Немного об авторе
Автор доклада, Николай Алексеевич Скрыпник, выдающийся марксист и государственный деятель социалистической Украины, прочитал его в 1928 году, за пять лет до своей смерти.
Судьба Николая Алексеевича выдающаяся и сложная. Будучи большевиком и марксистом, на протяжении всей своей жизни он демонстрировал присущую, к сожалению, немногим невероятную мобильность и многонаправленность своей деятельности. Он был наркомом внутренних дел УССР, наркомом образования, заместителем председателя Совнаркома УССР и даже председателем украинского Госплана. Принимал активное участие в работе ВЧК, был одним из основателей КП(б)У. Кроме всего прочего, Николай Алексеевич был членом ЦК, академиком АН УССР и даже успел поработать в исполнительном комитете Коминтерна. Широкую известность он получил прежде всего как «дирижёр советской украинизации», а также благодаря утверждению «харьковского правописания» в украинском языке, отсюда и получившего своё название — «скрыпниковка».
Вместе с тем финал его жизни оказался трагичным. В последнем для Николая Алексеевича 1933 году против него была начата кампания, навалившаяся на него со всевозможными обвинениями в «националистическом уклоне», «извращении украинского языка», «отходе от ленинизма». В начале года он был освобождён от своих должностей, а уже через полгода после очередного «антискрыпниковского» заседания Политбюро покончил жизнь самоубийством. После его смерти была изъята и запрещена вся литература, написанная им до июля 1933 года.
Нельзя, между тем, говорить о том, что развернувшаяся кампания была целиком и полностью надуманной. Николай Алексеевич был сторонником аутентичности украинской культуры, которая не сводилась, по его мнению, к «малороссийскому придатку». Он выступал категорически против записывания украинского языка во «вторичные». Отсюда следовала и его поддержка политики «украинизации», которая была развязана самими же большевиками в целях консолидации украинского народа и взращивания национального самосознания, что пришлось делать за руководителей Российской империи. В рамках украинизации пришлось привлекать к работе огромное количество националистов, чтобы их движение было под контролем советской власти и в русле социализма. В конце двадцатых против украинизации внезапно выступили не только в Политбюро КП(б)У, но и в Политбюро ВКП(б). Те же, кто принимали решение создать исторический миф об Украине, о единстве её истории, привлекали огромное количество людей (среди которых были и националисты, и марксисты) к укреплению украинской культуры и нации, затем раскритиковали собственное решение и уничтожили всех причастных, направив СССР в русло патриотического поворота. Вместе с националистами под каток репрессий попало огромное количество украинских марксистов.
Сыграли свою роль и, мягко говоря, напряжённые личные отношения Скрыпника и Сталина, которые уже тогда, пусть и косвенно, предвосхитили две линии советской политики в отношении национального вопроса: интернационалистическую и патриотически направленную. О патриотизме мы писали в этих материалах: «„Patria о muerte?“, или Что такое патриотизм?» и «Буржуазный патриотизм и сталинская ВКП(б)», а также рассказывали на своём ютуб-канале.
Злая ирония истории поступила со Скрыпником не самым приятным образом. История сложилась так, что тем, кто когда-то встал на сторону Сталина во внутрипартийной борьбе, была уготована та же судьба, что и Троцкому. В их числе был и Н. А. Скрыпник. По-видимому, поддержка Сталина по этому вопросу была попыткой сгладить их собственные отношения.
Так или иначе, изучение что советской украинизации, что биографии и исторической роли Николая Алексеевича Скрыпника не входит в число задач этого текста и требует отдельной тщательной проработки. Несмотря на, возможно, противоречивую политику в области образования и культуры, к сожалению, не получившую на сегодняшний день должной оценки, он оставался марксистом и приверженцем ленинских идей. Скрыпник оставил огромное литературное и публицистическое наследие, среди которого и настоящая статья. Свой комментарий к ней мы изложили в послесловии.
Ленин как учёный
Н. Скрыпник. Ленин как учёный // «Прапор марксизму» (Харьков). — 1928. — № 3. — Стр. 7–22.
Когда мы говорим о Ленине, как об учёном, то кто-то как из зарубежных, так и из наших квалифицированных профессоров-академиков может спросить: «А где же научные работы Ленина, где те фолианты грубых книг со ссылками на сотни материалов, где на каждой странице рябило бы от цитат, где была бы вся амуниция обыкновенной академической работы?» Необходимо признать, что у Ленина таких произведений нет. Но свидетельствует ли это о том, что у Ленина нет научных трудов? Нет. Это свидетельствует о том, что у него нет обычных «гелертерских»1 произведений. Это свидетельствует о том, что Ленин прокладывал совершенно новые пути в науке, что как раз и характеризует его научные труды.
Необходимо предварительно сказать: уже по первым шагам Ленина, характеризующим его научное творчество, можно увидеть, что его труды не имеют ничего общего с официальными академическими работами. Научная деятельность Ленина не была рассчитана на признание его учёным в официальных научных кругах. Если сравнить произведения Ленина даже с трудами его предшественника Плеханова, то мы увидим большую разницу в их внешнем виде. Произведения Плеханова целиком оформлены так, как должны выглядеть научные труды профессора. Тут есть ссылки на книги, цитаты под страницами, чтобы можно было проверить каждую научную ссылку автора. Такова характеристика внешнего вида произведений Плеханова-Бельтова. Совсем иное обличье имеют труды Ленина, и даже самые абстрактные его труды. Какова же причина такой разницы? Причина прежде всего в различии эпох, в которые писали Плеханов и Ленин, хотя дальнейшее творчество Ленина с середины 1900-х, которое входит в первый том его сочинений, написано приблизительно в то же время, что и книга Бельтова про материалистическое мировоззрение. Однако у Плеханова, представителя марксистской науки 1900-х, подготовка была иной. К тому же жизнь шла обычными путями: тогда процесс академического создания марксистского мировоззрения, его проработки, происходил в других условиях. С одной стороны, было время для академической проработки произведений; с другой, труд рассчитывался прежде всего на те элементы общества, которые были академически квалифицированы, на российскую интеллигенцию, то есть в те времена в трудах имели в виду даже враждебные нам круги, боролись с ними и отвоёвывали у них отдельные элементы.
Труды Ленина были написаны тогда, когда жизнь начала уже кипеть проявлениями борьбы и когда появились новые круги новой интеллигенции. Тогда дело касалось не академического, абстрактного обсуждения вопросов, а непосредственного применения этих вопросов в жизни и борьбе. И чем дальше эта борьба углубляется, тем сильнее проявляются характерные черты научного творчества Ленина. Если обратить внимание на первые статьи Ленина 1900-х, то в них ещё наличествуют и ссылки, и цитаты, и примечания внизу каждой страницы. Ленин здесь использует обычные методы и способы написания научных работ. Эти работы написаны сжато, рельефно, короткими фразами. Ленин выражает свои мысли, ссылается на идеи своих противников, но не использует в обязательном порядке тяжёлую артиллерию цитат для сопровождения собственных мыслей. Здесь же мы имеем научные труды, рассчитанные на непосредственное применение в борьбе. Поэтому можно сказать, что все научные труды Ленина, вся его научная деятельность имеет непосредственную связь с вопросами борьбы, с деятельностью политической. Даже первый труд Ленина, написанный в ту пору, когда общественная жизнь была в недвижимом состоянии, когда борьба и массовые движения только начинались, — даже тогда каждый шаг Ленина имел непосредственное отношение к жизни.
Повредило ли это его произведениям, изменило ли их научное значение? Ценность труда не измеряется добавлением сотни цитат.
Добавление цитат — это небольшая работа, работа нескольких дней, это только приспособление из обычного псевдонаучного ассортимента2 , не характеризующий проделанную работу. Я не говорю ничего против того, чтобы автор научного труда давал читателю возможность проверить авторские мысли при помощи цитат и ссылок. Но я позволю себе утверждать, что проверяет цитаты, быть может, один читатель на тысячу, если не меньше. Даже если мы возьмём такое важное произведение, как «Капитал» Маркса: мы можем утверждать, что общая и полная проверка всех цитат была проведена всего лишь один раз. Элеонора Маркс-Эвелинг проделала эту работу с невероятно большим трудом и пришла к одному выводу: Маркс верно цитировал те труды, на которые ссылался. Вообще же цитирование имеет значение для ничтожно узкого круга читателей, для представителей цеха учёных, а для обычных читателей подобное цитирование ничего не даёт и является почти что лишним. Стало быть, без цитирования можно обойтись, как это часто и делает Ленин, хотя, разумеется, ничего нельзя сказать против того, чтобы молодой автор давал читателю возможность проверить себя.
Итак, первой характеристикой произведений Ленина является то, что они совсем не имели «гелертерского», типового, академического характера. Во-вторых, каждое утверждение Ленина имело непосредственную связь с жизнью, с вопросами, имеющими значение для борьбы. Рассматривая с этой точки зрения, — а эта точка зрения является, по моему мнению, единственно научной и единственно правильной с точки зрения того, чтобы оценивать научное значение труда не в зависимости от внешних, типичных для академических произведений атрибутов, а с точки зрения существенного значения идей научной работы, — мы можем и должны признать, что научными трудами Ленина являются все его тома. Тут необходимо обозначить особенность научного характера многих трудов Ленина. Труды Ленина можно разделить на две части. Одна занимается вопросами из области наук, которые уже все признают науками, таких как философия, политэкономия, история революционного движения, статистика и др.; другая включает в себя научные работы Ленина в тех областях мысли, где Ленин отталкивался лишь от одиночных рассуждений или вовсе не имел ничего и сам прокладывал путь для научной мысли.
Первый и отчасти второй том произведений Ленина последнего издания3 — это рассуждения в области политэкономии, которые имеют большое значение и охватывают три направления. В первую очередь Ленин выступает в защиту марксистской науки политэкономии и за адаптацию её к жизни тогдашней России; сначала против различных народнических теорий, затем против теории буржуазного легального марксизма, а далее, в начале 90-х годов, Ленин публикует свои статьи в «Новом Слове» и «Научном Обозрении» с заметками по абстрактным вопросам, направленными против ревизионистов.
Здесь мы имеем перед собой блестящий марксистский анализ действительности тогдашней России со всеми её особенностями. Ленин много раз отмечал, что в марксизме он видит не буквальную догму, а метод диалектики, в котором отражается сама действительность. Это утверждение имеет отдельное значение, а именно двойственное. В 1890–1900-х годах оно было направлено, как известно, против ревизионистов. Ревизионисты ссылались на то, что они признают не букву, а только метод, и приходили к отказу от самой сути марксистской науки. В начале 1890-х годов, то есть в начале работы Ленина, те его заявления имели совсем иной характер. Их значение состояло в отмежевании от обоих извращений марксизма: от извращения, проявлявшегося в так называемом народническом марксизме, а с другой стороны — против кафедрального [Читай: академического. — LC прим. перев.] марксизма, который рассматривал Марксову науку как узко-экономическую и абстрагировался от действительности. Возьмём эти утверждения Ленина. Рассматривая их, мы видим, что они имеют значения орудия борьбы против самой сути тогдашних перетолкований марксизма. Суть этой борьбы была в том, чтобы абстрактную науку политэкономии и диалектики сделать орудием понимания действительности и орудием борьбы за преобразование этой действительности. Все искажения марксизма 1890-х и начала 1900-х годов, такие, как старый кафедральный и народнический марксизм, струвизм и далее меньшевизм — все они имели значение отвлечения марксистской теории политэкономии и теории диалектического материализма, от действительной материальной базы и тем самым отрезали марксизм от его классовой пролетарской основы. Труды Ленина с самого начала направлены против подобного отрезания и отвлечения марксистской теории от жизненной основы. Ленин рассматривал политическую экономию в действительной непосредственной связи с вопросом экономического развития тогдашней России.
Таким же характером отличается и то, что сделал Ленин в области статистики. Если взять его анализ трудов уральских статистиков про сельское хозяйство, то здесь имеется большая работа в деле проверки статистических работ лучших тогдашних работников земской статистической школы. Детально перебирая цифру за цифрой, тщательно проверяя цифры и сопоставления разных цифр, приведённых его противниками, Ленин на этом материале научно обосновывает свои мысли о дифференциации крестьянства. Я не буду сейчас разбирать сами доказательства Ленина про дифференциацию крестьянства, я лишь хочу взять работу Ленина, где в статистическом анализе рассматривается работа земской статистической школы. Здесь необходимо обозначить особенный характер подхода Ленина к этому статистическому анализу. Всю его работу можно охарактеризовать, как полный отход от старых обычаев с абстрактной средней цифрой. Давно уже сказано, и я всегда буду повторять ту хорошую поговорку, про три сорта лжи: ложь, наглая ложь и статистика. Вот именно средняя цифра, которую вычисляла земская статистика, тогда стала подобной статистической ложью. В 90-х годах российская земская статистика проделала огромную работу, имеющую большое значение в истории общественной мысли, и мы ещё не раз при дальнейшем изучении предшествующего развития нашей экономики будем пользоваться результатами работы различных земских статистических школ. Но так было только в 80-х и 90-х годах, когда земская статистика ставила себе задачи, исходя из текущей работы. Однако значение этой работы изменилось, когда она стала орудием борьбы против нового течения марксистской мысли, когда средняя цифра, абстрагированная от социальной дифференциации села и различных социальных групп, стала статистической ложью и орудием борьбы против пролетарской теории. Работа Ленина, его разбор различных статистических данных, как и дальнейшие его работы по аграрному вопросу, даёт нам наилучший пример того, какой может быть и какой должна стать марксистская статистика. Теперь, когда статистика стала для нас фундаментом всей работы Госплана и нашего планирования для строительства социализма в целом, теперь, когда рождается сугубо марксистская статистика, — теперь вопрос изучения Ленина как статистика становится перед нами в полный рост. Изучение его методов статистического анализа, изучение вклада Ленина в статистическую методику ещё требует отдельной работы. Констатирую, что, хотя работа Ленина имела огромное влияние на дальнейшую работу всех марксистских статистиков в России, специальной научно-исследовательской работы по поводу того, что именно внёс Ленин, какие именно методы Ленин выявил в своём статистическом анализе, до сих пор не проведено, и эта задача — изучить Ленина, как марксиста-статистика, — всё ещё стоит перед нами.
Ещё больше дал Ленин другой науке, а именно науке о вопросе аграрном. Если мы возьмём его труд «Аграрный вопрос», то увидим подзаголовок: «К теории развития внутреннего рынка капитала». Этот подзаголовок указанного произведения Ленина говорит о его подходе к изучению этого научного (аграрного) вопроса. Ленин берёт аграрный вопрос одновременно, с одной стороны, как абстрактный, сугубо теоретический вопрос, а с другой стороны, берёт его в непосредственной связи, во-первых, с предшествующей историей экономического развития, во-вторых, с практической программной и тактической задачей, которую необходимо было поставить, как вопрос борьбы пролетариата тогдашнего времени. Сравним этот труд Ленина с другим произведением, вышедшим приблизительно в то же время и имевшим такое же большое значение для развития научной мысли, в частности, теории аграрного вопроса. Я говорю о книге Каутского «Аграрный вопрос». Сравнение этих двух произведений показывает, какая бездонная разница лежит между ними. Оба произведения стояли тогда на почве ортодоксального марксизма. Оба произведения направлены против ревизии научной мысли Маркса. Оба произведения имели своей задачей стать оружием для марксистской пролетарской партии в борьбе за правильную линию пролетарской практики и тактики относительно крестьянства. При сравнении этих трудов мы видим зародыш первого расхождения этих двух руководителей тогдашней марксистской мысли, первый зародыш расхождения между Каутским и Лениным. Каутский исходит из положений ортодоксального марксизма. Он критикует и разбирает теорию тогдашних немецких ревизионистов, он оспаривает её и намечает твёрдую марксистскую линию для тогдашней немецкой социал-демократической партии. Но когда мы присматриваемся к его труду ближе, то видим, что уже тогда у Каутского притупились острые рога, что уже тогда у Каутского обнаруживается абстрактно-академический подход к аграрному вопросу. Мы видим больше: уход Каутского от адски жгучих вопросов современности к абстрактной теории и истории; мы видим попытки отсюда вывести требуемую пролетарскую теорию относительно крестьянства не через анализ непосредственной действительности с помощью марксистской теории, а непосредственно из абстрактных теорий и положений, которые Каутский излагает в своём труде. Тут уже заранее обрисовался будущий Каутский, который понемногу превращался в учёного-гелертера и потом дошёл до бездушного, лишённого действительного марксистского анализа гелертерского марксизма.
Совсем иной характер имеет труд Ленина. Он выходит и ставит перед собой двойную задачу. С одной стороны, он берёт самые абстрактные, наивысшие отделы марксистской теории — про образование внутреннего рынка. Уже сама постановка этого вопроса Лениным означала великое достижение, поскольку тогда именно вокруг этих вопросов, как известно, шла большая борьба. С одной стороны, буржуазные и народнические теоретики национальной политэкономии, а с другой, и легальные марксисты-ревизионисты использовали именно этот вопрос как орудие своей борьбы против революционного марксизма, делали его исходным пунктом всех своих теоретических исследований в своей практической борьбе против пролетарской тактики. Постановка этого вопроса Лениным имеет [Как уже было сказано. — LC прим. перев.] двойственное значение. С одной стороны, Ленин исходит из своего анализа, из нарушения Марксовых положений относительно аграрного вопроса, и разбирает процесс воспроизводства капитала, а с другой стороны — из того, что наука должна быть непосредственным орудием научного анализа действительности. Далее Ленин исходит из анализа аграрных вопросов, стоявших перед всеми российскими марксистами с самого появления марксизма в России, то есть из анализа вопроса о так называемом освобождении крестьянства в 1861 году. К этому вопросу относились теоретические и практические работы всех научных деятелей марксистской мысли с конца 80-х — 90-х годов. Но именно Ленин дал самый уверенный, детальный и последовательный анализ процесса развития сельского хозяйства после реформы 1861 года. Все выводы Ленина, теоретические и практические, сделаны на основании марксистского метода подхода к действительности. С одной стороны, имеем теоретический разбор действительного положения и выявление действительной диалектической сути марксистских утверждений, а с другой — адаптацию марксистского анализа к экономической действительности данной страны, взятой в процессе её экономического развития. Теперь несложно себе представить, какое огромное значение имел для марксистской научной мысли этот труд Ленина. Он имел, возможно, такое же эпохальное значение, как философско-абстрактные труды Плеханова-Бельтова в теоретической области. Здесь мы видим перед собой Ленина не просто как одного из разработчиков того или иного глубокого, быть может, и важного вопроса; мы имеем здесь вопрос, имевший характер и значение главного основания научной мысли. Анализ Лениным аграрного вопроса показал и ему, и всем его читателям, всей научной марксистской мысли значение аграрного вопроса как одного из наиважнейших вопросов всего экономического развития нашей страны. Вспомним, что по аграрному вопросу было больше всего блужданий в нашей абстрактной политэкономической научной мысли. Я думаю, что в то время не было ни одного марксиста, который избежал бы подобных блужданий. Каюсь, что и у меня до 90-х годов по аграрному вопросу было достаточно недоразумений, и книга Ленина про аграрный вопрос, а также другая книга «Что такое друзья народа» во многом помогли мне избавиться от этих теоретических блужданий. Научное значение произведения Ленина огромно, и от него можно датировать действительную разработку нашей восточноевропейской марксистской политэкономии.
Если далее рассматривать те области научной мысли, которые уже очень давно признаны отдельными научными дисциплинами, то обратиться следует прежде всего к теории философии. Ещё в 1890-х, а затем в 1900-х годах Ленин в своих заметках отмечал, что он не специалист в философии. Но это не означало, что он не был сведущ в вопросах философии. Ленин имел знаний в философии именно столько, сколько их должен был иметь марксист, чтобы свободно в ней разбираться. Однако Ленин заявлял, что он не является специалистом в философии, то есть что он не проработал весь научный материал, необходимый, чтобы писать научно-исследовательские работы в этой области теоретической мысли. Правда, необходимо отметить, что уже в 1890-х и в начале 1900-х годов Ленин, выступая против Струве, выявил его теоретические отклонения, а потом, когда писал про политэкономию и теорию познания, дал анализ извращений легальными марксистами Марксовой теории. Но эти вопросы тогда не стояли в центре внимания Ленина. Ленин был представителем сугубо научного отношения к действительности и, более того, к самой науке. Никто не может распылять своё внимание без негативного влияния на научную работу. Отношение Ленина к научной жизни было таким, что он, исходя из общего объёма научного понимания всей жизни, всей действительности, далее сосредоточивал внимание на тех вопросах, которые с точки зрения научного деятеля имеют самое решающее значение. Для Ленина таким стимулом, который определял его внимание и, так сказать, балансировал его научное внимание в том или ином научном вопросе, была первоочередная важность тех или иных областей науки для выработки пролетарской мысли, пролетарского орудия для пролетарской революции. Именно поэтому наука философии не могла стоять в центре внимания Ленина в 1890-х и 1900-х годах. Правда, необходимо отметить, что в 1890-х годах, а ещё больше — с 1900-х, именно с области философии легальные марксисты-ревизионисты в России и начали ревизию Маркса, и можно сказать, что уже тогда возникла потребность дать им отпор, дать марксистскую критику этих псевдомарксистских критиков пролетарской теории в области философии. Однако необходимо обозначить, что водораздел между революционным марксизмом и ревизионизмом у нас уже тогда был проведён, и потому ревизионистский пересмотр философских взглядов марксизма был по ту сторону баррикад и не так уж сильно препятствовал задаче Ленина, состоявшей в том, чтобы приспособить революционную марксистскую теорию к тогдашней российской действительности и сделать из неё орудие пролетарской борьбы. Даже в 1905 году, когда среди большевиков выявились те или иные искажения в области теории философии, они ещё не были угрожающими, поскольку не оказывали влияния на непосредственную практическую работу, а потому Ленин и не ставил их на повестку дня. Приведу тут своё собственное воспоминание. Попавши в тогдашнем Екатеринославе в тюрьму, а после по дороге в ссылку в Архангельскую губернию, я прочитал «Очерки реалистического мировоззрения» Богданова. В книге я заметил некоторые черты, означавшие, с моей точки зрения, ревизию марксизма. Также там в некоторых статьях Богданова я заметил искажения, которые потом отчётливо проявились в богдановской теории империализма. Потом я сбежал из ссылки и приехал на III съезд нашей партии. Именно тогда Аксельрод и другие так называемые ортодоксальные марксисты выступили со своими статьями против богдановских философских потуг, приписывая все эти философские искажения Богданова большевикам, пытаясь выставить эти философские уклоны Богданова как нечто свойственное всему большевистскому теоретическому течению. К съезду в Женеве я перечитал ещё раз книжку Богданова и в разговоре с Лениным высказал свою мысль о том, что в ней есть искажения:
«Хотя,
— говорил я, —
и в теории политэкономии, и в философии я знаток вовсе не большой, но, прочитав в издании Авенариуса „Научное мировоззрение“, а ещё до этого — статью Любови Аксельрод „Человеческое понятие о мире“, я вижу, что эти произведения нам полностью враждебны; стало быть, нам, большевикам, необходимо откреститься от этих искажений».
Ленин ответил:
«Правильно, это не наша теория, но где-нибудь мы заявляли о том, что это наша теория? Нет. Так нигде мы об этом и не заявим. Пока не возникнет потребность, не следует нам трогать этот вопрос. Сейчас этот вопрос не стоит на повестке дня, потому что попытки Богданова ещё не обозначились в такой степени, чтобы можно было говорить, что он обязательно пойдёт путём своей теории».
Это был 1905 год. Но когда практическая работа требовала теоретического обоснования и выдвигала на повестку дня философские вопросы как первоочередные, когда обнаружилось, что Богданов в рядах большевистской партии не удержался, отходя в своих взглядах и своей тактике к левому ревизионизму, к отзовизму, когда после 1907 года политическая и социальная реакция сделала вопрос философии тем полем, на котором бой давался прежде всего марксистам, — на повестке дня у Ленина встал вопрос философии. Он несколько лет работал над трудом «Материализм и эмпириокритицизм». Труд этот имеет огромное значение для марксистской философии. Я думаю, что это произведение не имеет себе равных: таких, где столь абстрактная область науки, как философия, была бы изложена и вправду научно, без упрощения, без вульгаризации, с детальным уточнением всех самых тонких областей вопроса, а вместе с тем — таких, чтобы они были доступны каждому по-марксистски просвещённому пролетарию. Брошюра Энгельса «Анти-Дюринг», а также очерк «Развитие социализма от утопии к науке» предоставляют достаточно понятное и доступное изложение теоретических вопросов философии. Однако эти труды, имеющие огромное научное значение для уточнения некоторых основных вопросов, имеющих фундаментальное значение для марксистской философской мысли, хотя они и написаны доступно, всё же требуют от читателя значительной предшествующей подготовки, требуют, так сказать, читателя, который уже лет 15–20 поучаствовал в рабочем движении и познакомился перед этим с марксистской теорией. Дело в том, что труды Ленина популярны. Никто не может этого оспорить. Труд Ленина популярен в том смысле, что тот, кто хочет прочитать и понять, скорее всего поймёт все тонкости дисциплины. Однако в этом философском произведении Ленина нет шелухи псевдонаучных атрибутов, до того обычных в научных трудах. Необходимо отметить, что вся меньшевистская наука об этом научном труде промолчала. Для нас, представителей марксистской революционной науки в нашей советской действительности, этот труд является действительным вкладом Ленина в историю развития научной марксистской философской мысли. Произведение Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» — это разрыв со всей современной буржуазной наукой. Ленин, чтобы написать этот труд, перевёл огромные теоретические штудии [Читай: материалы. — LC прим. перев.] классических философских произведений и взял из них всё ценное для марксистской науки и одновременно отбросил всё, что ей враждебно, с чем необходимо бороться, от чего следует избавиться. Теперь, когда возникает достаточно большое количество разных философских теорий, эта работа Ленина с его глубоким анализом должна стать для нас путеводителем при их разборе и борьбе с ними.
Возьмём ещё одну дисциплину, имеющую всеобщее признание, — это теория государства и теория государственного права. В 1917 году, пребывая всё время в подполье, под угрозой ареста, преследуемый всей буржуазной сволочью, Ленин резюмирует результаты своей многолетней предшествующей работы до войны и после войны в небольшой по своим размерам, но эпохальной по своему содержанию брошюре «Государство и революция». Я сейчас не буду детально рассматривать значение этой книги для практики и тактики пролетарской борьбы. Эта книга Ленина — тот камень, с которого началось возвышение нашей Октябрьской революции. У нас вплоть до последнего времени в наших высших школах если брали науку права и государства, то начинали с Гуго Гроция и иных ихтиозавров старого права, превращая наших слушателей в исследователей археологии и палеонтологии. Я не говорю ничего против историографического изучения развития теории государственного права, но это же историография, а не теория государства, это историография государственного права, а не сама теория права. Вся совокупность научных буржуазных и реформистских теорий — исторический мусор, потерявший всякое значение для современности. Теперь единственный труд, который должен быть исходным пунктом и евангелием современного юриста, — труд Ленина про «Государство и революцию». Какую бы область теории права мы ни взяли, мы можем уже сейчас выстраивать новое право нашего нового общества, но лишь в том случае, если мы будем соответствовать этому произведению Ленина; в частности, если мы говорим о теории государства, вся наша работа должна быть выстроена исключительно на этом произведении. В области социальной мысли, в области теории о государстве, в науке об обществе эта небольшая книга Ленина имеет значение такого же радикального перелома, какое дата 25 октября имеет в истории всего человечества. Это Октябрьская революция в области социальной теории, в области теории государства, это небольшой, но пропитанный суровым марксистским диалектическим анализом труд.
Я не буду брать те научные дисциплины, которых Ленин касался и для которых он также много дал в своих трудах, но в которые он внёс меньший вклад по сравнению с упомянутыми выше научными дисциплинами. Но если бы даже Ленин не был руководителем Пролетарской Октябрьской революции, если бы Ленин не был основоположником пролетарского государства и воинствующего коммунистического Интернационала и если бы его труды ограничивались лишь важнейшими теоретическими произведениями, перечисленными мной, в его лице мы имели бы наилучшего представителя действительно научной мысли, проложившего во всех областях, где ему доводилось работать, новые пути для неё. Ленин как учёный стоит перед нами как исполинская могущественная фигура всего полустолетия XIX и первой четверти XX века. Суровый, твёрдый анализ, недовольство результатами, представляющими собой пустые слова4 , доведение мысли до логического конца, до последнего выявления всех выводов из неё, — так можно охарактеризовать научный метод Ленина. Характерная черта научного метода Ленина во всех этих вопросах — полное отсутствие какой-либо фразеологии. Во всех труда Ленина есть одна и та же основная черта — это ненависть к словоблудию, к словесному прикрытию недостатков анализа.
Лишь у Маркса обнаруживаем мы подобный пример сурового отношения к поставленным им задачам, сурового доведения теоретического анализа до конца. Но это не значит, что Ленин был беспристрастным. Наоборот: научная деятельность Ленина даже в области, так сказать, сугубо научных дисциплин имеет своей целью непосредственное приспособление к жизни пролетарского класса. Вся научная деятельность Ленина сводилась в основном к окончательному освобождению пролетариата, к социальному преобразованию общества. Самые абстрактные теории Ленин всегда брал не сами по себе, не сами для себя, а в аспекте пролетарской освободительной борьбы.
Проторив новые пути, дав новое в области старых научных дисциплин, где научная мысль себя сформировала уже в предшествующей истории, где уже были нагромождены результаты достаточно большой предшествующей научной работы и буржуазных предшественников марксизма, и деятелей научной марксистской мысли, Ленин представил много нового, иногда ставя науку на новые рельсы, производя полномасштабный переворот, как, например, в теории государства. Одновременно с этим Ленин завоевал для научной мысли новые области жизни. Целый ряд новых областей научной мысли Ленин впервые открыл и разработал, впервые поставил в научную плоскость. Представитель нового класса в новых социально-экономических условиях, рассматривая все старые научные дисциплины с точки зрения обращения их в орудие для освобождения пролетариата, очищая научные дисциплины от старого мусора буржуазных социал-реформистских искажений, использовал новые методы. В 1890-х, а также в 1900-х годах ясно определяется процесс превращения промышленного капитализма в капитализм финансовый, где чем дальше, тем всё больше и больше приближается эпоха империализма, то есть преддверие пролетарской революции. И это новое время, выдвигая новые задачи для пролетарского класса, объективно требовало разработки новых вопросов, новых теоретических вопросов для борьбы за освобождение пролетариата. Их разработал и поднял на научную высоту Ленин.
Наиболее глубоко разработал Ленин науку про организацию рабочего класса, науку про организацию партии. Быть может, некоторым покажется чудны́м то, что мы говорим про организацию партии как про отдельную науку. Мы можем вспомнить, сколько в 1903–1904 гг. после нашего раскола с меньшевиками, когда Ленин обозначал тогдашний меньшевизм как оппортунизм в организационных вопросах, было насмешек по поводу этих заявлений Ленина, сколько тогда было псевдонаучных заявлений о том, что мы знаем оппортунизм в теории, но оппортунизм в организационном вопросе — это никчёмная и безосновательная выдумка Ленина. Это утверждение было правильным в том отношении, что сам Ленин впервые поставил вопросы об организации как вопросы научной теории, которые могли всплывать и всплывали в оппортунистических искажениях. Не следует, однако, думать, что разработку теории пролетарской организации как орудия освободительной пролетарской борьбы Ленин начал лишь после раскола с меньшевиками, что она исходила лишь из этого раскола. Это было бы неправильно и неверно. Книга Ленина «Что делать» — это первый набросок научной постановки вопроса об организации пролетарского класса. Также не следует, однако, полагать, что теория организации рабочего класса у Ленина сводилась, говоря языком троцкистской идеологии, «к аппарату»5 . Основными вопросами, поставленными Лениным, были: вопрос о классах и массах и их соотношении, вопрос о соотношении между партией и классом, между авангардом рабочего класса и всей массой, вопрос о профсоюзах и партии. Целый ряд вопросов, которые до Ленина рассматривались исключительно с точки зрения текущей политической работы, Ленин основательно разобрал в книге «Что делать» и поднял эти вопросы на уровень теоретического и научного анализа.
Если мы возьмём его следующий труд «Шаг вперёд, два шага назад», то здесь мы впервые имеем теоретическую разработку организационных вопросов, первый их анализ в связи с расколом на втором съезде партии. Эту теоретическую научную работу Ленин продолжал и после, публикуя отдельные статьи и труды в процессе своей политической деятельности, разбирая различные фундаментальные вопросы. Эту работу он продолжал вплоть до своих последних заметок, когда уже больной, накануне своей смерти, он диктовал своему секретарю последние листки заметок из своего дневника. Возьмём его всем известную мысль про условия дальнейшего существования пролетарской власти: здесь он объяснил, как сберечь организацию пролетарского класса и её единство, здесь он показал, какие политические и социальные условия для этого должны быть. Ленин говорил, что раскол в партии может возникнуть только тогда, когда возникнет — о чём нет данных — раскол союза рабочих и крестьян. Все эти заметки, текущие указания и отдельные статьи Ленина, где он говорит про организационный вопрос, имеют огромное значение: ведь тезисы Ленина об организации пролетарской партии непоколебимы. В них Ленин выдвигает тезис о том, что организация пролетарской партии есть обязательная предпосылка существования пролетарской диктатуры. Мы теперь осознали значение организационного вопроса и имеем перед собой уже значительное количество научных рассуждений, где поднимается этот вопрос. Ленинская наука об организации рабочей партии ныне приобретает всё большее теоретическое и практическое значение. Практическое значение этого вопроса уже давно признано, а теоретическое значение не может подлежать сомнению, ведь вопрос об организации рабочего класса стал не только одним из основных вопросов для нашего СССР, но и одной из основных проблем всей работы Коминтерна. Не зря, стало быть, доводилось Коминтерну разбирать на каждом своём конгрессе и на каждом своём расширенном пленуме вопрос об организации рабочего класса и коммунистических партий, не зря одна из безумнейших атак троцкистских меньшевиков за последние годы была направлена на такие организационные основы большевизма, которые имеют не только теоретическое, но и практическое значение, — на единый рабочий фронт, на организацию коммунистических ячеек и фракций внутри враждебных нам профсоюзов и др.6
Непрерывной линией продолжалась научная работа Ленина по теории организационного вопроса партии и рабочего класса с 1901 года (с момента появления его книги «Что делать») и вплоть до последних его предсмертных заметок в письмах и дневнике. Ленин — великий организатор. Ленин умел снова и снова в каждом поражении, в каждой неудаче, оставаясь иногда почти в одиночестве, находить снова и снова те точки, опираясь на которые, он возвращал в правильное русло работу по строительству [пролетарской партии], организации рабочего класса в пролетарскую партию. Ленин — великий организатор широких трудящихся масс в пролетарской борьбе на протяжении десятилетия: в Октябрьскую революцию, после неё, во время гражданской войны и по её окончании. Одновременно с этим Ленин поднимал эти вопросы новой жизни, новых сфер жизни к высотам науки.
Мне специально пришлось отделить научную деятельность Ленина в рамках старых, давно признанных научных дисциплин от той работы, где он был представителем новых научных дисциплин. Это искусственное разделение. Я заранее пошёл навстречу обычным предрассудкам научной мысли, признающим лишь то, что признано самой историей. Однако настоящая наука отвечает жизни, поскольку научные дисциплины на протяжении исторического развития то возникают именно из жизни, то исчезают именно в ней. Мне придётся привести здесь пример с наукой геральдики, которая имела огромное значение и была в центре внимания научной мысли в своё время, но растеряла это значение и ныне стоит, быть может, на десятом месте — как вспомогательная наука для истории. Геральдика имела значение тогда, когда господствовали классы, для которых эмблема их рода была эмблемой их власти. Наука геральдики была тогда самой распространённой, наиболее признанной наукой. Вместе с упадком упомянутого класса произошёл упадок и науки геральдики. Новый класс буржуазии принёс новую науку, например, бухгалтерию, ставшую отдельной наукой лишь с развитием капиталистических общественных отношений. Теперь же пришёл новый класс — пролетариат, возникают новые потребности в жизни и борьбе, и пролетариат создаёт новые научные дисциплины, новые науки, как орудие своей освободительной борьбы. Такой была и остаётся прежде всего наука Ленина об организации пролетарского класса и пролетарской партии. Нам постоянно приходится возвращаться к указаниям Ленина в нашей текущей работе в деле и организации самой партии, и организации широких трудящихся масс, не потому что там есть заранее предусмотренные рецепты для всех случаев, а потому что в трудах Ленина есть настоящие научные основания пролетарской организационной науки.
Теперь я возьму другую область, где Ленин дал анализ новых взаимоотношений в новых сферах жизни и тем самым создал новую науку, которую мы изучаем сейчас и будем изучать дальше. Имеется в виду теория национального вопроса и теория национальной политики. Понятно, почему именно у Ленина, руководителя пролетарской освободительной борьбы, возникла потребность в создании науки организации пролетарского класса и пролетарской партии. Это понятно, поскольку жизнь поставила ребром вопрос об освобождении пролетарского класса и сделала его существенным вопросом эпохи империализма как новой эпохи развития общества. Однако в не меньшей степени объективные потребности, которые вытекали из классовой борьбы, побуждали и к созданию новой теории национального вопроса. Стало быть, неудивительно, что между ленинской теорией организации пролетарской партии и пролетарского класса и теорией национального вопроса существует непосредственная научная связь. Подобно тому как главной исходной точкой своей теории организации Ленин сделал вопрос о соотношении между пролетарской партией и пролетарским классом, а в своей аграрной теории и теории аграрной политики — вопрос о соотношении между пролетарским классом и крестьянством, он обозначил исходную точку и для своей теории национального вопроса. Дальнейшим продолжением этой линии была разработка вопроса о соотношении между пролетариатом передовых стран, метрополий, и угнетёнными массами трудящегося населения колониальных и полуколониальных стран. Постановка вопроса о новой науке — теории организации — была продиктована объективными условиями, то есть развитием капитализма-империализма, в котором становятся неизбежными сознательное вмешательство пролетариата в объективный процесс экономического развития и борьба за политическую власть; те же самые условия объективно порождали и вопрос о соотношении между пролетариатом капиталистических стран и порабощённым населением колониальных и полуколониальных стран. Потребность в очистке Марксовой теории пролетарской революции от всех социал-демократических искажений, от всех реформистских покушений поставила перед Лениным при его теоретическом анализе современного империалистического общества вопрос о колониях, а значит, и вопрос национальный. Разработку всё более острого, всё более масштабного вопроса национальной теории и теории национальной политики Ленин начал ещё до войны. Война же поставила этот вопрос в центре внимания Ленина и сделала его лакмусовой бумажкой, проверяющей настоящий пролетарский характер того или иного течения, той или иной организации и даже тех или иных близких к нему товарищей. Вспомним хотя бы борьбу, которую проводил Ленин во время войны 1916 года с Бухариным, Радеком, Юрием Пятаковым, Евгенией Бош. Когда мы до Ленина имели дело с отдельными научными и «научными» рассуждениями о национальном вопросе, то в них национальный вопрос рассматривался или как часть социологии, или в аспекте общей социальной политики. Теперь, в эпоху империализма и пролетарской революции, Ленин поставил этот вопрос как отдельную науку, требующую отдельного внимания и имеющую отдельное значение для всей истории пролетарской борьбы, для всей истории развития общества.
Я не имею сейчас возможности коснуться всех вопросов, которые Ленин впервые разрабатывал научно. Что до этого, то мы могли бы подчеркнуть большое значение Ленина для марксистского освещения математических, естественных и других наук. Однако я должен обозначить ещё две науки, которые имеют огромное значение для пролетариата и которые были детально разработаны Лениным: это теория пролетарской стратегии и тактики пролетарской революции. Рассматривая последние 30 лет борьбы пролетарской партии в разнообразных условиях, мы видим, что иногда пролетарская большевистская партия под руководством Ленина и сам Ленин высказывались в разные моменты по одним и тем же вопросам будто бы прямо противоположно. Примером этому может быть хотя бы то, что Ленин, проведя огромную теоретическую борьбу с народничеством 1890-х годов и столь же огромную теоретическую и организационную борьбу с эсеровщиной, позже сделал указания трудовиков-крестьян эсеровского толка основанием для советского земельного закона. Кривая линия пролетарской практики, если рассматривать её поверхностно, без анализа, демонстрирует достаточно большие шатания и даже повороты на 180 градусов. Отсюда пошли и заявления о том, что Ленин был оппортунистом в тактике. Правильны они или неправильны? Чего в них есть правильного и чего неправильного? Эти заявления правильны, поскольку говорят, что Ленин не имел заранее фактических указаний, которые можно было бы применять в любой ситуации, в каждом отношении. Взять, например, указания крестьян, которые были выработаны в духе раскритикованных и поборенных Лениным эсеров и затем позаимствованы для нашей аграрной программы. Оппортунизм ли это? С точки зрения вульгарных марксистов это оппортунизм. Вульгарный марксизм знает лишь твёрдые, прямые линии, указывающие шаблоны для разбора вопросов заранее. Вульгарный марксист является шаблонным как в теории, так и в практике. Однако революционный марксизм никогда не рассматривает теорию как догму; стало быть, он не знает догмы и в тактике, и лишь с точки зрения догматизма тактики можно говорить о Ленине как об оппортунисте. Мы, наоборот, можем говорить о полной последовательности Ленина во всей его тактике с самого начала и на всех кривых линиях проведённой им тактики. Точно так же левый коммунизм выявил полное непонимание тактики Ленина, когда рассматривал теоретические указания Ленина и его анализ принципиальных оснований пролетарской тактики как догму, а после без настоящего ленинского анализа применял их к жизни. Результатами этого были только отрыв от действительности и революционная фразеология. Если мы, анализируя тактику Ленина, просмотрим все его труды, перед нами вырисуется настоящая пролетарская тактика, где нет никаких беспринципных шатаний. В «Что делать?» Ленин, анализируя кустарно-цеховую тред-юнионисткую тактику, отличает от неё марксистскую революционную тактику как тактику, направленную на пролетарскую революцию и опирающуюся на широкое массовое движение. Мы учимся ленинской тактике. В ежедневной борьбе мы исходим из ленинских принципиальных теоретических и тактических основ, но нам предстоит ещё большая научная работа для выявления всего того, что дал Ленин для создания теории пролетарской тактики. Здесь мы ещё мало что сделали. Также мы ничего не сделали для той новой науки, которую дал Ленин пролетариату, а именно для теории пролетарской стратегии.
Много товарищей удивлённо смотрели на постановку такого вопроса. Пролетарская революция — это война, это большое столкновение классов и масс, в которой всё зависит от множества условий, определяется множеством условий. Революция имеет много общего с войной, но она имеет и свои особенности, требующие отдельного изучения. Когда-то давно ещё Энгельс сказал, что революция — это искусство, а Ленин говорил, что революция имеет свою стратегию. Как война имеет свою стратегию, так стратегию имеет и революция. Столкновения миллионных трудящихся масс требуют широкого охвата и выяснения всех условий борьбы. Теоретический анализ революционной стратегии даёт нам новая наука, созданная Лениным, — наука стратегии пролетарской революции. Письма Ленина из подполья про вооружённое восстание в предоктябрьские дни, ленинское руководство Октябрьской революцией, его работа в Коминтерне дают нам основные теоретические предпосылки для этой новой науки. Вспомним предоктябрьские дни, чтобы выяснить значение ленинской теории пролетарской стратегии и её отличие от тех принципов, что выдвигал тогда Троцкий7 . Исходным пунктом тактики и стратегии Троцкого было провозглашение революции съездом — краевым или всероссийским, который потом поддержат широкие массы и который будет призывом к борьбе трудящихся масс. Как тогда Ленин в своих письмах из подполья оценивал международные взаимоотношения между воевавшими странами, взаимоотношения между фронтом и тылом, взаимоотношения между Ленинградом8 , Москвой и провинцией? Ленин, проведя свой анализ, выяснил, как и где необходимо ударить, какую надобно выбрать точку, чтобы из неё начать пролетарскую революцию. Ленинский анализ указывал на Ленинград и Москву как пункты, где необходимо начать восстание, и Ленин провёл анализ условий стратегии пролетарской революции в обоих этих местах. Я говорю: мало, слишком мало мы сделали, чтобы выявить эти принципиальные основы новой науки, которой раньше не было и не могло быть, — науки стратегии пролетарской революции. Мы неблагодарны по отношению к своему покойному руководителю Ленину, творцу новой науки, потому что мы не разрабатываем с необходимым упорством новой ленинской науки, и эта большая угроза для Коминтерна, поскольку именно эту теорию необходимо выявить наиболее подробно, так как она нужна нам для огромных, всемирных столкновений между социализмом и капитализмом. С этой точки зрения необходимо выявить мысли, которые Ленин высказывал во время повстанческих действий во время нашей и немецкой революций. В его лишь частично опубликованных заявлениях мы обнаружим новую марксистскую науку, прекрасный анализ принципиальных основ пролетарской стратегии, которые будут орудием для пролетариата в его дальнейших жестоких боях с империализмом.
Я не охватил всех вопросов, о которых бы нужно было вспомнить, но, заканчивая, кратко вспомню про ещё одну науку, разработанную Лениным. Эта наука разработана лишь практически, и о ней как о науке я даже и не смею говорить, однако это всё же наука. Я имею в виду науку пролетарского руководства. Здесь мы никакой разработки не имеем. Мы намечаем на практике различные методы и формы руководства, то заимствуя их у Ленина, то сравнивая их с ленинскими, но мы даже не ставим вопроса о сведении их в систему, хотя у Ленина на этот счёт существует великое множество указаний, имеющих огромное практическое и научное значение. Мы привыкли любить, ценить и уважать Ленина как нашего вождя, как руководителя пролетарской революции, как человека, повернувшего штурвал истории и пробившего брешь, через которую трудящиеся массы мира и далее будут пробираться к новой, светлой жизни, к новому обществу труда и солидарности. Однако поскольку все мы представители пролетарского класса, постольку мы привыкли рассматривать науку как то, что стоит в стороне от пролетарской жизни и пролетарской борьбы, поэтому лишь начинаем, засучив рукава, браться за изучение наук в этой области. Наши трудовые отряды на этом поле невелики, и поэтому облик Ленина как научного деятеля заслонялся перед нами его образом воителя и руководителя пролетарской революции.
Снова и снова можно говорить о том, как неправы были представители старой школы марксизма и прежде всего её представитель Плеханов, когда он сказал, что Ленин — практик, а не теоретик. У Ленина соединились воедино его практическая и научная деятельность. Великий руководитель грандиозных боёв пролетарской революции, великий организатор широких миллионных масс, Ленин одновременно был и представителем научной мысли, представителем революционного марксизма, который брал старые науки и с помощью смелого, беспощадного марксистского анализа очищал их от всего мусора старых буржуазных реформистских взглядов, выковывая из науки новое орудие пролетарской борьбы. Он представитель новой эпохи пролетарской борьбы, разработавший для пролетариата новые области науки, которыми тот руководствовался в борьбе. Руководствуясь ими и далее, пролетариат восторжествует.
Послесловие от LC. Ленин как учёный сегодня
I
Работа «Ленин как учёный» была написана слишком давно, чтобы можно было по умолчанию считать её во всём актуальной сегодня: безусловно, найдётся по крайней мере пара-тройка суждений, с которыми можно будет не согласиться. Но суть работы спустя почти век не потеряла актуальности. Более того, в контексте вопросов современности, вопросов, стоящих перед коммунистическим движением снова, она оказывается архиважной.
Суть работы — в ответе не на схоластический вопрос о том, был ли Ленин учёным (хотя об этом мы тоже будем говорить), а на вопрос: является ли марксизм-ленинизм наукой? И если является, то в чём суть этой науки? Что значит быть учёным по-ленински, по Ленину, таким, как Ленин?
От этих ответов зависит, собственно, и ответ на вопрос, который задаёт сам автор. На примере Ленина Скрыпник показывает, каким должен быть настоящий учёный, какой должна быть настоящая наука. Здесь же — пример и того, каким должен быть тот, кто смеет называть себя марксистом.
Ленин — многогранная личность, диалектически вобравшая в себя содержание всей своей эпохи. Линии и закономерности общественной, духовной и политической жизней переплелись, соединились в одном человеке и выдвинули Ленина как особенное выражение существовавшего тогда ансамбля общественных отношений.
Бо́льшую часть времени господствовал взгляд о Ленине как о практике, политике, ярком и выдающемся марксисте, узревшем подходящий исторический момент для выступления пролетариата, ввиду чего оставалась в тени научная деятельность Ленина. И во время Скрыпника был распространён подобный взгляд:
«Однако поскольку все мы представители пролетарского класса, постольку мы привыкли рассматривать науку как то, что стоит в стороне от пролетарской жизни и пролетарской борьбы, поэтому лишь начинаем, засучив рукава, браться за изучение наук в этой области. Наши трудовые отряды на этом поле невелики, и поэтому облик Ленина как научного деятеля заслонялся перед нами его образом воителя и руководителя пролетарской революции».
Современным российским властям непременно нужно свести всю деятельность Ленина исключительно к политической, причём желательно к такой, которая сегодня может быть интересна лишь историкам. Если Ленин не имеет отношения к науке, то он либо, в худшем случае, негативная страница российской истории, либо, в лучшем случае, один из авторитетов в какой-то части российской политики. Поэтому так важно низвергнуть его из области, которая занимается открытием истины. Иначе может оказаться, что Ленин был прав, — а этого никак уж нельзя допустить. Поэтому сторонников его идей нам предлагают рассматривать как советский рудимент, а самого Ленина — как нежелательную случайность, привнесённую в блаженную Россию-матушку то ли Британией, то ли Германией для «закладывания мины под многовековую российскую государственность».
В среде же коммунистов подобный взгляд имеет место не только из-за неверного понимания того, че́м является Октябрьская революция в сущности, но и из-за нарушения внутри марксизма единства теории и практики. Именно в Ленине как в личности и образе коммунистической партии обнаруживается соединение в наивысшей точке этих двух аспектов марксизма, двух важнейших тенденций общественной жизни.
С одной стороны мы имеем академическую науку, плотно интегрированную в капиталистический уклад. Такая наука в сущности является реакционной и антигуманной, так как закрывается сама в себе, отказываясь от борьбы за будущее человечества. Большинство академических «жрецов» в лучшем случае игнорируют общественно-политическую жизнь, относясь к ней с полным безразличием и где-то даже с аполитичным цинизмом (который на деле является латентной реакционностью) — non progredi est regredi, как предупреждали римляне. В худшем случае же они открыто выступают сторонниками существующего общественного уклада, складывая ему дифирамбы в своих сочинениях и подводя под него методологическую и иную теоретическую основу. Подобные люди являются отголосками прошлого, настоящее которых на часах истории уже сочтено.
Иначе дело обстоит с людьми, которые не привыкли мириться с ужасом повседневности и приняли для себя решение вести борьбу с капитализмом на своём участке фронта. Речь идёт о передовой научной (или другой, но нас в данном контексте интересует именно научная) интеллигенции, осознающей как свои собственные интересы, так и интересы широких народных масс. Эта научная интеллигенция либо приходит к марксистскому мировоззрению, либо находится в паре шагов от него. В любом случае она так или иначе доходит до мысли о необходимости коллективного действия, о том, что ей жизненно необходимы широкие народные массы.
Здесь мы и подходим ко второй тенденции, суть которой заключается в социально-политическом источнике левой идеологии вообще и марксизма в частности. Прежде чем марксизму как учению и форме политической практики суждено было появиться на Западе, люди прошли огромный путь по осознанию недостатков, тупиковости капитализма. Сначала идеи о необходимости практического воплощения гуманизма витают в головах широких масс, затем наиболее передовые слои общества формулируют эту идею на понятном языке. Так появился утопический социализм, которым вдохновлялся и Маркс. А передовые слои российской общественности, прежде чем появился Ленин, прошли путь от Радищева и декабристов через «Народную Волю» к первой марксистской организации в России.
Иными словами, сам трудящийся народ тяготеет к идее социальной справедливости, сам народ жаждет изменений к лучшему. Но этот народ не способен эту идею сформулировать — он способен лишь бороться, когда эта идея им овладевает, становясь материальной силой, когда ему нечего терять, кроме своих цепей. Оформить идею могут только те, кому, с одной стороны, небезразлична судьба широких народных масс (как, впрочем, и своя собственная), и, с другой стороны, только те, кто достаточно хорошо владеет научным методом, чтобы мысленно — а затем и практически — проторить путь к новому обществу. Скрыпник об этом пишет:
«Труды Ленина были написаны тогда, когда жизнь начала уже кипеть проявлениями борьбы и когда появились новые круги новой интеллигенции. Тогда дело касалось не академического, абстрактного обсуждения вопросов, а непосредственного применения этих вопросов в жизни и борьбе».
Как мы уже сказали, Ленин как раз выражает эти две указанные тенденции в одном лице. Ленин — плоть от плоти революционного пролетариата, практик, однако он и плоть от плоти революционной интеллигенции, теоретик:
«У Ленина соединились воедино его практическая и научная деятельность».
«Наоборот: научная деятельность Ленина даже в области, так сказать, сугубо научных дисциплин имеет своей целью непосредственное приспособление к жизни пролетарского класса. Вся научная деятельность Ленина сводилась в основном к окончательному освобождению пролетариата, к социальному преобразованию общества».
Многими это живое единство теории и практики не понималось должным образом, а некоторые даже пытались расколоть его ещё при жизни Скрыпника:
«Все искажения марксизма 1890-х и начала 1900-х годов, такие, как старый кафедральный и народнический марксизм, струвизм и далее меньшевизм — все они имели значение отвлечения марксистской теории политэкономии и теории диалектического материализма, от действительной материальной базы и тем самым отрезали марксизм от его классовой пролетарской основы».
Очень жаль, что и сейчас, уже в реальности XXI века, после беспрецедентного поражения коммунизма в мире, нам приходится снова защищать это единство от людей, которые являются не то идиотами, не то предателями. В современном левом движении и ныне распространены представления, раскалывающие марксизм. Бал правят свидетели секты «реального политического праксиса»: «рабочелюбцы» и профсоюзники разных мастей, грезящие о невозможном перетекании экономической борьбы в политическую, а также те, кто пытается «разбудить народ». Нынешние левые, оправдывая свою беготню, оглядываются на Ленина как на политика и «практика» революции и доводят марксистское понимание практики до абсурда, низводя его до эклектической совокупности участия в выборах, активизма, профсоюзной деятельности, кружковщины и низкосортного агитпропа. Почти тридцатилетний опыт «практики» постсоветского левого движения показал, чего стоило непонимание советскими коммунистами их собственной теории, их собственных целей. Сейчас также приходится с большим трудом доказывать многим, перефразируя Маркса, что «никакой материальной силой идея не станет, если она не способна овладеть массами». Знай Скрыпник, какие масштабы принимает неблагодарность нынешних «коммунистов», он, пожалуй, ужаснулся бы.
Ленин — не только «очередной» практик или теоретик марксизма. Ленин — деятель науки, причём новой науки. В этом Скрыпником обнаруживается специфика Ленина как научного деятеля, который, подобно Марксу, отвергнувшему в лице Фейербаха всю предшествующую созерцательную философию, отрекается от предшествующего в лице Плеханова отвлечённого от жизни, академического, гелертерского подхода к науке. За отречением Ленина от прежней науки следует научная революция и рождается новое, коммунистическое, представление о науке как форме познания и форме деятельности. Отличие этого представления от прежнего заключается в неприятии «кабинетной» учёности, в стремлении соединить вместе жизнь, классовую и политическую практику и научное познание как таковое. Буржуазный же взгляд заключается в том, чтобы видеть в науке отрезанный от реальной общественной жизни университетский дискурс, порождающий не отражение объективной реальности, а разного рода «конвенции» между учёными. Так, «исчезает» не только материя, исчезают вслед за ней и классы, и эксплуатация. Более того, исчезает человеческое общество, преобразующее материальную действительность в соответствии со своими потребностями. Таких сторонников упразднения материи, а значит, и классовой жизни Ленин громил до самой смерти.
Совершаемый Лениным разрыв символизирует возвращение науки к её истинному назначению — к активному вмешательству в судьбу бытия и его преобразованию. Быть сегодня учёным не по Ленину — значит бежать от жизни, от ответственности, прячась в академическом снобизме, тоннах надуманных понятий и исписанных листков, двигающих вверх лишь свой индекс Хирша, но никак не науку и общество.
Этот разрыв начинает то и дело играть новыми красками в контексте современного этапа развития марксизма, когда по мере анализа коммунистами своих ошибок, по мере поступательного развития новой марксистской теории, приспособления её к новому этапу развития общества в среде левых обнаруживаются многочисленные противники ленинского взгляда на науку — те самые академические жрецы, выдающие себя за марксистов и представляющие якобы «творческий взгляд» на науку и марксизм, в действительности представляющий собой либо оголтелый позитивизм, либо симуляцию бурной деятельности, либо ещё что похуже.
Мы должны бороться с подобными взглядами и защищать марксистское наследие от пересмотра и ложных интерпретаций. И хотя нами уже написано немало материалов и о свидетелях секты праксиса, и тех, кто занимается выхолащиванием марксизма в теории, нам, марксистам, предстоит ещё длительная и тяжелая работа по установлению и отстаиванию истины в этом и других важных вопросах.
II
Скрыпник пишет и о глубокой диалектической взаимосвязи характера трудов Ленина с историческим моментом:
«…Чем дальше эта борьба углубляется, тем сильнее проявляются характерные черты научного творчества Ленина. Если обратить внимание на первые статьи Ленина 1900-х, то в них ещё наличествуют и ссылки, и цитаты, и примечания внизу каждой страницы. Ленин здесь использует обычные методы и способы написания научных работ».
«Это был 1905 год. Но когда практическая работа требовала теоретического обоснования и выдвигала на повестку дня философские вопросы как первоочередные, когда обнаружилось, что Богданов в рядах большевистской партии не удержался, отходя в своих взглядах и своей тактике к левому ревизионизму, к отзовизму, когда после 1907 года политическая и социальная реакция сделала вопрос философии тем полем, на котором бой давался прежде всего марксистам, — на повестке дня у Ленина встал вопрос философии. Он несколько лет работал над трудом „Материализм и эмпириокритицизм“».
В разных исторических ситуациях на повестку дня выходят разные вопросы. И Ленин, и большевики, верно осознавая условия исторического момента, это прекрасно понимали. Именно поэтому со временем менялась и внешняя форма их трудов, и их предмет, на что указывает и Скрыпник:
«Рассматривая последние 30 лет борьбы пролетарской партии в разнообразных условиях, мы видим, что иногда пролетарская большевистская партия под руководством Ленина и сам Ленин высказывались в разные моменты по одним и тем же вопросам будто бы прямо противоположно».
И это тоже своего рода урок для тех современных левых, что рискуют превратиться в коммунистов. В канун революции стоит вопрос о том, как удержать власть, в условиях внутрипартийной конфронтации задача — бить по противнику всеми возможными способами. В период же глубокой реакции, в условиях поражения и полной дискредитации коммунизма, в условиях изменившегося за сто лет почти до неузнаваемости капитализма главной задачей марксистов является как раз осмысление условий исторического момента и способов работы в нём.
«Кто мы? Где мы? Куда и как нам идти?» Для ответа на эти вопросы требуется не просто понять классическую теорию марксизма: нужно суметь взобраться на плечи гигантов, чтобы взглянуть дальше них, чтобы приспособить марксизм XXI века к капитализму XXI века. Именно поэтому теоретическая форма борьбы в настоящий момент является наиболее соответствующей духу времени. Без теории нам смерть!
III
Возвращаясь к ленинскому перевороту в понимании науки, который предвещал ещё Маркс в «11-м тезисе о Фейербахе», стоит немного остановиться на вкладе Ленина в науку.
Скрыпник делает попытку осмыслить, в каких именно научных областях Ленин добился существенных успехов. Это политическая теория, философия (как социальная, так и общая), аграрная наука, теория наций (этнография), политэкономия, статистика, теория организации партии и класса и многое другое. Ленин не только двигал вперёд науки, которые уже давно вошли в обиход академического сообщества, вроде экономики и философии. Он изобретал новые науки, которые были жизненно необходимы для освобождения пролетариата. Это, в частности, наука об организации пролетариата, наука об организации партии, теория социалистической государственности и др. В академической среде подобные «якобы» науки сразу отбросили бы, и даже не столько потому что академия их с известным высокомерием не признает как науки, сколько потому что наука по-академически — это не наука по-ленински:
«Быть может, некоторым покажется чудны́м то, что мы говорим про организацию партии как про отдельную науку».
Ленинская наука вырастает из самой жизни, из потребностей социума и нового общества. Если социум ставит перед собой многочисленные вопросы одного рода, неизбежно появляется и дисциплина, которая, опираясь на материализм и научный метод, сделает попытку ответить на эти вопросы. Похожий процесс мы, впрочем, наблюдаем и в академической среде: не так давно появились науки вроде культурологии, политологии и конфликтологии. И хотя, на наш взгляд, особой необходимости в выделении конкретно этих наук нет, ясно одно: их появление — это своего рода стремление выяснить сущность культуры, политики и социальных конфликтов.
Зачем же Скрыпник ставит сам вопрос о систематизации научных достижений Ленина? Для нас, как и для многих, сейчас остаётся достаточно очевидным, что по умственным способностям и теоретической подкованности равных Ленину в большевистской партии не было. После смерти у Ленина не оказалось равного ему преемника, который мог бы продолжить развитие всех его наработок самостоятельно, в одиночку — впрочем, в принципе нельзя рассчитывать на такую ситуацию. Эту проблему осознавал и сам Скрыпник. Указанная выше систематизация была нужна, как раз чтобы понять, куда ленинской науке двигаться дальше и с чего ей следует начинать.
Скрыпник верил, что теоретики, взрощенные СССР, смогут продолжить дело Ильича в каждой из разрабатывавшихся им наук. Увы, его надежды не оправдались: хотя советская наука и добилась неоспоримо великих результатов, она не смогла до конца следовать ленинским заветам и отражать материальную действительность последовательно. Вместо этого она безуспешно зализывала раны, нанесённые ей многочисленными расколами внутри партии и преобладанием слепой идеологии во всех сферах жизни общества. В тот период, когда доклад Скрыпника был прочитан, практика искажений, в частности, истории большевистской партии, уже входила в норму. В последующие годы огромное количество интеллигентов, научных деятелей, которые были способны развивать науку, репрессировали, в том числе и самого Скрыпника9 . Ленинская наука оказалась на грани смерти, что потом сыграет свою роль в мировом поражении коммунизма.
Недаром Скрыпник ставит особняком вопрос и о науке пролетарского руководства. Уже тогда, как мы видим, то и дело вырывались наружу многочисленные проблемы, связанные с выстраиванием новой пролетарской диктатуры. И у Скрыпника верно подмечено, что наука пролетарского руководства, или теория социалистической государственности — наименее разработанная в марксизме область, но, вместе с тем, одна из самых важных.
Сегодня уже очевидно, что демократический централизм как способ организации партии, потерпев историческое поражение, должен уступить место новым, более прогрессивным формам устройства, лучшей из которых, по нашему убеждению, является научный централизм. В какой именно форме будет существовать научный централизм в будущей коммунистической партии? Это и для нас самих важнейший вопрос, и по нему в LC ведутся дискуссии.
Ленинский урок, который мы должны вынести, заключается в том, что мы должны с упорством вгрызаться в гранит науки и с её помощью непрестанно обращаться к самой действительности, определяющей многообразие социальной и духовной жизни; уметь критически относиться к самим себе; признавать собственные ошибки:
«Мы неблагодарны по отношению к своему покойному руководителю Ленину, творцу новой науки, потому что мы не разрабатываем с необходимым упорством новой ленинской науки».
Только став коллективным Лениным, учёными по Ленину, такими, как Ленин, коммунисты смогут снова стать авангардом пролетариата; только если они будут разрабатывать с необходимым упорством эту новую ленинскую науку и поставят её в фундамент коммунистической партии XXI века, социализм снова сможет восторжествовать.
Примечания
- Здесь и далее — заумных, начётнических, оторванных от реальной жизни. — И. К. ↩
- Здесь дан косвенный, смысловой перевод. В оригинале фраза переводится как «ассортимент обычного псевдонаучного приспособления». ↩
- К сожалению, не представляется возможным определить, какое именно издание имеет в виду Скрыпник. Если следовать тому, что журнал от 1928 г., то это могут быть сразу несколько изданий: первое — в 20 томах, издавалось в 1920–1927 гг.; второе — в 30 томах, издавалось в 1925–1934 гг.; третье — в 30 томах, издавалось в 1925–1935 гг. ↩
- В оригинале фраза звучит как «незадоволення із словесних наслідків» и точно переводится как «недовольство словесными последствиями». ↩
- Одной из основных тем внутрипартийной борьбы 1920-х гг. была критика бюрократизации, отрыва от партийных масс руководящих работников («партийного аппарата») со стороны Левой оппозиции во главе с Л. Троцким. Будучи сторонником линии большинства, Скрыпник упоминает эту критику в негативном контексте. ↩
- В данном случае, вероятно, имеется в виду полемика в ВКП(б) вокруг Англо-Русского комитета профсоюзного единства, существовавшего в 1925–27 гг. Большинство видело в нем форму работы коммунистов в массовых реформистских профсоюзах, оппозиция — соглашательство с пробуржуазной верхушкой Британского конгресса тред-юнионов. См.: В. Сарабеев. Троцкий, Сталин, коммунизм. С. 130–133. ↩
- Такого рода противопоставление тактики Ленина и Троцкого есть плод мифотворчества официальной «партийной истории» с целью дискредитации Троцкого. На самом деле, призывы Ленина в сентябре — начале октября 1917 г. к немедленному восстанию не поддержало остальное партийное руководство в целом. Впоследствии Ленин признал тактику приурочивания восстания к Съезду Советов правильной, о чем есть свидетельство не кого иного, как Сталина. См. И. Сталин. Речь на собрании в Московском комитете РКП(б) по поводу 50-летия со дня рождения В. И. Ленина 23 апреля 1920 г. ↩
- Здесь имеется в виду город Петроград. Скрыпник оговаривается, потому что доклад был прочитан в то время, когда город уже назывался Ленинградом. ↩
- Формально Скрыпника не репрессировали, а довели с помощью травли до суицида, но нам это не кажется принципиальным. ↩