Современные теории империализма

Классический «фритредерский» капитализм свободной конкуренции, описанный Марксом в «Капитале», после разгоревшихся кризисов 1873 и 1900 гг. и усиления колониальной экспансии со стороны европейских держав уступил своё место капитализму новой стадии — империализму. Империализм возник не внезапно, а благодаря закономерным процессам колоссального развития промышленности и производительных сил, породивших новое явление — финансовый капитал.

Не только буржуазные экономисты, как, например, Дж. А. Гобсон («Империализм. Исследование», 1902), но и теоретики марксизма, такие как Рудольф Гильфердинг («Финансовый капитал», 1910), Роза Люксембург («Накопление капитала», 1913), Карл Каутский («Ультраимпериализм», 1914), Николай Иванович Бухарин («Мировое хозяйство и империализм», 1915) и Владимир Ильич Ленин («Империализм, как высшая стадия капитализма», 1916), исследовали и описывали ростки зарождающегося этапа развития «нового» капитализма.

Несмотря на обилие марксистских интерпретаций капитализма того времени, именно «Империализм» Владимира Ильича стал теоретической основой, проводником новой концепции, призванной объяснить те коренные изменения, которые претерпевали мировые производственные отношения. Ленин ухватил самую суть происходящих в экономике процессов, которые остаются актуальными и по сей день.

Короткое ленинское определение империализма отражает сущностный признак этого явления:

«Если бы необходимо было дать как можно более короткое определение империализма, то следовало бы сказать, что империализм есть монополистическая стадия капитализма»² .

Работа Ленина стала тем важнейшим недостающим фрагментом в здании марксистской теории, составившим фундамент для дальнейшего изучения международных отношений производства и обмена, которые не успел исследовать Карл Маркс. Однако, несмотря на то что именно Владимир Ильич введением в марксистскую теорию понятия «подрыва» закона стоимости углубил и расширил объяснение Марксом диалектики монополии и конкуренции, он не успел раскрыть всех механизмов развития новой стадии капитализма, ограничившись лишь общей концепцией, описанной им в своём популярном очерке.

Таким образом, логический переход между «Капиталом» Маркса и работой Ленина, между отношениями на ранней и поздней стадиях капитализма не был вполне описан последним. Именно это обстоятельство породило многочисленные попытки заполнить этот пробел. Однако наряду с интересными разработками последующих учёных возникло огромное множество искажений и неправомерных выводов. Для построения современной теории империализма необходимо как выделить верные положения, выдвинутые нашими предшественниками, так и избавиться от ошибочных.

В этой статье мы провели критический обзор избранных работ авторов, изучавших современный капитализм и тенденции его развития в различных странах и на разных временных отрезках последних столетий. Мы коснулись теории неэквивалентного обмена³ Аргири Эммануэля как стержня всех без исключения современных моделей зависимого развития, вокруг которого до сих пор строятся рассуждения разномастных авторов; марксистской теории зависимого развития и концепции сверхэксплуатации Руя Мауру Марини; а также наиболее современной теории империализма в XXI веке от британского марксиста Джона Смита, уже знакомого нашим читателям по публикациям на сайте Lenin Crew⁴ ⁵ .

Мы сознательно разделили эту статью на две части. Первая из них призвана дать краткий концептуальный обзор наиболее интересных и значимых современных неортодоксальных теорий империализма, тогда как вторая часть выступает в качестве марксистского анализа вышеназванных теорий, результирующей которого стала наша оригинальная базовая концепция.

Настоящая работа привела к формулированию зачатков нашей собственной положительной концепции, описывающей признаки и вектор развития современного империализма на базе наиболее перспективных, на наш взгляд, идей новых марксистов, критически переработанных в этой статье. Поставив себе крайне амбициозную задачу, мы, однако, отдаём себе отчёт в том, что сегодня можем предложить нашим читателям лишь зачатки той полноценной актуальной теории, которую нам и нашим последователям ещё только предстоит пропустить через сито беспощадной марксистской критики.

Социально-исторические предпосылки появления новых теорий империализма

«Империализм насильно вырвал общество из состояния неустойчивого равновесия… Он взорвал шлюзы, которыми социал-демократия сдерживала поток революционной энергии пролетариата, и направил этот поток в своё русло. Этот чудовищный исторический эксперимент, который одним ударом расшиб позвоночник социалистическому Интернационалу, заключает в себе в то же время смертельную опасность для самого́ буржуазного общества. Молот изъят из рук рабочего и заменён мечом. Рабочий, связанный механикой капиталистического хозяйства по рукам и по ногам, внезапно вырывается из его среды и приучается ставить цели коллектива выше домашнего благополучия и само́й жизни»⁶ .

Л. Д. Троцкий

С начала XX века в мировых общественно-экономических отношениях многое изменилось. Послевоенный государственно-монополистический капитализм поставил новые вопросы и вызовы перед марксистами. Крах колониальной системы и включение в мировое экономическое общение стран так называемого третьего мира породили новый этап в отношениях глобального производства и обмена.

Догматизация и вульгаризация марксизма в СССР определила отход многих теоретиков третьего мира, тяготеющих к идее социализма, от советской модификации сталинского и послесталинского «марксизма» второй половины XX века. Во многих странах мира марксизм оказался под запретом. В Латинской Америке правила бал «четвёртая власть» фашиствующих элементов, в США — политика «маккартизма», а в Европе завершилась трансформация марксизма в «еврокоммунизм».

Однако проблемы капитализма никуда не исчезали. Непропорциональное развитие национальных экономик и обанкротившаяся теория модернизации, гласящая, что любая нация, вставшая на «верный», капиталистический, способ производства, со временем непременно достигнет экономического уровня стран первого мира, стали повивальной бабкой латиноамериканских теорий зависимого развития. Структуралисты и депендисты — авторы-исследователи зависимого развития — наряду с теоретиками так называемого неомарксизма и выделившимися из них основателями новейшего в то время мир-системного анализа фактически стали авангардом теории империализма последней четверти XX – начала XXI века.

Латинская Америка стала центром развития теорий зависимого капитализма не случайно. Избавившись от колониальной зависимости ещё в первые десятилетия XIX века, латиноамериканские экономики с уже господствующим капиталистическим укладом в течение более чем сотни лет так и не смогли даже приблизиться к уровню развития классических капиталистических стран, оставаясь в тесных рамках экономической — а со временем и политической — зависимости от ряда великих держав, в особенности от США⁷ .

Гипотеза Пребиша-Зингера, выдвинутая авторами в 1949 году, о которой мы уже писали в статье «Критика мир-системного анализа. Марксистский подход» (2024 г.), положила начало новейшим теориям империализма, которые преимущественно определяются понятием зависимое развитие. Одним из основных пунктов теории зависимого развития было выведение понятия особенного, зависимого периферийного капитализма, который якобы развивается по иным законам, нежели капитализм в странах центра. Этот тезис стал главным объектом критики марксистов того времени. Причиной зависимости развивающихся экономик Пребиш называл «ухудшенные условия обмена», которые заключались в перманентном снижении цен на сырьевые товары, экспортируемые периферийными экономиками Латинской Америки, и повышении цен на импортируемую продукцию из стран центра. Именно эта теория в дальнейшем получила столь популярный сегодня термин «неэквивалентный обмен». Решение, предложенное теоретиками зависимости для преодоления неравных условий обмена, заключалось в смене зависимыми странами стратегического курса экспортоориентированной индустриализации на импортозамещающую (ИЗИ). Однако «Шоковая терапия Волкера» 1979–1982 гг., спровоцировавшая чудовищный долговой кризис в развивающихся странах, показала несостоятельность стратегии ИЗИ от теоретиков зависимости.

Дальнейшая эволюция в исследованиях международных отношений привнесла дополнительные теоретические элементы, призванные объяснить подноготную отстающего развития стран третьего мира. Теория неэквивалентного обмена неомарксиста Аргири Эммануэля и теория сверхэксплуатации Руя Мауру Марини, основавшего школу марксистской теории зависимости (ветви, выделившейся из депендистских идей зависимого развития), стали тем фундаментом, на который опирались дальнейшие исследователи зависимого развития стран третьего мира в попытках предложить актуальную теорию международных отношений. Эти идеи и стали тем теоретическим скелетом, который заменил теорию империализма Ленина в наше время.

Теория неэквивалентного обмена

«<…> монополия, создающаяся в некоторых отраслях промышленности, усиливает и обостряет хаотичность, свойственную всему капиталистическому производству в целом»⁸ .

В. И. Ленин

Свой анализ мы начинаем с понятия неэквивалентного обмена, устоявшегося в работах неортодоксальных исследователей, связанных с описанием процессов международных экономических отношений.

По наиболее распространённому среди неортодоксальных экономистов мнению, неэквивалентный обмен — это, прежде всего, обмен, при котором цены обмениваемых товаров систематически отклоняются от стоимостей при торговле между развитыми и развивающимися странами, так называемыми центром и периферией.

Сам автор концепции неэквивалентного обмена греко-французский экономист Аргири Эммануэль⁹ ¹⁰ выделял две формы неэквивалентного обмена. Первая — «поверхностная» или «побочная» форма, заключается в простом усреднении нормы прибыли на капиталы различного органического строения. Таким образом, в процессе этого усреднения в результате обмена между разными странами образовывался переток стоимости преимущественно из стран периферии в страны центра. Однако сам Эммануэль не придавал этой форме особого значения, а делал упор на второй, более сложной форме неэквивалентного обмена¹¹ .

Вторая форма неэквивалентного обмена заключается в том, что у рабочих в развитых и развивающихся странах устанавливается разный уровень зарплат. Более того, Эммануэль считал, что в этом случае, даже при одинаковом органическом строении капиталов процесс выравнивания нормы прибыли ведёт к отклонению цен от стоимостей. Именно эту форму неэквивалентного обмена он назвал «истинной» или «глубинной», то есть той, которая объясняет столь разительные отличия в уровнях жизни в странах центра и периферии¹² .

Согласно Эммануэлю, причина заключается в институциональных различиях в формировании заработной платы в странах центра и периферии, а именно в монопольном факторе — профсоюзах развитых стран, которые добиваются более высокой оплаты труда для своих рабочих¹³ . Таким образом, основную выгоду от неэквивалентного обмена Эммануэль относил на счёт рабочего класса развитых стран. Именно рост заработной платы выше стоимости рабочей силы в странах центра он считал началом процесса экономического развития богатых стран и отсталости бедных. Для него «заработная плата — причина, а эксплуатация лишь следствие»¹⁴ неэквивалентного обмена. Так, в классической теории неэквивалентного обмена Эммануэля явственно обнаруживается доминирующий монопольный фактор — профсоюзы.

«Стартом экономического развития А. Эммануэль считает не процесс первоначального накопления капитала, и даже не промышленную революцию, а рост заработной платы выше рикардианского прожиточного минимума»¹⁵ .

Эммануэль считал, что причиной, мешающей проведению колониальной политики в Новом свете, оказались белые переселенцы, которые привыкли к более высокой заработной плате и политическим свободам. На новом месте они требовали выплаты заработной платы в полном размере, а если им в этом отказывали, то колонизаторы стремились создать собственное государство. Там, где это удалось (США, Канада, Австралия), тенденция была переломлена, в остальных же странах устанавливалась зависимая экономика — даже и в том случае, когда удалось приобрести политическую свободу (Латинская Америка и др.)¹⁶ .

Довольно примитивная интерпретация механизмов рынка труда Эммануэлем сразу же была подвергнута критике со стороны его коллег, в том числе небезызвестного нам Самира Амина, одного из родоначальников мир-системного анализа, которого принято относить к марксистской (мы называем её псевдомарксистской) ветви теорий зависимости.

«В частности, по мнению многих участников [дискуссии — Д. Р.], необходимо более детально показать различия в производительности труда и стоимости возмещения рабочей силы центра и периферии, а также учесть фактор сегментации этого рынка, как в развитых странах¹⁷ , так и в развивающихся»¹⁸ .

Теория неомарксиста Аргири Эммануэля страдает теми же пороками, что и концепции его коллег — теоретиков зависимого развития. В отличие от более позднего «делинкинга» Амина, который видел главную причину неэквивалентного обмена в деятельности транснациональных корпораций, от капитала которых и призывал «укрыться» в границах народно-национальной экономики¹⁹ (отметим, что это также представляет монопольный фактор), Эммануэль предлагал более ультимативную форму — автаркию, которую считал безальтернативным решением проблемы неэквивалентного обмена.

Абсолютизация роли обмена как родовое пятно практически всех неомарксистов, теоретиков зависимости и мир-системщиков закономерно пустила корни и в концепции неэквивалентного обмена Эммануэля, для которого сфера производства вторична, что противоречит базовому утверждению Марксовой теории. А обвинение всего рабочего класса центра в соэксплуатации населения третьего мира буквально обесценивает те интересные мысли, что есть в его теории. Недооцениваются также Эммануэлем «глубокие различия в уровне развития производительных сил, в сложности труда и в подготовке рабочей силы»²⁰ между экономиками развитых и развивающихся стран.

Основной вывод, к которому приходит Эммануэль, заключается в том, что неэквивалентный обмен поддерживается ограничением мобильности рабочей силы, которая опосредует разрыв в её оплате между странами центра и периферии, при неограниченной мобильности капиталов, из-за которой образуется единая мировая норма прибыли. На основе этих предположений Эммануэль показывал, что неэквивалентный обмен зависит от нормы прибавочной стоимости в стране и от органического строения капитала (то есть от соотношения постоянного и переменного капитала)²¹ . Если утверждение Эммануэля касательно различий в заработной плате между развитыми и развивающимися странами из-за ограничения мобильности рабочей силы является относительно верным, хотя и не определяющим фактором неэквивалентного обмена, то постулирование абсолютной международной мобильности капиталов и выведение из этого единой мировой нормы прибыли — это безусловное заблуждение, не подтверждающееся эмпирическими данными 1970-х годов²² .

Теория А. Эммануэля предлагает радикальный итог в заключении своих исследований: «основой благосостояния западной цивилизации является в значительной степени присвоение результатов труда народов капиталистической периферии»²³ .

Марксисткая теория зависимости

«Политические меры, предлагаемые сторонниками „теории развития“ из ЭКЛА, ЮНКТАД и Межамериканского банка развития, очевидно не способны предотвратить разрушительное воздействие на страны „третьего мира“ чудовищных оков, налагаемых зависимым развитием. В своё время мы рассмотрели альтернативные формы развития, предлагаемые Латинской Америке и зависимым странам всего мира. В данный момент всё свидетельствует о том, что нас ожидает длительный период острого политического и военного противостояния, глубочайшей социальной радикализации, что ставит эти страны перед дилеммой: либо „сильная власть“, что открывает путь к фашизму, либо народное революционное правление, что открывает путь к социализму. Половинчатые решения, как мы уже знаем, в подобной, полной антагонистических противоречий реальности пусты и утопичны²⁴ .

Теотониу Дус Сантус, бразильский экономист, один из создателей депендистской ветви теорий зависимого развития

Для более полного понимания современных теорий империализма необходимо дать краткую оценку марксистской теории зависимого развития, разработанной бразильским экономистом Руем Мауру Марини, исследовавшим в большей степени зависимые от США экономики Латинской Америки и, в частности, Бразилии во второй половине XX века.

Руй Мауру Марини (1932–1997) — марксистский теоретик, предложивший своё видение теории зависимого развития, которое, в отличие от остальных латиноамериканских концепций, заключало в себе идею революционного перехода к социализму для преодоления зависимости. Именно поэтому, как считается, его работы были замещены в научной среде структуралистской теорией зависимого развития и мир-системным анализом²⁵ .

Теория сверхэксплуатации

«Даровой труд есть предел в математическом смысле слова: к нему всегда можно приближаться, никогда, однако, не достигая его. Постоянная тенденция капитала состоит в том, чтобы низвести рабочих до этого нигилистического уровня»²⁶ .

К. Маркс

Понятие сверхэксплуатации стоит рядом с концепцией неэквивалентного обмена. Если с помощью последнего неомарксисты пытаются объяснить империалистические отношения в сфере обмена между странами, то первое призвано отразить производственные отношения эксплуатации между классами.

Ещё в первом томе «Капитала» Карл Маркс обратил внимание на то, что в некоторых ситуациях возможно кратковременное снижение цены рабочей силы ниже её стоимости. Он назвал это явление третьим способом повышения прибавочной стоимости. Маркс выделял два основных способа повышения прибавочной стоимости, которыми пользуются капиталисты:

Абсолютный, определяемый увеличением продолжительности рабочего дня. В этом случае необходимое рабочее время для воспроизводства рабочей силы пролетария не изменяется, но увеличивается прибавочное рабочее время, безвозмездно присваиваемое капиталистом;
Относительный, связанный с удешевлением товаров народного потребления, которое происходит благодаря повышению производительности труда в соответствующих отраслях. Тем самым сокращается время, необходимое для производства стоимости для удовлетворения базовых потребностей рабочих и их семей.

В дальнейшем Руй Мауру Марини назовёт этот способ сверхэксплуатацией. Он, а следом и его британские последователи Энди Хиггинботтом и Джон Смит утверждают, что Маркс ошибочно абстрагировался от снижения цены рабочей силы ниже её стоимости в своём «Капитале», поскольку этот механизм эксплуатации, на их взгляд и вопреки мнению Маркса, сыграл наиболее существенную роль в восхождении Великобритании на вершину капиталистического «Олимпа». Именно сверхэксплуатацию Марини считал важнейшим фактором захвата метрополией прибавочной стоимости, созданной трудом жителей колоний, которая, по словам Хиггинботтома, «длится до сих пор»²⁷ . В интерпретации Марини, в условиях экспортоориентированного развития государства, крайне ограниченного внутреннего спроса и, как следствие, снятия всех барьеров для снижения заработной платы, эксплуатация рабочего класса превращается в более интенсивную, «чрезмерную», как он говорит, сверхэксплуатацию.

Марини выделял три способа снижения цены рабочей силы ниже её стоимости:

Рост производительности труда при одновременном падении реальных доходов трудящихся на длительном временно́м отрезке;
Наращивание интенсивности труда;
Снижение уровня заработной платы при сохраняющихся объёмах труда.

Метод, который он предлагал использовать в исследованиях зависимого развития, заключается в смене угла зрения марксистского анализа, исторически подразумевающего фокусирование в первую очередь на производстве товаров. Он писал:

«Отталкиваться следует изначально от обращения капитала в рамках капиталистической системы в целом; после этого задаться вопросом, как оно определяет условия, в которых развивается зависимая производственная структура; и наконец, вернуться к рассмотрению того, как эта зависимая структура определяет присущую ей фазу обращения»²⁸ .

Теория Марини основывается на той предпосылке, что сверхэксплуатация в XIX веке играла не меньшую роль в накоплении капитала, нежели в XX столетии, способствуя, помимо фактора классовой борьбы, переходу от абсолютного увеличения прибавочной стоимости к относительному.

«Марини утверждает, что потребность в сверхэксплуатации труда возникла до появления империализма в качестве мировой системы, какой её описал Ленин. И более того, переход в английском производстве от господства абсолютной прибавочной стоимости к относительной прибавочной стоимости состоялся благодаря дешёвому импорту не в меньшей мере, чем благодаря росту производительности»²⁹ .

Теория субимпериализма

«<…> Марини сформулировал концепцию субимпериализма <…>, согласно которой такие зависимые экономики, как Бразилия, стремятся компенсировать утечку богатства в империалистические центры, развивая свои собственные эксплуататорские отношения с ещё более слаборазвитыми и периферийными соседними экономиками вроде Боливии»³⁰ .

Теория Марини обнаруживает ценные эвристические наработки относительно становления экспортоориентированных экономик на примере Латинской Америки, для которых внутренний рынок остаётся вторичным источником обращения капитала. Эти идеи впоследствии станут основой для развития его теории субимпериализма.

«Таким образом, индустриализация Латинской Америки не создаёт собственного внутреннего спроса, как это происходило в классических капиталистических экономиках, а появляется с целью удовлетворения уже существующего спроса и формируется в зависимости от рыночных запросов со стороны развитых стран»³¹ .

Марини говорит о том, что промышленность «Латинской Америки, производящая товары, не являющиеся или в малой степени являющиеся частью народного потребления, не зависит от того, сколько получают местные работники»³² . Это приводит к тому, что стоимость этих товаров не определяет стоимости рабочей силы в регионе, потому что эти товары не составляют значительной части потребительской корзины рабочих. Этим опосредуется отсутствие мотивации для капиталистов к снижению стоимости этой продукции посредством наращивания производительности труда, повышающей относительную прибавочную стоимость. Напротив, описанная ситуация приводит к сокращению барьеров для капиталиста для повышения степени эксплуатации работников, сопряжённой с понижением заработной платы ниже «обычных пределов»³³ .

Таким образом, зависимая экономика развивается по экстенсивному сценарию, где проблема сокращения затрат из-за падающих в конкурентной борьбе цен на сырьевые и промышленные экспортные товары толкает ориентированных на экспорт капиталистов на путь повышения прибавочной стоимости всеми тремя указанными выше способами. Так как рабочий класс внутри страны не рассматривается в качестве источника оборота капитала, то третий способ повышения прибавочной стоимости, — снижение цены рабочей силы ниже её стоимости — названный Марини сверхэксплуатацией, становится, по его мнению, основным, определяющим.

По Марини, внутренний рынок в основном развивается для узкого пласта людей с высоким доходом, ограничиваясь отраслями, связанными с роскошным потреблением и средствами производства, и отделяясь от производства товаров народного потребления, которые переходят в сферу интересов импортёров.

Он верно указывает на то, что экстенсивный путь развития буквально вынуждает экспортоориентированных капиталистов увеличивать объёмы экспортируемых товаров при сокращающихся мировых ценах, что приводит в условиях гонки по нисходящей (жёсткое конкурентное соперничество, сопряжённое с постоянным снижением отпускных цен, а следовательно, перманентным состоянием суровой экономии на издержках производства) к увеличению степени эксплуатации своих рабочих и интенсификации их труда. Ведь конкуренция в отраслях промышленности, подобных сырьевым, гораздо выше, нежели в высокотехнологичных науко- и капиталоёмких сегментах.

Р. М. Марини отмечает, что распространение «технического прогресса в условиях сверхэксплуатации труда неизбежно ограничивает внутренний рынок, что противоречит необходимости реализовывать постоянно растущую массу стоимости (т. к. накопление зависит, прежде всего, от неё, а не от прибавочной стоимости)»³⁴ . Капиталисты не могут разрешить это противоречие путём расширения сферы потребления производимых товаров из-за барьеров, установленных сверхэксплуатацией — рабочие не могут себе позволить товары для роскошного потребления, они выкинуты за борт национального оборота капитала. Марини утверждает, что с 1960-х гг. в Латинской Америке создаётся необходимость расширения экономики за счёт экспорта, чтобы ещё больше сконцентрировать оборот капитала на мировом рынке.

«Экспорт промышленных товаров — как необходимых, так и предметов роскоши — таким образом становится спасительной схемой для экономики, неспособной справиться с сохраняющимися в ней разрушительными явлениями»³⁵ .

Руй Марини указывает на то, что отношения между капиталом и трудом в зависимых экономиках середины XX века, в отличие от развитой капиталистической системы Запада, приводят к более агрессивным формам эксплуатации. В то время как в развитой стране противостояние капиталиста и рабочего на фазе производства рождает противоречие, подталкивающее капиталиста к максимальному снижению зарплаты рабочего, то когда дело доходит до реализации созданной стоимости, по мнению Марини, выплаченная зарплата рабочему становится инструментом оборота капитала и завершения цикла Д — Т — Д’, тем самым преодолевая изначальное противоречие. В зависимой же экономике всё происходит несколько иначе. Так как рабочий не участвует в реализации созданной стоимости, отправляемой в виде товаров на экспорт, то мера снижения его зарплаты не знает границ и не создаёт никаких препятствий для капиталиста в эксплуатации располагаемой им рабочей силы, а напротив, принимает форму сверхэксплуатации.

Сформированная структура зависимой экономики, продолжает Марини, рождает дисбалансы в распределении доходов внутри страны. По той причине, что трудящиеся зависимых стран объективно рассматриваются лишь как производители и рабочая сила для эксплуатации, «посредством мер, влияющих на политику в отношении оплаты труда и кредита и использования механизма инфляции, средства существования низших классов (т. е. подавляющего большинства трудящихся) передаются средним и верхним слоям, которые способны поддерживать рынок. Иными словами, усиливается регрессивное перераспределение доходов»³⁶ .

Участие государства в экономике

«Очень важно подчеркнуть, что Маркс и Энгельс рассматривали огосударствление производства как высшую ступень развития производительных сил в рамках капитализма. Переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных компаний, трестов и, наконец, в собственность государства — таковы ступени обобществления производства в рамках капитализма. Если переход крупной промышленности в руки трестов отчётливо выявился уже в 90-х годах, то процесс огосударствления оказался делом более сложным и затянулся на много десятилетий. В полной мере развитие этого процесса происходит на наших глазах»³⁷ .

С. Л. Выгодский, советский экономист, доктор экономических наук

Следующая наблюдаемая типичная тенденция (на примере Бразилии), которую верно подмечает Марини, заключается в активном государственном вмешательстве в экономику. Государство, говорит Марини, призвано «не только обеспечивать отдельные вложения в инфраструктуру, но и выступать в качестве создателя государственного, общественного рынка»³⁸ , то есть совокупного гарантированного спроса. Это воплощается «либо увеличением государственных инвестиций в создание объектов инфраструктуры (гидроэлектростанции, дороги, общественные работы в целом), что создаёт очевидный спрос государства на наиболее сложное производство, прежде всего тяжёлую промышленность, либо за счёт ориентации государственных расходов на развитие промышленности, не имеющей отношения к общественному потреблению, и продвижения военной отрасли»³⁹ .

Марини отмечает, что правящему классу, учитывая его интересы, «нельзя допустить неконтролируемый рост привилегированной прослойки потребителей, т. н. общества потребления, которое существует внутри бразильского общества, учитывая, что эта прослойка предполагает наличие обездоленной и усиленно эксплуатируемой рабочей силы. Нельзя позволить этой рабочей силе стать частью „общества потребления“, т. к. это вызвало бы выдвижение требований среди всей массы трудящихся и поставило под угрозу накопление, основанное на сверхэксплуатации»⁴⁰ . Таким образом, государственное регулирование фактически порождает противоречие. С одной стороны, кажется очевидным, что массовое повышение квалификации рабочих, которое повлечёт за собой повышение стоимости рабочей силы и уровня потребления, позволит создать новые, монополизированные отрасли промышленности, дающие весомые конкурентные преимущества на мировом рынке; с другой же — невозможность осуществления подобных изменений в сжатые сроки ставит государственный аппарат перед отнюдь не иллюзорной возможностью возникновения социального напряжения. Это способствует принятию стратегии сдерживания роста потребления в угоду и к выгоде экспортоориентированных капиталистов в краткосрочной перспективе.

Марини верно усматривает в государственном участии гораздо больше возможностей, однако отмечает, что «в длительной перспективе [этот способ — Д. Р.] нежизнеспособен, поскольку капитализм не может развиваться исключительно за счёт спроса со стороны государства. Необходимо существование сферы накопления реального капитала и реальной сферы товарооборота. Таким образом, единственным долгосрочным механизмом, который может обеспечить темпы роста, темпы накопления капитала, является внешняя торговая экспансия. Поэтому единственный выход для бразильского зависимого капитализма — и потому его относят к субимпериализму, — попытаться повторить подвиг империалистических держав, но при этом подчиняясь уже существующим империалистическим державам и находясь под их контролем»⁴¹ .

Теория Марини качественно отличается от исключительно неадекватного отражения явления зависимого развития, которое российские читатели получили с укоренением риторики и терминологии мир-системного анализа в левой среде. Однако несмотря на то, что эту теорию можно брать на вооружение и пропускать через сито критического анализа, всё же её нельзя считать конечным ориентиром, который ведёт к истинному положению дел в глобальной экономике. Но об этом позже.

В заключении отметим, что не теория зависимого развития стала теорией, которая продолжила и обогатила марксизм, а именно марксизм стал тем, что сделало марксистскую теорию зависимости актуальной, заместив своей революционной составляющей содержательную ценность этого учения.

Теория империализма Джона Смита

«Перед нами дилемма: или человечество продолжит переход к социализму, начало которому было положено сто лет назад революцией в России, или оно окончательно погрузится в пучину варварства»⁴² .

Джон Смит

Джон Смит берёт в качестве основы своей теории империализма⁴³ концепцию сверхэксплуатации Марини, экстраполировав её на все страны глобального Юга⁴⁴ . Именно поэтому, а также в качестве примера глубокого марксистского анализа глобальных отношений производства и обмена в современном империализме мы акцентируем внимание на работе «Империализм в XXI веке» (2016 г.). Несмотря на расхождение наших позиций по некоторым моментам, мы считаем, что Смит по сравнению с остальными известными нам авторами в наиболее полной и адекватной сегодняшнему дню форме описал развитие империалистических механик в современном мировом укладе, приправив к тому же свой анализ изрядным количеством качественных эмпирических материалов.

Теоретическая конструкция Джона Смита стоит на трёх «китах»:

Глобальный аутсорсинг производства (масштабный перенос производства из развитых стран в страны с низким уровнем заработной платы) как процесс глобальной трансформации цепочек создания стоимости;
Глобальный трудовой арбитраж⁴⁵ . Ключевой пункт в теоретических построениях Джона Смита, основной инструмент осуществления сверхэксплуатации пролетариата глобального Юга;
Теория сверхэксплуатации Руя Мауру Марини. Теоретический остов, с помощью которого Дж. Смит предпринимает попытку объяснить свою концепцию в понятиях и с позиций трудовой теории стоимости Маркса и теории империализма Ленина.

Аутсорсинг и глобализация производства

«В 2010 г. в „менее развитых регионах“ жили 79% промышленных рабочих всего мира, или 541 млн. чел., (в 1950 — 34%, в 1980 — 53%), а в империалистических странах — 145 млн.»⁴⁶

Путь к выработке своей теории Джон Смит начинает с рассмотрения вопроса о распределении прибавочной стоимости между странами глобального Севера и глобального Юга на примерах глобальных продуктов, то есть потребляемых во всём мире. Эти примеры сочетают в себе все характерные признаки транснациональных цепочек создания стоимости в сегодняшней мировой экономике, глобализированной до крайней степени. Характерно, что Джон Смит рассматривает эти цепочки в виде отношений неэквивалентного обмена между теми, кто производит эти потребительные стоимости и теми, кто их распределяет и потребляет. Смартфон «iPhone», кофе и футболка «H&M» — примеры, предлагаемые читателям в качестве некоего мерила современного империализма.

«В 2013 г. одни только тарифы, наложенные США на импорт одежды из Бангладеш, оказались больше всей заработной платы рабочих, которые производили эти товары»⁴⁷ .

Рассматривая соотношение прибылей транснациональных корпораций (ТНК) и фактических производителей товаров в странах глобального Юга, Дж. Смит обращает внимание на «гонку по нисходящей»⁴⁸ , которая заставляет производителей искать способы привлечения на свои заводы всё более дешёвой рабочей силы, снижения издержек на всех этапах производства, сопряжённых с постоянным ростом недовольства со стороны рабочего класса и снижающимся спросом на потребительские товары. По мнению Смита, всё это определяется растущими требованиями заказчиков с Севера по скорости сборки, всё усложняющимися товарами и прогрессирующей конкуренцией. Эти тенденции порождают перманентно сужающуюся долю прибавочной стоимости, которую могут присваивать капиталисты глобального Юга, перекладывающие всё бремя этой изнуряющей гонки на своих рабочих.

Одним из ключевых механизмов, вокруг которого строятся рассуждения Дж. Смита, является аутсорсинг производства, или, иначе говоря, «бегство производства». Так называется процесс переноса производства капиталистами развитых стран в развивающиеся, сопряжённый (а скорее, определяемый) с экономией на факторах и издержках производства, основной из которых для них является дешёвая рабочая сила — автор это убедительно доказывает в своей книге.

Смит подразделяет аутсорсинг производства на два вида:

В форме прямых иностранных инвестиций (ПИИ), когда владелец технологии и/или торгового знака инвестирует в строительство новых фабрик и заводов в другой стране, получая в дальнейшем репатриированную прибыль с экономической деятельности иностранной компании;
В форме заключения контрактов с независимыми (юридически) компаниями на производство своей продукции, оформляемых, например, в виде контрактов ODM (англ. Original Design Manufacturer — контрактное производство уникального товара с нуля, когда проект, технологию и идею продукта предоставляет покупатель) или OEM (англ. Original Equipment Manufacturer — компания, производящая детали и оборудование, которые могут быть проданы другой фирмой под своей торговой маркой).

Одним из положительных моментов, который стоит отметить в работе Дж. Смита, является его объяснение противоречия одного из пяти ленинских признаков империализма современной действительности, — вывоз капитала, преобладающий над вывозом товаров, — которое позволяло некоторым публицистам, пользуясь этой формальной брешью в классической теории империализма, делать вывод об ошибочности ленинской теории.

В своём «Империализме» В. И. Ленин придавал большое значение «преобладанию вывоза капитала над вывозом товаров» на новой стадии капитализма. Он акцентировал внимание на том, что «империалистские хищники» паразитируют на труде рабочих эксплуатируемых стран, как «страны рантье», используя накопленный излишек капитала, которому уже не находится места для выгодного приложения внутри своего национального рынка⁴⁹ . Это хорошо согласуется с теми современными примерами, которые приводит Дж. Смит в своей книге, но есть момент, нуждающийся в отдельном пояснении.

Как верно подмечает Смит, ТНК Севера сегодня в большинстве своём не вывозят капиталы в Китай и Индию. Их товары производятся в странах глобального Юга на договорной основе с независимыми поставщиками. Вывоз капитала может происходить тремя способами: (1) с помощью прямых иностранных инвестиций (далее ПИИ), подразумевающих полный контроль над предприятием в другой стране; (2) посредством портфельных инвестиций, которые заключаются в приобретении части ценных бумаг фирмы; (3) с помощью займов.

ПИИ и в XXI веке играют важную роль, но всё же не решающую. Чтобы решить эту загадку, нам необходимо обратиться к сущности вывоза капитала. Джон Смит совершенно верно указывает, что вывоз капитала — это, по сути, способ эксплуатации пролетариата других стран. Если сегодня механизмы эксплуатации рабочей силы становятся более изощрёнными и менее явными, это не означает, что Ленин ошибся, или что сегодня нет империализма. Это означает, что развитие общественно-экономических отношений подсказывает империалистам новые, всё более эффективные способы извлечения прибавочной стоимости из труда рабочих.

«Энди Хиггинботтом объясняет, почему Ленин придавал этому такое большое значение:

„Характеризуя новую стадию и делая акцент на вывозе капитала, Ленин определил ключевую отправную точку, с которой следует начинать анализ. <…> Вывоз капитала требует, чтобы между капиталом Севера и трудом Юга установился новый тип отношений, т. е. чтобы экспорт отношений капитала и труда осуществлялся в рамках национального угнетения“»⁵⁰ .

Аутсорсинг не является изобретением XX века. Капитал всегда искал источники дешёвой рабочей силы и способы сокращения издержек производства. Дешевизна труда определяет не только повышение органического строения капитала за счёт сокращения в нём доли переменного, но и дешёвые сырьё, землю, энергоресурсы и т. п. Появление всё более развитых средств производства удешевляло рабочую силу, позволяя уже в XIX веке задействовать в крупной промышленности неквалифицированный труд, труд женщин, детей, людей с ограниченными возможностями и всё большее число раскрестьянивающегося населения новых для капитализма стран.

«Хозяева, чтобы оказать сопротивление своим рабочим, либо ввозят иностранных рабочих, либо передают работу в те страны, где рабочие руки всего дешевле»⁵¹ .

Карл Маркс

Однако именно в условиях до крайности глобализированной экономики этот способ производства стал господствующим в рамках интеграционных процессов между экономиками развитых и развивающихся стран. Свобода движения капиталов является системообразующим звеном буржуазного способа производства, поэтому стремление инвестировать во всё более выгодные предприятия, не будучи скованным географическими границами, явилось драйвером развития международной глобализированной экономической системы.

Прибегая к стратегии аутсорсинга производства, капиталисты Севера тем самым расширяют границы рынка труда, ограничиваясь лишь пределами земного шара, создавая конкуренцию своему рабочему классу. У владельцев средств производства появляется возможность существенно сокращать свои издержки, снижая заработную плату рабочим внутри страны, попутно «откупаясь» от них дешёвыми товарами, поступающими из развивающихся стран, одновременно увеличивая их реальные доходы.

Контроль над миграцией рабочих Джон Смит также справедливо включает в империалистическую схему сверхэксплуатации, потому что она вкупе с «бегством капитала» в развивающиеся страны освобождает капиталистов Севера от части издержек по воспроизводству рабочей силы в странах глобального Юга. Схема выглядит примерно так: страны Юга располагают огромной резервной армией труда; пролетарии, не имеющие возможности мигрировать в развитые страны, пытаются найти себе работу среди имеющихся предприятий за низкую плату; те же, кто может мигрировать, выезжают за пределы своей страны и составляют конкуренцию рабочим из более развитых стран на рынке труда, бо́льшую же часть заработанных денег они отправляют на родину своим семьям, тем самым позволяя капиталистам держать уровень заработной платы на Юге на крайне низком уровне. Так капиталисты благодаря контролируемой миграции задействуют управляемую международную систему оплаты рабочей силы и конкуренции на рынке труда.

Основная задача корпоративного аутсорсинга, по словам Джона Смита, заключается в том, чтобы фирма могла сосредоточиться на своей основной сфере деятельности, а побочные функции отдать на сторону. Однако ситуация принимает на первый взгляд парадоксальный поворот, когда производство также становится той функцией, которая передаётся другой компании. Так, Смит приходит к выводу, что многие производственные компании сейчас де-факто ничего не производят, сосредотачивая своё внимание на маркетинге, регистрации патентов, логистике и формировании цепочек создания стоимости.

В настоящий момент аутсорсинг является доминирующим способом международной организации производства и труда в большинстве стран глобального Юга. Джон Смит указывает, что более 5 млрд человек проживают в странах, где промышленный экспорт (преимущественно в развитые страны) составляет более половины их совокупного экспорта.

Глобальный трудовой арбитраж

«Глобальный трудовой арбитраж — это капиталистический империализм par excellence»⁵² .

Следующим звеном в теории империализма (вернее будет сказать зависимого развития), предложенной Джоном Смитом, является ограничение мобильности рабочей силы со стороны империалистических стран, которое, как он считает, повинно в образовании огромной резервной трудовой армии, детерминирующей крайнюю нищету и ужасное положение простых рабочих в большей части мира. Одним из ключевых явлений, определяемых ограничением мобильности рабочих, выступает глобальный трудовой арбитраж — фактор, способствующий замещению «относительно высокооплачиваемых рабочих в империалистических странах низкооплачиваемыми рабочими в Китае, Бангладеш и других странах глобального Юга»⁵³ .

Как пишет Дж. Смит, армия пролетариата глобального Юга, оказавшаяся в ловушке сверхэксплуатационной, по Марини, схемы захвата прибавочной стоимости транснациональными корпорациями Севера, дала глобальному капиталу два способа повышения нормы прибыли: «[1] посредством переноса производства в страны с дешёвой рабочей силой или [2] через иммиграцию рабочих из этих стран»⁵⁴ . Драконовская миграционная политика развитых стран стала инструментом ограничения мобильности рабочей силы, запечатывания её в узких границах развивающегося мира, что, как считает Смит, сделало возможным глобальный арбитраж зарплат, или, иными словами, установление зарплат для пролетариата Юга ниже её нормальных пределов благодаря монопольным преимуществам и миграционным ограничениям. А если ещё проще — перманентный неэквивалентный обмен стоимостями между капиталистами Севера и пролетариатом Юга. Напомним, что мы не разделяем позицию Джона Смита (так же как чью-либо ещё) в том, что на длительных отрезках времени накопление капитала возможно посредством меж- или внутриклассового обмана, коим в сущности и является неэквивалентный обмен стоимостями.

Джон Смит отмечает, что если раньше компании старались производить товары ближе к месту, где они собирались их продавать, то колоссальная экономия затрат на рабочую силу буквально толкает ТНК Севера на полное изменение концепции своего развития и формирование новых цепочек создания стоимости. Корпорации стремятся не к увеличению производительности труда, используя новейшие технологии, а к консервации существующего положения дел, предоставляющего такие широкие возможности для сверхэксплуатации дешёвой рабочей силы Юга, которая даёт бо́льшую прибыль здесь и сейчас.

«В действительности, — пишет Смит, — аутсорсинг является альтернативой инвестициям в новые технологии»⁵⁵ .

Вслед за Марини Дж. Смит ставит во главу угла третий способ повышения прибавочной стоимости — сверхэксплуатацию. Он отмечает, что особенность глобального трудового арбитража заключается в том, что он происходит исключительно в рамках отношений труда и капитала. Государственно-монополистический капитализм стран Севера прилагает существенные усилия для осуществления тотального и жёсткого контроля за миграционной политикой, в том числе с помощью содержания насильственного аппарата для противостояния мигрантам и вплоть до возведения гигантских сооружений с целью ограничить их поток (например, стена на границе США и Мексики⁵⁶ ). Все эти методы пускаются в ход ради достижения одной главной цели — сохранения статуса-кво в виде глобального трудового арбитража.

Как пишет Смит, у европейского пролетариата на рубеже XIX–XX веков была возможность сменить свою географическую локацию на ту, где было меньше конкуренции, не создавая гигантских резервных трудовых армий, в то время как у населения азиатских, латиноамериканских и африканских стран эту возможность целенаправленно отняли, обрекая миллиарды людей влачить жалкое существование в невидимых границах экспортоориентированной индустриальной нищеты.

«Если бы эмиграция с глобального Юга после Второй мировой войны происходила в тех же пропорциях, в которых люди покидали Европу между 1850 и 1920 гг., то на Север переместились бы 800 млн. человек, что увеличило бы население развитых стран на 70%. Вместо этого „для работы в промышленно развитые страны мигрировали незначительные 0,8% рабочей силы развивающихся стран — это в двадцать раз меньше мигрировавшего ранее европейского населения“»⁵⁷ .

Всё это, говорит Джон Смит, не относится к высококвалифицированной рабочей силе, для которой эмиграция не составляет большой проблемы, что порождает ещё один диссонанс, из-за которого странам Юга становится чрезвычайно сложно удержать в своих границах специалистов, необходимых для развития собственной науки и высокотехнологичных секторов экономики. Смит упоминает характерный распространённый пример: «в 2005 г. в одном британском Бирмингеме работало больше малавийских врачей, чем в самой Малави»⁵⁸ . Существование же миллионов людей, представляющих резервные трудовые армии, живущих за границей бедности, обеспечивают их родственники денежными переводами из развитых стран. Так трудовая миграция шагает в ногу с аутсорсингом, поддерживаемым жесточайшими ограничительными барьерами против мобильности рабочей силы в направлении Юг — Север.

Сверхэксплуатация, теория империализма и закон стоимости

«Как Карл Маркс не мог бы написать „Капитал“ до появления зрелой, полностью развитой формы промышленного капитализма в Англии, так и от Ленина и других авторов эпохи зарождения империализма неразумно было бы ожидать теории, способной объяснить его полностью развитую современную форму. Нельзя разработать конкретную концепцию для системы взаимоотношений, пока она сама не станет полностью конкретной и развитой»⁵⁹ .

Завершая выведение контуров своей концепции, Джон Смит обращается к теории сверхэксплуатации Марини, которую пытается представить в виде продолжения трудовой теории стоимости К. Маркса. Теория империализма В. И. Ленина также играет свою роль в его построениях, однако по большей части он ссылается на неё с целью критической оценки и выборочного выдёргивания её положений. Как мы полагаем, Смит делает это с целью взять у Владимира Ильича только те моменты, которые согласуются с предлагаемой им моделью, призванной обновить ленинскую теорию.

Смит делает упор на том, что большинство западных марксистов, в том числе приверженцев теории Ленина, проигнорировали его утверждение о важности «экономического и политического разделения мира на угнетённые и угнетающие нации»⁶⁰ и сосредоточились как на основном на ленинском доводе о переходе к монополистическому капитализму, подрывающему закон стоимости.

Обращаясь к теории трудовой стоимости, Смит указывает, что в схеме Маркса капиталы, как и труд, свободно перетекают, и в условиях конкуренции стоимостные отклонения быстро нивелируются, что не влияет на объект его исследования. Этот уровень абстракции, верно отмечает Смит, характерен для всего «Капитала». Маркс считал различия в заработной плате вре́менными факторами. Однако для изучения современных реалий, по утверждению Смита, необходимо отбросить абстрагирование Маркса и взглянуть на предмет исследования с более конкретной стороны, к которой подталкивают сложившиеся экономические отношения между странами Севера и Юга, подкреплённые жёсткими ограничениями мобильности рабочей силы, которых не было в условиях XIX века.

В качестве фундамента своей теории империализма Смит предлагает связать неэквивалентный обмен между империалистическими и зависимыми странами со сверхэксплуатацией пролетариата глобального Юга. В попытке привести теорию Марини к масштабу глобального Юга он добавляет к ней понятия из сферы монополии: глобального аутсорсинга производства и глобального трудового арбитража, опираясь на которые, он выводит свою теорию империализма (зависимости) в XXI веке. Смит в своей книге постоянно подчёркивает неверность метода анализа современного капитализма, при котором во главу угла ставится либо подход, норовящий облачить Марксову теорию в форму экономического детерминизма, либо скатывание в иную крайность, когда предпринимается попытка всю подноготную империализма объяснить в рамках монополий. Однако очевидно, что ему в своём анализе не хватает именно того, за что сам он критикует бельгийского неомарксистского экономиста Эрнеста Манделя. Если Мандель, объясняя неэквивалентный обмен, ограничивается лишь законом стоимости, придавая своей теории детерминированный характер, то Дж. Смит, в свою очередь, — хоть и пытается от этого откреститься — делает упор на монополистической составляющей этого явления, что приводит его к другой крайности. Смит делает акцент на том, что фирмы из более развитых стран способны продавать свои товары выше их стоимости, увеличивая свою среднюю норму прибыли. Таким образом, и здесь ставя во главу угла неэквивалентный обмен, он наступает на те же грабли, что и его предшественники, говоря об исключительно монопольном влиянии на распределение стоимостей в фазе обмена. Он то и дело впадает в эту крайность, несмотря на то что подчёркивает необходимость объяснять теорию империализма в системе и терминах Марксовой теории трудовой стоимости.

Действительно важное из того, что отмечает Смит, — это тот факт, что «торговля между империалистическими странами <…> ведётся сходными товарами, в то время как торговля между империалистическими и развивающимися странами — разнородными»⁶¹ .

Джон Смит, делая очередное верное замечание, приводит слова Маркса о том, что капиталист, у которого есть преимущество в более технологичном процессе производства, может продавать товары дешевле своих конкурентов, захватывая сверхприбыль. Однако, подмечает Смит, она генерируется из конкурентной среды и между производителями однородных товаров. Поэтому рассматривая сущность относительного увеличения прибавочной стоимости, мы сможем убедиться, что в какой-то степени капиталист, наращивая производительность своего предприятия инвестициями в основной капитал, повышает тем самым не возможность своих рабочих генерировать больше прибавочной стоимости, а возможность своего предприятия захватывать прибавочную стоимость трудящихся, работающих на менее технологичных предприятиях в отрасли.

Если мы берём производство и конкуренцию разнородных товаров, то главную роль, как считает Смит, начинают играть стоимость, произведённая общественно необходимым, средним трудом и выравнивающие прибыль переносы стоимости, определённые органическим строением капиталов. Таким образом, говорит Смит, можно констатировать, что бо́льшая производительность рабочих в более капитализированном предприятии — иллюзия. Другими словами, если налицо сложившаяся глобализированная капиталистическая экономика, то благодаря конкурентной среде и перетеканию капиталов и рабочей силы норма прибыли будет стремиться к выравниванию между отраслями. Если конкуренция идёт между однородными товарами, то разница в производительности, достигаемая за счёт разницы в органическом строении капитала, будет играть важную роль. Однако совсем другая ситуация, если вы торгуете товарами, находящимися на технологически разных уровнях. Именно этот факт, с его точки зрения, приводит к тому, что возможность осуществления сверхэксплуатации пролетариата глобального Юга капиталистами Севера воплощается в реальность и становится главной причиной возникновения отношений неэквивалентного обмена между развитыми и развивающимися странами.

Критический анализ и зачатки положительной концепции Lenin Crew

«Нам ещё предстоит стать свидетелями рождения теории империализма, разработанной для мира, где все международные отношения существуют в рамках капитализма и определяются его императивами. По крайней мере отчасти это объясняется тем, что мир, где капиталистические отношения носят более или менее всеобщий характер, <…> возник совсем недавно»⁶² .

Эллен Мейксинс Вуд, американо-канадский марксистский историк

Перед тем как приступить к анализу рассмотренных выше теорий и формулированию нашей авторской концепции современного империализма, отметим, что в качестве одного из важнейших составляющих её теоретического скелета мы берём теорию монопольных прибылей С. Л. Выгодского, обзор на которую представили в своей недавней рецензии⁶³ . Также мы считаем необходимым тезисно напомнить читателю о том пути, который он прошёл с нами выше.

Начав, как водится в России, с краткой исторической справки, — в данном случае относительно послевоенного развития теории империализма, — мы остановились на тех концепциях, которые во второй половине XX — начале XXI столетия заместили собой ленинскую теорию империализма: зависимое развитие, неэквивалентный обмен и сверхэксплуатация. Исследовав работы, описывающие эти теории, мы остановились на авторах, идеи которых нам показались наиболее ценными с точки зрения развития современной марксистской мысли. Насколько это было возможно в рамках статьи, мы подробно представили читателям основные положения этих концепций, а также обозначили вектор их развития.

Теория зависимого развития, зародившаяся в недрах движения против экономической отсталости в Латинской Америке, стала сегодня тем фундаментом, который заместил собой теорию империализма практически во всех течениях неортодоксальной мысли, в том числе и в марксизме;
Теория неэквивалентного обмена Эммануэля, с помощью которой он сделал попытку объяснить диспропорции в международных экономических отношениях, стала тем стержнем, вокруг которого до сих пор выстраивается скелет всех без исключения концепций зависимости;
Теория сверхэксплуатации Марини явилась, если так можно выразиться, марксистской эволюцией концепции зависимого развития, привнёсшей в модель неэквивалентного обмена, сконцентрированную исключительно на фазе обмена, более структурированное объяснение общественных отношений на этапе производства, а также классовый марксистский подход, хотя и существенно ограниченный, и фактор государственного участия в экономике;
Теория империализма от Джона Смита, базирующаяся на марксистской теории зависимости Марини и таких основных монопольных факторах, как глобальный аутсорсинг производства и глобальный трудовой арбитраж, — это наиболее современная и актуальная версия концепции зависимого развития, которая, по меньшей мере, пытается быть марксистской;
Однако, поделив капитализм и рабочий класс на две части, ни послевоенные теории зависимого развития, ни более маргинальный мир-системный анализ, ни их современные марксистские и псевдомарксистские интерпретации так и не смогли дать законченной современной картины международных отношений;
Ранее, обратившись к «тёмному чулану» советской науки, мы представили нашим читателям теорию монопольных прибылей С. Л. Выгодского⁶⁴ . И показали, что с её помощью можно гораздо более адекватно, по-марксистски как по форме, так и, что важнее, содержательно описывать и объяснять подноготную современных международных экономических отношений. Время идти дальше.

Результирующим итогом нашей работы является критический анализ представленных выше теорий, перетекающий в положительную концепцию, которую мы сегодня предлагаем нашим читателям в качестве зачатков и вектора развития современной марксистской теории империализма.

Ниже мы пройдёмся по каждой из ключевых составляющих современных теорий зависимого развития, предложив свою, с нашей точки зрения, верную интерпретацию таких явлений, как неэквивалентный обмен, сверхэксплуатация, субимпериализм и теория зависимого развития.

Неэквивалентный обмен

«Монополистический капитализм не устранил и не в силах устранить ни одного из противоречий „старого“ капитализма. Империализм не преодолевает, а усложняет и обостряет противоречия капитализма, „спутывает“ со свободой конкуренции монополию <…>»⁶⁵ .

С. Л. Выгодский

Теория неэквивалентного обмена красной нитью проходит практически через все концепции неортодоксальных теоретиков, пытающихся объяснить диспропорциональное развитие экономик развитых и развивающихся капиталистических стран.

На первый взгляд, понятие неэквивалентного обмена как явление, детерминированное тем или иным монопольным фактором, необходимо воспринимать в том же контексте, что и подрыв закона стоимости Ленина, которым он характеризовал империализм. Эти понятия роднит форма ультимативного указания на некие коренные изменения в законе стоимости, вносимые усилием воли коллективного империалистического класса. Однако не стоит спешить воспринимать это понятие буквально.

Безусловно, закон стоимости подвергается на монополистической стадии развития капитализма воздействию, которое ставит своей целью замедлить или даже повернуть вспять тенденцию нормы прибыли к понижению и смягчить или свести на нет кризисы перепроизводства. Несмотря на это, ни частное предприятие, ни отдельная нация, ни даже консолидированный блок капиталистических государств не в состоянии отменить действие этого закона. Именно поэтому Владимир Ильич использовал слово «подрыв» для описания этого нового явления, а не, к примеру, «слом» закона стоимости. А поскольку невозможно избежать действия этого всемогущего закона товарного производства, спрятаться или «отцепиться» от него⁶⁶ , постольку мы не можем с марксистских позиций выражать это явление термином «неэквивалентный обмен», который выдаёт в себе некое надувательство, совершаемое одной стороной в отношении другой.

Карл Маркс в I-ом томе «Капитала» говорил, что капиталистический способ производства и общественные отношения, порождающие прибавочную стоимость, могут существовать только при добровольной продаже пролетарием своей рабочей силы капиталисту. У рабочего нет иного способа к воспроизводству самого себя, кроме способности к труду, которую он реализует по своей стоимости нанимателю. Капиталист же, покупая эту способность, волен использовать её с максимальной выгодой для себя. И тот факт, что рабочий своим трудом производит больше той стоимости, которая необходима ему для воспроизводства своей рабочей силы, является для капиталиста, если позволите, «приятным бонусом», на котором зиждется всё общественно-историческое здание современного общества. Поэтому, даже несмотря на некоторую морализаторскую окраску, которую получил термин «эксплуатация», он заключает в себе сущность обмена эквивалентов, но никак не неэквивалентного обмена — обмана одним классом другого.

«Все условия проблемы соблюдены, и законы товарного обмена нисколько не нарушены. Эквивалент обменивался на эквивалент. Капиталист как покупатель оплачивал каждый товар — хлопок, веретена, рабочую силу — по его стоимости. Потом он сделал то, что делает всякий другой покупатель товаров. Он потребил их потребительную стоимость. Процесс потребления рабочей силы, который является в то же время и процессом производства товара, дал продукт, 20 ф. пряжи, стоимостью в 30 шиллингов. Теперь капиталист, который раньше покупал товары, возвращается на рынок и продаёт товар. Он продаёт фунт пряжи по 1 шилл. 6 пенсов, ни на грош не дороже и не дешевле его стоимости. И, тем не менее, он извлекает из обращения на 3 шилл. больше, чем первоначально бросил в него. Весь этот процесс, превращение его денег в капитал, совершается в сфере обращения и совершается не в ней. При посредстве обращения — потому что он обусловливается куплей рабочей силы на товарном рынке. Не в обращении — потому что последнее только подготовляет процесс увеличения стоимости, совершается же он в сфере производства»⁶⁷ . [Выделение моё — Д. Р.]

Тем не менее марксистская теория включает в себя понятие неэквивалентного обмена, однако оно в корне отлично от той формы, которую ей придают неомарксисты, мир-системщики или теоретики зависимого развития. К примеру, если мы обратим своё внимание на теорию кризисов Михаила Кукса, то увидим, что в начале XX века неэквивалентный обмен имел совсем иное значение для марксистских теоретиков.

«Неравномерность в движении цен производственных и потребительских товаров — относительное понижение последних, — естественно оказывает существенное влияние на взаимоотношение этих двух групп производств. В результате неэквивалентного обмена ценности [стоимости — Д. Р.], создаваемые в пределах II подразделения, будут переноситься в том или ином объёме в отрасли, производящие элементы постоянного капитала. Норма прибыли потребительских отраслей обнаружит раньше и более значительную степень понижения, чем в отраслях, образующих I подразделение, ибо она будет падать не только в силу общего повышения технического состава капитала, но и в результате простого возрастания ценностного [стоимостного — Д. Р.] состава, выражающего лишь относительное вздорожание средств производства»⁶⁸ . [Выделение моё — Д. Р.]

Здесь Кукс говорит о том, что во время кризиса перепроизводства на капиталистов из I подразделения, производящих средства производства, позже и в меньшей степени сказывается влияние кризисов, чем на тех, кто производит предметы потребления (II подразделение). Таким образом, для реализации стоимости в стрессовые периоды капиталисты II подразделения будут опускать цены на свои товары относительно их стоимости существенно ниже, чем их партнёры-конкуренты из I подразделения. Вследствие этого между двумя подразделениями будет происходить неэквивалентный обмен, способствующий тому, что капиталисты из I подразделения будут захватывать часть новой стоимости, созданной пролетариатом, работающим в предприятиях из II подразделения. И происходит это не в результате переноса стоимости по Марксовой таблице из III-го тома «Капитала», а в результате, если так можно выразиться, не совсем «честного», неравного обмена стоимостями.

Примеры Кукса и Выгодского⁶⁹ показывают, что марксисты всегда понимали и не отрицали явления неэквивалентного обмена, однако в то же время ограничивали его относительно коротким промежутком времени и не ставили во главу угла при построении своих теорий на базе обмана одних участников рынка другими, а тем более не придавали этой концепции исключительно межнационального окраса.

Сущность неэквивалентного обмена заключается в том, что капиталистические предприятия более развитых стран (стран так называемого центра или глобального Севера) якобы систематически захватывают бо́льшую часть прибавочной стоимости, создаваемой рабочими развивающихся стран (стран так называемой периферии или глобального Юга), тем самым «откусывая» самые жирные куски и оставляя буржуазии так называемых зависимых стран лишь жалкие остатки мирового экономического «пирога».

Так как мы исходим из того нерушимого факта, что закон стоимости с необходимостью охватывает собой всю систему мирового капиталистического производства и обмена, то мы исключаем разрушающее воздействие на него сил эндогенного, внутрикапиталистического, характера. Это подводит нас вплотную к тому выводу, что, даже учитывая то подрывное влияние, которое оказывают на закон стоимости транснациональные корпорации и частные или государственные монополии, мы должны констатировать, что неэквивалентный обмен в том смысле, в котором его используют неомарксисты, теоретики зависимости и авторы мир-системного анализа, не может оказывать сколько-нибудь продолжительное и решающее воздействие на накопление капитала и перераспределение прибавочной стоимости в международных экономических отношениях.

Сторонники структуралистской теории зависимого развития и мир-системного анализа отдают национальной буржуазии ведущую роль в решении вопроса неэквивалентного обмена, оставляя рабочему классу в лучшем случае побочную роль помощников. Таким образом, этот термин не способен отразить суть происходящих политэкономических процессов как с точки зрения их содержания, так и по форме, полностью отвергая классовую сущность эксплуатации пролетариата. А отрицать классовую сущность — означает отрицать марксизм как таковой. К тому же, понятие межстранового распределения прибавочной стоимости — неэквивалентный обмен — ограничивается фазой обмена и не способно объяснить подноготную глобальных производственных отношений.

Концепция С. Л. Выгодского о подразделениях, пластах крупнейших предприятий, осуществляющих свою деятельность в наиболее монополизированных отраслях промышленности, с нашей точки зрения, является наиболее актуальной и адекватно отражающей современную империалистическую действительность⁷⁰ . Неэквивалентный обмен может и будет проявляться в отношениях между пластом крупнейших предприятий, имеющих возможность оказывать подрывное влияние на закон стоимости за пределами своего пласта, и предприятиями из менее монополизированных или же вовсе немонополизированных отраслей промышленности в виде монопольно-высоких цен и монопольных прибылей, получаемых первыми.

Основа альтернативного понимания неэквивалентного обмена дана Выгодским в гораздо более политэкономически корректном виде⁷¹ : процессы распределения стоимости рассматриваются автором без привязки к национальным границам центра и периферии. Одновременно надо понимать, что отношения неэквивалентного обмена невозможно зафиксировать на сколько-нибудь долгое время. Конкуренция постоянно развивается и диктует свои условия как мелким, так и крупнейшим предприятиям. Концентрировать свои капиталы, организовывать картели, проводить экономическую интеграцию, а также развивать технологические отрасли промышленности могут не только развитые страны. Примеры ОПЕК, китайского проекта «Пояса и пути», высокотехнологичной индустриализации Южной Кореи и Тайваня, а также России с ЕАЭС, прилагающих все усилия, чтобы занять наиболее выгодное монопольное положение в отраслях промышленности, представляющих для них наибольший интерес, только подтверждают, что невозможно заморозить текущий баланс международных отношений: конкуренты всегда найдутся. Внутри пласта наиболее монополизированных отраслей также действует закон стоимости. Предприятия имеют возможность как проникать в верхние пласты, так и опускаться ниже, однако необходимо учитывать, что иерархическая миграция наверх будет непременно сопровождаться колоссальным сопротивлением крупнейших предприятий, особенно срощенных с государственным аппаратом, что может (а зачастую непременно будет) приводить к империалистической конкуренции в виде военных столкновений.

С нашей точки зрения, основным катализатором мировых войн является именно консолидированная попытка крупнейших предприятий во главе с государствами или межстрановыми блоками проникнуть в наиболее монополизированные, — а сегодня это означает «наиболее технологически развитые и наименее конкурентные», — отрасли промышленности.

С. Л. Выгодский в своей работе вплотную подходит к рассмотрению того явления в международных отношениях, которое сегодня в левой среде называется неэквивалентным обменом⁷² . Теория средней нормы прибыли, с помощью которой некоторые российские левые экономисты объясняют это явление⁷³ , предполагает пропорциональное распределение прибыли между отраслями. Однако абсолютно иные условия показывает теория монопольных прибылей Выгодского. Перераспределение средней прибыли между отраслями «по силе», то есть по степени их монополизации, существенным образом усиливает диспропорции, свойственные капитализму. Крупнейшие капиталисты стремятся закрыть доступ в свои пласты монополизированных отраслей, чтобы сохранить высокую норму прибыли и не дать немонополизированным отраслям шанса на развитие и экспансию. Однако Выгодский не попадает в ловушку объяснения неэквивалентного обмена с позиции монополистического детерминизма, которая свойственна большинству теоретиков зависимости и их сторонникам, когда различие в присвоении массы совокупной мировой прибавочной стоимости между развитыми и развивающимися странами объясняется исключительно с точки зрения влияния монопольных факторов.

Китай сегодня показывает нам, что ни одна монополия, даже самая могущественная, не в силах закрепить за собой монополизированную отрасль на долгое время, сохраняя баснословно высокие прибыли. Великий и ужасный закон стоимости не даёт монополиям, как бы им этого ни хотелось, сделать «захваченную ею отрасль абсолютно непроницаемой для соперников»⁷⁴ . Рано или поздно крупнейшие предприятия проникают в верхние пласты экономики с монопольно-высокими прибылями, разрывая невидимые границы, устанавливаемые их ещё недавно недостижимыми, как казалось, конкурентами.

«Угроза проникновения — это форма конкуренции, существующая рядом с монополией и ограничивающая её возможности и сферу её господства»⁷⁵ .

Именно поэтому сдерживание Китая является сегодня стратегической задачей номер один для США: не дать проникнуть в застолблённые за американскими и союзническими монополиями отрасли китайскому государственно-монополистическому капиталу. Ведь в этих отраслях нет свободных мест. Чтобы сохранить монопольно-высокие прибыли в отраслевом пласте при проникновении нового игрока, нужно одно из двух: (1) заместить уже существующие предприятия вновь прибывшими или (2) создать новый пласт, новые высокотехнологичные отрасли с наивысшим порогом вхождения. Однако одновременно этим объясняются взаимные уступки, на которые зачастую идут монополии, преследуя цель договориться, чтобы хотя бы на время достигнуть консенсуса в общем деле сохранения монопольно-высоких прибылей в верхних пластах наиболее монополизированных отраслей экономики. Когда противоречия доходят до такой стадии, на которой договориться уже невозможно, а новые отрасли ещё не созданы, единственным путём остаётся первый, а это значит — неизбежная империалистическая война.

Сверхэксплуатация

«Нет ничего более удобного для капиталиста, как снижать заработную плату ниже стоимости рабочей силы, повышая заработную плату. Это именно тот случай, который имел в виду Маркс, указывая, что возрастание цены рабочей силы отнюдь не означает, что эта цена оказывается выше её стоимости. Она „может, наоборот, сопровождаться падением её ниже стоимости. Последнее имеет место во всех тех случаях, когда повышение цены рабочей силы не компенсирует её ускоренного изнашивания“»⁷⁶ .

С. Л. Выгодский

На наш взгляд, понятие сверхэксплуатации в интерпретации Марини несколько искажено тем, что оно, во-первых, априори ассоциируется и полностью переносится на производственные отношения в странах с периферийной экономикой, а во-вторых, ему отводятся гипертрофированные значение и длительность воздействия на баланс международных экономических отношений. Именно таким мы его встречаем в трудах как теоретиков зависимого развития, так и зарубежных марксистов.

Для проведения критического анализа явления сверхэксплуатации мы предлагаем абстрагироваться от его несколько морализаторской интерпретации западными и латиноамериканскими исследователями и постараться взглянуть на вопрос с более объективной, политэкономической точки зрения.

К. Маркс писал, что третий способ повышения прибавочной стоимости может применяться при эксплуатации, однако лишь на протяжении ограниченного отрезка времени. Именно поэтому, хотя и отмечая его важность, он предпочёл не останавливаться на нём в своих трудах, справедливо полагая, что подобные отклонения от «нормальных» условий воспроизводства рабочего не могут являться основным условием, на базе которого капитализм способен расширенно воспроизводиться.

Стоимость рабочей силы как общественно-историческая категория отмечалась Марксом на уровне заработной платы, при которой в текущих условиях развития производительных сил для рабочего возможен такой уровень воспроизводства, куда входит как его рабочая сила, так и воспроизводство себя как представителя класса пролетариата посредством продолжения своего рода.

«<…> издержки производства рабочего заключаются в той сумме жизненных средств, — или в той их денежной цене, — которая в среднем необходима для того, чтобы сделать его трудоспособным, сохранить его трудоспособность <…> чтобы обеспечить сохранение и увеличение в необходимом размере рабочего класса»⁷⁷ .

Таким образом, снижение цены рабочей силы ниже её стоимости на определённых, более ранних этапах развития общественно-экономических отношений в конкретной стране, отрасли или фирме должно было фактически приводить к физическому вымиранию пролетариата. Поэтому это явление не могло продолжаться долго и нивелировалось бы миграцией рабочей силы в другие предприятия, регионы или страны. В иных случаях, при отсутствии реальной возможности миграции, это могло приводить и зачастую приводило к взрывоопасной ситуации в обществе, массовым забастовкам и даже стихийным и организованным восстаниям.

«Низшую, или минимальную границу стоимости рабочей силы образует стоимость той товарной массы, без ежедневного притока которой носитель рабочей силы <…> не был бы в состоянии возобновлять свой жизненный процесс»⁷⁸ .

Под сверхэксплуатацией Руй Мауру Марини и его последователи, с нашей точки зрения, понимают не абсолютную невозможность воспроизводства рабочим самого себя, а существенное, порой даже чудовищное снижение качества жизни пролетариата развивающихся стран. Тяжёлые условия труда и жизни рабочих в странах глобального Юга принято сегодня гиперболизировать до ужасающих и невиданных масштабов, тогда как в XIX веке подобные условия считались нормой для пролетариата даже развитого, цивилизованного мира. На это повлиял небывалый прогресс уровня жизни рабочего класса, который стал возможен после череды социальных революций XX века, поднявших до существенных, даже по сегодняшним меркам, высот социально-экономическое положение пролетариата⁷⁹ .

Как показал С. Л. Выгодский⁸⁰ , оплата рабочей силы ниже стоимости или, по Марини, сверхэксплуатация осуществляется не только в странах глобального Юга или третьего мира, но также и в развитых странах глобального Севера. Чрезмерная эксплуатация рабочей силы пролетариев может проявляться в отсутствии нормального воспроизводства рабочего класса: например, сокращение населения в Японии и Европе⁸¹ , демографические кризисы в таких странах, как Россия, Южная Корея, Китай и др.⁸² . Это и можно считать обстоятельствами, обусловленными наличием сверхэксплуатации, распространяющейся по всему земному шару, которая не позволяет пролетариату воспроизводиться должным образом.

Третий способ следует воспринимать как сопутствующий, к которому капиталисты всех наций могут, а следовательно, и будут прибегать при первой же возможности. Тем не менее, описывая глобальные производственные отношения, мы не можем утверждать, что обман капиталистом рабочего, — а сверхэксплуатация именно этим по сути и является, — может играть решающую роль в накоплении капитала в мировом масштабе. Так как в отличие от неэквивалентного обмена, совершаемого между капиталистами, сверхэксплуатация пролетариата является не только обманом, но также и организованным насилием, поэтому безусловно необходимо учитывать тяжёлое положение рабочего класса стран Юга, которое в большей мере отражается на удовлетворении их базовых потребностей, качестве жизни, её продолжительности и т. д., однако нельзя забывать о том, что стоимость рабочей силы отличается не только в различные исторические периоды, но и в разных странах, находящихся на разных этапах развития капитализма.

Абсолютное и относительное увеличение прибавочной стоимости были характерны на всех стадиях развития капитализма, однако мы можем выделить более или менее конкретные периоды, когда доминирующий первый способ стал замещаться вторым. Этому способствовало развитие производительных сил общества, промышленные революции, поднявшие мировую производительность труда до невиданных ранее высот. То же самое можно сказать и про сверхэксплуатацию, то есть третий способ повышения прибавочной стоимости. Он мог в той или иной мере существовать наряду с абсолютным и относительным способами и в прошлом. Однако если в более ранние периоды развития капитализма, которые описывал Маркс, рабочий, получающий зарплату ниже стоимости рабочей силы, доживал до 20–25 лет, то на современном пролетарии это скажется несколько иным способом. Например, IT-специалист, рабочую силу которого оплачивают ниже её стоимости, скорее всего, сможет вполне удовлетворять все свои основные потребности, но, возможно, откажется от продолжения своего рода. Это произойдёт, поскольку, в условиях коренным образом изменившихся и расширившихся потребностей в современном мире, он не будет иметь возможности воспроизвести в лице своих детей специалистов с близким с ним по уровню образованием, квалификацией и доходом*.

*Коллектив Lenin Crew, как и Владимир Ильич Ленин⁸³ , осуждает любую пропаганду идеологии childfree (чайлдфри).

Под тем же углом зрения мы можем рассмотреть различия в стоимости рабочей силы в странах, находящихся на разных этапах развития капитализма. Капиталисты развитых стран в первую очередь имеют существенное преимущество перед своими коллегами- конкурентами из третьего мира при распределении созданной глобальной прибавочной стоимости благодаря зачастую большей производительности их предприятий. При производстве прибавочной стоимости в одних и тех же отраслях, так как производительность и капиталоёмкость предприятий в развитых странах часто выше, чем в странах развивающихся, капиталисты первых захватывают бо́льшую часть совокупной прибавочной стоимости, получая добавочную прибыль, тогда как развивающимся странам достаётся меньшая её часть. Таким образом, в этой конкурентной гонке капиталисты Юга находятся изначально в проигрышной позиции, так как в силу отсутствия на достаточном уровне накопленных капиталов они не могут создавать новые, более монополизированные отрасли промышленности — те, в которых они смогут без наличия ограничивающей их конкуренции создавать новую стоимость, оставляя себе львиную долю прибавочной стоимости. Именно поэтому в развивающихся странах капитал стремится в те отрасли, в которых налицо имеется конкурентное монопольное преимущество перед западными корпорациями. Например, отрасли по добыче энергетических ресурсов, ископаемых богатств и т. п. Капитал следует в отрасли с большей нормой прибыли, отдавая предпочтение пластам с наиболее монополизированными отраслями промышленности для получения возможности установления монопольно-высоких цен и получения монопольных прибылей⁸⁴ .

Помимо этого, реальные доходы пролетариата глобального Севера повышаются за счёт дешёвых товаров, импортируемых из стран с дешёвой рабочей силой. Для рабочих же глобального Юга, напротив, зачастую не находится иного пласта капиталистов и рабочих, которые будут производить для них широкий ассортимент доступных товаров народного потребления. С этим в том числе связано различие в целом в уровне жизни между центром и периферией. Поэтому если снижение цены рабочей силы ниже её стоимости или, проще, сверхэксплуатация скажется на рабочем из развивающейся страны в виде существенного снижения уровня жизни, то на пролетарии из развитой страны это отразится в более щадящей, малозаметной форме. На наш взгляд, это и приводит к ситуации, когда бросающаяся в глаза вопиющая нищета пролетариата глобального Юга перетягивает на себя вес эмпирического анализа империализма благодаря большей наглядности и оставляет за скобками изучение угнетённого положения пролетариата Севера. Капитализм, по заветам латиноамериканских депендистов, как и пролетариат, по Заку Коупу, делятся на две части, где первая часть в лице буржуазии и рабочих центра остаётся нетронутой анализом современных исследователей, тогда как второй — периферии — уделяется всё внимание теоретиков современного империализма.

С. Л. Выгодский в своей работе приводит крайне занимательный пример, из которого становится очевидно, что «каждый процент уменьшения доли переменного капитала грозит уменьшением нормы прибыли на 10%»⁸⁵ . Поэтому капиталисты встают перед лицом необходимости поиска всё более изощрённых методов повышения прибавочной стоимости для нивелирования столь пагубного и неприятного для них эффекта, который оказывает открытая Марксом тенденция нормы прибыли к понижению.

«В условиях свободной конкуренции капитал отбивался от этой угрозы расширением масштабов производства, более быстрым увеличением авансированного капитала по сравнению с уменьшением доли переменного капитала. <…> Этот выход становится всё более затруднительным в условиях монополистического капитализма, когда расширение масштабов производства „грозит“ увеличением объёма производства и взрывом системы монопольных цен. В этом случае монополии ищут выхода в усилении интенсивности труда, уменьшении заработной платы ниже стоимости рабочей силы. Оба этих фактора способствуют сохранению высокой нормы прибыли, несмотря на рост органического строения капитала. Усиление интенсивности труда даже в том случае, когда рабочая сила оплачивается по стоимости, парализует тенденцию нормы прибыли к понижению»⁸⁶ . [Выделения мои — Д. Р.]

Нами не подвергается сомнению тат факт, что капиталисты развитых стран предпочитают эксплуатировать рабочую силу глобального Юга именно по причине условий сверхэксплуатации, в которые рабочие уже были поставлены местной буржуазией. Однако это отнюдь не свидетельствует о том, что подобные же меры не применяются к пролетариату стран Севера, а посему это явление не может в полной мере объяснить наличные диспропорции в международных отношениях.

Таким образом, отличие интерпретации Выгодским явления, которое Марини и его последователи называют сверхэксплуатацией, заключается в том, что Выгодский не придаёт этому явлению сугубо территориального значения, ограничивая его действие экономико-географическими границами Латинской Америки или же расширяя его до глобального Юга. Он выделяет важность третьего способа, к которому капиталисты всё чаще прибегают наряду с первыми двумя, подгоняемые неизбежным понижением нормы прибыли, но в отличие от Марини не считает сверхэксплуатацию главным фактором форсированного накопления капитала европейскими странами не только во второй половине XX века, но и в примарксовый период развития капитализма. Будучи не в состоянии найти причину, исходный пункт сверхэксплуатации, Марини фактически объявляет её «вечной». Как капитализм существовал у теоретиков мир-системного анализа до капитализма, так и третий способ повышения прибавочной стоимости в качестве основного фактора зависимого развития у Марини существовал ещё до империалистической стадии развития капитализма. Эта ошибка Марини, на наш взгляд, является одной из ключевых. Именно это заблуждение помешало как ему, так и его последователям вывести законченную, актуальную теорию империализма.

Субимпериализм

«Марини и сам предполагал, что возрождение депендентистских идей марксистского толка потребует

„<…> связать нить, оборванную в 1970-е, принять марксизм в качестве единственного эффективного оружия, которым может располагать левый для анализа и осмысления (капиталистического) мира, где он живёт, чтобы выстроить радикальную критику капитализма как составную часть проекта народной демократии будущего, который спасёт Латинскую Америку от кризиса и выкует новый тип экономики, отвечающий интересам большинства, а не национального или иностранного капитала“»⁸⁷ .

Адриан Сотело Валенсия

Возникновение экспортоориентированного капиталиста, по Марини, приводит к тому, что капиталисты из развивающихся стран, занимающие нижние пласты империалистической иерархии, не находят препятствий в сфере обращения своих товаров, поскольку обратная связь между предложением и покупательной способностью доморощенных пролетариев нарушается, а производимые товары в наиболее монополизированных отраслях промышленности идут на экспорт. Здесь можно привести пример нашего «народного достояния» ПАО «Газпром», газовые коммуникации которого, словно щупальца, расползаются по территории России, но, «прорывая» её границы, двигаются в сторону потребителей из Евросоюза и Китая, зачастую аккуратно обходя внутренний газовый рынок России, уровень газификации которой на конец 2024 года составил около 75%⁸⁸ . Это хоть и является довольно высоким показателем по миру, но существенно уступает таким газодобывающим странам, как, например, Туркменистан, уровень внутренней газификации которого приближается к 100%⁸⁹ .

Отметим, что исключение производящего рабочего из цикла оборота капитала внутри национального рынка имеет свои границы. До тех пор, пока экономика остаётся на примитивном уровне экспорта сырьевых ресурсов без оглядки на внутренний рынок, крупный национальный капитал заинтересован в покупательной способности населения лишь постольку, поскольку не желает создавать очаги социального напряжения. Однако когда экономика усложняется, и капиталисты, производящие товары для внутреннего рынка и не имеющие возможности конкурировать с ними на мировом рынке, начинают играть всё бо́льшую роль в экономике страны, покупательная способность пролетариата приобретает иное, более важное значение. Это можно наблюдать в России в таких отраслях, как, например, пищеперерабатывающая промышленность и сельское хозяйство, особенно после введённого в 2014 году эмбарго на импорт продуктов питания из Европы. Особенно важным это становится для региональных монополистов, которых в накоплении капитала ограничивает зачастую лишь платёжеспособный спрос проживающего в регионе населения. И эти процессы порой приобретают не только классово-социальную, но и географическую диспропорциональность в уровне потребления, как, например, в России, но тем не менее их нельзя отбрасывать при рассмотрении подобных вопросов, как это делает Марини.

Поэтому нельзя согласиться с Марини относительно развития рынка в зависимой экономике преимущественно для людей с высоким доходом и передачи отраслей, производящих товары народного потребления импортёрам. Во-первых, никто не отменял протекционистские государственные меры, призванные защитить внутренний рынок от проникновения иностранных крупных корпораций. Во-вторых же, ограниченность монополизированных отраслей промышленности толкает капиталистов зависимой страны к ещё более тесному сотрудничеству с государственным аппаратом, а наиболее конкурентоспособные на внешнем рынке, монополизированные (что в условиях современного империализма, по сути, является синонимами) отрасли стремятся к максимальной, государственно-монополистической централизации и концентрации капиталов. Таким образом, при отсутствии мест приложения с приемлемой нормой прибыли, капитал будет искать себе применение и в более «народно-потребительских» отраслях, привнося в них в том числе следствия конкурентной борьбы, такие как повышение производительности труда, улучшение условий работы, социальные гарантии, повышение заработной платы и т. п.

Необходимо также учитывать, что Марини анализировал зависимый капитализм отдельного региона и непосредственно на определённой стадии его развития, поэтому мы считаем некорректным с его стороны выводить законы подобного зависимого развития, опираясь лишь на частный, исторически ограниченный региональный случай. В то время механизмы борьбы национальных экономик против проникновения корпораций и финансового капитала находились на этапе зарождения. Сегодня мы уже наблюдаем усовершенствованную, расширенную форму протекционизма, призванного оказывать более эффективное сопротивление транснациональному капиталу.

Марини, хотя и абсолютно справедливо отмечает закономерные тенденции в развитии государственно-монополистического капитализма, однако и здесь находится в собственной ловушке интерполяции своей теории лишь на периферийные страны Латинской Америки. Сегодня мы знаем, — а Выгодский знал ещё во времена Марини⁹⁰ , — что всё увеличивающий свой относительный вес фактор государственного участия в экономике характерен не только для стран, находящихся на этапе догоняющего развития, но и для развитых стран Севера. Ведь конкуренцию никто не отменял, а фактор государственного участия в оптимизации и развитии экономики страны как тогда, так и сейчас является одним из ключевых конкурентных преимуществ на мировом рынке.

На примере России 2022–2025 гг. можно констатировать, что западные санкции продемонстрировали, как государственно-монополистический капитализм при внешней угрозе может оперативно перестраиваться, замещая капиталистов из развитых стран доморощенными эксплуататорами во всё более монополизированных отраслях промышленности. Тем самым наблюдается ощутимый прогресс в развитии капитализма, опосредованный государственным участием, которое выходит за пределы функций инвестирования и совокупного спроса. Государство здесь выступает инструментом сверхконцентрации капиталов, создавая несоизмеримые с частнокапиталистическим способом управления конкурентные преимущества на мировом рынке, особенно в пласте монополизированных и технологически развитых отраслей промышленности (нефте-, газодобыча, атомная промышленность, металлообработка, машино- и авиастроение и т. п.).

В рамках теоретических построений Выгодского понятие субимпериализм приобретает гораздо более чёткие контуры. Его вполне обоснованно можно определить как явление, лежащее в плоскости промежуточного государственно-монополистического звена, внутри которого образуется некое подразделение, пласт капиталистов с отраслями промышленности. Эти отрасли, хотя уже и характеризующиеся возможностью выпуска товаров с высоким индексом сложности производства, однако всё ещё недостаточным для преодоления барьеров, выставляемых крупнейшими высокотехнологичными предприятиями развитых стран. Это даёт им преимущество, достаточное для конкуренции с позиции силы с менее развитыми странами, но недостаточное для соперничества с наиболее развитыми.

Теория зависимого развития

«<…> единственный путь к преодолению зависимости — революционный социализм»⁹¹ .

Руй Мауру Марини

С нашей точки зрения, ключевым ошибочным тезисом в теории Джона Смита, — которого с полной уверенностью можно назвать именно марксистским теоретиком зависимого развития, — является наделение ленинской теории превалирующим политическим фактором — разделение мира на угнетающие и угнетённые нации. Это видится нам важным, поскольку на базе этой предпосылки Смит строит фундамент теории империализма (зависимого развития) в своей интерпретации.

Ленин действительно указывал в своём «Империализме» на наличие угнетённых и угнетающих наций, однако совершенно обоснованно не делал на этом акцента, поскольку это не являлось сутью новой стадии, которую он препарировал, а, скорее, было лишь проявлением империализма, его колониальными истоками, но отнюдь не политэкономическим признаком. Угнетённые и угнетающие нации в том или ином виде существовали и до империализма, и даже до промышленной стадии капитализма. Отличительными чертами империализма, что проницательно отметил Ленин, были именно переход к монополистической стадии развития общественного производства, становление финансового капитала и подрыв закона стоимости. Угнетающие и угнетённые нации — это, скорее, производное от монополистического капитализма, которое явило собой наиболее изощрённую, наиболее масштабную и наиболее бескомпромиссную форму угнетения за всю историю существования человеческой цивилизации. Здесь Джон Смит пытается натянуть «сову» своей концепции на «глобус» теории Ленина. И зря, потому что они в части исследования современного монополистического капитализма и без этой ненужной подгонки не противоречат, а дополняют друг друга. Глобальный трудовой арбитраж — непосредственное порождение империализма, а ведь именно он является краеугольным камнем в теории Джона Смита.

Таким образом, Дж. Смит рассматривает концепцию Ленина как по большей части политическую. С этим категорически нельзя согласиться, потому что Ленин исследовал непосредственно экономические явления в их диалектическом единстве с политическими отношениями, предварявшими и воплотившимися в Первую мировую войну. То, что Смит приписывает Ленину узость мысли в понимании империализма исключительно в области политики и распределения стоимости, подобно современным мир-системщикам, по нашему мнению, является глубоко ошибочным утверждением. Смит сам вменяет Ленину акцент на угнетённые и угнетающие нации, а впоследствии объявляет политическую составляющую теории Владимира Ильича основной, которую как раз и необходимо синтезировать с теорией трудовой стоимости Маркса (точнее сказать, с теорией сверхэксплуатации Марини). Как мы полагаем, в итоге должна получиться готовая концепция зависимого развития от Джона Смита, которая «полностью соответствует» заветам классиков.

Итак, теорию трудовой стоимости Маркса у нас заменяет сверхэксплуатация Марини, а неэквивалентный обмен призван стать современной заменой ленинскому тезису об угнетаемых и угнетающих нациях. Здесь хочется вспомнить одну из глав книги самого же Джона Смита, — «Как состряпать ВВП»⁹² — где он справедливо в саркастичной форме укоряет мейнстримных экономистов за буквально подгонку показателей ВВП к нужным цифрам с помощью различных новых параметров (например, таких как КИУФП — косвенно измеряемые услуги финансового посредничества). И, при всём уважении к автору, применить его же сарказм к нему самому́: «Как состряпать теорию империализма в XXI веке».

Теоретическая связь концепции Дж. Смита с законом стоимости, которую он пытается осуществить через теорию сверхэксплуатации Марини, — вот где, как мы считаем, «ахиллесова пята» его логических построений. Смит утверждает, что для объединения экономической (монополизированный капитал) и политической (разделение на угнетающие и угнетённые страны) сути империализма нам требуется обратиться к бессмертному «Капиталу» К. Маркса и синтезировать его теорию стоимости с теорией Ленина. Повторим, мы не считаем, что посыл ленинского «Империализма» имел своей сущностной составляющей политическую трактовку новой стадии капитализма — это скорее домыслы Джона Смита, которые он выдаёт за умысел Ленина. Также мы убеждены, что нет необходимости синтезировать теорию Ленина с теорией Маркса, по той простой причине, что одна и так логически вытекает из другой. Мы считаем, что Джон Смит, следуя за Энди Хиггинботтомом, занимается излишней теоретической подгонкой своей концепции под труды классиков. Однако, конечно же, мы согласны с тем, что для выработки современной теории империализма, как и сто лет назад, необходимо использовать теорию трудовой стоимости Маркса.

Утверждая, что современный исследователь империализма должен отбросить монополию как явление второго порядка и для объяснения современных международных отношений сосредоточить своё внимание на законе стоимости, Дж. Смит совершает ту ошибку, от которой сам же предостерегает в своей книге: он концентрирует всю теоретическую составляющую своей концепции на факторе монополии. С одной стороны, он пытается опереться на теорию сверхэксплуатации, которую «одалживает» у Марини в качестве элемента развития теории трудовой стоимости Маркса. С другой же, отводя ей лишь ограниченное действие в пределах глобального Юга, опосредованное действием барьеров, установленных Севером для свободного движения рабочей силы, — Смит обрамляет её в очередной элемент монополии, который в состоянии лишь частично объяснить взаимозависимые международные экономические отношения. Опираясь на монополистическое явление ограничений на свободное передвижение рабочей силы, которое он, очевидно, берёт у Эммануэля, — хотя и не ссылается на него, — и теорию сверхэксплуатации Марини, Смит пытается найти диалектическое единство между монополистическим фактором и действием закона стоимости. Однако в качестве основного аргумента и подтверждения теории Марини он использует не политэкономические модели, а цитаты Маркса из «Капитала», где тот говорит о третьем способе повышения прибавочной стоимости.

Маркс же, к которому апеллирует Джон Смит, в критике теории ренты Родбертуса как раз предостерегал как от игнорирования фактора монополии (в этом случае — собственности на землю), так и от чрезмерного преувеличения значения этого фактора в объяснении распределения стоимости⁹³ .

Мы считаем, что для полноценного объяснения теории зависимого развития необходимо совершить синтез и обозначить единство монопольного фактора и действия закона стоимости. Понять это нам помогает С. Л. Выгодский и его теория монопольно-высоких прибылей, в которой он выделяет подразделения, пласты наиболее монополизированных отраслей промышленности с крупнейшими предприятиями, получающими возможность устанавливать на свою продукцию монопольно-высокие цены и получать монопольные прибыли. Выгодский отмечает, что как ни подрывают экономическую основу капиталистического товарного производства монопольные цены и прибыли, тем не менее возникают они из закона стоимости, а не из его нарушения, из тех изменений, которые обусловливаются господством государственно-монополистического капитализма в процессе производства стоимости, а не из тех форм, которые она принимает в фазе обращения⁹⁴ .

Захват прибавочной стоимости, созданной рабочими, эксплуатируемыми в менее технологичных предприятиях глобального Юга — это именно то, что Выгодский в своей книге называет добавочной прибылью. Однако этого недостаточно. Мы должны найти истоки более комплексного явления зависимого развития и неэквивалентного обмена или, если следовать концепции Выгодского, монопольно-высоких прибылей, которые способны в той или иной степени оказывать влияние на закон стоимости.

Выводы Смита относительно разницы в торговле между «империалистическими странами» и «империалистическими и развивающимися странами» практически в точности повторяют положение Выгодского о выделении подразделения, пласта крупнейших капиталистов, в котором сверхприбыли становятся не временным явлением, как добавочная прибыль, а включаются в систему закона стоимости на более высоком, монополистическом уровне, трансформируясь в монопольно-высокие прибыли.

Именно когда страны глобального Юга начинают конкурировать со странами глобального Севера в производстве и реализации однородных товаров, начинаются империалистические «игры» в протекционизм и бряцание оружием. Очень показателен пример нынешнего противостояния Китая и США в высокотехнологичных товарах: Huawei, TikTok, технологии 5G и искусственного интеллекта (DeepSeek), микрочипы, металлообработка, железнодорожное машиностроение, авто- и авиапромышленность и т. п.. Именно когда Китай стал претендовать на кусок «пирога» в «застолблённых» за странами «Большой семёрки» (G7) отраслях промышленности, его противостояние с США вошло в продвинутую, острую стадию, которую мы сегодня можем наблюдать⁹⁵ .

Также следует отметить, что Смит вслед за Выгодским точно подмечает повышение роли сверхэксплуатации в получении монопольных прибылей крупнейших предприятий, однако вновь опирается лишь на узкое понимание сверхэксплуатации в рамках третьего мира, по Марини, и стратегии аутсорсинга производства.

«<…> источник империалистической прибыли и ренты — не в той или иной форме монополии, а в сверхэксплуатации»⁹⁶ .

Между тем, верные выводы Смита имеют под собой несколько шаткий фундамент. Выведение неэквивалентного обмена (или монопольно-высоких прибылей, если говорить в терминологии Выгодского) на верхних пластах мирового разделения труда из сверхэксплуатации (именно в узком понимании Марини) является по сути тавтологичным, поскольку не обнаруживает истока проблемы. Неэквивалентный обмен, говорит Дж. Смит, исходит из теории сверхэксплуатации труда пролетариата стран Юга. Именно сверхэксплуатация, по его теории, является причиной и катализатором глобального аутсорсинга производства и глобального трудового арбитража. Сверхэксплуатация, говорит автор этой теории, Р. М. Марини, исходит из неэквивалентного обмена между развитыми и развивающимися странами. Именно неэквивалентный обмен, по теории Марини, является причиной и катализатором сверхэксплуатации. Круг замкнулся. Это противоречие ставит жирную точку в самом начале того пути, который наметил Смит для своей теории империализма (зависимого развития) в XXI веке. Абсолютно ясно, что причинно-следственной связи явлений ни он, ни его предшественник Марини не нашли.

Когда Р. М. Марини говорит о примате обращения при анализе зависимого развития, он подразумевает, что определяющим фактором зависимости является мировой рынок. Именно от него, как считает бразильский экономист, необходимо отталкиваться, абстрагируясь поначалу от производства, чтобы найти место исследуемой экономики в структуре международного разделения труда и обращения капитала. Таким образом, провозглашая примат обмена над производством, Марини пытается определить в качестве причинного фактора зависимого развития сверхэксплуатацию, сначала уходя от неё в сферу обмена, где, как он считает, господствует неэквивалентный обмен, а затем вновь возвращаясь к фазе производства, но уже вооружившись своей теорией сверхэксплуатации, которую он фактически пронёс туда контрабандой.

Относительная эвристическая ценность теории Джона Смита заключается именно в свя́зи этого явления с ограничением мобильности рабочей силы глобального Юга и глобальным трудовым арбитражем⁹⁷ . Ограниченность же его теории заключается в слепом следовании за теорией сверхэксплуатации Марини, характеризующейся узким взглядом на описываемое явление лишь со стороны третьего мира и имеющей ключевую ошибку в своём построении: установление примата обмена над производством. Глобальный трудовой арбитраж, который, с точки зрения Смита, формируется на базе сверхэксплуатации, как и глобальный аутсорсинг производства, являются исключительно явлениями, относящимися к сфере монополии. Таким образом, теоретическая основа его концепции — теория сверхэксплуатации Марини — не может являться достаточным связующим звеном с теорией стоимости Карла Маркса.

Сверхэксплуатация рабочей силы действительно является объективным фактором, который несомненно оказывает влияние как на межклассовый, так и на межстрановой баланс отношений. Однако узкая трактовка этого явления в границах третьего мира Смитом и Марини приводит к тому, что их теории пестрят белыми пятнами. В разделённом на две части мировом капитализме, где есть капитализм центра и капитализм периферии, сверхэксплуатация, в их понимании, становится не политэкономическим термином, объясняющим способ повышения прибавочной стоимости и увеличения нормы прибыли, а, напротив, приобретает преимущественно негативную коннотацию, означающую крайне низкий уровень жизни пролетариата в странах глобального Юга. Теория Джона Смита вообще очень близка к той концепции, что предлагал А. Эммануэль, поэтому грешит теми же недостатками, о которых мы говорили выше. Причину неэквивалентного обмена Смит, подобно Эммануэлю, видит в ограничении мобильности рабочей силы. Итогом же смитовской теории империализма, как и у его предшественника, является захват капиталистами «империалистических» стран прибавочной стоимости, создаваемой пролетариатом глобального Юга.

Обратившись к работе С. Л. Выгодского⁹⁸ , мы увидим кардинально отличающийся как по форме, так и по существу подход к анализу современных явлений в капитализме, который у него один-единственный, а не разделённый на две части. Для Выгодского явление сверхэксплуатации (снижение цены рабочей силы ниже её стоимости) не ограничивается странами третьего мира, а наличествует в том числе в странах с высокой стоимостью рабочей силы; не становится морально-этическим проводником своей концепции в руках автора, а является исключительно политэкономической категорией Марксовой теории, где классовый подход — фундамент, на котором зиждется вся теория трудовой стоимости. С нашей точки зрения, этот подход в гораздо более адекватной форме отражает объективную действительность, наблюдаемую сегодня, что крайне показательно и одновременно парадоксально: человек, описывавший государственно-монополистический капитализм в фазе его становления, умудрился дать настолько более точный научный анализ, нежели наши современники. Использование наработок Выгодского позволяет нам продвинуться дальше в объяснении диспропорций, существующих в современной глобальной системе производства и обмена стоимостями.

Положительная концепция, которую мы сегодня предлагаем в качестве зачатков будущей полноценной теории империализма XXI столетия, заключается в синтезе идей наших предшественников и их критическом переосмыслении. Мы считаем, что необходимо говорить и о теории сверхэксплуатации Руя Марини, рассматривающей появление экспортоориентированного капитализма (субимпериализм); и о монопольных факторах Джона Смита, выражающихся в ограничении мобильности рабочей силы, глобальном трудовом арбитраже и глобальном аутсорсинге производства; и о теории монопольных прибылей С. Л. Выгодского, характеризующейся выделением иерархии подразделений, пластов, где одновременно действуют как крупнейшие предприятия-монополисты, так и средние и мелкие капиталисты.

На наш взгляд, теория Выгодского вкупе с нашим концептуальным анализом позволяют органично, непротиворечиво и логически выверенно объяснить в системе Марксовой и ленинской теорий рассмотренные нами сегодня действительные явления неэквивалентного обмена, сверхэксплуатации, субимпериализма и, как итог, — зависимого развития, которое в верной, марксистской интерпретации трансформируется из ограниченной теории лишь одной из частей «разделённого» надвое центр-периферийного мира в международную единую теорию империализма, а в будущем — марксистскую теорию развития.

Джон Смит справедливо делает акцент на том, что когда речь идёт о торговле товарами, производящимися на предприятиях, находящихся на технологически разных уровнях, на различных иерархических пластах, неправомерно для измерения производительности труда использовать голую меновую стоимость. Он абсолютно верно подмечает, что производительность в терминах марксистской политэкономии, а именно в потребительных стоимостях, невозможно измерить и соотнести между производителями разнородных товаров. Именно этот факт заставляет мейнстримную экономическую теорию опираться на ВВП — добавленную стоимость (меновую стоимость в политэкономических терминах) — при определении производительности труда. Но поскольку меновая стоимость не может удовлетворить марксистов в определении действительной производительности труда⁹⁹ , мы должны найти иную категорию, которая нам поможет разобраться в вопросе создания и распределения стоимости.

Однако вместо того, чтобы продолжить путь, который Джон Смит сам себе наметил, посредством более глубокого изучения категории потребительной стоимости, а если более конкретно — потребительной стоимости рабочей силы, он предпочитает свернуть на более простую тропинку. Смит считает, что альтернативное объяснение в виде сверхэксплуатации вкупе с усреднением труда между развитыми и развивающимися странами — это именно то, что нужно.

Доктор экономических наук, автор книги «Потребительная стоимость в экономическом учении марксизма и перестройка хозяйственного механизма» (1989) Римма Трофимовна Зяблюк, на наш взгляд, наиболее точно определяет ту канву, которая приведёт нас к более точному анализу рынка труда и международного обмена в современной глобализированной экономике. Позволим себе привести ниже полную цитату из этой замечательной работы.

«Абстрагирование от качественных особенностей товара, т. е. от потребительной стоимости, — это не отбрасывание, а сведение, удержание в снятом виде, в стоимости. Величина стоимости зависит и от качественных признаков труда, а следовательно, и товара. Изменение количества общественно необходимого труда вызывается изменением производительности и интенсивности труда. Последние характеризуют различия в труде, его качественную неоднородность, и через них учитывается влияние потребительной стоимости на стоимость. Действительно, определение среднего уровня затрат труда, который лежит в основании величины стоимости, невозможно без определения затрат труда индивидуальных рабочих сил, отличающихся множеством качественных признаков — сложностью, умелостью, интенсивностью, производительностью, и т. п. Измерение количества труда невозможно без отражения его качественных моментов. При сведении сложного труда к простому измеряются и тот и другой. Оказывается, процесс измерения, выражения стоимости товара есть одновременно и параллельно процесс измерения полезного характера продукта труда и полезного характера представленных в нём видов труда, т. е. потребительной стоимости. Именно благодаря отражению качественно разнородных признаков труда и его продукта они исчезают, гасятся, и труд предстаёт как качественно однородная затрата общественной рабочей силы при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда. От того, что сведение потребительной стоимости к стоимости происходит стихийно, на рынке, за спиной товаропроизводителей, этот процесс не становится менее реальным»¹⁰⁰ . [Выделения мои — Д. Р.]

Именно единство абстрактного и конкретного труда, выражающееся в потребительной стоимости рабочей силы, а следовательно, и в производимых товарах, должно стать генеральной линией для изучения различий в развитии экономик развитых и развивающихся стран. Далее мы постараемся представить свои намётки, определяющие вектор теоретического движения, который мы предлагаем нашим читателям в качестве отправной точки для исследования этого аспекта международных экономических отношений.

Нам не хватает лишь источника, детерминирующего образование пласта отраслей и предприятий, эксплуатирующих пролетариат и своих конкурентов в условиях и посредством монопольно-высоких цен и монопольных прибылей (неэквивалентного обмена) и сверхэксплуатации. Наш анализ необходимо дополнить теоретическим объяснением отстающего развития стран третьего мира, что может дать основу будущей марксистской теории развития. Этого вопроса мы и коснёмся ниже, представив на ваш суд наши размышления о механизме действия закона стоимости в процессе формирования стоимости рабочей силы и производства потребительной стоимости как ключевого фактора становления производственно-технологической и экономической мощи той или иной нации.

Стоимость рабочей силы и сложность труда

«Вообще не следует представлять себе дело так, будто вследствие того что в какой-либо данной стране относительная стоимость труда падает по мере роста производительности труда в этой стране, заработная плата в различных странах обратно пропорциональна производительности труда. Дело обстоит как раз наоборот. Чем производительнее страна сравнительно с другой на мировом рынке, тем выше в ней заработная плата по сравнению с другими странами. Не только номинальная, но и реальная заработная плата в Англии выше, чем на континенте. Рабочий ест больше мяса, удовлетворяет большее количество потребностей. Однако это имеет силу только по отношению к промышленному рабочему, а не по отношению к сельскохозяйственному. Но заработная плата в Англии выше не в такой степени, в какой производительность английских рабочих превышает производительность рабочих других стран»¹⁰¹ .

К. Маркс

Джон Смит в своей концепции, следуя за Аргири Эммануэлем, опирается в основном на ограничение мобильности рабочей силы стран Юга, выводя из этого все проявления сверхэксплуатации. Однако нам хотелось бы взглянуть на этот аспект трудовых отношений под другим углом.

Объявление Смитом «Apple Inc.» в частности и технологических гигантов XXI века в целом «фаблесс» компаниями, то есть производителями без производства, нам видится несколько натянутым и неуместным. Исследовательская и инженерная деятельности, предваряющие регистрации патентов, также относятся к производственной деятельности, не говоря уже о логистике и формировании глобальных производственных цепочек. Производство технологии и организация серийного выпуска являются куда более трудо- и капиталоёмкими процессами, чем само непосредственное производство товаров.

Важным фрагментом теории Джона Смита является индекс сложности производства¹⁰² , который хорошо объясняет структуру мировой конкуренции. Эта классификация позволяет группировать различные типы экономик по уровню знаний, необходимых для создания продуктов разной сложности. Положение догоняющих стран, говорит Джон Смит, усугубляется тем, что они попадают в ловушку низкого индекса сложности производства. На рынке концентрируется всё большее число конкурирующих компаний, специализирующихся на производстве товаров низкой степени передела, тем самым превращая эту конкуренцию в «гонку по нисходящей», тогда как развитые страны инвестируют накопленные капиталы во всё более сложные производственные процессы, получая конкурентное преимущество первопроходцев¹⁰³ . Занимая верхние пласты наиболее монополизированных и новых отраслей промышленности, крупнейшие предприятия получают важнейшее преимущество: возможность установления монопольно-высоких цен на свои товары и получения монопольных прибылей. А когда все пласты заняты, капиталистам, находящимся ниже в конкурентной империалистической иерархии, становится всё труднее пробиться наверх. В результате они попадают в ту самую ловушку зависимого развития.

Согласно теории международного технологического разделения труда с 1970–1980-х гг. в развитых странах начался технологический прогресс, направленный на вытеснение рутинного труда путём автоматизации и массового внедрения информационно-коммуникативных технологий в производственные процессы¹⁰⁴ . Благодаря включению индекса сложности производства в свою концепцию Джон Смит вплотную подходит к данному аспекту международной конкуренции за прибавочную стоимость. Этот механизм расчёта созданной стоимости, с нашей точки зрения, более глубоко раскрыл бы его теорию современного зависимого развития. Однако, прикрываясь цитатами Маркса, Смит старается затушевать вопрос о превалировании более простого труда в развивающихся странах.

«В сноске к главе 5 первого тома [„Капитала“ — Д. Р.] он [К. Маркс — Д. Р.] добавляет:

Различие между сложным и простым трудом, между „skilled“ [„квалифицированным трудом“] и „unskilled labour“ [„неквалифицированным“], отчасти основывается просто на иллюзиях или, по меньшей мере, на различиях, которые давным-давно перестали быть реальными и продолжают существовать лишь как традиционные условности; отчасти — на более беспомощном положении известных слоёв рабочего класса, вследствие чего они не в состоянии, как другие, добиться оплаты своей рабочей силы по её стоимости»¹⁰⁵ .

Мы считаем, что подобную цитату Маркса неверно относить безусловно к любой профессии или специальности. Историческая ограниченность этого аргумента, в первую очередь, заключается в том, что если приведение к высокому качеству низкоквалифицированного труда на заре капитализма было — с высоты текущего уровня развития общества — делом относительно простым, то в современных условиях всё усложняющихся производственных процессов и разделения труда повышение квалификации рабочей силы является куда более комплексным и затратным процессом. Если нижняя планка квалификации рабочих до сих пор остаётся, по сути, неизменной, то верхняя, следуя за научно-техническим прогрессом, и абсолютно, и относительно возрастает. Поэтому абстрагироваться от этого различия со временем становится всё сложнее. Интерпретация Дж. Смита применима лишь к тем новым специальностям, информация о которых на какой-то ограниченный промежуток времени является недоступной для широких слоёв населения, или же в отраслях и профессиях, где производительность труда достигла таких вершин, когда человек становится придатком машины, за счёт чего практически нивелируется разница между абстрактным и конкретным трудом. Приведём пример ниже.

Ещё недавно специалисты IT-отрасли пользовались своим привилегированным положением и условиями трудового арбитража, поскольку ввиду специфики своей деятельности, — а именно возможности работать удалённо из любой точки мира без потери качества конечного результата труда и его производительности, — они участвуют в международном свободном перетоке рабочей силы. Таким образом, стоимость их рабочей силы усредняется по миру, и они не привязываются к какой-либо общественно-исторической региональной стоимости рабочей силы. По этой причине до недавнего времени IT-специалист любого уровня, лишь вовремя войдя в стезю развития новых отраслей промышленности, какое-то время мог получать плату за свою рабочую силу, превышающую, иногда даже существенно, среднюю зарплату в своём регионе.

Однако ситуация изменилась после пандемии Covid-19. Когда спрос на IT-специалистов по всему миру достиг своего исторического максимума, а у иных пролетариев появилось существенно больше свободного времени для получения дополнительного обучения, предложение в этих отраслях существенно превысило спрос. После окончания этапа пандемии и схлопывания спроса на товары, производимые в IT-индустрии, тенденция экстремально активного найма сменилась, подчиняясь логике сокращения издержек производства, периодом массовых увольнений в индустрии¹⁰⁶ . Таким образом образовалась большая резервная трудовая армия IT-специалистов. А поскольку к тому же за время пандемии стало очевидно, что получение необходимого уровня компетенций для IT-специалиста начального уровня не является на сегодняшний день процессом, связанным с долгим обучением и наработкой производственного опыта и квалификации, стоимость рабочей силы IT-специалиста опустилась фактически до средних региональных показателей. Фактор развития нейросетей также оказывает на это своё влияние, переводя некоторые простые процессы в категорию автоматизированного производства взамен ручного труда IT-пролетария. Действие трудового арбитража нивелируется усиленной конкуренцией, как следствие, заработная плата специалистов небольшой и средней квалификации, снижается. Однако одновременно начинается процесс зарплатного расслоения в IT-отраслях: к снижению уровня зарплат низко- и среднеквалифицированных специалистов присовокупляется рост зарплат специалистов высокого уровня компетенций, в том числе руководителей¹⁰⁷ .

С другой же стороны, и это как раз не относится к цитате Маркса, приведённой выше, есть действительно высококвалифицированные специалисты, стоимость рабочей силы которых остаётся высокой даже после описанных выше метаморфоз. И именно этот важнейший аспект Джон Смит упускает из вида в своём анализе.

Сложный труд обходится дороже простого, потому что для производства и воспроизводства высококвалифицированного специалиста необходимо гораздо больше времени и затраченного труда, в том числе и прошлого, в который также входит труд его преподавателей, инженеров, разработавших программное обеспечение и оборудование, на котором он работает, и т. п. Рабочая сила в развивающихся странах дешевле именно потому, что её производство и воспроизводство стоит относительно дёшево. А почему оно стоит дёшево? По той причине, что в тех региональных общественно-исторических условиях превалирует относительно простой труд. Спрос на сложный труд из-за относительно низкого уровня развития производительных сил там минимальный. Не только межстрановое перемещение рабочей силы ограничено, но и перемещение капиталов между различными странами также встречает на своём пути множество барьеров: монополии не предоставляют свои ключевые технологии развивающимся странам, потому что вполне логично избегают излишней конкуренции в стремлении сохранить свои монопольно-высокие цены и прибыли. Таким образом, в конечном итоге эти регионы попадают в ловушку дешёвой стоимости рабочей силы. Именно здесь мы сталкиваемся с необходимостью качественного отличия труда, различения простого и сложного труда, введения понятия потребительной стоимости рабочей силы в границах различных национальных экономик.

Да, Дж. Смит, как и А. Эммануэль, правы в том, что больша́я концентрация дешёвой рабочей силы, создавая зону острейшей конкуренции, действительно оказывает сильнейшее воздействие на динамику спроса и предложения на рынке труда, тем самым снижая заработную плату. Однако это процесс, лежащий в области непосредственно конкуренции и арбитража, и с его помощью невозможно объяснить причину изначальной дешевизны рабочей силы.

Вот что по этому поводу пишет С. Л. Выгодский.

«По мнению Г. Козлова, монопольная цена осуществляется не иначе как путём превышения её над рыночной стоимостью либо путём продажи рабочей силы ниже её стоимости. Слов нет, и то и другое возможно и нередко имеет место. Однако монопольная цена вполне возможна и при продаже товаров по стоимости, и в условиях, когда заработная плата равна стоимости рабочей силы. Без этого предположения теория монопольной цены не укладывается ни в рамки теории стоимости, ни в рамки теории прибавочной стоимости. Здесь мы встречаемся с таким же примерно явлением, как при анализе национальных различий в заработной плате. Рассматривая эти различия, мы убеждаемся, что при продаже рабочей силы по стоимости заработная плата в одних странах может превышать заработную плату в других странах в 2, 3, 4 или даже в 5 раз. И это несмотря на то, что заработная плата выплачивается в стабильной валюте, курс которой устанавливался строго по золотому стандарту. Просто стоимость рабочей силы в одной стране отличается от стоимости в другой. Точно так же обстоит дело с реализацией товаров по стоимости при монополистическом капитализме. Монопольная цена и монопольная прибыль осуществляются в рамках стоимости и прибавочной стоимости»¹⁰⁸ . [Выделение моё — Д. Р.]

В процессе приобретения опыта в развивающихся странах может применяться всё больше и больше сложного труда, что связано с изменением потребительной стоимости самой рабочей силы. На наш взгляд, это становится абсолютным конкурентным преимуществом развитых стран, даже несмотря на то что такая рабочая сила стоит дороже. Это преимущество объясняется тем, что вместе с повышением зарплат также повышается и общее количество производимой такой рабочей силой стоимости. Как следствие, будет возрастать и абсолютная величина прибавочной стоимости, которую извлекают капиталисты. Это, конечно, не единственный путь повышения прибыли. Её максимизация происходит двумя путями: 1) высокотехнологичные производства, требующие высокой сложности применяемого труда, концентрируются в развитых странах, 2) более простые производства переносятся в страны с дешёвой рабочей силой. Таким образом, благодаря конкурентному преимуществу сложного труда и монопольным барьерам, которые могут выставляться за счёт него, крупнейшие предприятия оказываются способны захватывать дополнительную прибавочную стоимость, сверхприбыль — добавочную или монопольно-высокую прибыль.

Например, Ф. Айдало в своей книге «Пространственная динамика и неэквивалентное развитие» 1976-го года (Ajdalot Р. Dinamique opatiale et development inegal. P., 1976, P. 117.) «также отрицает гипотезу Эммануэля [и, по сути, Джона Смита — Д. Р.] об однородности труда в развитых и развивающихся странах, подчёркивая, что причиной неоднородности выступают различия в затратах по воспроизводству трудовых ресурсов. В частности, он пишет о роли обучения, квалификации и образа жизни населения различных регионов. Однако миграция рабочей силы и деятельность ТНК сокращают в значительной степени этот разрыв, хотя и не могут его полностью преодолеть»¹⁰⁹ .

Китайская Народная Республика является отличным примером страны, которая, начав своё восхождение по капиталистическому «Олимпу» с масштабного производства предметов широкого народного потребления, не участвуя в конкуренции с технологически развитыми странами, благодаря эффективному государственно-монополистическому механизму управления экономикой развила свои производительные силы и квалификацию рабочих до уровня одной из ведущих наций мира, производящих технологически сложную продукцию: микрочипы, автомобильная и авиапромышленность, металлообработка, высокотехнологичная IT-сфера и т. п. И если ранее капитал Китая благодаря необычайно удачной мировой экономической конъюнктуре воспользовался своим преимуществом дешёвой рабочей силы, то теперь, действуя по принципу «летящих гусей», постепенно передаёт устаревающие средства производства и технологии менее развитым странам. Тем самым КНР продвигается ниже по цепочке создания стоимости в поисках более низкооплачиваемой рабочей силы в менее технологически развитых странах для производства продукции с более низким индексом сложности. Наиболее монополизированные высокотехнологичные отрасли Китай, естественно, оставляет за собой, вгрызаясь сильнее в конкурентную борьбу со странами Севера за монопольно-высокие прибыли. Достаточно взглянуть на карту проекта «Пояса и пути», чтобы понять, насколько далеко и глубоко раскидывает свои «щупальца» поднаторевший капитал Поднебесной¹¹⁰ .

Низкая стоимость рабочей силы, как и сложность труда, является общественно-исторической категорией. Поэтому, объясняя её, мы обязаны фокусироваться отдельно на каждом конкретном случае. Даже климатические условия при оценке стоимости рабочей силы конкретного региона будут являться существенным условием, определяющим эту стоимость, поскольку будут напрямую влиять на стоимость необходимых предметов потребления, например, в виде продуктов сельского хозяйства. Мы не отрицаем возможности и необходимости исследования и вычленения законов и тенденций, связанных с этой проблемой, однако необходимо понимать, что глобальный трудовой арбитраж — это сложившаяся конкретная ситуация в международном общении, а не атрибут монополистического капитализма. За трудовым арбитражем стоят более фундаментальные процессы, которые и предстоит вскрыть и исследовать, поэтому через это явление невозможно объяснить политэкономические законы современного империализма. Джон Смит, начиная с явления аутсорсинга и выстраивая свою логическую цепочку к причине преобладания этого способа организации производства, абсолютно закономерно доходит до сверхэксплуатации, но, к сожалению, на этом останавливается, не объясняя её причин, а лишь ссылается на Марини и приводит цитаты Маркса. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы пойти дальше и показать не только то, почему стоимость рабочей силы в Бангладеш дешевле, чем в России, а, например, в Перми — дешевле, чем в Москве, но также решить основной политэкономический вопрос современного мира: почему отсталые страны или регионы никак не могут догнать развитые по уровню жизни и экономики?

Возьмём в качестве примера абстрактную пару стран: Страна А — Страна Б. Для нивелирования влияния международного монополистического барьера в виде глобального трудового арбитража возьмём как данность предпосылку об абсолютной мобильности рабочей силы между этими странами.

Итак, стоимость рабочей силы в Стране Б исторически сложилась меньшей, чем в Стране А. Мы абстрагируемся от причин этой исторической региональной диспропорции, поскольку их выяснение не входит в цели нашего исследования. Наша цель — объяснить, почему стоимость рабочей силы в условиях глобального капитализма не усредняется между регионами.

Вполне логично, что предприниматели и рабочие Страны Б хотят жить лучше. Справедливым будет предположить, что основным условием претворения в жизнь их желания будет получение большего дохода завтра, чем они могут генерировать сегодня. Для производства большего дохода необходимо создавать больше стоимости, а чтобы создавать больше стоимости, необходимо добавлять больше общественно необходимого труда в производимые товары. Однако, что очевидно, мы не можем просто взять и повысить гражданам Страны Б зарплату, потому что речь идёт об абстрактном труде, который образуется лишь при возникновении товарного производства и международного обмена.

«Повышение заработной платы означает увеличение одной части товарной стоимости и одновременно уменьшение другой её части. Следовательно, оно не может привести к увеличению товарной стоимости, а ведёт лишь к уменьшению прибавочной стоимости»¹¹¹ .

Таким образом, простое увеличение зарплаты рабочих вызовет лишь понижение эффективности предприятий Страны Б, так как у них останется меньше средств для инвестирования в расширение производств. Во избежание этого капиталистам Страны Б требуется для начала увеличить общую массу стоимости, создаваемой их рабочими, которую можно реализовать на мировом рынке. Но как это можно сделать в рамках «менее развитой» Страны Б?
В международном обмене постоянно происходит сведение различных видов конкретного труда к качественно однородному простому труду. В отношении количественной стороны вопроса отметим, что более сложный труд сводится к большему количеству простого труда. Соответственно, если в двух странах конкретный труд по сложности разный, то он будет сводиться к разному количеству абстрактного труда за единицу времени. Другими словами, в этом случае величина производимой стоимости в одной стране будет выше. Итак, можно констатировать, что для Страны Б нет иного способа добавлять большее количество абстрактного труда, кроме как: 1) усложнить конкретный труд; 2) количественно добавить больше простого труда. Но так как условие задачи состоит в том, чтобы показать, как уравнять стоимости рабочей силы стран, второй путь должен быть отвергнут. Таким образом, для поднятия уровня жизни Стране Б остаётся лишь один путь: повышение квалификации своей рабочей силы с одновременным переходом на сложное высокотехнологичное производство.

Абстрактный труд возникает на заре международных отношений производства и обмена и остаётся абсолютной категорией в рамках развития товарного производства. Однако сложность труда — историческая категория, вершиной развития которой являются современные высокотехнологичные отрасли промышленности. В процессе роста производительности труда в различных отраслях народного хозяйства разница между конкретным трудом в этих отраслях в мировом масштабе нивелируется, что позволяет капиталистам стран, отрасли которых по производительности догнали лидеров, извлекать в фазе обмена при прочих равных большее количество абстрактного труда. Однако монополии сдерживают этот процесс, не допуская проникновения конкурентов в монополистические отрасли промышленности, в которых господствует глобальный финансовый капитал. В условиях современного империализма, превратившего науку в производительную силу, мы можем наблюдать, как сложный труд в сфере высоких технологий превращается в драйвер мировой экономики, усугубляя глобальное разделение труда, становясь инструментом колоссального конкурентного преимущества и угнетения одних капиталистов и/или целых наций и блоков другими. Именно квалификация труда, а не залежи полезных ископаемых определяют богатство нации в конкретный исторический период. Именно сложный труд в союзе с капиталом способен создавать новые пласты всё более высокотехнологичных и монополизированных отраслей промышленности, определяя наличие в них монопольно-высоких прибылей.

Если основным монопольным фактором XIX — первой половины XX вв. были колонии, апогеем борьбы за которые стала Первая мировая война, то во второй половине XX века послевоенный империализм абсолютно чётко обозначил наукоёмкие отрасли и производство высокотехнологичных товаров в качестве нового монопольного преимущества. Вот что пишет главный научный сотрудник ИМЭМО АН СССР (Институт мировой экономики и международных отношений) М. М. Максимова в своей книге «Основные проблемы империалистической интеграции (экономический аспект)» (1971):

«<…> в связи с глубокими структурными сдвигами в капиталистической экономике наиболее прибыльными сферами приложения капитала становятся уже не столько добыча сырья и его первичная обработка, сколько отличающиеся высокой степенью обработки наукоёмкие отрасли — электроника, производство специальных видов оборудования, авиастроение, химия полимерных материалов, фармацевтическая промышленность и т. д., характерные для современной структуры производства наиболее развитых капиталистических стран.

Одним из существенных условий приложения капитала стало наличие квалифицированных рабочих и специалистов, людей интеллектуального труда — инженеров, экономистов, юристов. Часто для монополий оказывается выгоднее перемещать квалифицированную рабочую силу к источникам приложения капитала, т. е. в развитые капиталистические страны, а не наоборот, как было в начале века. Тогда капитал устремлялся преимущественно в страны с избыточной дешёвой и необученной рабочей силой»¹¹² . [Выделение моё — Д. Р.]

Торговля высокими технологиями уже со второй половины XX века начала занимать существенную долю ВВП США.

«Согласно подсчётам ОЭСР, положительное сальдо США от торговли патентами и лицензиями с Западной Европой возросло с 1956 по 1968 г. со 103 млн. до 453 млн. долл., т. е. более чем в 4 раза, причем около 70% этого сальдо приходилось на операции с „шестёркой“»¹¹³ .

Естественно, необходимо учитывать, что Максимова говорит об эпохе, предшествовавшей господству аутсорсинга. Когда норма прибыли нуждалась в очередном витке повышения, капитал Севера переключился на поиски дешёвой рабочей силы, приостановив развитие высокотехнологичных отраслей. Именно поэтому мы говорим не о панацее, а лишь о возможности увеличения создаваемой стоимости с помощью развития сложного труда. Капитализм на то и капитализм, что предпочитает стоимости прибавочную стоимость, поэтому при малейшем намёке на то, что дешёвый труд становится выгоднее высокооплачиваемого, мы получаем не «Силиконовую долину», а «Ржавый пояс».

Таким образом, очевидно, что для естественного повышения квалификации пролетариев Страны Б нам необходимо инвестировать в систему образования и повышения квалификации труда. Но что если мы возьмём кредиты, понастроим университетов, пригласим со всей страны лучших педагогов и дадим возможность всем самым перспективным гражданам Страны Б получить в них качественное образование? Результат снова очевиден: практически все высококвалифицированные работники со временем уедут работать в другие регионы, в которых стоимость и цена рабочей силы будет выше, чем в Стране Б, ведь без возможности применить свои знания и умения, обменять свою рабочую силу на стоимость в денежном эквиваленте образование становится ненужным. Следовательно, это не позволит нам повысить стоимость рабочей силы в нашем регионе, а лишь спровоцирует миграцию пролетариата в регионы с высокой стоимостью рабочей силы, например, в страну А.

Остаётся один путь: высокотехнологичная индустриализация. Подготовка материальной базы для дальнейших инвестиций в систему образования, здравоохранения, а также в социальную сферу и т. п., без которых, к слову, высококвалифицированных специалистов не удержать. Да, процесс непростой и долгий, но иного выхода нет.

Однако необходимо понимать, что не любая индустриализация будет отвечать задачам, которые мы ставим перед нашим абстрактным регионом. Один из авторов гипотезы Пребиша–Зингера Ханс Зингер справедливо отмечал, что некоторые виды индустриализации отнюдь не будут способствовать повышению уровня жизни рабочих.

«Процесс индустриализации, осуществляющийся под воздействием ТНК, приобретает уродливый характер и отнюдь не всякая индустриализация, как справедливо считает Г. Зингер, способна вывести из состояния отсталости и зависимости. Возникающие анклавы ориентируются прежде всего на производство товаров для состоятельных слоёв общества, вкусы и привычки которых сформировались под влиянием демонстрационного эффекта»¹¹⁴ .

Именно индустриализация в высокотехнологичных отраслях промышленности, нацеленная на создание потребительных стоимостей в международном, как можно более глобальном масштабе, позволит повысить создаваемую предприятиями стоимость.

Однако где же взять капитал для всех этих мероприятий? Это и является камнем преткновения в решении нашей дилеммы. Для увеличения дохода нужно производить товары с большой стоимостью. Чтобы добавлять в товары больше стоимости, нужен сложный, высококвалифицированный труд. Для наличия сложного труда нужна должная система образования, здравоохранения и т. д. Чтобы организовать место приложения сложного труда, необходима индустриализация и повышение индекса сложности производства — необходимо производить технологически сложные товары. А для этого, в свою очередь, необходим накопленный в достаточной степени капитал и технологии, которые также требуют соответствующего уровня инвестиций.

Одним из ярко выраженных примеров проявления зависимого развития является типичная ситуация для капиталистов глобального Юга, когда у них накапливается недостаточная масса денежного капитала для входа в новые, высокотехнологичные отрасли промышленности. Накопление этого скрытого денежного капитала, наряду с протекционистской политикой, проводимой государствами развитых стран, делает практически невозможным составление конкуренции крупнейшим ТНК. Это вынуждает их идти по пути наименьшего сопротивления и инвестировать накопленные капиталы в финансовые системы развитых стран, что ещё больше усиливает централизацию денежного капитала в экономиках стран глобального Севера. Этот порочный круг, определяющий зависимое развитие периферийных стран, опосредован недостаточной массой присваиваемой прибавочной стоимости, за которую они отчаянно сражаются с центром капиталистической системы.

Наши критики могут возразить, что барьеры для миграции капитала устанавливаются лишь на маршруте Юг — Север. Однако что же мешает проникновению капиталов из развитых стран в развивающиеся для задействования огромной резервной трудовой армии с дешёвой рабочей силой, образующейся из-за миграционных барьеров? Этот фактор естественным образом привёл бы к усреднению заработной платы на периферии, но в действительности этого не происходит, разве что за некоторым исключением.

Здесь следует напомнить, что выше мы частично уже дали объяснение этому моменту. Во-первых, механизмы протекционистской политики в государственных аппаратах развивающихся стран совершенствуются и способны всё более эффективно защищать свои национальные монополизированные отрасли от проникновения в них транснациональных корпораций. Во-вторых, капитал стран Севера всё же массово мигрирует на Юг, но так как это происходит с помощью механизма аутсорсинга производства, то конкуренция за возможность заключения контрактов с крупнейшими западными корпорациями нагнетается между национальными компаниями. Именно это приводит к «гонке по нисходящей», о которой пишет Джон Смит¹¹⁵ . «Алый океан» конкуренции захлёстывает эти отрасли, а с ними — и рынок рабочей силы, сверхэксплуатация которой становится движущей силой экстенсивного развития стран третьего мира.

Однако почему предприятия развитых стран в условиях перенакопления капиталов не задействуют оставшуюся часть резервной армии труда Юга? С нашей точки зрения, причина этого кроется в стремлении крупнейших корпораций сохранить свои монопольные преимущества. Их монопольно-высокие прибыли зиждятся на монопольном праве на высокотехнологичные отрасли, и они не делятся властью. Кажущаяся свобода миграции капиталов по маршруту Север — Юг в реальности всё же оказывается запертой в границах монопольных факторов, являющихся гарантами сохранения монопольных прибылей крупнейших капиталистов. Таким образом, прямые иностранные инвестиции ограничиваются маршрутом Север — Север, что отмечает Джон Смит в своей работе¹¹⁶ . Это обеспечивает как безопасность инвестированных капиталов в виде средств производства и технологий от захвата конкурентами из развивающихся стран, так и меньшие издержки по причине экономии, например, на затратах на повышение квалификации персонала, что также способствует сохранению статуса-кво в виде глобального трудового арбитража и низкой стоимости рабочей силы на Юге.

Здесь следует также учитывать культурологический фактор, заключающийся в необходимости соответствия квалификации рабочей силы Юга развитым производительным силам и технологиям предприятий стран центра. Недостаточная степень развития квалификации труда ставит дополнительные барьеры, препятствующие вовлечению рабочей силы развивающихся стран в производственные процессы монополий. В этих условиях инвестиции в неквалифицированный труд стран Юга становятся неэффективными с точки зрения ТНК Севера.

Таким образом, можно наблюдать противоположные тенденции в конкурентной борьбе за инвестиции капиталов развитых стран в развивающиеся национальные экономики. С одной стороны, конкуренция заставляет крупные компании инвестировать свои капиталы для задействования вакантной рабочей силы и природных ресурсов в развивающихся странах, с другой же — их ограничивает стремление сохранить свои монопольные преимущества в виде эксклюзивных высокотехнологичных отраслей. Этот барьер может проявляться как в виде осознанного ограничения экспорта капиталов со стороны ТНК, так и в виде сознательной государственной протекционистской политики, проводимой в интересах национальной крупной буржуазии.

Мы можем наблюдать действие этих противостоящих друг другу тенденций на примере Китая. Роль «мировой фабрики» и основного внешнеторгового партнёра США позволила экономике КНР впитать в себя не только технологии по производству товаров широкого народного потребления, но также частично технологии и средства производства более высокого порядка. Это дало китайскому капиталу возможность благодаря эффективному управлению и высокой концентрации капиталов создать в границах своей экономики высокотехнологичные монополизированные пласты отраслей промышленности, что привело к повышению стоимости рабочей силы внутри Китая. Именно это сегодня называют «ловушкой среднего дохода». Трудовой арбитраж — это временный фактор, основы его рано или поздно пошатнутся под воздействием конкуренции и миграции капиталов и рабочей силы, что в тенденции приведёт к усреднению стоимости рабочей силы во всем мире. Однако монопольные факторы сдерживают эту тенденцию. Именно поэтому кажущийся всемогущим китайский капитал всё же пока не способен производить многие из продуктов высокотехнологичных отраслей развитых стран (к примеру, специализированные микросхемы, такие как Nvidia A800 и H800, оборудование для глубокой ультрафиолетовой (DUV) литографии, способное производить микросхемы в минимальных на сегодняшний день диапазонах, системы EUV-литографии, выпускаемые голландской компанией ASML, военные технологии и технологии двойного назначения, такие как атомные реакторы, ракетные и турбореактивные двигатели, двигатели для бронетехники и т. д.)¹¹⁷ .

Теперь предположим, что правительство Страны Б нашло первоначальный капитал и организовало необходимые условия, при которых стало возможным его накопление. Для накопления капитала необходима для начала высокая норма, а затем и масса прибыли. А для этого требуется попасть в подразделение, пласт капиталистов, работающих в отраслях с монопольно-высокими ценами и прибылями, чтобы минимизировать конкурентную борьбу. Но туда просто так попасть невозможно, потому что внутри этого пласта отраслей и предприятий также существует конкуренция, которая станет ещё более ожесточённой с приходом нового игрока, после чего норму прибыли вместе с её массой ждёт неминуемое падение. Поэтому надеяться на то, что капиталистов из Страны Б туда пустят с распростёртыми объятиями, не приходится.

Уровень пластов, на который у предпринимателей из Страны Б есть возможность подняться, зависит от массы капитала, которой они обладают. А что такое капитал? Это прошлый, мёртвый труд, как говорил Маркс, то есть стоимость, которая была кристаллизована в виде постоянного капитала. И чем больше стоимости он в себе заключает, тем, соответственно, более громадную массу принимает, тем больше новой стоимости способен добавлять в производство новых товаров, и тем бо́льшую массу прибавочной стоимости предприниматель может извлекать из нового труда, который прилагается к труду прошлому. Из этого следует, что чем выше стоимость рабочей силы, затраченная на производство этого капитала, тем в том числе больше масса капитала, которую можно накапливать. А в этих условиях догоняющее развитие становится утопией, поскольку огромные капиталы даже в условиях низкой нормы прибыли обладают несравнимо бо́льшими возможностями к расширенному воспроизводству и накоплению, чем сравнительно небольшие капиталы даже с высокой нормой прибыли.

Также не следует забывать про противоречие иного характера, о котором мы упоминали выше. Бал сегодня правит господствующий класс крупнейших капиталистов, которых не интересует повышение стоимости товаров. Их интересует получение как можно большей прибыли, а следовательно — прибавочной стоимости. А повышение стоимости рабочей силы и стоимости производимых товаров не всегда будет приводить к желаемому для них результату. Капиталисты Севера повышали квалификацию своего рабочего класса и инвестировали в высокие технологии до той поры, пока норма прибыли находилась на приемлемом для них уровне. Понижение нормы прибыли толкнуло их в поисках сверхэксплуатационного повышения прибавочной стоимости на процесс в некоторых областях обратный общественному прогрессу — аутсорсинг производства в страны глобального Юга, в которых превалировал простой труд и дешёвая рабочая сила постепенно раскрестьянивающегося населения. Хотя этот механизм и привёл к развитию международных цепочек создания стоимости, он в то же время заморозил на этот период технологическое развитие во всём мире. Однако сегодня мы уже наблюдаем, как, например, капиталы стран БРИКС пытаются следовать по стопам развитых стран Запада, развивая высокотехнологичные отрасли, налаживая свои логистические каналы и цепочки создания стоимости. Пока разницу делает капитал, интересы общественного развития будут подчинены логике безграничного накопления, лишь время от времени с ними совпадающего.

Когда той или иной нации технологические вершины капитализма покоряются в рекордно быстрые сроки благодаря извне предоставленным технологиям и средствам производства, её именем называют очередное «экономическое чудо». Когда же та или иная страна идёт к технологической модернизации долгим тернистым путём, то и дело нарываясь на разнообразные барьеры в виде монопольных преимуществ, протекционистских мер, а то и вовсе прямого внешнего военного вмешательства, это в основном принято называть «недостаточно демократической страной с плохо развитыми „экстрактивными“ институтами, несвободным рынком и слишком большой долей участия государства в экономике».

Итак, мы разобрались со стоимостью рабочей силы в промышленности, однако вы можете спросить: «Почему же парикмахер в Стране Б получает меньше, чем его коллега в Стране А?» Справедливый вопрос, ведь сложность их труда, уж простите за каламбур, относительно одинаково проста. Ответ на этот вопрос нам подскажут мейнстримные экономисты. Современная мейнстримная экономическая теория утверждает, что сама аномалия покупательной способности (нарушение постулата идеи паритета покупательной способности, гласящей, что при правильном обменном курсе потребители в любом месте будут иметь одинаковую покупательную способность) происходит из недр разницы в производительности труда на рынке международных товаров. Как говорит Джон Смит, это позволяет мейнстримным экономистам избегать неудобных вопросов о том, почему водитель автобуса и парикмахер в Бельгии и Бангладеш получают абсолютно разные зарплаты, несмотря на то, что производительность вторых может даже превосходить показатели работников богатой страны — ведь работники Бангладеш не могут предлагать свои услуги в Бельгии, а соответственно, эти услуги вычеркнуты из международного потребления¹¹⁸ .

Нам понятен сарказм Смита: этот тезис несколько задевает теорию сверхэксплуатации; но в сущности здесь мейнстрим прав. Фокус заключается в том, что из-за мобильности рабочей силы между сферами промышленности и сферой услуг заработная плата работников, оказывающих услуги, определяется зарплатой промышленных рабочих. Таким образом, мы не разделяем того постулата, который Джон Смит выдвигает устами Энди Хиггинботтома:

«Следует концептуально обобщить и включить в теорию империализма понятие „сверхэксплуатация“. Сверхэксплуатация — это специфическое состояние капиталистического способа производства, <…> скрытая сущность, определяющая империализм. Рабочий класс угнетённых государств/третьего мира/глобального Юга систематически получает заработную плату ниже стоимости рабочей силы рабочего класса угнетающих государств/первого мира/глобального Севера. Это происходит не потому, что рабочий класс Юга производит меньше стоимости, а потому, что он более угнетён и подвергается большей эксплуатации»¹¹⁹ . [Выделение моё — Д. Р.]

Мы утверждаем, что несмотря на то, что отношения сверхэксплуатации оказывают влияние на заработную плату пролетариата глобального Юга, в конечном итоге рабочие развивающихся стран получают меньше стоимости не потому, что её у них отбирают «злые» западные империалисты, а потому, что они действительно производят меньше стоимости.

Мы считаем, что неверно разделять капитализм, буржуазию и пролетариат на две части, неверно демонизировать одни нации, выставляя агнцами другие, описывая глобализированные экономические отношения. Идеи зависимого развития и неэквивалентного обмена, доминирующие в левом дискурсе уже не один десяток лет и заменившие собой в «марксистской» риторике теорию империализма, слишком далеко ушли от марксизма в попытках взвалить вину за несправедливое, с их точки зрения, распределение стоимости между нациями на «плохих» империалистов или же вовсе на весь рабочий класс центра в «разделённом мире». Мы не отрицаем, что монопольное влияние крупнейших ТНК в союзе с национальными государствами и даже межстрановыми блоками ведёт к подрыву закона стоимости. Однако переносить всё бремя вины на монопольные факторы — значит отрицать теорию трудовой стоимости Маркса, а следовательно, отрекаться и от марксизма как такового. Постулирующие лозунг угнетённых и угнетающих наций в качестве одного из основных в новой теории империализма укореняют комплекс униженных у тех, кому предстоит изменить этот мир к лучшему, направляют их силы в противоположном истине направлении, обрекая тех, кто интересуется марксизмом, на вечные поиски «реакционных» империалистов и «прогрессивных» капиталистов в дебрях ошибочных теорий.

Мы не утверждаем, что любая нация имеет возможность улучшить своё положение в международном балансе сил, совершив без какого бы то ни было сопротивления — внутреннего и внешнего — высокотехнологичную индустриализацию. Так мы уподобились бы структуралистским теоретикам зависимого развития. Мы не говорим о том, что любая нация способна «отцепиться» от глобального финансового капитала и, обосновавшись в своём уютном мирке, в котором господствует «национальный закон стоимости» («National Law of Value»¹²⁰ ), совершить импортозамещающую индустриализацию с блэкджеком и… ну вы знаете. В этом случае мы бы приняли ошибочную концепцию Самира Амина. Отнюдь. Наш посыл заключается в истинно марксистском, радикальном решении капиталистических противоречий, которые невозможно разрешить ни в рамках одной страны, ни в рамках интегрированного блока угнетённых, но всё же капиталистических наций, пусть даже с необычайно сознательной «национально-ориентированной» буржуазией.

Лишь воцарение социализма на большей половине земного шара способно решить проблему непропорционального развития при капиталистическом способе производства. Поэтому мы призываем всех вернуться к истокам марксизма, чтобы взять от него начало нового пути к современной марксистской теории империализма в XXI столетии.

Признаки современного империализма

«<…> сочетание усугубляющейся глобальной капиталистической депрессии и усиливающегося вызова империалистическому господству со стороны Китая означает, что мы больше не живём в эпоху после Второй мировой войны; теперь мы живём в эпоху перед Третьей мировой войной»¹²¹ .

Джон Смит

Подводя итог нашему исследованию, мы хотели бы представить в качестве «завершения сделки» выработанные нами признаки современного послевоенного империализма, которые, смеем надеяться, вкупе с мыслями, представленными в этой статье, помогут нашим товарищам в их начинаниях по изучению марксистской теории.

На наш взгляд, в современном империализме можно выделить следующие отличительные признаки:

Благодаря научно-технической революции (НТР) высокие технологии становятся основным монопольным фактором, приходя на смену колониям;
Монополистический капитализм преобразуется в государственно-монополистический. Роль государства существенно возрастает, однако оно по-прежнему остаётся всё более совершенствующимся орудием в руках господствующего класса капиталистов;
В экспорте капиталов и товаров выделяется механизм экспорта устаревающих технологий и производственных мощностей как общемировая тенденция;
Передел мира осуществляется союзами государств, образующимися посредством продолжающихся процессов империалистической интеграции;
Появляются новые механизмы, противодействующие тенденции нормы прибыли к понижению: глобальный аутсорсинг производства в страны с дешёвой рабочей силой, неполное использование основного капитала и повышение степени эксплуатации рабочей силы.

Следует подчеркнуть, что мы не говорим о каких-либо качественных изменениях, свидетельствующих о переходе империализма на следующую ступень развития. Финансовый капитал по-прежнему господствует, осуществляется подрыв закона стоимости монополиями, передел мира и раздел монополизированных отраслей промышленности становятся перманентным явлением и т. д. Мы лишь выделяем характерные признаки современного нам империализма, которые несколько отличаются от тех, что Ленин предложил уже более 100 лет назад.

Заключение

«Усиление сверхэксплуатации детского и женского труда в странах с дешёвой рабочей силой вытащило капитализм из той ямы, в которой он оказался в 1970-е гг. Теперь перед рабочими империалистических стран и пролетариями глобального Юга стоит общая задача. Эта задача — выкопать ещё одну яму, могилу, в которой можно будет похоронить капитализм и тем самым обеспечить человеческой цивилизации будущее»¹²² .

Джон Смит

История капитализма — это история противоречий и борьбы за право меньшинства эксплуатировать большинство.

Извечные союз и борьба капитала с законом стоимости привели мир к империализму, который сам пожирает себя изнутри. Всю историю капитализма буржуазия пытается подчинить себе стихию стоимости, всё больше концентрируя капиталы и монополизируя технологии, а также рынки сырья и сбыта. Однако закон стоимости невозможно сломить, не сломав хребет капиталистической системы, зиждящейся на нём, подпитывающей в нём свои силы. Закон стоимости — альфа и омега капитала, а капитал — раб своего имманентного противоречия, которое низложит его неминуемо.

Больше ста лет назад мировая война разразилась после череды кризисов XIX века, венцом которых стал наступивший в 1900 году мировой экономический коллапс. Сегодня мы как никогда прежде близки к новой мировой империалистической схватке, ведь мы наблюдаем уже не кризис капитализма, а противоречия куда более высокого уровня и концентрации нагнетания — мы наблюдаем кризис империализма в своём апогее.

Беспрецедентное увеличение количества пролетариев во всём мире позволяет надеяться на то, что консолидация интернациональных усилий всех народов Земли позволит в будущем скинуть иго капитала над трудом и разрешит главное противоречие, закончив то, что Маркс назвал предысторией человеческого общества. Но могут ли рабочие встать на путь будущих изменений «безоружными»? Ответ очевиден, как очевидно и то, что именно современные марксисты должны вложить этот «серебряный меч» в руки трудящихся.

Сейчас мы не знаем, как верно отмечает Джон Смит, когда появится столь же могущественная организация, подобная большевикам XX века, сумевшая сломить ход истории и направить его, пусть ненадолго, но в сторону прогресса. Однако мы понимаем, что на свете есть силы, способные развиться до этого уровня, есть люди, готовые жертвовать личными интересами в угоду общественных. И им необходима, как воздух, современная марксистская теория, отвечающая вызовам нового времени.

Мы уверены, что отбросив страхи, сомнения и невежество, которое ещё никому никогда не помогло, объединённые прочными узами научного коммунизма, марксисты XXI века смогут дать угнетённым обновлённую революционную теорию, вложив истинно ценное «оружие» в руки истинно революционного класса, чтобы уничтожить капитал, низвергнув его в пропасть истории, туда, где ему место: «в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором»¹²³ .

«Либо народы покончат с властью империализма и установят свою собственную, либо история придёт к своему концу. Дилемма — не „социализм или варварство“, как говорила Роза Люксембург <…>, а „социализм или ничто“»¹²⁴ .

Джон Смит, 2016

Нашли ошибку? Выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Примечания

Роза Люксембург, «Кризис социал-демократии», 1916. ↩
В. И. Ленин, «Империализм, как высшая стадия капитализма», 1916. ↩
В процессе анализа работ наших предшественников мы выделяем курсивом термины «неэквивалентный обмен», «сверхэксплуатация», «субимпериализм» и «зависимое развитие», что призвано отметить наше скептическое отношение как к их сегодняшней интерпретации, так и к теориям, авторы которых ввели их в оборот. Без курсива и выделением мы будем отмечать в статье термины, на наш взгляд, обозначающие действительные явления неэквивалентного обмена, сверхэксплуатации, субимпериализма и зависимого развития, в отличие от тех трактовок, которые им придают неомарксисты, теоретики и сторонники зависимого развития и мир-системного анализа, вкладывая в них совершенно иной смысл. ↩
«Иллюзия ВВП: добавленная стоимость против присвоенной», 2017. ↩
«Полемика Джона Смита и Дэвида Харви об империализме», 2020 ↩
Л. Д. Троцкий, «Терроризм и коммунизм», 1920. ↩
Ю. И. Семёнов, «Философия истории», глава «Концепции зависимости, или зависимого развития», 2007. ↩
В. И. Ленин, ПСС, т. 27, стр. 324. ↩
Arghiri Emmanuel, L'échange inégal: Essais sur les antagonismes dans les rapports économiques internationaux, Paris: François Maspero, 1969 [Unequal Exchange: A Study of the Imperialism of Trade (Translate of Emmanuel 1969 by B. Pearce), New York & London: Monthly Review Press, 1972.] ↩
В некоторых источниках его называют Артуром. См. Например, Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», 2008. ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.3: Концепция неэквивалентного обмена Артура Эммануэля, 2008. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
С. Амин, в частности, указал на отсутствие анализа феномена „рабочей аристократии“ (см.: Amin S. L’accumulation a I’echelle mondiale: critique de la theorie du sons-development. P. 103) ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.4: «Накопление в мировом масштабе», по Самиру Амину, 2008. ↩
См. Samir Amin, Le déconnexion, 1985 (англ. перевод — Delinking: Towards a Polycentric World, 1990). ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.3: Концепция неэквивалентного обмена Артура Эммануэля, 2008. ↩
Emmanuel’s Unequal Exchange Theory | Economic Growth | Economics. ↩
См. С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 112–129. ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.3: Концепция неэквивалентного обмена Артура Эммануэля, 2008. ↩
Теотониу Дус Сантус, «Структура зависимости», 1970. ↩
Адриан Сотело Валенсия, мексиканский социолог и экономист, ученик и последователь Руя Мауру Марини, «Марксизм Марини и теория зависимости сегодня». Глава 2 из книги «К проблеме субимпериализма. Теория зависимости в представлениях Руя Мауру Марини», 2017. ↩
К. Маркс, I том «Капитала». ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 340 (Higginbottom, A. Structure and Essence in Capital I: Extra Surplus-Value and the Stages of Capitalism. // Journal of Australian Political Economy 70, 2012, P. 251–270). ↩
Р. М. Марини, «Зависимое капиталистическое накопление и сверхэксплуатация труда», 1972. ↩
Энди Хиггинботтом, «Империалистическая рента на практике и в теории», 2012. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 314. ↩
Р. М. Марини, «Диалектика зависимости», 1972, стр. 36. ↩
Там же, стр. 37. ↩
Там же. ↩
Р. М. Марини, «Диалектика зависимости», 1972, стр. 43. ↩
Там же. ↩
Р. М. Марини, «Зависимое капиталистическое накопление и сверхэксплуатация труда», 1972. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 247. ↩
Р. М. Марини, «Зависимое капиталистическое накопление и сверхэксплуатация труда», 1972. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 54. ↩
Хотя Джон Смит, следуя марксистской традиции и подчёркивая свою приверженность ортодоксальным взглядам, использует термин «империализм» для обозначения объекта исследования в своей теории, мы всё же склонны причислять его концепцию скорее к теориям зависимого развития. ↩
Термины «глобальный Юг» и «глобальный Север» являются, вопреки отсылке к географическому положению регионов, чисто политическими. Истоком этих терминов является понятие «третий мир», которое в 1952 году ввёл французский демограф и социолог Альфред Сови. Карл Оглсби впервые использовал термин «глобальный Юг» в 1969 году в католическом журнале «Commonweal» в специальном выпуске, посвящённом войне во Вьетнаме: «Vietnamism has failed … The revolution can only be mauled, not defeated» («Вьетнамизм потерпел неудачу… Революцию можно только растерзать, но не победить»). Джон Смит предпочитает использование этих терминов вместо «центр» и «периферия», чтобы, как полагаем, не ассоциироваться с теоретиками мир-системного анализа. Для удобства изложения мы и дальше будем использовать эти термины, отмечая их курсивом ↩
«В употреблении экономистов понятие „арбитраж“ означает получение прибыли от несовершенства рынка, которое приводит к разнице цен на один и тот же продукт или актив», Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 505. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 143–144. ↩
Там же, стр. 18. ↩
Там же, стр. 13. ↩
В. И. Ленин, «Империализм, как высшая стадия капитализма», 1916. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 332–333 (Higginbottom A., The System of Accumulation in South Africa… P. 268). ↩
К. Маркс, из «Речи о свободе торговли», Брюссель, 1848. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 285. ↩
Там же, стр. 269. ↩
Там же, стр. 270. ↩
Там же, стр. 341. ↩
Andrea Billups, «Illegal Immigration: Current Length of US — Mexico Border Wall», 2015. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 154 (Ghose A. K., Jobs and Incomes in a Globalizing World, New Delhi: Bookwell, 2005). ↩
Там же, стр. 157. ↩
Там же, стр. 321. ↩
В. И. Ленин, «Империализм, как высшая стадия капитализма», 2016. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 348. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 320 (Meiksins Wood E. Empire of Capital, London: Verso, 2005, P. 127). ↩
Давид Ростомян, «Советская наука об империализме. Теория монопольных прибылей С. Л. Выгодского», 2025. ↩
Там же. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 442. ↩
Отсылка к теории «делинкинга» Самира Амина. ↩
К. Маркс, I том «Капитала». ↩
М. Кукс, «Основные моменты абстрактной теории кризисов», 1930. ↩
Давид Ростомян, «Советская наука об империализме. Теория монопольных прибылей С. Л. Выгодского», 2025. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
Там же. ↩
См. Видеоинтервью «Мир-системный анализ vs Теория империализма. Капитализм после Маркса и Ленина feat LeninCrew» на YouTube-канале коллектива КрасноBY. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 112. ↩
Там же, стр. 115. ↩
Там же, стр. 206. ↩
К. Маркс, «Наёмный труд и капитал», 1849. ↩
К. Маркс, I том «Капитала». ↩
Мы уже выражали свою позицию относительно этого вопроса в дискуссии по «прекариату» на YouTube-канале «Союза марксистов». См. Видеоролик «Рабочие прекарной занятости. Союз марксистов и Lenin Crew / Дискуссия #1», 2023. ↩
Давид Ростомян, «Советская наука об империализме. Теория монопольных прибылей С. Л. Выгодского», 2025. ↩
https://worldpopulationreview.com/country-rankings/countries-with-declining-population. ↩
https://www.kommersant.ru/doc/6081438. ↩
«Рабочий класс не гибнет, а растет, крепнет, мужает, сплачивается, просвещается и закаляется в борьбе. Мы — пессимисты насчёт крепостничества, капитализма и мелкого производства, но мы — горячие оптимисты насчёт рабочего движения и его целей. Мы уже закладываем фундамент нового здания, и наши дети достроят его.
Вот почему — и только поэтому — мы безусловные враги неомальтузианства, этого течения для мещанской парочки, заскорузлой и себялюбивой, которая бормочет испуганно: самим бы, дай бог, продержаться как-нибудь, а детей уж лучше ненадобно». ПСС В. И. Ленина 5-е издание, 23 том, стр. 257 («Рабочий класс и неомальтузианство») ↩
Давид Ростомян, «Советская наука об империализме. Теория монопольных прибылей С. Л. Выгодского», 2025. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 205. ↩
Там же. ↩
Адриан Сотело Валенсия, «Марксизм Марини и теория зависимости сегодня». Глава 2 из книги «К проблеме субимпериализма. Теория зависимости в представлениях Руя Мауру Марини», 2017. ↩
РИА Новости, «Новак оценил уровень газификации России на конец 2024 года», 2025. ↩
https://afghanistan.tmembassy.gov.tm/ru/news/84084. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975. ↩
Высказывание Р. М. Марини из Camarinha Lopes T., Serra de Araujo E., Marx and Marini on Absolute and Relative Surplus Value… P. 171. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 368–370. ↩
К. Маркс, «Теории прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»), т. 26, ч. II, главы VIII–XVIII, стр. 95–96. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 485. ↩
https://tass.ru/opinions/13571599. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 328–329. ↩
Относительная, потому что первым автором, отметившим ограничение мобильности рабочей силы как монопольный фактор, определяющий неэквивалентный обмен, был всё же А. Эммануэль. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975. ↩
См. Видео-ролик на YouTube-канале Lenin Crew «Карикатура на марксизм, или Закон стоимости Олега Комолова», 2024 г. — тайм-код: 02:10 ↩
Р. Т. Зяблюк, «Потребительная стоимость в экономическом учении марксизма и перестройка хозяйственного механизма», 1989. ↩
К. Маркс, «Теории прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»), т. 26, ч. II, главы VIII–XVIII, стр. 4, 7. ↩
Разработан коллективом экономистов из Азиатского банка развития: Арнелин Абдон, Марифе Бакате, Хесус Фелипе и Утсав Кумар; а также Рикардо Хаусманн и Сезар Идальго из Гарварда. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016. ↩
«Новые технологии и рынок труда: роботы или люди», 2020. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 353–354. ↩
https://www.forbes.ru/svoi-biznes/484208-vse-uvoleny-kak-google-i-microsoft-sokrasaut-ludej-i-k-cemu-eto-mozet-privesti. ↩
См. Статью «Молодым везде у нас не много» (2024) на сайте kommersant.ru. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 170–171. ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.4: «Накопление в мировом масштабе», по Самиру Амину, 2008. ↩
https://www.kommersant.ru/doc/6282836. ↩
С. Л. Выгодский, «Современный капитализм (Опыт теоретического анализа)», 1975, стр. 162. ↩
М. М. Максимова, «Международные монополии и империалистическая интеграция», «Основные проблемы империалистической интеграции (экономический аспект)» 1971. ↩
Там же. ↩
Р. М. Нуреев, «Экономика развития: модели становления рыночной экономики», глава 4.4: «Накопление в мировом масштабе», по Самиру Амину, 2008. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016. ↩
Там же. ↩
См., например, Epoch Times Russia, «Почему Китай не может добиться независимости в производстве чипов, объясняют эксперты», 2023 и РБК, «США начали технологическую блокаду Китая. К чему это приведет», 2022. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 242. ↩
Там же, стр. 342 (Higginbottom A., The System of Accumulation in South Africa… P. 268). ↩
Samir Amin, «A Note on the Concept of Delinking», 1987. ↩
См. Статью на сайте Lenin Crew «Полемика Джона Смита и Дэвида Харви об империализме», 2020. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 359. ↩
Ф. Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства», 1884. ↩
Джон Смит, «Империализм в XXI веке», 2016, стр. 451. ↩