японии22 . Японская импе­рия ни в коем слу­чае не была оче­ред­ным изда­нием ста­рых дан­ни­че­ских госу­дарств, кото­рые так долго гос­под­ство­вали в реги­оне. Напротив, она опре­де­лённо явля­лась резуль­та­том пере­хода к капи­та­лизму в рам­ках Реставрации Мэйдзи, схо­жим с тем, что мы видели на Западе. В тече­ние несколь­ких деся­ти­ле­тий капи­та­ли­сти­че­ское раз­ви­тие в Японии при­вело к пере­на­сы­ще­нию наци­о­наль­ного рынка, росту гос­ап­па­рата и доми­ни­ро­ва­нию в эко­но­мике четы­рёх круп­ных корпораций-​монополий — «дзай­бацу». Все эти эле­менты спо­соб­ство­вали осу­ществ­ле­нию воен­ной и эко­но­ми­че­ской экс­пан­сии по всем кано­нам импе­ри­а­лизма. Как в Германии и Италии, япон­ский мили­та­ризм и импер­ская экс­пан­сия были резуль­та­тами капи­та­ли­сти­че­ского кри­зиса и ослаб­ле­ния поли­ти­че­ской геге­мо­нии Британской империи.

В новой реги­о­наль­ной иерар­хии япон­ский капи­тал (всё более срас­та­ю­щийся с госу­дар­ством) был дви­жу­щей силой, сто­яв­шей за тер­ри­то­ри­аль­ной экс­пан­сией, стро­и­тель­ством круп­ных инфра­струк­тур­ных про­ек­тов и финан­си­ро­ва­нием коор­ди­ни­ро­ван­ного про­цесса инду­стри­а­ли­за­ции. Первые коло­нии на Тайване, в Корее и в Маньчжурии стали наи­бо­лее пред­по­чти­тель­ными местами для такого инве­сти­ро­ва­ния, в то время как пери­фе­рий­ные страны Юго-​Восточной Азии и отдель­ные части Китая рас­смат­ри­ва­лись в каче­стве под­чи­нён­ных государств-​марионеток, кото­рые должны были предо­став­лять новые рынки сбыта и постав­лять в мет­ро­по­лию необ­хо­ди­мое сырьё (напри­мер, нефть из Индонезии и сель­ско­хо­зяй­ствен­ную про­дук­цию с Филиппин). Значительное сокра­ще­ние гло­баль­ной тор­говли, при­шед­шее с Великой депрес­сией, ещё более сти­му­ли­ро­вало импе­ри­а­ли­сти­че­скую экс­пан­сию, поскольку уси­ли­ва­ю­ща­яся поли­тика про­тек­ци­о­низма отре́зала Японию от аль­тер­на­тив­ных источ­ни­ков сырье­вых това­ров23 . В раз­гар этого общего упадка тор­говля между стра­нами сфор­ми­ро­ван­ной Японией «зоны иены», коло­ни­ями и раз­лич­ными мари­о­не­точ­ными режи­мами, а также более сла­быми стра­нами «Великой восточ­но­ази­ат­ской сферы сопро­цве­та­ния» воз­росла в разы24 . Если в 1895 г. экс­порт с Тайваня в Японию состав­лял 20% от всего экс­порта, то к концу 1930-​х этот пока­за­тель вырос до 88%25 . Межрегиональная тор­говля была орга­ни­зо­вана по прин­ципу высо­кой цен­тра­ли­за­ции, где Япония зани­мала цен­траль­ное место, в то время как коло­ниям и ниже­сто­я­щим тор­го­вым парт­нё­рам пред­ла­га­лось спе­ци­а­ли­зи­ро­ваться в узких отрас­лях про­из­вод­ства в соот­вет­ствии с япон­скими инте­ре­сами. Ведение тор­говли напря­мую с дру­гими стра­нами не поощ­ря­лось. Следование прин­ци­пам воз­на­граж­да­лось инфра­струк­тур­ными инвестициями.

Иерархия эта была постро­ена в соот­вет­ствии как с расо­выми харак­те­ри­сти­ками, так и с гео­гра­фией реги­она, но глав­ной мерой этни­че­ской чистоты была куль­тур­ная бли­зость с Японией. Лженаучные тео­рии расы и наци­о­наль­но­сти, таким обра­зом, отра­жали мате­ри­аль­ные раз­ли­чия между тер­ри­то­ри­ями, кото­рые до недав­него вре­мени, несмотря на раз­ли­чия в куль­туре, оста­ва­лись при­мерно на одном уровне раз­ви­тия. Представив «Восточную Азию» как иерар­хи­че­ски орга­ни­зо­ван­ный расово-​культурный кон­ти­нуум, объ­еди­нён­ный заим­ство­ва­нием китай­ской системы письма и неокон­фу­ци­ан­скими пред­став­ле­ни­ями о древ­но­сти, япон­ский импер­ский про­ект создал из новых зве­ньев капи­та­ли­сти­че­ского про­из­вод­ства узна­ва­е­мый ныне регион26 . Несмотря на про­вал импер­ского про­екта, этот ран­ний япон­ский экс­пан­си­о­низм пре­успел в созда­нии нового цен­тра тяже­сти для гло­баль­ного капи­тала. С самого начала этот центр осно­вы­вался на отно­ше­ниях нерав­ного обмена между ост­ро­вами архи­пе­лага и при­бреж­ными стра­нами Тихого оке­ана. Во время Холодной войны этот центр тяже­сти ста­нет засло­ном про­тив рас­про­стра­не­ния ком­му­низма. Позднее капи­та­ли­сти­че­ская часть Восточной Азии посте­пенно окру­жила про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ский режим и начала при­тя­ги­вать его к цик­лам накоп­ле­ния, облег­чив тем самым пере­ход Китая к капитализму.

Тотальные войны

Восхождение уль­тра­пра­вых в Японии было след­ствием отчёт­ливо капи­та­ли­сти­че­ской дина­мики, харак­тер кото­рой опре­де­лялся общим кри­зи­сом при­быль­но­сти. Японская эко­но­мика про­шла бес­пре­це­дент­ный бум в позд­ние 1910-​е за счёт того, что удо­вле­тво­ряла рыноч­ный спрос Запада и уве­ли­чи­вала своё вли­я­ние в реги­оне, остав­лен­ном евро­пей­скими импе­ри­ями, ослаб­лен­ными вой­ной. С 1914 по 1919 гг. реаль­ный ВНП рос в сред­нем на 6,2% в год, хотя такими же тем­пами росла и инфля­ция. Но за этим ран­ним бумом после­до­вал такой же ран­ний кри­зис. Рост стал замед­ляться в 20-​е, а затем после­до­вал обвал во время финан­со­вого кри­зиса Сёва 1927-​го27 . Для изме­ре­ния нормы при­были в Японии за этот период исполь­зо­ва­лись раз­лич­ные методы28 , но все они демон­стри­руют рез­кое паде­ние в 20-​х, за кото­рым сле­до­вали даль­ней­шее паде­ние29 или стаг­на­ция30 . Отношение инве­сти­ций к ВНП также падает в эти годы: с мак­си­маль­ного зна­че­ния, достиг­ну­того в начале 20-​х, до пери­ода стаг­на­ции в тече­ние сле­ду­ю­щего деся­ти­ле­тия с рез­ким паде­нием во время депрес­сии Сёва, вызван­ной миро­вым кри­зи­сом в 1930 г.31

Но, поскольку Япония столк­ну­лась с кри­зи­сом чуть раньше дру­гих стран, ещё в конце 20-​х пра­ви­тель­ство повело курс на зна­чи­тель­ные финан­со­вые реформы, кото­рые спо­соб­ство­вали более быст­рому оздо­ров­ле­нию эко­но­мики после депрес­сии Сёва. Банки были кон­со­ли­ди­ро­ваны, а пра­ви­тель­ство встало на путь уси­лен­ного сти­му­ли­ро­ва­ния эко­но­мики за счёт госу­дар­ствен­ных рас­хо­дов. Депрессия Сёва, вызван­ная как миро­вым эко­но­ми­че­ским кол­лап­сом, так и несвое­вре­мен­ным воз­вра­ще­нием Японии к золо­тому стан­дарту, про­шла тяжело, но быстро. Уже зимой 1931 г. в Японии начали про­во­дить поли­тику, кото­рую позже назвали поли­ти­кой Такахаси. Это была поли­тика кон­тро­ли­ру­е­мого обес­це­ни­ва­ния денеж­ной массы и госу­дар­ствен­ных рас­хо­дов по кейн­си­ан­скому типу. Проводилась она под руко­вод­ством мини­стра финан­сов Такахаси Корэкиё. Бюджетное сти­му­ли­ро­ва­ние соче­та­лось с «рас­щеп­ле­нием» золо­того стан­дарта (сна­чала был отказ от золо­того стан­дарта, а затем ста­би­ли­за­ция деваль­ва­ции через при­вязку обмен­ного курса к фунту стер­лин­гов), что поз­во­лило повы­сить кон­ку­рен­то­спо­соб­ность бла­го­даря пони­жен­ному курсу иены, а также обес­пе­чить фор­ми­ро­ва­ние «зоны иены» в Восточной Азии. В период с 1932 по 1936 гг., когда поли­тика Такахаси рабо­тала на пол­ную катушку, рост ВНП снова под­нялся до 6,1% в год, почти как во вре­мена преды­ду­щего бума; инфля­ция же была гораздо уме­рен­нее32 . Отношение инве­сти­ций к ВНП вос­ста­но­ви­лось в тече­ние 30-​х, вер­нув­шись к пико­вому докри­зис­ному уровню к концу деся­ти­ле­тия33

Но несмотря на то, что кейн­си­ан­ская поли­тика поз­во­лила эко­но­мике пре­одо­леть самый тяжё­лый период кри­зиса путём уве­ли­че­ния инве­сти­ций, уси­ле­ния госу­дар­ствен­ного сек­тора эко­но­мики и ста­би­ли­за­ции иены (в то время как она оста­ва­лась кон­ку­рен­то­спо­соб­ной), эффект, кото­рый имела эта поли­тика на норму при­были, был гораздо сла­бее34 . Это, а также всё более рас­ту­щая зави­си­мость фирм от госу­дар­ствен­ных рас­хо­дов, гово­рило о том, что япон­ская эко­но­мика 30-​х так и не сумела до конца пре­одо­леть кри­зис. Ответом на эту про­блему стала экс­пан­си­о­нист­ская про­грамма, схо­жая с тогда ещё пред­сто­яв­шими про­грам­мами Германии, Италии и, чуть позже, США. Падение при­были могло быть ком­пен­си­ро­вано лишь нара­щи­ва­нием гос­ап­па­рата, про­тек­ци­о­нист­скими мерами, а также уси­ле­нием (и, де-​факто, уве­ли­че­нием необ­хо­ди­мо­сти) роста армии и сти­му­ля­ции коло­ни­аль­ной экс­пан­сии. Так кейн­си­ан­ская эпоха Такахаси взрас­тила кро­во­жад­ный мили­та­ризм позд­ней Империи. Когда в 1935 г., боясь вызвать без­удерж­ную инфля­цию, министр финан­сов решил сокра­тить госу­дар­ствен­ные рас­ходы, он вызвал беше­ный гнев уси­лив­шейся воен­щины и вскоре был убит чле­нами «Кодохи» («Фракции импе­ра­тор­ского пути») во время путча моло­дых офи­це­ров. Несмотря на пора­же­ние, попытка пере­во­рота при­вела к тому, что воен­ным было пере­дано больше вла­сти, а пра­ви­тель­ство отка­за­лось от попы­ток уре́зать воен­ный бюд­жет. Это поло­жило начало эпохе военно-​командной эко­но­мики, кото­рая сопро­вож­да­лась про­дол­жи­тель­ным ростом ВНП, но также и ростом инфля­ции35 .

Огромные моно­по­лии дзай­бацу сохра­няли свою власть на про­тя­же­нии всего кри­зиса, кроме того, несколько новых дзай­бацу выросли на почве ново­при­об­ре­тён­ных коло­ний. Экономическое нера­вен­ство достигло непо­мер­ных раз­ме­ров, в то время как воору­жён­ные силы в гла­зах мно­гих стали един­ствен­ным спа­се­нием от раз­гула круп­ных финан­си­стов. Правые настро­е­ния захва­ты­вали обще­ство. «Кодоха», несмотря на своё фор­маль­ное отстра­не­ние от дел после 1936 г., открыто высту­пала за уста­нов­ле­ние фашист­ского режима, при кото­ром демо­кра­тия была бы уни­что­жена, кор­рум­пи­ро­ван­ные бюро­краты и жад­ные капи­та­ли­сты дзай­бацу — стёрты с лица земли, а госу­дар­ство встало бы под непо­сред­ствен­ное управ­ле­ние импе­ра­тора. Их поли­тика осно­вы­ва­лась на мифи­че­ских пред­став­ле­ниях о воз­вра­ще­нии к есте­ствен­ной иерар­хии дока­пи­та­ли­сти­че­ской Японии, поэтому они, есте­ственно, были также и ярыми анти­ком­му­ни­стами, высту­пав­шими за немед­лен­ное напа­де­ние на Советский Союз36 . Менее ради­каль­ная коа­ли­ция, сфор­ми­ро­ван­ная про­тив «Кодохи», назы­ва­лась «Тосэйха» («Фракция кон­троля»). Она при­зы­вала к более осто­рож­ной поли­тике по отно­ше­нию к СССР и высту­пала за сотруд­ни­че­ство с дзай­бацу, но в осталь­ном была по сущ­но­сти такой же фашист­ской груп­пи­ров­кой. После уни­что­же­ния «Кодохи» в 1936 г. воен­ное управ­ле­ние было пере­дано «Тосэйхе».

Большинство умов во главе пра­вя­щей фрак­ции (теперь уже не имев­шей кон­ку­рен­тов на поли­ти­че­ской арене) были после­до­ва­тель­ными сто­рон­ни­ками тео­рии тоталь­ной войны, кон­цеп­ции цен­тра­ли­зо­ван­ного эко­но­ми­че­ского и воен­ного пла­ни­ро­ва­ния по образу и подо­бию Германии, а также при­зы­вали к про­дол­же­нию воен­ной экс­пан­сии в Китае и далее37 . Эти тео­ре­тики уже очень долго сотруд­ни­чали с груп­пой реформаторов-​бюрократов под пред­во­ди­тель­ством Киси Нобусукэ, хозяй­ствен­ного руко­во­ди­теля Маньчжоу-​го и после­до­ва­тель­ного сто­рон­ника фашист­ских тео­рий Икки Кита. Именно в среде этих реформаторов-​бюрократов и мили­та­ри­стов роди­лась эко­но­ми­че­ская про­грамма япон­ского импе­ри­а­лизма («Великая восточ­но­ази­ат­ская сфера сопро­цве­та­ния»). Экспериментирование с про­мыш­лен­ным раз­ви­тием и орга­ни­за­цией хозяй­ствен­ной дея­тель­но­сти в стра­нах «Сферы сопро­цве­та­ния» при­ни­мало самые раз­лич­ные формы, от госу­дар­ствен­ной команд­ной эко­но­мики в Маньчжурии до более сво­бод­ных (для инве­сти­ро­ва­ния со сто­роны дзай­бацу, конечно же) режи­мов в мет­ро­по­лии и пери­фе­рий­ных коло­ниях. Тем не менее, все эти модели были объ­еди­нены общей верой в раз­рас­та­ю­ще­еся тота­ли­тар­ное госу­дар­ство, сто­я­щее у штур­вала коло­ни­аль­ной экс­пан­сии38 .

Каждая из про­грамм раз­ви­тия, осу­ществ­ляв­шихся Японией, имела про­дол­жи­тель­ный эффект на регион в целом. В «Сорго и стали» мы иссле­до­вали, как круп­ные воен­ные фирмы в Маньчжурии спо­соб­ство­вали фор­ми­ро­ва­нию ран­ней струк­туры про­мыш­лен­но­сти про­то­со­ци­а­ли­сти­че­ского режима. Но именно реформаторы-​бюрократы под руко­вод­ством Киси, дей­ство­вав­шие в соот­вет­ствии с прин­ци­пами «Тосэйхи», сыг­рали клю­че­вую роль в созда­нии капи­та­ли­сти­че­ской Восточной Азии после войны. После корот­кого пери­ода после­во­ен­ного упадка под окку­па­цией США, с нача­лом Корейской войны эко­но­мика Японии стала вос­ста­нав­ли­ваться, поскольку поли­тика Штатов была направ­лена на актив­ное эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие реги­она с целью создать заслон про­тив рас­про­стра­не­ния ком­му­низма. Дабы гаран­ти­ро­вать этот эко­но­ми­че­ский рост, Соединённые Штаты вер­нули бразды прав­ле­ния мно­гим из тех, кто руко­во­дил стра­ной в период Империи, в том числе Киси, к тому вре­мени — обще­при­знан­ному воен­ному пре­ступ­нику39 . Выпущенный из тюрьмы, Киси при актив­ной под­держке США создал Либерально-​демократическую пар­тию. Он был избран премьер-​министром в 1957 г., после чего неод­но­кратно полу­чал деньги на пред­вы­бор­ные кам­па­нии от ЦРУ, зару­чив­шись под­держ­кой пре­зи­дента США Эйзенхауэра40 . В каче­стве пер­вого япон­ского лидера, кото­рый пред­при­нял поездку в страны Юго-​Восточной Азии после войны, Киси высту­пил с широ­ким пла­ном раз­ви­тия реги­она. Основные идеи были, конечно, прямо поза­им­ство­ваны им из его виде­ния «Сферы сопро­цве­та­ния». При актив­ной под­держке США он и его тех­но­краты наконец-​то могли про­во­дить в жизнь свою ста­рую эко­но­ми­че­скую поли­тику под эги­дой нового анти­ком­му­ни­сти­че­ского блока, вед­шего уже совер­шенно дру­гую тоталь­ную войну41

Экспорт капитала на Восток

Соединённые Штаты также давно имели коло­ни­аль­ные инте­ресы в реги­оне, о чём сви­де­тель­ство­вали аннек­сия Гавайских ост­ро­вов и окку­па­ция Филиппин, обе — в конце 1890-​х. Эти инте­ресы подо­гре­ва­лись теми же эко­но­ми­че­скими при­чи­нами, кото­рые сто­яли за япон­ским коло­ни­аль­ным про­ек­том. Экономика, стагни­ро­вав­шая под дав­ле­нием тяже­ло­про­мыш­лен­ных моно­по­лий эпохи «позо­ло­чен­ного века», искала дешё­вые источ­ники при­род­ных ресур­сов и новые рынки. Полвека спу­стя (вслед за пора­же­нием Японии и вхож­де­нием Китая в соц­ла­герь) США сумели закре­питься в реги­оне. Но инте­ресы их пре­тер­пели корен­ные изме­не­ния. Частично это было свя­зано с новыми усло­ви­ями Холодной войны: про­граммы эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия счи­та­лись неотъ­ем­ле­мой частью более обшир­ной стра­те­гии сдер­жи­ва­ния соц­ла­геря. Другой же при­чи­ной этому было изме­не­ние орга­ни­че­ского стро­е­ния капи­тала. В США война при­вела к воз­рож­де­нию тяжё­лой про­мыш­лен­но­сти из пепла кри­зиса и стаг­на­ции, всплеску иссле­до­ва­ний и раз­ви­тия тех­но­ло­гий. В то же время именно война создала пере­да­точ­ные меха­низмы для того, чтобы сде­лать новые тех­но­ло­гии, накоп­лен­ные за послед­ние деся­ти­ле­тия, досто­я­нием широ­кой обще­ствен­но­сти, и обес­пе­чила эко­но­ми­че­скую ста­биль­ность, необ­хо­ди­мую для этого. Нововведения кос­ну­лись авиа­ци­он­ной про­мыш­лен­но­сти, неф­те­хи­мии, агро­хи­мии, элек­тро­энер­ге­тики и авто­мо­би­ле­стро­е­ния42 . Одновременно с этим логи­стику воен­ного вре­мени пере­во­дили на мир­ные рельсы. Создавались тор­го­вые связи, кото­рые вскоре стали глав­ной опо­рой эко­но­мики в реги­оне43

В то время как всё больше аме­ри­кан­ских фирм дви­га­лись вверх по про­из­вод­ствен­ной цепочке, испы­тав­шие бум воен­ного вре­мени отрасли, кото­рые зани­ма­лись про­из­вод­ством средств про­из­вод­ства, искали новые рынки для сбыта своей про­дук­ции, что резко кон­тра­сти­ро­вало с тра­ди­ци­он­ной поли­ти­кой экс­порта потре­би­тель­ских това­ров, гос­под­ство­вав­шей в тор­говле США с её тер­ри­то­ри­ями вне мет­ро­по­лии вроде Филиппин. Но, в то время как для экс­порта потре­би­тель­ских това­ров необ­хо­димо было лишь откры­тие внеш­них рын­ков, экс­порт средств про­из­вод­ства тре­бо­вал от при­ни­ма­ю­щей сто­роны сти­му­ли­ро­ва­ния круп­ных струк­тур­ных изме­не­ний. Таким обра­зом, США были напря­мую заин­те­ре­со­ваны (как в эко­но­ми­че­ском, так и в поли­ти­че­ском плане) в уста­нов­ле­нии дик­та­тор­ских режи­мов, кото­рые сле­дили бы за нор­маль­ным капи­та­ли­сти­че­ским раз­ви­тием в реги­оне. По тем же самым при­чи­нам США под­дер­жи­вали госу­дар­ства все­об­щего бла­го­ден­ствия в Европе в рам­ках плана Маршалла. Восстановительные работы при­несли с собой рез­кий эко­но­ми­че­ский ска­чок, создав­ший огром­ные рынки сбыта для аме­ри­кан­ской про­мыш­лен­но­сти, стра­дав­шей от пере­про­из­вод­ства в после­во­ен­ные годы. Столетия жесто­кой коло­ни­за­ции уже создали под­мостки для по-​настоящему гло­баль­ной капи­та­ли­сти­че­ской системы, и кро­пот­ли­вый труд по нара­щи­ва­нию импе­ри­а­ли­сти­че­ского вли­я­ния мог теперь быть све­дён к ком­би­на­ции рыноч­ных и военно-​полицейских механизмов.

В Восточной и Юго-​Восточной Азии новая модель про­из­вод­ства имела довольно чёт­кую иерар­хию. Теперь за штур­ва­лом сто­яли Штаты, но в конеч­ном счёте они вос­поль­зо­ва­лись теми же про­мыш­лен­ными узлами и тор­го­выми свя­зями, кото­рые были созданы Японской импе­рией (за выче­том тер­ри­то­рий, при­мкнув­ших к соц­ла­герю). Это было сопря­жено с нерав­но­мер­ным рас­пре­де­ле­нием инве­сти­ций по стра­нам, что при­вело к выстра­и­ва­нию свое­об­раз­ной стра­ти­фи­ка­ции, в кото­рой раз­лич­ные страны начали спе­ци­а­ли­зи­ро­ваться в той или иной сфере про­из­вод­ства в соот­вет­ствии с тор­го­выми запро­сами стран более высо­кого ранга. Если учи­ты­вать более раз­ви­тую про­мыш­лен­ность и злост­ный анти­ком­му­низм её истеб­лиш­мента, Япония была самым оче­вид­ным пре­тен­ден­том на инве­сти­ции с Запада и, сле­до­ва­тельно, на лидер­ство в новой реги­о­наль­ной иерар­хии — иерар­хии, в кото­рой она бы рас­пре­де­ляла финан­си­ро­ва­ние и насаж­дала свою поли­ти­че­скую модель дру­гим стра­нам региона. 

В то же время именно исход войны поз­во­лил Японии обно­вить её про­из­вод­ствен­ную базу. Утрата коло­ний и уни­что­же­ние армии даже сыг­рали в этом про­цессе поло­жи­тель­ную роль, осво­бо­див страну от доро­го­сто­я­щих пост­ко­ло­ни­аль­ных интер­вен­ций, пред­при­ня­тых Францией, Британией и США, в то же время поз­во­лив ей поль­зо­ваться пло­дами этих войн — новыми тех­но­ло­ги­ями и тор­го­выми свя­зями. Развитие судо­ход­ства было осо­бенно выгод­ным для ост­ров­ной нации и спо­соб­ство­вало стро­и­тель­ству новых про­мыш­лен­ных ком­плек­сов по всему тихо­оке­ан­скому побе­ре­жью. Потеря коло­ний — в осо­бен­но­сти Маньчжурии — озна­чала также, что зна­чи­тель­ная пор­ция основ­ного капи­тала была без­воз­вратно уте­ряна. В дол­го­сроч­ном плане это зна­чило, что япон­ские фирмы не воз­ла­гали ника­ких надежд на воз­мож­ные при­были от этих утра­чен­ных пред­при­я­тий и не несли больше ника­кой ответ­ствен­но­сти за под­дер­жа­ние стре­ми­тельно уста­ре­ва­ю­щих заво­дов в реги­оне. Парадоксально, но именно это поз­во­лило япон­ской эко­но­мике в самые сжа­тые сроки совер­шить неви­дан­ный тех­но­ло­ги­че­ский ска­чок в про­из­вод­стве и капи­таль­ном стро­и­тель­стве, в то время как США и подоб­ные им страны ста­но­ви­лись всё более обре­ме­нён­ными мас­сами уста­рев­шего основ­ного капи­тала, накоп­лен­ного за преды­ду­щие десятилетия.

Эпоха «тоталь­ной войны» оста­вила после себя массу сол­дат и рабо­чих, по боль­шей части гра­мот­ных и обла­дав­ших раз­лич­ными тех­ни­че­скими навы­ками. Из насе­ле­ния в 72 мил­ли­она в 1948 г. при 34,8 мил­ли­о­нах тру­до­устро­ен­ных 7,6 мил­ли­она состав­ляли демо­би­ли­зо­ван­ные сол­даты, 4 мил­ли­она — демо­би­ли­зо­ван­ные рабо­чие, заня­тые до этого в воен­ной про­мыш­лен­но­сти, и 1,5 мил­ли­она — японцы, вер­нув­ши­еся из-​за гра­ницы; резерв­ная армия труда насчи­ты­вала, таким обра­зом, 13,1 мил­ли­она чело­век, целых 18% от всего насе­ле­ния. В это время в стране про­во­ди­лись аграр­ные реформы, направ­лен­ные на повы­ше­ние про­из­во­ди­тель­но­сти в сель­ско­хо­зяй­ствен­ном сек­торе, в резуль­тате чего на про­тя­же­нии несколь­ких деся­ти­ле­тий резерв­ная армия труда попол­ня­лась посто­янно при­бы­ва­ю­щими пере­се­лен­цами из деревни. Но, вме­сто того чтобы вызвать рез­кий ска­чок без­ра­бо­тицы, эти реформы при­вели к росту нефор­маль­ной заня­то­сти и повсе­мест­ному рас­про­стра­не­нию неболь­ших сооб­ществ, создан­ных для того, чтобы добы­вать необ­хо­ди­мые сред­ства к суще­ство­ва­нию. В 1950 г. само­за­ня­тые, кре­стьяне и работ­ники семей­ных пред­при­я­тий состав­ляли около 60,6% рабо­чей силы Японии, в то время как фор­мально тру­до­устро­ен­ные — лишь 39,4%44 . Таким обра­зом, налицо было раз­рас­та­ние резерв­ной армии труда, кото­рую можно было исполь­зо­вать в каче­стве источ­ника дешё­вой рабо­чей силы, и именно этот избы­ток предо­ста­вил базу для буду­щего скачка япон­ской про­мыш­лен­но­сти. С 1951 по 1973 гг. «япон­ский ВВП неуклонно рос в сред­нем на 9,2% в год и в конеч­ном итоге вырос в 7 раз»45 . Именно этот про­цесс поро­дил дис­кус­сии о «япон­ском чуде», в ходе кото­рых, правда, часто игно­ри­ро­ва­лись те или иные струк­тур­ные осо­бен­но­сти, кото­рые лежали в основе такого «чудес­ного» роста.

В дей­стви­тель­но­сти рез­кий рост япон­ской эко­но­мики был обу­слов­лен не только удачно сло­жив­ши­мися обсто­я­тель­ствами в стране, но и непре­рыв­ным сти­му­ли­ро­ва­нием со сто­роны союз­ных Америке режи­мов. С нача­лом экс­плу­а­та­ции ближ­не­во­сточ­ных неф­тя­ных место­рож­де­ний и откры­тием при­ду­шен­ных вой­ной тор­го­вых путей цены на энер­го­ре­сурсы, как и на про­чие сырье­вые товары, рух­нули. В то же время из-​за начи­нав­шейся Холодной войны США были вынуж­дены зна­чи­тельно сокра­тить репа­ра­ци­он­ные тре­бо­ва­ния и вза­мен начать пред­ла­гать деньги на рекон­струк­цию. Но клю­че­вым момен­том в этом про­цессе стала Корейская война. Поскольку Япония была бли­жай­шим к линии фронта источ­ни­ком про­мыш­лен­ных това­ров, США дали начало спе­ци­аль­ной про­грамме заку­пок, про­су­ще­ство­вав­шей с 1950 по 1953 гг., запо­ло­нив тем самым япон­скую про­мыш­лен­ность зака­зами с опла­той по твёр­дым ценам. В 1952−1953 гг. товары по заку­поч­ным кон­трак­там соста­вили при­мерно 60−70% от всего экс­порта Японии, удвоив объ­ёмы про­из­вод­ства основ­ных япон­ских отрас­лей про­мыш­лен­но­сти в тече­ние одного года. Этот опыт дока­зал, что Япония смо­жет стать как эко­но­ми­че­ским лиде­ром в реги­оне, так и проч­ным поли­ти­че­ским парт­нё­ром в борьбе про­тив соц­ла­геря. Оккупация Японии фор­мально закон­чи­лась с заклю­че­нием Сан-​Францисского мир­ного дого­вора. Военный союз между двумя стра­нами был окон­ча­тельно закреп­лён японо-​американским дого­во­ром о без­опас­но­сти. При этом оба дого­вора были под­пи­саны в 1951 г., после вступ­ле­ния Китая в Корейскую войну и после­до­вав­шего за этим вывода войск ООН с полу­ост­рова46 .

После Корейской войны ста­рые эко­но­ми­че­ские силы в реги­оне начали отсту­пать на вто­рой план: объём меж­ду­на­род­ной тор­говли в 1955−1970 гг. в сред­нем рос всего на 7,6% в год. В резуль­тате для Японии откры­лись новые рынки сбыта. Полученная при­быль шла на закупку важ­ней­ших импорт­ных това­ров, вклю­чая как сырьё, так и пере­до­вое обо­ру­до­ва­ние из США. В то же время в рам­ках финан­со­вой и кредитно-​денежной системы, создан­ной на Бреттон-​Вудской кон­фе­рен­ции, дол­лар был при­вя­зан к иене по фик­си­ро­ван­ному валют­ному курсу, что спо­соб­ство­вало росту наци­о­наль­ной про­мыш­лен­но­сти в 1950-​х, сде­лав япон­скую обра­ба­ты­ва­ю­щую про­мыш­лен­ность неве­ро­ятно кон­ку­рен­то­спо­соб­ной на миро­вом рынке в начале 1960-​х, после того как импор­ти­ро­ван­ный ранее основ­ной капи­тал начал при­но­сить свои плоды в виде уве­ли­чи­ва­ю­щейся про­из­во­ди­тель­но­сти47 . В резуль­тате норма при­были япон­ской про­мыш­лен­но­сти за этот период взле­тела48 , достиг­нув ярко выра­жен­ного пика в конце 1960-​х в обра­ба­ты­ва­ю­щей про­мыш­лен­но­сти49

Одновременно с ростом меж­ду­на­род­ного спроса на япон­ские товары рос и наци­о­наль­ный рынок Японии. Это вызвало потре­би­тель­ский бум среди япон­ских рабо­чих (осо­бенно в среде высо­ко­опла­чи­ва­е­мых рабо­чих в клю­че­вых отрас­лях, поскольку они заво­е­вали гаран­тии пожиз­нен­ного найма в резуль­тате острой эко­но­ми­че­ской борьбы в конце 1940-​х). В то же время миро­вые рынки посте­пенно были запол­нены япон­ской про­дук­цией, начи­ная с тек­стиля и основ­ных видов сырья, закан­чи­вая обо­ру­до­ва­нием и элек­тро­ни­кой. Между 1957 и 1973 гг. доля япон­ского экс­порта про­мыш­лен­ных това­ров на всём рынке повы­си­лась с 5,5% до 11,5%, в то время как за период между 1956 и 1973 гг. част­ные внут­рен­ние инве­сти­ции в основ­ной капи­тал (здесь — заводы и обо­ру­до­ва­ние) росли в сред­нем на 22% в год. Финансировались они за счёт про­мыш­лен­ной при­были и быст­ро­рас­ту­щих лич­ных сбе­ре­же­ний, пере­на­прав­ля­е­мых через банки, кото­рые предо­став­ляли нуле­вые или отри­ца­тель­ные реаль­ные про­цент­ные ставки по депо­зи­там. Непрерывные госу­дар­ствен­ные рас­ходы на про­мыш­лен­ную инфра­струк­туру, таким обра­зом, сопро­вож­да­лись чрез­мер­ным кре­ди­то­ва­нием про­мыш­лен­ных фирм с целью создать усло­вия для доселе небы­ва­лого роста основ­ного капи­тала. Это был период, когда соот­но­ше­ние инве­сти­ций к ВНП в Японии достигло сво­его исто­ри­че­ского пика. И вало­вое накоп­ле­ние основ­ного капи­тала, и (осо­бенно) нежи­лищ­ные инве­сти­ции охва­ты­вали 12% ВНП в 1950 г. К тому вре­мени, когда соот­но­ше­ние достигло сво­его пика между 1970 и 1975 гг., вало­вое накоп­ле­ние основ­ного капи­тала состав­ляло почти 35% ВНП, в то время как нежи­лищ­ные инве­сти­ции состав­ляли чуть меньше 25%; ослаб­ле­ние связи между этими пока­за­те­лями гово­рило о том, что где-​то в глу­бине начал обра­зо­вы­ваться пузырь на рынке недви­жи­мо­сти, кото­рый позд­нее сыг­рает нема­ло­важ­ную роль в ката­стро­фи­че­ском кол­лапсе пер­вых «чудес­ных» эко­но­мик Азии50

Стагнация

Теоретики по-​разному назы­вали дол­гий период стаг­на­ции эко­но­ми­че­ского роста, охва­тив­шей страны капи­та­ли­сти­че­ского цен­тра после окон­ча­ния после­во­ен­ного бума51 . Некоторые, как япон­ский марк­сист Макото Ито, назы­вали его оче­ред­ной «Великой депрес­сией»52 . Другие, про­водя парал­лели с пер­вой «Великой депрес­сией» в 1873 г., исполь­зо­вали тер­мин «Долгая депрес­сия», под­чёр­ки­вая харак­тер­ный для этого пери­ода вялый рост эко­но­мики, а не пол­ный её крах53 . Многие же про­сто назы­вали его «про­дол­жи­тель­ной стаг­на­цией»54 или «дли­тель­ным спа­дом»55 . Вне зави­си­мо­сти от того, как назы­вать этот про­цесс, как рост ВВП, так и нормы при­были во мно­гих стра­нах Центра стали падать уже к сере­дине 1960-​х56 , в то время как норма при­были в про­мыш­лен­но­сти США достигла пика в сере­дине этого деся­ти­ле­тия57 . В Японии как обще­на­ци­о­наль­ная норма при­были, так и норма при­были в обра­ба­ты­ва­ю­щей сфере про­мыш­лен­но­сти достигли пика где-​то между сере­ди­ной 1960-​х58 и 1970 г.59

Замедление не уда­рило по эко­но­мике всех стран сразу, как не уда­рило оно по всем в оди­на­ко­вой сте­пени. Да и сам после­во­ен­ный бум носил отнюдь не рав­но­мер­ный харак­тер, с самого начала оста­вив страны с высо­ким ВВП отя­го­щён­ными мас­сами уста­ре­ва­ю­щего основ­ного капи­тала, пре­пят­ству­ю­щими инве­сти­ро­ва­нию на внут­рен­нем рынке. В то же время этот капи­тал не был настолько убы­точ­ным, чтобы от него можно было изба­виться с помо­щью мас­со­вых уволь­не­ний и закры­тий фаб­рик. В резуль­тате этого бо́льшая часть эко­но­ми­че­ского бума под­дер­жи­ва­лась за счёт роста в раз­ви­ва­ю­щихся стра­нах, вклю­чая вос­ста­но­ви­тель­ные работы в Европе и после­во­ен­ное раз­ви­тие Японии. Когда изна­чаль­ные пре­делы роста были достиг­нуты, стаг­на­цию, уже начав­шу­юся в круп­ней­ших стра­нах Центра, больше нельзя было ком­пен­си­ро­вать за счёт роста меж­ду­на­род­ной тор­говли. После этого как раз­ви­тые (ещё до войны), так и быв­шие раз­ви­ва­ю­щи­еся страны (теперь уже тоже став­шие раз­ви­тыми) не только столк­ну­лись с про­дол­жа­ю­щейся стаг­на­цией и паде­нием нормы при­были, но и ока­за­лись в обста­новке актив­ной борьбы за всё более сужа­ю­щу­юся долю гло­баль­ного накоп­ле­ния. Это при­вело к рас­ту­щей без­ра­бо­тице, бюд­жет­ным кри­зи­сам и необыч­ному явле­нию стаг­ф­ля­ции. Всё это усу­губ­ля­лось неф­тя­ным кри­зи­сом и уве­ли­че­нием рас­хо­дов на воору­жён­ные силы. 

На миро­вом уровне меж­ду­на­род­ная кон­ку­рен­ция про­яв­ля­лась в форме быстро меня­ю­щихся ста­дий «пороч­ного круга» рецес­сии. Теперь, когда рост замед­лился и та часть сто­и­мо­сти, кото­рая могла быть захва­чена эко­но­ми­ками раз­лич­ных стран, зна­чи­тельно умень­ши­лась, и этот «пороч­ный круг» всё чаще при­ни­мал форму анта­го­ни­сти­че­ских «тор­го­вых» или «валют­ных войн» между США и их кон­ку­рен­тами. Каждая ста­дия «круга», таким обра­зом, под­стё­ги­ва­лась гео­по­ли­ти­че­скими сдви­гами в меж­ду­на­род­ных валю­тах и тариф­ных систе­мах. В то же время общий харак­тер кон­ку­рен­ции опре­де­лялся откры­тием новых цен­тров тру­до­ём­кой про­мыш­лен­но­сти, каж­дый из кото­рых предо­став­лял крат­ко­сроч­ную про­стран­ствен­ную при­вязку к про­блеме низ­кой при­быль­но­сти, в то же время спо­соб­ствуя (в дол­го­сроч­ной пер­спек­тиве) появ­ле­нию на рынке новых игро­ков. Два года были осо­бенно важ­ными: 1971, поло­жив­ший начало отходу Соединённых Штатов от золо­того стан­дарта и Бреттон-​Вудской системы искус­ственно под­дер­жи­ва­е­мых валют­ных кур­сов, и 1985, год, когда было заклю­чено согла­ше­ние «Плаза», уве­ли­чив­шее сто­и­мость япон­ской иены и гер­ман­ской марки, одно­вре­менно деваль­ви­ро­вав дол­лар. Тем не менее, важно пом­нить о том, что стра­те­ги­че­ские реше­ния не могут по-​настоящему смяг­чать и, тем более, порож­дать кри­зисы капи­та­ли­сти­че­ской системы. Эти реше­ния могут лишь направ­лять их в то или иное русло или, в луч­шем слу­чае, отсро­чить их (тем самым уси­ли­вая мас­штаб кру­ше­ния, когда они всё-​таки про­изой­дут). Геополитика — слу­жанка капи­та­ли­сти­че­ской системы, но никак не её гос­пожа. Подобные реше­ния, таким обра­зом, ни в коей мере не поро­дили общий кри­зис, но именно они опре­де­лили суще­ствен­ные сдвиги в том, каким стра­нам при­дётся взять на себя основ­ной удар от него.

Конец Бреттон-​Вудской системы сде­лал обмен­ные курсы менее устой­чи­выми и на пер­вых порах пони­жен­ными в обла­сти кон­ку­рен­то­спо­соб­но­сти аме­ри­кан­ской про­мыш­лен­но­сти, спо­соб­ствуя экспортно-​ориентированному росту в дру­гих стра­нах в период 1970-​х. Это при­вело к сме­ще­нию тор­го­вого баланса Штатов, а также стре­ми­тель­ному росту инфля­ции и без­ра­бо­тицы, при­чём послед­няя достигла свыше 9% в 1982 и 1983 гг. Япония в это время встре­тила первую фазу кри­зиса круп­но­мас­штаб­ными госу­дар­ствен­ными рас­хо­дами и рас­ши­ре­нием экс­порта. Бюджетный дефи­цит США в конце 1970-​х и в начале 1980-​х, таким обра­зом, в зна­чи­тель­ной сте­пени опи­рался на поло­жи­тель­ное сальдо Японии, а рост госу­дар­ствен­ного и част­ного долга в США обес­пе­чи­вал рынок для япон­ских това­ров. Результатом этого стало «небы­ва­лое зре­лище того, как япон­ские финан­си­сты предо­став­ляли кре­диты, необ­хо­ди­мые пра­ви­тель­ству США, чтобы про­фи­нан­си­ро­вать дефи­цит бюд­жета, тем самым спо­соб­ствуя даль­ней­шему росту япон­ского экс­порта»60 . В США между 1980 и 1985 про­мыш­лен­ный экс­порт рух­нул, уве­ли­чи­ва­ясь лишь на 1% в год. Импорт за тот же период рос на 15% в год, а импорт из Японии вырос с 12,5% от всего импорта в 1980 г. до 22,2% в 1986 г.61 . Но, несмотря на это сти­му­ли­ро­ва­ние япон­ского экс­порта, норма при­были в про­мыш­лен­но­сти так больше и не достигла сво­его докри­зис­ного рекорда, вме­сто этого дойдя до более низ­кого мак­си­мума в сере­дине 1980-​х, перед тем как рух­нуть в позд­ние 1980-​е после под­пи­са­ния согла­ше­ния «Плаза»62 . В то же время общая норма при­были тоже так больше и не вос­ста­но­ви­лась, стагни­руя вплоть до сво­его сле­ду­ю­щего кру­того паде­ния в 1990-​х63

Положение дел в аме­ри­кан­ской про­мыш­лен­но­сти нена­долго улуч­ши­лось после заклю­че­ния согла­ше­ния «Плаза» в 1985, кото­рое уве­ли­чило сто­и­мость япон­ской иены и немец­кой марки, а также деваль­ви­ро­вало дол­лар. Промышленность США стала на время более кон­ку­рен­то­спо­соб­ной на миро­вом рынке, но новая система посе­яла хаос в дру­гих местах. В раз­гар общей стаг­на­ции миро­вая про­мыш­лен­ная тор­говля всё больше начи­нала напо­ми­нать игру с нуле­вой сум­мой, где выгоды одной страны дости­га­лись за счёт убыт­ков дру­гих64 . Годовое изме­не­ние ВВП Японии умень­ши­лось вдвое с 10,2% в 1960−1969 до 5,2% в 1970-​х и 4,6% в 1980-​х. Уровень без­ра­бо­тицы в Германии вырос с 0,8% в сред­нем в 1960-​х до 2,5% в 1970-​х, 5,8 % в 1980-​х и выше 8% в 1990-​х вслед за обще­ев­ро­пей­ской тен­ден­цией65 . В Японии уро­вень без­ра­бо­тицы оста­вался низ­ким как за счёт зани­же­ния ста­ти­стики, так и за счёт стре­ми­тель­ного роста сферы услуг, а также зна­чи­тель­ных рас­хо­дов, кото­рые брали на себя госу­дар­ство и круп­ные ком­па­нии, дабы сохра­нить рабо­чие места66 . Напротив, в США без­ра­бо­тица сокра­ти­лась в два раза — с 9% в 1982−1983 гг. до 5% в конце 1980-​х и 4% в конце 1990-​х67

Несмотря на то, что согла­ше­ние «Плаза» ни в коем слу­чае не вызвало кри­зис в Японии, оно отчёт­ливо дало понять, что страна всё-​таки не сумела избе­жать про­блемы пере­про­из­вод­ства, кото­рая при­вела к обвалу нормы при­были в начале 1970-​х. Проблему вновь попы­та­лись решить за счёт при­тока новых госу­дар­ствен­ных инве­сти­ций в уже и без того пере­на­сы­щен­ное инве­сти­ци­ями про­из­вод­ство. Существующие рынки пере­на­сы­ти­лись, поэтому экспортно-​ориентированный рост стал един­ствен­ным спо­со­бом вос­ста­но­вить при­быль­ность в про­мыш­лен­но­сти. Однако един­ствен­ным местом при­ло­же­ния избы­точ­ного капи­тала за пре­де­лами про­мыш­лен­ной сферы являлся спе­ку­ля­тив­ный рынок, быстро рас­ту­щий за счёт уве­ли­че­ния сомни­тель­ных финан­со­вых опе­ра­ций (дзай­теку) и кейн­си­ан­ских инфра­струк­тур­ных про­ек­тов. В то же время, дабы не дать при­бы­лям упасть ещё силь­нее, зар­платы были сокра­щены. Когда согла­ше­ние «Плаза» деваль­ви­ро­вало дол­лар в 1985 г., цена иены взле­тела, и экспортно-​ориентированное про­из­вод­ство Японии немало постра­дало. В то время как США пере­жи­вали недол­гое вос­ста­нов­ле­ние своей про­мыш­лен­но­сти, япон­ским фир­мам не оста­ва­лось ничего, кроме как направ­лять всё больше и больше праздно лежа­щего капи­тала в спе­ку­ля­ции «дзай­теку», парал­лельно вли­вая деньги в миро­вой рынок недви­жи­мо­сти и рас­ши­ряя про­из­вод­ство за гра­ни­цей, дабы исполь­зо­вать низ­кие обмен­ные курсы в дру­гих стра­нах Азии (мно­гие из кото­рых были при­вя­заны к дол­лару). Это при­вело к бес­пре­це­дент­ному росту на фон­до­вом рынке, при­току ино­стран­ного спе­ку­ля­тив­ного капи­тала в иену и обра­зо­ва­нию огром­ного пузыря в ценах на активы. Итогом этому стал окон­ча­тель­ный крах «чудес­ной» эко­но­мики во время кри­зиса начала 1990-​х, раз и навсе­гда поло­жив­ший конец всем надеж­дам эко­но­ми­стов68 на то, что Япония ока­жется вос­хо­дя­щим геге­мо­ном, каким-​то обра­зом невос­при­им­чи­вым к осно­во­по­ла­га­ю­щим зако­нам капи­та­ли­сти­че­ского про­из­вод­ства69 .

Летящие гуси

Несмотря на то, что вос­хож­де­нию япон­ской эко­но­мики в нема­лой сте­пени посо­дей­ство­вали Соединённые Штаты, а само это вос­хож­де­ние про­хо­дило при бла­го­при­ят­ной конъ­юнк­туре меж­ду­на­род­ной валют­ной системы, реги­о­наль­ный харак­тер этой экс­пан­сии в конеч­ном счёте опре­де­лялся ста­рыми моде­лями импер­ского про­екта. Как было отме­чено выше, реа­би­ли­ти­ро­ван­ный США воен­ный пре­ступ­ник Киси Нобусукэ, став премьер-​министром в 1957 г., совер­шил поездку по Юго-​Восточной Азии, закла­ды­вая основы того, что в буду­щем ста­нет Азиатским бан­ком раз­ви­тия. На тот момент он носился с пред­ло­же­нием (тогда не встре­тив­шим отклика) про­екта Азиатского фонда раз­ви­тия, смо­де­ли­ро­ван­ного по образцу Сферы сопро­цве­та­ния70 . В это же время Тайвань и Республика Корея сумели вос­поль­зо­ваться сред­ствами, полу­чен­ными от США, и про­мыш­лен­ной и финан­со­вой инфра­струк­ту­рой, остав­лен­ной япон­цами, дабы запу­стить свою соб­ствен­ную про­мыш­лен­ность. Обе страны ско­пи­ро­вали япон­скую модель раз­ви­тия. В Республике Корея объ­еди­нён­ными уси­ли­ями госу­дар­ства и круп­ных про­мыш­лен­ных кон­гло­ме­ра­тов на манер пер­вых «дзай­бацу» были созданы «чеболи». На Тайване стра­те­гия импор­то­за­ме­ще­ния дала тол­чок аграр­ным рефор­мам, а также поз­во­лила обес­пе­чить защиту наци­о­наль­ной про­мыш­лен­но­сти и начать импорт новой тех­ники, во мно­гом повто­ряя стра­те­гию раз­ви­тия Японии эпохи рестав­ра­ции Мэйдзи, а также её после­во­ен­ной эпохи.

Постепенно фразы о «япон­ском чуде» рас­про­стра­ни­лись на эко­но­мики четы­рёх восточ­но­ази­ат­ских «тиг­ров»: Республику Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур. Эти страны пред­став­ля­лись теперь в каче­стве «летя­щих гусей», где Япония летит во главе клина и пере­даёт тех­но­ло­гии и финан­си­ро­ва­ние ниже по цепи, обес­пе­чи­вая обо­ю­до­вы­год­ные воз­мож­но­сти бла­го­даря кас­каду срав­ни­тель­ных пре­иму­ществ: когда цена рабо­чей силы в одной сфере про­мыш­лен­но­сти дости­гает непо­мерно высо­ких раз­ме­ров, сфера эта может без остатка быть выве­зена в менее раз­ви­тую сосед­нюю страну вме­сте с самым пере­до­вым обо­ру­до­ва­нием и инфра­струк­ту­рой, финан­си­ру­е­мой госу­дар­ством71 . Развитие это, таким обра­зом, в зна­чи­тель­ной сте­пени было при­вя­зано к про­из­вод­ствен­ным цик­лам и рас­смат­ри­ва­лось как посте­пен­ная эво­лю­ция про­из­вод­ства, игра­ю­щая на руку обеим стра­нам. Политика импорта основ­ного капи­тала в Японию из США дала начало этому про­цессу, и к 1970-​м уже Япония пред­при­няла схо­жую попытку экс­порта капи­тала в эко­но­мики «тиг­ров», а к 1990-​м всё уже гово­рило о том, что схо­жее явле­ние имеет место в Юго-​Восточной Азии и даже мате­ри­ко­вом Китае. 

Модель «летя­щих гусей» не рас­смат­ри­вает эко­но­ми­че­ские кри­зисы в каче­стве важ­ной пере­мен­ной, если не счи­тать несколь­ких корот­ких рецес­сий, с необ­хо­ди­мо­стью сопро­вож­да­ю­щих круп­ные сдвиги в про­из­вод­ствен­ном цикле. Недостаточно учи­ты­вает она и вли­я­ние США, будь то непо­сред­ствен­ные инве­сти­ции (на воен­ные цели) или опо­сре­до­ван­ное вли­я­ние на тор­говлю (согла­ше­ние «Плаза») и поли­тику (под­держка анти­ком­му­ни­сти­че­ских дик­та­тур). В своём ана­лизе транс­фера тех­но­ло­гий модель в зна­чи­тель­ной сте­пени игно­ри­рует как выстро­ен­ные в реги­оне иерар­хии, так и суще­ство­вав­шие на тот момент мест­ные эко­но­ми­че­ские связи, кото­рые вообще поз­во­лили про­ве­сти этот транс­фер. И это неслу­чайно. Первоначально модель «летя­щих гусей» была сфор­му­ли­ро­вана япон­ским эко­но­ми­стом Канамэ Акамацу в 1930-​е, дабы попы­таться выстро­ить тео­рию миро­вой тор­говли в период рас­ту­щего про­тек­ци­о­низма и япон­ской экс­пан­сии72 . Несмотря на то, что в своё время эта кон­цеп­ция не нашла зна­чи­тель­ного отклика, она, тем не менее, была постро­ена в уни­сон с кон­цеп­цией «Сферы сопро­цве­та­ния», а сам Канамэ зани­мал ряд высо­ких постов в Бюро рас­сле­до­ва­ний Императорской армии (ответ­ствен­ном за ста­ти­стику и раз­ведку). После войны он был судим за воен­ные пре­ступ­ле­ния и при­знан неви­нов­ным, после чего в 1962 г. опуб­ли­ко­вал свою тео­рию в офи­ци­аль­ном жур­нале Института раз­ви­ва­ю­щихся эко­но­мик, кото­рый был создан по ини­ци­а­тиве япон­ского Министерства эко­но­мики, тор­говли и про­мыш­лен­но­сти73 . Концепция полу­чила самое широ­кое рас­про­стра­не­ние в среде япон­ских эко­но­ми­стов, где она была объ­еди­нена с новыми тео­ри­ями про­из­вод­ствен­ного цикла и пря­мых ино­стран­ных инве­сти­ций74 . По мере того как миро­вая тор­говля росла на фоне затяж­ного кри­зиса, тео­рия вскоре была взята на воору­же­ние эко­но­ми­че­ским мейн­стри­мом на Западе, предо­став­ляя идео­ло­ги­че­ское обос­но­ва­ние для поли­тики Всемирного банка и МВФ при под­держке США.

Во всей этой модели раз­ви­тия про­гля­ды­вает опре­де­лён­ная зако­но­мер­ность. Япония пред­при­няла первую попытку пря­мого инве­сти­ро­ва­ния в Тайвань в конце 1950-​х, по боль­шей части в сфере элек­тро­ники и маши­но­стро­е­ния, пере­жи­вав­ших бум в период заку­поч­ных про­грамм Корейской войны, но поте­ряла свой веду­щий рынок после окон­ча­ния войны75 . Второй раунд про­мыш­лен­ной реструк­ту­ри­за­ции по типу «сне­сти и постро­ить», теперь гораздо более зна­чи­тель­ный по своим мас­шта­бам, имел место в сере­дине 1960-​х и во время неф­тя­ного кри­зиса 1973 г. Начало этому про­цессу было поло­жено под­пи­са­нием Базового дого­вора об отно­ше­ниях между Японией и Кореей в 1965 г., кото­рое поз­во­лило не только уста­но­вить офи­ци­аль­ные эко­но­ми­че­ские отно­ше­ния между двумя стра­нами, но и обес­пе­чило Республику Корея рядом гран­тов и кре­ди­тов (на общую сумму 800 млн долл. США), направ­лен­ных на стро­и­тель­ство инфра­струк­туры и созда­ние Pohang Iron & Steel Company (ныне POSCO, один из круп­ней­ших про­из­во­ди­те­лей стали в мире76 ). Лёгкая про­мыш­лен­ность была выве­зена из Японии в Республику Корея, Тайвань, Гонконг и т. д., в то время как япон­ская эко­но­мика начала пере­ори­ен­ти­ро­ваться на тяжё­лую и хими­че­скую про­мыш­лен­ность (и снова при актив­ной под­держке США и Европы). Третья фаза реструк­ту­ри­за­ции после­до­вала за неф­тя­ным кри­зи­сом и общим паде­нием при­быль­но­сти в про­мыш­лен­но­сти. Тяжёлая про­мыш­лен­ность была выве­зена в новые страны Центра — Республику Корея и Тайвань. Японская эко­но­мика, в свою оче­редь, совер­шила зна­чи­тель­ный эко­но­ми­че­ский сдвиг, перейдя к про­из­вод­ству элек­тро­ники, транс­порта и точ­ному маши­но­стро­е­нию на экс­порт в США77

В резуль­тате этой тре­тьей фазы у Японии обра­зо­ва­лось поло­жи­тель­ное сальдо с США. Помимо этого, дан­ный пере­ход при­вёл к небы­ва­лому скачку пря­мого инве­сти­ро­ва­ния из Японии. Столкнувшись с неподъ­ём­ными огра­ни­че­ни­ями для накоп­ле­ния у себя на родине, Япония уве­ли­чила объ­ёмы экс­порта сво­его капи­тала, дабы обес­пе­чить себе бо́льшую долю от всё умень­ша­ю­щейся массы при­были. Ежегодные темпы роста япон­ских пря­мых инве­сти­ций соста­вили 28,1% в период между 1970 и 1982 гг., а к 1984 г. на Японию при­хо­ди­лось 17,8 % от общей массы пря­мых инве­сти­ций — больше, чем у США. Совокупная сто­и­мость её инве­сти­ций за рубеж в период между 1951 и 1986 гг. состав­ляла около 106 млрд долл. США, и боль­шая часть их при­хо­ди­лась на рынки Северной Америки (глав­ным обра­зом на обли­га­ции, цен­ные бумаги, недви­жи­мость и высо­ко­тех­но­ло­гич­ное про­из­вод­ство), за ними шли инве­сти­ции в Азию и Латинскую Америку78 . После под­пи­са­ния согла­ше­ния «Плаза» эта тен­ден­ция лишь уси­ли­ва­лась. Между 1986 и 1989 гг. япон­ские ПИИ при­рас­тали на 50 про­цен­тов в год с еже­год­ным отто­ком, состав­ля­ю­щим около 48 млрд долл. США79 . Официальная помощь в целях раз­ви­тия (как, напри­мер, гранты, предо­став­лен­ные Республике Корея) также выросла за этот период: с 1 млрд долл. США в 1973 г. до 7,45 млрд долл. США в 1987 г. Примерно 70% из них были направ­лены в дру­гие страны Азии, зна­чи­тель­ная часть — в форме кре­ди­тов (часто пре­под­но­сив­шихся как после­во­ен­ные репа­ра­ции)80

Но эти тор­го­вые поставки не осу­ществ­ля­лись в ваку­уме. В Японии они были лишь зако­но­мер­ной реак­цией на пере­про­из­вод­ство, демо­гра­фи­че­ские про­блемы и после­до­вав­шее за этим паде­ние нормы при­были81 . Каждому циклу реструк­ту­ри­за­ции пред­ше­ство­вало пере­про­из­вод­ство в основ­ных отрас­лях про­мыш­лен­но­сти, а также дости­же­ние пре­де­лов демо­гра­фи­че­ского роста. Развитие тек­стиль­ной про­мыш­лен­но­сти, напри­мер, было осно­вано на стре­ми­тель­ном росте чис­лен­но­сти жен­ской рабо­чей силы. Но к сере­дине 1960-​х этот избы­ток достиг своих пре­де­лов; вкупе с дав­ле­нием, кото­рое ока­зы­вала на рынок инфля­ция, это при­вело к тому, что зар­платы жен­щин стали расти82 . К концу 1960-​х остав­шихся резер­вов дешё­вой и неза­ня­той рабо­чей силы ста­но­ви­лось всё меньше, и в период между 1970 и 1973 номи­наль­ные зар­платы в про­мыш­лен­но­сти выросли на 63 процента:

«Впервые за всю исто­рию капи­та­ли­сти­че­ского раз­ви­тия Японии накоп­ле­ние капи­тала стало избы­точ­ным по отно­ше­нию к огра­ни­чен­ному ресурсу рабо­чей силы»83 .

С умень­ше­нием мигра­ции в Японии демо­гра­фи­че­ский диви­денд ста­но­вился всё меньше84 , спо­соб­ствуя нынеш­нему демо­гра­фи­че­скому кризису.

Театр теней

За деся­ти­ле­тия непре­рыв­ной рекламы кон­цеп­ция «летя­щих гусей» окон­ча­тельно заво­е­вала себе место в эко­но­ми­че­ской науке. Её коло­ни­аль­ные корни (мили­та­рист­ский режим XX века) забыты, в то время как поли­тика тор­го­вого транс­фера стала в пред­став­ле­нии эко­но­ми­стов про­сто необ­хо­ди­мым реа­ген­том для про­грамм раз­ви­тия в бед­ных стра­нах. Но летя­щие гуси лучше всего видятся на рас­сто­я­нии, в иде­але — с дру­гого конца зем­ного шара, в удоб­ном кресле Вестминстерского офиса газеты «Экономист» или же в про­стор­ных залах зда­ния ООН в Нью-​Йорке — зда­ния, постро­ен­ного на земле, так щедро предо­став­лен­ной Рокфеллерами. V-​образная форма раз­ви­тия Восточной Азии не может выгля­деть отчёт­ли­вее, чем на таком рас­сто­я­нии, и един­ствен­ным заня­тием для таких наблю­да­те­лей ста­но­вится игра в спе­ку­ля­ции на свое­об­раз­ной гонке гусей, в кото­рой инве­сторы делают ставки на рын­ках валюты и недви­жи­мо­сти, пыта­ясь уга­дать, какая из стран выдви­нется впе­рёд в постро­е­нии «клина». Но если посмот­реть чуть ближе, летя­щие гуси ста­но­вятся всё тоньше и про­зрач­нее. Более того, при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии они ока­зы­ва­ются совсем не живыми суще­ствами, а вырез­ками из бумаги и кожи, исполь­зу­е­мыми в китай­ском театре теней (皮影戏). И, как и в слу­чае с любой хоро­шей пье­сой, исто­рия, кото­рую они рас­ска­зы­вают, — миф, про­еци­ру­е­мый на хруп­кий экран для апло­ди­ру­ю­щей аудитории. 

За экра­ном, однако, нахо­дятся лишь бумаж­ные гуси, кук­ло­вод и огни факе­лов. Если про­де­лать в бумаге отвер­стие, перед зри­те­лями откро­ется лишь пустота. Неслыханным было бы заяв­лять о том, что «чудеса» Восточной Азии совсем не чудесны или что их модель не явля­ется такой уж судь­бо­нос­ной. Но если доста­точно долго смот­реть в отвер­стие, можно уви­деть те нити, что свя­зы­вают летя­щих гусей: все страны, кото­рые ока­зы­ва­лись в наи­боль­шем выиг­рыше в про­цессе транс­фера капи­тала, до этого играли зна­чи­тель­ную роль в импер­ском про­екте Японии и про­дол­жали играть её в совре­мен­ном той эпохе воен­ном ком­плексе США. V-​образное постро­е­ние было не более чем поли­ти­че­ской иерар­хией, навя­зан­ной Тихоокеанскому реги­ону воен­ной силой, а её струк­тура и форма в конеч­ном счёте опре­де­ля­лись потреб­но­стями Холодной войны. Нити, свя­зы­вав­шие бумаж­ные мари­о­нетки вме­сте, вели прямо в руки кук­ло­вода: после Второй миро­вой войны Соединённые Штаты «кон­тро­ли­ро­вали поло­вину всех про­из­вод­ствен­ных мощ­но­стей, выра­ботки элек­три­че­ской энер­гии и денеж­ных резер­вов в мире, вла­дели двумя тре­тями золо­того запаса и добы­вали две трети всей нефти», и в тече­ние всего лишь несколь­ких лет после конца войны они стали «кон­тро­ли­ро­вать 48% миро­вой тор­говли»85 . Основной инте­рес США заклю­чался в сохра­не­нии геге­мо­нии в реги­оне, что открыто при­зна­ва­лось работ­ни­ком Госдепа США Джорджем Кеннаном, создав­шим стра­те­гию сдер­жи­ва­ния соци­а­лизма. Кеннан счи­тал, что, поскольку США вла­деет «около 50% миро­вого богат­ства, в то время как их насе­ле­ние состав­ляет всего лишь 6,3% от миро­вого», страна в своей меж­ду­на­род­ной поли­тике должна руко­вод­ство­ваться импе­ра­ти­вом «сохра­не­ния этого дис­па­ри­тета»86 . Было бы крайне легко оста­но­виться на этом, тыча паль­цем в сто­рону поли­ти­ков и их про­ис­ков, как будто именно США были тем ухмы­ля­ю­щимся кук­ло­во­дом, сто­я­щим за всем этим. Такой вывод отлично демон­стри­рует всю ущерб­ность «анти­им­пе­ри­а­ли­сти­че­ской» поли­тики, кото­рая удо­вле­тво­ря­ется любым про­ти­во­дей­ствием США и назы­вает это про­ти­во­дей­ствие «анти­ка­пи­та­ли­сти­че­ским». Такой ана­лиз, однако, оста­нав­ли­ва­ется лишь на руках кук­ло­вода, не обра­щая взгляд на его тело.

Правда же куда более ужасна. Проколи экран из шел­ко­вич­ной бумаги — и пьеса про­дол­жится, даже несмотря на то, что на краю откро­ется без­дна. Посмотри в без­дну — и ты уви­дишь, как кра­си­вая исто­рия ока­зы­ва­ется лишь хорошо про­де­лан­ной махи­на­цией, а роман­тика этого мифа — на поверку не более чем заву­а­ли­ро­ван­ной исто­рией заво­е­ва­ний и убийств. Но даже вся мощь Штатов, изме­ря­е­мая в уда­рах бес­пи­лот­ни­ков или эко­но­ми­че­ских сам­ми­тах, явля­ется не более чем меха­низ­мом. Геополитическая мощь импе­ри­а­ли­сти­че­ского геге­мона в конеч­ном итоге явля­ется не более чем руками кук­ло­вода, чуть более живыми, чем мари­о­нетки, кото­рыми они управ­ляют. Продолжай смот­реть в без­дну — и ты уви­дишь, как кош­мар­ное тело кук­ло­вода обре­тает плоть. Вместо ухмы­ля­ю­ще­гося поли­ти­кана мы видим лишь без­го­ло­вое тело: его мертвенно-​бледная кожа осве­щена оран­же­вым све­че­нием факела, а мёрт­вые конеч­но­сти дви­жимы некро­ман­ти­че­ской логи­кой капи­тала. Геополитика Холодной войны в конеч­ном счёте опре­де­ля­лась эко­но­ми­че­скими импе­ра­ти­вами; это зна­чит, что про­граммы раз­ви­тия, осу­ществ­ляв­ши­еся в таких стра­нах, как Япония, были чуть менее гро­мозд­кими (но от этого не менее пря­мыми) фор­мами импе­ри­а­ли­сти­че­ского дав­ле­ния, вызван­ного потреб­но­стью круп­ней­шей миро­вой эко­но­мики про­дол­жать накоп­ле­ние во имя мате­ри­аль­ной общ­но­сти капи­тала. Потребность, кото­рая теперь, на фоне рас­ши­ре­ния соц­ла­геря, сто­яла осо­бенно остро. Кажется нело­гич­ным то, что эти про­граммы раз­ви­тия в конце кон­цов спо­соб­ство­вали созда­нию ряда вну­ши­тель­ных кон­ку­рен­тов для импе­ри­а­ли­сти­че­ского геге­мона. Однако усмат­ри­вать здесь про­ти­во­ре­чие — это зна­чит не пони­мать насто­я­щую при­роду геге­мо­нии, путая руки с голо­вой. Как и в слу­чае с Британской импе­рией ранее, Штаты сумели сохра­нить зна­чи­тель­ную экономико-​политическую власть даже в про­цессе под­го­товки почвы для соб­ствен­ного паде­ния. Но у кук­ло­вода нет головы. Каждый геге­мон — это лишь сши­тый набор частей, дви­жу­щихся в инте­ре­сах более обшир­ной, раз­ру­ша­ю­щей мир геге­мо­нии капитала. 

Дальнейшее раз­ви­тие, таким обра­зом, опре­де­ля­лось готов­но­стью дей­ство­вать в соот­вет­ствии с поли­ти­че­скими инте­ре­сами США, теперь — при под­держке япон­ских инве­сти­ций. Так же, как япон­ская про­мыш­лен­ность была бро­шена на пере­до­вую гло­баль­ного про­из­вод­ства бла­го­даря Корейской войне, про­мыш­лен­ное раз­ви­тие в Тайване и Гонконге опре­де­ля­лось воен­ным сдер­жи­ва­нием мате­ри­ко­вого Китая. После того как КПК выиг­рала граж­дан­скую войну, пра­ви­тель­ство Гоминьдана бежало на Тайвань, где оно при актив­ной под­держке США уста­но­вило режим воен­ной дик­та­туры. В связи с собы­ти­ями Корейской войны и двумя кри­зи­сами в Тайваньском про­ливе в 1950-​х Тайвань стал важ­ней­шим фрон­том в пер­вые годы Холодной войны. США не только начали пат­ру­ли­ро­вать Тайваньский про­лив, но и выде­лили зна­чи­тель­ные сред­ства для того, чтобы ста­би­ли­зи­ро­вать дик­та­туру Чан Кайши. Эти инве­сти­ции и в после­во­ен­ные годы были довольно зна­чи­тельны, теперь же, в период Корейской войны, они выросли в несколько раз, при этом зна­чи­тель­ная их доля при­хо­ди­лась на воен­ную помощь (см. График 1)87 .

Один бумаж­ный гусь сле­до­вал за дру­гим. Гонконг, гораздо более малень­кий, оста­вав­шийся к тому же бри­тан­ской коло­нией, тем не менее, полу­чил 27 млн долл. США в период с 1953 по 1961 гг. от Агентства США по меж­ду­на­род­ному раз­ви­тию88 . Сумма, полу­чен­ная Южной Кореей в период между 1953 и 1961 гг., соста­вила более 4 млрд долл. США89 . Затем, в 1963 г., вос­хож­де­ние дик­та­тора Пак Чон Хи вызвало стре­ми­тель­ное про­мыш­лен­ное раз­ви­тие, неви­дан­ное со вре­мён япон­ской коло­ни­за­ции. В каче­стве образца была выбрана про­грамма инду­стри­а­ли­за­ции после­во­ен­ной Японии, дви­жу­щей силой кото­рой была про­грамма заку­пок в период Корейской войны, но теперь основ­ной спрос воз­ник с нача­лом Второй Индокитайской войны. Пятьдесят тысяч южно­ко­рей­ских сол­дат были пере­бро­шены в цен­траль­ный Вьетнам к 196790 . Их зар­плата была в два­дцать два раза выше той, что они полу­чали бы на родине91 . Это не только помогло вер­нуть упла­чен­ные им деньги в корей­скую эко­но­мику, но и зало­жило базу для заклю­че­ния воен­ных дого­во­ров о закуп­ках для корей­ских чебо­лей. В неко­то­рых из этих дого­во­ров гово­ри­лось лишь о поставке про­стых потре­би­тель­ских това­ров, но во мно­гих из них упо­ми­на­лись и воен­ные инфра­струк­тур­ные про­екты в Юго-​Восточной Азии. С Hyundai, напри­мер, был заклю­чён дого­вор на постройку несколь­ких взлётно-​посадочных полос, а также целого шоссе Паттани — Наратхиват в южном Таиланде. Компания полу­чала из США не только финан­си­ро­ва­ние, но и спе­ци­а­ли­стов из Инженерных войск США. Всё это поз­во­лило фирме зна­чи­тельно рас­ши­рить мас­штаб своих про­ек­тов, после того как война закон­чи­лась, при­ме­ром чему может послу­жить выпол­не­ние несколь­ких дого­во­ров стро­и­тель­ного под­ряда на Гуаме и в Саудовской Аравии92

В целом дого­воры с корей­скими стро­и­тель­ными фир­мами в период с 1966 по 1969 гг. соста­вили около 20 млн долл. США в год (в дол­ла­рах по курсу на 1966 г.), снова достиг­нув пика в 17 млн долл. США в год (также по курсу на 1966 г.) в 1979−1985 гг., когда корей­ские чеболи при под­держке США запо­лу­чили дого­воры на Ближнем Востоке93 . С 1964 по 1969 гг. сово­куп­ная воен­ная помощь и закупки за рубе­жом соста­вили 30−60% от общего вало­вого накоп­ле­ния в Республике Корея, что было зна­чи­тельно больше, чем в какой-​либо дру­гой стране реги­она94 . В этом вос­хож­де­нии не было ничего есте­ственно воз­ник­шего, и успех этой инду­стри­а­ли­за­ции нельзя объ­яс­нить лишь рыноч­ным спро­сом. Это ста­но­вится оче­видно, если срав­нить слу­чай Республики Корея с Филиппинами той эпохи. Обе страны нахо­ди­лись на при­мерно оди­на­ко­вом уровне раз­ви­тия в 1950-​х, обе были захва­чены Японией и втис­нуты в «Сферу сопро­цве­та­ния». Но они не были рав­ными игро­ками в импе­ри­а­ли­сти­че­ском про­екте Японии. Предпочтение было отдано заво­ё­ван­ной раньше корей­ской коло­нии, более низ­кое поло­же­ние Филиппин же обос­но­вы­ва­лось при помощи лже­на­уч­ных расо­вых тео­рий. Затем, уже после войны, неза­ин­те­ре­со­ван­ность США в Филиппинах озна­чала, что страна так и не сумела запу­стить широ­кую про­грамму земель­ных реформ, как в Японии, Республике Корея и на Тайване. Это при­вело к поли­ти­че­ской неста­биль­но­сти прямо в сердце ново­об­ра­зо­ван­ного режима Фердинанда Маркоса — конечно же, союз­ника США, но ни в коем слу­чае не такого же надёж­ного, как Пак, Чан Кайши или Киси. Несмотря на то, что режим Маркоса неод­но­кратно изъ­яв­лял жела­ние заклю­чить с США заку­поч­ные кон­тракты, похо­жие на те, что в своё время заклю­чили Япония и Республика Корея, Филиппины отка­за­лись предо­ста­вить своих сол­дат для войны в страхе перед обще­ствен­ной реак­цией. Уже уве­рен­ная в при­вер­жен­но­сти Маркоса аме­ри­кан­ским инте­ре­сам и зна­ю­щая о бушу­ю­щем недо­воль­стве в связи с про­ва­лом земель­ной реформы, адми­ни­стра­ция Линдона Джонсона про­игно­ри­ро­вала просьбы Маркоса95

Бо́льшая часть кон­трак­тов, таким обра­зом, доста­лась Республике Корея, мень­шая часть — Таиланду, кото­рый предо­ста­вил США за время войны один­на­дцать тысяч сол­дат96

Огромные инве­сти­ции вкупе с тех­ни­че­ским обра­зо­ва­нием и прак­ти­че­ским опы­том работы, полу­чен­ным южно­ко­рей­скими фир­мами в ходе войны, были важ­ней­шей частью вос­хож­де­ния эко­но­мики РК. Рост её ВВП (на 14,5% в 1969 г. и на 14,82% в 1973 г.) даже пре­взо­шёл япон­ский рост в период после­во­ен­ного бума97 ; рез­кий рост нормы при­были также пре­взо­шёл япон­ский, демон­стри­руя оче­вид­ную кор­ре­ля­цию с ходом войны, достиг­нув пика в конце 1960-​х, падая парал­лельно с ходом заку­пок за рубе­жом, а затем вновь под­няв­шись вверх в конце 1970-​х, после того как опыт, полу­чен­ный фир­мами в ходе войны, был при­ме­нён в граж­дан­ской эко­но­мике98 . Статус Республики Корея как вто­рого «летя­щего гуся» в постро­е­нии был не более чем игрой теней. «Азиатские тигры», как и в слу­чае с Японией до этого, были лишь мари­о­нет­ками, под­ве­шен­ными на нитях поли­ти­че­ского покро­ви­тель­ства и изряд­ного коли­че­ства заку­поч­ных кон­трак­тов. Построение Восточной Азии в каче­стве эко­но­ми­че­ского реги­она, таким обра­зом, несло в себе поли­ти­че­скую и эко­но­ми­че­скую иерар­хии, встро­ен­ные туда с самого начала. Но конеч­ный облик реги­она ни в коем слу­чае не дол­жен пони­маться как тво­ре­ние аме­ри­кан­ских поли­ти­ков или же каких-​либо поли­ти­ков вообще. Напротив, реструк­ту­ри­за­ция Азиатско-​Тихоокеанского реги­она была лишь одним из теат­ров в широ­кой экс­пан­сии мате­ри­аль­ной общ­но­сти капитала. 

Логистика

Последовавшая волна эко­но­ми­че­ских бумов в реги­оне, начи­ная с «ази­ат­ских тиг­ров» и закан­чи­вая Таиландом, Малайзией и Индонезией, очень сильно зави­села от про­дол­жав­шейся войны в Юго-​Восточной Азии и отча­ян­ных попы­ток запад­ных и япон­ских фирм сохра­нить при­быль­ность в раз­гар дол­гой стаг­на­ции. С тече­нием вре­мени норма при­были в Японии падала, а зна­чит, про­дол­же­ние накоп­ле­ния могло быть обес­пе­чено лишь с помо­щью экс­порта капи­тала в те новые раз­ви­ва­ю­щи­еся страны, кото­рые сумели полу­чить поли­ти­че­ское покро­ви­тель­ство Соединённых Штатов. Конечным рын­ком для зна­чи­тель­ной доли япон­ской про­дук­ции явля­лись Америка и Европа. Там про­блема стагни­ру­ю­щих норм роста и при­были вкупе с замед­лив­шимся или стагни­ру­ю­щим ростом зар­плат была на время решена с помо­щью рас­ту­щей зави­си­мо­сти от кре­ди­тов, как част­ных, так и госу­дар­ствен­ных. Несмотря на то, что уде­шев­ле­ние това­ров бла­го­даря повы­ше­нию про­из­во­ди­тель­но­сти труда явля­ется нор­маль­ной тен­ден­цией капи­та­ли­сти­че­ского раз­ви­тия, кре­дит­ный бум на пару со стагни­ру­ю­щими зар­пла­тами уско­рил этот про­цесс в разы. Всё более мобиль­ные ТНК сумели найти новые нетро­ну­тые резервы рабо­чей силы, кото­рые на корот­кий период про­мыш­лен­ного бума можно было бы под­верг­нуть сверх­экс­плу­а­та­ции, что при­во­дило, однако, к рез­кому росту инфля­ции, а также рабо­чим бес­по­ряд­кам. Этот период сверх­экс­плу­а­та­ции мог быть лишь вре­мен­ным. Нередко он опи­рался на нетро­ну­тые резервы рабо­чей силы, создан­ной пере­жит­ками дока­пи­та­ли­сти­че­ских отно­ше­ний в неко­то­рых стра­нах. Беспорядки росли по мере того, как эти резервы исчер­пы­ва­лись: это был про­цесс, часто отме­чен­ный окон­ча­тель­ным под­чи­не­нием деревни капи­талу на пару с ростом мини­маль­ной оплаты труда в горо­дах. Этот период неста­биль­но­сти часто закан­чи­вался воен­ными пере­во­ро­тами или свер­же­ни­ями мест­ных дик­та­то­ров одно­вре­менно с паде­нием при­быль­но­сти, про­дол­жи­тель­ным ростом зар­плат и корот­ким бумом роста ВВП, харак­те­ри­зу­ю­щимся лихо­ра­доч­ным пери­о­дом спе­ку­ля­ций и в конце кон­цов закан­чи­ва­ю­щимся эффект­ным паде­нием, остав­ля­ю­щим за собой стаг­на­цию роста и рас­ту­щее нера­вен­ство. Задолго до того, как это про­ис­хо­дило, тру­до­ём­кие отрасли про­мыш­лен­но­сти, кото­рые давали начало всему про­цессу, выво­зи­лись в дру­гие страны, запус­кая тем самым весь цикл заново, в новых про­мыш­лен­ных цен­трах — часто в гораздо бо́льших мас­шта­бах99 .

Но весь этот про­цесс стал воз­мо­жен лишь бла­го­даря ряду новых тех­ни­че­ских дости­же­ний, бо́льшая часть кото­рых была создана в нед­рах военно-​промышленного ком­плекса США. Первыми в этом списке можно назвать рост ком­пью­те­ри­за­ции и циф­ро­вых тех­но­ло­гий вообще. Несмотря на то, что явле­ние ком­пью­те­ри­за­ции часто осве­щают в кон­тек­сте роста рын­ков быто­вой элек­тро­ники и вос­хож­де­ния ПО-​гигантов — США и Японии, зна­чи­тель­ная часть полу­чен­ных при­бы­лей при­шла на рынок именно после того, как ком­пью­те­ри­за­ция была при­ме­нена к самому про­цессу про­из­вод­ства. Кратковременное вос­ста­нов­ле­ние нормы при­были в про­мыш­лен­но­сти США воз­никло лишь после широ­кой волны закры­тий фаб­рик с уста­рев­шей, избы­точ­ной и доро­го­сто­я­щей тех­ни­кой. Это про­ис­хо­дило в годы завы­шен­ного курса дол­лара и бес­пре­це­дентно высо­ких про­цент­ных ста­вок, кото­рые уста­но­вил пред­се­да­тель ФРС Пол Волкер в начале 1980-​х. К моменту под­пи­са­ния согла­ше­ния «Плаза» про­из­во­ди­тель­ность зна­чи­тельно уве­ли­чи­лась (на 3,5% в год в период с 1979 по 1985 гг.) не только за счёт закры­тия непро­из­во­ди­тель­ных пред­при­я­тий, но и бла­го­даря повсе­мест­ным сокра­ще­ниям на новых ком­пью­те­ри­зи­ро­ван­ных фаб­ри­ках. После того как согла­ше­ние «Плаза» спо­соб­ство­вало повы­ше­нию кон­ку­рен­то­спо­соб­но­сти про­из­вод­ства США на миро­вом рынке, инве­сти­ции посте­пенно начали воз­вра­щаться в про­мыш­лен­ность и как про­из­во­ди­тель­ность, так и при­быль­ность в ней про­шли период воз­рож­де­ния (хотя по исто­ри­че­ским мер­кам нена­долго и не все­рьёз)100 . Необрабатывающие отрасли про­мыш­лен­но­сти в зна­чи­тель­ной сте­пени отста­вали во внед­ре­нии новых про­из­вод­ствен­ных тех­но­ло­гий, но к сере­дине 1990-​х даже в этих отрас­лях про­из­во­ди­тель­ность дошла в сред­нем до 2,4% за год, что чуть ниже уров­ней роста в период после­во­ен­ного бума101

Но само это вос­ста­нов­ле­ние в зна­чи­тель­ной сте­пени стало воз­мож­ным бла­го­даря тому, что аме­ри­кан­ская про­мыш­лен­ность стала кон­ку­рен­то­спо­соб­ной на миро­вом уровне. Это, в свою оче­редь, стало воз­мож­ным бла­го­даря ряду тех­ни­че­ских дости­же­ний в мор­ских пере­воз­ках и логи­стике, дости­же­ний, раз­ра­бо­тан­ных аме­ри­кан­скими воен­ными в период между Второй миро­вой и Корейской вой­нами и вой­ной в Индокитае. Ключевым среди них явля­лась кон­тей­нер­ная пере­возка (кон­тей­не­ри­за­ция), начав­ша­яся с изоб­ре­те­нием и рас­про­стра­не­нием стан­дар­ти­зи­ро­ван­ных гру­зо­вых кон­тей­не­ров, — «тех­но­ло­гия, кото­рую мно­гие назы­вали важ­ней­шим тех­ни­че­ским дости­же­нием, поло­жен­ным в основу гло­ба­ли­за­ции тор­говли»102 . Контейнер — наряду с новыми ком­пью­те­ри­зи­ро­ван­ными систе­мами управ­ле­ния «точно в срок» (JIT) и коор­ди­на­цией боль­ших пор­тов и склад­ских поме­ще­ний — сни­зил издержки даль­них мор­ских пере­во­зок и создал новую систему тор­говли, сосре­до­то­чен­ную вокруг сети круп­ней­ших мор­ских пор­тов. В этом смысле Азиатско-​Тихоокеанский регион полу­чил совер­шенно новую роль в Азии и США тепе́рь, когда сме­шан­ные сети по типу «океан — желез­ная дорога — гру­зо­вик» стали вытес­нять (хотя так и не вытес­нили пол­но­стью) крат­ко­сроч­ные системы при­бреж­ной, реч­ной и желез­но­до­рож­ной тор­говли, кото­рые слу­жили эко­но­ми­че­скому росту по обеим сто­ро­нам Тихого оке­ана в преды­ду­щие эпохи. Небольшие порты побе­ре­жья посте­пенно лиши­лись дохода, и с тече­нием вре­мени мел­кие при­бреж­ные города в США и Канаде обра­ти­лись в мор­ские «ржа­вые пояса». 

Сегодня девять из десяти круп­ней­ших кон­тей­нер­ных тер­ми­на­лов нахо­дятся в стра­нах Азиатско-​Тихоокеанского реги­она, и при этом шесть из них при­хо­дится на мате­ри­ко­вый Китай. Но самые пер­вые кон­тей­нер­ные порты нахо­ди­лись в после­во­ен­ных при­бреж­ных про­мыш­лен­ных ком­плек­сах Японии и, позд­нее, в пор­то­вых горо­дах «ази­ат­ских тиг­ров». В 1967 г. Nippon Container Terminals открыла пред­при­я­тие в порту Токио, что сде­лало его одним из пер­вых, задей­ство­вав­ших кон­тей­нер­ные пере­возки. К 1970-​м порт Кобэ (в агло­ме­ра­ции Осаки) ста­нет одним из самых загру­жен­ных в мире, только чтобы затем быть вытес­нен­ным пор­тами Гонконга, Сингапура и Пусана в сере­дине 1980-​х, а с наступ­ле­нием 2000-​х — при­бреж­ными пор­тами Китая. В Северной Америке круп­ные пор­то­вые города про­цве­тали даже несмотря на то, что их более мел­кие парт­нёры, не под­верг­ши­еся кон­тей­не­ри­за­ции, мед­ленно ухо­дили в небы­тие. К началу 1970-​х порты Лонг-​Бич и Лос-​Анджелеса раз­рос­лись до ужа­са­ю­щих раз­ме­ров, порт Окленда заме­нил порт Сан-​Франциско, в то время как тор­го­вые порты Лонгвью, Такомы и Сиэтла вытес­нили систему мор­ских пере­во­зок по тече­нию реки Колумбия на Тихоокеанском северо-​западе. Значимость этого явле­ния нельзя недо­оце­ни­вать: без раз­ви­той судо­ход­ной инфра­струк­туры на побе­ре­жье Китай так нико­гда и не смог бы начать своё пре­вра­ще­ние в гло­баль­ный про­мыш­лен­ный узел. 

Несмотря на необ­хо­ди­мость, гео­гра­фия этого логи­сти­че­ского ком­плекса не была слу­чай­ной, и роль, кото­рую играли в этом про­цессе аме­ри­кан­ские Вооружённые силы, нельзя отри­цать. Контейнеризация (и «логи­сти­че­ская рево­лю­ция» в более широ­ком смысле) полу­чила своё начало как свое­об­раз­ный экс­пе­ри­мент в системе воен­ных заку­пок: пер­вые наброски были сде­ланы ещё во Вторую миро­вую, инфра­струк­тура создана в Корейскую войну, а сто­и­мост­ные цепочки Тихого оке­ана нала­жены во Вьетнаме103 . Участие Японии, а затем и Кореи в про­грам­мах воен­ных заку­пок США озна­чало, что про­мыш­лен­ные бумы эко­но­мик этих стран не только могли извлечь выгоду из вли­ва­ний капи­тала, но также с самого начала созда­ва­лись так, чтобы наи­бо­лее луч­шим обра­зом удо­вле­тво­рять запросы гло­баль­ной тор­говли. Японские фирмы исполь­зо­вали это в свою пользу, соеди­няя быст­рое про­из­вод­ство «на заказ» с эффек­тив­ным рас­пре­де­ле­нием через свои при­бреж­ные про­мыш­лен­ные ком­плексы. Эти сто­и­мост­ные цепочки были свя­заны с потре­би­тель­ским рын­ком Америки систе­мой даль­них мор­ских пере­во­зок. Отличным при­ме­ром этому может послу­жить порт Лонг-​Бич, кото­рый стал запад­ным рас­пре­де­ли­тель­ным цен­тром для Toyota в начале 1970-х.

В то время как корей­ские чеболи, подоб­ные Hyundai, быстро росли на дого­во­рах стро­и­тель­ного под­ряда с ВС США, такие фирмы как Hanjin, обес­пе­чи­вали Штаты сухо­пут­ными, мор­скими и воз­душ­ными транс­порт­ными услу­гами. Это дало Hanjin опыт работы с пер­выми кон­тей­нер­ными пере­воз­ками, а затем — со стро­и­тель­ством кон­тей­нер­ных судов, что поз­во­лило этому чеболю пре­вра­титься в одного из круп­ней­ших миро­вых кон­тей­нер­ных пере­воз­чи­ков, кото­рым он оста­вался до сво­его банк­рот­ства в 2017 г. В то же время Сингапур и Гонконг пустили в экс­плу­а­та­цию свои боль­шие глу­бо­ко­вод­ные порты и хорошо отла­жен­ные меж­куль­тур­ные дело­вые сети с целью уско­рить соб­ствен­ную инду­стри­а­ли­за­цию. Оба города-​государства довольно быстро сумели осу­ще­ствить вывоз сво­его про­из­вод­ства (в Малайзию и мате­ри­ко­вый Китай), став, таким обра­зом, гло­баль­ными цен­трами управ­ле­ния, логи­стики и финан­сов. Гонконг вскоре стал играть клю­че­вую роль в экс­порте капи­тала в Китай и экс­порте това­ров из Шэньчжэня и дру­гих осо­бых эко­но­ми­че­ских зон. 

Революция в логи­стике в зна­чи­тель­ной сте­пени была про­дук­том дол­гого паде­ния при­быль­но­сти по всему миру. Развитие Азиатско-​Тихоокеанского реги­она не только спо­соб­ство­вало пере­ме­ще­нию про­из­вод­ства на тер­ри­то­рии с неза­тро­ну­тыми резер­вами дешё­вого труда, но и уси­лило ско­рость обо­рота капи­тала. Оба фак­тора сумели на время осла­бить тен­ден­цию нормы при­были к пони­же­нию. Дешёвый труд поз­во­лил накап­ли­вать больше сто­и­мо­сти в непо­сред­ствен­ном про­цессе про­из­вод­ства, в то время как уско­ре­ние обо­рота капи­тала (от инве­сти­ро­ва­ния к про­из­вод­ству товара, а затем к реа­ли­за­ции при­были, или Д — Т — Д′ в схеме Маркса) поз­во­лило фир­мам извле­кать больше сто­и­мо­сти за период вре­мени посред­ством уве­ли­че­ния ско­ро­сти, с кото­рой про­из­ве­дён­ная сто­и­мость реа­ли­зу­ется на рынке. Вместе с тех­ни­че­скими инно­ва­ци­ями в самом про­из­вод­стве эти фак­торы поз­во­лили замед­лить и даже нена­долго обра­тить вспять гло­баль­ное паде­ние нормы при­были, по край­ней мере, на время. На локаль­ном уровне они также спо­соб­ство­вали быст­рому уве­ли­че­нию тем­пов роста и наци­о­наль­ных норм при­бы­лей, в основ­ном, в стра­нах Азиатско-​Тихоокеанского реги­она. Но без того мас­со­вого уни­что­же­ния, кото­рое пред­ше­ство­вало после­во­ен­ному буму, общее вос­ста­нов­ле­ние нормы при­были ока­за­лось бы недол­го­веч­ным, а мест­ные всплески роста в стра­нах Азиатско-​Тихоокеанского реги­она закон­чи­лись кас­ка­дом кри­зи­сов по всему реги­ону, начи­ная с япон­ского кри­зиса в 1990-м.

Нашли ошибку? Выделите фраг­мент тек­ста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

  1. Подробнее об этом пери­оде: Mark E. Lewis, China Between Empires: The Northern and Southern Dynasties. Belknap Press, 2011.
  2. См: Aat Vervoorn, Men of the Cliffs and Caves: The Development of the Chinese Eremitic Tradition to the End of the Han Dynasty, Hong Kong, The Chinese University Press, 1990.
  3. См.: Се Линъюнь «Фу после воз­вра­ще­ния с гор».
  4. См. «Sorghum and Steel: The Socialist Developmental Regimeand the Forging of China», Chuang, Issue 1: Dead Generations. 2016.
  5. См., в част­но­сти, там же, Раздел 3 и 4
  6. Ричард Ку, Священный Грааль мак­ро­эко­но­мики: уроки вели­кой рецес­сии в Японии, Wiley & Sons, 2009. стр. 185.
  7. Это явно или неявно пред­по­ла­га­ется боль­шин­ством про­грес­си­стов сего­дня и явля­ется осно­ва­нием для мно­же­ства науч­ных работ об этом пери­оде. Например, см.: Дэвид Харви, Краткая исто­рия нео­ли­бе­ра­лизма, New York: Verso, 2005.
  8. Wei, Shang-​Jin, «Foreign Direct Investment in China: Sources and Consequences» in Financial Deregulation and Integration in East Asia, University of Chicago Press, 1996, с. 81.
  9. См.: Lin, George C. S., Red Capitalism in South China: Growth and Development of the Pearl River Delta, UBC Press, 1997.
  10. К 2008 этот оста­ток был непо­сред­ственно инкор­по­ри­ро­ван в рыноч­ную систему или пол­но­стью изме­нён ею. Волна пере­се­ле­ний в сель­ской мест­но­сти, про­во­ди­мая в насто­я­щее время режи­мом Си Цзиньпина (под лозун­гом «уни­что­же­ния бед­но­сти на селе») смы­вает послед­ние ошмётки этой системы мест­ных хозяйств, пере­се­ляя целые деревни на новые места житель­ства, где нату­раль­ное хозяй­ство заме­нено рыноч­ными отно­ше­ни­ями и зави­си­мо­стью от госу­дар­ствен­ного аппа­рата.
  11. Шэньчжэньская биржа суще­ство­вала нефор­мально ещё с 1987-​го, но была офи­ци­ально при­знана лишь в 1990-​м.
  12. Термин был вве­дён пале­он­то­ло­гами Стивеном Гулдом и Элизабет Вэрба, дабы заме­нить чрез­мерно теле­о­ло­ги­че­ский тер­мин «пре­адап­та­ция». Он стал важ­ным эле­мен­том в более обшир­ной тео­рии Гулда об эво­лю­ци­он­ном про­цессе, кото­рый харак­те­ри­зу­ется «пре­ры­ви­стым рав­но­ве­сием», тео­рией, изло­жен­ной в его Структуре эво­лю­ци­он­ной тео­рии.
  13. См. «Sorghum & Steel», кон­крет­нее — раз­делы, посвя­щён­ные шан­хай­ским заба­стов­кам, во вто­рой части.
  14. Стоит упо­мя­нуть и о пери­оде общего воз­рож­де­ния мате­ри­ко­вой тор­говли в период прав­ле­ния Юань и при более позд­них дина­стиях. Но мор­ская тор­го­вая сеть, создан­ная в период Южной Сун, про­дол­жала играть важ­ную роль на про­тя­же­нии всего пери­ода прав­ле­ния Мин и Цин, даже несмотря на часто пред­при­ни­ма­е­мые попытки огра­ни­чить силу куп­цов, пира­тов и полу­не­за­ви­си­мых сооб­ществ, исполь­зо­вав­ших эти тор­го­вые марш­руты.
  15. Это крат­кий пере­сказ слож­ной и инте­рес­ной исто­рии. Самый луч­ший источ­ник инфор­ма­ции каса­емо этого вос­хож­де­ния и роли, кото­рую играл в нём Чжэн, см.: Hang Xing, Conflict and Commerce
    in Maritime East Asia: The Zheng Family and the Shaping of the Modern World, c. 1620−1720
    , Cambridge University Press 2016.
  16. Семейство Чжэн очень долго играло посред­ни­че­скую роль в этой тор­говле и в какой-​то сте­пени сумело сфор­ми­ро­вать аль­тер­на­тив­ный политико-​торговый центр, кото­рый бы мог послу­жить осно­ва­нием для пере­хода к капи­та­лизму, если бы Чжэн сумели удер­жать свою базу на Тайване и заклю­чить согла­ше­ние с Цин. Подробнее об этом см. Hang 2016.
  17. Rhoads Murphey, East Asia: A New History, Pearson Longman, p.151.
  18. Robert Nield, The China Coast: Trade and the First Treaty Ports, Joint Publishing (HK) Co, 2010. pp. 10−11.
  19. Там же, p.15.
  20. Elizabeth Perry, Anyuan: Mining China’s Revolutionary Tradition, University of California Press, 2012. p. 20.
  21. Существует боль­шое коли­че­ство тру­дов, кото­рые спо­рят о кон­крет­ной при­роде Реставрации Мэйдзи и её роли в системе гло­баль­ного капи­та­лизма. В этой дис­кус­сии участ­во­вали учёные-​марксисты со всего мира, но осо­бенно важ­ной эта дис­кус­сия была для марк­сизма в после­во­ен­ной Японии, поскольку взгляды на при­роду фео­да­лизма и ран­ней инду­стри­а­ли­за­ции в Японии спо­соб­ство­вали фор­ми­ро­ва­нию глав­ных раз­де­ли­тель­ных линий между раз­лич­ными тече­ни­ями марк­сист­ской мысли. Обобщение этой дис­кус­сии между япон­скими марк­си­стами можно посмот­реть здесь: Makoto Itoh, The World Economic Crisis and Japanese Capitalism, Macmillan, 1990. pp. 150−155.
  22. Это была точка зре­ния мно­гих марк­си­стов в после­во­ен­ной Японии. Впервые она была попу­ля­ри­зи­ро­вана извест­ным запад­ным учё­ным Э. Г. Норманом в его работе Japan’s Emergence as a Modern State (1940).
  23. Сравнение этого упадка с послед­ними тен­ден­ци­ями в гло­баль­ной тор­говле — см. Kevin O’Rourke, «Government policies and the collapse in trade during the Great Depression», Center for Economic and Policy Research, 27 November 2009.
  24. Более подроб­ный ана­лиз эко­но­ми­че­ского харак­тера Японской импе­рии — см.: Ramon H. Myers and Mark R. Peattie, eds., The Japanese Colonial Empire, 1895−1945, Princeton University Press, 1984; and Chih-​ming Ka, Japanese Colonialism in Taiwan: Land Tenure, Development and Dependency, Westview, 1995.
  25. Mark Selden, «Nation, Region and the Global in East Asia: Conflict and Cooperation», Asia Pacific Journal, Volume 8, Issue 41, Number 1, 11 October 2010.
  26. Множество до- и про­то­ка­пи­та­ли­сти­че­ских пред­став­ле­ний о реги­оне суще­ство­вали и до этого. Представления эти во мно­гом осно­вы­ва­лись на тор­го­вых марш­ру­тах в Южно-​Китайском море и дан­ни­че­ских отно­ше­ниях с мате­ри­ко­выми импе­ри­ями. Но мно­гие из круп­ных горо­дов этой ран­ней реги­о­наль­ной инте­гра­ции (Манила, Малакка, Ханой) ока­за­лись вне сферы капи­та­ли­сти­че­ской Восточной Азии как при япон­ском, так и аме­ри­кан­ском импе­ри­а­ли­сти­че­ских про­ек­тах. Более подроб­ный ана­лиз этой эво­лю­ции реги­она — см.: Mark Selden, «East Asian Regionalism and its Enemies in Three Epochs: Political Economy and Geopolitics, 16th to 21st Centuries», The Asia-​Pacific Journal, Volume 7, Issue 9, Number 4, 25 February, 2009.
  27. Masato Shizume, «The Japanese Economy during the Interwar Period: Instability in the Financial System and the Impact of the World Depression», Bank of Japan Review, Institute for Monetary and Economic Studies, May 2009.
  28. Измерение нормы при­были явля­ется основ­ным мето­дом, к кото­рому при­бе­гают марк­сист­ские эко­но­ми­сты, для того чтобы изме­рить при­быль­ность в тех или иных сфе­рах про­мыш­лен­но­сти или наци­о­наль­ных эко­но­ми­ках в целом, при этом паде­ние в норме при­были свя­зы­вают с пери­о­дами повы­ше­ния про­из­во­ди­тель­но­сти. Часто его изме­ряют в соче­та­нии с «нор­мой накоп­ле­ния», часто отра­жа­е­мой еже­год­ной нор­мой роста основ­ного капи­тала. До сих пор идут актив­ные споры о том, как лучше всего изме­рить норму при­были и имеет ли на самом деле место тен­ден­ция нормы при­были к пони­же­нию. Хотя иде­аль­ным явля­ется изме­ре­ние с исполь­зо­ва­нием сто­и­мост­ных поня­тий, в боль­шин­стве рас­чё­тов исполь­зу­ются кор­ре­ля­ции между зна­че­ни­ями, заим­ство­ван­ными из ста­ти­стики эко­но­ми­че­ского мейн­стрима. Базовую фор­мулу можно пред­ста­вить как про­стое вычис­ле­ние чистой при­были (как замену при­ба­воч­ной сто­и­мо­сти), поде­лён­ной на [основ­ные фонды] (как замену основ­ному посто­ян­ному капи­талу, обо­рот­ному посто­ян­ному капи­талу и зар­плате).
  29. Падение явно про­сле­жи­ва­ется в рас­чё­тах, если мы вклю­чаем в опре­де­ле­ние при­были кор­по­ра­тив­ную и некор­по­ра­тив­ную при­быль, чистый про­цент и ренту (это прак­ти­че­ски чистый внут­рен­ний про­дукт минус рас­ходы на зара­бот­ную плату) [над] основ­ными фон­дами, изме­ря­е­мыми чистым объ­ё­мом капи­тала част­ного нежи­лищ­ного основ­ного капи­тала, сгла­жен­ными за 10 лет в сколь­зя­щем сред­нем пока­за­теле. См. 2 гра­фик в Minqi Li, Feng Xiao and Andong Zhu, «Long Waves, Institutional Changes, and Historical Trends: A Study of the Long-​Term Movement of the Profit Rate in the Capitalist World-​Economy», Journal of World-​Systems Research, Volume XIII, Number 1, 2007, pp. 33−54.
  30. Стагнация осо­бенно отчёт­ливо выяв­ля­ется в рас­чё­тах, кото­рые исполь­зуют чуть более широ­кое опре­де­ле­ние основ­ных фон­дов (как и те, кото­рые сгла­жены в сред­нем пока­за­теле за 10 лет), напри­мер: Esteban Ezequiel Maito, «The historical transience of capital: the downward trend in the rate of profit since XIX century», MPRA, 2014.
  31. График 2.2 в работе Arthur J. Alexander, «Japan’s Economy in the 20th Century», Japan Economic Institute Report, No. 3, 21 January, 2000.
  32. Shizume 2009, Chart 1.
  33. Alexander 2000, Figure 2.2.
  34. Это про­сле­жи­ва­ется как у Maito 2014, так и у Li et. al. 2007.
  35. Shizume 2009.
  36. Richard Sims, Japanese Political History Since the Meiji Restoration 1868−2000, Palgrave Macmillan, 2001.
  37. Влияние Германии про­яв­ля­лось как на тео­ре­ти­че­ском, так и на прак­ти­че­ском уровне: немцы состав­ляли зна­чи­тель­ную часть ино­стран­ных кон­суль­тан­тов ещё в эпоху Мэйдзи (oyatoi gaikokujin), поскольку они были наняты япон­ским пра­ви­тель­ством, дабы полу­чить важ­ный тех­ни­че­ский опыт. В то же время немец­кие тео­рии госу­дар­ства помогли струк­ту­ри­ро­вать ран­нюю япон­скую поли­ти­че­скую тео­рию. См.: Germaine A. Hoston, «Tenkō: Marxism & the National Question in Prewar Japan», Polity, Volume 16, Number 1, Autumn 1983, pp. 96−118.
  38. Janis Mimura, «Japan’s New Order and Greater East Asia Co-​Prosperity Sphere: Planning for Empire», The Asia-​Pacific Journal, Volume 9, Issue 49 Number 3, December 5, 2011.
  39. Несмотря на все раз­го­воры о коопе­ра­ции между япон­цами, китай­цами и мань­чжу­рами, Киси был ярым сто­рон­ни­ком расо­вой тео­рии Ямато, кото­рая рас­смат­ри­вала китай­цев как непол­но­цен­ную расу, год­ную лишь для предо­став­ле­ния секс-​услуг и руч­ного труда. В каче­стве управ­ленца при коло­ни­аль­ной Маньчжурии в 1937 г. он под­пи­сал указ, фак­ти­че­ски лега­ли­зу­ю­щий исполь­зо­ва­ние раб­ского труда. На про­тя­же­нии всего хода войны мил­ли­оны китай­ских рабов были направ­лены на работы в огром­ные про­мыш­лен­ные рай­оны. Киси при­бег­нул к этой прак­тике ещё раз после сво­его воз­вра­ще­ния в Токио, отпра­вив пол­мил­ли­она корей­ских рабов на работы в Японию. Многие из них погибли.
  40. Michael Schaller, «America’s Favorite War Criminal: Kishi Nobusuke and the Transformation of U. S.-Japan Relations», Japan Policy Research Institute, Working Paper Number 11, July 1995.
  41. Необходимо заме­тить, что вли­я­ние Киси можно ощу­тить в Японии и по сей день. Так, Либерально-​демократическая пар­тия оста­ётся у вла­сти с 1955 г. Сегодня пар­тия не только нахо­дится у вла­сти: с 2012 по 2020 гг. её воз­глав­лял внук Киси Синдзо Абэ.
  42. Richard Walker and Michael Storper, The Capitalist Imperative: Territory, Technology and Industrial Growth, Wiley-​Blackwell, 1991.
  43. Deborah Cowen, The Deadly Life of Logistics: Mapping Violence in Global Trade, University of Minnesota Press, 2014.
  44. Makoto Itoh, The World Economic Crisis and Japanese Capitalism, Macmillan, 1990. p. 145.
  45. Там же, p. 140.
  46. Там же pp. 141−142.
  47. Там же p. 142.
  48. Li et. al. 2007, Figure 2 and Maito 2014, Figure 3.
  49. Robert Brenner, The Boom and the Bubble: The US in the World Economy, Verso, 2002. Figure 1.1.
  50. Числа взяты из Alexander 2000, График 2.2. Этот гра­фик даёт несколько более кон­сер­ва­тив­ные оценки, так, Всемирный банк рас­счи­ты­вает пик вало­вого накоп­ле­ния основ­ного капи­тала ближе к 40%, исполь­зуя ВНП, а не внут­рен­ние инве­сти­ции и ВНП. Это можно срав­нить с почти стагни­ру­ю­щим, мед­ленно пада­ю­щим пока­за­те­лем США, состав­ля­ю­щим почти 20% от уровня 1960-​х до насто­я­щего вре­мени.
  51. И даже общая при­рода этого бума часто ста­ви­лась под вопрос мно­гими учё­ными. Например, см.: Michael J. Webber and David L. Rigby, The Golden Age Illusion: Rethinking Postwar Capitalism, The Guilford Press, 1996.
  52. Itoh 1990.
  53. Michael Roberts, The Long Depression: Marxism and the Global Crisis of Capitalism, Haymarket Books, 2016.
  54. Brenner 2002.
  55. Robert Brenner, «What is Good for Goldman Sachs is Good for America: The Origins of the Current Crisis», 2009.
  56. Maito 2014, Figures 2−5.
  57. Brenner 2002, Figure 1.1.
  58. Maito 2014, Figure 3.
  59. Li et. al. 2007, Figure 2, Brenner 2002, Figure 1.1.
  60. Brenner 2002, p. 54.
  61. Там же, p. 56.
  62. Там же, Figure 1.1.
  63. Li et. al. 2007, Figure 2, Maito 2014, Figure 3 and Dave Zachariah, «Determinants of the average profit rate and the trajectory of capitalist economies», Bulletin of Political Economy, Volume 3, Number 1, 2009, Figures 4 and 18.
  64. Там же, p. 95.
  65. Там же, Table 1.10.
  66. Там же, 1990, p. 169.
  67. См. дан­ные Бюро тру­до­вой ста­ти­стики США в обзоре «Labor Force Statistics from the Current Population Survey».
  68. Краткий спи­сок таких работа вклю­чает: Ezra Vogel’s Japan as Number One (1979), Herman Kahn’s The Emerging Japanese Superstate (1970), and P. B. Stone’s Japan Surges Ahead: The Story of an Economic Miracle (1969). Краткое обоб­ще­ние — см. Itoh 1990, pp. 137−139.
  69. Itoh 1990, pp. 168−179 and Brenner 2002, pp. 96−111.
  70. Schaller 1995.
  71. На Западе эта идея впер­вые была попу­ля­ри­зи­ро­вана Брюсом Камингсом в его работе «The Origins and Development of the Northeast Asian Political Economy: Industrial Sector, Product Cycles and Political Consequences», International Organization, Number 38, Winter 1984.
  72. Mitchell Bernard and John Ravenhill, «Beyond Product Cycles and Flying Geese: Regionalization, Hierarchy and the Industrialization of East Asia», World Politics, Number 47, January 1995. pp.171−209.
  73. Kaname Akamatsu, «A historical pattern of economic growth in developing countries», Journal of Developing Economies, Volume 1, Number 1, March — August 1962. pp. 3−25.
  74. Рассмотрение даль­ней­шего раз­ви­тия этой кон­цеп­ции в Японии — см. работу уче­ника Канамэ Кодзимы Киёси и эко­но­ми­ста Ямадзавы Иппэя. В даль­ней­шем эти раз­ра­ботки ста­нут клю­че­вым эле­мен­том тео­рии «Новой струк­тур­ной эко­но­мики», создан­ной тай­ва­нь­цем Джастином Ифу Линем, пере­бе­жав­шим в КНР в 1979 г. и рабо­тав­шим глав­ным эко­но­ми­стом Всемирного Банка в период с 2008-​го по 2012-​й.
  75. Bernard and Ravenhill 1995, p.179.
  76. Miki Y Ishikida, Toward Peace: War Responsibility, Postwar Compensation, and Peace Movements and Education in Japan, iUniverse Inc. 2005. p. 21.
  77. Martin Hart-​Landsberg and Paul Burkett, «Contradictions of Capitalist Industrialization in East Asia: A Critique of „Flying Geese“ Theories of Development», Economic Geography, Volume 74, Number 2, April 1998. p. 92.
  78. Itoh 1990, pp. 225−228.
  79. Bernard and Ravenhill, p. 181.
  80. Itoh 1990, pp. 225−228.
  81. Brenner 2002, Fig. 1.1.
  82. Hart-​Landsberg and Burkett 1998, p. 92.
  83. Itoh 1990, p. 164.
  84. Демографический диви­денд — это по сути своей рас­чёт рабо­чего насе­ле­ния по отно­ше­нию к нуж­да­ю­ще­муся насе­ле­нию (соот­но­ше­ние между кор­миль­цами и ижди­вен­цами), поскольку он отно­сится к сдви­гам в эко­но­ми­че­ском раз­ви­тии. Вместе с тем, как эко­но­мика про­дол­жает раз­ви­ваться, уро­вень смерт­но­сти падает, но уро­вень рож­да­е­мо­сти пер­во­на­чально оста­ётся высо­ким, что при­во­дит к демо­гра­фи­че­скому буму. Поколение «буме­ров» всту­пает на рынок труда, предо­став­ляя фир­мам зна­чи­тель­ный резер­вуар тру­до­вых ресур­сов, уде­шев­лён­ных кон­ку­рен­цией между работ­ни­ками. Это, в свою оче­редь, при­во­дит к росту лич­ных сбе­ре­же­ний и повы­ше­нию спроса на внут­рен­нем рынке.
  85. Kiernan 2017, p. 397.
  86. Цитировано там же, p. 397.
  87. Данные Гоминьдана осве­щают как мате­рик, так и Тайвань, см.: U. S. Agency for International Development (USAID). «U. S. overseas loans and grants: obligations and loan authorizations, July 1, 1945 — September 30, 2005», p. 122 and p. 126.
  88. Там же, p. 120. Гораздо бо́льшую роль в этом про­цессе сыг­рали капи­та­ли­сты, кото­рые бежали с мате­рика и осно­вали новые про­из­вод­ства в тек­стиль­ной про­мыш­лен­но­сти на тер­ри­то­рии Гонконга.
  89. Там же, p. 128. См. гра­фик 1 для срав­не­ния.
  90. Heonik Kwon, «Vietnam’s South Korean Ghosts», The New York Times, 10 July 2017.
  91. Jim Glassman and Young-​Jin Choi, «The chaebol and the US military-​industrial complex: Cold War geopolitical economy and South Korean industrialization», Environment and Planning A, Volume 46, 2014. p. 1166.
  92. Там же, pp. 1170−1172.
  93. Там же, График 2.
  94. Там же, График 5.
  95. Там же, p. 1176.
  96. Kiernan 2017, p. 436.
  97. По под­счё­там ОЭСР.
  98. Maito 2014, График 4.
  99. Kevin Gray, Labour and development in East Asia, Routledge 2014.
  100. Brenner 2002, pp. 59−75.
  101. Там же, p. 80.
  102. Deborah Cowen, The Deadly Life of Logistics: Mapping Violence in Global Trade, University of Minnesota Press 2014. p. 31.
  103. Cowen 2014, p. 41.